КОНДРАТЪ БЛАГОДУШЕСТВУЮЩІЙ и КОНДРАТЪ УТОПАЮЩІЙ.
правитьКондратъ и его подвиги составляютъ особый предметъ моего вниманія и канву моихъ фельетоновъ, потому что Кондратъ главная сила и слава моей родины, ему, говорятъ, принадлежитъ будущее за отсутствіемъ на Востокѣ аристократіи, на его сторонѣ сибирская власть, а не на сторонѣ мѣстной интеллигенціи, находящейся въ загонѣ и «подъ сумлѣніемъ». Кондратъ — представитель купечества, а кто не знаетъ, какой аттенціей пользуется капиталъ въ сибирскихъ городахъ? Кто не знаетъ, какое вниманіе оказывается г-ну Манасевичу, Пастухову въ Томскѣ, господамъ Хаминову, Базанову, Бутину въ Иркутскѣ, они настоящіе избранники и столпы сибирскаго общества. Мой Кондратъ въ нравѣ пользоваться неменьшимъ уваженіемъ, у него можно также покушать, денегъ занять, получить въ подарокъ для жены соболью шубку, пріобрѣсти пару хорошихъ лошадей за сходную цѣну (принадлежность необходимая для всякаго честнаго цивилизатора, въѣзжающаго въ Сибирь), его даже парилъ въ банѣ одинъ статскій совѣтникъ изъ угожденія. Я преклоняюсь поэтому передъ Кондратомъ и предрекаю ему будущее. Недавно онъ былъ патріархаленъ, ходилъ въ большихъ сапогахъ бутылками, съ опившейся рожей, въ длиннополомъ сюртукѣ; онъ вышелъ изъ офеней, пришедшихъ въ Сибирь, странствовалъ съ коробомъ но деревнямъ, но время шло и Кондратъ преобразился, онъ сталъ золотопромышленникомъ, негоціантомъ, у Кондрата народились Кондратята, которые пошли въ коммерческое училище; мало того, самъ Кондратъ преобразился. Я предугадывалъ, что Кондратъ будетъ изучать политическую экономію, ту политическую экономію, которая на «нашу руку», будетъ изображать изъ себя прогрессиста, будетъ заниматься музыкой, театромъ и даже создастъ свою прессу, и почему ему ея не создать, когда у него есть капиталъ? «Веб-куплю, сказало злато». Признаться, эта мысль приводила меня въ смущеніе, и я страшусь не столько стараго грубаго, сколько лощенаго либеральнаго прогрессивнаго Кондрата, Кондрата мецената, который подкупитъ и просвѣщеніе, и молодежь, который возьметъ въ свои руки прессу, скупитъ книжныя лавки и т. д. Вотъ мы, писатели, создаемъ печать, говоримъ о будущемъ нашей родины, о великихъ человѣческихъ идеяхъ, по прочно ли наше положеніе? Проходятъ десятки лѣтъ, а мы все влачимъ жалкое существованіе и не достигли расположенія даже статскаго совѣтника, который паритъ Кондрата въ банѣ, будущность нашей печати не обезпечена, мы сойдемъ въ могилу несчастными идеалистами, несмотря на глубокую вѣру, на страстную любовь къ родинѣ, на мечту о человѣческомъ счастіи. Пылъ нашего сердца, наши думы, паши мечты можетъ быть не найдутъ наслѣдниковъ, вѣдь это не банковые билеты, у которыхъ всегда наслѣдники розыщутся, а взамѣнъ выдвинетъ Кондратъ свою силу. Благодаря деньгамъ, онъ создастъ типографіи и телефоны, возьметъ въ руки пауки и искусство, какъ беретъ бакалейныя лавки. Ахъ, какова-то будетъ эта Кондратова печать, это Кондратово искусство?..
Я знаю, что цивилизованный Кондратъ уже народился, что онъ заводитъ телефоны, типографіи, онъ даже путешествовалъ въ Америку. На-дняхъ мнѣ удалось открыть Кондрата фигурирующаго въ литературѣ. Слава Богу, я могу умереть спокойно. Литература Кондрата появились на Ирбитской ярмаркѣ, гдѣ всё рождается для Сибири, и гнилая мануфактура, и зацвѣтшіе пряники, гдѣ дѣлается «хересъ и мадера» для сибиряковъ. Въ 2-мъ No «Ирбитскаго ярмарочнаго листка» мое вниманіе приковала статья: «Съ ярмарки, изъ писемъ русскаго купца»:
"Вотъ и я опять на ярмаркѣ, объѣхавъ предварительно чуть не полъ-Россіи. Гдѣ я былъ и что видѣлъ, буду писать по мѣрѣ возможности, по главнымъ образомъ постараюсь передавать всѣ новости ярмарки, пишетъ купецъ, онъ же Кондратъ, и я жду, что-то скажетъ онъ о томъ, что видѣлъ на свѣтѣ. «Не только Россія, по и Европа заинтересованы исходомъ Ирбитской ярмарки» восклицаетъ онъ, точно Наполеонъ въ Египтѣ передъ арміей. «Далеко до начала ея составляются предположенія объ исходѣ; въ газетахъ — намѣренно, или ненамѣренно — фабрикуются уже результаты (см. № 19 „Рус. Вѣдом.“), продолжаетъ авторъ. Человѣку осторожному въ своихъ заключеніяхъ, несмотря на то что ярмарка уже теперь существуетъ, трудно сказать положительное мнѣніе о будущихъ результатахъ ея. Положительное заключеніе о ней въ настоящее время, во всякомъ случаѣ, преждевременно. Неизвѣстно, на какомъ основаніи въ толпѣ составилось мнѣніе, что настоящая ярмарка будетъ непремѣнно худа; нѣкоторыя газеты вторятъ этому мнѣнію толпы (Кондратъ презираетъ мнѣніе толпы, такое же презрѣніе онъ питаетъ и къ печати, какъ выразительницѣ толпы). Не будучи оптимистомъ, я не могу раздѣлять съ толпой ея мнѣнія о начавшейся ярмаркѣ; я не могу также признать за истинное основаніе этого мнѣнія то, что если всѣ россійскія ярмарки прошли плохо, то и Ирбитская должна быть непремѣнно худой!!»
Кондратъ, видите, еще не освоился съ словомъ оптимистъ и понимаетъ его какъ разъ наоборотъ. Это съ купечествомъ бываетъ. Далѣе онъ рѣшаетъ: «ярмарка ни для кого не должна быть худой». Посмотримъ, какъ-то оправдается это предсказаніе прозорливца? Послѣ этой тирады слѣдуетъ внезапный переходъ. «Вечеромъ я былъ въ театрѣ» и Кондратъ является внезапно театраломъ. Къ сожалѣнію, статья останавливается на этомъ и я не узнаю, какъ ѣздилъ по свѣту Кондратъ, и что видѣлъ.
Въ 3 мъ No Кондратъ описываетъ открытіе ярмарки.
«Былъ на открытіи ярмарки. Флагъ не взвился — примѣта незавидная. Вѣрно одно, что ярмарка будетъ тихая, но вѣдь пора ей и быть тихой. Нѣтъ худа безъ добра: было сряду нѣсколько лѣтъ, когда россійское купечество наживало хорошіе проценты съ сибиряковъ, когда оно знало только денежныхъ покупателей. Были годы, когда и на денежнаго покупатели-сибиряка неласково смотрѣли изъ-за другихъ, болѣе крупныхъ денежныхъ покупателей, когда по простому выраженію: „Сибирь поклонялась Россіи“; теперь роли мѣняются; теперь даже маленькій сибирскій покупатель, лишь-бы онъ денежный былъ, принимается съ честью, съ почетомъ. Въ нынѣшнюю ярмарку денежному сибиряку предстоитъ случай понажиться. Купить есть чего и недорого, лишь-бы были деньги. Сколько-же будетъ этихъ денежныхъ покупателей? Да ихъ во всякомъ случаѣ немало.» "На таборѣ давно уже лежитъ громаднѣйшее количество кожъ, сала, масла, продолжаетъ ярмарочный литераторъ; привезено значительное количество меду и воску, обычное количество пушнины и проч. Всѣ эти товары въ хорошемъ спросѣ, слѣдовательно, товары денежные. Какъ только будетъ развязка этимъ товарамъ, а она не замедлитъ явиться въ скорости, такъ непремѣнно оживится и ходъ ярмарочной торговли россійскими товарами, и представителямъ ихъ пока унывать еще рано. (Ободряетъ!) «Нѣкоторыя фирмы, какъ напримѣръ, Петрова и Михайлова уже начали торговать: идетъ усиленный отпускъ и упаковка. Богъ дастъ и другіе поторгуютъ», поощряетъ авторъ торгующихъ. Въ этомъ таборѣ, на тюкахъ кожъ, сала и масла Кондрата осѣняетъ настоящее вдохновеніе, съ сыромятнаго парнасса онъ пускается въ лирику. "Помолившись Богу, пожелаемъ, чтобы ярмарка прошла для всѣхъ благополучно, въ полной увѣренности, что всѣ коммерческія дѣла хотя и тихимъ, по ровнымъ ходомъ пройдутъ къ желаемому результату; а россійское купечество, воспользовавшись уроками предъидущихъ ярмарокъ и настоящей, съ надеждою смотрѣло на лучшее будущее. (Кондратъ умилился!) Послѣ обычнаго молебствія многіе отправились на общественный завтракъ, гдѣ слушали неособенно еще сформированную музыку и неособенно складную рѣчь старшаго ахуна; зато всѣ съ особеннымъ удовольствіемъ выпили за благополучіе ярмарки. Вечеромъ я былъ въ театрѣ, смотрѣлъ «Князя Серебрянаго». А какъ ѣздилъ по свѣту опять ни слова.
Въ томъ же No описанъ концертъ, данный «господами артистами». Описаніе это подписано «Сибирякъ», т.-е. сибирскій Кондратъ. Обхожденіе съ артистами у рецензента выходитъ оригинальное: « что же касается успѣховъ г-жи Гремо, повидимому дѣла ея идутъ недурно, пишетъ ирбитскій театралъ; вышла, пролепетала что-то, приняла нѣсколько пикантныхъ позъ и ушла; пролепетала на второй bis, да, кромѣ того, еще и ручкой сдѣлала какой-то жестъ, какъ бы говорящій: сорокъ одно съ кистью и вамъ, господа честные! Да-съ! Чуть ли не три раза вызывали, а за что? За то, что пѣла по французски, говорятъ, прибавляетъ авторъ и ставитъ въ скобкахъ (самъ-то я въ языкахъ не силенъ)… H-да-съ!..» окончиваетъ онъ съ гостинодворскимъ юморомъ. Съ артистами онъ обращается фамильярно и во второмъ лицѣ. "Вы, г-жа Дубровина, когда молчите и то играете. Лицо у васъ мѣняется при всякомъ случаѣ, гдѣ сіе потребно. Апплодировали и въ антрактѣ буфетъ посѣщали, сообщаетъ репортеръ. Труппой довольны остались. «Спасибо, Ѳедоръ Ивановичъ, наше вамъ съ кисточкой». (№ 4 «Ирбитск. Листка»). Таковъ Кондратъ рецензентъ и критикъ. Безъ сомнѣнія, читатель, ты оцѣнишь его таланты. Вѣдь это особая пресса и новый жанръ…
Въ тѣхъ же письмахъ русскаго купца онъ является и политико-экономомъ. «Либералы-народолюбцы желаютъ свободнаго ввоза заграничныхъ товаровъ, пишетъ онъ. Основаніе, кажется, разумное. Всѣ лучшіе экономисты, цѣлая страна Англія (Браво, Кондратъ!), на сторонѣ свободной торговли; но я, русскій купецъ, по историческимъ судьбамъ рутинеръ. Правда, протекціонная торговля покровительствуетъ капитализму; это зло неизбѣжное» (sic!) и т. д. Этотъ политико-экономическій трактатъ опять оканчивается: «вечеромъ я былъ въ Пассажѣ» и опять ни слова, какъ ѣздилъ по свѣту. Но самая суть Кондратовой науки въ письмѣ отъ 9 февраля («Ирб. Лист.», № 10). «Нѣтъ легче труда какъ торговать деньгами, сообщаетъ онъ. Когда торгуютъ деньгами единичныя личности, общество не можетъ, не въ правѣ предъявлять какія либо свои требованія или указанія. „Хочу дамъ, хочу нѣтъ“ вотъ девизъ частнаго банкира». Но не то банки. Далѣе слѣдуетъ: «Всѣ ожидаютъ, всѣ говорятъ о деньгахъ, какъ о росѣ, какъ о маннѣ небесной; говорятъ, насколько во время засухи бываетъ нуженъ и полезенъ дождь, настолько же полезенъ теперь кредитъ отъ банковъ (каково коммерческое краснорѣчіе!) Если банки пользовались выгодами отъ публики, то пришла теперь пора и послужить обществу именно теперь, когда оно болѣе всего нуждается въ пособіи ихъ. Всѣ ждутъ теперь, чтобы банки, къ своей и общей выгодѣ, открыли возможно большій кредитъ по торговлѣ, дали бы ей ходъ и движеніе и составили бы развязку всѣхъ торговыхъ отношеній на ярмаркахъ, какъ Нижегородской, такъ и Крестовской, и всего болѣе для настоящей Ирбитской ярмарки. Не прійти на помощь купечеству въ настоящее, тяжелое для него время, по истинѣ, будетъ грѣшно. Всѣ думаютъ, что банки правильно отнесутся къ Настоящимъ пожеланіямъ купечества». Такимъ образомъ Кондратъ заклинаетъ, онъ вопіетъ о кредитѣ. Въ концѣ обычное: вечеромъ былъ въ театрѣ. А какъ ѣздилъ и что видѣлъ, все-таки ни слова!
Въ № 6 «Ирбитск. Ярмар. Листка» проявляется уже сатира, подъ видомъ ярмарочныхъ бесѣдъ. «Дѣдушка Власъ», псевдонимъ Кондрата, ѣдетъ на Тюменскую ярмарку и, увы, разочаровывается. Ярмарки въ Тюмени не оказывается. По этому поводу онъ ведетъ разговоръ съ какимъ-то*Иваномъ Ивановичемъ о коварствѣ тюменцевъ и приходитъ къ заключенію, что ярмарки устроиваются* на «излюбленныхъ» мѣстахъ и что ихъ не перетянешь. За то Ирбити онъ желаетъ всякаго благополучія, учрежденія биржи, и окружнаго суда, и адреснаго стола. Онъ восторгается каменными зданіями, домомъ Стахѣева, домами купцовъ Зиминыхъ и восклицаетъ въ восторгѣ: «Честь и слава архитектору Дегелю». Не можетъ онъ не пожелать Ирбити еще «каменнаго театра». lia этомъ весь патріотизмъ Кондрата исчерпывается. Въ заключеніе Кондратъ пускается даже писать стихи, по поводу недостатка отопленія въ театрѣ.
Все ужасно вздорожало
А къ дровамъ и нѣтъ приступа, (?)
Топитъ Надлеръ печи мало,
А тѣ грѣютъ очень скупо.
Каковъ поэтъ! Театръ, онъ попрежнему аккуратно посѣщаетъ и критикуетъ: «Пѣніе г-на Боерова мнѣ не нравится. У г-жи Тимченко въ порядкѣ голосовые органы». «Г-жа Орлова-Ради на поетъ недурно, а во всемъ прочемъ не имѣлъ удовольствія видѣть». Суфлеру въ каждой рецензіи Кондратъ даетъ выговоръ. «Суфлера опять вызовемъ!» угрожаетъ онъ. Драма «Расточитель» его трогаетъ. Даже мое сердце екнуло! говоритъ Кондратъ. По пошлая фраза секретаря Минутки все испортила., «Некрасиво, гг. люди (sic), какъ въ зеркалѣ сказываетесь» оканчиваетъ онъэту рецензію выговоромъ господамъ людямъ. (См. "Ирб. Ярм. Лисг/ № 14).
Таковъ Кондратъ цивилизованный. Таковъ онъ какъ публицистъ, экономистъ и критикъ. Здѣсь всѣ мечты Кондрата, все его содержаніе, здѣсь его стиль. Онъ величаетъ деньги и жаждетъ кредита, какъ манны, источаетъ благожеланія торговлѣ и третируетъ господъ людей и артистовъ, говоритъ сальности актрисамъ, осыпая ихъ гостинодворскими остротами. Все это за свои за «любезныя». Онъ сознаетъ свою силу, силу денегъ, сознаетъ могущество. Это Кондратъ благодушествующій на своей ярмаркѣ. Я готовъ былъ позавидовать этому счастію, этому самодовольному тону, но вспомнилъ, что и Кондратъ не гарантированъ отъ превратностей судьбы. И мнѣ представилась на другомъ концѣ Сибири разыгрывающаяся драма. Я видѣлъ Кондрата утопающаго. Онъ окруженъ былъ кредиторами какъ волками, это были ушаковскіе ростовщики, бравшіе отъ 18 до 30 % съ Кондрата. Кондратъ стоялъ оборвавшійся, обанкрутившійся, затравленный. Онъ ждетъ конкурса и дрожащимъ голосомъ объясняетъ положеніе дѣлъ. Взволнованный, онъ говорить, что его «судьба въ рукахъ кредиторовъ». «Несчастный банкротъ», голосъ его дрогнулъ и онъ заплакалъ. Но взоръ его, полный мольбы, встрѣтилъ тѣ же невозмутимые хищническіе взгляды ростовщиковъ.
— Напрасныя слезы, напрасное униженіе, Кондратъ. Сжалиться надъ тобой некому. Твои кредиторы ростовщики, бывшіе друзья твои и ты ихъ хорошо знаешь, слишкомъ привыкли и къ слезамъ, и къ горю и къ проклятіямъ своихъ должниковъ, приносящихъ имъ отъ 18—30 % на капиталы, и не ты первый, не ты и послѣдній пролетаешь въ трубу отъ этихъ чудовищныхъ процентовъ. Не пожалѣетъ тебя и другъ твой Сеня, чернильная душа, не помогутъ тебѣ юрисконсульты и протежирующій за апельсины начальникъ. Теперь ты для нихъ выжатый лимонъ. Во-вторыхъ, скажи, пожалуйста, за что жалѣть тебя. Ты самъ-то развѣ жалѣлъ Байкальскій край и народъ, высосавши который ты нажилъ себѣ 8.000,000? Тебѣ принадлежитъ честь насажденія и развитія въ этомъ краю кулачества. Все поморье закабалено тебѣ, всѣ жители этого края свозятъ и сбываютъ тебѣ всѣ свои продукты и получаютъ за нихъ отъ твоихъ довѣренныхъ не деньгами, а водкой и гнилыми товарами по тройнымъ и болѣе цѣнамъ. Все это дѣлается такъ мудро и хитро (вѣдь ты по этой части признанный «геній»), что бѣдные жители и не могутъ сбывать другимъ, кромѣ тебя, своихъ продуктовъ, и не смѣютъ требовать отъ твоихъ довѣренныхъ за свои продукты денегъ, а принуждены вмѣсто нихъ брать или водку, или товары по «умѣреннымъ» цѣнамъ.
За всю свою безбожную эксплуатацію края, принесшаго тебѣ милліоны, построившаго тебѣ пышный и великолѣпный дворецъ въ закабаленномъ тобою городѣ, что ты даль этому краю и обездоленному народу? Устроилъ ли ты хоть одну народную школу, хоть одну больницу, хоть одинъ какой-нибудь пріютъ для бѣдныхъ на твоей родинѣ? — ни одной, ни одного, нигдѣ. А помнишь ли ты тотъ случай, когда обсчитанные твоими довѣренными рабочіе въ порывѣ мести и отчаянія бросились и ограбили твои склады, желая насиліемъ добиться справедливаго разсчета, и на другой же день эти рабочіе изъ поселенцевъ и жигановъ были такъ благородны и честны, что пришли въ твою контору и всѣ показали, кто что взялъ наканунѣ изъ твоихъ складовъ и просили прощенія и справедливаго разсчета? Ты, Кондратъ, былъ ли ты когда-нибудь такъ благороденъ, какъ эти жиганы?
Ты ищешь защитниковъ, ты обращаешь взоры кругомъ и негодуешь что печать тебя не защищаетъ. Но скажи, развѣ ты былъ ея другомъ покровителемъ и въ лучшую пору, развѣ ты не употреблялъ все свое огромное вліяніе при помощи капитала, всѣ усилія подавить эту печать. И гдѣ же ты дѣлалъ это? въ краѣ, гдѣ только что зарождается умственная жизнь. Ты, цивилизовавшійся Кондратъ, у начала своей исторіи уже сталъ ненавистникомъ свободнаго слова. Ты требовалъ закланія этой жертвы на жертвенникѣ твоего золотаго кумира. Всѣ грѣхи, всѣ долги простятся тебѣ, но этотъ не простится! Печать невиновна въ твоихъ несчастіяхъ, ты утопаешь не благодаря ей, а отъ себя, отъ чрезмѣрной жажды къ наживѣ и благодаря тобой проповѣдуемой наукѣ кредита; развѣ ты не воспѣвалъ этотъ кредитъ, эту «манну небесную»?! (см. Ирбитск. ярмар. листок.). Тебя ѣдятъ не враги, а бывшіе друзья твои и союзники аллигаторы-кредиторы. Никогда невѣрившій въ человѣческую жалость, чтившій одинъ кумиръ, пожиравшій человѣка, отвергавшій человѣколюбіе, великую любовь въ человѣчествѣ, теперь ты обращаешься къ человѣческому чувству? Знаешь, что, въ этомъ чувствѣ, въ этой жалости, тебѣ раскаявшемуся не было бы отказано, но скажи, Кондратъ: зачѣмъ даже въ предсмертный часъ твой, ты придумываешь новую каверзу?..