КОМНАТА ДЯДИ ДЖОФРЕЯ.
(переводъ съ англійскаго).
править
I.
править— Анна Дьюси, Маргарита Дьюси — вотъ ужь двѣ… молодыя леди Лесчель — пять… Просто нѣтъ никакой возможности помѣстить ее!.. такъ говорила мистриссъ Пагонель; мы съ Беатрисой слышали это по крайней мѣрѣ разъ шесть уже — и каждый разъ она обращалась къ намъ какъ бы съ жалобою. — Дѣти, что же мнѣ дѣлать?
— Право, милая мама, мнѣ кажется, тутъ ничего не подѣлаешь — развѣ написать письмо и сказать всю правду, прибавивъ, что намъ весьма прискорбно и такъ далѣе…
— Въ чемъ дѣло, мама? спросилъ Гюго Пагонель, появляясь у дверей въ охотничьемъ уборѣ и совсѣмъ готовый въ путь на обычное полеванье.
— Ахъ, мой милый, да развѣ ты не слыхалъ за завтракомъ? Эти скучные Мортоны… положимъ, они все-таки хорошіе и милые люди, только этого никакъ не уладишь… Они просили у насъ позволенія привезти къ намъ свою племянницу погостить на Рождествѣ.
— Вотъ пустяки, мама, какъ нибудь помѣстите ее. Чѣмъ больше насъ будетъ, тѣмъ веселѣе. Я уступлю ей свою комнату, а самъ гдѣ нибудь приткнусь.
— Ты добрѣйшій малый, сказала мистриссъ Пагонель, любуясь его величественнымъ ростомъ и яснымъ, добродушнымъ выраженіемъ лица, — благодарю гебя, мой милый, но любезность твоя все-таки безполезна. Не могу же я предложить молодой особѣ комнату холостяка, да при томъ еще наверху съ отдѣльнымъ ходомъ и тому подобное; это положительно невозможно, а съ горничной ей тамъ будетъ тѣсно. Нѣтъ, нѣтъ, я ужь имъ лучше напишу, какъ совѣтуетъ Беатриса; только вотъ отцу вашему непріятно будетъ выказать себя негостепріимнымъ.
— Нельзя ли Беатрисѣ помѣститься вмѣстѣ съ Кэтти на эти двѣ ночи?
— Кэтти и безъ того довольно неудобно у насъ, сказала мистриссъ Пагонель, обращаясь ко мнѣ съ улыбкой, — мы хотимъ помѣстить ее въ маленькой буфетной, въ которой право такъ тѣсно, что трудно повернуться; а Беатриса отдастъ свою комнату миссъ Дьюси, и сама будетъ спать въ моей уборной. Удивительно, какъ мало удобствъ въ такомъ большомъ домѣ!
— Ну, мама, вотъ что наконецъ можно сдѣлать: предложите этой миссъ какъ-бишь-ее на выборъ — или остаться у себя дома, или спать въ комнатѣ дяди Джофрея.
— Именно, мама, а вѣдь намъ этого и въ голову не приходило, сказала Беатриса, — въ ней вѣдь никогда не принимаютъ гостей, такъ почему же бы не поставить тамъ кровать на этотъ разъ. Развѣ вы въ самомъ дѣлѣ вѣрите, что въ этой комнатѣ являются привидѣнія?
— Не совсѣмъ, но все-таки я не рѣшусь помѣстить гостью въ такой ужасной комнатѣ, да еще въ нижнемъ этажѣ, на самомъ концѣ дома.
— Нѣтъ, мама, я и не говорю, что вы помѣстите тамъ гостью; но почему бы миссъ Мортонъ не спать въ вашей уборной? Она должна извинить насъ за тѣсноту помѣщенія; а что до меня, то я поставлю себѣ маленькую складную кровать въ комнатѣ дяди Джофрея.
— Милое дитя, я вовсе не хочу подвергать твои нервы разстройству, въ случаѣ какого-нибудь потрясенія.
— Не опасайтесь пожалуйста за меня, мама, отвѣчала Беатриса обычно-спокойнымъ, ровнымъ голосомъ, — я не вѣрю въ привидѣнія.
— Но это не помѣшаетъ вамъ испугаться ихъ; вы гораздо лучше сдѣлаете, если позволите мнѣ помѣститься въ этой комнатѣ. Вы знаете, вѣдь я вѣрю въ привидѣнія и все-таки бы не испугалась, увидя что нибудь подобное, — напротивъ, была бы очень рада.
— Я думаю, мы и такъ довольно дурно обходимся съ вами, Кэтти, — вовсе не такъ, какъ бы слѣдовало съ гостьей, сказала мистриссъ Пагонель и, ласково улыбаясь, протянула мнѣ свою нѣжную, изысканно-выхоленную руку, которая своею бѣлизной и нервно-дрожащими пальцами всегда напоминала мнѣ ее самое и весь ея характеръ. Я съ дѣтства любила играть этою рукою, пожимать ее, примѣривать ея кольца, — и теперь, отвѣчая на послѣднія слова мистриссъ Пагонель, я точно такъ же взяла эту руку въ обѣ свои.
— Надѣюсь, что вы и не считаете меня гостьей; вѣдь я нигдѣ не чувствую себя такъ свободно, какъ въ старомъ миломъ Эрнклифѣ.
— Лучше всего, мама, устроить такъ, какъ я предлагала, сказала Беатриса, со свойственной ей здравой и спокойной рѣшимостью, которою она всегда такъ выручала свою мать во всѣхъ маленькихъ невзгодахъ и затрудненіяхъ, — я приму на себя, если вамъ угодно, всѣ хлопоты и прикажу сейчасъ-же мистриссъ Вайтъ присмотрѣть за тѣмъ, чтобы эту комнату хорошенько провѣтрили къ 31-му.
И убравъ на мѣсто свою работу, Беатрисса вышла изъ комнаты.
— Я ухожу, мама, сказалъ Гюго, добродушно выжидавшій, не понадобится-ли онъ еще на что нибудь, — Беатриса у насъ молодецъ, она всегда скажетъ дѣло — и если ей въ самомъ дѣлѣ предстоитъ встрѣча съ привидѣніями, то, надѣюсь, она не пропуститъ случая вывѣдать у нихъ, куда припрятаны сокровища; ей-Богу, теперь эта находка была-бы очень кстати!
Онъ вышелъ изъ комнаты, но слова его — какъ ни легкомысленно были они сказаны — вызвали глубокій вздохъ у мистриссъ Пагонель, причину котораго я отчасти угадывала; я была совершенно своею въ этомъ домѣ и не могла не знать, что денежныя затрудненія сильно тяготили обитателей Эрнклифа. Милый старый сквайръ, добрѣйшій, но далеко не прозорливѣйшій изъ людей, былъ вовлеченъ въ безумныя спекуляціи, послѣдствіемъ которыхъ остались большіе долги. Чтобы удовлетворить кредиторовъ, онъ принужденъ былъ отдать свое имѣніе въ пожизненный залогъ, и уменьшеніе дохода не могло не быть серіозной помѣхой въ такой семьѣ какъ Пагонели, люди съ теплымъ сердцемъ и чрезвычайно щедрые, съ значительнымъ положеніемъ въ свѣтѣ, которое они должны были поддерживать, при безконечныхъ издержкахъ, сопряженныхъ съ большимъ состояніемъ, и при множествѣ унаслѣдованныхъ преданій гостепріимства и человѣколюбія, измѣнить которымъ значило бы поразить мистера Пагонели въ самое сердце. Мистриссъ Пагонель, завѣдомо мнѣ, сильно хлопотала о томъ, чтобы на этотъ разъ не сзывать сосѣдей со всего околодка на канунъ Новаго Года, что было однимъ изъ непремѣнныхъ обычаевъ въ Эрнклифѣ; но мужъ ея ни за что бы не отказался отъ этого, въ особенности для сына — такъ какъ рожденіе и вмѣстѣ съ тѣмъ совершеннолѣтіе Гюго приходилось какъ разъ въ Новый Годъ, а мистеръ Пагонель давно уже задумалъ ознаменовать этотъ день веселымъ праздникомъ и баломъ.
— Лучше откажемъ себѣ въ чемъ нибудь другомъ, сказалъ онъ по своему обыкновенію, и его жена знала, что онъ тоже самое бы сказалъ, еслибы она призадумалась надъ поѣздкою въ Лондонъ мѣсяца на два, или надъ путешествіемъ въ Шотландію, и вообще надъ всякой затѣей, влекущей за собою денежныя траты. Итакъ, слегка вздохнувши, мистриссъ Пагонель должна была уступить своему мужу и только пыталась соблюсти маленькую экономію въ хозяйствѣ, что само-собою разумѣется вызвало бы сильнѣйшее сопротивленіе старой прислуги, не будь Беатрисы, которая обладала чудеснымъ даромъ управлять всѣмъ и всѣми. Она становилась всегда во главѣ всѣхъ затѣй, а я служила ей помощницей; ибо (какъ уже было говорено) я считалась какъ-бы дочерью мистриссъ Пагонель. Хотя мы и назывались кузинами, но я приходилась имъ роднею въ самой отдаленной степени. Отецъ мой, генералъ Ситонъ, и мистеръ Пагонель изъ Эрнклифа — учились вмѣстѣ въ одной школѣ и были товарищами, а впослѣдствіи братьями по оружію, и дружба ихъ еще болѣе скрѣпилась брачными союзами, послѣдовавшими вскорѣ одинъ за другимъ; они женились на дѣвушкахъ, которыя считались дальними родными между собою и воспитывались вмѣстѣ. Мои родители жили послѣднія десять лѣтъ въ Индіи, а я была отдана на попеченіе одной добрѣйшей леди, которая держала у себя небольшое число учениковъ; мнѣ жилось у нее довольно хорошо, но Эрнклифъ, гдѣ я проводила всѣ праздники, былъ моимъ любимымъ домомъ — и мнѣ грустно было теперь подумать, что я гощу въ немъ уже въ послѣдній разъ, предъ разлукой на много лѣтъ, потому что мнѣ предстояло черезъ нѣсколько мѣсяцевъ отправиться въ Индію и жить съ моими родителями. Эрнклифъ легко могъ привязать къ себѣ каждаго ребенка, въ особенности такого мечтательнаго, какъ я, привыкшая къ монотонной жизни въ Лондонѣ.
Эрнклифскій паркъ, до чрезвычайности дикій, тянулся обширною полосою лѣсовъ, холмовъ и болотъ, а самый замокъ представлялъ собою огромное массивное зданіе изъ темнаго кирпича, стоявшее на самомъ краю крутаго обрыва, у подножія котораго гнѣздилось миленькое селеньице, выстроенное въ старинномъ вкусѣ; оно стояло внизу какъ разъ подъ обрывомъ, такъ что еслибы изъ окошекъ замка бросить камень — онъ упалъ бы прямо на рыночную площадь. Внутри замокъ былъ какимъ-то страннымъ лабиринто-образнымъ зданіемъ, наполненнымъ узкими корридорами, огромными сводистыми комнатами и неожиданными лѣстницами, ведущими на чердаки, въ которыхъ такъ и казалось что водятся привидѣнія, и въ погреба похожіе на темницы. Намъ въ дѣтствѣ очень нравилось такое просторное помѣщеніе въ замкѣ: было гдѣ развернуться — поиграть въ прятки и въ другія игры. Передняя въ замкѣ была изъ темнаго дуба, съ каменнымъ поломъ и двумя дверями въ видѣ арокъ, которыя вели въ столовую и въ библіотеку; а третья дверь, рѣдко отпираемая, вела въ комнату, о которой я уже упоминала: въ роковую комнату привидѣній, извѣстную подъ названіемъ «комнаты дяди Джофрея». Да и въ самомъ дѣлѣ, это было мрачное, ужасное мѣсто, отчасти потому что уже въ теченіи многихъ поколѣній тамъ никто не жилъ, такъ что она постепенно обратилась въ кладовую для негодной мебели и всякаго хлама. Ровно четыре раза въ годъ эту комнату мели и мыли; но въ другое время въ нее едвали когда-нибудь входила прислуга — и хотя я не слыхала подлинно-засвидѣтельствованнаго разсказа о привидѣніяхъ, появлявшихся въ этой комнатѣ, и о разныхъ звукахъ тамъ раздававшихся, но всегда ощущала невольный и непонятный ужасъ, который вмѣстѣ съ ея прозвищемъ переходилъ изъ поколѣнія въ поколѣніе въ преданіяхъ Эрнклифа. Когда Гюго ушелъ на охоту, а мистриссъ Пагонель занялась своею перепискою, я начала припоминать все что слышала о комнатѣ дяди Джофрея — и дивилась тому, какъ незначительны были мои свѣденія. Въ наши дѣтскіе годы, какъ мнѣ помнится, мистриссъ Пагонель, считавшая всѣхъ людей такими же нервными какъ она сама, никогда не любила упоминать объ этомъ предметѣ; но теперь я рѣшилась — при первомъ же удобномъ случаѣ просить Беатрису и Гюго разсказать мнѣ, кто такой былъ этотъ покойный дядя Джофрей, тѣнь котораго появлялась теперь въ комнатѣ, названной по его имени.
Удобный случай скоро представился. Въ прежнее время вообще обѣдали ранѣе теперешняго, и благодатный обычай пить чай въ пять часовъ — тогда еще не существовалъ; но Беатриса, опередившая свой вѣкъ въ этомъ отношеніи, заразила меня наклонностью пить чай въ непоказаишіе время. У насъ съ нею взошло въ привычку — въ послѣ обѣденныя вечернія сумерки усаживаться на большомъ мѣховомъ коврѣ въ залѣ, передъ стариннымъ каминомъ. Здѣсь-то, забившись въ уголокъ, вдали отъ сильнаго жара топки, но все-таки пользуясь пріятной теплотой, мы обыкновенно сидѣли, болтали и пили чай, который перехватывали въ то время, когда его несли изъ кухни въ комнату экономки. Къ намъ часто присоединялся Гюго, очень довольный тѣмъ, что можетъ посидѣть немного съ нами передъ обѣденнымъ туалетомъ, хотя его грязные ботфорты и сырая охотничья куртка были далеко не представительны въ свѣтской гостиной. Эти часы я считала наипріятнѣйшими во все время моего пребыванія въ Эрнклифѣ; такъ весело было говорить, такъ мило слушать, между тѣмъ какъ яркій огонь бросалъ краснымъ отсвѣтомъ съ призрачными тѣнями по темной залѣ, — подъ веселый аккомпанементъ трескотни дровъ въ каминѣ и немолчный лепетъ рабочихъ коклюшекъ Беатрисы.
Въ этотъ вечеръ мы собрались немного ранѣе обыкновеннаго, усталые, съ исколотыми пальцами по случаю уборки замка разными растеніями и зеленью въ честь приближающагося праздника Рождества. Когда мы усѣлись къ огоньку, Гюго, съ своей стороны помогавшій намъ въ работѣ, спросилъ у сестры, остается-ли по прежнему неизмѣннымъ ея рѣшеніе насчетъ кануна новаго года.
— Да, отвѣчала она улыбаясь, — мама сначала немного боялась привидѣній; но вѣдь лучше и удобнѣе этого ничего не придумаешь, а мнѣ очень хочется рискнуть.
— Какъ бы я желала знать подлинную исторію этой комнаты! сказала я: — намъ въ дѣтской бывало запрещали упоминать объ ней, и я слышала только кое-что отрывками. Милая Беатриса, разскажите мнѣ пожалуйста подробнѣе.
— Съ удовольствіемъ бы, задумчиво отвѣчала Беатриса, — но я право не знаю этой исторіи, да къ тому же не слишкомъ-то интересуюсь привидѣніями.
— Не думаю, чтобы тутъ главнымъ образомъ было замѣшано привидѣніе, сказалъ Гуго, — но на дняхъ мнѣ случилось прочесть, въ кучѣ пыльныхъ пожелтѣвшихъ фамильныхъ бумагъ, полную исторію того, кто жилъ въ этой комнатѣ. Вѣдь не привидѣніемъ-же въ самомъ дѣлѣ онъ началъ свое существованіе…
— Такъ пожалуйста-же разскажите намъ все хорошенько въ видѣ повѣсти, возразила я, прижимаясь поплотнѣе въ свой уголокъ, въ ожиданіи чего-то заманчиво-ужаснаго.
— Ну, слушайте-же. Это происходило во времена королевы Елизаветы. Пагонели того времени (понятно, не теперешняя отрасль нашей фамиліи) были по несчастію католиками. Въ царствованіе королевы Маріи Стюартъ, Пагонели считались ея любимцами; но когда ея сестра вступила на престолъ, то они впали въ немилость. Семейство ихъ состояло изъ двухъ братьевъ: Ральфа, владѣтеля Эрнклифа, и Джофрея — младшаго, который порядкомъ сжился съ этимъ домомъ, исполняя все то, за что никто другой бы не взялся и чѣмъ занимались вообще всѣ младшіе братья въ тѣ времена. Оба брата жили дружно и согласно, до тѣхъ поръ, пока не произошла между ними сильная размолвка. Причиною ея была красавица кузина, нѣкая Беатриса Пагонель, воспитывавшаяся вмѣстѣ съ ними, въ которую оба брата страстно влюбились.
— Котораго же она предпочла?
— Конечно, она предпочла старшаго брата, какъ и слѣдовало молодой благовоспитанной дѣвушкѣ. Да въ этомъ случаѣ нечему и удивляться; судя по портретамъ братьевъ, Ральфъ былъ гораздо красивѣе. Посмотрите на его портретъ, вонъ онъ виситъ прямо передъ вами; жаль только, что теперь темно, нельзя разглядѣть, — но я думаю, вы помните что это за красивое, привлекательное лицо
— На твоемъ мѣстѣ я не стала-бы такъ хвалить его, сказала улыбаясь Беатриса, — потому что ты самъ чрезвычайно похожъ на него.
— Радуюсь, что у меня такая счастливая наружность; только надѣюсь — я не доживу до того, чтобы меня повѣсили подобно моему предку.
— Повѣсили? Да что же онъ такое сдѣлалъ?
— Вы сейчасъ услышите. Когда времена перемѣнились, то Пагонели все-таки стояли за свою вѣру, съ тою только разницей, что ихъ старый священникъ исчезъ на нѣкоторое время, и въ послѣдствіи вновь появился, но уже не въ качествѣ священника, а секретаремъ и управляющимъ дома — это былъ обманъ далеко не хитрый, но я думаю, что ни кому не было особенной охоты доносить на семью Пагонелей и тѣмъ навлечь бѣду на весь домъ. Теперь ходитъ молва, что гдѣ-то въ отдаленныхъ закоулкахъ замка существовала потайная коморка, такъ ловко скрытая, что ее невозможно было найти; единственными людьми, знающими этотъ секретъ, были владѣлецъ и его повѣренный, котораго тотъ выбиралъ по своему собственному усмотрѣнію. Говорятъ, что бѣглецовъ, которые спасались отъ политическихъ и религіозныхъ преслѣдованій и искали убѣжища въ замкѣ, вводили въ потайную комнату и выводили изъ нея всегда съ завязанными глазами; до такой степени ревностно хранили Пагонели свой драгоцѣнный секретъ. Ральфъ Пагонель выбралъ въ свои повѣренные брата Джофрея — и увѣренные, что вслучаѣ опасности ни кому не удастся открыть то мѣсто, куда прятали церковныя вещи и гдѣ также скрывался священникъ, они совершали Богослуженіе, менѣе опасаясь чѣмъ большая часть ихъ единовѣрцевъ въ славное царствованіе доброй королевы Елизаветы. Наконецъ, черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ женитьбы Ральфа, холодныя, недружелюбныя отношенія между нимъ и братомъ перешли въ открытую вражду. Ральфъ Пагонель грубо обошелся съ Джофреемъ и выгналъ его, чего конечно тотъ вполнѣ заслуживалъ; Джофрей, переступая порогъ братнина дома, поклялся жестоко отомстить ему.
— О, я знаю, чѣмъ онъ отомстилъ — донесъ на священника…
— Въ первый же разъ какъ только небольшое число прихожанъ собралось на молитву, одинъ изъ нихъ, который всегда въ этихъ случаяхъ стоялъ на сторожѣ, вдругъ прибѣжалъ въ ужасномъ волненіи съ извѣстіемъ, что полиція открыла ихъ убѣжище и приближается къ замку. Дѣйствительно, взошли полицейскіе офицеры, но немножко поздно — въ замкѣ все уже успѣли припрятать. Мистеръ Пагонель и его жена встрѣтили ихъ довольно учтиво и привѣтливо, вполнѣ убѣжденные, что опасность миновала. Но представьте себѣ ихъ отчаяніе и ужасъ, когда вдругъ вошелъ Джофрей, таща за собой испуганнаго священника и всѣ церковныя принадлежности, которыя были спрятаны въ потайной коморкѣ, ему одному извѣстной.
— Несчастный!.. не удивительно послѣ этого, что онъ до сихъ поръ не можетъ найти себѣ успокоенія даже въ могилѣ!
— Да полно былъ-ли онъ когда нибудь похороненъ?
— Какъ? неужели-же онъ до сихъ поръ скитается какъ вѣчный жидъ? Надѣюсь однако, что онъ все-таки не явится въ одно прекрасное утро потребовать свое состояніе, Гюго?
— Подождите и дослушайте до конца. Я не могу утверждать, насколько вѣрны всѣ эти подробности; но достовѣрно только то, что Ральфъ, Беатриса Пагонель и Риверсъ, священникъ, всѣ до одного были казнены на эшафотѣ, — а Джофрею, въ благодарность за услугу, которую онъ оказалъ правительству, разрѣшено было вступить во владѣніе всѣмъ имѣніемъ. Сдѣлавшись владѣльцемъ, онъ (какъ слышно) велъ самую несчастную жизнь, презираемый всѣми какъ предатель и братоубійца, — и запершись совершенно одинъ въ замкѣ, именно въ этой ужасной комнатѣ, выгналъ даже всю прислугу.
— Я право не чувствую къ нему ни малѣйшей жалости.
— Говорятъ, что онъ сталъ страшнымъ скрягой и тянулъ безъ милосердія у своихъ арендаторовъ все, что только возможно было взять. Полагали, что онъ накопилъ большія суммы денегъ въ продолженіе своего господства въ замкѣ; но вотъ что странно: когда отрасль нашей фамиліи вступила во владѣніе имѣніемъ, то во всемъ замкѣ не нашли ни гроша. Фамильное серебро и драгоцѣнности, стоимость которыхъ была довольно высока, тоже исчезли неизвѣстно куда; однимъ словомъ, не было ни малѣйшаго признака богатства.
— Когда же именно вступили во владѣніе ваши предки?
— Да ужь послѣ исчезновенія Джофрея, что-таки и случилось съ нимъ въ концѣ концовъ. Изъ фамильныхъ бумагъ не видно, когда въ первый разъ хватились его; вѣроятно, вслѣдствіе страннаго отшельническаго образа жизни, не скоро могли замѣтить его отсутствіе. Прошло нѣсколько мѣсяцевъ — и племянникъ Джофрея, нашъ предокъ, заступилъ его мѣсто и сталъ владѣльцемъ Эрнклифа.
— І'дѣ-же эта потайная коморка? спросила я.
— Сказать вамъ правду, я думаю, что она въ дѣйствительности никогда и не существовала. Въ этомъ домѣ, какъ вамъ извѣстно, нѣтъ числа разнымъ закоулкамъ и коморочкамъ, въ которыхъ человѣкъ хорошо знающій мѣстность можетъ ловко сыграть въ прятки и укрыться отъ всякаго посторонняго глаза; вѣроятно отсюда и произошли всѣ выдумки.
— Видѣли ли когда нибудь этого ужаснаго Джофрея?
— Я никогда не слыхалъ, чтобы бы его кто нибудь видѣлъ; но нѣтъ сомнѣнія, что вслѣдствіе ужаса имъ внушаемаго заколотили его комнату, и это-то дало поводъ ко всевозможнымъ выдумкамъ. Тутъ-же составилось общее мнѣніе, что Джофрей закопалъ гдѣ-то въ замкѣ свои сокровища и можетъ появиться по старинному способу (т. е. призракомъ), чтобы указать ихъ мѣсто нахожденія.
— О, Беатриса, какой удобный случай предстоитъ вамъ!
Беатриса засмѣялась и сказала, что она не имѣетъ ни малѣйшаго желанія видѣться съ своимъ непривлекательнымъ родственникомъ, но потомъ прибавила со вздохомъ: — впрочемъ я бы охотно согласилась испытать что нибудь подобное — въ надеждѣ отыскать сокровища.
— А я то развѣ не согласился бы? сказалъ Гюго: — я не въ силахъ видѣть стараго милаго сквайра такимъ унылымъ и грустнымъ. Я на все готовъ, чтобы поправить его дѣла.
— Не на все-же, Гюго? возразила Беатриса, и я замѣтила при свѣтѣ камина, какъ яркая краска покрыла его лицо, когда онъ отвѣчалъ: «что у тебя на умѣ, Беатриса? зачѣмъ ты это сказала?»
— Потому что я знаю, даже увѣрена, что есть нѣкоторыя вещи, которыми ты ни для кого бы не рѣшился пожертвовать. Кстати, ты не слыхалъ отъ мама, что миссъ Барнетъ пріѣдетъ къ намъ на балъ вмѣстѣ съ Лесчелями?
Я не знала, почему имя богатой Бланкширской наслѣдницы такъ непріятно прозвучало въ моихъ ушахъ, но это дѣйствительно такъ было — и только веселый непринужденный смѣхъ Гюго заставилъ меня немного успокоиться.
— Ну ее къ чорту! отвѣчалъ онъ, — мы еще до этого не дошли. Я скорѣе соглашусь жить въ бѣдности, довольствуясь тѣснымъ помѣщеніемъ и простой коркой хлѣба, лишь бы только всегда пользоваться полной свободой.
Тутъ онъ немного пріостановился — и когда спустя нѣсколько минутъ снова заговорилъ, то его голосъ сталъ чрезвычайно грустенъ и задумчивъ.
— Во всякомъ случаѣ, сказалъ онъ, — я постараюсь никогда ничѣмъ не стѣснять добраго отца и не прибавлять ему новыхъ заботъ, если Богъ мнѣ поможетъ.
Никто не отвѣчалъ на эти слова, и мы всѣ сидѣли молча и грустно, глядя въ огонь камина; но что я чувствовала въ это время — того не разскажешь.
Гюго Пагонель всегда былъ очень дорогъ моему сердцу, — былъ для меня всѣмъ, на что давала право наша близость — братомъ, товарищемъ, защитникомъ. Но мнѣ никогда и въ голову не приходило думать объ немъ какъ нибудь иначе. Когда же, вмѣстѣ съ застѣнчивымъ сознаніемъ моихъ семнадцати лѣтъ, я почувствовала, что наша дружба съ Гюго не, можетъ оставаться такою-же тѣсною и свободною, какъ дружба моя съ Беатрисою, то меня скорѣе раздосадовало, чѣмъ смутило это открытіе. Но мысль, на которую намекнула Беатриса, была для меня какъ-то слишкомъ непріятна и заставила меня уяснить себѣ, какъ ужасно мнѣ было бы видѣть Гюго женатымъ на другой женщинѣ; тутъ-то я вспомнила, съ страшной болью въ сердцѣ, что у моего отца нѣтъ никакихъ средствъ кромѣ его профессіи — и что если бы Гюго женился на бѣдной дѣвушкѣ, то это было-бы вѣрнымъ средствомъ окончательно подорвать и привести въ упадокъ дѣла сквайра. Поднявъ глаза, я встрѣтила взглядъ Гюго, устремленный на меня съ задумчивымъ и серіознымь выраженіемъ. Впервые еще я смутилась подъ этимъ взглядомъ — и почувствовала сильное облегченіе, когда раздался звонъ колокола, призывающій къ обѣденному столу, и мы всѣ разошлись по своимъ комнатамъ, чтобы нѣсколько поправить туалетъ.
II.
правитьНаканунѣ Новаго Года въ Эрнклифѣ собрались гости на балъ, съ тѣмъ чтобы провести и весь слѣдующій день, въ который назначался ужинъ фермерамъ. Нѣтъ нужды описывать гостей: всѣ они были привѣтливые, добрые люди, большею частью старинные друзья и близкіе сосѣди Пагонелей; я встрѣчалась съ ними ежегодно, пріѣзжая погостить въ Эрнклифѣ на праздникахъ, и всѣ они бывали чрезвычайно любезны со мной, а теперь услыхавъ, что я гощу здѣсь уже въ послѣдній разъ, горячо изъявляли свое сожалѣніе о моемъ отъѣздѣ изъ Англіи. Единственною незнакомою мнѣ личностью, исключая миссъ Мортонъ (о помѣщеніи которой такъ много хлопотали), была миссъ Барнетъ, богатая наслѣдница, пріѣхавшая въ сопровожденіи лорда-лейтенанта изъ Лесчель-Акра. Я не могла удержаться отъ желанія повнимательнѣе всмотрѣться въ нее, и признаюсь, во мнѣ шевельнулось недоброе чувство какой-то досады на то, что эта дѣвушка была замѣчательно хороша собою, такъ молода, такъ проста въ обхожденіи, а пуще всего о такой степени непритворно очарована грандіознымъ видомъ замка и широкимъ просторомъ парка, которымъ они проѣзжали, что я, съ нѣкоторымъ презрѣніемъ, чуть не обвинила ее въ желаніи покорить себѣ сердце Гюго лестною похвалою дому, нѣжно имъ любимому. При моихъ дѣтскихъ понятіяхъ о томъ, что такое наслѣдница богатаго имѣнія, я нѣсколько удивилась, увидя ее въ невзрачномъ темнаго цвѣта платьицѣ и въ простой соломенной шляпкѣ; но когда, послѣ обѣда, мы пошли переодѣваться, я слышала, какъ лэди Лесчель сказала мистриссъ Пагонель, что она убѣдила Изабеллу захватить съ собой все ея брилліанты, на которые дѣйствительно стоило посмотрѣть. Повинуясь совѣту лэди Лесчель, Изабелла явилась въ гостинную, гдѣ мы всегда танцовали, вся сверкая брилліантами: они горѣли и сіяли какъ звѣзды на корсажѣ ея кружевнаго бѣлаго платья и въ густой массѣ чудныхъ темнорусыхъ волосъ. Она немного краснѣла, когда болѣе короткіе знакомые подходили и любовались ея драгоцѣнностями, и застѣнчиво объясняла, что это Лесчели заставили ее надѣть брилліанты, какъ будтобы она боялась, что ее обвинятъ въ намѣреніи выставить ихъ на показъ. Во мнѣ снова пробудилась неразумная досада на ту милую неувѣренность въ себѣ, которая составляла такой разительный контрастъ съ ея пышными украшеніями, — и мнѣ горько было видѣть въ зеркалѣ свою высокую фигуру въ незатѣйливомъ кисейномъ платьѣ (сшитымъ мною собственноручно подъ наблюденіемъ дѣвушки мистриссъ Пагонель) и съ простой вѣткою зелени въ темныхъ волосахъ. Видъ моего лица, искаженнаго непріязненнымъ выраженіемъ, заставилъ меня немного опомниться и придти въ себя; я поскорѣе отвернулась отъ зеркала и направилась въ бальную залу, стараясь принять участіе въ общемъ весельи. Балъ начался и продолжался съ большимъ одушевленіемъ; у меня не было недостатка въ кавалерахъ, и полному моему веселью мѣшало только то, что Гюго въ продолженіи всего вечера ни разу не танцовалъ со мною, — подобное обстоятельство случилось въ первый разъ съ тѣхъ поръ какъ я участвовала на всѣхъ праздникахъ въ Эрнклифѣ, т. е. съ моего семилѣтняго возраста. Въ прежнее время я бы не стѣсняясь могла подойти къ нему и сдѣлать выговоръ за такую небрежность; теперь же, хотя я и жестоко страдала, но — чтобы не выдать себя — нарочно старалась казаться крайне веселою, особенно когда Гюго случалось стоять и танцевать съ миссъ Барнетъ неподалеку отъ меня. Кончилось тѣмъ, что я положительно измучилась подъ конецъ вечера, и сердечно обрадовалась видя, что тѣ изъ гостей, которые не намѣревались остаться въ Эрнклифѣ, начинаютъ понемногу разъѣзжаться домой; а когда сквайръ настоялъ на томъ, что балъ долженъ прекратиться съ отъѣздомъ сэра Роджера де-Коверлея, я украдкою пробралась въ маленькую комнату, которая примыкала къ гостиной и называлась комнатою чаръ — не потому собственно, чтобы въ ней дѣйствительно существовало какое-нибудь колдовство, а больше вслѣдствіе того, что предки Пагонелей любили всегда имѣть подъ рукою чару глубокую и пригубить ее когда угодно. Въ этой комнаткѣ, очень похожей на маленькій уютный будуаръ, я увидѣла Беатрису, которая сидѣла одна — блѣдная и растроенная. Я сильно перепугалась, найдя ее въ такомъ состояніи, и громко воскликнула: «что съ вами, Беатриса? Вѣдь вы похожи на привидѣніе».
— Не говорите мнѣ, ради Бога, о привидѣніяхъ, отвѣчала она съ легкой дрожью: — мнѣ стыдно самой себя, Кэтти. У меня настоящій нервный припадокъ, а это такъ непохоже на меня.
— Вы нездоровы, Беатриса?
— Совсѣмъ нѣтъ, просто глупость! Слушайте, я вамъ разскажу: вы вѣдь знаете, Кэтти, что я не могу долго танцевать — у меня сейчасъ же заболитъ бокъ, точно такъ же и Маргарита Дьюси; вотъ мы съ ней и пошли отдохнуть въ эту комнатку. Къ намъ присоединились наши кавалеры, мы всѣ усѣлись тутъ и какъ-то завели разговоръ о фамильныхъ портретахъ, которые висятъ въ залѣ, потомъ мы постепенно перешли къ толкамъ о комнатѣ дяди Джофрея, и мнѣ пришлось разсказать всю исторію.
— И вы струсили? О, Беатриса, какое это торжество для меня! Вѣдь я считала васъ такою разсудительною и не думала, что вы боитесь привидѣній и тому подобныхъ ужасовъ.
— Вовсе не то меня напугало, отвѣчала она, — но когда вслѣдъ за мною Маргарита Дьюси разсказала свою фамильную исторію о привидѣніяхъ, а капитанъ Лесчель завершилъ эти розсказни еще болѣе ужасными — вотъ я и сплошала. Вѣдь вы знаете, какъ я не люблю разговоровъ о привидѣніяхъ, считая это пустой тратой времени и разстройствомъ нервъ изъ-за пустяковъ. Но я не могла остановить капитана Лесчеля; притомъ вѣдь никто-же изъ нихъ не зналъ, что нынѣшнюю ночь мнѣ придется спать въ той ужасной, уединенной комнатѣ.
— Вы не ляжете тамъ! вскричала я, — я уступлю вамъ свою комнату, милая Беатриса, а сама съ удовольствіемъ помѣщусь внизу на эту ночь.
— Нѣтъ, нѣтъ, я совсѣмъ не такая эгоистка, отвѣчала Беатриса, — повѣрьте, лишь только я лягу въ постель — тотчасъ же совершенно успокоюсь. Право, я никакъ не могу объяснить себѣ причину моего глупаго, нервнаго припадка; это такъ странно, такъ непонятно.
— Ничего нѣтъ страннаго, моя милая. Вспомните, что вы сегодня встали въ пять часовъ утра, чтобы заняться приготовленіями къ вечернему столу, и все время были положительно завалены работой. Вы можете обладать сверхъестественною силою духа, но въ отношеніи тѣлесномъ вѣдь не Геркулесъ-же вы въ самомъ дѣлѣ? а нервы, какъ вамъ извѣстно, повинуются тѣлу.
Между тѣмъ балъ кончился, гости разъѣзжались, и мы должны были выдти изъ нашего уютнаго убѣжища.
У двери стоялъ Гюго, крѣпко прислонясь къ стѣнѣ, и угрюмо, но внимательно смотрѣлъ на тотъ конецъ гостиной. Слѣдуя за направленіемъ его взгляда, я съ болью въ сердцѣ замѣтила, что глаза Гюго были прикованы къ миссъ Барнетъ, которая въ эту минуту разговаривала съ капитаномъ Лесчелемъ; ослѣпительный блескъ брилліантовъ еще болѣе увеличивалъ ея красоту.
— Ты любуешься Изабеллой, Гюго? послышался мнѣ тихій шепотъ Беатрисы.
— Я любуюсь ея драгоцѣнностями, отвѣчалъ онъ, — жаль только, что онѣ не совсѣмъ идутъ къ ея русымъ волосамъ. Какъ-бы они хорошо выдѣлились на черныхъ косахъ! Я большой любитель брилліантовъ.
— Да, многіе не равнодушны къ нимъ, возразила улыбаясь Беатриса.
— Какъ-бы я желалъ, чтобы моя суженая всегда носила такіе же великолѣпные брилліанты!
— За чѣмъ же дѣло стало, Гюго? отвѣчала сестра, смотря на него своимъ задумчивымъ серіознымъ взглядомъ, — ты вѣдь знаешь, съ чего надо начать. Мужайся, мой другъ, храбрость города беретъ.
— Ты поняла меня совершенно въ другомъ смыслѣ; брилліанты должны быть куплены на мои собственныя деньги — иначе я ихъ въ грошъ не поставлю!.. и Гюго отошелъ отъ насъ, чтобы подать руку какой-то дамѣ и усадить въ карету.
Слова Гюго привели меня въ восторгъ; сердце мое какъ-то радостно, сладко забилось — и я уже совершенно чистосердечно начала съ Беатрисой расточать похвалы красотѣ миссъ Барнетъ. Прошло нѣсколько времени, пока гостей провожали въ назначенныя для нихъ комнаты, — и какъ только они всѣ окончательно размѣстились, я сейчасъ же увела Беатрису въ маленькую комнатку, гдѣ я всегда спала. Беатриса сильно устала и была чрезвычайно блѣдна; хотя я и знала, что не легко будетъ убѣдить ее отказаться отъ ея намѣренія, но я все-таки твердо рѣшилась не позволять ей провести ночь въ ужасной комнатѣ внизу.
— Беатриса, начала я, стараясь быть какъ можно настойчивѣе, — я помогу вамъ раздѣться, укутаю въ блузу и уложу въ постель; а сама, захвативъ свои пожитки, отправлюсь спать внизъ. Я твердо рѣшилась помѣняться съ вами мѣстами на нынѣшнюю ночь.
— Этому не бывать, Кэтти; мнѣ и безъ того стыдно самой себя, а вы еще предполагаете, что я способна поступить въ этомъ случаѣ такъ эгоистично.
— Нисколько я этого не думаю… Вѣдь вы знаете, что я большая любительница приключеній — и такъ какъ теперь предстоитъ удобный случай отважиться, то зачѣмъ-же мѣшать мнѣ въ удовольствіи пошутить и повеселиться? кстати же у меня сегодня нѣтъ ни малѣйшаго разстройства нервъ.
— Что ни говорите, все равно, я не соглашусь, настаивала Беатриса, — знаете что… нельзя ли намъ какъ-нибудь помѣститься здѣсь обѣимъ вмѣстѣ? И она посмотрѣла внимательно на крохотную кроватку, которая съ трудомъ была втиснута въ мою комнатку — какъ разъ отъ стѣны до стѣны. Я разсмѣялась этой мысли, но очень обрадовалась, замѣтивъ, что Беатриса колеблется; еще немногими настойчивыми словами мнѣ удалось окончательно достигнуть своей цѣли — Беатриса въ самомъ дѣлѣ сильно устала и такъ расклеилась, что не въ силахъ была противорѣчить мнѣ. Въ одномъ только ее нельзя было уговорить; она настояла на томъ, что поможетъ мнѣ перенести мои вещи внизъ и посмотритъ, удобно-ли мнѣ будетъ спать на новомъ мѣстѣ. Но это я охотно позволила ей сдѣлать, зная очень хорошо, что прислуга еще не спитъ, слѣдовательно Беатрисѣ не страшно будетъ возвращаться ночью по мрачному дому.
Дверь комнаты дяди Джофрея издала странный, рѣзкій скрипъ, тяжело повернувшись на ржавыхъ петляхъ; а свѣчи, которыя мы держали въ рукахъ, лишь усугубили непроницаемый мракъ этой комнаты. Да, дѣйствительно, это была ужасная комната — помимо всѣхъ воспоминаній о преступленіи, угрызеніяхъ совѣсти и одинокихъ мукахъ страданія, которыя казалось тяготѣли надъ нею. Какъ большая часть комнатъ въ Эрнклифѣ, она была выложена дубомъ; амбразуры оконъ были такъ глубоки, что образовали собой какъ бы еще маленькія комнаты, свидѣтельствуя о громадной толщинѣ стѣнъ, — и только на половину были скрыты маленькими занавѣсками, до такой степени оборванными и гнилыми, что мнѣ невольно показалось, будтобы эти занавѣски велись съ самыхъ временъ дяди Джофрея. Все убранство комнаты состояло изъ множества изломанныхъ столовъ, стульевъ и всякой мебели, вынесенной изъ другихъ комнатъ замка сюда какъ негодный хламъ, а по срединѣ очищено было мѣсто для маленькой желѣзной кровати — воспоминаніе о бивачныхъ дняхъ самого сквайра — и еще наскоро приготовленъ уборный столикъ съ рукомойникомъ (необходимѣйшей принадлежностью девятнадцатаго столѣтія), который какъ бы скрашивалъ собой весь упадокъ и запущенность этой комнаты. Служанка забыла или просто побоялась въ сумерки взойдти сюда чтобы развести огонь — и потому дрова въ каминѣ совсѣмъ погасли. Это было первое что поразило Беатрису — и вся дрожа, она сказала мнѣ:
— О, моя милая Кэтти, какъ здѣсь страшно — и огонь то даже позабыли развести!
— Нисколько не страшно; напротивъ, все какъ слѣдуетъ, возразила я, — какъ и должно быть въ комнатѣ привидѣній; иначе она бы потеряла весь свой заманчивый интересъ и походила бы на всѣ остальныя комнаты въ замкѣ. Ну, Беатриса, теперь идите поскорѣе ложитесь спать; захватите подъ мышку всѣ ваши вещи — и до свиданія.
— Я не могу оставить васъ здѣсь, медленно проговорила она; но мой умъ былъ такъ настроенъ къ приключеніямъ, что я бы ни за что не согласилась уступить ей. Я смѣялась надъ опасеніями и тревогою Беатрисы — и увѣряла, что если она еще простоитъ нѣсколько времени на такомъ холоду, то пожалуй сама обратится въ призракъ. Наконецъ мнѣ удалось окончательно убѣдить ее — поскорѣе лечь въ постель; когда же я въ послѣдній разъ поцѣловала ее, то замѣтивъ, что она смущенно и тревожно смотритъ на меня, сказала: «милая моя, пожалуйста, не опасайтесь за меня; вы знаете, что у меня совсѣмъ нѣтъ нервовъ, и я никогда ничего не пугалась въ моей жизни».
Безумныя, хвастливыя слова!.. я часто говаривала такъ до сихъ поръ, но съ этого вечера мнѣ уже ни разу не случалось повторять ихъ.
III.
правитьКогда послѣдній звукъ шаговъ Беатрисы замеръ въ отдаленіи, я вдругъ почувствовала вокругъ себя какую-то странную пустоту, — но собравъ присутствіе духа, начала увѣрять себя, что все это просто — «славная потѣха» какъ выразился бы Гюго, и торопливо принялась готовить себѣ постель, не давая времени разыграться нервамъ.
Снявъ бальное платье, я переодѣлась въ теплую блузу и обулась въ мѣховыя туфли, которыя были какъ нельзя болѣе кстати въ этой холодной какъ погребъ комнатѣ. Оставалось только заплести косы, а это заняло довольно времени; я усѣлась передъ зеркаломъ и не могла удержаться чтобъ не помечтать, позабыла; холодъ, страхъ и тому подобныя веши, думая объ томъ: поправитъ-ли Гюго свои семейныя дѣла, женясь на миссъ Барнетъ? Со всею утонченностью самоистязанія, которое едва-ли когда развито въ такой сильной степени какъ въ восемнадцать лѣтъ, я строила въ своемъ воображеніи множество самыхъ мрачныхъ воздушныхъ замковъ: видѣла Гюго женатымъ на богатой наслѣдницѣ, — Беатрису поселившеюся далеко отъ Эрнклифа, — а двери милаго стараго дома навсегда запертыми для меня. Потомъ я мысленно перешла къ моей собственной будущности, рисуя ее въ себѣ въ самомъ непривлекательномъ свѣтѣ — будто я живу въ чужой для меня сторонѣ, съ родителями, которыхъ едва знаю по имени и по смутнымъ воспоминаніямъ. Долго сидѣла я задумавшись и грустно устремивъ взоры въ глубину зеркала, но вдругъ я внезапно увидѣла, что прямо со стѣны смотрятъ на меня два темныхъ глаза — тѣмъ серіознымъ, торжественнымъ взглядомъ, который всегда присущъ глазамъ портрета. Я поспѣшно обернулась и посмотрѣла на портретъ, незамѣченный мною прежде; теперь лучъ свѣта прямо упалъ на него — портретъ представлялъ молодаго человѣка довольно пріятной наружности, но въ глазахъ его было какое-то напряженно-близорукое выраженіе, а на губахъ играла какъ будто подавленная усмѣшка, что и портило общее впечатлѣніе физіогноміи. Нѣтъ сомнѣнія, что это былъ портретъ самого дяди Джофрея; чей-же еще могъ висѣть въ этой комнатѣ, между тѣмъ какъ всѣ остальные занимали самыя почетныя мѣста въ залѣ? Призрачные глаза портрета заставили меня вздрогнуть — и я какъ очарованная не въ силахъ была оторвать отъ него своего пристальнаго взгляда, чувствуя съ каждою минутою, что вотъ-вотъ нарисованныя губы зашевелятся, и портретъ укажетъ мнѣ пальцемъ, гдѣ спрятаны зарытыя сокровища. Да, легко было смѣяться надъ привидѣніями въ веселыхъ уютныхъ комнатахъ наверху; но иное дѣло въ этой мрачной ужасной комнатѣ — да вдобавокъ въ присутствіи этихъ призрачныхъ глазъ, прямо и упорно глядящихъ на меня со стѣны. Ощущеніе какой-то холодной дрожи пробѣжало по моей спинѣ и дало мнѣ понять, что нервы мои окончательно разстроились; этому нельзя уже было ничѣмъ помочь — оставалось поскорѣе нырнуть въ постель, закутаться съ головой въ теплое мѣховое. одѣяло и проспать эти ужасные ночные часы вплоть до разсвѣта.
Внезапно рѣшась исполнить свое намѣреніе, я вскочила съ мѣста, и въ поспѣшности нечаянно задѣла локтемъ подсвѣчникъ; онъ съ глухимъ шумомъ упалъ на полъ, свѣча погасла, и я осталась одна въ совершенной темнотѣ.
Это была ужасная минута; однако же въ моемъ приключеніи было что-то занимательное, придавшее мнѣ храбрости, — и я мгновенно вспомнила, что въ залѣ нѣсколько минутъ тому назадъ еще весело пылали дрова, а сверхъ того надъ каминомъ всегда стояли двѣ незажженныя свѣчи съ коробкой сничскъ. Раздѣваться же здѣсь, въ темнотѣ, глазъ на глазъ съ ужаснымъ портретомъ, было положительно немыслимо — и хотя не вполнѣ увѣренная въ своихъ дѣйствіяхъ, я все-таки стала ощупью и гадателыю пробираться по направленію къ двери, протянувъ руки впередъ. Вдругъ моя нога за что-то зацѣпилась — вѣроятно за прорванный коверъ — и я споткнулась, но не упала, потому что меня удержала на мигъ какая-то стѣна или вѣрнѣе дверь, которая, уступивъ моему толчку, должно-быть растворилась, такъ какъ я въ ту же минуту опять подалась впередъ и слышала, какъ за мной что-то захлопнулось съ рѣзкимъ скрипомъ. Разумѣется, я должна была очутиться въ залѣ; но почему же вокругъ меня такая ужасная темнота? Неужели каминъ, который здѣсь топился, могъ погаснуть въ такое короткое время? и если-бы дѣйствительно такъ случилось, то почему же не было ни малѣйшаго свѣта изъ окна выходившаго на лѣстницу, и отчего же на меня повѣяло такимъ страннымъ спертымъ запахомъ, какъ будто въ то мѣсто, гдѣ я теперь находилась, никогда не проникалъ свѣжій воздухъ? Я на минуту пріостановилась какъ ошеломленная, но потомъ стала опять пробираться вдоль стѣны, у которой — какъ мнѣ помнится — стоялъ столъ въ нѣсколькихъ шагахъ направо отъ двери, ведущей въ комнату дяди Джофрея. Я искала его ощупью, подаваясь все впередъ, впередъ и впередъ, но вдругъ стукнулась объ уголъ какой-то другой стѣны; обогнувъ его, я еще немного подвинулась, и въ это время наткнулась на что-то такое въ родѣ сундука или ящика, довольно высокаго — какъ разъ мнѣ но поясъ. Я все пробиралась далѣе, а вокругъ меня оказывались опять сундуки, ящики, мѣшки. Гдѣ же, гдѣ это я? Не было-ли буфета въ той комнатѣ? Нѣтъ, нѣтъ, я знала навѣрно, что буфета здѣсь никогда не бывало. И опять съ изнова принималась я искать дверную ручку, но деревянныя стѣны были совершенно гладки — не было и признака двери въ этой комнатѣ, а я уже нѣсколько разъ обошла кругомъ мою тюрьму. Ошеломленная и испуганная, я (сколько мнѣ помнится) принялась кричать — и тутъ мною внезапно овладѣло полное сознаніе того, что мои недавнія легкомысленныя слова такъ ужасно оправдались. Нѣтъ сомнѣнія, что я случайно нашла потайную коморку, въ существованіе которой теперь уже никто не вѣрилъ, — и даже можетъ-быть, судя по этимъ сундукамъ и ящикамъ стоящимъ вдоль стѣны, я напала на то мѣсто, гдѣ спрятаны сокровища. Голосъ мой страшно отдавался въ четырехъ стѣнахъ; никто не приходилъ ко мнѣ на помощь, не слышно было ни звука, ни шороха.
Съ тѣхъ поръ я не могу безъ ужаса вспомнить, какое глубокое отчаяніе овладѣло мною въ эту минуту.
Я знала уже, что никто не освободитъ меня изъ моей тюрьмы, и должна была оставаться одна, можетъ-быть на долгое время, въ этой ужасной комнатѣ. Право, мнѣ казалось, что я съ ума схожу. Я чувствовала, что силы совсѣмъ оставляютъ меня, и самое это сознаніе придало мнѣ бодрости на попытку возвратить себѣ присутствіе духа. Прежде всего я предала себя на волю Божію, а потомъ вспомнила, что приключеніе мое скорѣе забавно чѣмъ страшно. Должно-быть я находилась въ одной изъ впадинъ въ стѣнѣ — вѣроятно въ наружной капитальной стѣнѣ — и разумѣется, хотя бы и много потребовалось времени для того, чтобы отъискать секретную пружину, которую я нечаянно пожала споткнувшись, но съ другой стороны меня весьма легко освободить. Стоитъ только выломать доску изъ стѣны. Горничная дѣвушка въ семь или въ восемь часовъ придетъ вѣроятно звать меня къ чаю — и мнѣ вовсе не слѣдуетъ надрываться понапрасну, а надо поберечь свой голосъ, чтобы она услыхала меня, когда взойдетъ въ комнату дяди Джофрея, и поняла бы, гдѣ я нахожусь. Съ этимъ намѣреніемъ я сѣла на полъ, гдѣ-то въ срединѣ этой тѣсной коморки, и протянувъ впередъ мою руку, старалась пододвинуть къ себѣ одинъ изъ сундуковъ, чтобы прислониться къ нему спиной. Боже мой, что это я тронула рукою? что-же такое висѣло въ воздухѣ но сю сторону сундука? Мои холодные пальцы прикоснулись къ другимъ, жесткимъ, негнущимся, костлявымъ пальцамъ. Какой-то предметъ — я ни на что не смѣла и подумать — лежалъ на крышкѣ сундука, и когда я дотронулась до него, то вдругъ онъ упалъ прямо около меня, съ такимъ страшнымъ разсыпчатымъ звукомъ, отозвавшимся громкимъ гуломъ по всему пространству. Ужасъ, обезсиливающій ужасъ овладѣлъ мною, и въ первый разъ въ жизни я упала въ обморокъ. Потомъ я помню, что сознаніе того, гдѣ я нахожусь, возвращалось ко мнѣ очень медленно. Когда я пришла въ себя, первымъ моимъ движеніемъ было: какъ можно плотнѣе обвернуть вокругъ себя мое платье, чтобы этотъ ужасный предметъ не касался меня. Затѣмъ новый страхъ охватилъ меня — я стала думать о томъ: сколько времени продолжался мой обморокъ? Очень можетъ быть, что горничная дѣвушка уже входила въ комнату, звала меня, въ то время какъ я лежала безъ чувствъ и не въ состояніи была откликнуться на ея слова. Если это такъ, то можетъ-быть дни, даже цѣлыя недѣли проминутъ, прежде чѣмъ кто-нибудь войдетъ въ эту роковую комнату. Было нѣчто мучительное въ мысли, что меня будутъ искать по всему дому, удивляться моему исчезновенію, между тѣмъ какъ я принуждена буду сидѣть въ заперти, голодная, почти умирающая и подверженная самымъ жестокимъ мученіемъ медленной агоніи. Я вспомнила объ участи злополучной невѣсты, въ старой балладѣ «Mistletoe Hough», — и слезы, которыхъ я не въ состояніи была проливать объ моемъ собственномъ положеніи, обильно потекли изъ глазъ при воспоминаніи о той бѣдѣ, давно уже прошедшей, даже можетъ-быть никогда и не существовавшей въ дѣйствительности. А невыносимые часы медленно ползли все впередъ и впередъ. Я не могла удержаться отъ мысли о томъ, что худшія опасеніи мои сбываются. День вѣроятно уже насталъ, хотя въ мою мрачную могилу не проникалъ ни малѣйшій лучъ свѣта. Мнѣ казалось, что балъ кончился уже нѣсколько вѣковъ тому назадъ и что прошли многіе-многіе часы, съ тѣхъ поръ какъ я сижу здѣсь взаперти. Сильный холодъ, который я чувствовала, жажда налившая мнѣ горло, необыкновенная слабость во всѣхъ членахъ — подкрѣпляли это убѣжденіе. Не начинались-ли уже во мнѣ первыя муки агоніи, которая кончается смертію?
Эта ужасная мысль лишила меня всякаго самообладанія, и я разразилась пронзительными криками: «Помогите! помогите! неужели никто не услышитъ меня?.. Ахъ, не хочу я…. не хочу умирать здѣсь… умирать такой страшною смертью!»., и я принялась кричать еще сильнѣе. О, радость изъ радостей!.. на мои отчаянные вопли наконецъ отвѣтили. Да, я услышала голосъ, молодой звучный голосъ, который хоть и глухо какъ-то звучалъ, но все-таки слышался не вдалекѣ отъ меня.
— Что случилось? въ чемъ дѣло, чортъ побери?
— Вы здѣсь, Гюго? это я — Кэтти — о, выпустите меня, выпустите меня поскорѣе отсюда!
— Кэтти? но гдѣ же это вы? вашъ голосъ раздается какъ будто изъ стѣны.
— Да, да, я въ стѣнѣ: кажется, это потайная коморка; но я не знаю, что тутъ такое; здѣсь такіе ужасы! Милый, добрый Гюго, можете-ли вы освободить меня отсюда?
— Разумѣется; но какимъ образомъ вы попали туда, чортъ возьми?
— Изъ ужасной комнаты дяди Джофрея, гдѣ я легла спать вмѣсто Беатрисы.
— Ну, въ такомъ случаѣ я лучше обойду кругомъ въ комнату.
И голосъ Гюго затихъ, оставя меня въ совершенномъ недоумѣніи относительно того, гдѣ онъ находится. Но въ то время, когда ощущеніе полнаго одиночества снова начало овладѣвать мною, мнѣ послышались чьи-то торопливые шаги и шумъ отворяемыхъ дверей, и потомъ опять его милый, дорогой голосъ (который всегда являлся такъ кстати, въ особенности теперь) раздался съ противуположной стороны, но уже совершенно явственно.
— Говорите, Кэтти, я никакъ не могу догадаться, гдѣ вы находитесь?
— Здѣсь, здѣсь; о, вы не захотите оставить меня тутъ, Гюго! Я споткнулась и должно-быть тронула пружину. Скажите — гдѣ, гдѣ-же я?
— Какъ все это необыкновенно странно! Бѣдная Кэтти, я полагаю, что вы сидите въ самой толщѣ одной изъ стѣнъ. Вотъ такъ потѣшное положеніе!
Минуту спустя онъ проговорилъ уже совсѣмъ серіознымъ голосомъ, который такъ успокоительно подѣйствовалъ на мои нервы. — Кэтти, я долженъ буду оставить васъ на нѣсколько минутъ, иначе я здѣсь Богъ вѣсть сколько времени провожусь, прежде чѣмъ отыщу потайную пружину. Лучшій способъ будетъ — вынуть доску, а для этого надо позвать Адамса съ инструментами. Къ счастію, нынѣшнюю ночь, но случаю разныхъ починокъ и приготовленій къ балу, онъ ночевалъ въ замкѣ. Мнѣ стоитъ только разбудить его, потому что онъ вѣроятно еще не вставалъ, а времени на это понадобится очень немного, всего нѣсколько минутъ.
— Вы говорите, что онъ еще не вставалъ? Но который же теперь часъ?
— На моихъ часахъ ровно половина седьмаго.
— Неужто — утра? О, мнѣ казалось, что я просидѣла здѣсь уже нѣсколько лѣтъ. Я была даже увѣрена, что горничная дѣвушка давно приходила въ эту комнату, звала меня, но я не слыхала и проглядѣла ее. Гюго, вы не ушли еще?
— Не ушелъ, но ухожу.
— О, нѣтъ, нѣтъ, ради Бога, не оставляйте меня! Если вы уйдете хоть и на пять минутъ, все равно онѣ покажутся мнѣ цѣлымъ часомъ; я не могу выносить этого, право не могу. Мнѣ было совѣстно за такое ребячество, но все-таки я не могла пересилить себя и разразилась слезами и рыданіями. Гюго отвѣчалъ на мои слова такимъ нѣжнымъ, ласковымъ тономъ, какого я никогда прежде и не слыхивала.
— Кэтти, милая, дорогая моя!.. сказалъ онъ: — вы вынесли сильное потрясеніе — и мы никогда не простимъ себѣ того, чему мы подвергли васъ. Но вы должны быть поразсудительнѣе — и повѣрить мнѣ, что я не промедлю ни одной минуты. Я теперь ухожу, Кэтти; не пугайтесь, пожалуйста! Черезъ нѣсколько минутъ вы будете совершенно свободны.
Проговоривъ эти слова, онъ ушелъ. Я опять осталась одна, но не успѣли еще мои нервы снова разъиграться, какъ я услыхала другіе шаги и другіе голоса, собравшіеся въ комнатѣ дяди Джофрея; обо мнѣ, казалось, сожалѣли, но въ тоже время слегка и подтрунивали надомною, что впрочемъ доставляло мнѣ удовольствіе, такъ какъ я до сихъ поръ видѣла въ моемъ приключеніи только одну ужасную сторону и совсѣмъ упустила изъ виду, что къ нему примѣшивалось много смѣшнаго. Я различила голоса Беатрисы, милаго добродушнаго сквайра и его жены, а потомъ наконецъ и тотъ голосъ, который былъ для меня всѣхъ дороже; вскорѣ я услыхала, какъ Адамсъ усердно спѣшилъ выломать доску изъ стѣны, и наконецъ — о благословенная минута! — я увидала всѣхъ членовъ семейства со свѣчами въ рукахъ. Меня протащили въ узкое отверстіе, и поддерживаемая Гюго, ошеломленная внезапнымъ ощущеніемъ свободы, я безпомощно опустила свою голову на его плечо — и что было дальше, не помню. Черезъ нѣсколько минутъ я пришла въ себя и увидала, что лежу на постели, а вокругъ меня хлопотали мистриссъ Пагонель и Беатриса, между тѣмъ какъ Гюго и мистеръ Пагонель казалось внимательно осматривали таинственную коморку, секретъ который мнѣ пришлось такъ нечаянно открыть. Я слышала сначала восклицанія удивленія и радости, а затѣмъ какъ будто ужаса — но тутъ вмѣшалась мистриссъ Пагонель и заявила, что меня непремѣнно слѣдуетъ перенести въ болѣе теплую и веселую комнату. Сквайръ подошелъ ко мнѣ и подалъ руку; взглянувъ на него, я замѣтила, что на его широкомъ румяномъ лицѣ было выраженіе ужаса, и слышала какъ онъ шепнулъ Гюго: "ужасно!.. не справедливо ли Писаніе: «мщеніе въ Моихъ рукахъ, и Я воздамъ, говоритъ Господь».
Весь этотъ день мнѣ сильно нездоровилось: у меня до такой степени болѣла голова, что мнѣ ничего болѣе не оставалось дѣлать, какъ лежать все время въ постели и терпѣть. Но къ вечеру я заснула крѣпкимъ сномъ, послѣдствіемъ котораго было мое полное выздоровленіе. Я отдернула занавѣсъ у постели и увидала не безъ удовольствія (я была въ комнатѣ мистриссъ Пагонель), что Беатриса сидитъ у камина и распоряжается приготовленіемъ вкуснаго чаю.
— О, Кэтти, я такъ огорчена!.. были ея первыя слова.
— Тутъ вовсе нечѣмъ огорчаться, Беатриса; все прошло и я совершенно здорова, отвѣчала я, вставая и начиная приводить въ порядокъ прическу и платье, потомъ усѣлась въ спокойное кресло, которое Беатриса придвинула для меня поближе къ камину.
— Только растолкуйте мнѣ, пожалуйста, въ самомъ ли дѣлѣ я нашла потайную коморку?
— Да, дѣйствительно, сказала Беатриса, подавая мнѣ чашку чаю, которому я такъ обрадовалась какъ никогда къ жизни, — вы нашли и потайную коморку и самыя сокровища: такое множество сундуковъ, мѣшковъ съ деньгами, и всѣ брилліанты и посуду, списокъ которыхъ находится у насъ въ семейныхъ бумагахъ, но которыхъ мы никакъ не могли отыскать. О Кэтти, чѣмъ мы можемъ отблагодарить васъ? Я полагаю, что теперь ужь кончатся всѣ безпокойства и тревоги папа.
— Слава Богу! для этого вѣдь стоило помучиться. Но, Беатриса, объясните же мнѣ, какъ попали туда всѣ сокровища. Что-же могло статься съ несчастнымъ дядей Джофреемъ? Вы не повѣрите, какіе ужасы грезились мнѣ объ немъ.
— Увѣрены-ли вы что, это вамъ только пригрезилось? возразила Беатриса тихимъ голосомъ, и когда я вопросительно посмотрѣла на нее, она вся дрожа сказала: — да, моя бѣдная, милая Кэтти, его дѣйствительно постигла та судьба, которой вы такъ страшились. Какъ все это случилось — разумѣется, никто не можетъ навѣрно сказать, да при томъ-же мы могли придти къ ложному заключенію; но какъ-бы то ни было, въ комнатѣ найденъ скелетъ — вѣроятно его. Джофрей должно быть уморилъ себя съ голоду посреди накопленнаго богатства.
— Да, накопилъ и продалъ за деньги свою душу, несчастный, бѣдный человѣкъ!.. отвѣтила я съ дрожью; разговоръ объ этомъ предметѣ былъ для меня слишкомъ тяжелъ — и когда Беатриса начала оспаривать, что не стоитъ сожалѣть объ такомъ злодѣѣ, у меня не хватило духу поддакнуть ей. Для нея тотъ ужасъ, который я испытала, казался какимъ то смутнымъ неправдоподобнымъ событіемъ, мерцавшимъ какъ будто въ туманѣ многихъ прошедшихъ годовъ; но для меня онъ былъ живою дѣйствительностію, дѣломъ нынѣшняго дня,
Я чувствовала себя еще не настолько здоровой, чтобы принять участіе въ ужинѣ фермеровъ; но всетаки я сошла внизъ и усѣлась въ маленькой комнаткѣ чаръ; туда приходили навѣщать меня всѣ гости, по одному или но двое. Послѣднимъ моимъ посѣтителемъ былъ Гюго, который, кончивъ всѣ распоряженія и хлопоты относительно ужина, явился узнать объ моемъ здоровья.
— Какъ вы блѣдны, Кэтти! сказалъ онъ, садясь около меня, — вы кажетесь ни чуть не краше того, какъ были въ комнатѣ дяди Джофрея. Какое однако счастіе, что мнѣ не поспалось въ ту ночь послѣ бала и пришло въ голову встать до разсвѣта — пострѣлять дикихъ утокъ.
— О, такъ вотъ какъ это было!
— Да, именно. Услыхавъ вашъ голосъ такъ явственно со двора, я предположилъ, что въ стѣнѣ должна быть трещина наружу; впрочемъ, мы завтра хорошенько обойдемъ и разсмотримъ это мѣсто. Бѣдный дядя Джофрей! онъ все-таки далъ хорошій оборотъ нашимъ дѣламъ, и кости его наконецъ будутъ погребены, какъ подобаетъ истинному христіанину.
Я не могла равнодушно слышать, какъ только заговаривали объ этомъ предметѣ; Гюго замѣтилъ это и быстро продолжалъ:
— А, знаете-ли, Кэтти, что вы открыли для насъ настоящія золотыя розсыпи? Папа говоритъ, что большая часть изъ найденнаго богатства должна пойти въ пользу бѣдныхъ, иначе — онъ думаетъ — оно не пойдетъ намъ въ прокъ; но все-таки денегъ совершенно достаточно чтобы выкупить пожизненный залогъ, который такъ сильно смущалъ папа.
— Я такъ рада за него.
— А про меня и говорить нечего. Вы вѣроятно и не воображали — до какой степени я былъ несчастливъ въ эти послѣдніе дни.
Я чувствовала, что при моей слабости и разстройствѣ я не могла бы отвѣчать ему безъ того, чтобы не расплакаться, и потому промолчала; но Гюго черезъ минуту опять обратился ко мнѣ. — Позволите-ли вы мнѣ, Кэтти, показать вамъ завтра всю старую посуду и драгоцѣнности? О, какіе великолѣпные брилліанты, куда ужъ тягаться противъ нихъ миссъ Барнетъ! Но одинъ изъ нихъ я долженъ вамъ показать сейчасъ же, до завтра я не могу отложить.
Онъ взялъ мою руку — и держа надъ моимъ среднимъ пальцемъ брилліантовое колечко, хотя и стариннаго фасона въ отдѣлкѣ, но съ превосходными камнями необыкновенной величины и блеска, снова заговорилъ:
— Кэтти, ангелъ мой, мы сегодня провѣряли эти вещи по списку. Сказать-ли вамъ названіе, подъ которымъ числится это колечко? Залогъ вѣрности, обручальное кольцо, такъ оно постоянно и переходило изъ одного поколѣнія Пагонелей къ другому. Кэтти, не принадлежимъ-ли мы уже одинъ другому? Обѣщаете-ли вы мнѣ не ѣхать болѣе въ Индію? Могу-ли надѣть это колечко на вашъ палецъ?
Такимъ образомъ Гюго удалось исполнить свое желаніе: украсить будущую жену брилліантами, превосходящими драгоцѣнности миссъ Барнетъ, — и вотъ что вышло изъ моего ужаснаго ночлега въ комнатѣ дяди Джофрея.