На колокольнѣ городской,
Межъ мелкими колоколами,
Поднялся разъ протестъ на колоколъ большой:
«За что́ онъ чванится надъ нами?
Ничѣмъ не краше насъ, ничѣмъ не лучше онъ,
Пожалуй, мѣди въ немъ побольше развѣ только,
А вѣдь куда, поди, густой пускаетъ звонъ,
Подумаешь, что намъ не ровня онъ насколько!
Никто не цѣнитъ насъ, ему-жь отъ всѣхъ почетъ,
Мы трудимся, звонимъ день каждый безъ умолку,
А онъ по мѣсяцамъ въ молчаньи напролетъ,
Лѣнтяемъ чопорныхъ виситъ себѣ безъ толку;
Пора, товарищи, давно пора пришла,
Что тунеядецъ онъ и соня,
Намъ дружно прозвонить во всѣ колокола,
На цѣлый городъ протрезвоня».
Прослушавъ до конца ихъ — колоколъ большой,
Рѣшился отвѣчать товарищамъ сердитымъ:
«Друзья мои! сердясь на образъ дѣйствій мой,
Меня въ конецъ ужъ вы считаете побитымъ,
Но правыми тогда могли-бъ вы только быть,
Когда бы мы одно имѣли назначенье,
И могъ бы я, какъ вы, безъ удержи звонить
По поводамъ пустымъ и фактамъ—безъ значенья;
Но къ сожалѣнію (для васъ, не для меня)
Лишь на событія могу я отзываться,
И вотъ по мѣсяцамъ я жду такого дня,
Чтобы мой голосъ могъ раздаться...
Пусть рѣдки случаи такіе — но за то
Всѣ слушаютъ меня съ вниманьемъ и поклономъ,
И кромѣ пошляковъ отъявленныхъ, никто
Меня не назоветъ, конечно, пустозвономъ...
——————
Въ литературѣ — за урядъ
Тяжелые бываютъ годы,
Когда поборники свободы
Въ невольной праздности — молчатъ.
За то... въ такіе дни... конечно, не прогресса
Назойливо во все кидаетъ грязью пресса,
Все мелкіе глушатъ собой колокола.
Толкуя вкривь и вкось о всемъ, о чемъ хотите...
Что-жь дѣлать, если такъ дѣйствительность пошла
Что надо имъ сказать: «что-жь, милые, звоните,
Коль ваша очередь пришла!»
