КОГО ЛЮБЯТЪ, ТОГО ГУБЯТЪ.
править1874.
правитьДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
правитьГлѣбъ Васильевъ, зажиточный и грамотный крестьянинъ, 40 лѣтъ, вдовецъ.
Наталья, его дочь, 17 лѣтъ, грамотная.
Григорій Семеновъ, ея женихъ, 20 лѣтъ, крестьянинъ.
Павелъ Павловичъ Вопіющенскій, писецъ изъ земства.
Пелагея Кузьмина, 50 лѣтъ, крестьянка.
Родіонъ Поликарповъ, 65 л.
Захаръ Сергѣевъ, 60 л., Карпъ Онуфріевъ, 45 л., Сидоръ Ивановъ, 40 л., Анисимъ Петровъ, 30 л., Кириллъ Мокеевъ, 30 л. Крестьяне разныхъ деревень.
Для-ча не погодить, Сидоръ Ивановичъ! Можно: сорокъ рублевъ не какія деньги! И Покровъ-то день не за горами! Ты вѣдь человѣкъ не баломутный: не здуришь и не затянешь.
Вотъ те честно слово, дядя Глѣбъ! не сушѣвайся. Денежка-то у меня и таперь припасена (выжимаетъ ихъ изъ кожанаго кошелька и показываетъ). вишь, что вышло-то: въ Петровское пріѣхалъ молодой барченокъ и сдаетъ тамъ землю свою въ кортому — чуть не за дарма, ну такъ — знаешь — и роетъ ее — лишь бы деньги были ему на руку…
Извѣстное, братъ, дѣло: молодому жить хочется; ну онъ и мотаетъ добро свое, какъ знаетъ.
Такъ вотъ я и лажу-то сяводня сходить туда, да и взять землишки-то малу толику, если ты должокъ-отъ погодишь маненько.
Изволь, изволь, обожду; благо подходяче тебѣ дѣло-то.
Спасибо же, Глѣбъ Васильевичъ, спасибо. А я те за то приду въ гостинцы поработать, со всей семьей (кладетъ деньги въ кошелекъ).
И на этомъ благодаримъ: (также кланяется) работничкамъ мы завсегда рады. Милости просимъ.
По добру же и по здорову оставаться. Поштенье вамъ, Наталья Глѣбовна! (кланяется всѣмъ).
Прощайте, Сидоръ Ивановичъ! На предки просимъ жаловать. (Сидоръ уходитъ).
А меня-то, Глѣбъ Васильевичъ, ублаготворить чѣмъ нибудь? за оповѣщеніе-то тебя о пріѣздѣ завтра земства.
А за что тебя, добрый человѣкъ, дарить-то? (Работница ставитъ на столъ чашки и самоваръ; Натальи завариваетъ чай).
Да вѣдь еслибъ членъ-отъ земства пріѣхалъ къ тебѣ врасплохъ, такъ ты бы чай убоялся его?
Ой-ли? ни, ни! хоть кажиной день пріѣзжай, да считай ссудныя денежки: всѣ онѣ въ этомъ сундукѣ лежатъ (показывай на него) цѣлехоньки. Я въ сберегательную казенку, братецъ ты мой, не лазяю. Поставили меня казначеемъ надъ ней, — такъ ужъ она и будетъ справна. За что-жъ мнѣ держаться-то на тебя, хорошій ты мой? Чаемъ, коли хошь, угощу.
И винцомъ поднесеніе совершишь?
Ну пожалуй и винцомъ, — благо гостемъ хочешь быть. Садись-ко. (Вопіющенскій кладетъ на лавку фуражку и садится за столъ вмѣстѣ съ Глѣбомъ и Натальею. Всѣ пьютъ чай).
Благодатно вы поживаете, Глѣбъ Васильевичъ.
Нѣча Бога гнѣвить! Живется по маленьку. Одинокъ вотъ только вышелъ: жены не хватаетъ.
Соболѣзную о васъ. — Коровушекъ съ десятокъ держите!
И съ пяточкомъ еще.
А лошадокъ?
Да парочки двѣ-три имѣемъ. Болѣ-то и не надотъ.
И благодать Господня осѣняетъ васъ.
Съ овдовѣнья-то моего пробовалъ-было держать и прежнюю восьмерку, да неприбыльно вышло. Покойница-то моя хозяйка (встаетъ и подымаетъ глаза кверху) — царство ей небесное и всѣ блаженства ангельскія! (садится) — сама правила извозомъ. Много она у меня, сердешная, радостей съ собой унесла: я при ней жилъ, словно у матушки за пазухой, добрымъ людямъ на завидаль. И гдѣ-то она, голубушка, не поспѣвала: случалось, что и одна въ городъ возила кладь на трехъ подводахъ, а на другу тройку работника съ собой брала. Пару же мнѣ оставляла на домашнюю потребу. Вотъ какая была у меня жена-то.
Что же вы еще разъ не сочетаетесь законнымъ бракомъ?
Да другой такой бабы, какъ моя жена, и на свѣтѣ-то не осталось! Что же я со второй-то хозяйкой стану дѣлать? Корить ее? Грѣшно будетъ! Не для че мнѣ жениться.
А вѣдь къ вамъ, чай, молодушки-то объятія свои простираютъ?
Ну ихъ, — все балаболки! (Слышенъ стукъ подъ окошкомъ съ лѣвой стороны. Наталья отворяетъ его и въ немъ показывается Григорій).
Здорово, батюшко! Здорово, Наташа! Каково ночевали? Не обсудите, что не зайду: неколи! На работу ѣду. А зайдешь, такъ долго прокалякаешь. Прощайте (кланяется всѣмъ и цѣлуетъ черезъ окошко Наташу). Опосля приходи на качели.
Ладно, приду.
Да не забудь, смотри.
Ишь что выдумалъ! Забуду я! какъ тебѣ не стыдно!
(Цѣлуетъ ее еще разъ) Зазнобушка ты моя! (Наталья затворяетъ окно "возвращается къ столу).
Это не царѣченный ли вашъ?
Да, помолвленъ ужъ, будущій зятюшко мой. Парень хорошій! Съ малолѣтства любятъ другъ друга. Въ пріемыши его себѣ прочу. Да вотъ нейдетъ ко мнѣ: у него мать старая, да братъ подростокъ, — такъ не хочетъ кинуть ихъ. А дочка моя къ нему идти не радѣетъ въ домъ, чтобы меня не оставить одного. Вотъ и тянется у насъ времячко-то, пока не подымется хорошенько его братишко.
Я ужъ батюшка своего ни за что не покину: жить, такъ жить вмѣстѣ, а порознь тошно (обнимаетъ отца, а онъ ее цѣлуетъ).
А какъ же это, Глѣбъ Васильевичъ, въ народѣ-то глаголали, что будто вы дочь-то свою въ супружество выдаете за племянника графскаго управляющаго?
Сватанье-то было, да комомъ сошло. (Къ Натальѣ) Поставь-ко сюда водочки. (Вопіющенскому) Дѣтина-то этотъ вышелъ забулдыга, пьяница, драчунъ, да и безъ мѣста.
Мѣсто-то ему, я позналъ отъ вѣрныхъ людей, управляющій-то обрѣлъ и содѣлалъ его главнымъ смотрителемъ графскихъ садовыхъ бесѣдокъ, съ вожделеннымъ жалованьемъ; да и смѣху еще предался при томъ: глупые — говоритъ — люди! Уповаютъ, что у меня мѣстъ для родни не будетъ; а у меня родни-то не хватитъ для мѣстъ, сколько бы ея ни обрѣлось (Наталья наливаетъ гостю стаканъ водки).
Да хотя-бъ онъ былъ и купецъ, я-бъ за него ни во вѣки вѣковъ не пошла. Провались онъ ставшій! Приставалъ-то ко мнѣ какъ: точно смола.
Сами-то напередъ вкусите; дорожку-то мнѣ благочестно проложите.
Не потребляю, давно ужъ не потребляю. Со втораго года женитьбы моей, когда сталъ Богъ давать мнѣ Наташу — жена моя долго мучилась ею — я передъ образомъ Царицы Небесной далъ зарокъ не пить больше. И съ тѣхъ поръ не пью.
Маленечко-то вѣдь можно, стомаха ради: выпейте, пожалуйста бы разъ подноситъ стаканъ).
Не неволь! не могу: претитъ. Семнадцать годиковъ ужо вино у рта моего не бывало, такъ не для че теперь кумиться-то съ нимъ.
Многія же лѣта вамъ и Натальѣ Глѣбовнѣ! (выпиваетъ водку). Препрославленное винцо! На звѣробоѣ, кажись?
Съ душицей пополамъ.
Патріаршее. А вотъ ужъ второй, сугубый стаканчикъ, я ужъ безъ Глѣба Васильевича пить не стану.
Такъ ужъ видно на одномъ-то и придется покончить; — обидишь только хозяина.
Вольно ужъ вамъ не внимать гласу мольбы моей и не водить компаніи.
Какъ не вожу? (наливаетъ стаканъ). Видишь, я подчую тебя. Кушай да здоровье,
Ну, пополамъ (Глѣбъ отмахивается рукою). Ну, хоть почни… попробуй…
Чаво тутъ пробовать: не невидаль какая! Настойка какъ настойка (Вопіющенскій выбываетъ второй стаканъ и берется за фуражку).
Просимъ пожаловать, Палагея Кузьминишна; рѣдкая гостинька!
По добру ли, по здорову, Глѣбъ Васильевичъ и красота ты моя,Наталья Глѣбовна, поживаете? Ужъ собиралась я къ вамъ, собиралась давнешенько, да вотъ сяводни только Богъ и привелъ свидѣться.
Благодареніе приносимъ за угощеніе. Прощайте, Наталья Глѣбовна! Прощайте, Глѣбъ Васильевичъ! Что понадобится вамъ, эдакъ--знаете — по земству, или по городу, такъ пишите, пожалуйста. Мое имя Павелъ Павловъ Вопіющенскій.
Хорошо. Прощай, прощай! (Вопіющенскій уходитъ).
Насилу добрела-то къ вамъ! Не побрезгуйте, Глѣбъ Васильевичъ, принять отъ мово усердія холстинку. Сама ткала ё, сама бѣлила.
Садись-ко, Палагея Кузьминишна. Что тебѣ вздумалось дарить меня холстомъ? Развѣ я безрубашечникъ какой?
Ой! што ты говоришь, Глѣбъ Васильевичъ! Да домъ твой — полна чаша. Всѣ знаютъ эвто. Да доченьку-то ты выдаешь замужъ, такъ ей пригодится холстинка-то на подарочки. Прими же, — не обезсудь (кладетъ холстъ на столъ).
Да понадобится, такъ я и куплю ее у тебя, а теперь что мнѣ въ ней? (къ Натальѣ) Подь-ко въ ту избу. Никакъ работница стала масло мѣшать. Помоги ей. (Наталья уходитъ).
Когда-то аще понадобится табѣ холстинка; а ты-то вотъ и нонѣ мнѣ нуженъ.
Въ чемъ же я тебѣ нуженъ?
Въ большомъ, родненькій (вздыхаетъ), охъ! въ большомъ.
Что-жъ? Сѣменамъ обнуждалась, что-ль?
Ой, нѣтути.
Лѣсишку на гумно прикупить захотѣла? Старое-то у тебя больно гнило.
Ой, нѣтути, родимый! Сердечушко-то у меня все надорвалось.,
По комъ же?
Да по сынѣ-то новомъ, неудаломъ. Слыхалъ ты, что онъ побилъ?..
Нѣтъ, не слыхалъ. Кого?
Еремку.
Брата-то сельскова старосты?
Яво.
И больно побилъ?
Какое те больно: разъ пятокъ евдакъ съ ѣздилъ по уху его, да вихри выдралъ — и все тутъ. Сраму-то только надѣлалъ много; народъ-отъ насмѣшилъ, а меня, горемычную, опечалилъ. Вѣдь самъ знаешь: материнское сердце. Ты прости сына-то мово.
Да развѣ онъ меня билъ?
Да ты судить яво будешь, ты вѣдь волостной судья. Властенъ и помиловать яво. А баютъ, што жалиться-то будутъ: такъ ты не осуди яво и не накажи. Вѣдь онъ пьяноватъ былъ больно… (кланяется очень низко и плачетъ). Пожалѣй ты мать неповинную.
Ну, на судѣ что будетъ — я еще не знаю.
Я ужъ была и у другова-то судьи, Тарасьича: іонъ простилъ мово сына, ради хмѣля его. Прости и ты яво. Я забѣгу и къ Меркулію Осиповичу, третьему-то судьѣ нашему. Богъ поможетъ, што и іонъ помилуетъ.
Ну, а я тебѣ ничего не скажу. Правъ твой сынъ, будетъ, такъ не осужу; а виноватъ, — такъ не погнѣвайся.
Охъ! материнское вѣдь у меня сердце-то. Самъ посуди… (Слышенъ на улицѣ говоръ людей; потомъ слова: «Да зайдемте вси…» «Ну, зачѣмъ же всимъ-то? зайдите вы, а мы васъ поманимъ здѣсь»). (Смотритъ въ окошко; говоръ людей продолжается). Ой, сколько народу-то сюда валитъ! Ужъ не судъ ли идетъ? Прощай, мой родьненькій! прощай, Глѣбъ Васильевичъ! Помилуй же ты сына-то мово… хоть для матери-то.
Холстину-то не забудь взять съ собою. (Подаетъ ее Палагеѣ). Прощай! (Она уходитъ съ нею, низко кланяясь и вздыхая. Смотритъ въ окно). Что это въ самѣдѣлѣ народу-то сколько собралось, чего имъ надо?
Нижайше кланяемся вамъ, Глѣбъ Васильевичъ, отъ всихъ деревень нашихъ.
Поклоны приносимъ табѣ отъ міру.
Отъ всей волости нашеяй.
Здорово ли поживаешь?
Какъ видите, милые мои сусѣди (кланяется имъ) — ближніе и дальніе — Богъ пока милуетъ, а впередъ не знаю. Сядьте-ко въ передній уголокъ (всѣ усаживаются около стола). Хорошо ли и вы живете да можете?
Хорошо-то хорошо, да не совсимъ. За нуждою въ люди не ходимъ — своей много.
Порядковъ-то вотъ таперъ у нашево старшины не стало: сладу-то мы съ нимъ не могимъ. дать никакого.
Обиждаетъ насъ, обсчитываетъ.
Выручи-ко міръ отъ бяды, Глѣбъ Васильевичъ, будь-ко нашимъ старшиною.
Благодарствуйте, добрые люди!
Уважь нашу просьбицу.
Волость послала насъ просить табя.
Ты всѣмъ любъ, да угоденъ.
Отъ мала до велика.
Вси желаютъ табя въ старшины.
Еще разъ благодарствуйте! (садится). Но не по разуму моему вы мнѣ честь даете: не моей головѣ править вами и не вамъ ее слушать. Есть у васъ грамотеи получше меня; есть у васъ и богатины мужики, которымъ не для-ча брать съ васъ лишняго; есть и молодцы у васъ, бывавшіе въ Питерѣ и Москвѣ, что красно и гоже говорятъ: такъ ужъ вамъ на меня-то гадать не приходится.
Отчего же, Глѣбъ Васильевичъ, не приходится? Ты давно живешь съ нами и честнаго имяни свово не призорилъ еще.
Вси мы любимъ тя и уважаемъ.
И надежду на тебя держимъ.
Отъ всей волости нашей…
Отъ міру всево мы усердно просимъ табя.
Не обойди насъ, пожалуйста.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста (кланяются).
Спасибо вамъ, на добрыхъ рѣчахъ, сусѣди мои желанные! Но вѣдь я одинокъ одинешенекъ. Свою дочку скоро замужъ выдамъ; а зятекъ-то мой нейдетъ ко мнѣ: свою матушку бережетъ, оставить ее не хочетъ. Такъ на кого же я положу-то домъ свой, коли вашими дѣлами займуся?
Мы те помогать станемъ.
Да и пожениться ты можешь. За тя всяка баба и дѣвка пойдетъ. Любу выбирай…
Нѣтъ ужъ освободите меня, честные волостьшане! Я не первый день служу обществу: семь лѣтъ ужъ правлю церковнаго старосту; пять лѣтъ казначеемъ ссудо-сберегательнаго товарищества состою; два выбора уже судейско дѣло веду, — такъ ужъ на мою-то долю и полно. Чего-жъ вамъ еще отъ меня надо? (встаетъ, а за нимъ и всѣ выходятъ изъ за стола).
Батюшко! Спаси меня! Я сичасъ услыхалъ, что старшина-то нашъ въ рекруты меня записалъ, — видно по навѣтамъ графскаго-то управляющаго. Я бросилъ соху, да къ тебѣ побѣгъ. Ты знать, я только двойникъ, братъ-то ащо мой малолѣтокъ, а у насъ много есть и тройниковъ.
Отъ кого ты узналъ это?
Сторожъ правленскій мнѣ сказалъ. При немъ и бумагу ту писали.
Батюшко! Безъ него я жить не могу! Я съ тоски помру.
Эй, братцы! Послушайте! (молчаніе) Глѣбъ Васильевичъ нейдетъ въ старшины наши. Просите яво аще, коли можете сами (подымается сильный говоръ за сценою; затѣмъ слышны слова: «Глѣбъ Васильевичъ! уважь мірское дѣло! Просимъ табя нижайше! Побойся Бога!»).
Не хотѣлось бы мнѣ власти вашей, добрые люди, но правды я захотѣлъ, правды… Не обезсудьте. Пусть же будетъ по вашему: иду въ ваши старшины…
Вотъ ужъ благодарствуемъ, такъ благодарствуемъ!.. (Всѣ обнимаютъ Глѣба; Григорій бросается ему въ ноги; Глѣбъ подымаетъ его).
Ащо прислушайте, братцы! (молчаніе). Глѣбъ Васильевичъ соглашеніе далъ: пойдетъ къ намъ въ старшины, (слышны слова: «Спасибо ему, спасибо Много довольны! Слава Богу!..»).
Благодарю васъ, добрые люди, за честь и за любовь. Поберегите же вашего будущаго старшину. Онъ неразуменъ и оплошливъ (слышенъ общій говоръ: «Будемъ беречь тя! будемъ! Винца бы надыть съ новаго-то старшины!»).
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
правитьГлѣбъ Васильевичъ, волостной старшина.
Дѣдко Андрей Самсоновъ, 80 лѣтъ.
Анисимъ.
Кириллъ. Захаръ. Карпъ. Родіонъ. Матвѣй. Селифонъ. Крестьяне разныхъ деревень.
Лукерья Никитишна, содержательница кабака, 30 лѣтъ, горожанка, вдова.
Прокофій, ея сидѣлецъ, 20 лѣтъ.
Аксинья Семенова, крестьянка, 40 лѣтъ.
Дуня. Стеша. Дѣвушки-крестьянки, 17 лѣтъ.
Силинъ. Митюха. Ваня. Вася. Деревенскіе парни, не старѣе 18 лѣтъ.
Груня, крестьянская дѣвочка, 10 лѣтъ.
Крестьяне и крестьянки.
Во какъ гуля-ю то! В-симъ лю-діямъ на за-видаль! И три-и дни гу-ля-ю… И ащо бу-ду гу-лять! Â по-тому, что прав-дникъ… И на-доть его по-читать (чуть не падаетъ). Я и по-чи-га-ю къ стѣнѣ избы). Хлѣ-ба у ма-ня хва-титъ… и… ж-и-тѣ, зна-читъ, не-се-по… (валится и засыпаетъ).
Знашь што, Митюха?
Што?
Приколотимъ-ко мы Таньку… Вишь какъ іона кобенится-то передъ Сенькою. Любила, парень, табя, потомъ меня, а таперь Сеньку любитъ. Надыть ей косу-то повытаскать хорошенько: длинна больно.
За Таньку, братъ, заступа буде: смотри самого тя отдуютъ.
Да для-ча мы станемъ бить-то при народѣ. Притаимся за кузницею, и какъ она пойдетъ домой, то мы и выскочимъ и отваляемъ ё. А на рожи-то свои полотенца накинемъ, штобъ не узнала.
Ладно! потоскаемъ ё (удаляются въ сторону. Дуня и Отенъа подходятъ къ проходящимъ Ванѣ и Васѣ).
Ванюшинька, покачай-ко насъ на качеляхъ.
Вотъ-те не видалъ я качелей! Есть когда! Съ бабами еще! (Уходитъ въ кабакъ).
Вася! купи намъ пряничковъ, у тя денегъ много.
Языкъ проглотишь! А въ друго-рядь и попросить будетъ нечѣмъ. Хоть вина? Пойдемъ — угощу (манитъ ее въ кабакъ и уходитъ туда).
Дядюшки родимые! повеселите насъ, красныхъ дѣвушекъ.
Ну васъ къ Ногу! Захотѣли веселья отъ стариковъ! Идите къ парнямъ.
Да парни-то все гуляютъ. Вытащите ихъ оттолѣ (показываетъ на кабакъ).
Сами туда дорогу знаете. Идите… Для-че отставать вамъ отъ парней? Гуляйте вмѣстѣ съ ними.
Любѣе парнямъ будете. Вино вѣдь и бабъ подвеселитъ.
Ай что, дѣвка, зайдемъ-ка, въ кабакъ?
Ой, нѣтъ! Я не пойду (обѣ отходятъ въ даль, а Захаръ и Родіонъ садятся на прилавкѣ у крайней избы).
Ужъ такого, братъ, старшины, какъ Глѣбъ Васильевичъ, намъ не нажить болѣ. Гляди-ко, каки порядки завелъ! и учитыванье «самого себя» кажиное полугодье (хошь не хоть, а усчитай яво; а нѣтъ, такъ штрафъ въ мірскую казну подавай). Смотрико, ащо сколько робятишкамъ ученья поприбавилъ: двѣ школы завелъ; мостовинокъ какихъ наклалъ по худымъ дорогамъ, — поѣзжай таперь по нимъ хошь въ тарантасѣ; сельскихъ-то старостъ, да волостнагото писаря въ руки взялъ: плутовать-то имъ ужъ и не повадно…
Одно, братъ, не ладно въ нашемъ старшинѣ: не праздничаетъ съ нами. Спѣсивъ больно…
Како спѣсивъ! Напрежъ всего у бѣдняковъ немудренькихъ побываетъ, а тамъ ужъ и у другихъ.
Ты слухахъ, что Лукерья-то, цаловальница наша, поѣхала сяводни звать яво къ себѣ. Она ужъ давно передъ нимъ мелкіимъ бѣсомъ вертится: вишь закрутить яво, знашь, хочетъ въ мужья сабѣ. И іонъ-то, кажись, не прочь тово.
Да врятъ ли! Не такой, братъ, дѣтина! Не поѣдетъ онъ къ ней. Лони вся деревня просила яво къ себѣ о праздникѣ, — не поѣхалъ; а опосля, въ будни, отгостилъ у всихъ. Такъ куда-жъ бабѣ-то соваться?
Да баба-то, братъ, и чортомъ вертитъ: въ иглины уши влѣзетъ, да тя и шить еще заставитъ (выходитъ Аксинья, неся въ рукахъ деревянную чашку).
Не зайдете ко мнѣ въ избу, сусѣдушки, такъ испейте-ка мово пивка хоть на улочкѣ (кланяется и подаетъ имъ чашку. Селифонъ съ противо"ю.южной стороны видитъ это. Захаръ и Родіонъ пьютъ поданное, передавая два раза другъ другу чагику. Вдали слышны пѣсни).
Благодаримъ за пивко (кланяется.)
Добро пивко! добро! благодарствую чешку. (Аксинья уходитъ).
Оксинья Семеновна! а Оксинья Семеновна!
Што те надо?
Дай пивка опохмѣлиться… голова трещитъ… ей Богу! словно лопнуть хочетъ!..
Да нѣтути пива-то болѣ, касатикъ мой, все вышло; зайди въ кабакъ.
Не съ чѣмъ. Дай хошь пивныхъ-то дрозжей опохмѣлиться… спаси душеньку… (слышенъ звонъ бубенчиковъ).
Во! и Лукерья, кажись, прикатила.
Съ какими-то вѣстями, братъ? (Оба встаютъ и подвигаются къ глубинѣ сцены. Аксинья выноситъ маленькую чашку и подаетъ ее Семфону).
Дрозжи-то мои позакисли, ужъ не осуди. (Селифонъ жадно выпиваетъ ихъ и низко кланяется. Аксинья уходитъ, а онъ садится у избы; а потомъ протягивается и засыпаетъ).
Хорошо ли покаталась, Лукерья Никитишна?
Хорошохонько.
Духомъ слетала?
Ужъ и не говори, вѣтерка скорѣе ѣхала.
Кони-то у табя такіе ражіе.
Ну, такъ талеръ на качелки пойдемъ-ко, Лукерья Никитишна.
Нѣкогда: старшину къ себѣ жду.
Ой-ли?
Взаправду?
Въ самъ-дѣлѣ?
Ужъ и лошадь велѣлъ сѣдлать работнику. Не погнѣвайтесь (кланяется всѣмъ). Надо поприготовиться (уходитъ въ двери кабака).
Вотъ те и разъ! (Всѣ замѣтно удивлены).
Забирайте же пьяныхъ-то. Вѣдь старшина посадитъ ихъ за евто въ «темную» (крестьяне уносятъ пьяныхъ. Начинаются пѣсни. Изъ кабака выходитъ сидѣлецъ Прокофій и снимаетъ вывѣску и елку).
Смотри-ка, что у насъ дѣется-то!
Кабака, братъ, видно не будетъ.
Дѣло-то неладное.
Не горюйте: я другой кабакъ открою, на свое имя, еще поважнѣе этова.
То-то, Проня, ты ужъ не погуби насъ.
Будьте въ надеждѣ (уходитъ. Начинается хороводъ).
Правду ты молвилъ, что баба лѣшаго проведетъ. Ишь, небось, и кабакъ-отъ закрываетъ: знаетъ, пройдоха тертая, что богачество-то Глѣба Васильевича поприбыльнѣе кабака. Окрутитъ іона яво!
Ащо бы не окрутить! Окрутитъ. Не первоучка іона въ эвтомъ. Помнить, братъ, какъ купецкова-то прикащика обобрала? Вѣдь іонъ изъ за не счастье свое потерялъ. Деньги-то хозяйски растратилъ въ нё, — ну яво и выгнали по шеѣ, какъ худу собаку; да ащо и тюрьмой грозились (прибѣгаютъ малолѣтніе парни и кричатъ: «Старшина пріѣхалъ! Старшина пріѣхалъ!» Пѣсни прекращаются; хороводъ расходится. Всѣ идутъ на встрѣчу Глѣбу).
Здравствуйте, братцы мои милые; здорово люди добрые и почтенные.
Милости просимъ, Глѣбъ Васильевичъ.
Добро пожаловать.
Желанный ты, нашъ гостинекъ!
Насилу-то ты вспомнилъ насъ, Глѣбъ Васильевичъ.
Стосковались мы по тебѣ больно! (Слышны женскіе голоса: "Спасибо, что пожаловалъ къ намъ! Оченно рады табѣ! Здравствуй-ко, здравствуй Глѣбъ Васильевичъ! Порадовалъ ты насъ крѣпко!.. Заступа ты наша во всяко времячко! Дай-ко поглядѣть на табя, да помиловаться тобою! « Пожилыя женщины обнимаютъ его).
Здорово, здорово, милыя тетушки мои и молодыя молодушки! Какъ живете, да можете? Что же вы веселиться-то перестали? Я подъѣзжалъ къ вамъ, такъ у васъ пѣсни были; а какъ пріѣхалъ — у васъ и затихло все (къ крестьянамъ). Аль стыдитесь, что малый праздникъ, да долго празднуете? Зачѣмъ же это? не обинуйтесь, пожалуйста, веселитесь…
Мы чествуемъ табя, Глѣбъ Васильевичъ.
Когда ты съ нами, не до пѣсенъ намъ. (Лукерья въ богатомъ сарафанѣ и кокошникѣ подладитъ къ Глѣбу).
Спасибо, спасибо вамъ. (къ Лукерьѣ) А! Лукерья Никитишна, еще разъ здорово! (кланяется ей и жметъ руку). Рада ли прошеному гостю?
Ужъ и словъ не найду, какъ благодарить тебя, Глѣбъ Васильевичъ. Не обошелъ ты вдовы одинокой (низко кланяется ему). У меня теперь и въ бу день будетъ праздникъ. Просимъ-ко въ келейку мою неприглядную (опятъ кланяется и, вмѣстѣ съ Глѣбомъ, идетъ по направленно къ своей избѣ).
А кабакъ вывела?
Какъ угодно тебѣ, такъ и сдѣлала. Посмотри: (показываетъ на свою избу) его ужъ нѣтъ.
То-то же, уговоръ лучше всего: въ кабакъ я не пошелъ бы къ тебѣ.
Впередъ ужъ буду пряничками да и сайками торговать, тебя вспоминаючи. Ты уму разуму научилъ меня.: Просимъ пожаловать… (кланяется). Просимъ пожаловать…
А что, братцы, вѣдь сегодня работать не станете? (молчаніе). Такъ пойте-ка лучше пѣсенки, да пляшите: хотъ время за ухтей не пойдетъ (уходитъ съ Лукерьей въ ея избу).
Робята! хороводы, да пѣсни скорѣй! Старшина велѣлъ.
Становись проворняе; забирайте бабъ да дѣвокъ! Ну, живѣй! Старшину повеселимъ… (хороводъ устанавливается).
А што, братцы, надыть-вѣдь старшину къ себѣ зазывать?
Не пойдетъ, я те говорю, не пойдетъ, потому што праздникъ у насъ.
Ну да всѣмъ міромъ будемъ прощать. Міръ-отъ онъ честитъ и слушаетъ.
А може и пойдетъ? Станемъ звать.
Попытка не бяда и спросъ не горе.
Не смочь вамъ, говорю, ребятушки, не смочь.
А прошать все-таки надыть. Што мы безхлѣбники, аль бездомники какіе?
Угостить штоль не сумѣемъ?
Благое ловясь надыть это дѣлать. У кого Глѣбъ Васильевичъ побываетъ, тому милость Божію принесетъ.
Вѣстимо такъ, кумушка, вѣстимо. Таки люди счастье въ домъ приносятъ: добродѣтелевъ у нихъ на душѣ много. Пойдемте же, братцы, да поприготовимтесь. Мѣшкать-то не-че (уходитъ съ нѣкоторыми крестьянами, исключая Захара, Родіона и Кирилла).
Пока самоварчикъ-то у тебя ставятъ, мы вотъ здѣсь посмотримъ-ка на народъ… Здѣсь похолоднѣе и повольготнѣе будетъ.
Ко мнѣ-то хлѣба-соли откушать, Глѣбъ Васильевичъ, пожалуй.
И меня-то не обойди, сдѣлай милость.
Осчастливь мою семью, прошаю тя нижайше. (Много разъ кланяется. Нѣсколько крестьянъ и крестьянокъ, стоявшихъ въ хороводѣ, оставляютъ его и подходятъ къ Глѣбу, кланяясь и приглашая его словами: „Ко мнѣ-то, ко мнѣ-то пожалуй, Глѣбъ Васильевичъ“).
Благодарствуйте, хозяюшки мои милыя и товарищи мои добрые! Что же мнѣ мѣшать-то вашему веселью. Я погощу съ вами и здѣсь: погляжу на ваши хороводы бойкіе и послушаю вашихъ пѣсенокъ хорошихъ (садится у крайней избы справа). Вѣдь годы-то мои еще не старые, жить-то еще хочется. (Молодцоватый парень подходитъ къ Лукерьѣ и знаками проситъ ее въ хороводъ; она отказываетъ ему рукою и становится возлѣ Глѣба. Хороводъ, подъ тихія пѣсни, въ заду сцены начинается. Глѣбъ усаживаетъ Лукерью возлѣ себя).
Ужъ какъ обрадовалъ-то ты меня, Глѣбъ Васильевичъ! Не погнушался зовомъ бабы неразумной.
Грѣшно тебѣ, Лукерья Никитишна, такъ говорить о себѣ. Развѣ Богъ обидѣлъ тебя руками и головой? Небось, всякое дѣло не уйдетъ отъ тебя въ лѣсъ: спроворишь хоть что.
Гдѣ мнѣ, родной мой! И то хорошо, что безъ мякины сиротскій свой хлѣбъ имѣю. А тошно бываетъ иной разъ; охъ, какъ тошно! Сидишь-сидишь, окна-то одна да одинешенька; маяшься-маяшься словно кукушечка бездомная… Некому тебя ласковымъ словечкомъ приголубить… Да такъ день-то деньской и проходитъ. Безъ старости состарѣлась я…
Хороша же старуха, нечего сказать: щеки-то алѣе макова цвѣта, а шея, — что у лебедя бѣлая.
Спасибо на добромъ словѣ. Старѣться-то мнѣ совсѣмъ еще не хотѣлось бы. Вотъ поэтому-то и думаю попросить твоего совѣта, да боюсь надокучить тебѣ…
Чего же бояться, вѣдь я не звѣрь какой: говори…
Позволь-ко прежде поподчивать тебя. Вѣдь не только гость желанный, а и травка безъ росы не ростетъ.
Чѣмъ же ты подчинять меня станешь? Не крѣпкимъ ли? Я его не пью.
Нѣтъ, дорогой мой, медкомъ сладкимъ. Сама про „себя“ варила, а привелъ Богъ подносить и къ почетнымъ устамъ. Не побрезгуй же, прикажи принести медку-то.
Ну, неси, неси (Лукерья поспѣшно уходитъ). Лихая баба! И тиха, и умна. Люблю я такихъ… Павой и орлихой глядитъ… (оборотясь къ хороводу). Веселитесь, веселитесь, други сердечные! Подъѣдаютъ васъ пьяные долгіе празднички, хуже червя жаднаго: тонете вы въ нихъ, какъ въ рѣкѣ бездонной… И не копѣечкой трудовой вы зорите себя, а цѣлой долюшкой…
Выкушай, дорогой гостенекъ мой, пчелинаго питья.
Твое здоровье! (выпиваетъ). У! какой у тебя молодецкой медъ! По хозяйкѣ видно пошелъ…
Съ ромцомъ, — заберетъ. (Сидѣлецъ Прокофій приноситъ столикъ, на который она ставитъ подносъ съ бутылками. Громко) Не осуди, каковъ ужъ есть. Управительша учила меня варить его по-московски…
Ну, что же ты хотѣла говорить-то мнѣ? Говори теперь.
А вотъ что, Глѣбъ Васильевичъ. Ты знаешь, чай, Семена Бродкина, что въ коробочникахъ ходитъ?
Знаю.
Ну вотъ онъ, на запрошлой-то недѣлѣ, сватовъ подсылалъ ко мнѣ: видно взять меня хочетъ за себя. Не больно-то онъ мнѣ милъ, нѣча грѣха таить; — а какъ вспомню я жизнь-то свою одинокую, такъ и думается мнѣ, что надо мнѣ идти за него. Дѣтина онъ разбитной. Научи-ко меня, Глѣбъ Васильевичъ, какъ это дѣло покончить?
А развѣ свѣтъ клиномъ сошелся? Ужли у тебя, кромѣ Вродкина, нѣтъ и жениховъ? Подожди маленько: може и прилунится тебѣ „другой“ мужъ.
Чтобы послѣ-то не каяться, что сама отъ счастья ушла. (Наливаетъ стаканъ) Выкушай-ка еще медку… благо похвалилъ… (Про себя) Авось скорѣе проговоришься мнѣ.
Отъ твоего медку не отказываются (выпиваетъ стаканъ). Ай да медъ! Даже во рту жжетъ! Такой забористый!..
Ужъ много ты хвалишь его: не стоитъ онъ того. Надо бы и лучше приготовить для тебя, да не умѣю.
Крѣпонекъ, крѣпонекъ. Мастерица варить.
Такъ ты Глѣбъ Васильевичъ не даешь совѣта-то выходить мнѣ за Бродкина?
Говорю тебѣ, не спѣши. Такой кралечкѣ, какъ ты, найдется мѣсто и въ богатомъ домѣ. Понимаешь?..
Ужъ гдѣ мнѣ, Глѣбъ Васильевичъ, на большое счастье гадать. Я довольна была бы и небогатымъ, да только степеннымъ человѣкомъ, который полюбилъ бы меня и пришелся бы мнѣ по сердцу. Я бы и слушала-то его во всемъ, и работала бы, сколько-бъ силъ моихъ хватило.
Такого ты и дождешься (подходитъ Митюха, Силинъ, Захаръ и Родіонъ. Первые два останавливаются поодаль).
Будешь мой, голубчикъ, не хитри… И не такихъ коньковъ я взнуздывала… Справлюсь съ тобой… (Громко) Такъ ужъ за добрый-то совѣтъ твой выкушай медку (наливаетъ стаканъ изъ початой бутылки).
Съ тобой вмѣстѣ — давай!
Пей, Лукерья Микитишна! Отъ сладкаго питья молоды вдовы только добрѣютъ.
Ужъ развѣ за здоровье твое, Глѣбъ Васильевичъ (наливаетъ себѣ стаканъ изъ, „другой“ бутылки и еще два стакана изъ нея же для стоящихъ возлѣ Захара и Родіона, которые и подноситъ имъ).
Глядь-ко, братъ: старшинѣ налила изъ одной бутылки, а себѣ и имъ изъ другой.
Видно разное налито. Пойдемъ-ко назадъ: здѣсь намъ ничаво не дадутъ (уходятъ опять въ хороводъ).
За здоровье твое драгоцѣнное! Долго тебѣ, предолго жить съ нами не старѣючи и любить тебя всѣмъ намъ, до споконъ вѣка, не устаючи.
А тебѣ — изъ вдовушки поскорѣе сдѣлаться снова молодушкой.
Будьте здоровы!
За обоихъ вмѣстяхъ (кланяется. Всѣ четверо выпиваютъ стаканы. Хороводъ на нѣсколько минутъ останавливается. Пляшущихъ угощаютъ принесенными пирогами и водкою).
Эдакого меду я сроду не пивалъ: на наливку смахиваетъ.
Съ непривычки тебѣ, Глѣбъ Васильевичъ, такъ кажется.
Намъ яво и даромъ не надыть. Барской квасъ!
Што въ немъ? Только время потратишь на няво.
Сколько ни пей, пьянъ и веселъ не будешь.
А вотъ я, видите ли, веселъ и отъ меду (встаетъ); въ немъ замѣтно опьяненіе).
Коли веселъ, такъ пойдемъ же вмѣстѣ въ хороводъ.
Пойдемъ (оба встаютъ въ ряды пляшущихъ. Пѣсни становятся громче. Хороводъ дѣлается оживленнѣе. Глѣбъ и Лукерья дѣлаютъ два круга, послѣ чего Глѣбъ, еще болѣе почувствовавшій охмѣленіе, выходитъ изъ хоровода).
Теперь ко мнѣ чайку попить.
Ладно, пойдемъ (подходитъ Андрей).
Нѣтъ ужъ, Глѣбъ Васильевичъ, коли правду любишь, то напрежъ молодой вдовы, уважь меня, старика столѣтняго: зайди ко мнѣ хлѣба-соли откушать. Ужъ какъ ты въ старшины сѣлъ, такъ ащо только разъ у меня бывалъ. Не осрами же сѣдины мои… (кланяется ему въ ноги и, подымаясь, остается на колѣнахъ). Я тя, видитъ Богъ, паренькомъ любливалъ… бойкой ты такой былъ…
Что ты, что ты, дѣдушка! Не стыди ты меня при народѣ. Не велика я птица, чтобы кланялись мнѣ въ ноги. Я и безъ поклоновъ къ тебѣ пойду, хоть сто разъ пойду. (Къ Лукерьѣ) Повремени маленько самоварчикомъ: я твой гость безотмѣнный… (Уходитъ вмѣстѣ съ Андреемъ въ дальнюю избу. Крестьяне идутъ за нимъ. Остается одна Лукерья. Выходитъ ея сидѣлецъ и беретъ подносъ съ бутылками).
Ты, Проня, смотри, при старшинѣ-то не заглядывайся на меня. Послѣ лучше еще поживемъ…
Смѣкаю, смѣкаю, душечка ты моя! (цѣлуетъ ее за щеку). И Ванюхѣ скажу, чтобъ онъ, при старшинѣ-то, глаза свои пониже держалъ (уходить).
Привела я тебя моимъ ромцомъ сладенькимъ въ вѣру пьяную: повеселѣлъ ты, голубчикъ мой, отъ трехъ стаканчиковъ. А попьешь моей сыты медовой поболѣе, такъ перестанешь и гнать кабаки, и сажать въ подвалъ запивакъ лежачихъ. Да и полюбишь-то ты меня поскорѣе, — перестанешь хитрить и промолвишься… (Чрезъ двери Прокофью) Проня, а Проня! Сходи-ка къ Андрею и посмотри, что тамъ дѣлается (Прокофій бѣжитъ вдоль улицы). Да скорѣе приходи, — Полно мнѣ цѣловальницей быть! Хочу „старшинихой“ зваться… Пусть же вся волость кланяется мнѣ!.. Что захочу, то и сдѣлаю… Говорятъ Глѣбъ смолоду пивалъ и смиренъ былъ во хмѣлю… Такого-то мнѣ мужа и надо, — изъ него хошь веревки ней… Уложу его, пьянаго, спать… да и къ милымъ… Не онъ, а я стану управлять волостью! (Слышны издали веселыя пѣсни, съ той стороны, куда ушелъ Глѣбъ. Садится возлѣ своей избы).
Лукерья Микитишна! Дайко полуштофикъ. Я хочу старшину прошать къ сабѣ. (Подаетъ ей мѣшокъ) Вотъ тутъ арженой мучки три рѣшетца.
Взойди, Семеновна, взойди. Пронька скоро придетъ; онъ отпуститъ тебѣ.
Да ты мужу-то моему не сказывай, что я муку-то те приносила.
Зачѣмъ же сказывать? Развѣ ты въ первой разъ такъ приходишь.
То-то, то-то (уходитъ въ избу Лукерьи. Кириллъ и Анисимъ торопливо подходятъ).
Осьмуху надыть; сорока копѣекъ не хватаетъ. Подождешь?
Съ кого другого, а съ тебя подожду.
И мнѣ полъ-осьмушки (подавая Лукерьѣ сарафанъ). Къ Спасу выкуплю.
Женинъ?
Женинъ.
Ладно (прибѣгаетъ Прокофій).
Весело тамъ! Уговорили старшину выпить стаканчикъ вина; сочнемъ онъ закусилъ его и яишенки попробовалъ. Кажись и на другой стаканъ пойдетъ: ужъ больно всѣ просятъ…
Съ легкой моей руки, — гуляй себѣ, Глѣбъ Васильевичъ! (Прокофью) Проня! Отпусти Семеновнѣ полъ-штофа, а вотъ имъ (указывая на стоящихъ) осьмуху и полъ-осмухи, хорошаго, и мѣряй лучше (всѣ уходятъ въ кабакъ. Пробѣгаетъ Груня). Груня! Груня! поди-ка сюда (та подходитъ). Куда ты бѣжишь?
Туда.
Куда туда?
Къ Андрею.
Зачѣмъ?
Вина попить.
Развы ты пьешь вино?
А для ча не пить?
Подь-ка поближе. Дохни на меня (та исполняетъ это). Ахъ ты батюшки — спѣты! Какъ есть виномъ пахнетъ! Кто же тебя выучилъ пить?
Батька да матка.
И не горько тебѣ пить вино-то?
Съ перво-то-наперво было горько, а таперь ничаво, — охота еще беретъ. Дай-ко винца-то, у тя его много.
Бѣги лучше къ Андрею, бѣги (та убѣгаетъ).
Благодарствую, Лукерья Микитишна, за винцо твое доброе (съ особымъ значеніемъ). Знаешь, такого человѣка, какъ Глѣбъ Васильевичъ, угостить — богоугодное дѣло будетъ!.. Право такъ…
Вѣстимо, тетушка, вѣстимо (Аксинья уходитъ).
За мѣру благодарствую (кланяется и уходитъ).
Спасибо, матушка, что повѣрила (кланяется и уходитъ).
Нельзя же, братцы, ко всѣмъ разомъ. Опосля зайду. Теперь я и безъ того, видите ли, много доволенъ (крестьяне продолжаютъ упрашивать его, еще ниже кланяясь и повторяя тѣ же слова. Лукерья подходитъ къ Глѣбу, но ее заслоняютъ другіе).
Почести батюшка-то мово.
Къ родному-то моему дядюшкѣ зайди.
Уважь меня, Глѣбъ Васильевичъ, уважь: моя изба рядомъ… (низко кланяется).
Ну къ тебѣ только и зайду… благо близко (уходитъ; за нимъ идутъ и всѣ провожавшіе крестьяне).
Что тебя давно не видать было?
Да бяда отряслась со мною: мірски деньги потерялъ. Ходилъ я, знашь, тово, въ Сипяги, што верстъ сотняга отсюда будетъ, — къ колдуну, просилъ яво попытать: кто взялъ у меня деньги. А іонъ и сказалъ мнѣ, что ихъ забралъ такой человѣкъ, котораго я болѣ другихъ люблю; но што онъ эвтихъ денегъ менѣ не отдастъ, а истратитъ ихъ на сарафаны бабамъ (слышатся пѣсни въ избѣ Родіона).
Присядь-ка здѣсь (оба садятся у избы).
Такъ вотъ я и хожу, недѣль съ пятокъ уже, по праздникамъ-то, гдѣ торгованы бываютъ съ краснымъ товаромъ, и смотрю тамъ, знашь, не покупаетъ ли кто у нихъ, кого я то-то люблю, на сарафаны бабамъ, штобы — знаешь — взять свои деньги назадъ. Да вотъ все не попаду… Не видала-ль ты? Не давалъ ли кто бабамъ сарафана?
Не видала. Жалко мнѣ тебя, Карпъ Онуфріевичъ. Какъ же ты такъ потерялъ деньги-то?
Да злы люди взяли: изъ за пазухи у меня вытащили. Вишь ты, несъ я эвти деньги къ старшинѣ (ты не говори ему), а по пути и завернулъ въ Кульдиновку, гдѣ часовенный праздникъ правили. Тамъ я и подвыпилъ маненько; пошелъ — знашь — къ старшинѣ-то; со лицомъ пригрѣло меня; я сѣлъ подъ кустомъ, да и вздремнулъ. Проснулся — анъ мошни-то у маня на шеѣ нѣтъ: кто-то ё вытащилъ и отрѣзалъ.
Горе же у тебя большое! Зайди же ко мнѣ, подвеселись. Чай гривенникъ найдешь въ карманѣ?
Какъ гривенника не найдти, — найду. (Уходитъ въ кабакъ. Силинъ и Митюха, оба еще пьянѣе прежняго, обнявшись, выходятъ изъ избы Родіона).
Вотъ братъ, люди-то плетутъ, что старшина нашъ не пьетъ вина; пьетъ, братъ, залихватски пьетъ!
По нашенски пьетъ: у дѣдка Андрея выпилъ два стакана, да у Родивона тоже два стакана.
А небось, отъ медку, морщится. А коли красивая дочка Родивона поднесетъ вина, да покланяется яму, да попроситъ, такъ и выпьетъ.
И поцѣлуемъ закуситъ.
Эфтакъ мы съ тобою, братъ, много бы выпили вина?
Все бы закусывали… (смѣются),
Пойдемъ-ка, Митюха, за кузницу. Танька-то скоро пойдетъ домой; притаскаемъ ё (оба уходятъ въ задъ сцены).
Дочка-то у Родіона въ самъ-дѣлѣ удалая… Чего добраго!.. Пойду-ко я туда. (Направляется къ избѣ, въ которую вошелъ Глѣбъ; но слышится тотъ же говоръ людей и опять появляется Глѣбъ, едва идущій. Его окружаютъ крестьяне, которые зазываютъ его къ себѣ, говоря: „Таперъ ко мнѣ, Глѣбъ Васильевичъ. Нѣтъ ко мнѣ, ко мнѣ, пожалуй“.).
Господи! благослови! (подходитъ къ Глѣбу). Осчастливь же ты мой домъ, благодатный человѣкъ. (Кланяется низко ему, беретъ его за руки и уводитъ къ себѣ въ избу. Толпа слѣдуетъ за нимъ; Лукерья также).
Я отыщу… отыщу, кто у меня деньги вытащилъ… Безотмѣнно разыщу… Не дамъ смѣяться ему надо мною. Не задаромъ же я къ колдуну ходилъ… Ужъ отыщу… (Увидя подходящаго Анисима) Сватушко Анисимъ! Скажи ты мнѣ по Богѣ: кто у васъ покупалъ бабамъ на сарафанъ?
На сарафанъ то? Кирюха покупалъ.
Кирюха? Кумъ-то мой? А давно-ль іонъ покупалъ?
Да о Петровѣ днѣ. Хорошій такой сарафанъ покупалъ.
О Петровѣ днѣ? Ну, такъ и есть! О ту самую пору и лиха-то бяда стряслась со мною. Ты самъ видалъ, какъ онъ покупалъ сарафанъ-отъ?
Рядкомъ съ нимъ стоялъ. Ащо іонъ красну бумажку мѣнялъ.
Красну бумажку? (про себя) У маня были двѣ красны бумажки. Іонъ, значитъ, и взялъ деньги… Экой мошенникъ!.. болѣ некому взять. (Кириллъ проходитъ по сценѣ) Куманекъ, подь-ко ты сюда! (тотъ подходитъ) Бога ты не боишься: ограбилъ ты меня на дорогѣ! Какъ те не стыдно!
Што ты, кумъ, пустяковщину таку городишь? Рехнулся — штоль? Кто тя ограбилъ?
А мошонку-то съ деньгами кто у меня съ вороту срѣзалъ?
А кто тя знаетъ!
Ты срѣзалъ, ты…
Перекрестись! Въ умѣ ли ты?
Неча креститься — самъ перекрестись: ты взялъ мои деньги… ты… Сарафанъ-то на нихъ кто покупалъ? Я вѣдь знаю… Отдай ихъ лучше мнѣ безъ хлопотъ. Я жалиться на тя не стану; ты вѣдь отопрешься. А я тя искалячу, мотри… (машетъ дубинкою; Кириллъ подвигается кзаду сцены). Отдай лучше, говорю табѣ, деньги мои по добру, безъ шуму… Отдай! (наступаетъ на него) Побереги себя!..
Што я табѣ отдамъ, коли ничаво у тя не бралъ? Бѣлены ты объѣлся — штоль?
Ахъ ты воръ дневной! Грабитель ты большодорожный!.. разбойникъ] Безстыжіе глаза!.. Ты не бралъ у меня денегъ? Не бралъ?.. (Толкаетъ его въ грудъ; тотъ отвѣчаетъ ему тѣмъ же. Завязывается драка. Анисимъ старается отнятъ у Карпа дубинку и получаетъ за то ударъ отъ него).
Ай! батюшки, бьютъ! Помогите! (Крестьяне, одинъ за другимъ, выбѣгаютъ на сцену, стараются разнять драку и дѣлаются участниками ея. Общая свалка. Лукерья, вмѣстѣ съ Аксинѣею, ведутъ тихо черезъ сцену Глѣба, почти безчувственнаго, въ избу къ Лукерьѣ).
Ужъ теперь-то я буду старшинихой…
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
правитьГлѣбъ Васильевъ, волостной старшина.
Наталья, его дочь.
Григорій, ея женихъ.
Лукерья, горожанка.
Волостной писарь.
Работникъ.
Такъ тебѣ, Наташа, отецъ ничего не говорилъ о нашей свадьбѣ?
Ничего, Гришенька. Онъ вчера поздно возвратился… отъ этой проклятой Лукерьи. И такой хмѣльной, что на силу вошелъ.
А ко мнѣ онъ заѣзжалъ утриной — былъ только навеселѣ — и сказалъ, што отпускаетъ тебя ко мнѣ: «бери, говоритъ, Наташу и дѣлай скорѣй свадьбу: я самъ скоро женюсь».
Такъ таки и сказалъ?
Да, такъ и сказалъ.
Ой, не ладно, Гришенька! Быть тутъ худу! Опризоритъ онъ себя этою Лукерьею. Какая она ему жена? Пройдоха городская…
Онъ меня ей-то и постращалъ. «Бери, говоритъ, проворнѣе мою дочку, пока я еще одинъ: приданати дамъ изо всего половину. А ужъ при Лукерьѣ, смотри, може статься и курицы не увидишь».
Богъ съ нимъ и съ приданымъ! Горько то, что она съ отцомъ-то насъ разлучитъ. Баба вѣдь ехидная!
Я ему и сказалъ на евто, что моя жена молъ по міру не пойдетъ. (Она обнимаетъ ею, а онъ ее цѣлуетъ). Отецъ осерчалъ на евто, да и говоритъ: «Ну, коли самъ не поспѣешь на свою свадьбу, такъ на мою милости просимъ».
Что намъ дѣлать?
А во што: въ городъ нашъ, я слухалъ, пріѣхалъ лекарь, который отъ «запоя» лечитъ. Поѣду-ко я туда, да привезу снадобья; станемъ отца лечить. Богъ дастъ и вылечимъ. Тогда онъ броситъ эту паскудную бабенку. Повѣрь, что евто будетъ такъ.
Хорошо бы было, Гришенька. Поѣзжай, голубчикъ, скорѣе (Слышенъ звонъ бубенчиковъ).
А свадьбу-то мы откладывать не станемъ: отца сердить не для че. А такъ, знаешь, призатянемъ ё до того межговѣнья. Время-то у насъ и хватитъ на леченье; дѣло-то и будетъ ладное.
Здравствуйте, дорогіе мои, Наталья Глѣбовна и Григорій Семановичъ! Соколикъ мой ясный! Поздравляю васъ съ наступающимъ дѣвишничкомъ (обнимаетъ первую и беретъ за руку другаго; но они оба смотрятъ на нее съ негодованіемъ). Ужъ настоящіе голубки: лишь солнышко взошло, а ужъ и воркуютъ… Любо, глядѣть на васъ…
Такъ прощай же, Наташа. Я сичасъ и поѣду (Цѣлуетъ ее).
Прощай, Гриша. (Григорій, не кланяясь Лукерьѣ, уходитъ). Надъ голубками ястребиха летаетъ… Какъ ты думаешь, Лукерья Никитишна: съѣстъ она ихъ, али нѣтъ?
Кто же голубковъ обижаетъ? Всякій ихъ любитъ. — А что батюшко твой? Вчера ему что-то нездоровилось у меня.
Онъ спитъ еще. А развѣ кто погоститъ у тебя, тотъ ворочается домой здоровымъ? Отецъ мой пріѣхалъ отъ тебя пьянѣе прежняго… Стыдно тебѣ спаивать-то его!..
Кто же его спаиваетъ? Не малолѣтокъ онъ какой, — самъ пьетъ.
Ужъ не ты бы мнѣ говорила это, да не я бы тебя и слушала. Кому-жъ не въ догадъ, что онъ у тебя болѣе другихъ пьетъ и перво-то-на-перво у тебя и напился.
Нѣтъ, не у меня, а у крестьянъ. Они валялись у него въ ногахъ, чтобъ онъ поякшался бы съ ними и попилъ бы вмѣстѣ; ко мнѣ-жъ пришелъ онъ пьяный. Ты пеняй на доброе сердце твоего отца, что онъ поддался крестьянскимъ лясамъ, а не на меня: я еще укрываю его отъ стыда. Пусть лучше пьетъ при мнѣ, а не при всѣхъ.
Шила въ мѣшкѣ, Лукерья Никитишна, не утаишь! Знаю я для чего ты это дѣлала. Ты хочешь въ наше гнѣздо сѣсть? Не удастся тебѣ этого, пока отецъ мой болѣетъ хмѣлемъ.
Не тебѣ же его учить: самъ онъ знаетъ что надо дѣлать. Твоего благословенія не попроситъ. Ты только не связывай его-то собой: не бойся чужаго дома, коли въ работѣ и нравѣ хороша. Не вѣкъ же тебѣ у батюшки сидѣть подъ крылышкомъ.
Не въ чужомъ дому сижу. И буду сидѣть, пока отецъ не броситъ тебя. А ужъ если поѣдетъ съ тобой вѣнчаться, такъ я въ церкви Божіей кинуся ему въ ноги… пусть онъ тутъ же и похоронитъ меня, — коли ужъ на то пошло.
Попробуй-ка сказать это при отцѣ, — я вотъ посмотрю (Проворно уходитъ).
И скажу, скажу ему: батюшко! Не воротить тебѣ съ Лукерьею прежняго счастья, когда ты жилъ съ моей матушкой. Не коротай же ты напрасно своего-то вѣка со второй женою да и не губи ты счастья дочерня. (Задумывается). Онъ послушаетъ меня… А если не послушаетъ, то я ужъ не замужница: буду беречь его и при мачихѣ. (Принимается за прежнее дѣло). Господи! помоги намъ только вылечить-то отца моего! Въ Кіевъ и въ Соловки схожу… Сарафаны мои сиротамъ роздамъ… (Слышенъ кашель за дверью. Прислушивается). Кажись отецъ-то всталъ. (Идетъ къ нему на встрѣчу).
Здорово, Наташа,
Здравствуй, батюшко, каково поспалъ?
Худо. По три ночи уже нѣтъ у меня сна. Верчусь, верчусь въ постелѣ, словно ошалѣлый. Кажись и усну, а все слышу… Какой прокъ въ этомъ снѣ! Грезы лѣзутъ такія страшныя, что ужъ лучше встать. Авось расхожусь. Отъ лежанья-то еще пуще голову ломитъ.
Къ погодѣ, надо быть, батюшко.
Какое къ погодѣ! Просто похмѣлье беретъ! Вотъ выпью — такъ и пройдетъ (Лихорадочно трясется всѣмъ тѣломъ).
Брось, батюшко, пить-то. Здоровѣе будешь. Брось, родимый (кланяемся ему въ полпояса). Я тебя Христомъ-Богомъ прошу (бросается ему въ ноги).
Нельзя, силъ моихъ на это не хватаетъ. Ты видишь, какъ я дрожу: ознобъ пробираетъ меня всяко утро, пока не выпью; въ теплой избѣ согрѣться не могу…. А голову-то такъ сжетъ. какъ будто разворотить ее на двое хочетъ. (Поплевываемъ на сторону и на другую).
Ты хоть малинки-то попей; на печку лягъ, да укройся шубой, вспотѣй, --такъ и уснешь тамъ.
Не поможетъ! Пробовалъ. Вотъ только этимъ (показывая на штофъ) и могу согрѣваться. А то хошь умирай; сиротой тебя дѣлай. А выпьешь винца — и все пройдетъ (Садится за столъ, наливаетъ стаканъ и выпиваетъ его разомъ). У! какъ хорошо!.. Тепло по всѣмъ суставчикамъ пошло!.. Точно изъ проруби выскочилъ въ баню… Дай-ка чего нибудь солененькаго закусить (Наталья подаетъ изъ шкафа тарелку сх огурцами и другую съ бѣлымъ хлѣбомъ). Русскому вѣдь это здорово. Такъ можно жить и весь вѣкъ. Садись-ко возлѣ меня (Она садится). Ты обо мнѣ не тужи: я вотъ выпью еще стаканчикъ-другой — такъ и здоровъ буду: какъ рукой сниметъ (Закусываетъ огурцомъ). А хлѣбъ-то убери; мнѣ онъ что-то противенъ (Наталья отставляетъ его назадъ себя). Я вотъ скоро и свадьбу твою буду играть…
Нѣтъ, ужъ, батюшко, ты моею свадьбою не спѣши: дай мнѣ дождаться твоего здоровья, — тогда и дѣлай. Я тебя ужъ не оставлю, пока ты боленъ.
Глупая же ты дѣвка! Кто тебѣ сказалъ, что я боленъ? Я только прихварываю немного, и то по утрамъ; а то совсѣмъ здоровъ. И даже вотъ что тебѣ примолвлю: какъ провожу тебя къ Гришѣ, то, чтобъ не тоскливо мнѣ было, и самъ женюсь (Наливаетъ и выпиваетъ стаканъ, и закусываетъ). Вотъ что!.. Рада ты?
На чужа человѣка я тебя, батюшко не покину. Ужъ развѣ выгонишь ты меня изъ дому, такъ я и подъ окошечкомъ твоимъ сидѣть стану; а далеко ужъ не уйду отъ тебя…
Голубка ты моя милая! Да какого же тебѣ здоровья отъ меня надо? Ты посмотри-ко на меня: вѣдь я молодецъ (Прихорашивается, подбоченивается и старается бодро ходитъ). Я любаго молодаго за поясъ заткну (кашляетъ). Цѣлою волостью заправляю… Міромъ и начальствомъ уваженъ. Что-жъ тебѣ еще надо? Развѣ вино — бѣда какая? Кто-жъ нынче не пьетъ? Развѣ хмѣль — болѣзнь?
А то что же, батюшко?
Слабость… утѣха… погулка. Въ комъ нѣтъ слабостей? Въ писаніи даже сказано: «во грѣсехъ роди мя мати моя»… Вотъ что, неразумная ты моя!
Но вѣдь ты, батюшко, хмѣль-то отъ другихъ скрываешь: видно: жъ онъ не хорошъ.
Стыдно-то стыдно, да… любо. Что у меня развѣ дѣла не въ порядкѣ? Али жалобы есть? (Ходитъ по избѣ, наливаетъ и выпиваетъ стаканъ вина) Ничего этого нѣтъ… Все идетъ ладно… благополучно… (молчаніе). Ну — занимайся-ко ты своимъ дѣломъ, а я по приготовлю свое. (Про себя) Сегодня вѣдь первое число. Надо вѣдомости послать, да и деньги переглядѣть. (Дочери) Подбавь-ко дровецъ въ печку; пусть будетъ потеплѣе. А то что-то у меня пальцы на рукахъ да и на ногахъ все еще зябнутъ. (Потираетъ руки, а потомъ голову. Беретъ счетныя книги и дѣла; раскладываетъ ихъ на столъ. Въ это время Наталья подкидываетъ въ печку дрова и перебираетъ посуду).
Что тебѣ лучше сварить, батюшко, кашичку али щи?
Ничего мнѣ не надо, Наташенька. Вотъ какъ я кончу свою работу, такъ сытъ и доволенъ буду. А ты вари про себя, что знаешь и чего тебѣ хочется. (Вынимаетъ изъ-за рубашки крестъ на шнуркѣ; снимаетъ съ него ключъ, отворяетъ имъ желѣзный сундукъ, вынимаетъ изъ него пачки денегъ и укладываетъ ихъ на столъ, по порядку, возлѣ книгъ. Садится; наливаетъ и выпиваетъ стаканѣ вина; развертываетъ одну изъ книгъ и читаетъ:) «Казенныхъ податей»… должно быть… 1243 рубли 58 к. (Перебираетъ пачки денегъ и отдѣляетъ ихъ особо). Вѣрно. Надо завтра же послать ихъ въ казначейство. «Выкупныхъ» 2105 рублей (беретъ другія пачки денегъ, осматриваетъ ихъ и кладетъ на другую сторону). Вѣрно. Тоже надо завтра отослать. «Оброчныхъ» денегъ (смотритъ въ книгу) 808 рублей. (Также осматриваетъ пачки, удостовѣряется въ нихъ и откладываетъ). Это съ графской вотчины. Вчера только получилъ ихъ. Отошлю вечеркомъ къ управляющему. «Земскихъ» суммъ немного: 1948 рублей 6 к. (перебираетъ пачки и отдѣляетъ ихъ). Вѣрно. О! да денегъ-то прикопилось и порядочно. Придется самому вести ихъ въ казначейство: сборщику такую сумму я не повѣрю. (Наталья выходитъ изъ избы) «Страховыхъ» платежей 98 рублей 3 коп. (Отдѣляетъ пачку). «Переходящихъ» суммъ 35 рублей (откладываетъ ихъ). «Мірскихъ» — не велико число: 85 рублей; «опекунскихъ» 604е рубля. (Отодвигаетъ пачку). А вотъ ссудо-сберегательной казны такъ хранится довольно: (глядитъ въ книгу) — 3002 рубля 44 коп. (Беретъ особый тючекъ и вертитъ его). Печати мои всѣ цѣлы: значитъ все въ порядкѣ. Тутъ же и мои родовыя и трудовыя двѣ тысячки въ банковыхъ билетахъ хранятся. Пусть же онѣ и лежатъ спокойно. (Кладетъ тючекъ на столъ; наливаетъ и выпиваетъ стаканъ вина). Теперь вѣдомость надо составить. (Подвигаетъ къ себѣ бумагу, чернила и располагаетъ писать. Наталья возвращается). Кто съ тобою вошелъ?
Никого нѣтъ, батюшко.
Какъ никого нѣтъ? А въ углу-то кто стоитъ?.. видишь?..
Никого я не вижу.
Слѣпая — что-ль? (встаетъ, шатается и съ трудомъ осматриваетъ уголъ). Видно такъ показалось… (садится опятъ за прежній столъ и пристально смотритъ на дверь). Кого тебѣ надо?.. А тебѣ кого?.. Погрѣться зашли?.. Ну? погрѣйтесь; подойдите къ печкѣ. (Наливаетъ и пьетъ вино). Вы сами-то откуда. Изъ Твери? — далеконько же. (Усиливается занятъ себя бумагами; но не можетъ; рѣзко кашляетъ, держа голову обѣими руками). А что овесъ-то домолотили?
Да только еще начали молотить.
А ты при мѣряньи-то его бываешь?
Какъ же: кажиный разъ.
Ты въ работники хошь наняться? Да мнѣ не надобно… А вотъ поди къ Семену: онъ, я слышалъ, ищетъ работника. (Киваетъ головою) Прощай, прощай. (Третъ голову. Къ Наташѣ) А писарь мой не приходилъ еще?
Нѣтъ, батюшко, не приходилъ.
А надо бы ему придти. Вѣдь черезъ годъ, а можетъ быть и черезъ пятъ лѣтъ придетъ почта… Нужно послать съ ней бумаги. Я мѣшкотни не люблю… (Начинаетъ махать около головы руками, на подобіе того, какъ отгоняетъ мухъ) Вѣдомости я составлю; но онъ пусть перепишетъ ихъ. (Смотря направо) Садись, садись! Чего стоять! Мѣста будетъ. (Подвигается влѣво, какъ бы уступая свое сидѣнье) Имяни и отечества я твоего не знаю, а совѣтую тебѣ жить съ женою по согласію: жена добрая — лопата: все въ домъ загребаетъ, а худая жена — метла — изъ дому все выметаетъ. Она напечетъ тебѣ такихъ пирожковъ съ мозжевельничкомъ, что и корова ѣсть не станетъ. Ха, ха, ха! Да ничего, братъ, крестьянское горло — суконное бердо: что ни попадись въ него — все сомнетъ. Вѣдь только у баръ-то губа не дура и языкъ не сорочій хвостъ. Знаетъ, небось, что на него попадаетъ и съ голоду не отвалится. (Наталья постепенно приходитъ въ ужасъ) Сѣнную труху онъ выплюнетъ, а вотъ золотое толоконцо такъ проглотитъ, да еще и прибавки попроситъ. Маленькой ложкой и не хлебаетъ, а большую подавай… ее въ обѣ руки возьметъ, да душу въ перину и сунетъ. Ищи ее!.. По усамъ-то текло, а въ ротъ не попало (Наталья бѣжитъ за ковшикомъ воды и подаетъ ему).
Батюшко, выкушай воды.
Воды? Нѣтъ, воды мнѣ не надо (морщится). Я лучше вина выпью. (Наливаетъ стаканъ и выпиваетъ. Третъ голову и отмахивается руками). А заснулъ-to я хорошо.
Ты не спалъ родной: ты все бредилъ… говорилъ что-то такое… (входитъ работникъ).
А что же я говорилъ?
Да я понять не могла.
Наталья Глѣбовна! Пойдемте овесъ убирать: я вывѣялъ его. Надо мѣрять.
Иди же, иди убирать. А я вотъ закончу что надо. Наталья вынимаетъ изъ шкафа ключъ и уходитъ съ работникомъ. Глѣбъ беретъ перо, пишетъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, говоритъ:) Сдѣлать это я могу, коли захочу. Всякій за себя дѣлай… на другихъ не надѣйся… Тогда будетъ и всѣмъ хорошо… Съ міру по ниткѣ, а… выходитъ… рубашка (отмахивается, по прежнему, руками; прислоняется спиною къ стѣнѣ, роняетъ перо и пристально, дико смотритъ впередъ). Отвяжитесь!.. Отойдите!.. Прочь!.. говорю вамъ, прочь!.. Дайте заснуть!.. Да не надо мнѣ ничего вашего!.. (Молчаніе. Быстро вскакиваетъ) Убирайтесь!.. Вонъ!.. Что я не хозяинъ, что ли здѣсь? (Молчаніе) Языки еще показываете… ахъ вы плюгавые!.. Я вамъ дамъ смѣяться надо мною!.. (Бросается на средину избы и дѣлаетъ знаки руками, какъ бы толкая многихъ по направленію къ дверямъ) Вонъ! вонъ! вонъ! (Не дойдя до двери, ослабѣваетъ, пятится и прислоняется къ шкафу; раздраженно трясется всѣмъ тѣломъ, махая руками и смотря на средину избы). Шапки снимаете, окаянные… рогами хотите меня запугать?.. Не боюсь я ихъ!.. (Плюетъ). Хвосты-то какіе мерзкіе!.. Точно змѣи вьются!.. Ну, ну! не подходи, пакость грѣховная!.. Изомну!.. всѣхъ изомну!.. (Хватаетъ скамейку и машетъ ею изъ стороны въ сторону; передъ печью останавливается). А! въ печь убрались?.. Тамъ вамъ и мѣсто, проклятые!.. Я бы вамъ когти-то расчепалъ… Умны, небось, ушли.. (Неправильными шагами доходитъ до стола и садится за него) У! какъ пить-то хочется! (Наливаетъ изъ штофа стаканъ, желаетъ выпить его; но руки до того трясутся, что половина проливается). Я васъ проучу, дьявольское отродіе! Перестанете у меня смирныхъ людей тревожить! Я вамъ дамъ зазнаваться! (Смотритъ на печь) Ишь забились въ печь, плюгавые, точно черви въ грибъ… пострѣлята бѣсовскіе!.. * копошитесь тамъ"., тепло небось… (Усмѣхается) И рога-то накалили… (Приподымается и грозитъ пальцемъ) Ну, ну! Не выходить! сидѣть въ печи: не выскакивать!.. А то я васъ!.. Головѣшки зачѣмъ кидаете? Избу зажечь хотите?.. Я васъ, паскудныя хари!.. (Порывается встать и дѣлаетъ движеніе, что будто увертывается отъ ударовъ) Бросаться еще вздумали?.. я вамъ образины-то исковеркаю!.. въ воздухъ счетныя книги, дѣла, деньги, тарелку и штофъ; затѣмъ опрокидываетъ столъ, мечется и самъ валится на него. Молчаніе. Смотритъ на дверь) Жену мою ведете… мучить ее хотите?.. Нѣтъ, ужъ я вамъ этого не дамъ сдѣлать!.. (Судорожно вскакиваетъ и бѣжитъ; хватаетъ съ полу книгу, бьетъ ею по воздуху и, какъ бы преслѣдуя кого, доходитъ до печки и бросаетъ, книгу въ огонь; потомъ схватываетъ еще двѣ книги и съ ними дѣлаетъ тоже. Затѣмъ, приходя въ большее и большее изступленіе, бросаетъ въ печь все, что лежитъ на полу: дѣла, остальныя книги, пачки денегъ и осколки посуды. Передъ концомъ этихъ дѣйствій входитъ волостной писарь съ бумагами; всматривается въ происходящее, выражаетъ изумленіе и убѣгаетъ. Слышенъ звонъ бубенчиковъ. Чрезъ минуту писарь возвращается съ ведромъ воды, вмѣстѣ съ Натальею и работникомъ. Они схватываютъ Глѣба за руки и удерживаютъ его на одномъ мѣстѣ. Наталья льетъ изъ ковша воду на голову отца).
Уйдите въ преисподнюю, прошу васъ, уйдите!.. Адъ! адъ! адъ!..
Ваша взяла!.. (дрожитъ и падаетъ).
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
правитьГлѣбъ Васильевичъ, крестьянинъ.
Наталья, его дочь.
Захаръ. Анисимъ. Карпъ. Кириллъ. Андрей. Григорій. Родіонъ. Сидоръ. Матвѣй. Крестьяне разныхъ деревень.
Судебный слѣдователь.
Сотскій.
Введите сюда крестьянина Глѣба Васильева (сотскій уходитъ за дверь и возвращается съ Глѣбомъ). Ваше имя и отечество?
Глѣбъ Васильевъ.
Вы были прежде старшиною?
Точно такъ.
До васъ касалось дѣло о сожженіи книгъ и бумагъ волостнаго правленія, а также и разныхъ общественныхъ суммъ на 9,429 рублей 11 коп.? Оно было, по случаю вашей болѣзни, пріостановлено въ производствѣ. Нынѣ же получено донесеніе, что вы здоровы. Какъ вы себя чувствуете?
Послѣ леченія, я разсудкомъ поправился; три мѣсяца уже не пью; но тоска на сердцѣ моемъ еще лежитъ, да врятъ ли когда и пройдетъ.
Не отчаивайтесь: вы еще не стары. Можете ли, однакожъ, давать теперь мнѣ совершенно понимаемые вами отвѣты?
Могу-съ.
Разскажите, пожалуйста, какъ это несчастіе съ вами случилось?
Да я ничего не помню, что тогда со мною было. Въ памяти осталось у меня только то, что я считалъ мірскія и ссудо-сберегательныя деньги, по книгамъ. Нашелъ я ихъ всѣ въ цѣлости, хотѣлъ составлять по нимъ вѣдомости, чтобъ отправить куда надо и — заболѣлъ. Дочь моя говорила мнѣ, что я передъ тѣмъ много выпилъ вина и жаловался на безсонницу и головную боль (судебный слѣдователь записываетъ его слова). А послѣ я сталъ заговариваться и мнѣ привидѣлось, что въ избу мою входятъ неизвѣстные мнѣ люди, пристаютъ ко мнѣ и обижаютъ меня. Потомъ эти люди оборотились въ нечистую силу, — вотъ какъ пишутъ ее на картинахъ, съ рогами и хвостами, — которая стала перемѣняться передо мною: то дѣлалась очень маленькой — эдакъ съ стрекозу величиною и кружилась по избѣ, около меня; то начинала рости и доходила ужъ до хмѣлеваго кола. Ужасъ меня пробралъ. Всѣ эти бѣсы подступали ко мнѣ, швыряли въ меня чѣмъ ни попало. — горшками, полѣньями, сковородами;я сталъ защищаться отъ нихъ и ужъ тутъ не помню, что дальше было (судебный слѣдователь записываетъ).
Скоро ли же вы пришли въ себя?
А ужъ не знаю. Опамятовался я тогда, когда дочка моя и писарь волостной, съ работникомъ, обливали меня холодною водою.
Они показали, что вы, когда никого не было въ избѣ, побросали въ печь всѣ шнуровыя книги, дѣла и деньги.
Печь о ту пору точно топилась; но бросалъ ли я въ нее что — не помню.
Не имѣете ли вы подозрѣнія, что эти деньги и книги не сожжены вами во время болѣзни вашей, а выкрадены кѣмъ либо у васъ?
Ни на кого не имѣю подозрѣнія. Мнѣ дочь говорила, что въ избу никто не входилъ и что она сама видѣла въ печи тлѣвшіе остатки денегъ и книгъ. Виноватъ тутъ одинъ я (судебный слѣдователь записываетъ его слова).
Потрудитесь подписаться подъ вашимъ показаніемъ и подождите въ той избѣ: вы мнѣ еще понадобитесь. (Глѣбъ подписывается и уходитъ. Сотскому) Позовите сюда крестьянъ: (читаетъ) Захара Сергѣева, Анисима Петрова, Карпа Онуфріева, Кирилла Мокеева, Андрея Самсонова, Родіона Поликарпова, Сидора Иванова и Матвѣя Герасимова (cor скій уходитъ и возвращается съ ни.ш).
Вы изъ разныхъ деревень?
Изъ разныхъ.
Старшіе въ семействахъ?
Старшіе. Старшіе. Старшіе.
Вы хорошо знаете вашего прежняго старшину, Глѣба Васильева?
Какъ не знать его, — знаемъ.
Не подалеку живемъ…
Онъ на нашихъ глазахъ выросъ.
Я на крестинахъ его даже былъ: съизмаильства его знаю.
Что вы о немъ скажете? Какого онъ поведенія?
Да што о немъ сказать, ваше высокоблагородіе, окромѣ хорошаго? Ничего нельзя: преотмѣнный человѣкъ (судебный слѣдователь записываетъ какъ эти слова, такъ и слѣдующія).
Честнѣйшій и обходительный.
Бога почитаетъ: ужъ копѣечкой чужой не попользуется.
А его-то деньги, я знаю — на другихъ пропадали.
Крестъ іонъ на вороту не даромъ носитъ.
Добросовѣстный такой, безобидчивый.
И работяга, покладливъ больно.
Заправный былъ и старшина, — грѣхъ-то яво только попуталъ! Строгонекъ былъ… ну да безъ острастки съ нашимъ братомъ немного чаво подѣлаешь.
У него и отецъ и дѣдъ были хорошіе люди, а бабка — голчутъ — полотенца на всю волость вышивала, а тетка…
Я объ роднѣ его васъ не спрашиваю. Вы только о немъ мнѣ говорите, что знаете.
Да што о немъ говорить? Милый онъ человѣкъ, да и все.
Такъ вы его всѣ одобряете въ поведеніи?
Да какъ же не одобрять! Мы всѣ яво любимъ и уважаемъ.
Другого такого, какъ Глѣбъ Васильевичъ, у насъ и въ опчествѣ-то нѣтъ.
А давно ли онъ началъ сильно пить? (Молчаніе и переглядка другъ на друга) То есть, съ какого времени вы стали замѣчать его пьянымъ? (Молчаніе и почесываніе головъ) Неужели никто изъ васъ не помнитъ этого? (Молчаніе).
Да гдѣ-жъ помнить-то: не въ домекъ таки дѣла.
Устанешь подмѣчать пьяныхъ-то. Есть ихъ!
Но до отправленія должности старшины, пилъ ли Глѣбъ Васильевъ вино или нѣтъ?
Нѣтути, не пилъ, не пилъ, не пилъ.
Съ молоду-то онъ зашибалъ хмѣлькомъ, я знаю. А ужъ эдакъ лѣтъ съ двадцать, пожалуй, будетъ, вина и ко рту не подносилъ.
Значитъ, года съ два, какъ онъ началъ пить?
Да такъ, около того будетъ.
Не подозрѣваете ли вы, что у него деньги не сгорѣли, а выкрадены, припрятаны или потеряны?
Нѣтути! нѣтути! Кому припрятать ихъ! Въ крѣпкомъ сундукѣ у него деньги лежали.
И ключъ-то отъ него іонъ всегда на вороту носилъ.
А вотъ постойте-ка, робята, не выманивала ли у нево денегъ прежняя цѣловальница Лукерья (показывая на Андрея и Родіона), вотъ что въ вашей-то деревнѣ живетъ? Вѣдь іонъ часто у нея бывалъ.
Эти слухи дошли уже до меня. Я вчера дѣлалъ у ней обыскъ, и хотя нашелъ значительныя деньги въ процентныхъ бумагахъ; но она доказала мнѣ, что онѣ куплены ею еще до знакомства съ Глѣбомъ Васильевымъ, лѣтъ пять тому назадъ. А послучаю найденныхъ у этой женщины разныхъ краденыхъ вещей, она задержана и будетъ судиться.
Лукерья-то?
Аль не слыхалъ, штоль? Бяда съ ней стряслась. Часы-то лѣсничаго — что пропали — у ней нашлись. А ей еще объявку давали, што они уворованы и про примѣту ихъ ей говорили.
Вамъ надобно подписаться подъ вашими показаніями. Есть-ли между вами грамотные? (молчаніе) никого нѣтъ?
Никого. Нѣту-ти грамотныхъ.
Не научились ащо, — научимся…
Позовите сюда волостнаго писаря, (сотскій уходитъ) Вотъ онъ прочтетъ вамъ ваши показанія: вы провѣрите ихъ и подпишетесь. (Подаетъ одному изъ крестьянъ бумагу. Сотскій возвращается съ писаремъ. Крестьяне передаютъ ему эту бумагу, отходятъ въ глубину избы, гдѣ имъ писарь тихо читаете ее и затѣмъ отбираетъ руки, подписываетъ и возвращаетъ судебному слѣдователю). Пригласите сюда Глѣба Васильева. (Сотскій отлучается и приходитъ съ нимъ. Глѣбу). Я долженъ объявить вамъ, что по роду дѣла, до васъ касающагося, вы подлежите задержанію, и отправленію въ острогъ. (Глѣбъ вздрагиваетъ). Но законъ смягчаетъ эту необходимость и дозволяетъ представлять, къ обезпеченію судебныхъ послѣдствій, вмѣсто заключенія подъ стражу, залогъ или поруку. Не можете-ли вы этого сдѣлать?
Мои зажитки описаны: хоромы, скотъ, платье и хлѣбъ отданы мировымъ посредникомъ подъ присмотръ. У меня теперь ничего нѣтъ. А деньги свои родовыя и нажитыя, говорятъ, я сжегъ.
Но, можетъ быть, за васъ крестьяне поручатся?..
Не могу я этого знать.
Подойдите сюда поближе. (Они подходятъ. Къ Карпу). Не желаете-ли вы взять вашего прежняго старшину, которымъ вы были такъ довольны, на поруки, по его теперешнему дѣлу?
Я не знаю, — какъ другіе. (Указываетъ на всѣхъ).
А вы желаете?
Я отъ другихъ не отстану.
А вы?
Наше дѣло стариковское: пусть молодые рѣшаютъ.
А вы?
Я какъ всѣ…?
Я на поруки я во не возьму: іонъ маня въ подвалъ сажалъ, когда я пьяный-то на улицѣ валялся.
А вы согласны взятъ?
Да куда ужь міръ, туда и я.
А вы?
И я тоже.
А вы что скажете?
Коли другіе поволятъ, такъ за мной дѣло не станетъ.
А вы?
Опасливо, ваше благурудіе. Не ровенъ часъ. А какъ што приключится съ Глѣбомъ Васильевичемъ, — што тогда? Отвѣчай за няво… или самъ въ тюрьму; совсѣмъ пропадешь!
Что вы на это скажете?
Да іонъ дѣло баетъ: опаска есть…
А вы что думаете?
Я не поперечу яму. Чужая душа потемки.
А вы?
Мое ужъ дѣло отжитое: напередъ соваться нечаво.
А вѣдь ты, дѣдко, хвасталъ, что у табя Глѣбъ Васильевичъ перво то-на-перво выпилъ стаканъ вина.
Нѣтъ, братъ, ты-не ладно говоришь: онъ пришелъ ко мнѣ ужь навеселѣ. А допрежъ того онъ выкушалъ у Лукерьи. Я вѣдь эвто помню.
Ну, а вы берете Глѣба Васильевича на поруки?
Я какъ всѣ: супротивъ не пойду.
А вы?
Да и я отъ міру не прочь. Пусть старшіе рѣшаютъ.
А вы?
И окромѣ маня найдутся зарушники. (Входитъ Наталья).
А вы берете?
Што-жъ я-то одинъ тутъ подѣлаю, коли міръ ужъ нейдетъ на эвто.
Такъ вамъ надобно приготовляться къ отправкѣ. Вы готовы?
Батюшка! я не разстанусь съ тобой; поѣдемъ вмѣстѣ… Я наймусь въ городѣ въ работницы; всякой день приходить къ тебѣ стану (плачетъ на взрыдъ.)
Благодарю васъ. г. Слѣдователь за правду: вы, сдѣлали на мою пользу все, что могли. Вамъ крестьянскаго спасиба не надо; но моему сердцу оно нужно. Я по душѣ откроюсь вамъ, — пока время еще не ушло, — что всѣмъ я хотѣлъ добра; дѣлалъ его, сколько могуты и разума хватало… За нарокъ никого не обижалъ… Крохи неправедной въ моемъ домѣ не было и нѣтъ… И хотѣлось было мнѣ вести мою волость на диво… къ порядку, да по удалось… Я любилъ ее и она меня любила; да ужь видно больно много, что пришлось спиться, пострадать и идти въ тюрьму… Но прадѣды мои подъ судомъ не бывали; изъ роду моего никто въ острогѣ не сиживалъ… Не посрамлю же и я, баринъ, своего честнаго племени: ни подъ судомъ, ни въ тюрьмѣ я не буду… (Выхватываетъ изъ за пазухи ножъ и зарѣзываетс.я. Наталья замертво бросается на отца, испуская крикъ. Общее смятеніе).
Скорѣй бѣги за фельдшеромъ, скорѣй! (Сотскій убѣгаетъ. Къ крестьянамъ). Полотенецъ сюда съ холодной водой давайте… полотенецъ! (Суетится около Глѣба, Суматоха.)
Экая притча то вышла! Господи помилуй! Грѣхъ какой!..
Кто бы эвто зналъ? (Приносятъ полотенца, которыя беретъ судебный слѣдователь и прикладываетъ къ раненому. Вбѣгаетъ Григорій.)
Батюшко! што ты съ нами сдѣлалъ?.. Осиротилъ ты насъ! согрѣшилъ ты передъ Богомъ!
Гришенька… Охъ, не могу!.. Береги Наташу… Не поминай меня лихомъ… Не могу… Прощай!.. (Падаетъ. Молчаніе.)
Сердце перестало у него биться… умеръ! (Занавѣсъ начинаетъ медленно опускаться.)
А какой хорошій человѣкъ-то былъ!
Хорошій!
Хорошій!.. Охъ какой хорошій!..
Желающимъ ставитъ эту драму на своихъ сценахъ (къ представленію на сценѣ драматическою цензурою «безусловно» дозволеною), предоставляется отъ автора ея право, СЪ ТѢМЪ, чтобы за каждое представленіе ея былъ доставленъ въ (С.-Петербургскій Комитетъ Грамотности «одинъ» рубль и чтобъ авторъ (Викторъ Александр. Владимірскій) былъ увѣдомленъ «афишею», по адресу: въ С.-Петербургъ, Адмиралт. ч., Конногвардейская площадь, домъ № 6. Несоблюденіе котораго либо изъ этихъ условій будетъ сочтено за нарушеніе авторскаго права.