КОГО ЛИШИЛИСЬ МЫ ЧЕТВЕРТЬ ВѢКА НАЗАДЪ?
править- ) Для знакомства съ Ушинскимъ см.: 1) «Русскіе педагогическіе дѣятели», Виктора Остро горскаго и Д. Д. Семенова. Изд. учеб. маг. «Начальная Школа» Е. И. Тихомировой. М. 1887. Ц. 75 коп. 2) «жизнь замѣчательныхъ людей». Біографич. библіотека Ф. Павленкова. К. Д. Ушинскій, его жизнь и педагогическая дѣятельность. М. Л. Лесковскаго. Спб. 1892. Ц. 25 коп.
Школа должна зажечь въ юношѣ жажду серьезнаго труда, безъ которой жизнь его не можетъ быть ни достойною, ни счастливою. Пусть наша молодежь смотритъ на этотъ образъ, и будущность нашего отечества будетъ обезпечена. Ушинскій.
| |
Чѣмъ болѣе будетъ развиваться наша педагогическая литература и чѣмъ болѣе будетъ совершенствоваться наша школа, тѣмъ должно болѣе расти и значеніе К. Д. Ушинскаго, вдохнувшаго идею въ русское воспитаніе и указавшаго ему путь къ безконечному развитію на тѣхъ же физико-психологическихъ или, вѣрнѣе, антропологическихъ началахъ, на которыхъ оно уже установлено у образованнѣйшихъ народовъ. Стоюнинъ.
|
21-го декабря этого, 1895 г., исполняется четверть вѣка съ того дня, когда въ Одессѣ, проѣздомъ въ Крымъ, тихо скончался, всего на 47 году неутомимо трудовой жизни, первый у насъ, послѣ Н. И. Новикова и Н. И. Пирогова, дѣйствительно всенародный и единственный по идейности и громадному успѣху при жизни русскій педагогъ Константинъ Дмитріевичъ Ушинскій. Ревностный поборникъ идеи широкаго гуманнаго просвѣщенія, низшаго, средняго и высшаго, на началахъ гуманности и народности въ литературѣ; горячій и краснорѣчивый проводникъ этой идеи въ Педагогическомъ собраніи, существовавшемъ въ Петербургѣ при 2-й гимназіи; реформаторъ нашего женскаго образованія въ институтахъ; незабвенный создатель «Дѣтскаго Міра» и «Родного Слова», достигшаго безпримѣрнаго распространенія для книги у насъ — сотаго изданія, творецъ первой и единственной у насъ «Педаготической антропологіи» (Человѣкъ какъ предметъ воспитанія); стоявшій крѣпко за разумно устроенныя семинаріи, проводникъ въ наше общество здравыхъ педагогическихъ идей путемъ журнальнымъ — этотъ человѣкъ вполнѣ заслуживаетъ величайшей признательности всего русскаго общества и народа, всей націи, которая никогда не забудетъ этого святого имени великаго своего учителя. Выступивъ на литературно-педагогическое поприще въ 1855 г., непосредственно за Н. И. Пироговымъ, Ушинскій явился какъ нельзя болѣе во-время, въ ту именно великую эпоху освобожденія отъ крѣпостной зависимости, когда вопросъ о просвѣщеніи сталъ ребромъ, требуя немедленнаго и широкаго разрѣшенія. «Теперь именно, — писалъ онъ, этотъ энтузіастъ и идеалистъ просвѣщенія въ 1862 г. изъ Швейцаріи, — настаетъ пора, когда Россіи всего болѣе нужны школы, хорошо устроенныя, и учителя, хорошо подготовленные, — и много, много школъ нужно! Иначе — и свобода крестьянъ, и открытое судопроизводство не принесутъ той пользы, какую могли-бы принести эти истинно великіе шаги впередъ. Школу, народную школу, дайте Россіи, и когда, лѣтъ черезъ тридцать, станетъ она на прямую дорогу, васъ ждетъ, господа, лучшее время, чѣмъ то, въ которое мы бились, какъ рыба объ ледъ. Готовьтесь же съ любовью, съ увлеченіемъ къ тому великому поприщу, которое васъ ожидаетъ!»
Такъ думалъ, такъ вѣрилъ идеалистъ, и не только думалъ и вѣрилъ, но и цѣлыхъ пятнадцать лѣтъ своей педагогической и литературной дѣятельности трудился съ рѣдкимъ по широтѣ и глубинѣ образованіемъ, энергіей и талантомъ на пользу этой русской школы, справедливо полагая въ ея основу — языкъ родной, для обученія которому и до сихъ поръ его «Родное Слово» остается первымъ и самостоятельнымъ. Профессорская дѣятельность его въ Ярославскомъ лицеѣ и въ качествѣ инспектора Смольнаго института, гдѣ такъ много сдѣлано имъ для русскаго женскаго образованія, продолжалась недолго, и онъ долженъ былъ посвятить себя только литературѣ. Но то, что имъ написано, даже далеко не полное изданіе его сочиненій, заключаетъ въ себѣ такіе вопросы, не только поставленные, но и разрѣшенные, такія богатства просвѣтительной мысли, что и теперь, черезъ четверть вѣка послѣ его смерти, ими, и почти только ими, пользуются, какъ педагогическимъ евангеліемъ, всѣ тѣ русскіе люди, которымъ дорого отечественное просвѣщеніе. Онъ требовалъ отъ учителя серьезнаго образованія общаго, и для этого указывалъ на необходимость учрежденія при университетахъ особыхъ педагогическихъ каѳедръ, и даже антропологическо-педагогическихъ факультетовъ; горячо доказывалъ важность широкаго распространенія учительскихъ семинарій, откуда учитель выходилъ бы образованнымъ человѣкомъ, съ сознаніемъ высоты своего призванія. Все русское общество звалъ онъ къ труду сознательному, поднимающему душу, — къ труду, дающему человѣку благородную цѣль жизни и самоудовлетвореніе.
Такимъ-то образомъ, четверть вѣка назадъ лишились мы того, кто поставилъ и въ значительной степени разрѣшилъ намъ величайшіе и самые важные для насъ вопросы просвѣщенія, лишились того, чьи благотворныя и благородныя идеи и по сейчасъ могутъ освѣтить намъ жизнь и осмыслить наше существованіе, только бы обратились мы серьезно къ этимъ «забытымъ словамъ», обратились всѣ: и профессора съ учителями до народнаго включительно, и эта славная, любящая, чуткая на добро русская женщина, для которой покойный такъ много сдѣлалъ, и всякій русскій, у котораго не перестало биться сердце любовью къ родинѣ.
Что же былъ за человѣкъ, чью славную память хотимъ мы возстановить передъ читателемъ?
Это была натура рѣдкая по широтѣ, глубинѣ и дальновидности ума, одаренная отъ природы чуткимъ чувствомъ и огромною настойчивостью въ преслѣдованіи опредѣленной разъ намѣченной цѣли, — натура дѣловитаго холерика, призванная къ проложенію новыхъ путей къ истинѣ, къ организаторству, къ буженію общества своимъ энергичнымъ словомъ и дѣломъ. Такія цѣльныя, опредѣленныя здоровыя дѣловыя натуры появляются у насъ рѣдко, и чаще всего обращаются въ эгоистическихъ дѣловиковъ и эксплуататоровъ, такъ какъ условія воспитанія, образованія и окружающей среды рѣдко складываются для нихъ благопріятно.
Но счастливая натура Ушинскаго нашла для своего образованія и направленія — и условія особенно счастливыя. Образованные, хорошіе люди его родители, благотворное вліяніе матери, прекрасное семейное воспитаніе на почвѣ добрыхъ примѣровъ семьи и знакомыхъ, малороссійская природа Черниговской губернія, раннее знакомство съ деревней, съ народомъ — вотъ элементы воспитанія, которые еще въ дѣтствѣ заложили въ этой натурѣ благородно-эстетическое настроеніе, такъ ярко отличавшее Ушинскаго до послѣднихъ минутъ его жизни.
Одиннадцати лѣтъ онъ лишается матери и поступаетъ въ Новгородъ-Сѣверскую гимназію. На почвѣ семейной начинается воспитаніе общественное. Здѣсь опять улыбается мальчику судьба. Гимназія оказывается образцовой. Во главѣ ея стоитъ директоръ — одинъ изъ образованнѣйшихъ педагоговъ-друзей юношества, старый профессоръ Н. Ѳ. Тимковскій, страстно любящій науку, съ юношескими стремленіями соединяющій въ себѣ глубокія религіозныя убѣжденія. Библія, Цицеронъ, Горацій, Вергилій, Тацитъ вселяютъ въ юношахъ уваженіе и стремленіе къ истинѣ, къ знанію… Педагогъ-директоръ становится идеаломъ будущаго педагога-юноши… Духъ разумной свободы и тѣснаго товарищества, прогулки и чтенія, соревнованіе въ пріобрѣтеніи знаній дѣлаютъ юношамъ жизнь пріятной и осмысленной. Демократическій духъ всесословности, бѣднота многихъ товарищей зароняетъ въ воспріимчиваго юношу мысль объ общенародной школѣ. Знаніе нѣмецкаго языка знакомитъ его съ Шиллеромъ… Словомъ, все — и директоръ, и учителя, и товарищи, и весь строй лизни способствуютъ выработкѣ идеала всесословнаго, народнаго средняго учебнаго заведенія на твердой почвѣ науки, въ духѣ широкой гуманности, общественности, живой религіозности и патріотизма, въ смыслѣ страстнаго желанія отдать всего себя на служеніе увеличенію матеріальнаго и нравственнаго состоянія своей возлюбленной родины.
Московскій университетъ довершаетъ формальное образованіе и воспитаніе. Блестящій періодъ этого университета (1840—1844 гг.) подъ управленіемъ попечителя гр. С. Г. Строганова, довоспитываетъ молодого человѣка при могущественномъ вліяніи такихъ личностей, какъ профессора Грановскій, Рѣдкинъ, Чивилевъ, Крыловъ. Московская молодежь начала сороковыхъ годовъ увлекается философіей, исторіей, науками политическими и общественными, упражняетъ свою рѣчь свободными товарищескими дебатами о вопросахъ науки, этики, искусства, общественнаго воспитанія… Въ числѣ вопросовъ передовыхъ выдвигается вопросъ о крѣпостномъ правѣ, неразрывно связанный съ просвѣщеніемъ темной массы. Идеалы литератора, профессора, учителя, педагога всюду, на всѣхъ поприщахъ общественнаго служенія, чтобы, по примѣру перваго нашего просвѣтителя Петра Великаго, внести въ темную массу свѣтъ истины и благой примѣръ собственной честной дѣятельности, — вотъ что манить эту молодежь въ даль заманчиваго будущаго, на борьбу съ мракомъ невѣжества и застоя…
Такимъ образомъ, и изъ университета, какъ и изъ гимназіи, выносить Ушинскій въ лицѣ своихъ наставниковъ тотъ же идеалъ гуманнаго педагогами этотъ идеалъ, основанный на широкой образованности, отнынѣ, до самой его смерти, будетъ ^святая святыхъ" всей его дѣятельности.
И Ушинскій черезъ два года по окончаніи курса въ университетѣ, въ 1846 г., становится профессоромъ энциклопедіи законовѣдѣнія, исторія законодательствъ и науки о финансахъ въ Ярославскомъ Демидовскомъ лицеѣ, гдѣ увлекаетъ слушателей своимъ преподаваніемъ.
До 1855 г. Ушинскій, перешедшій на службу въ Петербургъ, долженъ ограничиться только дѣятельностью литературной изъ-за куска хлѣба, и только съ этого времени онъ снова возвращается къ педагогической и состоитъ три года учителемъ словесности и инспекторомъ въ Гатчинскомъ сиротскомъ институтѣ. Здѣсь-то, подъ вліяніемъ статей Пирогова и общаго увлеченія педагогическими вопросами, знакомства съ иностранной журнальной педагогической литературой и, наконецъ, открытой имъ въ. Гатчинскомъ институтѣ прекрасной педагогической библіотеки бывшаго инспектора института, покойнаго, умершаго въ сумасшедшемъ домѣ, Б. О. Г у геля, и началась для Ушинскаго та серьезная подготовка къ литературно-педагогическо-общественной дѣятельности, которая сдѣлала даже при его жизни столь славнымъ его имя.
1859 годъ особенно знаменателенъ. Въ этотъ годъ онъ становится инспекторомъ Смольнаго института, гдѣ за три года до начала 1862 г. оставилъ по себѣ незабвенную память своею реформаторскою дѣятельностью на пользу женскаго образованія въ Россіи, которая справедливо ставитъ его имя, какъ реформатора нашихъ институтовъ, рядомъ съ именемъ основателя открытыхъ всесословныхъ женскихъ гимназій Н. А. Вышнеградскаго. Насколько великъ былъ авторитетъ Ушинскаго, видно уже изъ того, что онъ лично былъ извѣстенъ Государынѣ Маріи Александровнѣ, которая и поручила ему написать свое мнѣніе о воспитаніи наслѣдника престола. Это мнѣніе было высказано имъ въ четырехъ письмахъ, къ сожалѣнію, ненапечатанныхъ и до сихъ поръ. Этотъ трехлѣтній періодъ инспекторства былъ самымъ блестящимъ періодомъ его организаторско-педагогической дѣятельности, показывающимъ, какъ много добра для своей родины можетъ сдѣлать у насъ даже одинъ благонамѣренный, просвѣщенный и талантливый человѣкъ, если ему будетъ оказано довѣріе и открыта возможность дѣйствовать.
Въ послѣднія восемь лѣтъ его жизни явились и лучшія его статьи, остающіяся и до настоящяго времени полными интереса и значенія, и знаменитое «Родное Слово», выдержавшее до ста изданій, и «Педагогическая Антропологія» — «Человѣкъ какъ предметъ воспитанія», и «Собраніе его сочиненій» — словомъ, все то, что, главнымъ образомъ, создало ему вѣчную память.
Русское общество принято укорять въ равнодушіи и неблагодарности современниковъ къ своимъ лучшимъ дѣятелямъ на пользу страны.
По отношенію къ Ушинскому это не совсѣмъ справедливо. Современники поняли и оцѣнили его. Въ послѣднюю, предсмертную, свою поѣздку по Россіи, особенно въ Крыму, Одессѣ, Кіевѣ, онъ самъ могъ убѣдиться, насколько его имя, личность, дѣятельность — знакома, близка, дорога всѣмъ русскимъ людямъ, не только педагогамъ. Всѣ эти встрѣчи, оваціи, рѣчи, проводы должны были вдохнуть въ его угасающій организмъ новыя силы… Но смерть не ждала… и его похороны доказали всѣмъ во очію, кого мы лишились четверть вѣка назадъ.
Но почему же теперешнее наше общество, особенно учителя — и народные, и гимназическіе, и профессора — словомъ, даже тѣ, кому, по преимуществу, должно было быть близко имя Ушинскаго, такъ мало говорятъ о немъ, и даже зачастую мало знакомы съ его идеями? Почему и вообще-то люди мысли, науки, литературы, дѣятельности общественной почти не оставляютъ у насъ послѣ себя наслѣдниковъ? Почему уносятъ съ собой въ могилу, точно заповѣданную, способность продолжать ихъ благое дѣло?
Сложенъ и труденъ на это отвѣтъ. Конечно, главная причина здѣсь общая намъ малая культурность, равнодушіе къ успѣхамъ интеллектуальной мысли и къ просвѣтительному прогрессу нашей родины въ соединеніи съ легкостью впаденія въ апатію и потерею бодрости духа, поникающаго не только въ борьбѣ, но и при первой неудачѣ. Но за всѣмъ этимъ, едва ли еще не большая причина такого печальнаго явленія заключается въ недостаткѣ въ насъ общественности, публичности. Всякому выдающемуся дѣятелю приходится употреблять у насъ неимовѣрныя усилія тратить цѣлую массу силъ, въ одиночку, чтобы разбудитъ сонное общество, лишенное всякой иниціативы, чтобы обратить на себя даже вниманіе. Всякая дѣятельность практическая, общественная, педагогическая особенно, находитъ у насъ очень мало простору и подвержена случайностямъ, какъ это было съ Ушинскимъ. Довести до конца своего реформаторскаго дѣла онъ не имѣлъ возможности, точно также, какъ и осуществить свою завѣтную мечту объ устройствѣ особыхъ педагогическихъ факультетовъ, или, по крайней мѣрѣ, педагогическо-антропологическихъ каѳедръ. Не осуществилась и его благая мысль о широкой постановкѣ учительскихъ семинарій и народной образовательной школы. Такимъ образомъ, пришлось ограничиться одной литературно-педагогической дѣятельностью. Но послѣ смерти Ушинскаго настроеніе общества, крайне неустойчиваго и перемѣнчиваго въ своихъ увлеченіяхъ, измѣнилось, и преемниковъ ему даже и въ литературѣ не нашлось, такъ какъ почти все, о чемъ онъ писалъ, въ жизни не осуществилось и до сихъ поръ. Для того, чтобы дѣятель, въ родѣ Ушинскаго, могъ найти себѣ продолжателей, необходимы были болѣе благопріятныя условія въ видѣ публичнаго напоминанія и обсужденія его идей и въ печати, и въ публичныхъ чтеніяхъ, — словомъ, необходимо какъ можно чаще говорить о немъ. Но говорить, обсуждать идеи, хотя бы самыя и благотворныя и отвлеченныя, у насъ, особенно въ провинціи, гдѣ нѣтъ ни интеллигентныхъ клубовъ, ни обществъ, ни собраній, негдѣ, — и вотъ, очень естественно, при общей умственной спячкѣ, такъ быстро смѣняющей у насъ увлеченія, со смертью одинокаго бойца мысли, весьма скоро наступаетъ сначала охлажденіе къ нему, потомъ равнодушіе, а тамъ и забвеніе, пока черезъ много лѣтъ, при новомъ пробужденіи общества, не вспомнитъ кто-нибудь «забытыхъ словъ», которыя давно должны были бы перейти въ дѣло, и вотъ приходится начинать съизнова.
И такъ во всемъ: и въ литературѣ, и въ критикѣ, и въ педагогіи… «Суждены намъ, по словамъ поэта, благіе порывы, но свершить, — т. е. продолжать преемственно, осуществить, закончить — ничего не дано».
Все же виноваты мы передъ памятью Ушинскаго не мало, по крайней мѣрѣ, въ томъ, что бы, кажется, вполнѣ зависѣло отъ насъ. Мы даже черезъ четверть вѣка не имѣемъ не только полной біографіи этого человѣка, но даже матеріаловъ для нея въ формѣ бумагъ и писемъ.
Нельзя не пожалѣть также и о томъ, что даже этотъ единственный томъ его сочиненій мало доступенъ скромнымъ учителямъ нашихъ народныхъ школъ, въ которыя онъ внесъ бы столько свѣта. Покойный своими книгами далъ цѣлое состояніе, и что стоило бы пустить этотъ томъ не дороже какого-нибудь полтинника, а то и дешевле, чтобы, не имѣя въ виду барышей, ознаменовать двадцатипятилѣтіе смерти доставленіемъ возможности близко ознакомиться съ Ушинскимъ, цѣлой массѣ русскаго люда.
Это уже, конечно, дѣло наслѣдниковъ, котораго, по закону о литературной собственности, никто на себя взять не можетъ.
Но, какъ бы то ни было, исполняющаяся четверть вѣка съ кончины Ушинскаго должна настоятельно напомнить всему русскому обществу объ этой безпримѣрной личности отца русской педагогіи на началахъ антропологическихъ и гуманныхъ и о его забытыхъ словахъ «о школѣ народной» ежедневной и воскресной, о воспитаніи русской женщины, о личности ребенка и, первѣе всего, объ образованіи учителя, образованіи широкомъ и философскомъ, безъ котораго онъ только шульмейстеръ, безъ особаго труда осиливающій нехитрую дрессировочную науку обученія грамотѣ, или того или другого предмета. Приближающійся день 21 декабря 1895 г. долженъ вызвать благодарное воспоминаніе о томъ человѣкѣ, который поставилъ наше школьное дѣло на почву науки и величайшаго, общественно-государственнаго интереса.