Книга, в идеале, — гармоническое соединение красоты и смысла. С тем лишь уточнением, что красота (в отличие от смысла) не обусловлена способностью к познанию, но связана с какими-то более важными человеческими потребностями, а именно (согласно учению Иммануила Канта), с потребностью в «незаинтересованном наслаждении». Та сфера книжного искусства, о которой мы здесь говорим, в наибольшей степени соответствует вышеприведённой сентенции.
Замысел представляемой книги появился пару лет назад у Алексея Парыгина, известного петербургского художника, коллекционера и искусствоведа, автора уникального научного исследования о технике эстампа. В результате он стал куратором масштабного проекта «Город» созданного коллективными усилиями тридцати пяти отобранных и приглашенных им российских мастеров разных поколений. Эстетический вкус, ясные представления о мастерстве печатной графики всех типов, высокая коммуникабельность и авторитет Алексея Парыгина позволили ему сделать важный шаг в названной области, показать различные эстетические и технические подходы к заданной им теме.
О самом термине книга художника было много статей и споров (в частности, в солидном каталоге выставки «Музей Книга художника», состоявшейся в 2011 году в музее «Эрарта»). По этому поводу (не всегда соглашаясь друг с другом) высказывались наши ведущие специалисты по данному жанру — художники, искусствоведы, издатели и коллекционеры: Михаил Карасик, Михаил Погарский, Марк Башмаков, Михаил Сеславинский, Екатерина Климова, Пётр Суспицын, Алексей Парыгин и др. Повторю вкратце общие взгляды на проблему. Российский термин книга художника — калька с французского livre d’artiste (или английского artist’s book, однако эти термины не тождественны по сути, хотя, конечно, имеют множество пересечений и параллелей. Поясню: livre d’artiste — это нацеленный на библиофильский рынок издательский проект, в котором участие художника является всего лишь одним из звеньев в многоступенчатом производственном процессе. В первой трети ХХ столетии это подход получил наивысшее выражение в деятельности французского галериста Амбруаза Воллара, сумевшего привлечь к своим издательским проектам весьма известных в то время художников (но не профессиональных иллюстраторов), таких как Пьер Боннар, Хоан Миро, Марк Шагал, Рауль Дюффи и Пабло Пикассо. Работы этих художников выходили за рамки привычного иллюстрирования, они становились самоценными и обычно превалировали над текстовым сопровождением, хотя формально, несмотря на предоставленную мастерам свободу, держались в русле традиционной полосной иллюстрации. Плодотворная идея Воллара, по сути, заключалась в обеспечении стилистического единства печатной графики, текста (иногда рукописного) и общего оформления фолианта, но дальше этого он не продвинулся, как и другие издатели, шедшие по его стопам.
Книга художника (вариант авторская книга), в отличие от livre d’artiste, сегодня понимается как библиофильский проект, в котором художник играет ключевую роль, становится автором не только общего замысла и иллюстраций, но и текста. В России жанр книга художника восходит к футуристической книге и берёт начало от первого выпуска сборника «Садок Судей» (1910). Правда, некоторые аналоги этого издания можно отыскать и в старинном искусстве, как западном (вспомним хотя бы «Иллюминированные книги» Уильяма Блейка с его же собственными гравированными текстами и иллюстрациями), так и восточном — японском и китайском. Русские футуристы намеренно противопоставляли изысканность книги эпохи Модерна эстетике брутальной, вывесочной или скоморошьей. Для футуристов это был не столько эксперимент по «разрушению традиций», как казалось некоторым их современникам (например, Александру Бенуа), сколько плодотворный метод творческого самовыражения, что и сближает их с некоторыми сегодняшними представителями жанра книга художника, склонными к провокативным жестам. Впрочем, границы современной книги художника достаточно подвижны, и этот жанр сегодня не чуждается «высокого эстетизма» в традиционном понимании термина, академического рисования и фотоприёмов.
Это издание, созданное под руководством Алексея Парыгина на основе его замысла, — один из самых больших за последние годы коллективных проектов в жанре книга художника. Тридцать пять листов (плюс титул), выполненных художниками из Москвы, Санкт-Петербурга, Казани и Нижнего Новгорода, представляют довольно широкий спектр типов образного мышления и графических техник. Здесь каждый художник говорит на своём языке, а все вместе они выстраивают некую Вавилонскую башню, которая, в противовес Библейскому мифу, заключает в себе не разъединяющее, но объединяющее начало.
Формулировка темы «Город» подразумевает отнюдь не банальный городской пейзаж как таковой, но, скорее, образ города, живущий в чувственном сознании и в подсознании каждого художника. В этой книге художника визуальный подход тесно соседствует и переплетается с виртуальным рядом. Воля художника здесь свободна: нарочитая фотографичность или «импрессионизм» может сочетаться с абстракцией, гротеском, шрифтовыми импровизациями — текстами, соотносимыми с уличными вывесками и настенными граффити. Избранный большой формат 42 х 60 см и отсутствие сшивки позволяют экспонировать листы в станковой ипостаси, причём они могут заполнить целый зал. В этом видится историческая перекличка с практикой французских художников (Анри Матисс, Андрей Ланской и др.), чьи гуаши и коллажи изначально предназначались для сопровождения литературных текстов, но в дальнейшем бытовали в станковом формате.
В соответствии с замыслом куратора, тексты снабжены краткими эссе художников на тему «Город», в которых, как и в графических листах, проявляется творческая индивидуальность авторов, слышится лирическая интонация.
Михаил Карасик, один из наших просветителей и генераторов книжных проектов, писал десять лет назад: «Кажется, что в природе книги художника существует ген обновления, контролирующий постоянное воспроизводство этой универсальной культуры, которая в течение полувека не может решить, к какому виду визуальных искусств себя приписать — книга, станковое, объект, а теперь и медиа. Такое перманентное омолаживание создает у каждого нового поколения творцов иллюзию, что колесо придумано ими, как и сама игра с книгой, не похожей на саму себя, на ту, что читатель привык держать в руках или видеть в музейных витринах. Для краткости обозначим весь ком представлений, форм и видов книги художника как книга художника».
Не противореча Михаилу Карасику, заметим, что в области книги художника «ген обновления» с неизбежностью вживляется в пассеистскую структуру рукодельной библиофильской книги как эстетической нормы, опирающейся на многовековую традицию.