Лодка подъѣзжала къ берегу. Между выступомъ мѣловыхъ скалъ обрисовалось устье рѣчки, впадавшей въ заливъ, и по болѣе густой и живой зелени на ея берегахъ можно было слѣдить за всѣмъ ея теченіемъ, прорѣзывавшимъ лѣсную чащу. Далѣе высились горы, бѣлоснѣжныя, похожія на замерзшія волны.
Море едва колыхалось; солнце такъ и налило съ безоблачнаго неба. Человѣкъ, державшій въ рукахъ весла, пересталъ грести и сказалъ:
— Должно быть, это самое мѣсто и есть.
Товарищъ его, сидѣвшій на кормѣ, сталъ пристально смотрѣть на берегъ, сличая его съ какимъ-то пожелтѣвшимъ чертежомъ, лежавшимъ у него на колѣняхъ.
— Подойди-ка поближе ко мнѣ и по смотри, Эвансъ, проговорилъ онъ.
Они нагнулись оба надъ рисункомъ, походившимъ на грубо начерченную географическую карту. Старый, загрязненный лоскутъ бумаги расползался уже по перегибамъ; чертежъ, сдѣланный на немъ карандашомъ, стерся отчасти, но нее же походилъ на очеркъ залива.
— Вотъ, сказалъ Эвансъ, водя ногтемъ но рисунку, — это скалы и устье рѣчки…
— А эти извилины означаютъ ея теченье, прибавилъ онъ, помолчавъ. — Дѣло ясное… Звѣздочка же указываетъ самое мѣсто… Но такъ ли, Гукеръ?
Гукеръ, продолжая разсматривать карту, отвѣтилъ:
— Замѣть, что эта линія точками идетъ прямехонько отъ скалъ къ группѣ пальмовыхъ деревьевъ, а звѣздочка поставлена именно на пересѣченіи этой линіи съ рѣкой. Это надо имѣть въ виду.
— Но что это за знаки? спросилъ Эвансъ послѣ новаго небольшого молчанія. — Точно бы планъ какой-то постройки… но странно, что все короткія черточки и въ разныя стороны. Совсѣмъ непонятно… А надписи на какомъ языкѣ?
— По-китайски, сказалъ Гукеръ.
— Естественно… Вѣдь онъ былъ китаецъ, замѣтилъ Эвансъ.
— И прочіе тоже, проговорилъ Гукеръ.
Оба они посидѣли нѣсколько минутъ, смотря задумчиво на берегъ. Потомъ Энансъ сказалъ:
— Твоя очередь грести.
Гукеръ сложилъ чертежъ, засунулъ его въ карманъ и взялся за весла, но работалъ онъ ими плохо, какъ человѣкъ, утомленный до крайности.
Эвансъ сидѣлъ съ полузакрытыми глазами, лѣниво наблюдая за мелкими волнами, разбивавшимися о сосѣдніе коралловые рифы. Солнце, находившееся почти въ зенитѣ, легло немилосердно. Не смотря на близость къ кладу, Эвансъ не испытывалъ того восторга, котораго ожидалъ. Возбужденіе, перенесенное при недавней борьбѣ за чертежъ, потомъ длинная ночная переправа въ утлой лодчонкѣ съ материка къ этому острову и безъ надлежащаго запаса провизіи, все это истощило его до безчувствія ко всему. Онъ старался сосредоточить свои мысли на тѣхъ золотыхъ слиткахъ, о которыхъ толковали китайцы, но это не удавалось ему, и онъ невольно думалъ лишь о прѣсной водѣ, которою надѣялся освѣжить себѣ засохшій ротъ и горло. Чѣмъ ближе подвигалась лодка къ берегу и чѣмъ явственнѣе слышался всплескъ воды о скалы тѣмъ сильнѣе разливалась тяжелая истома по всему тѣлу Эванса; имъ овладѣло, наконецъ, какое-то полусонное оцѣпенѣніе. Онъ продолжалъ понимать, что передъ нимъ тотъ островъ, къ которому слѣдовало ѣхать, но къ этому сознанію примѣшивалнсь какіе-то странные образы. Передъ нимъ возникала та ночь, въ которую они съ Гукеромъ подслушали тайную бесѣду китайцевъ. Луна освѣщала верхушки деревьевъ; внизу горѣлъ маленькій костеръ; около него виднѣлись фигуры трехъ желтолицыхъ людей, посеребренныя, съ одной стороны, луннымъ свѣтомъ, казавшіяся багровыми, съ другой, отъ огня. Эти люди говорили между собою на ломаномъ англійскомъ языкѣ, потому что были изъ трехъ различныхъ китайскихъ провинцій съ несходными вовсе нарѣчіями.
Гукеръ первый понялъ главную суть ихъ разговора и велѣлъ товарищу тоже прислушаться, что было довольно мудрено: нѣкоторыя слона ускользали отъ слуха, другія оставались непонятными, но все же было возможнымъ уразумѣть, что какой-то испанскій галіотъ разбился здѣсь, плывя съ Филиппинскихъ острововъ, но казну его матросы успѣли спасти и зарыли ее на островѣ, съ цѣлью возвратиться послѣ за нею. Съ этого начиналась исторія. Потомъ произошло опять какое-то кораблекрушеніе; большая часть экипажа погибла отъ болѣзней или среди дракъ, повторявшихся при полномъ отсутствіи дисциплины. Подъ конецъ остававшіеся въ живыхъ вышли снова въ море и отправились неизвѣстно куда. Зарытыя сокровища такъ и остались на мѣстѣ. За годъ тому назадъ, китаецъ Шангъ-Ги, прибывъ случайно на этотъ островъ, напалъ на слѣдъ клада, пролежавшій въ землѣ цѣлыя двѣсти лѣтъ. Онъ скрылъ отъ всѣхъ свою находку, но потомъ бѣжалъ съ своей джонки, прибылъ опять сюда и перенесъ золото на другое мѣсто. Это стоило ему невѣроятнаго труда, но онъ выполнилъ всю работу одинъ. — «И къ моему кладу не подступишься теперь! Онъ все равно что зачарованъ», говорилъ онъ. Но вырыть золото и перевезти его было уже не подъ силу ему одному, и онъ подыскалъ себѣ товарищей. Онъ сталъ показывать имъ свой чертежъ, но голоса понизились при этомъ до того, что Эвансъ и Гукеръ не могли ужь ничего понять. Но и сказаннаго было достаточна для подслушивавшихъ бѣглыхъ британскихъ матросовъ.
Грезы Эванса перенесли его вдругъ къ тому мгновенію, въ которое коса Шангъ-Ги очутилась у него въ рукахъ. Что значитъ жизнь какого-нибудь китайца въ глазахъ европейца?.. Но крошечное лицо Шангъ-Ги, сначала озлобленнаго, яростнаго, какъ потревоженная змѣя, приняло вдругъ жалобное страдальческое выраженіе, и именно въ этомъ видѣ все мерещилось оно Эвансу… Потомъ, оно вдругъ стало усмѣхаться, какъ-то особенно язвительно, точно дразня его и угрожая ему чѣмъ-то невѣдомымъ и неизбѣжнымъ. Сонъ становился все страшнѣе и страшнѣе: на землѣ лежали золотые слитки кучею, но Шангъ-Ги тянулъ ихъ къ себѣ; Эвансъ схватилъ его опять за косу, но противный желтолицый сталъ вытягиваться выше и выше, все усмѣхаясь и не уступая сокровищъ. Эвансъ тоже сталъ расти, но слитки вспыхнули, и какой-то бѣсъ съ чернымъ хвостомъ, заплетеннымъ какъ коса у китайца, сталъ кормить Эванса горячими углями, а другой бѣсъ кричалъ: — «Эвансъ!.. Эвансъ!.. Ты спишь, глупый человѣкъ!»
Онъ открылъ глаза. Гукеръ только что крикнулъ ему въ послѣдній разъ: «Эвансъ!»
— Вонъ они, пальмовыя деревья. Они должны быть по прямой линій отъ этихъ кустовъ, сказалъ Гукеръ. Замѣть это. Если мы высадимся здѣсь и пойдемъ совершенно прямо, то пересѣчемъ рѣку, гдѣ слѣдуетъ.
— Такъ вводи лодку скорѣе въ устье! воскликнулъ Эвансъ. — У меня во рту все горитъ, точно въ самомъ дѣлѣ отъ угольевъ… Поворачивайся, а то я стану пить хоть морскую воду!.. Нѣтъ, давай лучше весла мнѣ! крикнулъ онъ почти злобно, не сводя глазъ съ серебристой ленты, извивавшейся среди деревьевъ.
Они въѣхали въ устье рѣки. Гукеръ зачерпнулъ пригоршнею воду, попробовалъ ее, по выплюнулъ тотчасъ снова. Немного далѣе, онъ повторилъ опытъ и сказалъ: — «Эта уже годится!» — и оба они стали пить тѣмъ же способомъ.
Но Эвансу было этого мало: онъ перегнулся черезъ бортъ и припалъ губами прямо къ водѣ, рискуя опрокинуть лодку, но не думая ни о чёмъ, кромѣ желанія утолить свою жажду. Гукеръ пилъ тоже съ жадностью; наконецъ, успокоясь, они причалили лодку и хотѣли уже выйти изъ нея, но Эвансъ замѣтилъ, что это будетъ неладно.
— Намъ придется пробиваться здѣсь сквозь густой кустарникъ; сказалъ онъ, — и мы собьемся съ нужнаго направленія. Лучше воротиться опять къ морю и остановиться у открытаго берега.
Гукеръ согласился съ этимъ; они поплыли опять къ устью рѣки, вышли на песчаную отмель и втащили на нее свою легкую лодочку.
Отсюда имъ было легко оріентироваться, и они пошли по прямой линіи къ намѣченной точкѣ. Эвансъ несъ туземное орудіе въ видѣ мотыки съ отточеннымъ каменнымъ остріемъ, Гукеръ захватилъ весла.
Имъ все-же пришлось пробираться сквозь мелкую поросль и спутанные сучья, но скоро деревья порѣдѣли, и путь сталъ свободнѣе; жаръ уже спалъ и наступила вечерняя прохлада. Деревья разступались все шире и шире, образуя лишь тѣнистый сводъ своими вершинами. Какіе-то бѣлые цвѣты свѣшивались съ ихъ вѣтвей; тягучія маны перекидывались съ одного ствола на другой; замѣтно темнѣло; пятнистые грибы и темно-красные лишаи покрывали почву все гуще и гуще.
Эвансъ вздрогнулъ.
— Становится почти холодно послѣ дневного жара, проговорилъ онъ.
— Надѣюсь, что мы не сбились съ пути, сказалъ Гукеръ вмѣсто всякаго отвѣта на это замѣчаніе, видимо поглощенный лишь одною мыслью о правильности дороги. Вдали прорѣзывался сквозь темноту послѣдній отблескъ догоравшихъ солнечныхъ лучей. Въ то же время высокія деревья стали вновь замѣняться густымъ кустарникомъ и мелкою порослью, а неподалеку слышался шумъ воды.
— Мы у рѣки, — сказалъ Гукеръ.
Береговая растительность, стояла стѣной, сквозь которую трудно было пробраться. Невѣдомыя еще никому высокія, цѣпкія травы опутывали стволы деревьевъ, распускаясь широкими вѣерами или скучиваясь въ одинъ иглистый букетъ, изъ котораго вытягивались цвѣты странной формы. На широкомъ затонѣ, образованномъ рѣчкою въ этомъ мѣстѣ, плавали громадные овальные листья съ розовато-бѣлыми цвѣтами, точно сдѣланными изъ воска и похожими на водяныя лиліи исполинскихъ размѣровъ. Ниже, по теченью рѣки, вода бурлить и пѣнится, тѣснимая надвинувшимися скалами.
— Какъ же теперь? — спросилъ Эвансъ.
— Мы уклонились немного съ прямого пути, отвѣтилъ Гукеръ. — Немудрено. Надо походить но берегу, поискать мѣста для переправы. Онъ говорилъ о кучѣ камней…
Они посмотрѣли другъ на друга и пошли вверхъ но рѣкѣ. Здѣсь нашелся бродъ. Переправясь черезъ него, они стали подвигаться медленно посреди, осторожно осматриваясь но сторонамъ. Вдругъ Эвансъ остановился.
— Это что? — прошепталъ онъ.
Гукеръ посмотрѣлъ влѣво по его указанію
Изъ-за мелкихъ кустовъ виднѣлось что то синее. Онъ подошелъ быстро къ этому предмету и понялъ…
Передъ нимъ лежалъ ничкомъ какой-то китаецъ въ своей обычной синей одеждѣ. По положенію тѣла было видно, что это уже трупъ. Тутъ же валялся и заступъ китайскаго образца, рядомъ съ разбросанными каменьями и вырытой возлѣ нихъ ямой.
— Кто-то успѣлъ опередить насъ! проговорилъ хриплымъ голосомъ Гукеръ Эвансъ только взвылъ какъ-то дико и затопала" ногами, но Гукеръ, поблѣднѣвъ какъ смерть, подошелъ близко и сталъ разсматривать тѣло. Шея у китайца вспухла и была багроваго цвѣта; руки и логи страшно раздулись. Гукеръ отвернулся съ отвращеніемъ и направился къ ямѣ…
— Эвансъ! крякнулъ онъ радостно. — Эвансъ!.. Чего ты тамъ?.. Иди, смотри, все цѣлехонько]
Онъ поворотился, чтобы подозвать скорѣе товарища, взглянувъ при этомъ невольно опять на китайца.
Эвансъ подошелъ поспѣшно. Нѣсколько золотыхъ слитковъ, очевидно вытащенныхъ несчастнымъ, лежало у ямы; въ глубинѣ ея виднѣлось еще много другихъ. Опустясь въ нее, Эвансъ поднялъ одинъ изъ нихъ, очень тяжелый. Въ эту минуту какая-то тоненькая игла съ неизвѣстнаго растенія уколола его въ палецъ; онъ выдернулъ прочь эту занозу и приподнялъ слитокъ.
— Только свинецъ или золото могутъ имѣть такой вѣсть! — воскликнулъ онъ съ восторгомъ, Гукерѣ продолжалъ все смотрѣть на китайца.
— Негодяй поддѣлъ своихъ товарищей, — сказалъ онъ. — Дѣло ясное: они тогда разбѣжались… помнишь?.. Онъ пробрался сюда одинъ, и его ужалила какая-нибудь ядовитая змѣя… Но какъ онъ сумѣлъ отыскать мѣсто?
Эвансъ, все еще держа въ рукахъ слитокъ, отвѣтилъ нетерпѣливо: «Что до этого? Нечего терять времени. Ты лучше думай о томъ, что вамъ придется перевозитъ добычу на материкъ чуть не по одной штукѣ, а пока надо укрыть ее здѣсь въ безопасномъ мѣстѣ… Какъ перенесемъ мы все ближе къ берегу?»
Объ снялъ свою куртку, разложилъ ее на землѣ и бросилъ въ нее два или три слитка. Въ эту самую минуту его снова уколола одна изъ носившихся въ воздухѣ тонкихъ иглъ.
— Больше намъ не стащить заразъ, сказалъ онъ. — Да чего ты уставился такъ? прибавилъ онъ съ досадою, видя, что Гукеръ смотритъ въ сторону.
— Я не могу выносить этого, — проговорилъ Гукеръ, оборачиваясь къ нему и кивнувъ головою на трупъ. — Онъ такъ похожъ на…
— Глупости! — перебилъ Эвансъ. — Всѣ китайцы на одинъ образецъ.
— Все же лучше его зарытъ, — продолжалъ Гукеръ. — Иначе я и не стану помогать тебѣ тащитъ золото.
— Полно вздоръ молоть! сказалъ Эвансъ. — Пусть себѣ валяется. Главное теперь, какъ намъ поступить? Не зарыть ли эту яму опять? Или выбрать другое мѣсто? И взять эти два или три слитка теперь же съ собой, или тоже оставить ихъ здѣсь до вполнѣ безопаснаго времени?
Гукеръ не отвѣчалъ, поглядывая кругомъ, какъ бы для выбора мѣста, но все бросая искоса взгляды туда, гдѣ виднѣлась синяя блуза китайца,
— Да ты, никакъ, помѣшался? — крикнулъ Эвансъ.
— Во всякомъ случаѣ, сказалъ Гукеръ дрожавшимъ голосомъ, — отнесемъ это золото подалѣе,
Они подняли куртку за концы и сдѣлали нѣсколько шаговъ. — «Что же, нести прямо къ лодкѣ? спросилъ Эвансъ. — Только тяжеленько… Руки у меня такъ и затекаютъ… Даже больно становится… Вотъ исторія!.. Подожди… дай отдохнуть, просто нѣтъ силъ»…
Они опустили ношу на землю, Эвансъ тяжело дышалъ; онъ былъ блѣденъ, и на лбу у него выступали капли пота
— Душно въ этомъ лѣсу, проговорилъ онъ. — Надо выйти скорѣе на просторъ. Шевелись поживѣе! Ты все только воешь съ тѣхъ поръ, какъ увидалъ этого китайца.
Гукеръ не возразилъ ничего и только продолжалъ смотрѣть пристально на товарища. Они подняли снова куртку и прошли молча съ сотню шаговъ. Эвансъ началъ дышать еще тяжелѣе.
— Что съ тобою? — спросилъ Гукеръ тревожно.
Вмѣсто отвѣта, Эвансъ споткнулся, выпустилъ ношу изъ рукъ, простоялъ съ минуту неподвижно, смотря на товарища, и потомъ схватился за грудь.
— Не подходи ко мнѣ, проговорилъ онъ съ трудомъ, отступя въ сторону и прислоняясь къ дереву. — Это пройдетъ… вотъ уже и лучше, прибавилъ онъ черезъ нѣсколько времени, но, въ ту же минуту, пошатнулся и опустился на землю съ страдальческимъ выраженіемъ въ лицѣ, Гукеръ подбѣжалъ къ нему, но онъ крикнулъ сдавленнымъ голосомъ:
— Не подходи!.. Не дотрогивайся до меня!.. Собери лучше слитки опять въ куртку… Видишь, вывалились…
— Могу я помочь тебѣ чѣмъ-нибудь? — спросилъ Гукеръ.
— Клади золото въ куртку, тебѣ говорятъ!
Гукеръ повиновался, но, поднимая одинъ слитокъ, почувствовалъ тоже какой-то уколъ въ мякоть большого пальца своей лѣвой руки. Онъ взглянулъ на нее и увидалъ тончайшую иглу, длиною около двухъ дюймовъ. Въ это же время Эвансъ глухо простоналъ и упалъ ничкомъ.
Гукеръ едва устоялъ на ногахъ. Онъ смотрѣлъ съ расширившимися отъ ужаса глазами то на свою занозу, то на Эванса, содрогавшагося въ конвульсіяхъ, то на то синее, что смутно сквозило между кустарниками; онъ вспомнилъ о мелкихъ штрихахъ на чертежѣ и понималъ теперь ихъ роковой смыслъ…
— Господи, помилуй меня! прошепталъ онъ въ смертельномъ испугѣ. Эти иглы походили на тѣ, изъ которыхъ даяки извлекаютъ ядъ для своихъ стрѣлъ, Онъ понималъ теперь, почему Шангъ-Ги утверждалъ, что его кладъ въ безопасности; понималъ зловѣщую усмѣшку китайца при этихъ словахъ…
— Эвансъ! — крикнулъ онъ.
Но Эвансъ не отвѣтилъ и лежалъ неподвижно; лишь изрѣдка тѣло его подергивалось предсмертною судорогой. Кругомъ было страшно тихо.
Гукеръ сталъ жадно высасывать кровь изъ крошечной ранки на пальцѣ. Въ этомъ одномъ могло быть спасеніе! Но онъ чувствовалъ уже странную ломоту въ локтѣ и плечѣ, и пальцы его точно коченѣли. Ему было ясно, что высасываніе не помогаетъ.
Онъ опустился на землю возлѣ кучи слитковъ, оперся локтями себѣ на колѣни и сталъ смотрѣть на слегка трепетавшее еще тѣло товарища, но ему все чудилась злобная усмѣшка Шангъ-Ги. Тупая боль сжимала ему грудь, усиливаясь постепенно, а тонкія тычинки невѣдомаго цвѣтка носились вокругъ него среди сгущавшейся ночи…