Китайцы (Лейкин)/МЛ 1880 (ДО)

Китайцы
авторъ Николай Александрович Лейкин
Опубл.: 1880. Источникъ: az.lib.ru

Н. А. ЛЕЙКИНЪ
Мѣдные лбы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., № 2
КИТАЙЦЫ.

По зеркальной линіи Гостинаго двора прогуливаются два китайца въ ихъ національныхъ нарядахъ и останавливаются около магазиновъ, разсматривая выставленные на окнахъ предметы. Сзади ихъ движется цѣлая толпа разнородной публики, дивится на ихъ длинныя юпки, на обувь, на виднѣющіяся изъ изъ шапочекъ косы. Въ толпѣ и разносчики съ лотками различныхъ товаровъ, школьники съ книгами въ ремнѣ, купецъ въ енотовой шубѣ, двѣ молоденькія дѣвушки съ покупками въ рукахъ, деньщикъ въ офицерскомъ кепи и пр. Извощики, завидя китайцевъ, вбѣгаютъ на галлерею и кричатъ:

— Господа китайцы, не подвезти-ли!

— Задирай, задирай! Онъ тѣ подвезетъ! — замѣчаетъ извощику купецъ. — Ты, братъ, не смотри, что онъ по дамской модѣ одѣтъ, а кулачище у него печатанный.

— Ну, такъ что-жъ что печатанный! Припечатаетъ, такъ и заплатитъ, — слышится отвѣтъ.

— Нѣтъ, господинъ купецъ, у нихъ въ кулакѣ настоящаго устою нѣтъ! — вмѣшивается въ разговоръ деньщикъ. — Мы съ капитаномъ въ Ташкентѣ были, такъ видѣли, какъ они на верблюдахъ ѣздятъ. Да и сами учтите: съ чего? Вотъ кабы они эту самую водку трескали, тогда другое дѣло, а то одинъ чай по три ведра въ день и на закуску персикъ. И въ ногахъ у нихъ женская слабость, потому съ измалѣтства въ юпкѣ. Вотъ бабы ихнія — тѣ наоборотъ: въ штанахъ и косъ имъ не полагается, а только залыска спереди. Тѣмъ и водку по закону пить можно, такъ-какъ совсѣмъ на мужскомъ положеніи.

— Значитъ какъ у тальянцевъ? — спрашиваетъ купецъ.

— Тальянскихъ похожденіевъ мы не знаемъ, потому въ ихъ землѣ не были, а съ этими въ лучшемъ видѣ чай распивали.

— У тальянцевъ такая модель, что мужчины женскимъ именемъ зовутся, а женщины мужскимъ, — поясняетъ купецъ. — Теперича сюда къ намъ въ театръ два тальянца пріѣзжали, такъ одного Марьей звали, а другаго Дарьей. И по-сейчасъ теперь одинъ существуетъ, такъ того Котоньей звать. Плотникъ отъ насъ на сцену декораціи ставить ходитъ, такъ разсказывалъ: «такъ мы, говоритъ, его Котоньей Ивановной и зовемъ».

— Вездѣ свои порядки, соглашается деньщикъ. — А только у китайцевъ и званія никакого нѣтъ; а просто: китаецъ. Такъ онъ и откликается.

— Свинины не ѣдятъ? — спрашиваетъ разносчикъ съ лоткомъ.

— Не токма что свинью, а мышь не пропуститъ: все съѣстъ. У нихъ можно. Собака, такъ собака, а то и кошку… Теперича поймалъ галку, ощипалъ перья и дѣйствуй зубами во все свое удовольствіе!

— Чудно! — дивится разносчикъ. — Голова бритая, а свинью ѣстъ! Вѣдь бритоголовымъ препона насчетъ свинины.

— Бритоголовымъ — это точно, а у этихъ косы на затылкѣ, значитъ они бриты, да не совсѣмъ.

— Настоящая коса-то?

— Само-собой настоящая. Вѣдь это ихъ присяга. У нихъ какъ за паспортомъ пришелъ — сейчасъ китайскій протопопъ пробу дѣлаетъ: возьметъ и привѣситъ къ косѣ пудовую гирю. Выдержала коса — ладно, значитъ ты настоящій китаецъ, а нѣтъ — пошелъ вонъ изъ китайской вѣры.

— А старички, которые ежели плѣшивые? — задаетъ вопросъ купецъ.

— Старички-то? — заминается деньщикъ. — Въ томъ-то и дѣло, что у нихъ старичковъ-то плѣшивыхъ, почитай, совсѣмъ нѣтъ, потому ихніе доктора отъ проплѣшины заговоръ знаютъ. Дегтемъ затылокъ помажетъ, пару рыбьихъ словъ скажетъ, ну и растетъ коса. А которымъ ужъ ежели такое несчастіе, что у него затылочное солнце засвѣтилось — сейчасъ его въ арестантскія роты, а то такъ и въ китайскую Сибирь: «иди, молъ, господинъ китаецъ, соболей ловить, на тебя самъ Мухаѣдъ прогнѣвался».

— Вотъ такъ судьи справедливые! — восклицаетъ купецъ.

— У нихъ, сударь, справедливыхъ-то судей и не бывало! Захотѣли ужъ вы отъ китайцевъ! Страна невѣрная, такъ зачѣмъ имъ справедливые судьи?

— Чай-то въ прикуску или въ накладку пьютъ?

— Вовсе безъ сахару, а только персикъ одинъ, да и тотъ для блезиру, потому не ѣстъ онъ его, а лижетъ. Вы то возьмите: какія у нихъ чашки…

— Апетитныя?

— Да въ иную четверть ведра влѣзетъ. Жилятся, а пьютъ. И чѣмъ человѣкъ выше чиномъ, тѣмъ у него чашка больше. У Дворцоваго моста изволили видѣть мраморную рюмку? — такъ вотъ такія.

— Хлобыстни-ко эдакую — сгоришь. Шута Балакирева, говорятъ, купали въ ней.

Китайцы, подвигаясь отъ лавки до лавки, дошли до воротъ, гдѣ торгуютъ игрушками, и стали разсматривать щетки и гребенки, выложенныя на столикѣ. Тутъ-же стоялъ приказчикъ, держалъ въ рукавѣ шубы стаканъ и пилъ чай.

— Мусье китаецъ, волензи вашего доморощеннаго? — предложилъ онъ одному изъ китайцевъ стаканъ.

Тотъ отрицательно покачалъ головой.

— А ты его мамзелью назови, можетъ онъ и выпьетъ тогда, — посовѣтовалъ купецъ.

— Любопытно бы поглядѣть, какъ это они съ чаемъ упражняются! — сказалъ онъ, и тронувъ китайца по плечу, въ свою очередь отнесся къ нему:

— Мамзель, тринкензи одинъ стакашекъ!

Въ это время какой-то мальчишка, подкравшись сзади къ китайцу, дернулъ его за косу. Тотъ рѣзко обернулся и показалъ купцу кулакъ. Въ толпѣ взвизгнули и бросились прочь. Отскочилъ и купецъ, но началъ засучатъ рукава у шубы, приготовляясь драться.

— Это за наше угощеніе-то? Мерси съ бонжуромъ! Ну, что-жъ, тронь, тронь! — говорилъ онъ. — Я тѣ поподчую!

Китайцы поморщились и продолжали путь.