И. В. Аничковъ.
КИРГИЗСКІЙ ГЕРОЙ ДЖАНХОДЖА НУРМУХАММЕДОВЪ.
править
Ольгѣ Николаевнѣ Бутаковой.
1894.
правитьКИРГИЗСКІЙ ГЕРОЙ (БАТЫРЬ)
ДЖАНХОДЖА НУРМУХАММЕДОВЪ.
править
I.
правитьХотя Абуль-Хаиръ, ханъ Малой Орды, еще въ 1730 г. принялъ подданство Россіи, по ко времени утвержденія русскаго владычества на Аральскомъ морѣ и р. Сыръ-Дарьѣ, т. е. когда въ 1847 г. было построено Аральское укрѣпленіе, часть Малой орды, кочевавшая по нижнему теченію Сыра, пескамъ Кара-Кумъ и Малымъ Барсукомъ, считаясь номинально подвластною Россіи, не вошла вполнѣ въ сферу русскаго вліянія, подвергаясь постояннымъ нападеніямъ и завоевательнымъ попыткамъ или со стороны хивинцевъ или кокандцевъ; какъ тѣ, такъ и другія имѣли притязаніе утвердить свое вліяніе надъ кочевавшими по Сыру киргизскими родами, а потому постоянно нападали на нихъ, требуя уплаты со скота-зякета, съ хлѣба-усура, насилуя женщинъ и отбирая дѣвицъ, для; своихъ гаремовъ; даже передвиженіе въ 1845—1846 гг. Оренбургской линіи южнѣе и основаніе на р. Иргизѣ-Уральскаго, а на р. Тургаѣ-Оренбургскаго укрѣпленій, не устрашило начальниковъ хивинскихъ и кокандскихъ шаекъ, продолжать свои насилія надъ киргизами, считавшимися подъ покровительствомъ Россіи. Между тѣмъ караванные пути изъ Ташкента, Бухары и частью изъ Хивы, проходили черезъ Сыръ и КараКумы и оттуда уже выходили на Оренбургъ или Троицкъ, такъ что подобнаго рода безпорядки въ степи, на главномъ торговомъ пути между средне-азіятскими ханствами и Россіей, отражались крайне невыгодно на нашей степной и азіятской торговляхъ: караваны постоянно задерживались на Сырѣ или Куванѣ, подъ предлогомъ уплаты зякета и вовсе не были гарантированы отъ насилій и грабежей со стороны киргизъ, подвластныхъ Хивѣ или Коканду, или же подчиненныхъ мятежному султану средней орды, Кенисарѣ Касимову, присвоившему себѣ около 1840 г. званіе хана всей Алаши, т. е. трехъ ордъ. На самомъ дѣлѣ, если мы посмотримъ на карту того времени и проведемъ линію отъ Уральскаго (г. Иргиза) до Оренбургскаго (г. Тургая) укрѣпленій, то увидимъ, что пространство за этою чертою, ограниченное Аральскимъ моремъ, Сыръ-Дарьею ниже соединенія двухъ его рукавовъ Кара-Узека π Джаманъ-Дарыі, рѣками Тургаемъ и Сары-Су, до конца сороковыхъ годовъ, было фактически свободно отъ какого либо вліянія и находилось среди трехъ владѣній: русскаго, хивинскаго и кокандскаго, а съ востока было открыто для набѣговъ Кеписары Касимова. Русскія укрѣпленія придвинулись уже почти къ пескамъ Кара-Кумъ и Барсукамъ, кокандскія протянулись до соединенія двухъ рукавовъ Сыра, при сліяніи которыхъ находилось укрѣпленіе Косъ-Курганъ, на островѣ Кара-Узякъ, хивинскія укрѣпленія Джанъ-Кала, Ходжа-Ніязъ и другія начали вытягиваться по Кувану и лѣвому берегу Сыра; такимъ образомъ заключенная между ними площадь, занятая кочевьями киргизъ Малой Орды, поколѣніемъ Алимъ съ его родовыми подраздѣленіями: Кара-Гисекъ, Чикты, ТюръКара и Кара-Сакалъ и поколѣніемъ Чумекей, считавшимися въ сферѣ русскаго вліянія, фактически не была еще никѣмъ занята и представляла по этому полный просторъ, для притязаній владѣльцевъ Хивы и Коканда или степныхъ султановъ, вродѣ Кенисары, стремившихся утвердить свое господство на Сырѣ, чтобы держать въ рукахъ караванные пути, изъ Средней Азіи въ Россію и т. д. Очевидно, что Оренбургское начальство, въ рукахъ котораго сосредоточивалась средне-азіятская политика, вынуждено было обратить вниманіе на такого рода положеніе вещей, въ этой части степей, тѣмъ болѣе, что отъ него прямо страдала наша торговля съ Средней Азіей: кокандцы подвигались все дальше и дальше внизъ по Сыру, имѣя операціоннымъ базисомъ крѣпость Акъ-Мечеть, хивинцы не стѣсняясь собирали зякетъ и усуръ съ киргизъ на Сырѣ, и тѣ и другіе позволяли себѣ даже дѣлать набѣги отдѣльными шайками на киргизъ, въ Кара-Кумахъ и Барсукахъ, и Кенисары Касимовъ, объявивъ себя ханомъ всей Аланіи, дѣлалъ поборы въ свою пользу, грабилъ караваны и аулы, непризнававшихъ его власти киргизъ.
Естественное желаніе сдѣлать безопасными торговые пути, обезпечить благосостояніе такъ называемыхъ мирныхъ киргизъ, имѣвшихъ честь считаться подъ покровительствомъ Бѣлаго Царя, дать почувствовать кокандцамъ и хивинцамъ, поднявшимъ голову послѣ несчастнаго хивинскаго похода графа Перовскаго 1839—1840 гг., что русскіе не потерпятъ пренебреженія къ добрымъ сосѣдскимъ отношеніямъ и хищничества, допускаемаго по азіятскимъ, а не по европейскимъ, международнымъ понятіямъ, наконецъ рыбная ловля на Аральскомъ морѣ, давно уже привлекавшая взоры нашихъ рыбопромышленниковъ, — все это вмѣстѣ взятое вынудило тогдашняго Оренбургскаго военнаго губернатора и командира отдѣльнаго Оренбургскаго корпуса генерала отъ инфантеріи Обручева просить разрѣшенія въ Петербургѣ положить конецъ такому состоянію дѣлъ занятіемъ позиціи на Сырѣ и Аральскомъ морѣ; разрѣшеніе, несмотря на противодѣйствіе государственнаго канцлера графа Нессельроде, было Императоромъ Николаемъ І-мъ дано, при этомъ русскимъ отрядамъ строго было воспрещено переходить на лѣвый берегъ Сыръ-Дарьи, считавшійся хивинскимъ, чтобы не навлекать неудовольствія ихъ и не давать повода предполагать въ занятіи Раима какихъ либо завоевательныхъ попытокъ со стороны Россіи, запрещеніе это впослѣдствіи постоянно подтверждалось, но не всегда могло быть исполняемо, ввиду враждебнаго настроенія хивинцевъ, имѣвшихъ на Куванъ-Дарьѣ крѣпостцу Ходжа-Ніязъ, откуда они постоянно волновали мирныхъ киргизъ по обоимъ берегамъ Сыръ-Дарьи; наконецъ 30 іюня 1847 года русскій отрядъ, подъ начальствомъ самого Оренбургскаго военнаго губернатора генералъ отъ инфантеріи Обручева, занялъ на Сыръ-Дарьѣ, въ 60 верстахъ отъ Аральскаго моря, возвышенность, на которой былъ построенъ фортъ. Раимъ, впослѣдствіи переименованный въ Аральское укрѣпленіе; Раимъ былъ избранъ вслѣдствіе рекогнисцировочной экспедиціи капитана Шульца въ 1846 г. ввиду своего возвышеннаго положенія и большаго числа, до 6 т. кибитокъ, кочевавшихъ здѣсь киргизъ, а также для защиты караванныхъ путей, изъ Бухары, черезъ Майлибашъ и изъ Хивы, черезъ Аманаткуль и Тасбугутъ, проходившихъ по старой татарской дорогѣ (ногай-джолъ) вдоль берега Аральскаго моря, въ Оренбургскую степь. Занятіе Раима произошло вполнѣ мирнымъ путемъ, всѣ «ордынцы», кочевавшіе по пути слѣдованія отряда и на Сырѣ, выказывали вполнѣ мирное настроеніе и даже батырь "кешкенечиклинцевъ Джанходжа, " по словамъ генерала Обручева «несмотря на свою дикость, прибылъ, чтобы „меня привѣтствовать“. Самъ генералъ отъ инфантеріи Обручевъ вскорѣ вернулся въ. Оренбургъ, а комендантомъ былъ назначенъ полковникъ Ерофѣевъ, ранѣе обратившій вниманіе начальства своею распорядительностью, опытностью и знаніемъ службы въ степныхъ укрѣпленіяхъ и уже отличавшійся въ разныхъ экспедиціяхъ, противъ мятежнаго султана Кенисары Касимова на рѣкѣ Typгаѣ.
Съ этого момента Россія стала твердою ногою на Аральскомъ морѣ и Сырѣ и, придвинувшись ближе къ средне-азіятскимъ владѣніямъ, могла уже имѣть на нихъ большее вліяніе, а впослѣдствіи даже рѣшать ихъ судьбу, часть же малой орды, кочевавшая въ раіонѣ форта, окончательно вошла въ сферу русскаго вліянія. Заслуга этого важнаго шага вполнѣ принадлежитъ генералу Обручеву, понявшему, что безъ такого рѣшительнаго поступка правители Хивы и Коканда всегда будутъ имѣть возможность нарушать международныя права и волновать киргизъ Оренбургскаго Вѣдомства. Послѣдствія этого движенія русскаго отряда и постройки Раима извѣстны: основаніе Косъ-Аральскаго форта, образованіе въ 1848 г. экспедиціи лейтенанта Бутакова, для обозрѣнія и изслѣдованія Аральскаго моря, на двухъ шкунахъ „Николай и Константинъ“, въ которой принималъ между прочимъ участіе въ качествѣ нижняго чина — поэтъ Шевченко, занятіе въ 1850 г. урочища Казалы, для наблюденія за двумя главными переправами черезъ Сыръ-Дарью Кара-Тюбе и Джанъ-Кала, взятіе Косъ-Кургана, штурмъ 28 іюня 1853 года графомъ Перовскимъ Акъ-Мечети, образованіе фортовъ № 1, 2, Перовскаго и Сыръ-ДарьинскоіЪдиніи, сформированіе Аральской флотиліи и походъ Бутакова и Черняева на судахъ Аральской флотиліи въ Куиградъ, къ устью Аму-Дарьи, организація управленія туземнымъ населеніемъ въ лицѣ особаго русскаго чиновника, поселеніе на Сыръ-Дарьѣ 30 семей Оренбургскихъ казаковъ, какъ первый опытъ русской колонизаціи и другія мѣропріятія, — свидѣтельствовавшія, что русскіе, по словамъ одного стараго мѣстнаго батыря Изетлеу, очевидца и современника всѣхъ этихъ событій, не поступаютъ, какъ киргизы, т. е. возьмутъ, разграбятъ и уйдутъ, а взявъ, не разграбятъ, но и не уйдутъ, дальнѣйшее поступательное движеніе русскихъ войскъ, имѣвшее цѣлью соединеніе Сыръ-Дарьинской и Сибирской линій, завершившееся взятіемъ въ 1864 г. генераломъ Веревкинымъ Туркестанта и наконецъ въ 1865 году, въ ночь съ 14 на 15 іюля, генераломъ Черняевымъ Ташкента, — общеизвѣстно и непосредственно отношенія къ предмету настоящаго изслѣдованія не имѣетъ, а потому мы опять обратимся къ 1847 году, т. е. къ моменту занятія русскими Раима.
Утвержденіе русскаго господства на Сырѣ не обошлось однако безъ враждебныхъ дѣйствій, Хива не могла примириться съ мыслью, что русскіе стали твердою ногою на Раимѣ, а потому ханъ отправилъ скопище около 6 т. подъ начальствомъ султановъ Джангазы Ширгазіева, Илекѣя Касимова и Кушбеги Ходжаніяза, для наказанія подчинившихся окончательно Россіи киргизъ, кочевавшихъ по правому берегу Сыра; комендантъ Раима полковникъ Ерофѣевъ, узнавъ объ этомъ, вынужденъ былъ выйти изъ форта, взять и разрушить 21 августа 1847 года хивинскую крѣпость Джапъ-Калу, на лѣвомъ берегу СыръДарьи, и разсѣять хивинскія скопища; къ русскому отряду присоединились и киргизы со своимъ батыремъ Джанходжею Нурмухаммедовымъ, который, пока русскій отрядъ стрѣлялъ по Джанъ-Калѣ изъ орудій съ лѣваго берега Сыръ-Дарьи, переплылъ со своимъ киргизскимъ отрядомъ вплавь черезъ рѣку, ворвался въ крѣпость, произвелъ въ ней пожаръ, прогналъ хивинскій отрядъ, преслѣдовалъ со своими джигитами разбитыхъ хивинцевъ и отбилъ захваченный хивинцами у нашихъ киргизъ скотъ, въ количествѣ 3 т. верблюдовъ, 500 лошадей, 2 т. рогатаго скота и 52 т. барановъ; помимо того въ ноябрѣ и декабрѣ мѣсяцахъ того же года были разсѣяны хивинскія скопища уже въ количествѣ 8 т. человѣкъ, совершившія набѣгъ, за Сыръ-Дарью, въ Кара-Кумы и дошедшія даже до горы Калмасъ; по своевременно принятыми мѣрами эти скопища, бывшія подъ начальствомъ тѣхъ же султановъ и хивинскихъ бековъ, не были допущены полковникомъ Ерофѣевымъ до р.р. Иргиза и Тургая, куда онѣ имѣли намѣреніе проникнуть, вѣроятно, чтобы отрѣзать немногочисленный Раимскій гарнизонъ отъ фортовъ Оренбургской линіи. Больше со стороны Хивы открытыхъ попытокъ помѣшать утвержденію русскаго господства на Сыръ-Дарьѣ не было сдѣлано. Въ дѣлѣ подъ Джапъ-Калой русскіе встрѣтили въ батырѣ Джанходжѣ вѣрнаго союзника, который послѣ дѣла пожертвовалъ даже на продовольствіе Раимскаго гарнизона изъ своей добычи 100 барановъ. За содѣйствіе въ разбитіи и преслѣдованіи хивинцевъ, батырь получилъ по Высочайшему повелѣнію чинъ есаула, при весьма лестномъ письмѣ отъ военнаго губернатора, въ которомъ онъ названъ почетнѣйшимъ біемъ, батыремъ и пр., другіе киргизы изъ его приближенныхъ и сородичей задѣло 21 августа были тоже награждены медалями, халатами и денежными подарками. Очевидно, что въ это время русскимъ удалось привлечь на свою сторону батыря, враждовавшаго съ хивинцами, послѣ убіенія послѣдними его старшаго брата Акмурзы, такъ что хивинскій ханъ писалъ даже въ 1844 году извѣстному Исету Кутебарову письмо, прося доставить ему живымъ или мертвымъ Джанходжу, разграбившаго хивинское укрѣпленіе на КувапъДарьѣ, обѣщая облагодѣтельствовать за это весь Тлеукабакскій родъ, къ которому принадлежалъ Кутебаровъ, содѣйствіе батыря и сочувствіе его русскимъ, можетъ быть, и не было искренно и безкорыстно, но во всякомъ случаѣ въ то время гарнизонъ, весьма немногочисленный, заброшенный въ такую даль и, окруженный со всѣхъ сторонъ врагами и степями, могъ спокойно выполнить свою миссію, сразу вставъ въ хорошія отношенія съ мѣстнымъ туземнымъ населеніемъ, въ первые увидѣвшимъ у себя чужеземцевъ, пришедшихъ не съ цѣлью грабежа, а съ наилучшими намѣреніями — водворить, по волѣ своего могущественнаго государя, миръ и спокойствіе въ низовьяхъ древняго Яксарта; батырь, который на Сырѣ и въ Кара-Кумахъ былъ несомнѣнно очень вліятеленъ, принявъ сторону русскихъ, показалъ своимъ сородичамъ и соплеменникамъ примѣръ того, какъ нужно было отнестись къ русскому господству; это то мирное занятіе Сыра и расположеніе къ намъ батыря въ первое время было мнѣ, кажется, очень важно для нашихъ начальныхъ шаговъ въ новомъ краю: гарнизонъ и первые русскіе піонеры могли не опасаться противодѣйствія или враждебныхъ дѣйствій со стороны туземцевъ и сейчасъ же заняться изученіемъ края и всецѣло отдаться своей ближайшей задачѣ — наблюденію за дѣйствіями хивинцевъ и кокандцевъ и охраненію торговыхъ каравановъ отъ разныхъ хищниковъ. Эти добрыя отношенія для начала нашего поступательнаго движенія въ Ср. Азію очень знаменательны и служатъ лучшимъ доказательствомъ умѣнію русскихъ ладить съ туземцами и заслуживать ихъ уваженіе и симпатіи. Чтобы воспользоваться добрымъ расположеніемъ къ намъ батыря и укрѣпить его дружбу, показавъ всѣмъ туземцамъ, что мы цѣнимъ ихъ преданность, онъ былъ назначенъ начальникомъ, т. е. управляющимъ всѣми киргизами, кочующими по правую сторону Сыръ-Дарьи, въ Кара-Кумахъ и Барсукахъ, какъ это видно изъ слѣдующей выписки изъ письма начальника Аральскаго укрѣпленія (фортъ на Раимѣ) подполковника Матвѣева командиру отдѣльнаго Оренбургскаго корпуса 1848 года 9-го апрѣля: „я осмѣливаюсь полагать, что возведеніе бія Джанходжи въ званіе правителя здѣшней части орды и вслѣдствіе того назначеніе къ Дему двухсотеннаго отряда были бы мѣрами благодѣтельными. Не назначая ему, какъ прочимъ управителямъ, постояннаго мѣста пребыванія, можно бы настаивать черезъ начальника Рапмскаго укрѣпленія, на пользу имѣть такое пребываніе при устьѣ рѣчки Казалы (рѣчка Казала вытекаетъ изъ Сыра и впадаетъ въ эту же рѣку, составляя бассейнъ озеръ Табанкуль, Апетей, Тальбугутъ, Раимъ, Джаналакъ до Амапаткуля), что отсюда верстахъ пятидесяти, противъ урочища Кара-Тюбе, выше Джанъ-Калы, верстъ 14, дабы такимъ образомъ наблюдать разомъ двѣ обычныя переправы хивинцевъ на Кара-Тюбе и у Джанъ-Кала, такъ какъ переправясь при послѣдней необходимо переѣзжать черезъ Казалу, именно близь устья, не далѣе трехъ верстъ оттуда, а между тѣмъ этимъ обезпечить для укрѣпленія болѣе удобныя сѣнокосомъ мѣста, какъ это можно судить, по произведенной съемкѣ“, подписалъ подполковникъ Матвѣевъ. На это послѣдовало предписаніе Оренбургскаго военнаго губернатора отъ 4 мая 1848 года за № 610: „вслѣдствіе тѣхъ свѣдѣній, какія сообщены мнѣ вашимъ высокоблагородіемъ отъ 9-го минувшаго апрѣля о батырѣ Кешкеве-Чиклинскаго рода Есаулѣ Джапходжѣ Нурмухаммедовѣ я предложилъ вмѣстѣ съ симъ Оренбургской пограничной коммисіи назначить его управляющимъ всѣми киргизами, кочующими по правую сторону рѣки Сыръ-Дарьи, въ Каракумѣ и пескахъ Барсукахъ, и вообще въ окрестностяхъ укрѣпленія на Раимѣ, подобно тому и на тѣхъ же самыхъ основаніяхъ, какъ управляетъ сотникъ султанъ Миргайдаръ Темировъ. Джагалбайлинскимъ родомъ и вмѣстѣ съ симъ опредѣлить батырю Джанходжѣ ежегодное содержаніе по двѣсти рублей серебромъ изъ штатныхъ суммъ коммиссіи. Извѣщая о семъ ваше высокоблагородіе, я предписываю выдачу этихъ денегъ, начавъ съ 1-го текущаго мая, производить батырю Джанходжѣ черезъ каждые полгода, изъ суммъ укрѣпленія, съ подлежащими росписками, взамѣнъ того пограничною коммиссіей будетъ высылаемо ко мнѣ тоже количество денегъ, для пріобщенія къ суммѣ, ассигнуемой на содержаніе укрѣпленія“. Подлинное подписалъ генералъ отъ инфантеріи Обручевъ. Это было весьма тактично, со стороны военнаго губернатора, такъ какъ такимъ образомъ достигались двѣ цѣли: расположеніе батыря было закрѣплено за русскими и населеніе, привыкшее видѣть въ его лицѣ своего авторитетнаго и вліятельнаго родовича, получало его отъ русскихъ какъ начальника, конечно предполагалось черезъ его вліяніе руководить ордынцами въ желательномъ направленіи. Однимъ словомъ батырь ничего не потерялъ съ приходомъ русскихъ и въ первое время между нимъ и киргизскими родами, кочевавшими здѣсь, съ одной стороны и русскими на Раимѣ съ другой стороны, установились наилучшія отношенія.
II.
правитьВъ дѣлѣ подъ Джанъ-Калой въ 1847 году мы первый разъ встрѣчались съ батыремъ Джанходжею, являющимся съ самаго начала въ роли союзника нашего противъ общаго врага Хивы, мы объ этомъ эпизодѣ потому и упомянули въ самомъ началѣ, чтобы показать, при какихъ обстоятельствахъ пришлось русскимъ познакомиться съ интересующею насъ личностью. Но прежде чѣмъ перейти къ передачѣ тѣхъ немногихъ свѣдѣній, которыя удалось собрать объ этомъ вліятельномъ киргизѣ, я долженъ объяснить, откуда я ихъ почерпнулъ. Удалось мнѣ собрать ихъ изъ двухъ источниковъ: первый, это архивъ комендантскаго управленія форта № 1-го, что теперь городъ Казалинскъ, въ которомъ оказались свѣдѣнія, имѣющія отношенія до разныхъ событій, въ которыхъ игралъ роль батырь, хотя отрывочныя, но проливающія нѣкоторый свѣтъ на дѣятельность батыря и его отношенія къ начальству; ими я обязанъ любезности Казалинскаго военнаго начальника подполковника И. Μ. Иванова, съ полною готовностью разрѣшившаго мнѣ воспользоваться архивомъ, за что я считаю своею пріятною обязанностью принести ему мою глубокую искреннюю признательность; второй источникъ — это устные разсказы, пересказы и воспоминанія изъ жизни батыря, которыя хотя и носятъ подчасъ фантастическій характеръ, но довольно интересно очерчиваютъ личность батыря; почерпнуть мнѣ ихъ удалось отъ стараго батыря Изетлеу Байджанова, сподвижника Джанходжи, ходившаго съ нимъ подъ Сузакъ, принимавшаго участіе въ дѣлѣ 21 августа 1847 года подъ Джанъ-Калой и бывшаго въ числѣ киргизъ, въ составѣ русскаго отряда при взятіи въ 1850 г. кокандскаго укрѣпленія Косъ-Курганъ (нынѣ фортъ № 2) и затѣмъ раненнаго подъ Арыкъ-Балыкомъ въ 1857 году при усмиреніи бунта Джанходжи, въ которомъ онъ принималъ участіе, теперь мирно проживающаго въ своемъ аулѣ на Джанъ-Арыкѣ пика, всегда воткнутая въ землю у его кибитки, служитъ послѣднимъ воспоминаніемъ о былой удалой жизни»; затѣмъ отъ одной изъ женъ Джанходжи, находящейся еще въ — живыхъ и проживающей у Джумабая, сына Бека, близкаго родственника батыря, наконецъ отъ его ближайшихъ родныхъ и сородичей, среди которыхъ сохранилось о немъ много разсказовъ и воспоминаній, — соединенію всѣхъ ихъ въ одно содѣйствовалъ мнѣ джирау[1] Муса-бай, подъ — отдѣленія Майданъ, сородичъ батыря; помогу еще не упомянуть объ одномъ лицѣ, знавшемъ и видѣвшемъ батыря, это Казалинскій купецъ И. И. Ивановъ, мѣстный старожилъ, степнякъ, прекрасно владѣющій киргизскимъ языкомъ, захваченный во время бунта Джанходжи въ плѣнъ, но своевременно освобожденный; отъ него мнѣ тоже удалось кое что почерпнуть. Неудивительно, что мнѣ пришлось наткнуться на интересующую насъ личность батыря, — она до сихъ поръ еще пользуется среди киргизъ на Сырѣ такою извѣстностью, что разсказы а ней приходится слышать постоянно и, едва ли найдется кибитка, въ которой не знаютъ имени этого мѣстнаго героя, умершаго уже около 50 лѣтъ тому назадъ.
Необходимо прежде всего познакомиться нѣсколько съ родословною батыря.
Киргизы, кочующіе на Сырѣ и Куванѣ, а также въ КараКумахъ, принадлежатъ главнымъ образомъ къ двумъ поколѣніямъ малой орды: Алимъ и Чумекей, существуютъ обрывки и другихъ поколѣній, но главная масса принадлежитъ къ вышеназваннымъ двумъ. Батырь былъ изъ поколѣнія Алимъ, отъ котораго пошли роды: кара-гисекъ, чикты, тюртъ-кара и кара-сакалъ; батырь былъ изъ рода чикты (чиклинцы), родословная его слѣдующая: чикты
Недалеко отъ города Казалинска, верстахъ 15—20, среди озера Кара-Куль находится песчаный бугоръ, на которомъ стоятъ мазарки, по имени Утегень и Нурумбетъ, гдѣ находятся могилы ближайшихъ сородичей батыря, нѣтъ только могилъ: его, такъ какъ она находится въ Кизилъ-Кумахъ, по дорогѣ въ Даукару, недалеко отъ того мѣста, гдѣ онъ былъ убитъ, вблизи Аральскаго моря, Джаугачара, убитаго во время какой то баранты, Акмурзы, брошеннаго хивинцами въ Дарью и Бикбаули, по имени котораго названа вторая станція отъ города, по Орско-Казалинскому почтовому тракту, отравленнаго въ Хивѣ, по приказанію хана[2]; отецъ Нурумбета и Утегеня-Кіикбай, погребенъ въ другомъ мѣстѣ и по его имени зовется довольно большая мѣстность, верстахъ 10—15 отъ города, по дорогѣ въ Кара-Кумы. Всѣ чиклинцы назывались въ оффиціальныхъ бумагахъ того времени Кешкенэ-Чикты, въ отличіе отъ другихъ чиклинцевъ Джаканыы и Джанглышъ. Сынъ батыря, еще находящійся въ — живыхъ, тоже называемый батыремъ, Итчемисъ, 80-ти лѣтній старикъ, кочуетъ на мѣстности Акгирекъ и въ Кара-Кумахъ, не имѣетъ большаго состоянія, но пользуется большимъ почетомъ среди всѣхъ киргизъ, у него есть потомство отъ нѣсколькихъ женъ; въ память своего отца заплетаетъ въ косичку свою сѣдую бороду. Покончимъ съ родословною и потомствомъ батыря и перейдемъ теперь къ тому, что намъ удалось о немъ узнать.
III.
правитьО томъ, что Джанходжа былъ въ то время, когда былъ занятъ Раимъ самымъ вліятельнымъ лицомъ на Сырѣ и какимъ образомъ русское начальство воспользовалось этимъ, было сказано раньше. Интересно при этомъ отмѣтить, на сколько начальство старалось быть съ нимъ осторожнымъ, такъ напр. когда онъ получилъ чинъ Есаула, то долженъ былъ быть по закону приведенъ къ присягѣ, но изъ возникшей по этому поводу переписки видно, что комендантъ не рѣшался привести въ исполненіе эту церемонію, для чего надо было бы вызывать батыря въ фортъ, боясь этимъ раздражить и задѣть религіозное чувство его, такъ онъ и не былъ приведенъ къ присягѣ и присяжный листъ, не подписанный до сихъ поръ, сохранился въ дѣлахъ бывшаго Раимскаго укрѣпленія. Страннымъ является однако поведеніе батыря, хотя бы въ томъ отношеніи, что онъ не показывался въ фортъ за полученіемъ жалованья, и изъ переписки, возникшей по этому поводу, видно, что разъ только комендантъ выдалъ его сыну Итчемису 100 р., дальнѣйшая же выдача была запрещена изъ Оренбурга, если батырь самъ не пріѣдетъ за деньгами; послѣдній однако въ одномъ своемъ рапортѣ коменданту проситъ его оставить деньги у себя, такъ какъ онъ, благодаря многочисленнымъ жалобамъ и распрямъ между киргизами не имѣетъ времени пріѣхать въ фортъ за деньгами, «пускай же онѣ хранятся пока въ вашихъ рукахъ»; изъ дальнѣйшей переписки видно, что жалованья скопилось около 600 рублей и комендантъ запрашивалъ, какъ ему быть съ деньгами ввиду того, что батырь не пріѣзжаетъ за ними. Какая на это послѣдовала резолюція высшаго начальства, въ Оренбургѣ не удалось найти. Изъ всей переписки по управленію киргизами въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ видно, что главнымъ дѣйствующимъ лицомъ былъ сотникъ Бекмурза Альдѣевъ, родственникъ батыря, управлявшій отъ его имени. Не можетъ быть, чтобы коменданту форта не было объ этомъ извѣстно; объяснить это можно очевидно тѣмъ, что батырь былъ, настолько вліятельною личностью, что трогать его и безпокоить не считали удобнымъ, а смотрѣли сквозь пальцы на его странное поведеніе; подтвержденіемъ этому можетъ служить слѣдующій фактъ: какъ то въ Оренбургѣ стало извѣстно, уже при графѣ Перовскомъ, что хивинскій ханъ посылаетъ на Сыръ… къ кочевымъ біямъ и вліятельнымъ лицамъ, между прочимъ и къ батырю, тайно письма; въ одномъ, обращенномъ къ батырю, онъ напоминаетъ, что они всѣ — мусульмане, братья, что старыя обиды надо забыть, что мусульмане должны помогать другъ другу противъ невѣрныхъ, что онъ по этому надѣется на батыря, что онъ своимъ вліяніемъ поможетъ ему, хану, выгнать русскихъ изъ Раима и съ Сыра и т. д. Письмо было послано съ какимъ-то киргизомъ Изетлеу и по свѣдѣніямъ дошло до батыря; ввиду этого Оренбургскій генералъ-губернаторъ графъ Перовскій, предписывая коменданту познакомиться съ содержаніемъ письма черезъ лазутчиковъ и о томъ впечатлѣніи, какое оно произвело на настроеніе духа батыря, строго рекомендуетъ при этомъ сдѣлать это тайно, чтобы не навлечь подозрѣнія со стороны батыря, будто русское начальство сомнѣвается въ его преданности; вотъ подлинныя слова графа Перовскаго: «пока слѣдуетъ ласкать и не раздражать батыря, онъ намъ еще нуженъ».
Затѣмъ оффиціальный матеріалъ не даетъ болѣе никакихъ интересныхъ свѣдѣній, проливающихъ свѣтъ на отношенія батыря къ русскому начальству; есть нѣкоторыя указанія, относящіяся къ 1850—1851 гг., что набѣгъ, совершенный кокандцами на урочище Казалу, гдѣ кочевали кешкене-чиклинцы, подъ начальствомъ батыря Бухарбая, при чемъ угнано было 555 верблюдовъ, 934 лошади, 139 коровъ, 20800 барановъ, а увезено имущества всего на сумму 40352 руб., вызвавшій движеніе русскаго отряда, для преслѣдованія хищниковъ, къ Косъ-Кургану въ 1850 г. разгромъ этой крѣпостцы, взятіе въ плѣнъ начальника ея Мурза Раима и нѣсколькихъ кокандцевъ, былъ совершенъ Бухарбаемъ, въ отмщеніе, за убійство, во время набѣга, нашихъ такъ называемыхъ мирныхъ киргизъ, подъ начальствомъ Итчемиса и Джаугачара, — одного родственника названнаго выше Бухарбая батыря Байкадама; къ этому заключенію можно прійти, если сопоставить устные разсказы, повѣствующіе, что Байкадамъ былъ дѣйствительно убитъ батыремъ или его сородичами, съ однимъ очень интереснымъ письмомъ бывшаго начальника крѣпости Акъ-Мечеть впослѣдствіи эмира кашгарскаго, извѣстнаго Якубъ-Бека, къ коменданту Раимскаго укрѣпленія, по поводу этого набѣга, которое удалось намъ найти въ архивѣ; вотъ переводъ его: письмо кокапдскаго бека крѣпости Акъ-Мечеть, препровожденнаго при рапортѣ завѣдывающаго Раимскимъ (Аральскимъ) укрѣпленіемъ Оренбургскому военному губернатору и командиру Отдѣльнаго Оренбургскаго корпуса, отъ 9-го апрѣля 1851 г. за № 979 «начальнику Раимскаго укрѣпленія. Отвѣчаю вамъ на письмо ваше, которое отправили къ правителю города Ташкента и которое вмѣстѣ съ посломъ попалось въ мои руки. Въ письмѣ этомъ вы говорите, что къ батырю Бухарбаю присоединились 10 человѣкъ Акъ-Мечетьскихъ кокандцевъ, съ 400 киргизовъ ограбили киргизовъ чиклинскаго рода, угнавъ при этомъ столько-то скота и увезя столько-то имущества. Сами же вы не постигаете, какъ противозаконны ваши поступки; ибо сперва грѣхъ произошелъ отъ вашихъ же чиклинскихъ киргизъ, которые, пришедъ во владѣніе ваше, разграбили мирныхъ нашихъ киргизъ, угнали скотъ и увезли имущество, убивъ при этомъ батыря Байкадама, извѣстнаго четыремъ владѣніямъ: Русскому, Бухарскому, Кокандскому и Хивинскому, человѣка благонамѣреннаго. Не вытерпя такихъ непріязненныхъ поступковъ, батырь Бухарбай, изъ среды семейства батыря Байкадама, вооружась, отправился къ чиклинцамъ, взялъ ихъ скотъ и имущество и жестоко наказалъ самихъ; вы же, вмѣшавшись во вражду двухъ хищниковъ-киргизовъ, нарушили дружбу кокандскаго хана съ русскимъ господствомъ, заняли крѣпость нашу Косъ-Курганъ, убили нашихъ людей и взяли самого начальника ея Мурзу Раима Алимова въ плѣнъ. Развѣ это несамовольство? но я, не смотря, на не добрые ваши поступки и дѣйствія, не довелъ еще объ этомъ до свѣдѣнія нашего хана и равно вашего государя, опасаясь, чтобы между ними не случилась какая-нибудь вражда, которая еще до сего времени не происходила. Что же касается до этихъ двухъ враждующихъ хищниковъ, которые, убивъ другъ друга, ведутъ между собою грабительства, то мы совершенно къ нимъ не прикосновенны. Не нарушайте правъ двухъ владѣтелей, обдумайте о поступкахъ своихъ, освободите начальника нашего Мурзу Раима Алимова, напишите съ посломъ обязательное письмо, что вы не будете дѣлать намъ непріятности; въ противномъ случаѣ также не оставьте дать знать о враждѣ своей съ кокандами, о которой я обязанъ довести до свѣдѣнія своего хана и просить отвѣта. Какая же будетъ послѣ того воля Всевышняго Бога, увидимъ». 1268 года отъ Гиджры 6-го дня Реби-эль-Ахаръ[3] начальникъ крѣпости Акъ-Мечеть Якубъ бекъ Мухаммедъ Ляшиновъ, печать приложилъ. Перевелъ переводчикъ Хорунжій Шариповъ, башкирскаго войска. Настоящее письмо доставлено въ фортъ Раимъ киргизомъ Тюртъ каринскаго рода Докэ Кузеровымъ, захваченнымъ въ 40 верстахъ отъ Акъ-Мечети съ письмомъ Раимскаго коменданта къ правителю г. Ташкента и представленнымъ Якубъ-Беку. Письмо получено на Раимѣ 4-го апрѣля 1852 года. Затѣмъ около того же времени, т. е. начала 50-хъ годовъ, есть указаніе на то, что батырь или біи, управлявшіе отъ его имени, притѣсняли киргизъ отдѣленія Джакаимъ, біи которыхъ жаловались на отнятіе у нихъ арыковъ, около озера Камышъ-Лабашъ; чѣмъ дѣло кончилось, неизвѣстно, но тянулось оно до 1853 года. Затѣмъ какъ вообще управлялъ батырь ввѣреннымъ ему населеніемъ, какъ и чѣмъ навлекъ на себя неудовольствіе начальства — выяснить не удалось, но въ концѣ концовъ изъ оффиціальныхъ свѣдѣній мы узнаемъ, что въ 1853 году батырь былъ лишенъ званія есаула за неповиновеніе и очевидно не былъ уже начальникомъ киргизъ, которые перешли въ завѣдываніе сначала офицера башкирскаго войска, а за тѣмъ особаго чиновника Оренбургской пограничной коммиссіи. Вѣроятно вліяніемъ и положеніемъ батыря, уже тогда бывшаго въ преклонномъ возрастѣ, злоупотребляли его приближенные и этимъ ставили его въ неловкое положеніе передъ русскимъ начальствомъ, вслѣдствіе чего возникали недоразумѣнія и непріятности, возбудившія въ батырѣ чувства неудовольствія, а можетъ быть и сожалѣнія о томъ, что онъ покорился русскимъ и что болѣе не господинъ на Сирѣ. При этомъ надо полагать, что агенты хивинскаго хана, разсылаемые въ киргизскія кочевья по рр. Сыру, Эмбѣ, Илеку, Уралу, Иргизу и Тургаю не дремали и при всякомъ удобномъ случаѣ старались разжечь религіозный фанатизмъ киргизъ, ихъ біевъ и другихъ вліятельныхъ лицъ, чему примѣромъ можетъ служить письмо хана къ батырю, котораго общій смыслъ былъ приведенъ выше. Можетъ быть этимъ отчасти можно объяснить бунтъ батыря въ 1857 году, къ которому мы и перейдемъ, такъ какъ болѣе никакихъ оффиціальныхъ свѣдѣній о батырѣ за періодъ времени отъ 1853 до 1857 не удалось найти. Надо думать, что, впавъ въ немилость начальства, батырь никакой дѣятельной роли не игралъ, тѣмъ болѣе, что за это время была взята Акъ-Мечеть, очищены хивинцами ихъ укрѣпленія на Куванъ-Дарьѣ, образована Сыръ-Дарьипская линія, перенесенъ фортъ изъ Раима, на урочищсказалу, — словомъ русская власть установиласьнастолько прочно, что болѣе не нуждалась въ такихъ лицахъ, какъ батырь, который при новомъ порядкѣ вещей терялъ вѣроятно почву подъ ногами и не могъ уже быть полезенъ начальству. О такъ называемомъ Джанходжинскомъ бунтѣ мы узнаемъ слѣдующія подробности: между прочимъ въ свѣдѣніяхъ, данныхъ о фортѣ Al 1 комендантомъ его предсѣдателю особой коммисіи для обозрѣнія киргизской степи Гирсу въ 1866 году есть краткая записка объ этомъ событіи. Въ то время Аральское укрѣпленіе было уже упразднено и фортъ переведенъ въ 1853 году по распоряженію графа Перовскаго выше по Сыру на урочище Казалу, гдѣ рѣчкою-протокомъ (бугутъ) Казалкою Сыръ соединяется съ нѣсколькими озерами Таманкуль и др. Здѣсь представлялось болѣе удобныхъ мѣстъ для сѣнокошенія и земледѣлія поселеннымъ при фортѣ казакамъ Оренбургскаго войска и гарнизонъ вслѣдствіе этого былъ болѣе обезпеченъ кормами и продовольствіемъ; при устьѣ Казалки еще въ 1850 г. былъ устроенъ казачій форпостъ, для наблюденія за главною переправою бухарскихъ и хивинскихъ каравановъ, — Кара-Тюбе.
О бунтѣ записка говоритъ слѣдующее «въ 1856 году между кочующими туземцами было возмущеніе, въ которомъ былъ участникомъ и возмутителемъ есаулъ Джанходжа Нурмухаммедовъ, который, собравъ довольно значительное скопище приверженцевъ, сначала дѣйствовалъ на своихъ однородцевъ, которые не желали участвовать съ нимъ, дѣлая между ними грабежи и мѣрами этими много присоединилъ къ своему скопищу; потомъ 18 декабря того же года, его приверженцами были захвачены три вооруженныхъ казака Обертышевы, ѣздившіе за сѣномъ. Этимъ случаемъ воспользовались приверженцы Джанходжи, захватили ихъ со всѣмъ скотомъ, увезли и по распоряженію батыря всѣхъ трехъ убили, какъ впослѣдствіи обнаружилось. 24 декабря того же года вскорѣ послѣ захвата поселянъ сдѣлана батыремъ Джанходжею еще попытка нападенія около форта; на команду рабочихъ батырь, посланныхъ за сѣномъ подъ прикрытіемъ пѣхоты и когда завязалась съ нимъ перестрѣлка, то въ тоже время высланною изъ форта командою мятежники были разбиты; затѣмъ внизъ по Сыру, отъ форта сожжено, какъ казенное, такъ и поселенныхъ казаковъ и частныхъ лицъ сѣна. О всѣхъ этихъ случаяхъ и принятыхъ мѣрахъ было доведено до свѣдѣнія командующаго Сыръ-Дарьинской линіей генералъ-маіора барона Фитингофа, который 3 января 1857 года прибылъ съ отрядомъ изъ форта Перовскій въ фортъ № 1, но, не доходя еще до форта, встрѣтилъ приближавшееся къ форту съ Оренбургскаго тракта значительное скопище батыря Джанходжи, которое шедшимъ отрядомъ подъ командою маіора Булатова и начальника Аральской флотиліи капитана 1-го ранга Бутакова къ форту недопущено; ночью того же числа приверженцы батыря по неудавшейся имъ попыткѣ сдѣлать нападеніе сожгли принадлежащее форту казенное сѣно, заготовленное вверхъ по Сыру, оставшееся еще непривезеннымъ и, наконецъ, 10 января генералъ-маіоръ баронъ Фитингофъ съ отрядомъ, встрѣтивъ скопище батыря при урочищѣ Арыкъ-Балыкъ, совершенно разбилъ его; — Джанходжа бѣжалъ съ приверженцами, а послѣ этого баронъ Фитингофъ, участвовавшихъ въ скопищѣ мятежнаго есаула наказалъ и съ того времени въ раіопѣ форта № 1-го между киргизами никакихъ возмущеній не было».
Изъ дальнѣйшихъ оффиціальныхъ свѣдѣній видно, что бунтъ батыря былъ задуманъ совмѣстно или по крайней мѣрѣ съ вѣдома Хивы и извѣстнаго батыря Оренбургской степи Исета Кутебарова, такъ — послѣ разсѣянія генералъ маіоромъ барономъ Фитингофомъ скопищъ Джанходжи, у бывшей хивинской крѣпости Ходжа-Ніязъ, на Куванъ-Дарьѣ появился отрядъ Хивинцевъ въ 250 человѣкъ, удалившійся однако тотчасъ по требованію русскихъ властей, а съ другой стороны ожидалось движеніе Исета Кутебарова въ Барсуки для возмущенія кочевавшихъ тамъ киргизъ. Подъ Арыкъ-Балыкомъ 9—10 января 1857 года скопище батыря состояло изъ 3 т. человѣкъ и бѣлый значекъ во время дѣла онъ держалъ самъ; потери русскихъ были незначительны; отрядъ барона Фитингофа состоялъ изъ 300 человѣкъ казаковъ, 320 человѣкъ пѣхоты, 3 орудій и 3 ракетныхъ станковъ; отрядъ преслѣдовалъ батыря въ Кизилъ-Кумы, почти до колодцевъ «Каска», но онъ успѣлъ бѣжать сначала въ глубь Кизилъ-Кумовъ, къ Буканскимъ горамъ, а оттуда на Даукару, въ хивинскія владѣнія, откуда посылалъ своего сына Итчемиса на свиданіе съ Исетомъ Кутебаровымъ и обращался къ хивинскому хану съ просьбою дать ему хивинскихъ киргизъ, каракалпаковъ и туркменъ, чтобы взять Казалу, но ханъ отказалъ, такъ какъ былъ въ то время занятъ войною съ туркменами и самъ просилъ помощи у батыря Исета Кутебарова, который и далъ ему 900 своихъ киргизъ. Такъ какъ въ дѣлахъ архива кромѣ этихъ свѣдѣній о бунтѣ ничего не удалось найти, то оффиціальнаго объясненія причинъ бунта къ сожалѣнію нельзя имѣть, а потому прійдется искать разъясненія въ циркулирующихъ по этому поводу разсказахъ среди киргизъ и мѣстныхъ старожиловъ.
Изъ оффиціальныхъ свѣдѣній о дальнѣйшей судьбѣ батыря удалось встрѣтить только переписку, возникшую по поводу запроса коменданту форта № 1-го, сдѣланнаго въ 1860 году командующимъ Сыръ-Дарьинской линіей генералъ-лейтенантомъ Деау, о пребываніи семьи и одноаульцевъ убитаго батыря, послѣ нападенія на его аулъ отряда полковника султана Илекѣя Касимова; на этомъ запросѣ послѣдовалъ отвѣтъ, что всѣ эти лица кочуютъ на урочищѣ Бекъ-Tay, около Аральскаго моря. Объ обстоятельствахъ смерти батыря оффиціальныхъ данныхъ не оказалось, въ архивѣ. Удалось только узнать, что въ 1859 году, когда фортъ № 1 былъ посѣщенъ тогдашнимъ Оренбургскимъ генералъ-губернаторомъ генералъ-адъютантомъ Катенинымъ, по случаю пріѣзда котораго была устроена большая байга (скачки), всѣ участники такъ называемаго Джанходжинскаго бунта получили прощеніе; въ томъ же году былъ, прощенъ и Исетъ Кутебаровъ, явившійся лично съ покорностью къ генералъ-адъютанту Катенину, на р. Эмбѣ.
IV.
правитьНа этомъ всѣ оффиціальные источники о личности батыря, какія удалось собрать, прекращаются, и теперь обратимся къ устнымъ разсказамъ, въ которыхъ надо, конечно, отдѣлить истину отъ обыкновенныхъ и присущихъ имъ прикрасъ и прибавленій. Батырь Джанходжа, одинъ изъ послѣднихъ степныхъ героевъ, пользовавшійся между киргизами малой орды огромнымъ авторитетомъ, ласкаемый и уважаемый русскимъ начальствомъ, бывшій вслѣдствіе этого предметомъ ухаживаній со стороны хивинскаго хана, затѣмъ имѣвшій смѣлость поднять знамя бунта противъ несокрушимыхъ войскъ Бѣлаго Царя, естественно пользуется между своими сородичами и соплеменниками славою слишкомъ, конечно, преувеличенною, а потому нѣкоторые разсказы о немъ носятъ почти фантастическій характеръ; тѣмъ не менѣе изъ нихъ можно вынести извѣстное впечатлѣніе о личности батыря, особенно при сопоставленіи ихъ съ русскими оффиціальными данными. Джанходжа, сынъ батыря Нурумбета (Нурмухаммедъ), кочевавшаго по Сыру, Кара-Кумамъ, Иргизу и Илеку, родившагося отъ Кіикбая и жены его Тажэ, рода Тама, сестры Исета батыря; имѣлъ матерью женщицу изъ племени кара-калпакъ, жившихъ прежде на Яны-Дарьѣ; разсказываютъ, будто еще ребенкомъ въ люлькѣ, онъ обладалъ большою силою, а когда ему минуло 15 лѣтъ, мы узнаемъ, что онъ выказываетъ силу, храбрость и рѣшительность, не свойственную его возрасту. Онъ жестоко наказываетъ правившаго тогда киргизами на Сырѣ батыря Клышбая за то, что братъ его отобралъ у его близкаго родственника Исенбека верблюда и лошадь; Джанходжа вступался за родственника и ударяетъ Клышбая айбалтой (боевой топорикъ на длинной рукояткѣ), такъ что тотъ падаетъ безъ памяти; отецъ Джанходжи, узнавъ объ этомъ, разсердился на него за то, что онъ осмѣлился поднять руку на старшаго, и хотѣлъ его наказать, но самъ батырь Клышбай удержалъ его и приказалъ не трогать Джанходжу, такъ какъ чувствовалъ себя дѣйствительно виновнымъ; съ этого то времени Джанходжа былъ прозванъ батыремъ и всѣ киргизы, признавъ его своимъ главою, должны были ему подчиниться. Этотъ эпизодъ служитъ какъ бы вступленіемъ батыра въ жизнь степнаго героя. Послѣ этого мы узнаемъ, что Джанходжа уже 18-ти лѣтъ вступаетъ въ борьбу, съ жившими въ то время на Яны-Дарьѣ кара-калпаками, нападаетъ на нихъ, убиваетъ ихъ главнаго батыря Тойбэ и разбиваетъ нѣсколько ихъ «калъ» (городковъ) Джаманбійскій, Урунбійскій идр., мстя за набѣги каракалпаковъ на киргизъ; послѣдствіемъ нападенія Джанходжи на этихъ кара-калпаковъ было будто бы удаленіе ихъ съ Яны-Дарьи въ хивинскія предѣлы, на Даукару. Далѣе мы встрѣчаемъ батыря вмѣстѣ съ султаномъ Кевисарою Касимовымъ, ханомъ киргизъ Средней орды, подъ Сузакомъ; по всей вѣроятности этотъ эпизодъ можно пріурочить къ набѣгу Кеписары на Сузакъ, въ концѣ 30-хъ годовъ, въ отмщеніе за убіеніе отца его Касима хана и братьевъ Сарыджапа и Исенгельды; послѣ этого похода Кенисары, устроивъ «асъ» (поминки по отцу), пригласилъ многихъ почетныхъ и родовитыхъ киргизъ Большой, Средней и Малой ордъ, т. е. всей Алаши, и былъ ими «поднятъ ханомъ». Вовремя этого похода на Сузакъ, батырь ѣздилъ въ г. Туркестанъ, помолиться у могилы Султана Хезрета Ясави, весьма чтимаго киргизами святого[4], и принималъ «селямъ» отъ кочевавшихъ около Туркестана киргизъ. Джанходжа отправился со многими своими батырями и джигитами въ Сузакъ по просьбѣ Кенисары, который желая наказать Кокандцевъ, прислалъ ему письмо, прося собрать изъ Малой орды помощь; батырь, взявъ изъ алимцевъ и чумекейцевъ 100 батырей и джигитовъ, сколько могъ собрать, пошелъ съ ними къ Сузаку; послѣ его взятія Джанходжа со своими батырями взялъ крѣпость Сауранъ и затѣмъ поѣхалъ въ Хазретъ Туркестанъ, по дорогѣ оттуда онъ принялъ селямъ отъ бія киргизъ рода «Тама» — Курманби; этотъ бій просилъ батыря помочь ему отмстить кокандцамъ за убіеніе его единственнаго сына, такъ какъ у него для этого не хватало силы, батырь помогъ ему, напалъ на кокандцевъ и отмстилъ за смерть бія; послѣ этого онъ простился съ Кенисарой, прося его на прощаніе не обижать простыхъ киргизъ и ихъ не безпокоить, за тѣмъ уѣхалъ назадъ къ себѣ, на Сыръ. — Вѣроятно въ этомъ разсказѣ народная молва желаетъ видѣть борьбу батыря съ кокандцами, грабившими киргизъ, кочевавшихъ по нижнему теченію Сыра.
Но не всегда батырь жилъ въ согласіи и дружбѣ съ киргизами Средней орды; по разсказамъ еще до этого похода при жизни его отца Нурмухаммеда, онъ принялъ участіе въ набѣгѣ на киргизъ родовъ Аргынъ и Кипчакъ; эти два сильные рода Средней орды обижали кочевавшихъ около Джармуллы (г. Иргизъ) киргизъ Малой орды; въ этомъ набѣгѣ Джанходжа по вызову батыря противной стороны вышелъ изъ рядовъ «Алаши», сразился и убилъ нѣсколькихъ соперниковъ, противники обратились въ бѣгство, а побѣдители, вернувъ себѣ ограбленный у нихъ скотъ, возвратились въ свои аулы псъ добычей, которую батырь роздалъ старикамъ и бѣднымъ, принявъ за это «пату» (благословеніе).
Но самымъ смертельнымъ врагомъ батыря стали хивинцы; подчинивъ себѣ киргизъ по лѣвую сторону Сыра, собирали съ нихъ въ пользу хана зякетъ и усуръ, притѣсняли ихъ, насиловали женщинъ и кромѣ того требовали съ каждой кибитки барана-иноходца, назначали сердарей и біевъ и построили нѣсколько крѣпостей. Въ это время самъ батырь лѣтовалъ въ Кара-Кумахъ, зимовалъ на Илекѣ, а на Сырѣ оставался его старшій братъ Акмурза, аулъ котораго кочевалъ на мѣстности Алайгиръ. Киргизы на причиняемыя имъ притѣсненія стали жаловаться батырю. Бывшій въ то время отъ Хивы бекомъ Уваисбай, узнавъ объ этомъ и боясь батыря, просилъ хана Алла-Кули прислать ему помощь, послѣдній прислалъ туркменскаго батыря Анмухаммеда съ другими батырями и войскомъ; какъ только Аймухаммедъ пріѣхалъ, Уваисбай, чтобы устрашить киргизъ и наказать Акмурзу, подговорившаго своихъ сородичей, не платить хану подати и просить помощи у Джанходжи, велѣлъ Акмурзу схватить, умертвить и бросить въ Дарью. Вслѣдъ за этимъ Уваисбай уѣхалъ, въ Хиву, а вмѣсто него былъ присланъ бекомъ Бабаджанъ, приказавшій Аймухаммеду строго наказать киргизъ за ослушаніе ханской волѣ, сдѣлать на нихъ набѣгъ, а батыря Джанходжу схватить и убить. Аймухаммедъ со своими батырями и джигитами поѣхалъ разыскивать Джанходжу, они встрѣтились на рѣкѣ Иргизѣ. Джигиты киргизскаго батыря сначала было оробѣли, но онъ, чтобы показать имъ примѣръ, первый бросился на Ай Мухаммеда, свалилъ его покой съ лошади и сразилъ, послѣ чего хивинцы бѣжали; батырь ихъ преслѣдовалъ, пріѣхалъ на Сыръ, поднялъ всѣхъ киргизъ и, напавъ на городъ Бабаджана, разгромилъ его, а самого Бабаджапа съ сыномъ Карабекомъ убилъ въ отмщеніе за убіеніе Акмурзы. Несмотря однако на все это, хивинцы вернулись на лѣвый берегъ Сыра,
V.
правитьВотъ все, что удалось узнать и собрать на мѣстѣ о послѣднемъ батырѣ, который, конечно, не въ силахъ былъ ужиться съ новыми порядками, хотя въ началѣ дѣло шло повидимому хорошо и между нимъ и русскимъ начальствомъ установились добрыя отношенія, но въ концѣ концовъ сердце стараго степнаго волка, привыкшаго вволю барантовать и господствовать среди своихъ родичей и считавшаго себя призваннымъ защитить ихъ, не стерпѣло, и онъ на склонѣ лѣтъ рѣшился сразиться со своими прежними соперниками, но поплатился за свою безумную попытку не только положеніемъ, но и головою, очевидно, что Сеилъ со своими табынцами и султаномъ Илекѣемъ только отъ того и могли поднять руку на бывшаго есаула русской службы, что онъ былъ объявленъ мятежникомъ и голова его была оцѣнена, къ сожалѣнію онъ навлекъ на своихъ сородичей суровую кару, они были обложены въ наказаніе значительной контрибуціей и уральскіе казаки, которымъ была поручена экспедиція, отбили и отобрали у нихъ много скота, жестоко наказавъ самихъ. Такого результата едва ли ожидалъ или желалъ батырь!
Мы можемъ смѣло причислить Джанходжу къ другимъ извѣстнымъ киргизскимъ батырямъ и степнымъ героямъ, въ родѣ Кенисары, Исета Кутебарова, Садыка и др., послѣднимъ борцамъ за свободу и самостоятельность тюркскихъ племенъ въ Средней Азіи, которые не могли примириться съ новымъ порядкомъ вещей въ степи и, не смотря на явную несостоятельность своихъ замысловъ, старались при всякой возможности противодѣйствовать русскому владычеству; при этомъ невольно бросается въ глаза, что почти всѣ эти послѣдніе герои среднеазіятскихъ войнъ и возмущеній или киргизы, какъ Кенисары, Джанходжа, Исетъ, Садыкъ, или кипчаки, какъ Мулла Алимкулъ, храбрый защитникъ Ташкента, убитый во главѣ своей конницы, которую повелъ въ аттаку 9-го мая 1865 года въ дѣлѣ при Шоръ-Тюбе, или Абдуррахманъ Автобачи, энергичный противникъ русскихъ въ Ферганской войнѣ 1876 года? а не сарты или таджики; объяснить это мнѣ, кажется, можно съ нѣкоторою вѣроятностью большимъ развитіемъ чувства національнаго у киргизъ, чѣмъ у другихъ народностей Средней Азіи, у которыхъ оно вытравлено мусульманствомъ. При всемъ этомъ нельзя не обратить вниманія на то обстоятельство, что Джанходжа не былъ бѣлой кости (жъ-суюкъ), онъ былъ простой киргизъ, выдѣлившійся своими личными подвигами и всю жизнь положившій на защиту своихъ сородичей и на борьбу съ ихъ врагами: то онъ гонитъ кара-калпаковъ съ Яны-Дарьи? то нападаетъ на аулы киргизъ родовъ Кипчакъ и Аргынъ, то воюетъ съ кокандцами и мститъ жестоко хивинцамъ за насилія, то вступаетъ въ неравную борьбу съ русскими и платится своею жизнью. Насколько онъ пользовался уваженіемъ среди киргизъ, можетъ служить лучшимъ примѣромъ слѣдующій случай, который съ точки зрѣнія киргизскаго «адата» наиболѣе рельефно характеризуетъ его престижъ: какъ то батырь Джанходжа встрѣтился съ султаномъ-правителемъ одной части Малой орды полковникомъ русской службы Джанъ Арыстаномъ, не взирая на то, что послѣдній былъ султанскаго рода, бѣлой кости (жъ-суюкъ) и имѣлъ такой замѣтный чинъ, онъ, увидя батыря, слѣзъ съ лошади и сдѣлалъ ему «селямъ» первый. Что касается наружности батыря, то по разсказамъ видѣвшихъ его и знавшихъ, онъ не былъ какъ Исетъ Кутебаровъ большаго роста и внушительной наружности, напротивъ имѣлъ небольшой ростъ, и не отличался видною наружностью; никогда не разставался со своимъ оружіемъ: кинжаломъ, шашкой и айбалтой, которые всегда лежали около него, даже когда сидѣлъ или лежалъ въ кибиткѣ; онъ, говорятъ, всегда строгалъ какую нибудь палочку, какъ будто также строгаетъ своихъ враговъ; былъ онъ молчаливъ и неразговорчивъ.
Побудило насъ заинтересоваться личностью батыря — то обаяніе, которымъ до сихъ поръ еще пользуется его имя на Сырѣ, гдѣ приходится часто слышать разсказы или пѣсни про его жизнь и подвиги.
Не хотѣлось бы поэтому, чтобы этотъ эпизодъ, кажется, малоизвѣстный изъ нашихъ первыхъ шаговъ въ Средней Азіи, остался незамѣченнымъ, тѣмъ болѣе, что типы такого рода батырей вѣроятно исчезли навсегда и сдѣлались уже достояніемъ исторіи, а намъ кажется, что обязанность всякаго образованнаго человѣка, попадающаго, хотя бы въ такую неприглядную сторону, какъ мѣсто по нижнему теченію Сыръ-Дарьи и по берегамъ Аральскаго моря, не обходить своимъ вниманіемъ даже небольшіе или незначительные историческіе факты, проливающіе нѣкоторый свѣтъ на наше поступательное движеніе въ Туркестанѣ, и вмѣстѣ съ тѣмъ воспользоваться случаемъ, чтобы повѣдать объ имени мѣстнаго героя, съ вліяніемъ котораго находили нужнымъ считаться такіе представители русскаго государства въ Средней Азіи, какъ Обручевъ и графъ Перовскій, съ которымъ заигрывалъ хивинскій ханъ и который сложилъ свою голову въ борьбѣ за свободу своихъ соплеменниковъ, чѣмъ и заслужилъ, конечно, чтобы его имя не было забыто, а заняло бы свое мѣсто въ исторіи киргизскаго народа, наиболѣе воспріимчиваго изъ всѣхъ мусульманскихъ народовъ къ цивилизаціи и ея плодамъ, а потому достойнаго вниманія всякаго, кто интересуется судьбой народовъ Азіатской Россіи.
Вотъ полная родословная киргизскаго героя Джанходжи Нурмухаммедова: отъ Джаильхана произошелъ Калпакъ, отъ Калпака Тюмень, отъ Тюменя Казакъ, отъ Казака трое: Джанарсъ (предокъ киргизъ Малой Орды), Бегарсъ (предокъ киргизъ Средней Орды) и Агарсъ (предокъ киргизъ Большой Орды), отъ Джанарса Урдашъ, отъ Урдаша Монгу, отъ Монгу Сарымурза, отъ Сарымурзы Альчимъ, отъ Альчима Алау, отъ Алау Кудуаръ-Тентикъ, отъ Кудуара-Тентика Тайходжа, отъ Тайходжи Кара-Гисекъ, отъ Кара-Гисека трое: Алимъ, Пумекей и Кеттэ, отъ Алима четверо: Кара-Гисекъ, Джамапакъ-Чикты, Тюртъ-Кара и Кара-Сакалъ, отъ Джаманакъ-Чикты трое: Орусъ, Джакаимъ и Джанглышъ, отъ Оруса Исенали, отъ Исенали Кешкенэ, отъ Кешкенэ шестеро: Джіенэ, Джульчара, Курманай, Куттукъ, Уйсюнъ и Асанъ, отъ Куттука Майданъ, отъ Майдана Кульджаманъ, отъ Кульджамана Кійкбай, отъ Кійкбая двое: Нурумбетъ и Утегень, отъ Утегеня Бикбаулы и отъ Бикбаулы Кулбаракъ, а отъ Нурумбета произошли четверо: Акмурза, Джанходжа, Джаугачаръ и Бекъ и, наконецъ, отъ Джанходжи произошелъ Итчемисъ.
Подробный перечень родовъ и колѣнъ всѣхъ 3 ордъ киргизскаго народа помѣщенъ между прочимъ на стран. 286 сочиненія «Das Türkenvolk, in seinen ethnologischen und ethnographischen Beziehungen, von Hermann Vdmbéry. Leipzig, 1885». Что-же касается вышеприведенной родословной нашего батыря, то она составлена исключительно на основаніи устныхъ разсказовъ, записанныхъ нами въ Сыръ-Дарьинской области.
18 февраля 1894 года.
г. Казалинскъ,
Сыръ-Дарьинской области.