Евгений Петрович Карнович
правитьЗамечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий
правитьI.
правитьКромѣ личностей, оказавшихъ болѣе или менѣе сильное вліяніе на ходъ политическихъ событій — если не въ цѣлой Европѣ, то въ отдѣльныхъ ея государствахъ, — заслуживаютъ вниманія со стороны исторической литературы еще и такія личности, которыя, не имѣя политическаго значенія, не только оставили послѣ себя замѣтные, почему либо, слѣды въ какихъ нибудь мѣстныхъ лѣтописяхъ, но даже успѣли пріобрѣсти себѣ громкую извѣстность въ разныхъ концахъ Европы. Подробныя изслѣдованія о такихъ личностяхъ интересны преимущественно въ томъ отношеніи что при этомъ обрисовывается до нѣкоторой степени состояніе того общества, среди котораго являлись эти личности. Такъ, среди одного общества онѣ имѣли громадный успѣхъ, среди другаго онѣ прошли не слишкомъ замѣтно и, наконецъ, среди третьяго дѣятельность ихъ должна была прекратиться при первыхъ же своихъ проявленіяхъ. Такая неодинаковая участь постигала порою какъ предвѣстниковъ такихъ истинъ. которымъ готовилось торжество въ будущемъ, такъ и тѣхъ людей, которые впослѣдствіи были признаны наглыми обманщиками, желавшими обратить легковѣріе общества въ свою пользу. Разумѣется, что все это обусловливалось весьма много качествами и способностями такихъ лицъ, а также и тѣми средствами, какія они пускало въ ходъ для распространенія своего вліянія не только па умы, но — что очень часто было еще важнѣе для нихъ — и на карманы своихъ современниковъ. Понятно, что общество, среди котораго находили для себя не только радушный, но иногда даже и восторженный пріемъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ пріобрѣтали тамъ и громадныя денежныя выгоды, разные искатели приключеній, эмпирики, шарлатаны, духовидцы и другіе разнаго рода обманщики, — должно было чѣмъ либо отличаться, по своему складу и по господствовавшему въ немъ направленію, отъ такого общества, въ которомъ, наоборотъ, подобныя личности не возбуждали къ себѣ особеннаго довѣрія и не находили для себя легкой наживы.
Было бы, впрочемъ, не совсѣмъ основательно измѣрять успѣхи или неуспѣхи такихъ предпріимчивыхъ личностей только степенью умственнаго развитія того или другаго общества, такъ какъ удача многихъ лицъ, сдѣлавшихся извѣстными своими похожденіями, не зависѣла исключительно отъ одного этого, но обусловливалась и всею, слишкомъ разнообразной общественной обстановкой, а также и нѣкоторыми особенными случайностями. Нерѣдко бывало, что смѣлые пройдохи пробивались впередъ тамъ, гдѣ, повидимому, достаточная степень умственнаго развитія должна была служить главной помѣхой для удачи ихъ продѣлокъ и, напротивъ, они нерѣдко испытывали неудачи тамъ, гдѣ — какъ казалось — слабые задатки просвѣщенія могли бы скорѣе всего благопріятствовать ихъ успѣхамъ. Довольно замѣчательный примѣръ подобной противоположности представляютъ похожденія самаго знаменитаго во всей Европѣ шарлатана — извѣстнаго подъ именемъ графа Каліостро. Нельзя не остановиться на томъ обстоятельствѣ, что этотъ мистикъ и чародѣй, изумлявшій самую образованную часть публики въ Парижѣ и въ Лондонѣ своими необыкновенными, сверхестественными дѣйствіями и находившій себѣ множество приверженцевъ въ Германіи, не встрѣтилъ въ Петербургѣ ни пріема, соотвѣтствовавшаго его европейской извѣстности, ни широкаго примѣненія для своей заманчивой практики. Между тѣмъ несомнѣнно, что во второй половинѣ прошлаго столѣтія, и Франція, и Англія, и Германія, въ сравненіи съ Россіей, стояли на высшей степени умственнаго развитія. Казалось бы, что господствовавшее тогда у насъ еще во всей своей силѣ суевѣріе, въ противоположность безвѣрію, охватившему Францію, и раціонализму, постоянно проявлявшемуся въ Англіи, должно было заранѣе обезпечить въ Россіи успѣхи Каліостро, дѣйствовавшаго съ такою силою не столько на умы, сколько на воображеніе. Поэтому, если жизнь его, исполненная и загадочности и приключеній, представляетъ сама по себѣ много интереснаго, то вопросъ объ его чудодѣйственной практикѣ собственно въ Россіи, оказывается вопросомъ весьма занимательнымъ въ исторіи нашего общества, среди котораго явился Каліостро, предшествуемый молвою о творимыхъ имъ чудесахъ.
Извѣстно, что въ прошедшемъ столѣтіи Россія была какъ бы обѣтованною землею для иностранныхъ авантюристовъ: здѣсь многіе изъ нихъ не только пріобрѣтали себѣ почетъ и богатство, но нерѣдко достигали и самыхъ высшихъ государственныхъ должностей, и вотъ почему, съ перваго взгляда кажется довольно страннымъ, что такой смѣлый, ловкій, предпріимчивый и, можно даже сказать, такой необыкновенный человѣкъ какъ Каліостро, успѣвшій изумить двѣ первенствующія европейскія столицы, не воспользовался тою, во всѣхъ отношеніяхъ благопріятною обстановкою, какая представлялась для него въ тогдашней Россіи. Между тѣмъ онъ самъ поѣздку туда считалъ какъ бы завершеніемъ всѣхъ своихъ долголѣтнихъ подвиговъ и, по собственнымъ его словамъ, ему, быть можетъ, пришлось бы въ Петербургѣ явиться во всемъ своемъ величіи и объяснить міру загадочность своего происхожденія. По нѣкоторымъ особымъ обстоятельствамъ, не безъ вѣроятности можно заключить, что Каліостро чрезвычайно много разсчитывалъ на свое пребываніе въ Петербургѣ при дворѣ императрицы Екатерины II, а такіе его разсчеты, конечно, основывались на какихъ нибудь соображеніяхъ относительно той среды, въ которой пришлось бы ему проявить и свои знанія, и свою дѣятельность. Быть можетъ Каліостро, при поѣздкѣ своей въ Петербургъ, думалъ о томъ, чтобъ, заручившись благосклоннымъ вниманіемъ императрицы Екатерины II, обратиться въ таинственное орудіе ея политическихъ плановъ. Наклонность къ дѣятельности такого рода замѣтно проявляется въ Каліостро, не смотря на всю его шарлатанскую обстановку.
II.
правитьІосифъ Бальзамо, извѣстный впослѣдствіи подъ разными вымышленными именами, преимущественно же пріобрѣтшій себѣ славу подъ именемъ графа Каліостро, родился 8 іюня 1743 года въ Палермо. Родители его, набожные католики, были честные торговцы сукнами и шелковыми матеріями. Они старались, сообразно своимъ средствамъ, дать хорошее образованіе своему сыну, одаренному быстрымъ умомъ и пылкимъ воображеніемъ. Съ этою цѣлью они отдали его въ семинарію св. Роха въ Палермо. Онъ, однако, вскорѣ убѣжалъ оттуда, но былъ пойманъ и его помѣстили въ монастырь св. Бенедетто (Бенедикта) около Картаджироне. Здѣсь онъ, по склонности къ ботаникѣ, поступилъ на выучку къ монастырскому аптекарю и въ его лабораторіи нашелъ первые элементы для своего будущаго шарлатанства въ качествѣ медика. За произведенный имъ соблазнъ онъ былъ наказанъ отцами-бенедиктинцами, убѣжалъ отъ нихъ и явился въ Палермо, гдѣ вскорѣ ознаменовалъ свое пребываніе различными плутовскими продѣлками, и между прочимъ, при пособіи одного изъ родственниковъ — нотаріуса, онъ поддѣлалъ завѣщаніе въ пользу маркиза Мориджи. Другой болѣе ухищренный поступокъ Балъзамо и при томъ соединенный уже съ мистицизмомъ, заключался въ томъ, что онъ обобралъ до чиста золотыхъ дѣлъ мастера Марано, которому обѣщалъ найти въ окрестностяхъ Палермо богатѣйшій кладъ. Обманувъ легковѣрнаго искателя кладовъ, Бальзамо уѣхалъ въ Мессину и тамъ принялъ фамилію тетки своей — Каліостро, прибавивъ къ этой фамиліи графскій титулъ, о которомъ, однако, впослѣдствіи самъ Каліостро говорилъ, что онъ не принадлежитъ ему по рожденію, но имѣетъ особое таинственное значеніе. Въ Мессинѣ, по разсказамъ самого Каліостро, онъ встрѣтился съ таинственнымъ армяниномъ Алтотасомъ, которому и былъ обязанъ всѣми своими познаніями. По новѣйшимъ изысканіямъ, этотъ Алтотасъ былъ, однако, никто иной какъ Кольмеръ — лицо, происхожденіе котораго остается неизвѣстнымъ до сихъ поръ. Кольмеръ долгое время жилъ въ Египтѣ, гдѣ познакомился съ чудесами древней магіи и съ 1771 года сталъ посвящать другихъ въ тайны своего ученія. Вмѣстѣ съ Алтотасомъ Каліостро посѣтилъ Египетъ, былъ въ Мемфисѣ и Капрѣ; изъ Египта они проѣхали на островъ Родосъ, откуда снова хотѣли пуститься въ Египетъ, но противные вѣтры пригнали ихъ къ острову Мальтѣ. Въ это время великимъ магистромъ Мальтійскаго ордена былъ Пинто, имѣвшій большую склонность къ таинственнымъ наукамъ. Онъ предоставилъ свою лабораторію Алтотасу и его молодому спутнику. Изъ нихъ первый, послѣ своего пребыванія на Мальтѣ, совершенно исчезаетъ, или вѣроятнѣе, начинаетъ дѣйствовать подъ другимъ именемъ, а Каліостро отправился въ Неаполь, снабженный рекомендательнымъ письмомъ великаго магистра, къ рыцарю Аквино де-Караманика, жившему въ то время въ Неаполѣ. Изъ Неаполя Каліостро хотѣлъ пробраться въ Палермо, но побаивался, что съ появленіемъ его тамъ поднимется дѣло о прежнихъ его плутняхъ. Между тѣмъ онъ свелъ знакомство съ однимъ сицилійскимъ княземъ, страстнымъ охотникомъ до химіи, и, по приглашенію князя, поѣхалъ въ его помѣстье, находившееся около Мессины. Послѣ различныхъ продѣлокъ съ княземъ-алхимикомъ въ свою пользу, Каліостро явился въ Неаполь съ цѣлью открыть тамъ игорный домъ, но заподозрѣнный неаполитанскою полиціею перебрался въ Римъ, гдѣ пустился въ ханжество, а вмѣстѣ съ тѣмъ и влюбился въ молодую дѣвушку Лоренцо Феличіани или Феликіани. Кромѣ любви, Каліостро при этой женитьбѣ руководился и другими соображеніями: онъ имѣлъ въ виду обратить красавицу Лоренцу въ помощницу всѣхъ своихъ корыстныхъ затѣй. Внушенія, дѣлаемыя Каліостро молодой женщинѣ въ томъ смыслѣ, что преданная жена не должна, для выгодъ мужа, останавливаться даже передъ собственнымъ позоромъ, разстроили на первыхъ же порахъ добрыя отношенія между нимъ и его тестемъ, отцемъ Лоренцы. Въ Римѣ Каліостро сошелся съ двумя личностями: съ Оттавіо Никастро, окончившимъ потомъ свою жизнь на висилицѣ, и съ маркизомъ Альято, умѣвшимъ поддѣлывать всякіе почерки и составившимъ при помощи этого искусства для Каліостро патентъ на имя полковника испанской службы, какимъ чиномъ онъ впослѣдствіи и именовалъ себя, въ бытность свою въ Петербургѣ. Никастро, повздоривъ съ Альято. донесъ на него, и маркизъ поспѣшилъ скрыться изъ Рима, увлекши за собою и Каліостро и Лоренцу. Въ Бергамо, маркизъ, которому угрожалъ арестъ, бросивъ Каліостро, захватилъ съ собою всѣ деньги. Оставшись, вслѣдствіе этого, въ самомъ бѣдственномъ положеніи, молодая чета, подъ видомъ пилигримовъ, идущихъ на поклоненіе св. Іакову Кампостельскому, отправилась въ Антибъ, и здѣсь началась скитальческая жизнь Каліостро и Лоренцы. Достигнувъ Мадрита и поторговавъ тамъ прелестями своей жены, Каліостро пріѣхалъ съ нею въ Лиссабонъ, а оттуда въ 1772 году пустился прямо въ Лондонъ, но первый пріѣздъ Каліостро въ столицу Англіи былъ не блестящъ: онъ явился тамъ только въ качествѣ эмпирика, успѣлъ посидѣть въ тюрьмѣ и выкупленный Лоренцою, перебрался съ нею въ Парижъ. Съ ними туда пріѣхалъ нѣкто Дюплезиръ, человѣкъ весьма богатый. Каліостро пользовался его кошелькомъ, а съ своей стороны, когда Дюплезиръ увидѣлъ, что онъ, благодаря своему спутнику, сильно раззорился, то убѣдилъ Лоренцу бросить мужа. Она дѣйствительно бѣжала отъ него, но Каліостро успѣлъ выхлопотать королевское повелѣніе, въ силу котораго Лоренца была посажена въ крѣпость Сенъ-Пелажи, откуда была выпущена 21 декабря 1772 года. Въ Парижѣ Каліостро до нѣкоторой степени повезло, такъ какъ онъ началъ тамъ пользоваться извѣстностію алхимика, заставивъ многихъ французовъ вѣрить, что у него есть и философскій камень, и жизненный элексиръ, т. е. такихъ два блага, которыя могли составить и упрочить земное блаженство каждаго человѣка.
Въ Парижѣ Каліостро собралъ съ своихъ легковѣрныхъ адептовъ порядочную деньгу. Но въ это время его начали безпокоить успѣхи Месмера, открывшаго животный магнетизмъ, и Каліостро отправился изъ Парижа въ Брюссель, оттуда пустился странствовать по Германіи, вступая въ сношенія съ тамошними массонскими ложами. Въ Германіи Каліостро былъ посвященъ въ массоны, и тогда онъ увидѣлъ возможность примѣнить свои знанія и опытность къ болѣе обширной дѣятельности. Странствованія Каліостро продолжались: изъ Германіи онъ проѣхалъ въ Палермо, но былъ тамъ арестованъ по дѣлу Марано. Кромѣ того, тамъ угрожала ему и другая еще бѣда: хотѣли поднять затихнувшее дѣло о подложномъ завѣщаніи въ пользу маркиза Мориджи. Каліостро удалось, однако, обмануть дѣятельность полермской полиціи, и вскорѣ онъ очутился на островѣ Мальтѣ, гдѣ былъ принятъ съ большимъ почетомъ своимъ прежнимъ знакомымъ, великимъ магистромъ Пинто. Оставивъ Мальту, Каліостро перебрался въ Неаполь и отсюда сбирался ѣхать въ Римъ, но убоявшись бдительности папской инквизиціи, пустился въ Испанію, гдѣ онъ, впрочемъ, не имѣлъ никакого успѣха. Изъ Испаніи Каліостро уѣхалъ въ Лондонъ и съ этого пріѣзда его въ столицу Англіи началась его громкая слава.
III.
правитьТакъ какъ главная наша задача заключается не въ подробномъ жизнеописаніи Каліостро, но въ томъ, чтобъ объяснить, почему онъ, пользовавшійся такимъ виднымъ и выгоднымъ положеніемъ и въ Парижѣ, и въ Лондонѣ, обманулся въ своихъ разсчетахъ на Петербургъ, то для объясненія этого нужно сказать нѣсколько словъ, чѣмъ обусловливались его необыкновенные успѣхи въ Лондонѣ и въ Парижѣ.
Вступивъ въ орденъ массоновъ, Каліостро открылъ себѣ въ Лондонѣ доступъ въ такіе кружки общества, гдѣ онъ не могъ бы имѣть особаго значенія какъ эмпирикъ, духовидецъ и алхимикъ. Было бы неумѣстно разсказывать здѣсь всю исторію массонства, и потому мы замѣтимъ только, что оно не представляетъ ничего особеннаго до его преобразованія, т. е. до конца ХVII и начала XVIII столѣтія, когда, съ упадкомъ мистическаго значенія зодчества, стали выдѣляться изъ правилъ древняго массонскаго братства или каменьщиковъ правила чисто нравственныя съ примѣненіемъ ихъ и къ политическому строю общества. Въ такомъ направленіи массонство явилось впервые въ Англіи, гдѣ политическая свобода давала возможность возникать всевозможнымъ обществамъ и братствамъ, не навлекая на нихъ преслѣдованія со стороны правительства. Въ Англіи массоны были приверженцами Стуартовъ, почему Каліостро, явившись въ Лондонѣ послѣдователемъ массонства, при своей рѣшительности, твердости воли и умѣньи обольщать людей, могъ найти для себя обширный кругъ адептовъ. Особенной надобности въ шарлатанствѣ при этомъ не встрѣчалось, такъ какъ вообще англійскіе массоны не гонялись за осуществленіемъ несбыточныхъ вещей; презирали пустые внѣшніе обряды, пышность церемоній, тщеславные титулы и не допускали высокихъ степеней массонства. По всему этому, образъ дѣйствій Каліостро среди англійскихъ массоновъ замѣтно отличался отъ того, какъ онъ поступалъ среди французскихъ массоновъ, которые по обстановкѣ своего ордена составляли какъ бы совершенную противоположность англійскому массонству. Примѣняясь въ своихъ дѣйствіяхъ, смотря по надобности, и къ обстановкѣ англійскаго, и къ обстановкѣ французскаго массонства, Каліостро былъ вообще однимъ изъ самыхъ усердныхъ и полезныхъ членовъ этого братства, а его таинственныя знанія служили ему средствомъ для пріобрѣтенія себѣ извѣстности внѣ массонскихъ кружковъ, для которыхъ такой человѣкъ, какъ Каліостро, имѣвшій большое вліяніе на массы, былъ весьма пригодной находкой. Всѣ денежныя средства, которыя онъ могъ употреблять на свою роскошную жизнь, а отчасти и на дѣла благотворительныя, доставлялись ему массонскими ложами, а между тѣмъ богатство Каліостро, почерпавшееся изъ невѣдомыхъ никому источниковъ, заставляло многихъ вѣрить, что онъ владѣетъ философскимъ камнемъ.
Съ цѣлью увеличить свое вліяніе, Каліостро явился въ Лондонѣ основателемъ египетскаго массонства, допускавшаго примѣненіе таинственныхъ силъ природы. Впрочемъ, во время своего втораго пребыванія въ Лондонѣ, Каліостро значительно измѣнился противъ прежняго: изъ пройдохи, искателя приключеній, онъ обратился въ человѣка необыкновеннаго, изумившаго вскорѣ всю Европу. Нельзя, однако, не сказать, что и здѣсь въ немъ бьется прежняя его жилка — шарлатанство, но оно уже далеко не мелочное. Изъ пустаго говоруна, Каліостро сдѣлался человѣкомъ молчаливымъ, говорилъ исключительно о своихъ путешествіяхъ по Востоку, о пріобрѣтенныхъ имъ тамъ глубокихъ знаніяхъ, открывшихъ передъ нимъ тайны природы; но даже и такіе серьезные разговоры онъ велъ не очень охотно. Большею же частію, послѣ долгихъ настояній собесѣдниковъ — объяснить имъ что нибудь таинственное или загадочное, Каліостро ограничивался начертаніемъ усвоенной имъ эмблемы, которая представляла змію, державшую во рту яблоко, пронзенное стрѣлою, что указывало на мудреца обязаннаго хранить свои знанія въ тайнѣ, никому недоступной. Въ свою очередь измѣнилась и Лоренца, переименованная въ это время Серафимою, она, оставивъ прежнюю нецѣломудренную жизнь, стала теперь вращаться въ средѣ почтенныхъ квакеровъ, ведя между ними пропаганду въ пользу своего мужа.
Что касается египетскаго массонства, то Каліостро не былъ собственно его основателемъ. Оно до него еще было изложено въ рукописи какого-то Джоржа Гостона. Каліостро купилъ случайно эту рукопись у одного лондонскаго букиниста и воспользовался ею, хотя и говорилъ, что мысль о такомъ массонтствѣ была почерпнута имъ въ папирусахъ египетскихъ пирамидъ. Какъ бы то ни было, но со времени своей вторичной поѣздки въ Лондонъ, Каліостро явился дѣятельнымъ массономъ, понимая ту выгоду, какую онъ можетъ извлекать изъ своихъ познаній, пріобрѣтенныхъ имъ на Востокѣ, находясь въ составѣ таинственнаго общества, имѣвшаго ложи во всѣхъ частяхъ Европы. Отъ массонства около этой поры стало вѣять сильнымъ мистицизмомъ. Папа Климентъ XII объявилъ о немъ какъ о дьявольской сектѣ. Европейскіе государи, въ свою очередь, побаивались козней и скрытной силы массоновъ. Понятно, что въ добавокъ ко всему этому, такая личность, какъ Каліостро, сдѣлавшись замѣтною въ подобномъ обществѣ, обращала на себя особенное вниманіе своихъ многочисленныхъ собратій.
Устроивъ хорошо дѣла свои въ Лондонѣ, Каліостро поѣхалъ на время въ Венецію и тамъ явился онъ подъ именемъ маркиза Пелегрини, но, не поладивъ съ тамошнею слишкомъ зоркою полиціей, перебрался въ среду германскихъ массоновъ. Изъ Германіи Каліостро, посѣтивъ предварительно Вѣну, проѣхалъ въ Голштинію, гдѣ свидѣлся съ жившимъ тамъ на покоѣ знаменитымъ графомъ Сенъ-Жерменомъ. Отъ него онъ отправился въ Курляндію съ цѣлью проѣхать въ Петербургъ. Легко могло быть, что поѣздку въ Россію посовѣтовалъ ему графъ Сенъ-Жерменъ, который, по свидѣтельству барона Глейхена, былъ въ Петербургѣ въ іюнѣ 1762 года и сохранилъ дружескія отношенія къ князю Григорію Орлову, называвшему Сенъ-Жермена «саrо padre».
IV.
правитьВесьма подробныя извѣстія о пребываніи въ Курляндіи Каліостро, содержатся въ книгѣ, напечатанной въ 1787 году въ Петербургѣ. Книга эта, довольно объемистая, подъ заглавіемъ: «Описаніе пребыванія въ Митавѣ извѣстнаго Каліостро на 1779 годъ и произведенныхъ имъ тамъ магическихъ дѣйствій», была переведена съ нѣмецкаго Тимофеемъ Захарьинымъ. Оригиналъ же написанъ Шарлотою-Елизаветою-Констанціею фонъ-деръ-Рекке «урожденною графинею Медемскою», родная сестра которой, Доротея, была за мужемъ за Петромъ Бирономъ, герцогомъ курляндскимъ. Такъ какъ собственно о пребываніи Каліостро въ Петербургѣ имѣется не много, да при томъ и слишкомъ сомнительныхъ свѣдѣній, то извѣстія, сообщаемыя о Каліостро Шарлотою фонъ-деръ-Рекке, представляютъ для насъ особый интересъ, потому что Митава была прямымъ его переходомъ въ Петербургъ. Кромѣ того въ Митавѣ Каліостро подготовлялся къ тому, чтобъ подѣйствовать на Екатерину II.
Въ столицѣ Курляндіи, Каліостро нашелъ хорошую для себя работу: тамъ были и массоны и алхимики, впрочемъ, плохіе, и люди легковѣрные, принадлежавшіе къ высшему тамошнему кругу. Каліостро, впослѣдствіи былъ до того увѣренъ въ добромъ къ нему расположены своихъ курляндскихъ адептовъ, что въ оправдательной своей запискѣ, изданной имъ въ 1786 году, ссылался на нихъ какъ на свидѣтелей, готовыхъ показать въ его пользу. На первыхъ же порахъ, въ февралѣ 1779 года, Каліостро встрѣтилъ самый радушный пріемъ въ семействѣ графовъ Медемовъ, гдѣ занимались и магіею и алхиміею. Тогдашній курляндскій оберъ-бург-графъ Ховенъ считалъ себя алхимикомъ, какъ и маіоръ баронъ Корфъ. Въ Митавѣ Каліостро выдалъ себя за испанскаго полковника, сообщая подъ рукою тамошнимъ массонамъ, что онъ отправленъ своими начальниками на сѣверъ по дѣламъ весьма важнымъ и что въ Митавѣ ему поручено явиться къ Ховену, какъ къ великому мастеру мѣстной массонской ложи. Онъ говорилъ, что въ основанную имъ, Каліостро, ложу будутъ допущены и женщины. Лоренца съ своей стороны весьма много способствовала мужу. Въ Митавѣ Каліостро явился проповѣдникомъ строгой нравственности въ отношеніи женщинъ, неловкость же свою въ обществѣ онъ объяснялъ долговременнымъ житьемъ въ Мединѣ и Египтѣ. Онъ на первый разъ не обѣщалъ ничего такого, чего бы, повидимому, не могъ сдѣлать. Относительно своихъ врачебныхъ знаній Каліостро сообщилъ, что, изучивъ медицину въ Мединѣ, онъ далъ обѣтъ, странствовать нѣкоторое время по цѣлому свѣту для пользы человѣчества, и безъ мзды отдать обратно людямъ что онъ получилъ отъ нихъ. Лечилъ Каліостро взварами и эссенціями, а своею самоувѣренностію придавалъ больнымъ надежду и бодрость. По мнѣнію его, всѣ болѣзни происходятъ отъ крови.
Но одновременно съ этимъ, онъ, мало по малу, сталъ пускаться въ таинственность. Такъ, онъ обѣщалъ Шарлотѣ фонъ-деръ-Рекке, сначала сильно увѣровавшей въ него, что она будетъ имѣть наслажденіе въ бесѣдѣ съ мертвыми, что со временемъ она будетъ употреблена для духовныхъ путешествій по планетамъ, будетъ возведена на степень защитницы земнаго шара, а потомъ, какъ испытанная въ магіи ученица, вознесется еще выше. Каліостро увѣрялъ легковѣрныхъ, что Моисей, Илія и Христосъ были создателями множества міровъ и что это же самое въ состояніи будутъ сдѣлать его вѣрные послѣдователи и послѣдовательницы, доставивъ людямъ вѣчное блаженство. Какъ первый къ тому шагъ, онъ заповѣдывалъ, что тѣ, которые желаютъ имѣть сообщеніе съ духами, должны постоянно противоборствовать всему вещественному.
Но освоившись нѣсколько съ курляндскими нѣмцами и увидѣвъ, что и ихъ можно морочить по части магіи и алхиміи, Каліостро принялся и за это. Такъ, онъ своимъ ученикамъ высшихъ степеней сталъ преподавать магическія науки и демонологію, избравъ объяснительнымъ для того текстомъ книги Моисея и допуская при этомъ, по словавъ Шарлоты-Фонъ-деръ-Рекке, самыя безнравственныя толкованія. Людей положительныхъ съ точки зрѣнія матеріальныхъ выгодъ, но въ то же время и легковѣрныхъ, Каліостро привлекалъ къ себѣ обѣщаніемъ обращать всѣ металлы въ золото, увеличивать объемъ жемчуга и драгоцѣнныхъ камней. Говорилъ, что можетъ плавить янтарь какъ олово, для чего и прописалъ составъ, который, однако, былъ ничто иное, какъ смѣсь для курительнаго порошка, и когда нашлись смѣльчаки, объявившіе объ этомъ Каліостро, то онъ, не растерявшись нисколько, заявилъ, что такою выдумкою онъ хотѣлъ только вывѣдать склонности учениковъ и что теперь, къ крайнему своему сожалѣнію, видитъ, что въ нихъ болѣе охоты къ торговлѣ, нежели стремленія къ высшему благу. Вѣроятность добыванія Каліостро золота поддерживалась тѣмъ, что онъ во время своего пребыванія не получалъ ни откуда денегъ, не предъявлялъ банкирамъ никакихъ векселей, а между тѣмъ жилъ роскошно и платилъ щедро не только въ сроки, но и впередъ, такъ что вслѣдствіе этого изчезала всякая мысль объ его корыстныхъ разсчетахъ. Производилъ въ Митавѣ Каліостро разныя чудеса, между прочимъ, показывая въ графинѣ воды то, что дѣлалось на большихъ разстояніяхъ, онъ обѣщалъ также открыть въ окрестностяхъ Митавы необъятный кладъ. Заговаривая о предстоящей своей поѣздкѣ въ Петербургъ, Каліостро входилъ въ роль политическаго агента, обѣщая сдѣлать многое въ пользу Курляндіи у императрицы Екатерины II. Онъ подзывалъ съ собою въ Петербургъ дѣвицу Рекке, и какъ отецъ, такъ и члены ея семейства, въ качествѣ истинныхъ курляндскихъ патріотовъ, старались склонить ее къ поѣздкѣ въ Россію. Для самого же Каліостро было не безвыгодно явиться въ Петербургъ въ сопровожденіи дѣвицы одной изъ лучшихъ курляндскихъ дворянскихъ фамилій и при томъ поѣхавшей съ нимъ по желанію ея родителей, пользовавшихся въ Курляндіи большимъ почетомъ. Съ своей стороны дѣвица фонъ-деръ-Рекке — какъ она сама пишетъ — соглашалась отправиться въ Петербургъ съ Каліостро только тогда, когда императрица Екатерина II сдѣлается защитницею «ложи союза» въ своемъ государствѣ и «позволитъ себя посвятить магіи», и если она прикажетъ Шарлотѣ Рекке пріѣхать въ свою столицу и быть тамъ основательницею этой ложи. Но и эту поѣздку она хотѣла предпринять неиначе какъ въ сопровожденіи отца. «надзирателя», брата и сестры.
Вообще расположеніе курляндцевъ къ Каліостро было такъ велико, что, по нѣкоторымъ извѣстіямъ, они хотѣли избрать его своимъ герцогомъ, вмѣсто Петра Бирона, которымъ были недовольны. Трудно, впрочемъ, повѣрить, чтобы курляндцы въ своемъ увлеченіи къ Каліостро дошли до такой степени, тѣмъ не менѣе подобнаго рода извѣстіе намекаетъ на то. что Каліостро велъ въ Митавѣ небезуспѣшно какую нибудь политическую интригу, развязка которой должна была произойти въ Петербургѣ.
Сочинительница книги, о которой мы упомянули, называетъ Каліостро обманщикомъ, «произведшимъ о себѣ великое мнѣніе» въ Петербургѣ, Варшавѣ, Страсбургѣ и Парижѣ. По разсказамъ ея, Каліостро говорилъ худымъ итальянскимъ языкомъ и ломаннымъ французскимъ, хвалился, что знаетъ по-арабски. но проѣзжавшій въ то время черезъ Митаву профессоръ упсальскаго университета, Норбергъ, долго жившій на Востокѣ, обнаружилъ полное невѣдѣніе Каліостро по части арабскаго языка. Когда заходила рѣчь о такомъ предметѣ, на который Каліостро не могъ дать толковаго отвѣта, то онъ или засыпалъ своихъ собесѣдниковъ нескончаемою, непонятною рѣчью пли отдѣлывался короткимъ уклончивымъ отвѣтомъ. Иногда онъ приходилъ въ бѣшенство, махалъ во всѣ стороны шпагою, произнося какія-то заклинанія и угрозы, а между тѣмъ Лоренца просила присутствующихъ не приближаться въ это время къ Каліостро, такъ какъ въ противномъ случаѣ имъ можетъ угрожать страшная опасность отъ злыхъ духовъ, окружавшихъ въ это время ея мужа.
Не совсѣмъ сходный съ этимъ отзывъ о Каліостро находится въ запискахъ барона Глейхена (Souvenirs de Charles Henri baron de Gleichen, Paris. 1868). «О Каліостро — пишетъ Глейхенъ — говорили много дурнаго, я же хочу сказать о немъ хорошее. Правда, что его тонъ, ухватки, манеры обнаруживали въ немъ тарлатана, преисполненнаго заносчивости, претензій и наглости, но надобно принять въ соображеніе, что онъ былъ италіанецъ, врачъ, великій мастеръ массонской ложи и профессоръ тайныхъ наукъ. Обыкновенно же разговоръ его былъ пріятный и поучительный, поступки его отличались благотворительностію и благородствомъ, леченіе его никому не дѣлало никакого вреда, но, напротивъ бывали случаи удивительнаго исцѣленія. Платы съ больныхъ онъ по бралъ никогда». Другой современный отзывъ о Каліостро, несходный также съ отзывомъ Шарлоты фонъ-деръ-Рекке, былъ напечатанъ въ Gazette de Santé. Тамъ, между прочимъ, замѣчено, что Каліостро «говорилъ почти на всѣхъ европейскихъ языкахъ съ удивительнымъ, всеувлекающимъ краснорѣчіемъ».
При тогдашнихъ довольно близкихъ сношеніяхъ между Митавою и Петербургомъ, пребываніе Каліостро въ первомъ изъ этихъ городовъ должно было легче всего подготовить ему извѣстность въ послѣднемъ. Употребляя всѣ хитрости для того, чтобы дѣвица Рекке поѣхала съ нимъ, Каліостро говорилъ ей, что онъ приметъ въ число своихъ послѣдовательницъ императрицу Екатерину, какъ защитницу массонской ложи, учредительницею которой должна была быть Шарлота. Въ Митавѣ Каліостро, въ семействѣ фонъ-деръ-Рекке открылся, что онъ не испанецъ, не графъ Каліостро, но что онъ служилъ великому Кофтѣ подъ именемъ Фридриха Гвалдо, и заявлялъ при этомъ, что долженъ таить свое настоящее званіе, но что, быть можетъ, онъ сложитъ въ Петербургѣ непринадлежащее ему имя и явится во всемъ величіи. При этомъ онъ намекалъ, что право свое па графскій титулъ, онъ основывалъ не на породѣ, но что титулъ этотъ имѣетъ таинственное значеніе. Все это дѣлалъ онъ — какъ замѣчаетъ дѣвица Рекке — для того, что если бы въ Петербургѣ обнаружилось его самозванство, то это не произвело бы въ Митавѣ никакого впечатлѣнія, такъ какъ онъ заранѣе предупреждалъ, чтo скрываетъ настоящее свое званіе и имя.
V.
правитьОтправляясь изъ Митавы въ Петербургъ, Каліостро какъ проповѣдникъ, въ качествѣ массона, филантропо-политическихъ доктринъ, могъ, повидимому, разсчитывать на благосклонный пріемъ со стороны императрицы Екатерины II, успѣвшей составить себѣ въ образованной Европѣ извѣстность смѣлой мыслительницы и либеральной государыни. Какъ врачъ, эмпирикъ, и алхимикъ, обладатель и философскаго камня и жизненнаго элексира, Каліостро могъ разсчитывать на то, что въ высшемъ петербургскомъ кругѣ у него найдется и паціентовъ и адептовъ не менѣе, чѣмъ было и тѣхъ и другихъ въ Парижѣ или въ Лондонѣ. Наконецъ какъ магъ, кудесникъ и чародѣй, онъ казалось, скорѣе всего могъ найти для себя поклонниковъ и поклонницъ въ громадныхъ невѣжественныхъ массахъ русскаго населенія. Наконецъ, ограничиваясь только дѣятельностію массона, Каліостро могъ предполагать, что онъ встрѣтитъ въ Петербургѣ много сочувствующихъ ему лицъ.
Изъ изслѣдованія покойнаго Лонгинова «Новиковъ и мартинисты» видно, что массонство введено было въ Россію Петромъ Великимъ, который, какъ разсказываютъ, основалъ въ Кронштадтѣ массонскую ложу и имя котораго пользовалось у массоновъ большимъ почетомъ. Положительное же свидѣтельство о существованіи у насъ, въ Россіи, массоновъ относится къ 1738 году. Въ 1751 году ихъ не мало уже было въ Петербургѣ. Въ Москвѣ они появились въ 1760 году. Изъ столицъ массонство распространилось въ провинціи, и массонскія ложи были заведены въ Казани, а съ 1779 года въ Ярославлѣ. Учредителемъ тамошней ложи былъ извѣстный екатерининскій сановникъ Алексѣй Петровичъ Мельгуновъ. Петербургскіе массоны горѣли желаніемъ быть посвященными въ высшія степени массонства и, потому, надобно было полагать, что появленіе среди ихъ такого человѣка, какимъ былъ Каліостро, не останется безъ сильнаго вліянія на русское массонство.
При такихъ условіяхъ явился въ Петербургъ Каліостро въ сопровожденіи Лоренцы. Здѣсь онъ главнымъ образомъ мѣтилъ на то, чтобъ обратить на себя вниманіе самой императрицы; но, какъ видно изъ писемъ Екатерины къ Циммерману онъ не успѣлъ не только побесѣдовать, но даже и видѣться съ нею. Шарлота Рекке, которая, какъ надобно предполагать, весьма старательно слѣдила за поѣздкою Каліостро въ Петербургъ, пишетъ: «О Каліостровѣ пребываніи въ Петербургѣ, я ничего вѣрнаго сказать не знаю. По слуху же, однако, извѣстно, что хотя онъ и тамъ разными чудесными выдумками могъ на нѣсколько времени обмануть нѣкоторыхъ особъ, но въ главномъ своемъ намѣреньи ошибся». Въ предисловіи же къ книгѣ Шарлоты Рекке говорится «всякому извѣстно, сколь великое мнѣніе произвелъ о себѣ во многихъ людяхъ обманщикъ сей въ Петербургѣ». Въ сдѣланной же при этомъ, неизвѣстно кѣмъ, сноскѣ, — по всей, однако, вѣроятности переводчикомъ — добавляется: «Между тѣмъ не удалось Каліостру исполнить въ Петербургѣ своего главнаго намѣренія, а именно увѣрить Екатерину Великую о истинѣ, искусства своего. Сія несравненная государыня тотчасъ проникла обманъ. А то, что въ такъ называемыхъ запискахъ Кадастровыхъ (Mémoires, de Cagliostro) упоминается о его дѣлахъ въ Петербургѣ, не имѣетъ никакого основанія. Ежели нужно на это доказательство, что Екатерина Великая, явная непріятельница всякой сумасбродной мечты, то могутъ въ томъ увѣрить двѣ искуснымъ ея перомъ писанныя комедіи: „Обманщикъ“ и „Обольщенный“. Въ первой выводится на театрѣ Каліостръ подъ именемъ Калифалкжерстона. Новое тисненіе сихъ двухъ по сочинительницѣ и по содержанію славныхъ комедій сдѣлаетъ ихъ еще извѣстнѣе въ Германіи».
Далѣе въ «Введеніи» къ той же книгѣ, когда въ помѣщенномъ въ немъ письмѣ изъ Страсбурга къ сочинительницѣ «Описанія», упоминается, что Каліостро разглашаетъ о своемъ знакомствѣ съ императрицею Екатериною II, сдѣлана также сноска, въ которой говорится слѣдующее: «у сей великой Монархини, которую Каліостру столь жестоко желалось обмануть, намѣреніе его осталось втунѣ. А что въ разсужденіи сего писано въ запискахъ Кадастровыхъ, все это вымышлено и такимъ-то образомъ одно изъ главнѣйшихъ его предпріятій, для коихъ онъ отъ своихъ старѣйшинъ отправленъ, ему не удалось; отъ этого-то можетъ быть онъ принужденъ былъ и въ Варшавѣ въ деньгахъ терпѣть недостатокъ, и разными обманами для своего содержанія доставать деньги».
Изъ другихъ свѣдѣній, заимствуемыхъ изъ иностранныхъ сочиненій о Каліостро, оказывается что онъ явился въ Петербургъ подъ именемъ графа Феникса. Могущественный въ то время князь Потемкинъ, вслѣдствіе распространенной молвы о Каліостро, оказалъ ему особое вниманіе, а съ своей стороны Каліостро успѣлъ до нѣкоторой степени отуманить князя своими разсказами и возбудить въ немъ любопытство къ тайнамъ алхиміи и магіи. По словамъ г. Хотинскаго («Очерки чародѣйства». С.-Петербургъ 1866 г.) "обаяніе этого рода продолжалось не долго, такъ какъ направленіе того времени было самое скептическое, и потому, говоритъ Хотинскій, «мистическія и спиритическія идеи не могли имѣть большаго хода между петербургскою знатью. Роль магика оказалась неблагодарною и Каліостро рѣшился ограничить свое чародѣйство одними только исцѣленіями, но исцѣленіями чудесность и таинственность которыхъ должны были возбудить изумленіе и говоръ».
Съ замѣчаніемъ г. Хотинскаго о неблагопріятномъ для Каліостро умственномъ настроеніи тогдашней петербургской знати согласиться вполнѣ нельзя. Сильныхъ умовъ среди ея почти не было, да при томъ одинъ изъ самыхъ замѣтныхъ въ этомъ отношеніи людей той поры, статсъ-секретарь императрицы Елагинъ, явился ревностнымъ сторонникомъ Каліостро, который, по словамъ г. Лонгинова, кажется даже и жилъ въ домѣ Елагина. Скептицизмъ же тогдашняго петербургскаго общества былъ напускной и, по всей вѣроятности, онъ скоро исчезъ, если бы Каліостро удалось подолѣе пожить въ Петербургѣ, пользуясь вниманіемъ императрицы. Нельзя не принять въ соображеніе что скептицизмъ гораздо сильнѣе господствовалъ въ Парижѣ, но и тамъ онъ не мѣшалъ громаднымъ успѣхамъ Каліостро и, безъ всякаго сомнѣнія, неудачи Каліостро въ Петербургѣ зависѣли отъ другихъ болѣе вліятельныхъ причинъ.
Каліостро не явился въ Петербургъ и шарлатаномъ-врачемъ, на подобіе другихъ заѣзжихъ туда иностранцевъ промышлявшихъ медицинской профессіей и печатавшихъ о себѣ самыя громкія рекламы въ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ». Такъ, во время пребыванія его въ нашей столицѣ, жившіе въ Большой Морской, у его сіятельства графа Остермана братья Пелье, «французскіе глазные лекаря» объявили, что они «искусство свое ежедневно подтверждаютъ, возвращая зрѣніе множеству слѣпыхъ». Они рекомендовали петербургскимъ жителямъ предохранительныя отъ глазныхъ болѣзней капли, которыя «тако же вполнѣ приличны особамъ въ письменныхъ дѣлахъ и мелкихъ работахъ упражняющимся». Въ то же время прибывшій въ Петербургъ изъ Парижа зубной врачъ Шобертъ, объявляя о чудесныхъ средствахъ къ излеченію зубовъ отъ разныхъ болѣзней а, между прочимъ, и «отъ удара воздуха», такимъ подходомъ старался распространятъ свои рекламы. Онъ писалъ: «господинъ Шобертъ въ заключеніе ласкаетъ себя надеждою, что податливые и о бѣдныхъ соболѣзнующіе особы, читая сіе увѣдомленіе, благоволятъ споспѣшествовать его намѣреніямъ (т. е. оказывать больнымъ помощь безмездно), сообщая сіе увѣдомленіе своимъ знакомымъ, дабы черезъ то привесть бѣднымъ въ способность пользоваться онымъ». Каліостро не нисходилъ до такихъ рекламъ, хотя и, какъ видно изъ другихъ источниковъ, онъ не только лечилъ бѣдныхъ безвозмездно, но даже и оказывалъ имъ съ своей стороны денежное пособіе. Вообще отъ Каліостро не было въ Петербургѣ никакихъ частныхъ объявленій и онъ, безъ сомнѣнія, держалъ себя врачемъ высокаго полета, считая унизительнымъ для своего достоинства прибѣгать къ газетнымъ объявленіямъ и рекламамъ.
Между тѣмъ время для этого было благопріятное. Въ ту пору вѣрили въ возможность самыхъ невѣроятныхъ открытій по части всевозможныхъ исцѣленій. Такъ, во время бытности Каліостро въ Петербургѣ, въ существовавшемъ тогда въ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ», отдѣлѣ «Разныя извѣстія», сообщалось, что «славный дамскій парижскій портной, именуемый Дофемонъ (Doffemont) выдумалъ дѣлать корпусы (корсеты) для женскихъ платьевъ отмѣнно выгодные и нашелъ средство уничтожать горбы у людей, а парижская академія наукъ, медицинскій факультетъ, хирургическая академія и общество портныхъ въ Парижѣ одобрили сіе новое изобрѣтеніе».
По разсказу г. Хотинскаго, Каліостро не долго ждалъ случая показать «самый разительный примѣръ своего трансцедентнаго искусства и дьявольскаго нахальства и смѣлости».
У князя Г., знатнаго барина двора Екатерины II, опасно заболѣлъ единственный сынъ, младенецъ еще грудной, имѣвшій около 10 мѣсяцевъ. Всѣ лучшіе тогдашніе петербургскіе врачи признали этого ребенка безнадежнымъ. Родители были въ отчаяніи, какъ вдругъ кому-то пришло на мысль посовѣтовать имъ, чтобъ они обратились къ Каліостро, о которомъ тогда начинали разсказывать въ Петербургѣ разныя чудеса. Каліостро былъ приглашенъ и объявилъ князю и княгинѣ, что берется вылечить умирающаго младенца, но съ тѣмъ непремѣннымъ условіемъ, чтобы дитя было отвезено къ нему на квартиру и предоставлено въ полное и безотчетное его распоряженіе, такъ, чтобы никто посторонній не могъ навѣщать его и чтобы даже сами родители отказались отъ свиданія съ больнымъ сыномъ до его выздоровленія. Какъ ни тяжелы были эти условія, но крайность заставила согласиться на нихъ, и ребенка, едва живаго, отвезли въ квартиру Каліостро. На посылаемыя о больномъ ребенкѣ справки, Каліостро, въ теченіи двухъ недѣль, отвѣчалъ постоянно, что ребенку дѣлается день ото дня все лучше и, наконецъ, объявилъ, что такъ какъ сильная опасность миновала, то князь можетъ взглянуть на малютку, лежавшаго еще въ постели. Свиданіе продолжалось не болѣе двухъ минутъ, радости князя ее было предѣловъ и онъ, — какъ передаетъ Хотинскій на основаніи нѣкоторыхъ рукописныхъ свѣдѣній того времени, — предложилъ Каліостро тысячу «имперіаловъ» золотомъ. Каліостро отказался на отрѣзъ отъ такого подарка, объявивъ, что онъ лечитъ безвозмездно, изъ одного только человѣколюбія.
Затѣмъ Каліостро потребовалъ отъ князя, взамѣнъ всякаго вознагражденія, только строгаго исполненія прежняго условія, т. е. не посѣщенія ребенка никѣмъ изъ постороннихъ, увѣряя, что всякій взглядъ, брошенный на него другимъ лицомъ, исключая лишь тѣхъ, которые ходятъ теперь за нимъ, причиняетъ ему вредъ и замедляетъ выздоровленіе. Князь согласился на это и вѣсть объ изумительномъ искусствѣ Каліостро, какъ врача, быстро разнеслась по всему Петербургу. Имя графа Феникса было у всѣхъ на языкѣ, и больные изъ числа самыхъ знатныхъ и богатыхъ жителей столицы начали обращаться къ нему, а онъ своими безкорыстными поступками съ больными успѣлъ снискать себѣ уваженіе въ высшихъ классахъ петербургскаго общества.
Ребенокъ оставался у Каліостро болѣе мѣсяца и только въ послѣднее время отцу и матери было дозволено видѣть его сперва мелькомъ, потомъ подолѣе и, наконецъ, безъ всякихъ ограниченій. Наконецъ, онъ былъ возвращенъ родителямъ совершенно здоровый. Готовность князя отблагодарить Каліостро самымъ щедрымъ образомъ увеличилась еще болѣе противъ прежняго. Теперь онъ предложилъ ему уже не тысячу, но, какъ тогда говорили, пять тысячъ имперіаловъ. Долго, но постепенно все слабѣе и слабѣе, отказывался Каліостро отъ этой весьма значительной суммы. Князь съ своей стороны замѣчалъ графу, что если онъ не хочетъ принять денегъ собственно для себя, то можетъ взять ихъ для того, чтобы употребить по своему усмотрѣнію для благотворительныхъ цѣлей. Каліостро отказывался и отъ этого любезнаго предложенія и тогда князь Г. оставилъ эту сумму въ его квартирѣ, какъ будто по забывчивости, а Каліостро съ своей стороны не возвратилъ ему ее.
Прошло нѣсколько дней послѣ отдачи родителямъ ихъ ребенка, какъ вдругъ въ душу его матери запало страшное подозрѣніе: ей показалось, что ребенокъ былъ подмѣненъ. Г. Хотинскій, который, какъ мы замѣтили, имѣлъ по этому дѣлу какую-то секретную рукопись — замѣчаетъ: «конечно, подозрѣніе это имѣло довольно шаткія основанія, но тѣмъ не менѣе оно существовало и слухъ объ этомъ распространился при дворѣ; онъ возбудилъ въ очень многихъ прежнее недовѣріе къ странному выходцу».
Въ книгѣ, составленной будто бы по рукописи камердинера Каліостро [Aechte Nachrichten von den Graten Caglliostro aus Handschrift seines entliehenen Kammerdiners. Berlin. 1786]), сынъ знатнаго петербургскаго вельможи замѣненъ двухлѣтнею дочерью, которую будто бы Каліостро дѣйствительно подмѣнилъ чужимъ ребенкомъ, и весь Петербургъ заговорилъ объ этомъ. Когда же началось по поводу этого говора слѣдствіе, то Каліостро не отпирался отъ сдѣланнаго имъ подмѣна, заявляя, что такъ какъ отданный ему на излеченіе ребенокъ дѣйствительно умеръ, то онъ рѣшился на обманъ для того только, чтобы хотя на нѣкоторое время замедлить отчаяніе матери. Когда же его спросили, что онъ сдѣлалъ съ трупомъ умершаго ребенка, то Каліостро отвѣчалъ, что, желая сдѣлать опытъ возрожденія (палингенезиса), онъ сжегъ его.
Въ заключеніе разсказа о пребываніи Каліостро въ Петербургѣ, г. Хотинскій говоритъ, что Каліостро, не будучи ревнивымъ къ Лоренцѣ, замѣтивъ, что князь Потемкинъ теряетъ прежнее къ нему довѣріе, вздумалъ дѣйствовать на князя посредствомъ красавицы-жены. Потемкинъ сблизился съ нею, но на такое сближеніе посмотрѣли очень неблагосклонно свыше, а къ этому времени подоспѣла исторія о подмѣнѣ младенца. Тогда графу Фениксу и его женѣ приказано было немедленно выѣхать изъ Петербурга, при чемъ онъ былъ снабженъ на путевыя издержки довольно крупною суммою.
VI.
правитьВъ небольшой книжкѣ, изданной въ 1855 г. въ Парижѣ подъ заглавіемъ «Aventures de Cagliostro» встрѣчается нѣсколько болѣе подробныхъ свѣдѣній о пребываніи Каліостро въ Петербургѣ. Такъ, тамъ разсказывается, что, при пріѣздѣ въ Петербургъ, Каліостро замѣтилъ, что извѣстность его въ Россіи вовсе не была такъ громка, какъ онъ полагалъ прежде; и онъ, какъ человѣкъ чрезвычайно смѣтливый, понялъ, что при подобномъ условіи ему невыгодно было выставлять себя на показъ съ перваго же раза. Онъ повелъ себя чрезвычайно скромно, безъ всякаго шума, выдавая себя не за чудотворца, не за пророка, а только за медика и химика. Жизнь онъ велъ уединенную и таинственную, а между тѣмъ это самое еще болѣе обращало на него вниманіе въ Петербургѣ, гдѣ извѣстные по чему либо иностранцы являлись постоянно на первомъ планѣ, не только въ высшемъ обществѣ, но и при дворѣ. Въ то же время онъ распускалъ слухъ о чудесныхъ исцѣленіяхъ, совершонныхъ имъ въ Германіи никому еще неизвѣстными способами, и вскорѣ въ Петербургѣ заговорили о немъ, какъ о необыкновенномъ врачѣ. Съ своей стороны и красавица Лоренца успѣла привлечь къ себѣ мужскую половину петербургской знати и, пользуясь этимъ, разсказывала удивительныя вещи о своемъ мужѣ, а также объ его почти четырехтысячелѣтнемъ существованіи на землѣ.
Въ книгѣ, составленной по рукописи камердинера, упоминается и о другомъ еще способѣ, пущенномъ Каліостро въ Петербургѣ въ ходъ для наживы денегъ. Красивая и молодая Лоренца говорила посѣтительницамъ графа, что ей болѣе сорока лѣтъ и что старшій ея сынъ уже давно находится капитаномъ въ голландской службѣ. Когда же русскія дамы изумлялись необыкновенной моложавости прекрасной графини, то она замѣчала, что противъ дѣйствія старости изобрѣтено ея мужемъ вѣрное средство и не желавшія старѣться барыни спѣшили покупать за громадныя деньги стклянки чудодѣйственной воды, продаваемой Каліостро.
Многіе, если и не вѣрили ни въ это средство, ни въ жизненный элексиръ Каліостро, за то вѣрили въ умѣніе его превращать всякій металлъ въ золото, а и это одно искусство должно было доставлять ему въ Петербургѣ не мало адептовъ, въ числѣ которыхъ, какъ оказывается, былъ и статсъ-секретарь Елагинъ. Въ отношеніи петербургскихъ врачей Каліостро дѣйствовалъ весьма политично, онъ отказывался лечить являвшихся къ нему разныхъ лицъ, ссылаясь на то, что имъ не нужна его помощь, такъ какъ въ Петербургѣ и безъ него находятся знаменитые врачи. Но такіе, повидимому слишкомъ добросовѣстные отказы, еще болѣе усиливали настойчивость являвшихся къ Каліостро паціентовъ. Кромѣ того, на первыхъ порахъ онъ не только отказывался отъ всякаго вознагражденія, но даже самъ помогалъ деньгами бѣднымъ больнымъ.
Затѣмъ въ названной выше книжкѣ «Aventures de Cagliostro» разсказывается весьма подробно о любовныхъ похожденіяхъ князя Потемкина съ женою Каліостро и къ этому добавляется, что такія похожденія были причиной быстрой высылки Каліостро изъ Петербурга. О подмѣнѣ ребенка упоминается также и въ этой книжкѣ, причемъ князь Г. замѣненъ графомъ ***. О такой подмѣнѣ стала ходить молва въ Петербургѣ и императрица Екатерина II тотчасъ воспользовалась ею для того, чтобы побудить Каліостро къ безотлагательному отъѣзду изъ Петербурга, тогда какъ настоящимъ къ тому поводомъ была будто бы любовь Потемкина къ Лоренцѣ.
Надобно, впрочемъ, предполагать, что неудачѣ Каліостро содѣйствовали главнымъ образомъ другія причины.
Одно то обстоятелъство, что Каліостро явился въ Петербургѣ не просто врачемъ или алхимикомъ, по вмѣстѣ съ тѣмъ и таинственнымъ политическимъ дѣятелемъ, какъ глава повой массонской ложи, должно было предвѣщать ему, что онъ ошибется въ своихъ смѣлыхъ разсчетахъ. Около этого времени императрица Екатерина II не слиткомъ благосклонно посматривала на тайныя общества и пріѣздъ такой личности, какъ Каліостро, не могъ не увеличить ея подозрѣній. Во время пріѣзда Каліостро въ Петербургъ, массонство было здѣсь въ сильномъ резвитіи и онъ съ перваго же раза нашелъ себѣ самый радушный пріемъ въ домѣ статсъ-секретаря императрицы А. П. Елагина.
Въ одной, нынѣ весьма рѣдкой книжкѣ «Anecdotes secrètes de la Russie» намъ встрѣтились касательно отношенія Каліостро къ Елагину довольно подробныя свѣдѣнія. Изъ этого источника, за достовѣрность котораго, конечно, никакъ нельзя ручаться, мы узнаёмъ, что, познакомившись съ Елагинымъ, Каліостро сообщилъ ему о возможности дѣлать золото. Не смотря на то, что Елагинъ былъ однимъ изъ самыхъ образованныхъ русскихъ людей того времени, онъ повѣрилъ выдумкѣ Каліостро, который обѣщалъ научить Елагина этому искусству въ короткое время и при небольшихъ издержкахъ. Елагинъ поддался выдумкѣ Каліостро, но одинъ изъ его секретарей — фамилія его не упоминается — человѣкъ чрезвычайно умный и свѣдущій, обнаружилъ плутни алхимика. «Достаточно разъ побесѣдовать съ графомъ Фениксомъ — говорилъ секретарь Елагину — для полнаго убѣжденія въ томъ, что онъ наглый шарлатанъ». Елагинъ продолжалъ, однако, довѣряться Каліостро, который, пользуясь этимъ, успѣлъ уже обобрать его на нѣсколько тысячъ рублей. Однажды Каліостро пріѣхалъ обѣдать къ Елагину; послѣдняго не было дома, и потому онъ, въ ожиданіи Елагина, принялся болтать съ бывшимъ въ столовой секретаремъ. Разговоръ Каліостро былъ очень занимателенъ, но съ явными ошибками и по исторіи, и по географіи. Собесѣдникъ Каліостро, замѣтивъ это, попросилъ прекратить вздорную болтовню; но расходившійся разскащикъ не унимался. Тогда секретарь, взбѣшенный тѣмъ, что его такъ нагло дурачатъ, далъ Каліостро пощечину и вышелъ изъ столовой. Дождавшись пріѣзда Елагина, Каліостро пожаловался ему и, вслѣдствіе этого, началъ-никъ сдѣлалъ строгій выговоръ своему подчиненному. Тогда этотъ послѣдній сталъ пускать въ ходъ по Петербургу разсказы о шарлатанскихъ продѣлкахъ Каліостро въ разныхъ мѣстахъ и тѣмъ самымъ сильно подорвалъ его кредитъ въ петербургскомъ обществѣ, въ которомъ Каліостро нашелъ, кромѣ Елагина, и другихъ легковѣрныхъ людей, а въ числѣ ихъ былъ и графъ Александръ Сергѣевичъ Строгоновъ, одинъ изъ самыхъ видныхъ вельможъ екатерининскаго двора.
Чрезвычайно неблагопріятно на положеніе Каліостро въ Петербургѣ подѣйствовало также напечатанное въ русскихъ газетахъ тогдашнимъ испанскимъ резидентомъ, Нормандецомъ, заявленіе, что никакой графъ Фениксъ въ испанской службѣ полковникомъ никогда не состоялъ. Этимъ оффиціальнымъ объявленіемъ было обнаружено его самозванство и фальшивость патента, составленнаго для него маркизомъ Альято.
Разсказъ объ этомъ, встрѣчающійся въ разныхъ сочиненіяхъ о Каліостро, не подтверждается нашими розысканіями. Въ единственной въ то время русской газетѣ — въ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ» — никакого объявленія со стороны дона Нормандеца не встрѣчается и, по всей вѣроятности, разсказъ этотъ выдуманъ уже послѣ отъѣзда Каліостро изъ Петербурга, куда молва объ его самозванствѣ дошла изъ Митавы. Подтвержденіемъ тому служитъ слѣдующій фактъ. По существовавшимъ въ то время правиламъ, отмѣненнымъ не далѣе, какъ только лѣтъ пятнадцать тому назадъ, каждый уѣзжавшій изъ Россіи за границу долженъ былъ три раза публиковать въ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ» о своемъ отъѣздѣ, и вотъ въ «Прибавленіяхъ» къ 79 нумеру этихъ «Вѣдомостей», вышедшему 1 октября, между двумя извѣщеніями объ отъѣздѣ за границу — однимъ мясника Іогана Готлиба Бунта и другимъ башмачника Габріеля Шмита, — показанъ отъѣзжающимъ «г. графъ Калліостросъ, Гишпанскій полковникъ, живущій на дворцовой набережной въ домѣ г. генералъ-поручика Виллера». Очевидно, однако, что онъ не могъ бы присвоивать себѣ этотъ чинъ, если бы о самозванствѣ его было уже заявлено испанскимъ посланникомъ въ Петербургѣ. Найденное нами объявленіе, повторяющееся въ 80 и 81 нумерахъ «Прибавленій», опровергаетъ также разсказъ о томъ, будто Каліостро жилъ въ Петербургѣ подъ именемъ графа Феникса и будто бы онъ былъ высланъ оттуда внезапно по особому распоряженію императрицы, между тѣмъ какъ онъ выѣхалъ оттуда въ общемъ порядкѣ, хотя, быть можетъ, и не безъ нѣкотораго понужденія. Судя по времени отъѣзда Каліостро изъ Митавы и первой публикаціи объ его отъѣздѣ изъ Россіи, надобно придти къ тому заключенію, что Каліостро прожилъ въ Петербургѣ около 9-ти мѣсяцевъ. Въ продолженіе этого времени, испанскій посланникъ, находившійся въ Петербургѣ, могъ затребовать и получить нужныя ему о Каліостро свѣдѣнія. Въ ту пору извѣстія изъ Мадрида шли. въ Петербургъ около полутора мѣсяца, какъ это видно изъ печатавшихся въ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ» политическихъ извѣстій. Но дѣло въ томъ, что никакого объявленія со стороны Нормандеца противъ Каліостро въ русскихъ газетахъ не встрѣчается.
Другія обстоятельства не были также въ пользу дальнѣйшаго пребыванія Каліостро въ Петербургѣ. Независимо отъ того, что онъ, какъ массонъ, не могъ встрѣтить благосклоннаго пріема со стороны императрицы, она должна была не слишкомъ довѣрчиво относиться къ нему и какъ къ послѣдователю графа Сенъ-Жермена, который, какъ мы замѣтили, находился въ Петебургѣ въ 1762 году и котораго Екатерина считала шарлатаномъ.
Не достигнувъ блестящихъ успѣховъ въ высшемъ петербургскомъ кругѣ какъ массонъ, врачъ и алхимикъ, Каліостро не могъ уже разсчитывать на вниманіе къ нему толпы въ Петербургѣ, подобно тому, какъ это было въ многолюдныхъ городахъ западной Европы. Для русскаго простонародья, Каліостро, какъ знахарь и колдунъ, долженъ былъ казаться не подходящимъ. Онъ, по отзывамъ современниковъ, отличался прекрасною и величественною наружностію. По словамъ барона Глейхена, Каліостро былъ небольшаго роста, но имѣлъ такую наружность, что она могла служить образцомъ для изображенія личности вдохновеннаго поэта. Въ тогдашней «Gazette de Santé» писали, что фигура Каліостро носитъ на себѣ отпечатокъ не только ума, но даже генія. Одѣвался Каліостро пышно и странно и большею частію носилъ восточный костюмъ. Въ важныхъ случаяхъ онъ являлся въ одеждѣ великаго кофта, которая состояла изъ длиннаго шелковаго платья, схожаго по покрою съ священническою рясою, вышитаго отъ плечъ и до пятокъ іероглифами краснаго цвѣта. При такой одеждѣ онъ надѣвалъ на голову уборъ изъ сложенныхъ египетскихъ повязокъ, концы которыхъ падали внизъ. Повязки эти были изъ золотой парчи и на головѣ придерживались цвѣточнымъ вѣнкомъ, осыпаннымъ драгоцѣнными камнями. По груди черезъ плечо шла лента изумруднаго цвѣта съ нашитыми на ней буквами и изображеніями жуковъ. На поясѣ, сотканномъ изъ краснаго шелка, висѣлъ широкій рыцарскій мечъ, рукоять котораго имѣла форму креста. Въ своихъ пышныхъ нарядахъ и при своей величавой внѣшности, Каліостро долженъ былъ казаться простому русскому люду скорѣе всего важнымъ бариномъ-генераломъ, но ни какъ не колдуномъ. Извѣстно также, что нашъ народъ всегда предпочиталъ, да и теперь еще предпочитаетъ въ качествѣ колдуна «ледащаго мужиченка», и чѣмъ болѣе онъ бываетъ неказистъ и неряшливъ, тѣмъ болѣе можетъ разсчитывать на общее къ нему довѣріе. При томъ, для пріобрѣтенія славы знахаря, необходимо было умѣть говорить съ русскимъ человѣкомъ особымъ складомъ, чего, конечно, не въ состояніи былъ сдѣлать Каліостро, не смотря на всю свою чудодѣйственную силу.
Какъ заморскій врачъ, Каліостро въ Петербургѣ могъ найти для себя весьма ограниченную практику и опаснымъ для него соперникомъ былъ даже знаменитый около того времени Ерофѣичъ, съ успѣхомъ лечившій не только простолюдиновъ, но и екатерининскихъ царедворцевъ и тоже открывшій своего рода жизненный элексиръ, который и донынѣ удержалъ за собою прозвище своего изобрѣтателя.
Не смотря на все свое стараніе избѣжать столкновенія съ петербургскими врачами, Каліостро всетаки подвергся преслѣдованію съ ихъ стороны. Баронъ Глейхенъ разсказываетъ, что придворный врачъ великаго князя Павла Петровича вызвалъ Каліостро на дуэль. «Такъ какъ вызванный на поединокъ имѣетъ право выбрать оружіе — сказалъ Каліостро, и такъ какъ теперь дѣло идетъ о превосходствѣ противниковъ по части медицины, то я, вмѣсто оружія предлагаю ядъ. Каждый изъ насъ дастъ другъ другу по пилюлѣ, и тотъ изъ насъ у кого окажется лучшее противоядіе, будетъ считаться побѣдителемъ». Къ сожалѣнію, баронъ Глейхенъ не говоритъ ничего о развязкѣ такого оригинальнаго поединка.
Въ другомъ разсказѣ о жизни Каліостро повѣствуется, что передъ самымъ выѣздомъ его изъ Петербурга, знаменитый врачъ императрицы, англичанинъ Роджерсонъ, окончилъ записку, которую онъ былъ намѣренъ пустить въ печать, и въ которой обнаруживалъ начисто все невѣжество «великаго химика» и всѣ наглые его обманы.
Кромѣ тѣхъ причинъ, скорѣе всего политическаго, а не романическаго свойства, вслѣдствіе которыхъ Каліостро не счелъ удобнымъ оставаться долго въ Петербургѣ, можно привести и слѣдующую еще причину. Опаснымъ противникомъ его врачебнаго шарлатанства былъ Месмеръ, который сильно подрывалъ его прежніе успѣхи. Между тѣмъ оказывается, что свѣдѣнія о месмеризмѣ — этой повой чудодѣйственной силѣ — стали проникать въ Петербургъ именно въ то время, когда находился здѣсь Каліостро. Такъ, въ ту пору въ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ» разсказывалось «о чудныхъ цѣленіяхъ, производимыхъ посредствомъ магнита славнымъ вра-чемъ господиномъ Месмеромъ». «А нынѣ — прибавлялось въ „Вѣдомостяхъ“ — другой врачъ женевскій докторъ въ медицинѣ, Гарею, упражняясь особо въ изысканіяхъ разныхъ дѣйствій магнита, издаетъ о томъ книгу». При томъ увлеченіи магнитизмомъ, какое обнаруживалось на первыхъ порахъ его появленія, при безграничномъ вѣрованіи въ его таинственную и цѣлительную силу, элексиръ Каліостро и его магія могли казаться пустяками, не выдерживающими никакого сравненія съ ново-открытою Месмеромъ сверхестественною силою. Каліостро могъ предвидѣть, что при такихъ неблагопріятныхъ для него условіяхъ, онъ не будетъ имѣть въ Петербургѣ успѣха, почему и предпочелъ выѣхать поскорѣе оттуда, чтобы не загубить въ конецъ своей прежней репутаціи.
VII.
правитьВынужденный наскоро выѣхать изъ Россіи Каліостро не успѣлъ побывать въ Москвѣ; но, по всей вѣроятности, онъ и тамъ не встрѣтилъ бы особеннаго успѣха. Такъ надобно полагать потому, что московскіе массоны оставались совершенно равнодушными къ пріѣзду Каліостро въ Россію. Событіе это не прошло, однако, безъ неблагопріятнаго вліянія на русское массонство, такъ какъ Каліостро вселилъ въ Екатерину II еще большее нерасположеніе къ массонамъ. Въ 1780 году императрица напечатала книжку подъ заглавіемъ: «Тайна противонелѣпаго общества». Книга эта, для мистификаціи, значилась изданною въ Кельнѣ въ 1760 году; въ ней было осмѣяно вообще массонство и его тайны. Съ цѣлью же изгладить окончательно тѣ зловредные слѣды массонства, которые, по мнѣнію Екатерины II, могъ оставить послѣ себя Каліостро въ русскомъ обществѣ, она написала комедію подъ заглавіемъ «Обманщикъ», которая была представлена въ эрмитажномъ театрѣ въ первый разъ 4-го января 1786 года. Въ ней выведены нелѣпость и вредъ стремленія къ духовидѣнію, къ толкованію необъяснимаго, къ герметическимъ опытамъ и т. д. Въ этой комедіи, въ лицѣ Калифалкжерстона, былъ выведенъ Каліостро, затѣи котораго были пріурочены къ ученію мартинистовъ, названныхъ въ комедіи «мартышками». Съ тою же самою цѣлью была, въ томъ же году, написана императрицею и другая комедія, подъ названіемъ «Обольщенный». Обѣ эти комедіи были переведены на нѣмецкій языкъ.
Изъ Петербурга, проѣхавъ тайкомъ черезъ Митаву, Каліостро явился въ Варшавѣ, а отсюда черезъ Германію направился въ Страсбургъ. Здѣсь онъ съумѣлъ пріобрѣсти себѣ расположеніе со стороны католическаго духовенства и дѣла его пошли великолѣпно; жилъ онъ роскошно и здѣсь же познакомился съ кардиналомъ Луи Роганомъ, тогдашнимъ страсбургскимъ епископомъ, сдѣлавшимся впослѣдствіи столь извѣстнымъ по такъ называемой «исторіи съ ожерельемъ». Проживъ довольно долго въ Страсбургѣ, Каліостро побывалъ потомъ въ Ліонѣ и Бордо и, наконецъ, очутился въ Парижѣ, гдѣ слава Каліостро, какъ алхимика, врача и прорицателя, возрастала все болѣе и болѣе. Лоренца то же, и при томъ съ большимъ успѣхомъ, начала подражать занятіямъ своего мужа, открыла магическіе сеансы для дамъ, а Каліостро публично объявилъ объ учрежденіи имъ въ Парижѣ ложи египетскаго массонства. Число мастеровъ ложи ограничивалось тринадцатью, а поступленіе въ это званіе было трудновато, такъ какъ, кромѣ полной вѣры въ главу ложи, отъ поступающихъ въ нее требовалось: имѣть видное положеніе въ обществѣ, пользоваться безукоризненною репутаціею, получать по крайней мѣрѣ 50,000 ливровъ годоваго дохода и не быть стѣсненнымъ никакими семейными и общественными отношеніями. Все это сдѣлало ложу египетскаго массонства чрезвычайно привлекательною для людей богатыхъ и знатныхъ и доставило Каліостро самую сильную поддержку въ парижскомъ обществѣ.
Среди такихъ успѣховъ Каліостро, развиралась упомянутая и слиткомъ хорошо извѣстная исторія съ ожерельемъ. Каліостро и жена его были замѣшаны въ эту исторію, но судъ оправдалъ ихъ, что и подало поводъ къ шумнымъ манифестаціямъ, быть можетъ, не столько изъ расположенія къ самому Каліостро, сколько изъ ненависти ко двору, для котораго эта скандальная исторія была жестокимъ ударомъ. Тѣмъ не менѣе Каліостро сталъ подумывать объ отъѣздѣ изъ Франціи и черезъ Булонь уѣхалъ въ Англію. Здѣсь, въ 1787 году, онъ напечаталъ свое знаменитое посланіе къ французскому народу, враждебное королевской власти, предсказывая въ немъ довольно ясно грядущую революцію и предстоящее разрушеніе ненавистной ему Бастиліи. Но въ Лондонѣ счастіе ненадолго повезло Каліостро. Бойкій журналистъ Морандъ, съ которымъ онъ вступилъ въ полемику, разоблачилъ всю его прошлую жизнь. Тогда прежнее обаяніе его исчезло, а вмѣстѣ съ тѣмъ явились кредиторы, и Каліостро стало такъ плохо въ Лондонѣ, что онъ счелъ нужнымъ убѣжать въ Голландію; отсюда онъ перебрался сначала въ Германію, а потомъ въ Швейцарію. Ему, однако, помнилась его нѣкогда блестящая жизнь въ Парижѣ, но попытка вернуться во Францію ему не удалась. Онъ поѣхалъ въ Римъ и, по убѣжденію Лоренцы, жилъ тамъ нѣкоторое время спокойно; но, мало по малу, онъ вошелъ въ сношенія съ римскими массонами и успѣлъ даже учредить въ папской столицѣ ложу египетскаго массонства. Одинъ изъ его адептовъ донесъ на него, за нимъ стали слѣдить внимательно и вскорѣ открыли его переписку съ якобинцами, почему онъ, въ сентябрѣ 1789 года, былъ заключенъ въ крѣпость св. Ангела. Рим-екая инквизиція собрала самыя подробныя свѣдѣнія объ его жизни, и Каліостро, 21-го марта 1791 года, былъ, подъ настоящимъ своимъ именемъ Джузеппе Бальзамо, приговоренъ къ смертной казни, какъ еретикъ, ересеначальникъ, магъ-обманщикъ и франъ-массонъ. Но папа Пій VI замѣнилъ смертную казнь вѣчнымъ заточеніемъ въ крѣпости св. Ангела, гдѣ Каліостро и умеръ спустя два года послѣ произнесенія надъ нимъ этого приговора.
Первое издание: Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий / [Соч.] Е. П. Карновича. — Санкт-Петербург: А. С. Суворин, 1884. — 520 с., 13 л. портр.; 24 см.