Калевала (Лённрот; Бельский)/Руна тридцать первая

 См. также одноимённые страницы.

Калевала : Карело-финский поэтический эпос — Руна тридцать первая
автор Элиас Лённрот, пер. Леонид Петрович Бельский

Оригинал: ф. Kalevala. — См. Содержание. Перевод созд.: 1828, опубл: 1835 — 1-е изд., 1849 — 2-е изд.; рус. перевод — 1888. Источник: [1]

Руна тридцать первая

1. Унтамо начинает войну против своего брата Калерво, убивает Калерво вместе с его войском, оставив в живых из всего рода только одну беременную женщину; эту женщину он берет с собой, и у нее в Унтамоле родится сын Куллерво.

2. Куллерво еще в колыбели думает об отомщении Унтамо, а Унтамо пытается различными способами убить его, но это ему не удается.

3. Когда Куллерво вырос, он портит всякую работу, которую ему поручают, и рассерженный Унтамо продает его в рабство Ильмаринену.

Воспитала мать цыпляток,
Лебедей большую стаю,
Привела цыплят к насести,
Лебедей пустила в реку.
Прилетел орел, спугнул их,
Прилетел, рассеял ястреб,
Разогнал крылатый деток:
В Карьялу унес цыпленка,
Взял другого он в Россию, Дома третьего оставил.
Тот, кого он взял в Россию,
Вырос там и стал торговцем.
Тот, кого он взял к карелам,
Имя Калерво там принял,
А оставленный им дома
Унтамойненом был назван.
Он принес отцу несчастье,
Сердцу матери печали.
Ставит сети Унтамойнен,
Где у Калерво затоны.
Калервойнен видит сети,
В свой мешок берет всю рыбу.
Унтамо исполнен злобы,
Сильно сердится на брата.
В бой свои пускает пальцы
И в борьбу пускает руки
За остатки этой рыбы,
За окунью эту мелочь.
Оба бились и боролись,
Не могли побить друг друга:
Сильно бьет один другого,
Получая — сам ответно.
Наконец, уже в другой раз,
На второй день иль на третий,
Калерво овес посеял
Рядом с Унтамо жилищем.
Унтамойнена овечка
Всходы Калерво поела,
Но у Калерво собака
Унтамо овцу пожрала.
Угрожает Унтамойнен
Калерво, родному брату,
Род весь Калерво прикончить,
Всех от мала до велика,
Уничтожить всех домашних
И пожечь у них жилища.
Он мужей снабдил мечами,
Храбрецам дает оружье,
Молодым на пояс копья,
Топоры дает красавцам,
И пошел он, чтоб сражаться
Против собственного брата.
Калерво сноха-красотка
У окна как раз сидела;
Вот в окно она взглянула,
Говорит слова такие:
«Дым ли это заклубился,
Туча ль темная находит
На краю вон той поляны,
На конце дороги новой?»
То не туча поднималась,
То не дым густой стелился:
Войско Унтамо поднялось,
Шло на Калерво с войною.
Вот пришли мужи с мечами,
Войско Унтамо явилось,
Всех у Калерво убили,
Все его большое племя,
И дотла весь двор спалили,
Весь с землей его сровняли.
Дева Калерво одна лишь
Там спаслась с плодом во чреве.
Люди Унтамо схватили,
Увели ее с собою,
Чтоб мела она там избы,
Пол почище подметала.
Мало времени проходит
Родился малютка-мальчик,
Сын той матери несчастной.
Как теперь назвать малютку?
Куллерво,- так мать прозвала,
Воин,- Унтамо промолвил.
Положили тут малютку,
Вез отца того ребенка,
Чтоб качался в колыбели,
Чтобы двигался он в люльке.
Вот качается он в люльке,
Волосами повевает.
День качается, другой день;
Но когда настал и третий,
Вдруг толкнул ногами мальчик,
Взад, вперед толкнул он люльку,
С силой сбросил свой свивальник
И ползет на одеяло,
Люльку надвое сломал он,
Разорвал свои пеленки.
Обещает выйти мужем
И как будто будет храбрым.
В Унтамоле ожидают,
Что, когда войдет он в возраст
И получит смысл и силу,
Будет мужем, как и надо,
Сотни он рабов заменит
Или тысячи, пожалуй.
Два, три месяца растет он,
Но уже на третий месяц,
Ставши ростом по колено,
Так раздумывать он начал:
«Если б вырос я побольше,
Получил бы в теле силу,
За отца я отомстил бы
И за скорбь моей родимой!»
Унтамо ту речь услышал,
Сам сказал слова такие:
«В нем семье моей погибель,
Новый Калерво растет в нем».
Размышлять мужи тут стали,
Стали женщины тут думать,
Мальчика куда бы спрятать,
Как бы вовсе уничтожить.
Вот его сажают в бочку,
Вот запрятали в бочонок,
Отнесли ребенка в воду
И на волны опустили.
Посмотреть потом приходят,
Как три ночи миновало,
Погрузился ль мальчик в воду,
Не погиб ли он в бочонке.
Но в воде не утонул он,
Не погиб в своем бочонке!
Из бочонка мальчик выполз,
На хребте волны уселся,
Удочку из меди держит,
Палку с шелковою леской;
Ловит мальчик в море рыбу,
Измеряет в море воду:
В море там воды немного,
На два ковшика, быть может;
Если ж все его измерить,
Хватит, может быть, на третий.
Унтамо тут думать начал:
«Деть куда теперь ребенка,
На него навлечь несчастье,
Чтобы смерть его настигла?»
Вот рабам своим велит он
Взять березовых поленьев,
Много сотен сучьев сосен,
Сосен толстых и смолистых,
Чтобы сжечь на них ребенка,
Куллерво чтоб уничтожить.
Вот собрали, наложили
Там березовых поленьев,
Много сотен сучьев сосен,
Сосен толстых и смолистых,
Тысячу саней бересты,
Ясеня сто сажен полных.
Был огонь в поленья брошен
И по куче разошелся;
В кучу бросили ребенка,
В пекла самого середку.
День там жгут его, другой день,
Жгут его еще и третий.
Вот пришли туда и видят:
До колен сидит он в пепле,
До локтей в золу зарылся,
Кочергу руками держит,
Увеличивает пламя,
Разгребает ею угли,
И волос он не лишился,
Ни единой даже пряди!
Рассердился Унтамойнен:
«Деть куда теперь ребенка,
На него навлечь несчастье,
Чтобы смерть его постигла?»
И на дерево повесил,
Притянул ребенка к дубу.
Вот проходит уж три ночи,
Столько ж дней проходит также.
Унтамо тут думать начал:
«Не пора ль пойти проверить,
Жив ли Куллерво на дубе,
На суку он не погиб ли».
И раба он посылает.
Так ответ слуга приносит:
«Куллерво и тут не умер,
Не погиб на этом дубе!
Он в коре рисунки режет,
У него в ручонках гвоздик,
Все стволы стоят в рисунках,
Ствол дубовый изрисован:
Он мужей с мечами сделал,
По бокам приделал копья».
Ничего не может сделать
Унтамойнен с тем ребенком!
Как бы смерть ни приготовил,
Как бы гибель ни измыслил,
Все не гибнет этот мальчик,
Нет погибели на злого.
Наконец он утомился,
Погубить его желая:
Куллерво растить решил он
Как дитя своей рабыни.
Унтамо тогда промолвил,
Говорит слова такие:
«Поведешь себя пристойно,
Будешь жить как подобает,
Так останься в здешнем доме
И рабом моим работай.
Будешь ты иметь и плату,
По заслугам ты получишь:
Поясок себе на тело
Или по уху удары».
Куллерво подрос побольше,
Он на четверть стал повыше,
Тут ему работу дали,
Чтобы он имел занятье
Малого ребенка нянчить,
Крошку ростом только с палец:
«Ты смотри за ним прилежно,
Дай поесть и сам поешь с ним!
Постирай в реке пеленки,
Вымой платьице ребенка!»
Нянчит день, другой день нянчит:
Вырвал ручки, колет глазки,
А на третий день больного
Доконал совсем ребенка,
Побросал пеленки в реку,
Сжег дитяти колыбельку.
Унтамо тогда подумал:
«Вижу, что не будет годен
Куллервойнен нянчить деток
И качать ребенка с палец!
И на что он только годен
И к чему его приставить.
Подсечет лесочек разве?»
Посылает в лес на рубку.
Калервы сын, Куллервойнен,
Говорит слова такие:
«Вот тогда я стану мужем,
Как топор дадут мне в руки,
Буду лучше я, чем прежде,
Посмотреть приятно будет:
Пятерых мужчин сильнее,
Шестерых я крепче буду».
К кузнецу пошел к горнилу,
Говорит слова такие:
«Ты, кузнец, послушай, братец!
Скуй получше мне топорик!
Как герою, мне секиру,
Мне железную по силам!
В лес иду я на подсечку,
Там хочу рубить березы».
Тут кузнец, что нужно, сделал,
Он топор сковал поспешно.
И топор по мужу вышел,
По работнику железо.
Калервы сын, Куллервойнен,
Свой топор железный точит;
Целый день топор готовит,
К ночи занят топорищем.
В лес затем идти собрался
Старые рубить деревья,
Строевого ищет лесу,
Самых крепких из деревьев.
Топором деревья рубит,
Лезвием их режет ровным:
Крепкий ствол одним ударом,
А похуже — в пол-удара.
Пять деревьев повалил он,
Восемь там стволов огромных,
Говорит слова такие
И такие речи молвит:
«Пусть работает здесь Лемпо!
Пусть разрубит Хийси балки!»
Он воткнул топор в колоду,
Поднял шум большой по лесу,
Засвистал по лесу громко,
Говорит слова такие:
«Пусть дотуда лес валится,
Лягут стройные березы,
Голос мой докуда слышен,
Свист докуда раздается!
Пусть ни веточка не выйдет,
Ни один не выйдет стебель,
Никогда в теченье жизни
И пока сияет месяц,
Где сын Калервы рубил здесь,
Где молодчик новь расчистил!
Коль ячмень посеют в землю,
Выйдут новые посевы,
Выйдут всходы молодые,
Всходы станут стебелиться,
Пусть они не колосятся,
Никогда не выйдут в колос!»
Унтамойнен, муж отважный,
Посмотреть тогда приходит,
Как у Куллерво подсечка,
Новый раб прилежно ль рубит:
Не годилась та работа,
И плоха была подсечка.
Вновь подумал Унтамойнен:
«И на это не годится!
Бревна лучшие испортил,
Строевые все деревья!
Для чего он только годен
И к чему его приставить,
Заплетет плетень, быть может?»
Заплести плетень велит он.
Калервы сын, Куллервойнен,
Заплетать плетень собрался.
Взял стволы огромных елей
И как колья их поставил,
Сосны целые лесные
Для плетня жердями сделал;
А для этих кольев связки
Из рябин огромных сделал;
И плетень сплошной устроил,
Без ворот его оставил.
Говорит слова такие
И такие речи молвит:
«Кто летать не может птицей
И на двух подняться крыльях,
Тот войти сюда не сможет
Через Куллерво ограду!»
Унтамо из дому вышел,
Посмотреть сюда приходит,
Как тут Куллерво работал,
Раб его, в войне добытый:
Вот плетень сплошной он видит,
Без прорубок, без отверстий
На земле плетень поставлен
И до облака поднялся.
Говорит слова такие:
«И на это не годится!
Он плетень сплошной мне сделал
И поставил без калитки,
От земли довел до неба,
К облакам его он поднял:
Чрез плетень нельзя пройти мне,
Нет отверстия для входа!
Для чего он только годен,
Для какой такой работы?
Разве пусть мне рожь молотит?»
Молотить его заставил.
Калервы сын, Куллервойнен,
По приказу рожь молотит:
В пыль он зерна обращает
И в мякину всю солому.
Вот приходит сам хозяин,
Посмотреть туда приходит,
Как сын Калервы молотит,
Как там Куллерво цепом бьет:
Рожь летит тончайшей пылью,
А солома вся трухою!
Рассердился Унтамойнен:
«Никуда слуга не годен!
Что ни дам ему работать,
Всю работу он испортит.
Отвести ль его в Россию
Или в Карьялу продать мне
Ильмаринену на кузню,
Чтоб там молотом махал он?»
Продал Калервы он сына,
Продал в Карьяле на кузню,
Ильмариненом он куплен,
Славным мастером кузнечным.
Цену дал кузнец какую?
Цену дал кузнец большую:
Два котла он отдал старых,
Ржавых три крюка железных,
Кос пяток он дал негодных,
Шесть мотыг плохих, ненужных
За негодного парнишку,
За раба весьма плохого.