Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
правитьТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ
правитьКАКЪ У ДРУГИХЪ…
Разсказъ.
править
I.
правитьНа Царскосельскомъ вокзалѣ царила радостная предпраздничная суматоха. Было уже пять часовъ, и къ подъѣзду торопливо подъѣзжали извозчичьи сани и собственные экипажи. Падалъ мягкій снѣжокъ и сквозь его живую, двигавшуюся сѣтку синеватый свѣтъ электрическаго фонаря, и все принимало фантастическій характеръ. Большинство подъѣзжающихъ были мужчины. Они торопливо выскакивали изъ саней, торопливо стряхивали съ себя снѣгъ и торопливо исчезали въ дверяхъ подъѣзда. Посыльные и носильщики тащили цѣлыя груды всевозможныхъ коробокъ и кульковъ и на ходу успѣвали раскланиваться со знакомыми господами, приговаривая:
— Съ наступающимъ праздникомъ, баринъ…
Въ отвѣтъ сыпалась серебряная мелочь, которая немедленно переходила въ буфетъ третьяго класса, куда услужающіе забѣгали по пути погрѣться. Нѣкоторые ходили уже съ покраснѣвшими глазами и постепенно утрачивали ясность членораздѣльной рѣчи.
— Эхъ, хорошіе господа бываютъ! — хвастался кто-то, показывая зажатый въ кулакѣ рубль. — Даже вотъ какіе господа…
— А другіе господа совсѣмъ упамши… Иванъ Митричъ подъѣхалъ давеча, извозчикъ худенькій; я къ нему съ метелочкой, чтобы снѣгъ смести, а онъ только махнулъ головой. Хоть бы гривенникъ…
— Тоже и господа свои дѣла имѣютъ: кто въ гору, а кто и подъ гору. Вонъ Сергѣй Иванычъ пѣшечкомъ прибрелъ на вокзалъ, на своихъ на двоихъ… Прежде же вотъ какъ на лихачахъ зажаривалъ!
Хорошіе господа у желѣзнодорожной прислуги были всѣ на счету, и было извѣстно до тонкости, кто и сколько даетъ и когда даетъ. Сергѣй Иванычъ, дѣйствительно, пришелъ на вокзалъ пѣшкомъ. Онъ страдалъ канцелярской одышкой и утѣшалъ себя тѣмъ, что такое пѣшее хожденіе полезно. Докторъ уже давно ему совѣтовалъ ходить пѣшкомъ. А тутъ расчетъ въ цѣломъ полтинникѣ по крайней мѣрѣ. Для своихъ сорока пяти лѣтъ Сергѣй Иванычъ казался гораздо старше благодаря брюзглой полнотѣ, желтизнѣ дряблаго лица и вялости движеній. Это была типичная канцелярская старость. Когда къ Сергѣю Иванычу подскочилъ знакомый посыльный Иванъ и суетливо смахнулъ съ его пальто снѣгъ, онъ по привычкѣ протянулъ уже руку въ карманъ, чтобы дать на чай, но во-время вспомнилъ, что у него двугривенныхъ осталось совсѣмъ мало, и конфузливо прошелъ дальше, не давъ ничего. Въ дверяхъ на него накинулся другой посыльный, чтобы взять коробки, но былъ устраненъ.
— Я самъ… — бормоталъ Сергѣй Иванычъ, шагая къ буфету.
Посыльные только переглянулись между собой, и Сергѣй Иванычъ чувствовалъ, что сразу потерялъ въ ихъ глазахъ престижъ настоящаго барина.
Въ буфетѣ, какъ всегда передъ отходомъ пятичасового обѣденнаго поѣзда, была масса народа. Всѣ столики были заняты. Закусывали стоя у буфета. Сергѣй Иванычъ тоже подошелъ, выпилъ рюмку водки и съѣлъ пирожокъ, о чемъ сейчасъ же и пожалѣлъ, потому что пришлось заплатить 15 копеекъ. Вѣдь безъ этого расхода можно было обойтись… Въ залѣ стоялъ громкій говоръ, слышался смѣхъ, и всѣ имѣли такой праздничный видъ. Посыльные едва успѣвали вносить и уносить предпраздничныя покупки въ кулькахъ, коробкахъ, корзиночкахъ и бумажныхъ сверткахъ. Все это были праздничныя покупки: украшенія для елки, игрушки, сласти, разныя закуски и т. д. Сергѣй Иванычъ раскланялся кой съ кѣмъ изъ знакомыхъ, кое отъ кого отвернулся и сдѣлалъ видъ, что нѣкоторыхъ не узналъ. Одинъ господинъ въ потертомъ пальто особенно его возмутилъ, точно въ немъ онъ узналъ самого себя. Давно ли человѣкъ былъ со средствами, а сейчасъ, вѣроятно, жмется, какъ и онъ, Сергѣй Иванычъ, изъ-за каждаго гроша. Это былъ его роковой двойникъ…
Нѣкоторые подходили къ Сергѣю Иванычу и здоровались.
— Покупочки къ празднику везете?
— Да… Знаете, нельзя. То, да другое, да третье…
— И я тоже. Мы и зимой остаемся на положеніи дачныхъ мужей. Жена сегодня завалила меня порученіями: окорокъ, виноградъ, пуговицъ, украшенія на елку и т. д. А главное — непремѣнно купи въ такомъ-то магазинѣ. Ну, и рыщешь по городу… Вы который годъ въ Царскомъ живете?
— Около четырехъ лѣтъ. Дѣтямъ хорошо въ Царскомъ: тихо, свѣжій воздухъ, лѣтомъ не нужно нанимать дачу. Вообще много удобствъ…
— Квартиры-то нынче въ Петербургѣ — приступу нѣтъ.
— Ну, и въ Царскомъ не дешево жить.
Сергѣю Иванычу казалось, что знакомые говорятъ съ нимъ совсѣмъ не такъ, какъ прежде, оглядываютъ его и даже пожимаютъ плечами. Неужели они уже знаютъ объ его положеніи? Чего же тутъ удивительнаго, конечно, знаютъ, какъ раньше онъ тоже зналъ о другихъ. Сергѣй Иванычъ при послѣдней мысли невольно начиналъ ежиться. Конечно, его дѣла незавидныя и даже наградныхъ къ празднику не получилъ; но вѣдь это еще ничего не значитъ. Все можетъ измѣниться къ лучшему. Придется взять гдѣ-нибудь вечернія занятія — и только. Трудненько будетъ, а если переждать непогоду и перетерпѣть — все и устроится помаленьку
Разразившаяся надъ Сергѣемъ Ивановичемъ катастрофа принадлежала къ самымъ обычнымъ геологическимъ переворотамъ, совершающимся въ глубинахъ разныхъ канцелярій и служилыхъ гнѣздъ. Гдѣ-то тамъ, наверху, упало одно свѣтило и повлекло за собой сопутствующія созвѣздія меньшаго калибра, и въ число послѣднихъ попалъ и Сергѣй Иванычъ. Къ пятидесяти годамъ онъ занималъ сравнительно видное мѣсто и получалъ окладъ жалованья около шести тысячъ. Жить было можно, хотя относительно и скромно, потому что подрастали дѣти, а съ ними росли и расходы. Катастрофа разразилась еще въ маѣ, но лѣто прошло безъ замѣтныхъ перемѣнъ. Новое свѣтило присматривалось къ дѣлу и не спѣшило производить перемѣны, хотя всѣ и ждали ихъ, какъ неизбѣжнаго зла.
— «Онъ» сначала насъ пожуетъ, — говорили старые, опытные служаки, видавшіе виды. — Который налетитъ сразу и начнетъ ломать, съ тѣмъ еще можно жить…
Сергѣй Иванычъ тревожился за свое положеніе вмѣстѣ съ другими, а потомъ къ осени совершенно успокоился. Но именно въ этотъ моментъ и налетѣлъ начальническій шквалъ. Послѣдовали сокращенія штата, увольненія, перемѣщенія, урѣзки окладовъ. Сергѣй Иванычъ попалъ въ послѣднюю категорію. Его окладъ сократился на половину. Это былъ жестокій ударъ. Слѣдовало бы по логикѣ вещей бросить службу и перейти куда-нибудь въ другое учрежденіе, но такихъ мѣстъ не оказалось, да и начинать въ пятьдесятъ лѣтъ карьеру съ первыхъ ступенекъ было трудно. Урѣзка бюджета на половину сильно отразилась, конечно, прежде всего у себя дома, въ тысячѣ тѣхъ мелочей, изъ которыхъ составляется ткань жизни. Маленькія сбереженія, сдѣланныя про черный день, растаяли въ два-три мѣсяца, и наступила та приличная нужда, которая хуже открытой бѣдности. Но всего хуже были наступавшіе праздники, когда и прежній бюджетъ трещалъ по всѣмъ швамъ. Единственная надежда оставалась на награду къ празднику, но и она сегодня лопнула. Сергѣй Иванычъ переживалъ минуты молчаливаго отчаянія, которое еще усиливалось подъ впечатлѣніемъ праздничнаго настроенія гудѣвшей въ буфетѣ толпы. Да, всѣ ликуютъ, радуются и явятся домой, какъ счастливые побѣдители. А онъ, Сергѣй Иванычъ, возвращается съ пустыми карманами и самыми грошовыми покупками. Еще дорогой Сергѣй Иванычъ рѣшилъ ничего не говорить женѣ, чтобы не отравлять ей праздниковъ, но развѣ можно что-нибудь скрыть отъ женщины? Старшая дочь Лидочка тоже пойметъ все, какъ только взглянетъ на праздничныя покупки. Ей уже семнадцать лѣтъ, а въ эти годы дѣвушки понимаютъ гораздо больше, чѣмъ принято думать. Двое другихъ дѣтей, — сынъ Володя, двѣнадцати лѣтъ, и восьмилѣтняя Катя, — находились еще въ томъ счастливомъ возрастѣ, когда дѣти счастливы просто потому, что они еще дѣти и «ничего не понимаютъ».
II.
правитьСергѣй Иванычъ ушелъ пораньше въ вагонъ и забился подальше въ уголокъ, чтобы не встрѣчаться съ знакомыми. Онъ уже впередъ переживалъ щемящее чувство: еще полчаса, и онъ дома, разбитый, усталый, съ фальшивой ласковостью во взглядѣ, съ виноватымъ выраженіемъ лица и съ вынужденной ложью на языкѣ. О, онъ впередъ видѣлъ встревоженную жену, превратившуюся въ одинъ нѣмой вопросъ… И онъ будетъ опять лгать, извертываться, чтобы выиграть время и не портить женѣ праздника. Наградныя выдадутъ только на праздникѣ, это — новая затѣя новаго начальства… Она повѣритъ, какъ привыкла ему вѣрить всю жизнь. А потомъ можно сдѣлать гдѣ-нибудь заемъ и выплачивать его постепенно.
«Да, а потомъ явятся новые долги… — продолжалъ онъ свою мысль. — Придется переписывать векселя… унижаться передъ кредиторами… А потомъ судебный приставъ… красныя печати на мебели…»
Сергѣй Иванычъ въ ужасѣ закрылъ глаза, чувствуя, какъ его что-то начинаетъ душить. А праздничный гулъ ворвался и въ вагонъ. Хлопали двери, кто-то хохоталъ, посыльные уставляли покупки по полкамъ. За спиной Сергѣя Иваныча какой-то старческій голосъ что-то разсказывалъ, и Сергѣй Иванычъ невольно вслушивался.
— Ну, какъ будутъ жить молодые люди… а?
Собесѣдникъ отмалчивался или отвѣчалъ сочувствующимъ мычаніемъ. Но старичокъ не унимался, и его голосъ продолжалъ дребезжать, какъ скрипитъ въ лѣсу старое дерево.
— Вы знаете?..
Сергѣй Иванычъ не разслышалъ фамиліи.
— Человѣкъ получалъ тысячъ десять въ годъ, — тянулъ старичокъ, — а тутъ вдругъ на двѣ тысячи съѣхалъ… Жаль смотрѣть. Семья привыкла жить на широкую ногу… А денегъ нѣтъ и взять ихъ негдѣ. А все отчего? Жили какъ другіе, т.-е. не по средствамъ…
— Что же, и всѣ мы такъ живемъ…
— Вотъ, вотъ… Развѣ нынче можетъ жениться молодой человѣкъ, у котораго двѣ тысячи жалованья? Считайте: на квартиру — тысяча, на содержаніе — тысяча, а гдѣ на все остальное? Дѣти пойдутъ, новые расходы… Тоже и удовольствіе хочется получить молодымъ людямъ. Ничего и не выкроешь изъ двухъ-то тысячъ… А главное — надо жить, какъ другіе. Я вотъ читаю въ газетахъ всѣ судебные процессы, и гдѣ подлогъ, растрата, присвоеніе или прямое воровство — непремѣнно человѣкъ тянулся вотъ за этими самыми другими. Вѣдь посмотрѣть на русскую публику гдѣ-нибудь въ театрѣ, на гуляньи, въ вагонѣ — все богачи…
— Гм… да…
— А у богачей-то только и богатства, что просроченные векселя. Я не говорю, что нужно во что бы то ни стало копить и копить, а только о привычкѣ жить не по средствамъ. Да взять хоть…
Далѣе слѣдовалъ старческій шопотъ и соглашающееся мычанье собесѣдника. Именно этотъ шопотъ и мычанье какъ-то особенно раздражали Сергѣя Иваныча, а когда невидимый старичокъ заговорилъ о самоубійствахъ, какъ прямомъ результатѣ жизни «какъ у другихъ», онъ не утерпѣлъ и пересѣлъ въ другой конецъ вагона.
— Выжилъ изъ ума старый чортъ! — обругалъ онъ словоохотливаго старика. — Нашелъ, въ чемъ обвинять… Конечно, всѣ живутъ приблизительно одинаково и не можетъ быть иначе.
Поѣздъ мчался съ подавленнымъ грохотомъ. Электрическія лампы давали мало свѣта. Кое-гдѣ велись разговоры вполголоса, а большинство молчало. Русскій человѣкъ не умѣетъ путешествовать и предпочитаетъ скучать, но не заговоритъ съ незнакомымъ человѣкомъ. Сергѣй Иванычъ откинулся на спинку диванчика и дремалъ. У него не выходила изъ головы формулирующая фраза: какъ у другихъ… Онъ припоминалъ разныя мелочи своей домашней обстановки, выраставшія постепенно привычки, весь складывавшійся обиходъ домашней жизни. Что же, конечно, квартиру можно было бы имѣть подешевле, вмѣсто четырехъ прислугъ держать двухъ, уничтожить журфиксы, сократить нѣкоторыя знакомства, произвести экономію въ содержаніи, въ костюмахъ — вообще сжаться. Пожалуй, постепенно можно свести годовой бюджетъ и на три тысячи, безъ особенно чувствительныхъ лишеній.
Ужъ самомъ дѣлѣ, много ли въ Петербургѣ живетъ семей съ трехтысячнымъ годовымъ бюджетомъ? Въ сущности вѣдь это — счастливцы, которымъ завидуетъ масса людей, получающихъ гораздо меньше. Значитъ, можно жить и на эти средства и жить очень недурно. Конечно, трудно сразу отказаться отъ установившагося режима, а главное — какъ-то неловко передъ знакомыми. Придутъ въ гости, а вдругъ нѣтъ ни дорогихъ закусокъ, ни дорогой рыбы, ни дорогихъ винъ… Оно какъ-то даже совѣстно… Раньше все было, а тутъ вдругъ что-нибудь самое скромное, этакое мѣщанское. Ему, Сергѣю Иванычу, и женѣ всѣ эти угощенія въ сущности и не существуютъ, потому что у него катарръ желудка, а у нея нервы. Дѣтямъ тоже, конечно, все равно, и даже чѣмъ проще, тѣмъ лучше.
«Ахъ, чортъ возьми, а вѣдь старичокъ-то того… — невольно подумалъ Сергѣй Иванычъ, точно начиная оживать. — Вѣдь я сейчасъ не мучился бы такъ, если бы… И жена не мучилась бы. Для кого же мы мучимся оба? Господи, да какъ же все это просто!.. Лида переживаетъ критическій возрастъ, будетъ выѣзжать на балы и составитъ себѣ о жизни самое фантастическое представленіе; потомъ выйдетъ замужъ и всю жизнь будетъ мучиться тѣмъ же, какъ и отецъ съ матерью, чтобы жить, „какъ другіе“. А если она пойдетъ по трудовой дорогѣ, найдетъ такого же труженика-мужа и заведетъ свое трудовое теплое гнѣздышко… А главное — не зависѣть отъ проклятыхъ денегъ, которыя дѣлаются главной цѣлью жизни и главнымъ источникомъ заботъ и огорченій. Развѣ три тысячи не деньги?.. И даже очень большія деньги… И для дѣтей какъ будетъ хорошо, если они вырастутъ въ скромной трудовой обстановкѣ. Вѣдь это же счастье, да, настоящее счастье. Каждая дешевенькая обновка доставитъ вѣдь гораздо больше удовольствія, чѣмъ разное дорогое тряпье».
Сергѣю Иванычу вдругъ сдѣлалось легко и тепло на душѣ, какъ уже давно не было. Къ чорту все… Пусть другіе живутъ, какъ имъ угодно, а онъ будетъ жить по-своему. А какъ это хорошо будетъ для дѣтей!.. Вѣдь въ сущности они съ женой и живутъ только для этихъ дѣтей, а между тѣмъ сами-то собственными руками прививаютъ имъ ядъ совершенно ненужной роскоши. По пути Сергѣй Иванычъ припомнилъ собственное дѣтство, скромную обстановку отчаго крова, тѣ священныя заплатки, которыми мать такъ искусно прикрывала разные недочеты въ его дѣтскихъ костюмчикахъ. Да, именно теперь Сергѣй Иванычъ съ какимъ-то умиленіемъ вспоминалъ объ этихъ заплаткахъ, которыя выкраивались любящей материнской рукой..
Свистокъ. Поѣздъ замедлилъ ходъ. Сергѣй Иванычъ вышелъ изъ вагона съ веселымъ лицомъ, точно получилъ двѣ награды къ празднику. Шагая по платформѣ, онъ вспомнилъ про старичка, который навелъ его на эти новыя счастливыя мысли. Ему захотѣлось пожать руку этого старичка и поблагодарить за невольно подслушанный разговоръ, но въ двигавшейся мимо него толпѣ старичка уже не было, — онъ точно сквозь землю провалился.
1899.