Какъ возникъ нашъ судъ присяжныхъ.
правитьI.
правитьБыть можетъ, ни на одномъ учрежденіи не сказалось въ такой степени, съ одной стороны, измѣнчивое непостоянство нашихъ общественныхъ симпатій, а съ другой — неразборчивость въ средствахъ борьбы, свойственная нашей реакціонной печати, какъ на судьбахъ института нашего суда присяжныхъ. Извѣстно, какими опасеніями и ужасами было окружено у насъ, всего только лѣтъ 25—30 тому назадъ, это великое изобрѣтеніе англосаксонскаго генія, это истинное орудіе прогресса и гражданственности, съ безпримѣрною быстротой[1], въ теченіе какихъ-нибудь 70—80 лѣтъ, завоевавшее почти всю Европу… Извѣстно, что всего лѣтъ тридцать тону назадъ слово «присяжные» наводило, подобно «жупелу», безотчетный паническій страхъ не только на всѣхъ замоскворѣцкихъ купчихъ, — это бы еще куда ни шло, — но и на убѣленныхъ сѣдинами государственныхъ мужей.
Но вотъ раздался радостный благовѣстъ 19 февраля и многіе призраки разсѣялись, многое, казавшееся страшнымъ и чудовищнымъ, вслѣдствіе недостатка свѣта, предстало въ своемъ настоящемъ видѣ. Такъ случилось и съ судомъ присяжныхъ, служившимъ «пугаломъ» еще въ 1860 г. и не позднѣе какъ черезъ два года единогласно принятымъ и одобреннымъ государственнымъ совѣтомъ и верховною властью. Если еще и дѣлались послѣ 1861 года легенькія возраженія противъ введенія у насъ суда присяжныхъ, то отнюдь не принципіальнаго или политическаго свойства, а чисто-практическаго. Никто, рѣшительно ни одинъ членъ государственнаго совѣта не сослался при обсужденіи дѣла въ 1862 г. на то, что судъ присяжныхъ «несовмѣстимъ» съ самодержавнымъ образомъ правленія, а возраженія касались только «своевременности»[2]. Ни слова о такой несовмѣстимости не говоритъ въ своей объяснительной запискѣ къ уставу судоустройства (1860 г.) и такой общепризнанный столпъ консервативнаго лагеря, какъ гр. Д. Н. Блудовъ. Вотъ его подлинныя слова: «Не оспаривая выгодъ суда чрезъ присяжныхъ, особливо въ дѣлахъ уголовныхъ», онъ находилъ, что тока рѣшеніе уголовныхъ дѣлъ должно остаться на обязанности судей". И мы не удивимся этому «пока», если вспомнимъ, что оно относится къ 1860 г., т.-е. ко времени до «воли», какъ извѣстно, составляющей эру въ исторіи русской гражданственности[3].
Въ 1862 году было высочайше одобрено предположеніе о введеніи суда присяжныхъ, въ 1864 году оно стало закономъ и, наконецъ, въ 1866 г. судъ присяжныхъ былъ введенъ въ дѣйствіе.
Дѣйствительность превзошла самыя смѣлыя ожиданія. «Смѣлая мысль допустить „вчерашняго раба“ къ участію въ судѣ присяжныхъ увѣнчалась, по вѣрному замѣчанію проф. Фойницкаго, неожиданнымъ, но блистательнымъ успѣхомъ» (Курсъ угол. судопр., стр. 209).
«То, что два года тому назадъ, — писали Московскія Вѣдомости въ 1867 г., — возбуждало столько, повидимому, справедливыхъ сомнѣній, находится въ полномъ дѣйствіи; судъ присяжныхъ, эта лучшая гарантія гражданской свободы, совершается у насъ воочію, и въ немъ принимаютъ участіе крестьяне — тѣ самые крестьяне, которымъ только шесть лѣтъ тому назадъ дарована свобода, и успѣхъ превосходитъ самыя смѣлыя ожиданія» (№ 69).
Но нужно ли напоминать, что далеко не всѣ были обрадованы введеніемъ суда гласнаго, равнаго для всѣхъ, и суда общественной совѣсти, который, относясь снисходительно къ случайнымъ нарушителямъ уголовнаго закона, каралъ строго крупныхъ лиходѣевъ, умѣвшихъ, при старыхъ порядкахъ, ускользать отъ кары, благодаря своей изворотливости, запирательству, а также благодаря своимъ вліятельнымъ связямъ. Съ первыхъ же дней дѣйствія новаго суда посыпались на него изъ лагеря крѣпостниковъ, съ озлобленіемъ порицавшихъ всѣ реформы прошлаго царствованія, самыя ожесточенныя нападки, имѣвшія цѣлью дискредитировать его съ точки зрѣнія политической благонадежности. По поводу этихъ неразборчивыхъ средствъ борьбы противъ судебной реформы М. Н. Катковъ не безъ сарказма отвѣчалъ «лицамъ, принимавшимъ личину консерватизма, чтобы какъ-нибудь подкосить эту великую реформу», что они «сердятся на нее, какъ и на другія преобразованія, всего болѣе за то, что они идутъ не безъ успѣха» (Московскія Вѣдомости 1866 г., № 256, и 1868 г., № 4).
Когда же отъ голословныхъ общихъ нападокъ «консерваторы извѣстнаго сорта» переходили къ неменѣе легкомысленнымъ нападкамъ на отдѣльные вердикты присяжныхъ, то они встрѣчали со стороны названнаго публициста не менѣе краснорѣчивую отповѣдь. Такъ, когда въ 1868 г. раздались вопли о «самовластіи» суда присяжныхъ по поводу оправданія ими женоубійцы, заставшаго жену на мѣстѣ прелюбодѣянія, Московскія Вѣдомости съ достоинствомъ защищаютъ вердиктъ суда общественной совѣсти, указываютъ на то, "что интересы общества достаточно ограждаются его представителями на судѣ@ (Московскія Вѣдомости, № 173). Черезъ нѣсколько времени снова возобновляются нападки на судъ присяжныхъ по поводу оправданія Бильбасова и московскій публицистъ отвѣчаетъ слѣдующими замѣчательными строками: «Когда же прекратятся, наконецъ, эти вѣчные пересуды по поводу того или другаго приговора присяжныхъ?… Если нѣтъ указаній на то, чтобы на судѣ были какія-нибудь нарушенія тѣхъ существенныхъ условій, которыя наукою права и положительнымъ закономъ признаны необходимыми для того, чтобы судебный процессъ выработалъ достижимую для человѣка правду, то кто можетъ взятъ на себя рѣшитъ, что ею личное мнѣніе болѣе согласно съ правдой, чѣмъ состоявшійся на судѣ приговоръ?… Не Сидоръ, Карпъ и др. судятъ и приговариваютъ на судѣ, а „великій анонимъ“ (ковычки въ подлинникѣ), взятый по указанію жребія изо всѣхъ сословій общества» (Московскія Вѣдомости 1868 г., № 227).
II.
правитьВремена измѣнились, и общество, черезъ 25 лѣтъ послѣ изданія закона о присяжныхъ и послѣ 24-хъ лѣтняго ихъ реальнаго существованія, съ удивленіемъ узнало, что эта «революціонно-демократическая форма суда несовмѣстима съ существующею въ Россіи формой правленія». Такъ какъ несообразность такого «теоретическаго», умозрительнаго отрицанія слишкомъ рѣзко расходилась съ фактомъ дѣйствительнаго, благополучнаго существованія этого суда, то и предпринятъ былъ спеціальный розыскъ для изобличенія дѣятелей судебной реформы 1861—1864 гг. въ томъ: 1) что они, вводя судъ присяжныхъ, преслѣдовали цѣли чисто-политическія, 2) что они вообще отнеслись къ этому дѣлу легкомысленно, а не «съ приличною законодателямъ осмотрительностью», и 3) что «всѣ ихъ доводы и выводы были основаны на личныхъ только умозрѣніяхъ, а не на положительныхъ заключеніяхъ науки и практики» и проч.
Такъ формулируетъ свое обвиненіе г. Фуксъ на стр. 119 своей книги Судъ и полиція. Не нужно быть знатокомъ исторіи судебной реформы, чтобы сразу смекнуть, что тутъ имѣемъ дѣло или съ поразительнымъ невѣжествомъ, или съ тенденціознымъ искаженіемъ истины. Черезъ нѣсколько строчекъ мы получаемъ неопровержимое доказательство справедливости такой апріористической догадки. Къ нему-то и обратимся теперь. Для лучшей иллюстраціи своего обвиненія г. Фуксъ тутъ же черезъ, нѣсколько строкъ, дѣлаетъ разсчетъ, сколько страницъ и строкъ посвятили «теоретики» судебной реформы разработкѣ вопроса о введеніи у насъ суда присяжныхъ. По разсчету критика оказывается, что «объ основномъ характерѣ этого института, о поводахъ или препятствіяхъ къ его введенію упомянуто лишь на четырехъ страничкахъ» (стр. 119 Суда и полиціи). Основаніемъ для разсчета взяты «комментаріи» къ ст. 201 уст. уг. суд. въ извѣстномъ «популярномъ» изданіи Судебныхъ Уставовъ, выпущенномъ въ 1866 г. государственною канцеляріей подъ редакцій С. И. Заруднаго.
Читаешь и просто глазамъ своимъ не вѣришь! Начать съ того, что при этой своеобразной оцѣнкѣ законодательныхъ работъ «на аршинъ» пропущена ровно половина «комментаріевъ», такъ какъ критикъ проглядѣлъ еще четыре страницы, посвященныя анализу суда присяжныхъ, но на его бѣду помѣщенныя въ другомъ мѣстѣ подъ статьею 7 учр. суд. уст. (гл. III, въ изд. госуд. канц., стр. 19—22). Значитъ, ошибка ровно вдвое. Но не въ этомъ суть дѣла. Это пустяки сравнительно съ тѣмъ поразительнымъ невѣжествомъ, которое обнаруживаетъ авторъ, избравшій такой курьзный способъ оцѣнки труда дѣятелей судебной реформы. Г. Фуксъ, въ качествѣ представителя «науки» (?), третирующій, какъ мальчишекъ, добросовѣстныхъ тружениковъ 61—64 годовъ, забылъ сущую бездѣлицу, а именно, что нужно ознакомиться, прежде всего, въ подлинникѣ съ ихъ трудами, каковы бы они ни были, а не рубить съ плеча. А, между тѣмъ, онъ не только не выполнилъ этого conditio sine qua non всякой серьезной научной работы[4], онъ даже и не подозрѣваетъ, что существуютъ какіе-нибудь другіе источники исторіи судебной реформы, кромѣ вышеупомянутаго популярнаго изданія. Это превосходное изданіе приноситъ большую пользу при рѣшеніи вопросовъ судебной практики и при студенческихъ упражненіяхъ; но развѣ оно можетъ и развѣ оно имѣло въ виду замѣнить необходимое, для научнаго изслѣдованія, знакомство съ множествомъ фоліантовъ подлинныхъ документовъ? Г. Фуксъ, поставившій себѣ задачею «провѣрить всѣ фазисы судебной реформы», не знаетъ, что, кромѣ «общедоступнаго» изданія Судебныхъ Уставовъ «съ комментаріями», существуетъ обширное Дѣло, состоящее изъ 74 томовъ, знакомство съ которыми не только полезно, но даже и необходимо для всякаго спеціально изучающаго исторію судебной реформы во «всѣхъ ея фазисахъ», какъ рекомендуетъ себя г. Фуксъ. Что бы вы сказали объ историкѣ, который, не подозрѣвая о существованіи полнаго собранія законовъ и архивныхъ матеріаловъ, сталъ бы третировать en canaille, наприм., реформы Сперанскаго, довольствуясь учебниками исторіи? Или что бы вы сказали объ юристѣ, который, не подозрѣвая о существованіи Дигестъ, сталъ бы съ мальчишескою развязностью «судить» римскихъ юристовъ на основаніи «институцій»? А, между тѣмъ, именно такъ и поступаетъ г. Фуксъ.
Дабы показать всю «ненаучность» и грубость тенденціозныхъ и невѣжественныхъ упражненій г. Фукса надъ «комментаріями»[5] къ Судебнымъ Уставамъ, ты и обратимся теперь къ первому источнику исторіи судебной реформы — къ Дѣлу о преобразованіи судебной части и посмотримъ, какъ возникъ и разрабатывался вопросъ о судѣ присяжныхъ.
Отвѣтъ на интересующій насъ вопросъ мы, помимо другихъ томовъ, найдемъ въ томѣ IX. Здѣсь собраны документы, заключающіе въ себѣ, такъ сказать, эмбріологію, исторію зарожденія суда присяжныхъ. Первую завязь этого института находимъ мы въ Запискѣ одного изъ юристовъ, прикомандированныхъ, по высочайшему повелѣнію 23 октября 1861 года, къ государственной канцеляріи, Д. А. Ровинскаго, бывшаго тогда московскимъ губернскимъ прокуроромъ, нынѣ сенатора уголовнаго кассаціоннаго департамента. Иниціатива г. Ровинскаго была поддержана извѣстными дѣятелями судебной реформы, покойными H. А. Буцковскимъ и С. И. Заруднымъ, изъ коихъ каждый въ отдѣльности представилъ обширную записку, въ какихъ подробно разбирались научныя и законодательныя данныя о судѣ присяжныхъ, доводы pro и contra его и вопросъ о своевременности введенія его въ Россіи.
О содержаніи записокъ Заруднаго и Буцковскаго мы говорили въ другихъ мѣстахъ[6].
Въ настоящее время считаемъ полезнымъ ознакомить читателей съ замѣчательнымъ трудомъ Д. А. Ровинскаго, совершенно неизвѣстнымъ не только «большой» публикѣ, но и въ кругу юристовъ спеціалистовъ[7].
III.
правитьЗаписка Д. А. Ровинскаго особенно интересна въ томъ отношеніи, что онъ, въ качествѣ юриста практика, превосходно зналъ истинное положеніе правосудія на Руси до 1864 г. и хорошо понималъ, въ какихъ измѣненіяхъ оно наиболѣе нуждается. Въ работахъ его всего болѣе обращаетъ на себя вниманіе та жизненная, исключительно практическая точка зрѣнія (въ другихъ запискахъ не мало мѣста отводится и теоретическимъ соображеніямъ), которой онъ держится. Это, такъ сказать, живой пульсъ, viva vox, дѣйствительности. Обратимся къ Запискѣ.
Въ началѣ Записки г. Ровинскій, въ отличіе отъ своихъ предшественниковъ, имѣвшихъ въ виду, главнымъ образомъ, реформу гражданскаго процесса, высказываетъ мысль, что общій успѣхъ судебной реформы обусловливается, прежде всего, хорошимъ устройствомъ уголовнаго суда, такъ какъ, благодаря гласности, общество, прежде всею, пойдетъ въ уголовный, а не гражданскій судъ, и, на основаніи видѣннаго тамъ, составитъ оно свое мнѣніе вообще о судебной реформѣ. Затѣмъ г. Ровинскій переходитъ къ соображеніямъ о необходимыхъ улучшеніяхъ въ устройствѣ суда уголовнаго, причемъ точкой отправленія беретъ проектъ уст. уг. суд., составленный гр. Блудовымъ. Сначала онъ обращается къ слѣдственной части и высказываетъ о современной ему практикѣ слѣдующее замѣчаніе, особенно важное въ устахъ московскаго губернскаго прокурора, имѣвшаго райономъ наблюденія обширную и наиболѣе культурную полосу Россіи. «Слѣдователи наши, — говоритъ онъ, — постоянно имѣя предъ собою теорію уликъ и совершенныхъ доказательствъ, занимаются не „раскрытіемъ истины“ (курсивъ и ковычки подлинника), а подборкой совершенныхъ доказательствъ. Нѣтъ совершенныхъ доказательствъ, нѣтъ и обвиненія (рекомендуемъ эти слова вниманію почитателей дореформеннаго суда, сѣтующихъ на ослабленіе репрессіи при новомъ судѣ), и лучшимъ слѣдователемъ до сихъ поръ считается тотъ, который чаще другихъ добивается (!) собственнаго признанія подсудимаго, если успѣваетъ подобрать къ слѣдствію двухъ свидѣтелей подъ присягою».
«Многіе видятъ, — продолжаетъ авторъ, — въ такомъ порядкѣ обвиненія болѣе гарантіи для подсудимаго и правосудія, нежели при другомъ, основанномъ на внутреннемъ убѣжденіи судей. Практика далеко не подтверждаетъ такого предположенія. Она доказываетъ, напротивъ того, что при теоріи доказательствъ возможенъ самый полный произволъ (avis для враговъ суда присяжныхъ, обвиняющихъ его вердикты въ „лотерейности“) со стороны судей, не говоря уже о слѣдователѣ, отъ котораго зависитъ все направленіе дѣла. Одинъ судья, руководствуясь правиломъ: лучше освободить десять виновныхъ, нежели приговорить невиннаго (311 ст. т. XV), постоянно освобооісдаетъ преступниковъ или оставляетъ въ подозрѣніи. Другой въ каждомъ преступникѣ видитъ человѣка, опаснаго для общества, считаетъ своею обязанностью стараться всѣми силами объ удаленіи его изъ общества и каждое дѣло въ его рукахъ кончается или обвиненіемъ, или оставленіемъ въ подозрѣніи, оканчивающемся ссылкой въ административномъ порядкѣ».
«Не говоря о другихъ качествахъ судей и руководящихъ ими секретарей (не трудно догадаться, на какія „качества“ намекаетъ тутъ авторъ Записки), отъ которыхъ, въ большинствѣ случаевъ, зависятъ рѣшенія дѣла и участи подсудимаго, какое огромное количество дѣлъ можетъ назвать каждый изъ служащихъ по уголовной части, — замѣчаетъ г. Ровинскій, — по которымъ въ разныхъ инстанціяхъ состоялись подъ вліяніемъ личнаго настроенія судей самыя разнообразныя рѣшенія. Наприм., всѣмъ извѣстное дѣло Диманшъ и другое не менѣе извѣстное дѣло объ изнасилованіи, производившееся въ московскихъ судебныхъ установленіяхъ въ недавнее время. Какое смутное понятіе о справедливости судебныхъ рѣшеній нашихъ должно получить общество, когда по одному и тому же дѣлу и на основаніи одной и той же теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ, а не на личномъ убѣжденіи судей, въ трехъ разныхъ инстанціяхъ одинъ и тотъ же преступникъ сперва оставленъ въ подозрѣніи, потомъ обвиненъ и, наконецъ, освобожденъ отъ суда и слѣдствія!»
IV.
правитьЗатѣмъ г. Ровинскій входитъ in medias res своего предмета, т.-е. обращается къ вопросу о судѣ присяжныхъ. Гр. Блудовъ, признавая недостатки легальной теоріи доказательствъ, не рѣшался, однако, предложить введеніе суда присяжныхъ, являющееся естественнымъ послѣдствіемъ отмѣны ихъ. Вотъ какія соображенія приводилъ гр. Блудовъ противъ своевременности введенія этого института:
«Въ настоящее время, — писалъ гр. Блудовъ въ своей объяснительной запискѣ, — едва ли полезно установлять судъ чрезъ присяжныхъ. Легко представлять себѣ дѣйствіе такого суда, когда большая часть нашего народа не имѣетъ еще не только юридическаго, по самаго первоначальнаго образованія, когда понятія о правѣ, обязанностяхъ и законѣ до того не развиты и не ясны, что нарушеніе чужихъ правъ, особливо посягательство на чужую собственность, признается многими самымъ обыкновеннымъ дѣломъ, иныя преступленія только удальствомъ, а преступники только несчастными. Допущеніе такихъ людей къ рѣшенію важнаго, иногда чрезвычайно труднаго вопроса о винѣ или невиновности подсудимаго угрожаетъ не одними неудобствами, но едва ли и не прямымъ беззаконіемъ. Конечно, могутъ сказать, что для полученія убѣжденія о винѣ или невинности подсудимаго не нужно особаго образованія и достаточно одного здраваго смысла. Дѣйствительно, здравый смыслъ иногда вѣрнѣе учености; но здравый смыслъ обыкновеннаго человѣка ограничивается тѣснымъ кругомъ его общественной жизни и ежедневнаго положенія: онъ рѣдко и съ трудомъ достигаетъ предметовъ, выходящихъ изъ его круга. Нетрудно заключить о винѣ и невинности подсудимаго, когда для него есть въ виду положительныя, такъ сказать, осязаемыя доказательства и данныя; но въ большей части случаевъ къ сему заключенію можетъ довести только внимательное соображеніе многихъ обстоятельствъ и высшая способность къ тонкому анализу и логическимъ выводамъ, для сего уже одного здраваго смысла далеко не достаточно. Не оспаривая выгодъ суда чрезъ присяжныхъ, особливо въ дѣлахъ уголовныхъ, мы, однакожь, убѣждены, что у насъ рѣшеніе дѣлъ о
Какъ возникъ нашъ судъ присяжныхъ. 155 преступленіяхъ и проступкахъ должно пока остаться на обязанности самихъ судей» (изъ общей объясн. зап. изъ уст. уг. суд. гр. Блудова, стр. 132).
Детальному разбору этихъ доводовъ противъ своевременности (гр. Блудовъ спорилъ противъ суда присяжныхъ лишь съ точки зрѣнія своевременности, но не принципіальной) введенія у насъ суда присяжныхъ посвящаетъ авторъ первую часть своей дѣльной и богатой аргументами Записки.
"Предположеніе, что народъ нашъ смотритъ на преступленіе снисходительно и признаетъ преступника «только несчастнымъ», — замѣчаетъ г. Ровинскій, — противорѣчитъ всѣмъ извѣстному факту, что преступники, пойманные народомъ на самомъ мѣстѣ преступленія, поступаютъ въ руки полиціи не иначе, какъ избитые и изувѣченные. На этомъ основаніи можно бы обвинить народъ скорѣе въ противуположномъ, но и это будетъ несправедливо, — народъ бьетъ пойманнаго преступника просто въ видѣ наказанія и потому единственно, что не имѣетъ никакого довѣрія ни къ добросовѣстности полиціи, которая можетъ замять дѣло, ни къ правосудію судей, которые на точномъ основаніи теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ могутъ освободить гласнаго преступника отъ всякаго взысканія.
"Что народъ смотритъ съ состраданіемъ на преступника, уже наказаннаго плетьми и осужденнаго на каторгу и ссылку, и, забывая все сдѣланное имъ зло, несетъ ему щедрыя подаянія вещами и деньгами — это правда. Что народъ жалѣетъ подсудимыхъ, просиживающихъ на основаніи теоріи уликъ и доказательствъ годы и десятилѣтія, въ явное разореніе своего семейства и государственной казны — и это правда.
«За это состраданіе слѣдовало бы скорѣе признать за народомъ глубокое нравственное достоинство, нежели обвинять его въ недостаткѣ юридическаго развитія».
"Гораздо важнѣе и справедливѣе, — говоритъ авторъ, — обвиненіе народа въ томъ, что понятіе о правѣ, обязанностяхъ и законѣ въ немъ до того не развиты и не ясны, что нарушеніе чужихъ правъ, особливо посягательство на чужую собственность, признается многими самымъ обыкновеннымъ дѣломъ. И дѣйствительно, кража всѣхъ родовъ и всѣхъ видовъ, начиная отъ ежедневной порубки въ казенныхъ лѣсахъ и мелкой экономіи казенныхъ дровъ и провіанта и кончая колоссальными подрядами на строительныя работы и всякія поставки, кража составляетъ въ общественной жизни нашей самое обыкновенное явленіе. Многіе виды освящены обычаями, другія даже узаконилисъ отъ давности.
"Но такой странный порядокъ вовсе не зависитъ отъ неразвитости народныхъ массъ, которыя ни въ одномъ государствѣ не могутъ еще похвалиться ни юридическимъ образованіемъ, ни высшею способностью къ тонкому анализу и логическимъ выводамъ. Да если юридическое образованіе и высшая способность къ тонкому анализу и дѣйствительно составляютъ удѣлъ однихъ иностранцевъ, то почему эти господа, перебравшись на нашу почву, такъ скоро осваиваются съ нашими порядками, смѣтами, доходными статьями и экономіями и такъ быстро теряютъ и юридическое образованіе, и высшую способность къ тонкому анализу? Причина этой грязи коренится гораздо глубже; въ большинствѣ случаевъ, человѣкъ остороженъ тогда, когда за поступками его слѣдитъ общество, у котораго есть возможность законнымъ путемъ порицать и наказывать его. Какой же осторожности можно ожидать отъ человѣка тамъ, гдѣ общественное мнѣніе еще не совсѣмъ сложилось и гдѣ попытка надзора со стороны общества еще такъ недавно преслѣдовалась наравнѣ со скопомъ и заговоромъ? Правительство должно дать законный исходъ общественному мнѣніе, имъ самимъ затронутому и возбужденному. Оно должно заставить общество разбирать и осуждать поступки собственныхъ членовъ, оно должно посредствомъ такого суда слить свои интересы съ нуждами общества. Говорятъ, что введеніе такого суда у насъ преждевременно, что народу и обществу предстоитъ, прежде всего, юридическое развитіе и т. д. Мы же, напротивъ, убѣждены, что такой судъ, строгій, гласный и всѣми уважаемый, долженъ предшествовать всякому юридическому развитію и общества, и самихъ судей, что только въ немъ народъ научится правдѣ и перестанетъ открыто признавать кражу за самое обыкновенное дѣло.
«Опасаются допустить въ настоящую минуту неразвитый и необразованный народъ къ участію въ судѣ и считаютъ, что это участіе поведетъ не только къ неудобствамъ, но и къ беззаконію. Разумныя правила для составленія списка присяжнымъ засѣдателямъ значительно ослабятъ эти опасенія и можно надѣяться, что на дѣлѣ новый судъ, который будетъ обвинять на основаніи одного убѣжденія въ виновности преступника, ни въ какомъ случаѣ не будетъ беззаконнѣе[8] и неудобнѣе того суда, который на основаніи одной и той же теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ оставляетъ въ подозрѣніи, обвиняетъ и, наконецъ, вовсе освобождаетъ одного и того же преступника; а въ томъ, что такой судъ одинъ и можетъ удовлетворить теперешнимъ требованіямъ нашего общества и что только такой судъ можетъ ожидать полнаго сочувствія и уваженія со стороны его, то въ этомъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія».
V.
правитьВо второй части своей Записки г. Ровинскій подробно останавливается на вопросѣ, вполнѣ ли чужда нашему старому законодательству идея общественнаго суда, или, наоборотъ, оно признаетъ его, хотя и въ невовершенной формѣ, и онъ рѣшаетъ это въ смыслѣ утвердительномъ.
«По лѣстницѣ наказаній улож. 1845 г., — говоритъ онъ. — преступникъ, проходя медленнымъ шагомъ чрезъ посредство 188 ступенекъ, съ математическою точностью получаетъ отъ 3 розогъ до 100 плетей и слѣдуетъ послѣ наказанія въ каторжныя работы, въ солдаты, въ арестантскія роты и т. п. съ лишеніемъ правъ разныхъ степеней и съ удаленіемъ изъ общества и переселеніемъ въ Сибирь. На основаніи общихъ законовъ наказаніе это назначается преступнику только по опредѣленію суда».
«Но такъ какъ, — продолжаетъ г. Ровинскій, — уголовный судъ, руководствуясь въ этомъ назначеніи теоріею уликъ и совершенныхъ доказательствъ и придерживаясь весьма удобнаго, для скораго обсужденія уголовнаго дѣла и для освобожденія судьи отъ всякой отвѣтственности, правила императрицы Екатерины II, что лучше освободить отъ наказанія десять виновныхъ, нежели приговорить одного невиннаго, постоянно освобождалъ не только по десяти, но цѣлыми сотнями (avis для нынѣшнихъ критиковъ суда присяжныхъ) и оставлялъ, за недостаткомъ совершенныхъ доказательствъ, явныхъ воровъ и грабителей въ подозрѣніи, то правительство, считая полезнымъ избавить общество отъ проживанія посреди его воровъ и преступниковъ, устроило рядомъ съ судомъ короннымъ судъ общественный, — другими словами, предоставило обществу судитъ въ другой разъ преступника, не попавшаго по суду на поселеніе. Такъ, общество могло ссылать въ Сибирь или отдавать въ солдаты, въ случаѣ оставленія въ подозрѣніи, лицъ, судившихся за важныя преступленія и опороченныхъ въ поведеніи на повальномъ обыскѣ, въ случаѣ рецидива маловажныхъ преступленій, въ случаѣ продолжительнаго пьянства и неплатежа податей и пр. (ст. 567 т. IX, изд. 1857 г.)».
"Не есть ли этотъ судъ, — замѣчаетъ г. Ровинскій, — послѣ суда и безъ суда тотъ же судъ присяжныхъ, но въ самой безобразной формѣ его? Правительство въ лицѣ уголовнаго суда освобождаетъ преступника отъ наказанія, а общество обвиняетъ и ссылаетъ его въ Сибирь?
«Кромѣ того, правительство постоянно прибѣгаетъ къ общественному суду, основанному на одномъ убѣжденіи, когда коронный судъ, обвиняющій на основаніи теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ, оказывается несостоятельнымъ и несогласнымъ съ его цѣлями. Таковъ случай членовредительства, для вмѣненія коего достаточно присяжнаго показанія 12 человѣкъ (IV т., ст. 775 Св. Зак.). Это какъ бы судъ присяжныхъ, на основаніи котораго судъ обязалъ безпрекословно назначить членовредителю наказаніе (отдача въ солдаты или арестантскія роты на 12 лѣтъ и ссылка въ Сибирь)».
Подобіе суда присяжныхъ г. Ровинскій видитъ еще въ сельскихъ расправахъ и разныхъ цеховыхъ и сословныхъ инстанціяхъ, рѣшающихъ дѣла втайнѣ на основаніи одного убѣжденія, которое, впрочемъ, склоняется, — говоритъ онъ, — по большей части къ явной выгодѣ болѣе сильной изъ заинтересованныхъ сторонъ. Подобіе суда присяжныхъ въ болѣе опредѣленныхъ формахъ видитъ онъ и въ волостномъ судѣ, состоящемъ, — замѣчаетъ онъ, — изъ людей, не имѣющихъ не только юридическаго, но даже самаго первоначальнаго образованія (курсивъ въ подлинникѣ).
Отъ безчисленныхъ видовъ общественнаго суда, представляющихъ безобразное подобіе суда присяжныхъ безъ всякаго руководства со стороны опытнаго въ дѣлѣ и законахъ судьи и, въ большинствѣ случаевъ, безъ гарантій для подсудимаго, г. Ровинскій переходитъ къ короннымъ судамъ. Онъ отмѣчаетъ, что въ составѣ ихъ общественное начало не только преобладаетъ, но, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, даже вовсе обходится безъ чиновниковъ со стороны правительства.
Уѣздный судъ, всѣ пять членовъ его — судья, два засѣдателя отъ дворянъ, два отъ поселянъ — назначаются самимъ обществомъ.
Магистратъ состоитъ изъ однихъ выборныхъ отъ купеческаго званія: двухъ бургомистровъ и двухъ ратмановъ.
Въ уѣздномъ судѣ большинство членовъ, а въ магистратѣ весь составъ не имѣютъ ни малѣйшаго понятія о теоріи уликъ и совершенныхъ доказательствъ. Присутствіе служитъ только ширмами для секретаря, во власти котораго находятся судъ и расправа надъ преступниками.
Далѣе, въ уголовной палатѣ, составляющей окончательную инстанцію почти для всѣхъ уголовныхъ дѣлъ, предсѣдатель, по выбору дворянскаго сословія, иногда подготовленный къ своему мѣсту, а чаще и безъ всякой подготовка, засѣдатели же, по два отъ дворянства и купечества — вовсе неподготовленные къ своимъ должностямъ и всѣ на шестилѣтній срокъ. Товарищъ предсѣдателя — отъ правительства. Опять большинство, неспособное къ тонкому анализу и логическимъ выводамъ, и опять рѣшеніе дѣла въ рукахъ предсѣдателя или его товарища, если они соблаговолятъ заняться дѣломъ, или чаще всего въ рукахъ тѣхъ же секретарей.
«Бываетъ иногда, — пишетъ г. Ровинскій, — что и засѣдатели по чувству человѣколюбія подымаютъ голосъ въ дѣлахъ важныхъ объ уменьшеніи числа плетей и срока каторги, — это случается съ ними въ началѣ ихъ службы, а потомъ привычка беретъ свое и они, не оглядываясь, прописываютъ плети и каторгу подъ руководствомъ опытнаго секретаря».
А, между тѣмъ, всѣ эти лица, составляющія нынѣ ширму для произвольныхъ дѣйствій секретаря, при другомъ порядкѣ могли бы приносить существенную пользу. Таковы чисто-практическія соображенія знатока старой судебной практики г. Ровинскаго, приводящія его къ мысли о судѣ присяжныхъ.
«Если бы для разсмотрѣнія уголовнаго дѣла, — разсуждаетъ онъ, — назначался одинъ коронный чиновникъ, хорошо знакомый съ системою наказаній и теоріею доказательствъ и примѣненіемъ ихъ къ дѣлу; если бы общество назначало для того же въ судъ своихъ засѣдателей на болѣе короткіе сроки, такъ, чтобы привычка назначать человѣку плети и каторгу не успѣвала въ нихъ брать верхъ надъ долгомъ и совѣстью; если бы эти засѣдатели, не вдаваясь въ теорію совершенныхъ доказательствъ, обязаны были сказать отъ лица всего общества, виновенъ ли подсудимый по крайнему ихъ убѣжденію, или нѣтъ, и если коронному судьѣ оставалось бы примѣнить наказаніе по закону и если бы все это дѣлалось гласно, то трудно вообразить, чтобы такой судъ угрожалъ большимъ неудобствомъ и большимъ беззаконіемъ, нежели теперешній».
Этимъ заканчиваетъ авторъ свою полемику съ Запискою гр. Блудова я затѣмъ набрасываетъ, въ общихъ чертахъ, проектъ организаціи суда присяжныхъ, который мы здѣсь приводить не будемъ.
Въ скорости такого суда можно, но его мнѣнію, поручиться заранѣе; что же касается правильности его рѣшеній, то нѣтъ никакого повода полагать, что эти рѣшенія будутъ хуже и незаконнѣе рѣшеній теперешнихъ уголовныхъ инстанцій; присяжные всегда подчинятся вліянію дѣльнаго и добросовѣстнаго предсѣдателя, и только недостатокъ этихъ качествъ можетъ вызвать со стороны ихъ полезное противодѣйствіе. Замѣчаніе глубоко-вѣрное, вполнѣ оправданное нашею новою судебною практикой.
"Правительство не рѣшится, можетъ быть, — говоритъ г. Ровинскій, — отдалъ на судъ присяжныхъ засѣдателей дѣла о такъ называемыхъ государственныхъ преступленіяхъ, о преступленіяхъ противъ цензуры и т. п. Что же? — на первое время они могутъ оставаться въ завѣдываніи нынѣшнихъ спеціальныхъ судей. Но если бы и эти преступленія были отданы на судъ общества, то нѣтъ сомнѣнія, что оно и тогда выставило бы въ лицѣ своихъ присяжныхъ засѣдателей людей порядка, которые бы гласно осудили всякое безсвязное волненіе и назвали бы настоящимъ именемъ то, что еще такъ недавно возводилось на степень государственнаго преступленія.
«Конечно, такой судъ, представляя законную поддержку законной власти, разоблачилъ бы и всѣ злоупотребленія, и всѣ причины безсвязныхъ волненій, но тѣмъ легче было бы правительству предупреждать ихъ, знакомиться съ нуждами общества, идти во главѣ его и предлагать постоянно необходимыя преобразованія».
Этими прекрасными словами заканчивается замѣчательная Записка Д. А. Ровинскаго.
Мы считаемъ излишнимъ комментировать этотъ любопытный документъ. Онъ слишкомъ громко говоритъ самъ за себя и слишкомъ хорошо опровергаетъ нынѣшнихъ невѣжественныхъ критиковъ судебной реформы, чтобы нужно было еще останавливаться долѣе на этомъ предметѣ. Документъ этотъ до осязательности показываетъ, сколько правды въ словахъ тѣхъ «безпристрастныхъ» историковъ, которые морочатъ своихъ довѣрчивыхъ читателей, увѣряя ихъ, что только четыре странички съ чѣмъ-то посвятили «легкомысленные» авторы суда присяжныхъ на обсужденіе его основнаго смысла и условій существованія. Мы и не прибавимъ ничего къ этому документу (далеко не единственному), наглядно свидѣтельствующему о томъ, какими чисто-дѣловыми соображеніями вызванъ былъ на свѣтъ нашъ судъ присяжныхъ, развѣ только одно: чтобы критики новаго суда, дѣйствительно желающіе быть «безпристрастными», знакомились съ подлинными документами судебной реформы…
Такое знакомство, мы въ этомъ убѣждены, откроетъ глаза самымъ предубѣжденнымъ противникамъ ея и разсѣетъ самые закоренѣлые предразсудки противъ нея, но, конечно, при одномъ условіи, при условіи добросовѣстнаго изученія дѣла sine ira et studio.
- ↑ «Исторія права не знаетъ, — замѣчаетъ германскій юристъ Бруннеръ, — другаго учрежденія, которое бы въ столь короткое время такъ широко разрослось и столь энергически пустило корни въ юридической жизни различнѣйшихъ странъ, какъ сухъ пріважныхъ. До послѣдняго десятилѣтія истекшаго столѣтія онъ былъ извѣстенъ въ Англія Америкѣ. Съ тѣхъ поръ онъ сдѣлался едва ли не всемірнымъ правовымъ институтомъ, и не далеко, повидимому, то время, когда на присутствіе присяжныхъ въ судахъ будутъ смотрѣть какъ на существенный признакъ европейской культуры».
- ↑ См. т. IV Дѣла о преобраз. суд. части.
- ↑ См. главу V книги моей: С. И. Зарудный и судебная реформа. М., 1888 г.
- ↑ Г. Фуксъ могъ бы взять въ этомъ отношеніи примѣръ съ Курса уголов. судопр. г. Фойницкаго, котораго онъ упрекаетъ въ «ненаучности» и на котораго онъ набрасываетъ тѣнь политической неблагонадежности (стр. 197—198). Г. Фойницкій приводитъ много мѣстъ изъ подлинныхъ документовъ судебной реформы, не вошедшихъ въ изданіе государственной канцеляріи, а не довольствуется, подобно своему странному критику, ссылкою на означенное «популярное» изданіе Судебныхъ Уставовъ.
- ↑ Замѣтимъ для неспеціалистовъ, что эти танъ называемые «комментаріи» составляютъ лишь самую незначительную часть подлинныхъ документовъ, откуда они «извлечены». Это очевидно для мало-мальски внимательнаго читателя, такъ какъ подъ «комментаріями» всегда указывается источникъ, откуда они заимствованы. Кромѣ того, въ предисловіи къ Суд. Уст. (стр. II) прямо объясняется, что цѣль этого изданія — дать не «ученый комментарій», а «общедоступное» извлеченіе изъ обширнаго матеріала.
- ↑ Выдержки изъ Записки С. И. Заруднаго приведены въ вышеупомянутой книгѣ нашей, а съ Запискою Н. А. Буцковскаго мы ознакомили въ статьѣ И. А. Буцковскій и судъ присяжныхъ, напечатанной въ № 12 Вѣстника Европы 1889 г.
- ↑ Въ «комментаріяхъ» къ Судебнымъ Уставамъ въ извѣстномъ изд. государственной канцеляріи изъ Записки г. Ровинскаго не приведено ничего.
- ↑ Этого не осмѣливаются утверждать и нынѣ даже самые завзятые зоилы новаго суда.