Кто читалъ «Въ лѣсахъ» Андрея Печерскаго, тотъ, безъ сомнѣнія, припомнитъ Марію Гавриловну, казанскую купеческую дочь, къ личности которой авторъ относится во все время разсказа съ постоянною симпатіею. Марія Гавриловна была родомъ изъ Казани, поэтому Андрей Печерскій всю четвертую главу 2-ой части своего произведенія посвятилъ этому городу. Но, описывая купеческій домъ и семью, изъ которой вышла его казанская героиня, авторъ, однако, не пожалѣлъ красокъ (которыми, всякій знаетъ, онъ умѣлъ владѣть съ замѣчательнымъ талантомъ), отчего романическая завязка въ судьбѣ Маріи Гавриловны перешла подъ перомъ Павла Ивановича далеко за предѣлы дѣйствительности, имѣвшей мѣсто въ Казани лѣтъ около сорока тому назадъ.
Собравъ свѣдѣнія, частію по архивнымъ документамъ, частію по устнымъ разсказамъ старожиловъ, мы можемъ безъ труда констатировать передъ читателемъ этотъ казанскій эпизодъ, изъ котораго П. И. Мельниковъ почерпнулъ романическій сюжетъ, вставленный имъ въ свои «заволжскіе очерки».
Извѣстно, что нашъ знаменитый беллетристъ-этнографъ служилъ долго чиновникомъ особыхъ порученій при министерствѣ внутреннихъ дѣлъ и употреблялся большею частію для разслѣдованія разныхъ дѣлъ по части раскола, такъ какъ въ компетентности и глубокомъ пониманіи истинныхъ причинъ русскаго старообрядчества Мельниковъ не имѣлъ (да едва ли и теперь имѣетъ) себѣ равнаго знатока, по крайней мѣрѣ, по безпристрастному отношенію къ этому историческому явленію и его сущности. Въ Казани какъ разъ возникло въ то время одно очень запутанное тяжебное уголовнаго характера дѣло между двумя старообрядцами различныхъ сектъ. Дѣло это доходило до синода, который, разсмотрѣвъ его, передалъ на окончательное рѣшеніе министерства внутреннихъ дѣлъ, въ вѣдѣніи котораго сосредоточены русскія раскольничьи дѣла. Министръ поручилъ П. II. Мельникову произвести самое тщательное разслѣдованіе по этому дѣлу, для каковой цѣли онъ и прибылъ въ Казань. Суть дѣла заключалась въ слѣдующемъ.
Съ незапамятныхъ временъ славился въ Казани купеческій домъ Дегтяревыхъ. Старики, главные представители этого дома, давно умерли, и ко времени, къ которому относится нашъ разсказъ, остались лишь одни потомки, считавшіеся между собою въ двоюродномъ и троюродномъ родствѣ. Одни изъ нихъ были купцы, другіе — мѣщане.
Лѣтъ за пятьдесятъ до нашего времени, одинъ изъ членовъ этой фамиліи, Петръ Адріановичъ Дегтяревъ, былъ извѣстенъ, между прочимъ, тѣмъ, что началъ уголовный процессъ съ свекромъ дочери своей, Марьи, казанскимъ купцомъ Степаномъ Яковлевичемъ Моісеевымъ. Процессъ Дегтярева съ Моксевымъ имѣлъ въ свое время громкую извѣстность въ нашемъ Поволжьѣ, такъ какъ герои его были люди торговые, извѣстные. Теперь, впрочемъ, едва ли кто помнитъ о нихъ.
Петръ Адріановичъ Дегтяревъ принадлежалъ сначала къ православной церкви, но съ 1846 г., т. е. со времени основанія старообрядцами-поповцами собственной іерархіи, заимствованной отъ греческой церкви, перешелъ въ это старообрядческое общество. Жена его, Евфросинья Ильинишна, была родомъ уральская казачка (урожденная Голчина), исконная старовѣрка, отличавшаяся великою непримиримостію съ «велико-россійскою церковью». Семейство Дегтяревыхъ, кромѣ того, состояло изъ сына Андрея и дочери Маріи. Старшая дочь, Клавдія Петровна, находилась замужемъ за казанскимъ купеческимъ сыномъ, Абрамомъ Степановичемъ Горшенинымъ, между тѣмъ какъ младшая сестра ея, Марія, оставалось дѣвицею. Въ обществѣ казанскаго купечества было очень много красавицъ, но особенною миловидностію блистали въ описываемое время только двѣ: Екатерина Антоновна, дочь купца Антона Пароѳновича Кондырина, и дѣвица Дегтярева, Марія Петровна, наружность которой произвела на министерскаго чиновника такое сильное впечатлѣніе, что онъ исписывалъ въ порученномъ ему слѣдственномъ дѣлѣ буквально цѣлые листы, посвящая ихъ характеристикѣ этой дѣвушки, и характеристика эта цѣликомъ перенесена потомъ въ его «заволжскіе очерки», для портрета Маріи Гавриловны.
Марія Петровна Дегтярева считалась въ Казани очень завидною невѣстою. Руки ея добивались не только купеческіе сыновья, но и молодые чиновники. Однако, религіозныя препятствія были для Дегтяревыхъ сильною преградою къ свободѣ выбора женихи для ихъ дочери. Такъ шли дни, мѣсяцы и годы. Ни конецъ, судьба повернула дѣло по-своему. Понравился Марьѣ Петровнѣ купеческій сынъ Степанъ Степановичъ Мокеевъ. Родители Мокѣева принадлежали къ Ѳедосѣевскому толку и ходили молиться на «Стекольный»[1], хотя и имѣли собственную молельню при своемъ домѣ, въ Ягодной слободѣ. Старикъ Мокеевъ былъ казанскій купецъ, имѣлъ при домѣ большой заводъ, на которомъ вырабатывались разныя снасти и войлоки, и велъ обширную этимъ товаромъ торговлю. Человѣкъ онъ былъ суровый, упрямый, про него въ снастномъ ряду обыкновенно говорили: «Степана Яковлевича въ семи ступахъ не утолчешь». Еще фанатичнѣе была жена его, Акулина Максимовна.
Степанъ Степановичъ Мокеевъ не видалъ прежде Маріи Петровны Дегтяревой, а когда случайно встрѣтился съ нею на Казанкѣ, во время провожанія Смоленской иконы (а не встрѣчи, какъ сказано «Въ Лѣсахъ»), то все время не спускалъ съ нея глазъ. Наружность дѣвушки до того подѣйствовала на Мокеева, что онъ, какъ самъ говоритъ въ одномъ изъ имѣющихся въ «дѣлѣ» показаній, едва не лишился разсудка. Самъ онъ былъ тоже мужчина представительной наружности: высока ростомъ, статенъ корпусомъ, имѣлъ очень красивые, выразительные глаза и молодцеватую походку. Черезъ нѣсколько дней молодой человѣкъ сообщилъ свои сердечныя думы отцу и матери.
— Не рука она намъ! — отозвалась мать. — Я найду тебѣ невѣсту нашей вѣры…
Отецъ, зная хорошо семейство Дегтярева, его родню и связи съ именитыми купеческими фамиліями, очень непрочь былъ породниться съ этимъ домомъ; но согласіе на бракъ давалъ лишь при томъ непремѣнномъ условіи, чтобы никакого церковнаго вѣнчанія отнюдь не было, а все дѣло ограничилось бы только однимъ благословеніемъ родителей, какъ съ той, такъ и съ другой стороны. «Благословеніе бо отчее утверждаетъ домы чадъ», — говорилъ онъ словами Сираха, и съ этого аргумента сдвинуть старика не было возможности. (Сватовство, однако, началось…
Всѣ тонкости этого дѣла поручено было вести родственницѣ Мокеевыхъ, Пелагеѣ Лобашовой, которая оказалась хорошей по этой части мастерицей, ибо въ короткое время довела дѣло до «рукобитья». Вопросъ же о томъ: гдѣ и какъ должно быть совершено бракосочетаніе, — выясненъ былъ въ томъ смыслѣ, что хотя «вѣнчанія» на самомъ дѣлѣ учинено не будетъ, но что, для крѣпости союза съ формальной стороны, бракъ будетъ записанъ въ метрическихъ книгахъ Ягодинской церкви, въ приходѣ которой находился домъ купца Мокеева. На такой компромиссъ отецъ невѣсты, послѣ сильной осады со стороны женщинъ, согласился.
Нее устроилось, невидимому, благополучно. Иракъ совершился; обѣ стороны остались довольны; гости, пировавшіе на свадьбѣ, — еще довольнѣе. Молодые искренно любили другъ друга, другъ на друга не могли наглядѣться, всѣ знакомые говорили, что лучшей пары нельзя было придумать, и прочее.
Минулъ годъ. У молодыхъ Мокеевыхъ былъ уже маленькій сынъ Ваня. Оправившись отъ болѣзни родовъ, Марія Петровна явилась внезапно въ домъ своихъ родителей, Дегтяревыхъ, и къ общему изумленію объявила, что она къ Мокеевымъ возвращаться болѣе не намѣрена, что мужъ хотя и любитъ ее страстно, какъ и она его, но отъ свекра и свекрови ей нѣтъ житья: притѣсняютъ, оскорбляютъ, поминутно ворчать и очень явно выражаютъ къ ней полное свое нерасположеніе. Мужъ пробовалъ защищать ее, но защита эта оказывалась всякій разъ слабой и безуспѣшной, такъ какъ и самъ де онъ немало терпить отъ своихъ родителей, не смѣя выйти изъ повиновенія. Сообщала все это Марія Петровна, всхлипывая отъ слезъ; по сообщеніе ея было далеко не полное: она видимо колебалась пускаться въ подробности.
— Говори все! — произнесъ строго отецъ ея, инстинктивно отгадывая, что случилось что-то болѣе важное.
Дочь отвѣчала лишь слезами. Мужъ навѣстилъ ее въ тотъ же день; но отъ него тестъ и тогда добились еще меньше.
Наконецъ, спустя нѣсколько дней, молодушка въ интимной бесѣдѣ съ матерью проговорилась, что ее въ домѣ свекра «крестили».
— Какъ крестили!? — вскочилъ пораженный отецъ, узнавши новость.
Дочь испугалась и заплакала.
— Разсказывай по порядку: какъ дѣло было? — требовалъ Петръ Адріановичъ.
— Сначала долго уговаривали, а потомъ стали дѣлать угрозы…
— И ты согласилась! Отчего намъ не сказала?
— Мнѣ запретили… Я боялась, чтобы хуже не вышло.
Дегтярева, выслуживъ отъ дочери всѣ подробности, при которыхъ совершено было ея насильственное крещеніе, отправился къ своему священнику Трофиму Тихоновичу Щедрину за совѣтомъ и наставленіемъ. Трофимъ Тихоновичъ жилъ въ своемъ домѣ на Вознесенской улицѣ (теперь домъ купца Новикова). Старикъ даже руками всплеснулъ, узнавъ о скорбномъ событіи въ семьѣ Дегтярева. Чтобы обсудитъ дѣло толковѣе, Щедринъ послалъ за Лукою Ѳедоровичемъ Свѣшниковымъ, извѣстнымъ знатокомъ каноническихъ законоположеній. Однако, на этомъ совѣтѣ главнымъ виновникомъ признанъ не Моксевъ, а самъ жалобщикъ Дегтяревъ.
— Ты гдѣ бралъ благословеніе на бракъ дочери своей съ безпоповцемъ? — спросилъ Лука Ѳедоровичъ.
— А развѣ есть въ томъ какая ересь? — оправдывался Петръ Адріановичъ. — Сами знаете, что византійскій императоръ Алексѣй Комненъ выдалъ свою дочь за турецкаго султана Махмета.
— Мы тебя не спрашиваемъ о томъ: льзя или нельзя выходить вѣрной за невѣрнаго, а ты намъ отвѣть: почему согласился на такой бракъ безъ епископскаго спросу?
Дегтяревъ смутился и не нашелся, что возразить.
— Заварилъ ты, Петръ Адріановичъ, кашу, не опроси насъ. Теперь и расхлебывай ее самъ!
Съ тѣмъ и отпустили несчастнаго отца во-свояси. Долго ходилъ Дегтяревъ, повѣсивъ голову.
— Махни рукой на все! — говорили ему купцы на базарѣ.
— Уговори Степана отдѣлиться отъ отца: пусть живетъ и торгуетъ съ тобой, — совѣтовали другіе.
Но утѣшенія пріятелей не удовлетворяли оскорбленнаго отца. Онъ искалъ способа смыть позоръ болію чувствительнымъ для противника образомъ. Кто-то шепнулъ ему, что для этакихъ «дѣловъ» существуетъ въ Казани подходящій человѣкъ, старый подьячій Михаилъ Алексѣевичъ Прозоровскій. Онъ де можетъ взяться за дѣло, если Дегтяревъ не пожалѣетъ денегъ. Петръ Адріановичъ отправился отыскивать названнаго подьячаго[2].
— Обратись къ «единовѣрію», тогда начнемъ дѣло уголовнымъ порядкомъ, — сказалъ купцу Дегтяреву Прозоровскій.
Дегтяревъ передалъ такой совѣтъ женѣ. Та и руками, и ногами противъ единовѣрія.
— Да пойми ты, глупая женщина, — вспылилъ мужъ. Вѣдь «наши» въ путь слова не хотятъ со мной молвить.
Но баба начала выть на весь домъ и на слова мужа не сдавалась.
— Ты оставайся, — сказалъ ей, помолчавъ немного, Петръ Адріановичъ, — а я пойду къ отцу Дмитрію[3].
И хлопнулъ дверью. Съ Евфросиньей Ильинишной началась истерика.
Вскорѣ послѣ «присоединенія» поступило въ казанскую духовную консисторію прошеніе Истра Адріановича Дегтярева, въ которомъ обиженный жаловался не только на «перекрещеніе» Мокеевымъ своей невѣстки, а его, Дегтярева, дочери, но и на обманъ, выразившійся въ томъ, что дочь его, «Марія, оказалась съ мужемъ „не вѣнчанной“» и ни въ какія метрическія книги бракъ ея незаписаннымъ".
Суть жалобы Дегтярева состояла въ слѣдующемъ (передаемъ въ извлеченіи подлинный текстъ ея, взятый изъ архивнаго дѣла):
«30-го января 1852 года, я, Дегтяревъ, дочь свою Марію отдалъ въ замужество за казанскаго купеческаго сына Степана Степановича Мокеева съ тѣмъ, чтобы они были обрачены въ казанской Ягодинской церкви, такъ какъ купецъ Мокеевъ имѣетъ домъ въ приходѣ этой церкви. Въ доказательство согласія на такое условіе онъ, Мокеевъ, пригласилъ ягодинскихъ священниковъ: Петра Аквилянова и Николая Нальбуциновскаго съ ризницею къ себѣ въ домъ для благословенія брачной вечери. Здѣсь. означенные священники дѣлали новобрачнымъ поздравленія съ законнымъ бракомъ, что и увѣрило его, Дегтярева, что дочь его обрачена. Свидѣтелями се то были приглашенные на брачную вечерю гости: Алексѣй Яковлевичъ Рыжаковъ, Иванъ Михайловичъ Ложкинъ, Ѳерапонтъ Владимировичъ Серебренниковъ, его жена Анна. Ивановна, Степанъ Герасимовичъ Медвѣдевъ, съ женою Устиньею Никитишною, сыномъ Михаиломъ Степановичемъ и женою сего послѣдняго Екатериною Андреевною, Яковъ Викуловичъ Жаровъ и Павелъ Порфирьевичъ Лобашовъ, съ женою Пелагеей Максимовной. Когда же дочь Марія разрѣшилась отъ бремени сыномъ Иваномъ, то онъ, Дегтяревъ, не знаетъ: кѣмъ крещенъ и гдѣ по смерти отпѣтъ и погребенъ сей младенецъ, а Марія, послѣ родовъ, съ согласія мужа ея, взята имъ къ себѣ въ домъ, гдѣ и открылся обманъ свекра ея, купца Мокеева. Дочь объявила, что она съ сыномъ Мокеева, Степаномъ, не вѣнчана, а черезъ нѣсколько времени къ сему присовокупила, что она въ домѣ свекра „перекрещена“. Исполнить это надъ собою допустила по стѣсненной жизни и угрозамъ свекра и свекрови. Перекрещеніе совершено 23-то марта, черезъ два почти мѣсяца послѣ свадьбы, въ домовой молельнѣ Мокеевыхъ, духовникомъ ихъ, казанскимъ мѣщаниномъ Ларіономъ Серіѣевымъ Плаксинымъ, крестнымъ отцомъ ея былъ крестьянинъ гг. Шереметевыхъ, села Юрина (Васильсурскаго уѣзда), Алексѣй Насилычгь Стешевъ, а крестной) матерью казанская купчиха Татіана Ѳедотова Мыльникова, а какія-то молитвы при этомъ случаѣ читала казанская мѣщанка Аграфена. Зиновьева Забѣлина. По время сето крещенія дочь его, Марія, простудясь ось холодной воды, сдѣлалась больною. Такое поруганіе обряда православной церкви, совершенное надъ его дочерью, онъ, Дегтяревъ, считаетъ безчестнымъ, почему и проситъ, для пресѣченія такового беззаконія и удержанія Мокеева отъ обмановъ, произвести разслѣдованіе»…
По жалобѣ Дегтярева поручено было священнику Евдокіевской церкви Алексѣю Петровичу Самосатскому произвести строжайшее дознаніе. Изъ дознанія выяснилось, какъ донесъ Самосатскій консисторіи, что женихъ и невѣста суть раскольники, а потому консисторія постановила переслать все дѣло въ казанское губернское правленіе, на основаніи узаконеній, по которымъ ни о совершенныхъ раскольниками бракахъ, ни о крещеніи ихъ, ни о погребеніи умершихъ духовное начальство входилъ не должно. Губернское правленіе заключило: признать дѣло сіе подлежащимъ судебному разсмотрѣнію министерства внутреннихъ дѣлъ, куда, съ своимъ заключеніемъ, и внесло его чрезъ начальника губерніи.
Министръ внутреннихъ дѣлъ, находя, съ своей стороны, что дѣло это содержитъ въ себѣ оглашеніе въ обманѣ и совращеніе въ расколъ, а потому надлежитъ, по строжайшемъ изслѣдованіи, разсмотрѣнію уголовнаго суда, — призналъ нужнымъ произведенное уже изслѣдованіе дополнить въ гражданскомъ вѣдомствѣ и объ этомъ заключеніи сообщить святѣйшему синоду. По предложенію синодальнаго оберъ-прокурора, генералъ-адъютанта графа Протасова, синодъ, разсмотрѣвъ дѣло, заключилъ, что по объявленію, сдѣланному Петромъ Адріановичемъ Дегтяревымъ о подлогѣ, употребленномъ при совершеніи брака дочери его, изслѣдованіе такового подлога, какъ совершившагося между свѣтскими лицами, надлежало епархіальному начальству, на точномъ основаніи существующихъ узаконеній, представить гражданскому начальству, а потому святѣйшій синодъ опредѣлилъ: слѣдствіе, произведенное въ духовномъ вѣдомствѣ, признать недѣйствительнымъ и просить произвести по сему предмету новое строжайшее изслѣдованіе черезъ благонадежныхъ лицъ, при депутатѣ съ духовной стороны, назначенномъ мѣстнымъ епархіальнымъ начальствомъ, а потому министръ внутреннихъ дѣлъ и поручилъ производство слѣдствія по сему предмету состоящему при министерствѣ, коллежскому совѣтнику Мельникову.
Павлу Ивановичу Мельникову Казань была хорошо извѣстна[4]. Здѣсь воспитывался онъ въ университетѣ (1834—1837 г.) и сюда пріѣзжалъ потомъ, въ качествѣ чиновника особыхъ порученій, чтобы запечатать «Коровинскую часовню» — мѣсто богослуженія старообрядцевъ, пріемлющихъ священство. Но тогда никто здѣсь не замѣтилъ чиновника Мельникова, кромѣ «часовенныхъ», на которыхъ Павелъ Ивановичъ нагналъ порядочную панику. Еще менѣе казанцы подозрѣвали, что изъ этого чиновника, ѣздившаго по Заволожью упразднять старообрядческіе скиты и часовни, выйдетъ въ очень скоромъ времени столь извѣстныя «Андрей Печерскій». И дѣйствительно съ появленіемъ въ 1862 году его повѣсти «Красильниковы», подписанной названнымъ псевдонимомъ, въ русской прессѣ всюду заговорили, что Павелъ Ивановичъ замѣчательный литераторъ; въ особенности въ большомъ восторгѣ были наши казанцы, вспомнивъ, что авторъ «Красильниковыхъ» питомецъ здѣшняго университета. Повѣсть Андрея Печерскаго обратила на себя вниманіе лучшихъ людей литературы того времени, поэтому вѣсть о пріѣздѣ въ Казань не Мельникова, а Андрея Печерскаго, быстро распространилась среди мѣстной интеллигенціи.
— Слышали? Авторъ «Красильниковыхъ» въ Казани! — говорилъ одинъ учитель словесности молодому профессору университета.
— Не только слышалъ, а даже былъ у него съ визитомъ.
— Этакій вы счастливецъ! Ну, что? какъ? Какое впечатлѣніе вынесли?
— Пренепріятное! Я отправился къ Павлу Ивановичу, конечно, не какъ къ чиновнику Мельникову, а какъ къ Андрею Печерскому, автору «Красильниковыхъ»… Прихожу и вижу: въ передней стоитъ на вытяжку жандармъ, далѣе другой. Самъ Навелъ Ивановичъ сидѣлъ въ роскошномъ кабинетѣ, развалясь въ креслахъ и съ видомъ «Юпитера олимпійскаго» распекать какую-то плачущую старуху, невидимому, старовѣрку, которая, насколько можно было понятъ изъ ея словъ, ходатайствовала о возвращеніи ей древней иконы, благословенія родителей, конфискованной Мельниковымъ во время разгрома «коровинской часовни». Представьте теперь мое неловкое положеніе: когда я шелъ къ этому литератору, всѣ мысли мои погружены были въ идеальный міръ художественныхъ образовъ и эстетическихъ красотъ… и вдругъ — такая обстановка, такая сцена!..
Павелъ Ивановичъ занималъ два лучшихъ номера въ гостиницѣ Акчурина, на Воскресенской улицѣ. Сдѣлавъ визиты городскимъ властямъ, слѣдователь приступилъ къ порученному ему дѣлу.
Но дѣло оказалось порядочно запутаннымъ. Со времени подачи Дегтяревымъ жалобы въ консисторію по день пріѣзда въ Казань министерскаго чиновника прошло около двухъ лѣтъ. Въ этотъ промежутокъ времени нѣкоторыя прикосновенныя къ дѣлу лица умерли, другія — запамятовали то, въ чемъ заключалась «суть дѣла». Степанъ Степановичъ Мокеевъ изъ боязни, чтобы судьи не разлучили его съ красавицей женой, согласился обвѣнчаться съ нею въ казанской четырехъ-евангелистовской (единовѣрческой) церкви, тайно отъ своихъ родителей, что и совершилось 14-го апрѣля 1864 года.
Первою Мельниковъ привлекъ къ допросу героиню всего этого дѣла, Марію Петровну. Та въ слезы.
— Не въ рекруты ведутъ, чего боишься, дурочка! — уговаривалъ ея отецъ.
Но за молодую женщину вступилась ея мать:
— Ты одно вспомни, Петръ Адріановичъ! — говорила Дегтяреву жена: — вѣдь это тотъ самый Мельниковъ, который разорилъ у насъ «Домъ Пресвятой Богородицы»[5].
Присланному жандарму скучно было слушать длинныя пререканія Дегтяревыхъ и слезы собравшихся бабъ. Онъ сталъ требовать, чтобы торопились.
— Я самъ отправлюсь съ ней, заявилъ мужъ Маріи Петровны.
Слова его успокоили разомъ всѣхъ. Марія Петровна отерла слезы, одѣлась и вмѣстѣ съ мужемъ и въ сопровожденіи жандарма отправилась къ «Андрею Печерскому».
Къ кабинетѣ Павла Ивановича сидѣлъ казанскій городской голова, коммерціи совѣтникъ Анисимъ Кирилловичъ Месетниковъ. Онъ пріѣхалъ заплатилъ визитъ министерскому чиновнику, но съ визитомъ соединена была и другая цѣль: дочь головы, Татьяна Анисимовна, по мужу Дегтярева, приходилась родственницей «нашей героинѣ», поэтому въ посѣщеніи городскимъ головою Мельникова заключалась дипломатическая нота… Впрочемъ, Анисимъ Кирилловичъ не сочувствовалъ процессу, называя его «кляузой» со стороны Петра Адріановича Дегтярева. Мельниковъ былъ того же мнѣнія.
Когда уѣхалъ городской голова, начался допросъ Маріи Петровны, показаніе которой въ существенныхъ чертахъ записано рукою слѣдователя въ подлинномъ архивномъ дѣлѣ такъ:
"…..Дочь Петра Адріанова Дегтярева, Марія Мокеева, подтверждая во воемъ жалобу своего отца, дополняла, что отецъ отдавала, ее за Мокеева съ тѣмъ условіемъ, чтобы она была вѣнчана въ церкви. По время бытности ей въ невѣстахъ женихъ всегда увѣрялъ ее, что они будутъ вѣнчаны на церкви. Передъ свадьбою за нею пріѣхали: дружка Стахѣевъ и замужнія сестры жениха — Прасковья и Ѳедосья, съ которыми она, невѣста, и поѣхала, думая, что везутъ се въ церковь; по вмѣсто того привезли ее за, дома, Мокеева, гдѣ былъ и женихъ ея, такъ какъ въ домѣ этомъ на верху, была моленная, то отвели ее туда, и отецъ жениха, Степанъ Яковлевъ Мокеевъ сталъ вѣнчать ихъ, при этомъ, хотя она и говорила, что условіе было вѣнчаться въ церкви, но Мокеевы уговорили ее не противиться, увѣряя, что это нее равно, и что въ церковныхъ книгахъ брака, будетъ записанъ, и что отецъ ея, Дегтяревъ, объ этомъ не узнаетъ. Будучи молода и неопытна, но имѣя надлежащаго духовнаго и нравственнаго назиданія, она не поняла важности того, къ чему ее уговаривали, а любовь ея къ жениху, полное довѣріе ка, нему, какъ къ человѣку, который черезъ часа, будетъ музеемъ ея, и совершенное незнаніе дѣлъ церковныхъ и гражданскихъ, были причиною того, что она согласилась на вѣнчаніе ея по обряду поморскому, совершенному Степаномъ Яковлевымъ Мокеевымъ. Онъ читалъ передъ ними молитвы и накладывалъ имъ на головы иконы; но вкругъ аналоя не обводилъ. При этомъ случаѣ были только домашніе Мокрова, т. е. жена его Акулина Максимовна, дочь ихъ дѣвица Евдокія, и двѣ замужнія дочери: Прасковья и Ѳедосья, съ которыми она пріѣхала, дружка Стахѣевъ и зять Мокеева, Кондратіи Чирковъ; другихъ же никого она, Марья, не замѣтила. Послѣ вѣнчанія былъ ужинъ, за которымъ, кромѣ названныхъ выше домашнихъ лицъ, никого постороннихъ не было. На другой день дѣлала съ мужемъ визиты къ ея родителямъ и роднымъ и другимъ лицамъ, и вездѣ ихъ поздравляли съ законнымъ бракомъ. Въ праздникъ Срѣтенія, 2 февраля, были на вечерѣ у купца Степана Герасимовича Медвѣдева въ его домѣ на Булакѣ[6], гдѣ тоже ихъ всѣ поздравляли; а 3 февраля былъ вечеръ у Мокееныхъ. При чемъ ей строго запретили свекоръ и жена его говорить о «вѣнчаніи», а также и мужъ совѣтовалъ ой молчать объ этомъ, исполняя къ этомъ случаѣ волю родителей. Любя своего мужа, она не говорила никому того, что ей запретили. Вышедши такимъ образомъ замужъ за любимаго человѣка, она первое время пользовалась полнымъ расположеніемъ и вниманіемъ его родителей и не слыхала отъ лихъ никакого грубаго слова. Но когда наступилъ великій порть, свекровь стала сначала слегка, а потомъ настойчиво говорить, чтобы она, Марья, «исправилась», то-есть вступила въ ихъ поморское общество. Мужъ, изъ повиновенія родителямъ, говорилъ ей о томъ же; но она не соглашалась. Тогда свекоръ и свекровь стали уже стращать ее разными угрозами, которыя косвеннымъ образомъ дѣйствовали и на мужа ея, поэтому и онъ уговаривалъ і*е исполнить нолю родителей его. Она все-таки цѣлый мѣсяцъ не соглашалась, борясь сама съ собою и, не смѣй въ то же время разсказать про все отцу своему родному, ибо, зная рѣшительный характеръ его, она опасалась, какъ бы отецъ не взялъ ея домой, оторванъ отъ милаго ей человѣка, хотя и крайне безхарактернаго Степана Степановича.
«Наконецъ, привязанность къ мужу и желаніе вывести его самого изъ того невыносимаго положенія, въ какомъ находился онъ, терпя отъ родителей ежедневныя угнетенія, она приняла предложеніе, и 23 марта 1852 года ее „перекрестили“ въ моленной Мокеева. Крестилъ ее ночью наставникъ поморской секты, Ларіонъ Сергѣевъ Плаксинъ; воспріемниками были: Алексѣй Васильевичъ Стешевъ и купчиха Татьяна Ѳедотовна Мыльникова; при этомъ были также: свекоръ, свекровь, золовка ея Авдотья Степановна, и мѣщанская дѣвушка Аграфена Зиновьевна Забѣлина, которая помогала Плаксину, читая за дьячка. Вода была холодная, и она, Марья Мокеева, какъ отъ простуды, такъ и отъ сильнаго душевнаго волненія (ей дано было новое ими), одѣлялась на другой день больна и четыре дня пролежала въ постели въ жару и безъ памяти. И хотя она нѣсколько оправилась, но долго ее мучила совѣсть, что сдѣлала такой страшный грѣхъ, принявъ противъ воли и желанія вторичное крещеніе. Впрочемъ, при совершеніи надъ нею этого обряда, на нее напалъ такой ужасъ, что она совсѣмъ почти потеряла въ то время сознаніе и очень смутно понимала то, что съ нею дѣлали….. Однако и послѣ „перекрещенія“ положеніе ея въ домѣ Мокеевыхъ нисколько не улучшилось, хотя она жила смиренно, покорно подчиняясь всѣмъ принятымъ въ домѣ порядкамъ и обычаямъ. Старики боялись, чтобы она не высказалась передъ своимъ родителемъ о томъ, во-первыхъ, что ее вѣнчали не въ церкви, и, во-вторыхъ, о томъ, что ее „перекрестили“, поэтому не пускали ея къ нимъ въ домъ и, когда она сдѣлалась больною, родителямъ ея не дали даже знать объ этомъ. Все это она терпѣливо переносила, любя своего мужа, хотя часто задумывалась надъ своею жизнію, и въ такіе часы особенно сильно совѣсть щемила ей сердце. Ей было тяжело сознавать и то, что ея бѣдные родители, отецъ и мать, такъ страстно ее любившіе и изъ любви къ ней рѣшившіеся выдать ее въ семью чуждыхъ имъ по вѣрѣ людей, остаются до сихъ поръ обманутыми…. Много разъ она совѣтовалась съ мужемъ своимъ, прося его отдѣлиться отъ отца, но мужъ уговаривалъ ее потерпѣть еще не много, и такъ шли дни за днями. Наконецъ, она разрѣшилась отъ бремени сыномъ. Гдѣ и когда крестили ея ребенка, она не знаетъ, а ей сказали только, что его зовутъ „Иваномъ“, и больше ничего. Послѣ родовъ она заболѣла горячкою и очень долго не видѣла своего сынка и не знала, кто кормилъ его. Мужъ во все время ея болѣзни не отходилъ почти отъ ея кровати, оказывая ей самое нѣжное вниманіе и ласки, но это стоило ему большихъ непріятностей: старуха мать злилась и ворчала на него за то, что такъ сильно пекся о ней и не оставлялъ ее одну. Много, очень много претерпѣлъ онъ отъ стариковъ, и особенно это» матери сноси, за его привязанность и любовь къ женѣ… По выздоровленіи она не была уже въ силахъ сносить притѣсненій отъ Мокеевыхъ и съ согласія и разрѣшенія мужа ушла въ домъ своихъ родителей[7] съ тѣмъ, чтобы не возвращаться въ Мокеевскій домъ"….
Мы не станемъ утруждать вниманіе читателя выписками изъ «дѣла» многочисленныхъ свидѣтельскихъ показаній, въ которыхъ рѣзко различались одинъ это другого два направленія: сторонники стариковъ Мокеевыхъ, принадлежавшіе къ одному съ ними религіозному согласію, показывали въ пользу ихъ, а другая часть свидѣтелей, сочувствовавшая сторонѣ Деггяревыхъ, держала руку этихъ послѣднихъ.
При произведенномъ въ домѣ Мокеева обыскѣ найдены разныя старопечатныя книги, рукописные духовные сборники и цвѣтники. Кромѣ множества старинныхъ иконъ, украшавшихъ углы почти всѣхъ комнатъ, имѣлись литографированные портреты старообрядческихъ отцовъ и «страдальцевъ за вѣру»: Аввакума Петровича, Никиты Константиновича, Андрея Денисовича (кн. Мышецкаго), Данилы Никулина, Ману ила Петровича, игуменіи Соломоніи Денисьевны (сестры Андрея Мышецкаго) и Павла, епископа коломенскаго, сосланнаго при Алексѣѣ Михайловичѣ за отказъ подписать соборное проклятіе на употребляющихъ двуперстіе и потомъ сожженнаго въ срубѣ. Всѣ эти вещи: книги, иконы и портреты, а также кадильницы съ рукоятками, лѣстовки, подручники, желтаго воска свѣчи и ладанъ, -были конфискованы и увезены полиціей въ духовную консисторію (см. листъ 156-й «дѣла»).
Результатомъ произведеннаго слѣдствія явилось слѣдующее судебное постановленіе, приводимое нами подлинникомъ изъ архивнаго дѣла.
"Казанскій городовой магистратъ мнѣніемъ своимъ, состоявшимся 23 марта 1856 года, постановилъ: 1) казанскаго купца Степана Яковлева Мокеева, жену его, Акулину Максимовну, и сына Степана, по предмету повѣнчанія Марьи Дегтяревой по старообрядчески противу воли ея и согласія родителей, а равно и но предмету принужденія перекреститься въ ихъ поморскую секту, на основаніи 1169, и70 ст. XV тома сп. зак. угол. и 97 ст. уложенія, какъ не сознавшихся и не уличенныхъ, отъ суда по сему дѣлу освободитъ; 2) прочихъ оговоренныхъ Дегтяревыми казанскихъ мѣщанъ Ларіона Козьмина Плаксина, Елисѣя Кузьмина, Степана Степанова Стахѣева, жену его Ѳедосью Степановну, Татьяну Ѳедотову Мыльникову, Аграфену Зиновьеву Забѣлину, Нареена Иванова Камеди на, Прасковью Степанову Чиркову, по несознанію и не доказательству ни въ какомъ преступленіи, по тѣмъ же 1169 и 1176 ст. XV т. и 97 ст. улож., отъ суда но сему дѣлу освободить; 3) мѣщанину Дегтяреву и его дочери предоставить право доказывать свою претензію отъ дѣла сего особо съ ясными доказательствами; 4) обстоятельство, относящееся до повѣнчанія Степана Мокеева съ Марьею Дегтяревою по-старообрядчески, за состояніемъ издавна въ расколѣ оставить безъ преслѣдованія; 4) купеческаго сына Степана Степанова Мокеева, изъявившаго желаніе присоединиться къ православной церкви безусловно, отослать въ Казанскую духовную консисторію для надлежащаго съ ея стороны въ отношеніи его распоряженія, и 5) издержанныя чиновникомъ особыхъ порученій при г. министрѣ внутреннихъ дѣлъ Мельниковымъ, во время производства по сему предмету слѣдствія деньги 784 р. 50 к. сер. по неоткрытію виновныхъ принять на счетъ казны.
"Опись съ дѣломъ повѣрялъ столоначальникъ Кіаксаровъ, и недостатковъ въ ней нѣтъ.
"Законами повелѣно: тома XI, уст. предупр. и пресѣч. преступленій статьею 60:
"Раскольники не преслѣдуются за мнѣнія ихъ о вѣрѣ; но запрещается имъ совращать и склонять кого либо въ расколъ свой, подъ какимъ бы то видомъ ни было, чинить какія либо дерзости противу православной церкви или противу ея священнослужителей и вообще уклоняться почему либо отъ соблюденія общихъ правилъ благоустройства, законами опредѣленныхъ.
"Ст. 92: Полиція не должна входить въ частныя ссоры и несогласія между супругами; въ случаѣ же преступленія уголовнаго обязана, сообразуясь съ законами, производить слѣдствіе и предавать дѣло суду.
"Если случилось, что судебными приговорами, по упомянутымъ взысканіямъ учиненными, никто виновнымъ признанъ не былъ, то и о семъ судебныя мѣста увѣдомляютъ казенныя палаты, а сіи, получивъ таковыя увѣдомленія, деньги, по означеннымъ взысканіямъ употребленныя, записываютъ въ невозвратный расходъ, исключая оный изъ недоимокъ установленнымъ порядкомъ. Сія записка изъ дѣла составлена правильно, приличные законы списаны всѣ и болѣе приличныхъ законовъ но сему дѣлу нѣтъ, въ чемъ и подлежу отвѣтственности по законамъ за всякую неисправность, секретарь Октаивъ.
«Приказали. Изъ дѣла сего видно: казанскій мѣщанинъ Петръ Деггяревъ жаловался сперва въ сентябрѣ 1853 г. казанскому преосвященному, а потомъ и г. министру внутреннихъ дѣлъ: а) что дочь его Марья, отданная въ замужество въ январѣ 1852 г. за сына казанскаго купца Степана Яковлева Мокеева, съ условіемъ вѣнчаться въ православной церкви, вѣнчана съ нимъ не была, и бракъ совершенъ по обряду поморцевъ, б) что послѣ она, Марья, по притѣсненію Мокеевыхъ перекрещена была въ ту же поморскую секту, в) что рожденный отъ нея сынъ былъ также крещенъ и но смерти его погребенъ но обряда мл. той же секты, и г) что мужъ ея Марьи, сынъ Мокеева, теперь не признаетъ ей своею женою и получилъ паспортъ съ названіемъ холостъ, тогда какъ въ купеческихъ свидѣтельствахъ, выданныхъ Мокееву, дочь Дехтярева значилась женою сына Мокеева Степана, и на брачной вечери, бывшей у Мокеева, всѣ поздравляли ихъ съ законнымъ бракомъ, въ томъ числѣ и два приходскіе священника, тамъ же бывши; для благословенія вечери. Но по произведеннымъ изслѣдованіямъ, сперва по распоряженію преосвященнаго архіепископа Григорія[8] чрезъ духовныхъ, лицъ при депутатѣ съ градской стороны, а потомъ по распоряженію г. министра внутреннихъ дѣлъ чрезъ состоящаго при томъ министерствѣ коллежскаго совѣтника Мельникова, при депутатѣ съ духовной стороны и ратманѣ городового магистрата, изъясненная жалоба мѣщанина Дегтярева не подтвердилась и обнаружено: 1) что во время соединенія дочери Дегтярева съ сыномъ Мокеева, т. е. въ январѣ 1862 года, всѣ они состояли въ расколѣ, а именно Дегтяревъ съ семействомъ поповщинской секты, въ каковую, какъ самъ онъ при допросѣ сознался, отпалъ отъ православія, женившись въ 1820 году на раскольницѣ; а Мокеевъ съ семействомъ поморской секты, въ которой, по его показанію, состоитъ со дня рожденія, хотя вѣнчанъ былъ въ 1824 году въ единовѣрческой церкви четырехъ евангелистовъ, находящейся въ г. Казани, по безъ обязанности неуклонно пребывать въ той церкви; 2) что при такомъ соединеніи дочери Дегтярева съ сыномъ Мокеева между ними никакого письменнаго условія вѣнчаться въ церкви не было, и Дегтяревымъ отпущена была дочь къ Мокееву съ одними родными Мокееныхъ безъ поѣзжанъ, каковыми обыкновенно бываютъ изъ постороннихъ, посему и бракъ ихъ былъ совершенъ скрытно, по своимъ обрядамъ, только въ присутствіи родныхъ Мокеева, въ отдаленной комнатѣ, на чердакѣ, тисъ объясняетъ самъ Мокеевъ, потому что въ нижнихъ комнатахъ были сторонніе люди, слѣдовательно, безъ постороннихъ свидѣтелей и безъ всякой огласки; 3) что съ того времени Марья Дегтярева, живя въ домѣ Мокеева, именовалась женою сына его Степана и значились при полученіи Мокеевыми купеческихъ свидѣтельствъ, выданныхъ 20 декабря 1863 г. и 21 декабря 1854 г., наконецъ и въ 1866 г., при слѣдствіи, признавали ее, Марью, отецъ и мать Мокеевы невѣсткою, а сынъ ихъ Степанъ своею женою, произвольно отъ нихъ удалившеюся и но возвратившеюся, несмотря на многократныя просьбы мужа. Въ чемъ главнѣйше признаютъ они, Мокеевы, виновнымъ отца ея Дегтярева, который, домогаясь того, что она, Марія, съ мужемъ была отдѣлена отъ семейства Мокеевыхъ, успѣлъ возмутить ее къ тому; въ паспортѣ же, выданномъ сыну Мокеева 22 іюля 1863 г. (въ полученіи котораго расписывался отецъ Мокеева), названъ холостымъ, какъ объясняютъ Мокеевы, по ошибкѣ, происшедшей вслѣдствіе того, что этотъ паспортъ писанъ былъ съ прежняго, въ коемъ онъ значился, какъ и дѣйствительно тогда былъ еще холостымъ; 4) что Дегтяревъ началъ дѣло сіе въ показанное время, т. е. черезъ 1 годъ и 8 мѣсяцевъ послѣ означеннаго брака дочери, вслѣдствіе изъясненнаго семейнаго раздора, взявъ къ с, обѣ дочь Марью и получа назадъ приданое ея за распискою, данною Мокееву того же 1863 года іюля 7, въ которой между прочимъ значится, что сію расписку онъ далъ, не доводя до судебнаго мѣста, въ чемъ и претендовать не будетъ, а далѣе сказано: „невѣнчанный бракъ за законъ не почитаю“. Послѣ, а именно 14 февраля 1863 года, Дегтяревъ присоединился къ православію, на условіяхъ единовѣрія, потомъ и дочь его Марія, живя узко у отца, присоединена къ православіи» на тѣхъ же условіяхъ единовѣрія 12 февраля 1866 года, дотолѣ же она всегда состояла въ расколѣ, и чтобы она была перекрещиваема по обрядамъ поморской секты, когда находилась въ домѣ Мокеева, сего точно и ясно ничѣмъ не доказано, хотя же имѣется въ дѣлѣ показаніе наставника поморско-ѳедосѣевской секты Ларіона Плаксина, что ее Марью перекрещивалъ другой наставникъ Елисѣй Козьминъ, а самъ онъ, Плаксинъ, крестилъ только сына Петровой, внука Мокеева, но это показаніе, не сознанное Козьминымъ и само по себѣ разнорѣчащее показанію Марьи Петровой, не имѣетъ никакой достоверности; 5) что касается родныхъ и гостей, бывшихъ на брачной вечери и поздравлявшихъ дочь Дегтярева и сына Мокеева съ законнымъ бракомъ, то объясняется, что они, не бывъ при обрядѣ бракосочетанія новобрачныхъ, считали ихъ вѣнчавшимися въ церкви, тѣмъ болѣе, что здѣсь на вечери видѣли и двухъ приходскихъ священниковъ, также поздравлявшихъ съ законнымъ бракомъ, но священники, однако, этого не подтвердили. Впрочемъ, до какой степени уважительны объясненія тѣхъ священниковъ о причинѣ бытности ихъ на раскольнической брачной вечери, и почему они не донесли своему начальству о совершившемся у Мокеева бракѣ, это обстоятельство принадлежитъ особому разсмотрѣнію духовной власти, какъ и сказано въ послѣдовавшемъ уже по сему дѣлу заключеніи святѣйшаго синода, — разсмотрѣть это по рѣшеніи дѣла свѣтскимъ судомъ, и 6) между же тѣмъ Марья Дегтярева на вопросъ слѣдователя, желаетъ ли она снова сойтись съ мужемъ, — показала, что, любя своего мужа, который и самъ любить «ю и жилъ съ ней хорошо, она желала бы съ нимъ законно обвѣнчаться и жить вмѣстѣ, онъ ни въ чемъ не виноватъ. Отецъ же Мокеева на вопросъ, желаетъ ли онъ, чтобы сынъ его обвѣнчался съ Марьей Петровой въ церкви, такъ какъ бракъ ихъ не законенъ, — отозвался, что, признавая совершенный бракъ законнымъ, онъ не хочетъ, чтобы бракъ былъ совершенъ въ церкви, не можетъ также и принять се въ домъ, потому что отецъ ея подавалъ на него просьбу, и началось дѣло, но воли съ сына своего не снимаетъ, если онъ хочетъ, пусть обвѣнчается съ нею законно въ церкви и живетъ съ нею. Затѣмъ сынъ Мокеева, Степанъ, въ показаніи, отобранномъ слѣдователемъ 12 марта 1866 года, отозвался: а) что онъ признавалъ и теперь признаетъ Марью Петрову своею женою, но ея дѣло было оставить его, и потому повѣнчаться съ нею не можетъ до того, когда правительство ихъ разберетъ, и б) что онъ церковью не пренебрегаетъ и самъ желаетъ присоединится къ снятой церкви безусловно и пребывать въ ней неуклонно. О таковомъ желаніи его, Степана Мокеева, присоединиться къ снятой церкви слѣдователь сообщилъ 15 того же марта на распоряженіе г. начальника губерніи, а его превосходителство 16 того же марта отнесся къ епископу Никодиму[9], викарію Казанской епархіи, для надлежащихъ со стороны его распоряженій. Потомъ, въ особомъ объясненіи, поданномъ слѣдователю, коллежскому совѣтнику Мельникову, купеческій сынъ Степана» Мокеевъ 15 того же марта написалъ, что такъ какъ со стороны Марьи Петровой возведена на него и родителей его клевета, и при томъ отецъ ея при личной просьбѣ о возвращеніи ея, Марьи, выгналъ его, Степана, сказавъ: «нѣтъ тебѣ жены», и послѣ, взявъ приданое ея, поносилъ всячески и говорилъ, что его дочь не жена ему, то теперь брать ее и вѣнчаться съ нею не можетъ, какъ и любви къ ней такой, какую питалъ прежде, уже не имѣетъ за всѣ тѣ поступки. Дегтяревы и Мокеевы при послѣднемъ спросѣ слѣдователя 24 того жъ марта отозвались первые: желаютъ, чтобы брака" былъ освященъ въ церкви, а послѣдніе, что не желаютъ сего, и къ тому отецъ и мать Мокеевы присовокупили: «благословенный нашъ родительскій бракъ почитаемъ и ко второму приступить нс. смѣемъ, здѣсь разумѣется бракъ „сына Степана съ Марьею Петровой; о повѣнчаніи въ церкви воли отъ нихъ не отъемлемъ“. На повальномъ обыскѣ поведеніе Дегтяревыхъ и Мокеевыхъ одобрено, и по справкамъ оказался только одинъ Мокеевъ бывшимъ подъ судомъ въ 1880 году по оговору, что онъ бѣглый солдатъ, по но рѣшенію уголовной палаты учиненъ свободнымъ отъ суда но непризнанію и недоказательству его въ томъ. Изъ таковыхъ обстоятельствъ дѣла сего уголовная палата находить: оглашеніе мѣщанина Петра Дегтярева а) въ обманѣ его при выходѣ дочери Марьи въ замужество за купеческаго сына Мокеева, такъ что она осталась не вѣнчанною въ церкви, и б) въ совращеніи ея потомъ въ расколъ, будто бы по притѣсненію Мокеевыхъ, оказывается неосновательнымъ, ибо для перваго, т. е. для повѣнчанія брака въ церкви, имъ самимъ, Дегтяревымъ, состоявшимъ тогда, какъ и Мокеевъ, въ расколѣ, не было соглашено и соблюдено правилъ, предписанныхъ для сего въ 30 ст. св. зак. гражд. т. X, а, напротивъ, та дочь его была имъ отпущена къ Мокеевымъ безъ всякихъ существующихъ при православныхъ бракахъ обрядовъ, посему нынѣ, за силою 60 ст. XIV т. уст. предупрежд. и пресѣч. преступл., невозможно входить ни въ разсмотрѣніе допущеннаго соединенія дочери Дегтярева съ сыномъ Мокеева по обрядамъ раскола, ни въ преслѣдованіе за мнѣніе ихъ о вѣрѣ. Что же относится до послѣдняго обстоятельства, т. о. совращенія дочери его въ расколъ, то по дѣлу видно, что она выходила въ замужество, какъ и рождена была въ расколѣ, въ каковой отпалъ самъ отецъ ея, проситель Дегтяревъ, изъ православія, женившись на раскольницѣ въ 1826 году; присоединеніе же къ православію, принятое на условіяхъ единовѣрія самимъ Дегтяревымъ въ 1853 году, когда онъ и дѣло сіе началъ, и означенною его дочерью Марьей) въ 1856 году но разлукѣ уже ея съ мужемъ и когда началось дѣло сіе, есть само по себѣ доказательство того, что въ 1852 году во время соединенія ея Марьи Дегтяревой съ сыномъ Мокеева, они, Дегтяревы, не состояли въ православіи, слѣдовательно и относить къ Мокеевымъ совращенія невозможно. Но, разрѣшая эти главныя въ дѣлѣ обстоятельства, палата усматриваетъ еще слѣдующіе предметы: 1) что дочь Дегтярева, отлучившаяся отъ мужа своего Степана Мокеева, желаетъ снова сойтись съ нимъ но освященіи брака ихъ въ церкви, чего главнѣйше и домогаются нынѣ Дегтяревы, и 2) что купеческій сынъ Степанъ Мокеевъ не отвергаетъ того, что означенная Марья Петрова есть жена его; но не соглашается брать ее и вѣнчаться съ нею въ церкви по поступкамъ ея противъ него и родителей его, самъ между тѣмъ изъявилъ желаніе присоединиться къ святой церкви безусловно и пребывать въ ней неуклонно, о чемъ сдѣлано уже и сношеніе со стороны начальника губерніи[10] съ епископомъ Никодимомъ, викаріемъ Казанской епархіи. Но, сообразивъ эти предметы съ законами (вышепривед. т. X, ет. 30 и т. XIV, ст. 92 и 315), палата не считаетъ себя въ правѣ входить въ разрѣшеніе ихъ, такъ какъ а) частныя ссоры и несогласія между супругами не принадлежатъ судебному разсмотрѣнію, б) браки раскольниковъ въ православной церкви совершаются только по желанію ихъ съ обязательствомъ быть въ православіи твердымъ и съ раскольниками согласія не имѣть, а браки правовѣрныхъ (къ числу коихъ нынѣ принадлежитъ Марья Дегтярева) съ раскольниками допускаются не иначе, какъ по принятіи сими послѣдними съ церковью святой соединенія, съ присягою. Но для такового обращенія къ православію господствующая церковь не допускаетъ себѣ ни малѣйшихъ понудительныхъ средствъ, а поступаетъ по обряду проповѣди апостольской, и потому палата полагаетъ: 1) обстоятельства соединенія и разлуки мѣщанской дочери Марьи Дегтяревой съ купеческимъ сыномъ Степаномъ Мокеевымъ, допущенныя по обрядамъ раскола, въ коемъ всѣ они тогда состояли, за силою 60 и 315 ст. уст. о предупр. и цресѣч. прест., оставить безъ преслѣдованія, 2) означенному купеческому сыну Степану Мокееву, изъявившему желаніе присоединиться къ православію (о чемъ сдѣлано уже сношеніе съ духовною властію), внушить, что бракъ его съ Марыяо Петровою, какъ въ православномъ отношеніи для твердости и въ отвращеніе разврата, такъ и въ видахъ гражданскихъ для сохраненія законныхъ правъ дѣтямъ, требуетъ освященія и признанія его въ церкви но установленнымъ правиламъ, и что сего желаетъ жена его Марья Петрова, принявшая уже православіе и изъявляющая готовность примириться съ нимъ и жить вмѣстѣ, въ чемъ не отъемлютъ воли его и родители его Мокеевы. О чемъ къ свѣдѣнію и для надлежащаго увѣщанія Мокеева при обращеніи его въ православіе сообщить и Казанской духовной консисторіи, а вмѣстѣ съ тѣмъ сообщить на разсмотрѣніе той же консисторіи и обстоятельство дѣла сего, касающееся приходскихъ священниковъ Ягодинской церкви, бывшихъ на раскольнической брачной вечери у Мокеева; 3) какъ въ оглашаемомъ мѣщаниномъ Дегтяревымъ обманѣ о совращеніи дочери его Марьи ни означенный мужъ ея, купеческій сынъ Стенавъ Степановъ, ни отецъ его Степанъ Яковлевъ и мать Акулина Максимовна Макеева, никто изъ всѣхъ прочихъ привлеченныхъ къ отвѣтственности но сему дѣлу лицъ, поименованныхъ во 2 пунктѣ мнѣнія городового магистрата, какъ-то: мѣщане Ларіонъ Плаксинъ, Елисѣй Козьминъ, Степанъ Стахѣевъ, Ѳедоссй Степановъ, Татьяна Мыльникова, Аграфена Забѣлина, Прасковья Чиркова и Алексѣй Стешевъ, — въ томъ не сознались, точно ясно не доказаны и не уличены, то всѣхъ ихъ, согласно мнѣнію того магистрата и на основаніи ст. 1169 св. зак. угол. т. XV, отъ суда освободить, и 4) затѣмъ издержанные состоящимъ при министерствѣ внутреннихъ дѣлъ коллежскимъ совѣтникомъ Мельниковымъ, по его исчисленію, на подъемъ 450 рублей, на прогоны изъ С.-Петербурга до Казани и обратно, и раза,ѣзды для поѣздокъ изъ Казани въ пригородную слободу Ягодную 172 рубля 50 коп. суточныхъ и квартирныхъ, какъ не получающему жалованья, съ 19-го января по 19-е апрѣля, на три мѣсяца 162 рубля, а всего 784 рубля 50 коп., по неоткрытію виновныхъ, по силѣ 909 ст. св. зак. угол. т. XV, зачислить въ невозвратный доходъ, исключи оныя изъ недоимки установленнымъ порядкомъ. О чемъ довести до свѣдѣнія г. начальника губерніи для представленія министерству внутреннихъ дѣлъ. Рѣшеніе сіе объявить мѣщанину Дегтяреву, дочери его Марьѣ, купцу Степану Мокееву, женѣ его Акулинѣ Максимовой и сыну ихъ Степану въ палатѣ и для сего вызвать ихъ сюда черезъ казанскую градскую полицію но правиламъ 1350 ст. XV т. св. зак. угол. (по VI прод.), а о объявленіи всѣмъ прочимъ причастнымъ къ дѣлу лицамъ и для надлежащаго въ отношеніи ихъ исполненія послать указъ казанскому городовому магистрату и велѣть по исполненіи рапортовать. Но предварительно дѣло сіе съ рѣшительнымъ опредѣленіемъ представить на утвержденіе къ начальнику губерніи. На предсѣдателя и. д. товарища Писаревъ. Читалъ Анучинъ 24 іюли. Засѣдатель Котеловъ. Сіе опредѣленіе г. предсѣдатель Перцовъ и засѣдатели: Андреевскій и Рязановъ, не подписали за бытіемъ на вакантномъ времени. 13 іюля 1866 года».
Въ Казани еще существуютъ люди, состоящіе въ родствѣ съ домомъ Дегтяревыхъ, изъ котораго вышла Марья Петровна Мокеева (по Печерскому — Марія Гавриловна Масленникова); съ ними пишущему эти строки случалось не разъ бесѣдовать. Изъ разспросовъ онъ получилъ о дальнѣйшей судьбѣ этой семьи слѣдующія свѣдѣнія.
Вскорѣ послѣ окончанія судебнаго процесса умеръ отецъ Марьи Петровны, Дегтяревъ, а еще немного спустя ея мужъ Степанъ Степановичъ Мокеевъ. Мать Маріи Петровны, строгая старовѣрка, рѣшила уѣхать съ дочерью въ одинъ изъ старообрядческихъ скитовъ Семеновскаго уѣзда, уцѣлѣвшихъ отъ разгрома. Здѣсь проживала почитаемая даже въ Казани знаменитая мать Манеѳа, столь авторитетная игуменья Комаровскаго скита. Она изрѣдка пріѣзжала въ Казань и была близка купеческому роду Дегтяревыхъ. Въ ея скитѣ, въ отдѣльномъ домикѣ, и поселилась Марья Петровна съ своею матерью.
Павлу Ивановичу Мельникову приходилось бывать въ скитахъ, въ томъ числѣ и Комаровскомъ; въ немъ онъ встрѣтилъ старую знакомку, казанскую красавицу Марью Петровну. Назвавъ ее Марьей Гавриловной, Печерскій ввелъ ее въ рядъ героинь своего талантливаго литературнаго произведенія, столь извѣстнаго русскому читающему обществу, украсивъ біографію этой героини цвѣтами своей игривой фантазіи.
- ↑ Старообрядческій скитъ, находящійся среди поля, недалеко отъ Казани, за Ямскими улицами. Встарину здѣсь былъ монастырь Димитрія Прилуцкаго, а потомъ вся эта усадьба перешла въ собственность бывшаго попечителя казанскихъ старообрядцевъ-безпоповцевъ, купца Василія Андреевича Савинова.
- ↑ М. А. Прозоровскій былъ извѣстный въ Казани «юсъ» по духовнымъ дѣламъ. Характеристика его описана когда-то въ «Современникѣ» (см. этотъ журналъ за 1860 г., май, стр. 69).
- ↑ Единовѣрческій священникъ въ Казани.
- ↑ См. «Заволожскую Вивліоѳику». Выпускъ I. Казань. 1887 г. Стр. 36.
- ↑ Коровинскую часовню.
- ↑ Нынѣ домъ Патрикеева, на лѣвой набережной Булака.
- ↑ Деревянный, въ три окошка на улицу, съ маленькимъ мезониномъ на верху, домъ Петра Адріановича Дегтярева цѣлъ до настоящаго времени. Онъ находится на правой сторонѣ Булака, у моста, противъ второй гимназіи, и принадлежатъ теперь стекольщику Соловьеву. Въ этомъ домѣ родилась и выросла Марія Петровна, по Печерскому Гавриловна, и отсюда же выходила она замужъ за Мокеева.
- ↑ Григорій Постниковъ, впослѣдствіи митрополитъ с.-петербургскій (ум. 1860 г.).
- ↑ Никодимъ Казанцевъ, впослѣдствіи епископъ енисейскій (ум. 1874 г.).
- ↑ Казанскимъ губернаторомъ былъ въ это время братъ извѣстнаго поэта, генералъ-лейтенантъ Ираклій Абрамовичъ Боратынскій (ум. 1869 г.).