И. З. Суриковъ.
правитьИванъ Захаровичъ Суриковъ родился 25-го марта 1841 года въ крестьянской семьѣ, состоявшей изъ трехъ братьевъ и нѣсколькихъ женщинъ. Родиной его было владѣніе граФовъ Шереметьевыхъ — деревня Новоселово, Ярославской губерніи, Угличскаго уѣзда.
Суриковы были довольно зажиточные крестьяне. Хозяйство у нихъ велось однѣми женщинами: бабкою Ивана Захаровича, его матерью и женою одного изъ дядей, который служилъ въ солдатахъ. Старшій изъ братьевъ Суриковыхъ имѣлъ въ Москвѣ овощную лавку, а младшій, Захаръ Адріановичъ, отецъ поэта, служилъ въ овощномъ погребѣ, тоже въ Москвѣ.
Ваня Суриковъ до 8 лѣтъ прожилъ въ Новоселовѣ среди однѣхъ женщинъ, которыя души не чаяли въ нѣжномъ и впечатлительномъ мальчикѣ. Молодая мать мальчика, Ѳекла Григорьевна, женщина очень сердечная, голубила своего первенца.
У Вани былъ другъ Сеня, сынъ дьячка. Съ нимъ Ваня почти не разставался: игралъ съ нимъ въ разныя игры, катался по зимамъ на санкахъ и велъ свои дѣтскія бесѣды.
Между тѣмъ его отецъ открылъ въ Москвѣ собственную овощную лавочку, и Ваня Суриковъ вмѣстѣ съ матерью переѣхалъ жить въ Москву.
Лавка Захара Адріановича находилась у Спасской заставы, въ глухой мѣстности. Здѣсь не было того простора, какой былъ въ родной деревнѣ, а отецъ трепалъ иногда Вайю подъ горячую руку. Отъ Спасской заставы Суриковы перенесли свою торговлю на Ордынку, въ надеждѣ, что тамъ она пойдетъ прибыльнѣе: народъ тамъ живетъ все богатый — купцы больше.
На 10-мъ году отвели Ваню къ двумъ пожилымъ сестрамъ, которыя брали дѣтей для обученія. За два года у нихъ Ваня научился читать и писать. Въ это время умерла его пятилѣтняя сестренка Оля. Маленькая живая дѣвочка и душевный мальчикъ очень любили другъ друга и были большими друзьями. Горько оплакивалъ братъ свою милую сестренку и никогда не могъ забыть ея.
Въ одномъ домѣ съ Суриковыми жилъ молодой чиновникъ Ксенофонтъ Силычъ, добрый и неглупый человѣкъ. Онъ полюбилъ Ваню, велъ съ нимъ всякіе разговоры и давалъ ему читать разныя книжки.
На Ордынкѣ торговля у Захара Адріановича пошла отлично; а когда Ваня пересталъ ходить учиться, то Захаръ Адріановичъ и его поставилъ за прилавокъ.
Дѣловая жизнь не мѣшала Ванѣ Сурикову улучать часъ-другой на то, чтобы пріобрѣтать знанія. При помощи Ксенофонта Силыча онъ, съ грѣхомъ пополамъ, учился грамматикѣ, исторіи и географіи. Въ тоже время онъ началъ пописывать и стихи.
Однажды, около полуночи, рядомъ съ Суриковыми случился большой пожаръ. Картина пожара такъ поразила Ваню Сурикова, что онъ описалъ ее стихами и показалъ ихъ Ксенофонту Силычу. Добродушный человѣкъ прочелъ и похвалилъ: «отлично, молодецъ, далеко пойдешь!» У Вани отъ радости навернулись на глазахъ слезы.
Съ этихъ поръ онъ сталъ сочинять да сочинять. У него даже завелись разные почитатели его таланта: и купеческіе сыновья и другіе молодые люди. Знакомства эти отрывали Ваню отъ дѣла, и отецъ сердился: «Иванъ, что эти лодыри къ тебѣ шляются? Я слышалъ, ты имъ пѣсни какія-то пишешь… вотъ они ссыта-то и лѣзутъ». — «Стихи я пишу; даръ у меня есть къ тому»… — «Грѣховодникъ! Изъ простой крестьянской избы барчука изъ себя строитъ. Товарищи-то скажутъ, посмѣются надъ тобою, а ты и уши развѣсилъ, не махонькій, кажется! Съ пути тебя сбиваютъ…»
Четыре года торговали Суриковы на Ордынкѣ и разжились. Чтобы еще больше расширить дѣло, Захаръ Адріановичъ перенесъ свою торговлю къ Старымъ Тріумфальнымъ воротамъ. Въ этой окраинѣ Москвы жили ямщики. Здѣсь Захаръ Адріановичъ открылъ лавку въ два раствора, а неподалеку открылъ еще лавку для сына, куда посадилъ его на отчетъ. Ямщики забирали у Суриковыхъ десятками фунтовъ чай, сахаръ и другой товаръ. Захаръ Адріановичъ шелъ въ гору. Онъ считался уже настоящимъ купцомъ.
Ваня въ своей отдѣльной лавочкѣ чувствовалъ себя хорошо. Свободное время онъ посвящалъ чтенію, писанію стиховъ и разговаривалъ съ пріятелями, которые не забывали его и на новомъ мѣстѣ.
Въ это время на юношу-стихотворца обратила вниманіе одна очень образованная дѣвушка, дочь домохозяина, Марья Николаевна Любникова. Она черезъ знакомыхъ попросила одного сочинителя оцѣнить стихи Сурикова и потомъ послала къ нему самого поэта. Но сочинитель ни въ стихахъ Ивана Захаровича, ни въ немъ самомъ не нашелъ ничего особеннаго и даже совѣтовалъ ему бросить писать. Юноша до крайности былъ огорченъ всѣмъ этимъ, но писать не бросилъ.
Между тѣмъ провели Николаевскую желѣзную дорогу. Ямщики обѣднѣли, и дѣла Суриковыхъ стали быстро падать. Пришлось закрыть обѣ лавки. Захаръ Адріановичъ уѣхалъ въ Новоселово заниматься общимъ хозяйствомъ, а Ваню съ матерью взялъ къ себѣ на время дядя, Иванъ Адріановичъ Суриковъ.
Племянника съ матерью онъ помѣстилъ въ грязной кухонкѣ. То и дѣло покрикивалъ онъ на Ваню: «Иванъ, подмети-ка лавку, иль не видишь, сорно!» «Разиня, щетку-то зачѣмъ ухватилъ, она, поди, какихъ денегъ стоитъ, — голикъ возьми… Не даромъ вы съ отцомъ-то профуфырились, купцы именитые».
Иванъ Захаровичъ по нѣскольку разъ въ день развозилъ дядины товары на цѣлые десятки верстъ и во всякую погоду. Ѳекла Григорьевна обратилась въ грязную стряпуху и весь день возилась въ кухнѣ. За всѣ труды дядя кормилъ ихъ только хлѣбомъ.
Года полтора мать и сынъ бились въ такой маятѣ. Наконецъ они выписали изъ деревни Захара Адріановича. Кое-какъ сколотились деньжонками, сняли у Тверскихъ воротъ за 10 рублей въ мѣсяцъ помѣщеніе и начали скупать старый ломъ желѣза, мѣдь, тряпье. Все это Суриковы разбирали по сортамъ и развозили по большимъ лавкамъ.
При своей торговлѣ Иванъ Захаровичъ снова принялся за чтеніе и стихи.
На 20-мъ году онъ женился на скромной дѣвушкѣ-сироткѣ, Марьѣ Николаевнѣ Ермаковой, которая жила у своей тетки, хозяйки мясной лавки. Иванъ Захаровичъ нашелъ въ женѣ лучшаго друга и утѣшителя. Марья Николаевна по душѣ сошлась со свекровью.
Ко всѣмъ ближайшимъ ея родственникамъ, братьямъ и сестрамъ, Иванъ Захаровичъ относился всегда душевно, какъ къ кровнымъ роднымъ, и впослѣдствіи оказывалъ имъ помощь, помогалъ имъ изъ послѣдняго. Видя доброе сердце мужа, Марья Николаевна еще больше любила его.
Торговля Суриковыхъ пошла прибыльнѣе, когда они вздумали торговать врозницу углемъ. Они поставляли уголь на кузницы, и лѣтъ черезъ 6 у нихъ расходилось кулей до 600 въ годъ.
Вскорѣ, благодаря Любниковой, Иванъ Захаровичъ познакомился съ извѣстнымъ поэтомъ Плещеевымъ. Участливый и сердечный, онъ ободрилъ Ивана Захаровича: «работайте, работайте, голубчикъ, у васъ есть талантъ», и обѣщалъ напечатать его стихи. Вскорѣ нѣсколько стихотвореній Сурикова было напечатано въ одномъ журналѣ.
Осенью 1864 года скончалась отъ простуды матушка Сурикова, Ѳекла Григорьевна. Больная — она со слезами на глазахъ говорила ненаглядному сыну: «чуетъ мое сердечушко, что недолго ужъ съ вами. Тяжело тебѣ будетъ, Ванюша… на Бога положись…» Иванъ Захаровичъ неутѣшно рыдалъ надъ дорогой покойницей.
Грустно потянулась жизнь Суриковыхъ послѣ похоронъ Ѳеклы Григорьевны. Черезъ 3 мѣсяца послѣ похоронъ Захаръ Адріановичъ женился на дѣвицѣ, лѣтъ 30. Мачеха внесла въ семью раздоръ. Захаръ Адріановичъ сталъ требователенъ, придирчивъ къ сыну, и, по жалобѣ мачехи, выгналъ его изъ дому. Иванъ Захаровичъ ушелъ отъ отца съ женою. Онъ сталъ зарабатывать деньги перепискою бумагъ, но зарабатывалъ одни гроши, а то и такой работы не было. Молодые супруги заложили шубы, разное платье, — все, что у нихъ было подороже. Наконецъ, будучи не въ силахъ болѣе бороться съ нуждою, Иванъ Захаровичъ рѣшилъ покончить съ собой. Осенью, ненастною ночью, тайкомъ отъ жены, вышелъ онъ изъ дому и направился къ Каменному мосту. Онъ остановился на мосту и застылъ въ какомъ-то оцѣпенѣніи, смотря на рѣку. Онъ простоялъ такъ до разсвѣта, а потомъ побрелъ на могилу матери искать утѣшенія.
Вскорѣ услыхалъ Иванъ Захаровичъ, что мачеха бросила отца. Жаль ему стало отца. Пошелъ онъ къ старику и помирился съ нимъ.
Свои стихи онъ продолжалъ печатать въ журналахъ и газетахъ. Въ 1871 году онъ напечаталъ ихъ отдѣльной книгой.
Съ 1873 года онъ началъ сильно прихварывать, но дѣла его, какъ писателя, шли отлично. Его стихотворенія печатались въ лучшихъ журналахъ, и всѣ читали ихъ. Иванъ Захаровичъ познакомился съ разными писателями и художниками и проводилъ съ ними свободное время. Черезъ два года его стихи вышли вторымъ изданіемъ. Объ Иванѣ Захаровичѣ заговорили въ газетахъ и журналахъ, но дни его были сочтены. Отъ тяжкой прожитой жизни у него сдѣлалась чахотка. По временамъ у него шла уже горломъ кровь.
Больного человѣка мучили еще нужда и непріятности. «Недостаточность средствъ къ жизни, — писалъ Суриковъ И. Г. Воронину, — принудила меня торговать углями, и я торгую. Каждый день идетъ пересыпка угля изъ кулей въ другіе кули, и я хожу, какъ трубочистъ… Тяжело и черно; откашлянешь мокроту — угольная пыль. О, нужда, чего ты не заставляешь дѣлать! Семья: жена, отецъ, больной женинъ братъ, еще женина сестра, и всѣ около меня, — надежда одинъ я». Часто отецъ огорчалъ больного, и это его мучило.
Доктора совѣтовали Сурикову ѣхать въ степь пить кумысъ, но по бѣдности онъ не могъ этого сдѣлать. Осенью 1877 года вышло 3-е изданіе стихотвореній Сурикова со статьей его друга Н. А. Соловьева-Несмѣлова. За книгу своихъ стиховъ Иванъ Захаровичъ получилъ хорошее вознагражденіе. На эти деньги онъ могъ, наконецъ, и полѣчиться.
Для этого Иванъ Захаровичъ уѣхалъ въ самарскія степи, гдѣ значительно укрѣпился. Но весной въ Москвѣ у него началось сильнѣйшее недомоганіе. Онъ снова уѣхалъ въ самарскія степи, а изъ степей въ Крымъ. Осенью больной возвратился въ Москву и замѣтно угасалъ съ каждымъ мѣсяцемъ. 24 апрѣля 1880 г. онъ умеръ, 39 лѣтъ. На его могилѣ[1] на средства K. Т. Солдатенкова, много помогавшаго и при жизни Ивану Захаровичу, поставленъ мраморный памятникъ.
Иванъ Захаровичъ находился въ добрыхъ отношеніяхъ со многими поэтами изъ народа: Воронинымъ, Григорьевымъ, Козыревымъ, Разореновымъ, Родіоновымъ, Тарусинымъ и другими. Общими силами издали они сборникъ своихъ стихотвореній и разсказовъ подъ названіемъ «Разсвѣтъ». Успѣха эта книга не имѣла.
Стихотворенія и пѣсни Сурикова такъ же печальны, какъ и его жизнь. Въ однихъ своихъ стихотвореніяхъ онъ жалуется на свою горькую долю; въ другихъ оплакиваетъ участь разныхъ горемыкъ и несчастныхъ женщинъ. Стихотворенія, проникнутыя свѣтлымъ, радостнымъ чувствомъ, встрѣчаются у него рѣдко.
Стихотворенія Сурикова, по своему содержанію и проникающему ихъ скорбному чувству, очень напоминаютъ стихотворенія Никитина.
- ↑ На Пятницкомъ кладбищѣ.