Истязание (Дорошевич)/ДО
| Истязаніе |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ IX. Судебные очерки. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1907. — С. 50. |
Судъ присяжныхъ снова въ роли обвиняемаго.
«По дѣлу Линевицъ».
Линевицъ жестоко обращалась со своей пріемной дочерью. Это несомнѣнно. Это доказано на судѣ.
И Линевицъ вышла изъ суда оправданной.
Не возмутительно?
Возмутительно. Страшно возмутительно.
И больше всѣхъ, вѣроятно, возмущены присяжные, вынесшіе оправдательный приговоръ.
Они хотѣли обвинить г-жу Линевицъ. Но имъ не дали этого сдѣлать.
Вотъ какъ происходило дѣло.
Сначала обстоятельства дѣла — такъ, какъ они выяснились на судѣ.
Въ Петербургѣ проживали супруги Линевицъ. Жили безбѣдно. Мужъ служилъ въ страховомъ обществѣ и получалъ около 2.000 р. въ годъ. Дѣтей у нихъ не было.
Г-жа Линевицъ сама пожелала взять на воспитаніе ребенка.
Они взяли трехлѣтнюю дѣвочку, незаконную дочь ихъ прачки, удочерили ее и занялись ее воспитаніемъ. Когда дѣвочка подросла, ее отдали въ гимназію.
Относилась ли г-жа Линевицъ съ любовью къ своей пріемной дочери?
Свидѣтели подтвердили, что да. Когда мужъ хотѣлъ за что-нибудь наказать ребенка, г-жа Линевицъ вступалась за дѣвочку и защищала ее отъ наказанія.
Какъ вдругъ мужъ г-жи Линевицъ умираетъ.
Г-жа Линевицъ съ пріемной дочерью остается безо всякихъ средствъ.
Въ судебныхъ отчетахъ говорилось, что она воспользовалась какой-то страховой преміей въ 2.000 рублей, принадлежавшей дочери.
Это вздоръ.
Линевицъ застраховалъ для пріемной дочери приданое въ 2.000 р. Но умеръ, успѣвъ сдѣлать только два взноса по 30 руб.
По правиламъ страхового общества сдѣланные взносы возвращаются обратно только тогда, когда внесено не менѣе 500 рублей.
Не желая, чтобы пропадали внесенные мужемъ 60 рублей, г-жа Линевицъ продолжала дѣлать взносы. Внесла до 600 рублей и тогда взяла взносы назадъ.
Такимъ образомъ она «воспользовалась» вовсе не 2.000, а 600 рублями, которые, конечно, и ушли на ея жизнь съ дочерью.
Покойный Линевицъ прослужилъ въ страховомъ обществѣ 24 года, былъ участникомъ вспомогательной кассы служащихъ, и, когда онъ умеръ, г-жѣ Линевицъ и ея дочери выдали около 4.000 р.
Это былъ ихъ единственный рессурсъ къ жизни.
Г-жа Линевицъ рѣшила держать меблированныя комнаты, сняла дачу въ Новой Деревнѣ, меблировала и сдавала жильцамъ.
Доходы были маленькіе.
Жили Линевицъ, по показаніямъ свидѣтелей, «страшно бѣдно».
Дочь пришлось изъ гимназіи взять.
Г-жа Линевицъ разсуждала такъ:
— Довести ее въ гимназіи до конца я врядъ ли смогу. Это во-первыхъ. Во-вторыхъ, что жъ она будетъ дѣлать, когда окончитъ гимназію? Замужъ выйти безъ приданаго трудно. А какія такія знанія, которыя могли бы дать средства къ жизни, даетъ гимназія? Пусть ужъ лучше бѣдная дѣвушка знаетъ какое-нибудь мастерство. Все скорѣе не пропадетъ съ голоду.
Такъ съ болью въ душѣ разсуждаютъ многіе родители, вынужденные, за недостаткомъ средствъ, брать своихъ способныхъ дѣтей изъ гимназіи и дѣлать ихъ ремесленниками. А пріемная дочь Линевицъ была очень способной дѣвочкой.
Г-жа Линевицъ отдала ее въ ученье къ портнихѣ. И, вѣроятно, къ этому очень не лежала душа Линевицъ.
Дѣвочка жаловалась, что у портнихи ей трудно, что тамъ съ ней грубо обращаются, и г-жа Линевицъ, жалѣя дѣвочку, взяла ее отъ портнихи и оставила дома.
При той бѣдности, въ которой жила г-жа Линевицъ, ей приходилось много работать самой, и она заставляла помогать въ работахъ по хозяйству дочь, 13-лѣтнюю дѣвочку.
Репортеровъ, вѣроятно, ввело въ заблужденіе шелковое платье, въ которомъ явилась г-жа Линевицъ на судъ.
Ни къ какому «свѣту» мѣщанка Линевицъ никогда не принадлежала. Все это вздоръ. Она женщина малоинтеллигентная.
Изъ скорбнаго листа, который велся, когда г-жа Линевицъ лежала въ больницѣ, видно, что она больна порокомъ сердца и страдаетъ общимъ разстройствомъ нервной системы.
Характера, какъ это часто бываетъ при порокѣ сердца и общемъ разстройствѣ нервной системы, г-жа Линевицъ была сквернаго.
По показаніямъ свидѣтелей, она была «вспыльчива до крайности», «въ гнѣвѣ себя не помнитъ», «въ такія минуты готова убить человѣка».
Вѣроятно, и на развитіе порока сердца, и на общее разстройство нервной системы, и на скверный характеръ г-жи Линевицъ вліяли и жизненныя неудачи, и переходъ отъ обезпеченной жизни къ тяжелому существованію, и бѣдность, и недостатки, и постоянный видъ передъ глазами способной дѣвочки, которая должна расти безъ образованія, безъ воспитанія.
Какъ относилась г-жа Линевицъ къ своей пріемной дочери?
Когда дѣвочка заболѣла, г-жа Линевицъ была «какъ безумная».
По показанію доктора, лѣчившаго дѣвочку, «лучшаго ухода за родной дочерью не можетъ быть».
Г-жа Линевицъ ухаживала за больной день и ночь.
Уступила ей свою единственную постель, на которой онѣ спали вмѣстѣ, и спала около, на полу.
Словомъ, дѣлала все то, что дѣлаетъ родная мать, когда заболѣваетъ родная дочь.
Г-жа Линевицъ согласилась отпустить дочь въ больницу только съ условіемъ, чтобы ее допускали къ дѣвочкѣ каждый день. И для нея пришлось сдѣлать исключеніе изъ больничныхъ правилъ. Г-жа Линевицъ, посѣщая больного ребенка, осыпала его нѣжностями и ласками. Дѣвочка радовалась всегда приходу матери. И на вопросъ, каково было вообще физическое состояніе дѣвочки, лѣчившій ее докторъ отвѣчалъ:
— Дѣвочка отличалась выхоленностью.
Когда заболѣла сама г-жа Линевицъ, и ей предстояла операція, которой, она думала, она при своемъ больномъ сердцѣ не выдержитъ, г-жа Линевицъ призвала г. Бодэ, друга и сослуживца покойнаго мужа, просила его помочь ей составить духовное завѣщаніе въ пользу пріемной дочери, просила его быть опекуномъ дѣвочки, у которой «никого больше на свѣтѣ не останется», заботиться о ней и охранять.
Готовясь къ смерти, она думала только о дѣвочкѣ.
Таковъ былъ общій, основной фонъ отношеній г-жи Линевицъ къ пріемной дочери.
При вспыльчивости, при болѣзненной раздражительности г-жи Линевицъ этотъ общій основной фонъ любовнаго отношенія къ дѣвочкѣ безпрестанно, ежедневно прерывался, нарушался грубыми, рѣзкими, злыми вспышками.
Очень способная, богато одаренная, развитая, тринадцати-, а затѣмъ четырнадцатилѣтняя дѣвочка росла въ совершенно неподходящей средѣ.
Жильцами г-жи Линевицъ, державшей свою дачу лѣто и зиму, были «новодеревенскіе артисты», кафе-шантанныя пѣвички, артисты и артистки разныхъ «русскихъ хоровъ».
Постоянно вращаясь среди этой «публики», наслушавшись отъ нихъ разсказовъ о «привольномъ ихъ артистическомъ житьѣ», дѣвочка только и мечтала, что о сценѣ, о томъ, какъ она будетъ такою же «артисткой».
Эта «дурь въ головѣ» бѣсила Линевицъ, вовсе не желавшую, чтобы изъ ея дочери вышла такая же «артистка», какъ ея жилицы.
Среди хлопотъ по хозяйству трудно было услѣдить за дѣвочкой. Дѣвочка, какъ часто дѣти, любила общество прислуги, любила уходить съ нею гулять.
Чего хорошаго можетъ набраться дѣвочка-подростокъ у прислуги меблированныхъ комнатъ?
Это также бѣсило и раздражало г-жу Линевицъ.
Умной, развитой не по лѣтамъ дѣвочкѣ было, конечно, скучно, невыносимо среди вѣчныхъ хлопотъ по хозяйству, въ обществѣ придирчивой, раздражительной женщины. Ее пошлютъ въ лавку за покупками, она воспользуется случаемъ, придетъ часа черезъ три.
Гулящая слобода «Новая Деревня» — плохой дѣтскій садъ, особенно для дѣвочки-подростка. Боязнь, что хорошенькую дѣвочку могутъ испортить, «свихнуть» съ пути истиннаго, сдѣлать съ ней Богъ знаетъ что, — конечно, не могла не тревожить г-жи Линевицъ.
При этой постоянной боязни, вспыльчивая, болѣзненная, раздражительная, съ больными нервами, г-жа Линевицъ преувеличивала всякій пустякъ, придавала излишнее значеніе всякой мелочи и за то, что дѣвочка забирала «дурь въ голову», за то, что она «отлынивала отъ работы», «бѣгала изъ дома», не хотѣла «привыкать къ труду», г-жа Линевицъ била, била, била свою пріемную дочь.
При скверномъ характерѣ, раздражительномъ и зломъ, выйдя изъ себя, «не помня себя», Линевицъ била дѣвочку безпрестанно, по нѣскольку разъ въ день.
Однажды, когда дѣвочка три часа проходила въ лавочку, находившуюся напротивъ, Линевицъ схватила ее за волосы такъ, что у дѣвочки лѣзли волосы.
Разозлившись на что-то, Линевицъ сорвала прутъ и прутомъ отхлестала дѣвочку.
Видѣли, говорятъ, какъ она вытолкала однажды дѣвочку за дверь и наносила ей удары.
Зная, что мать «во злѣ себя не помнитъ», дѣвочка, какъ говорятъ свидѣтели, принималась обыкновенно кричать, лишь только разозленная Линевицъ сдѣлаетъ къ ней шагъ.
И вотъ однажды, какъ разсказываетъ дѣвочка, мать, желая ее высѣчь, положила ее на постель, закрыла ей голову подушкой, чтобъ не было слышно криковъ, — эти крики вѣдь безпокоили жильцовъ, отъ которыхъ только и кормились Линевицъ съ дочерью, и жильцы могли съѣхать, — и, насѣвъ на подушку, чтобъ дѣвочка ея не сбросила, высѣкла розгами.
Несомнѣнно, что Линевицъ била дѣвочку рукой, розгами, прутомъ, давала ей пинки.
Говорили, что у дѣвочки бывали синяки и однажды отъ битья вылѣзло нѣсколько волосъ.
Но нѣтъ ни одного случая, чтобъ Линевицъ била дочь палкой, веревкой, какой-то колотушкой, шнуромъ отъ портьеръ, нанося какія-нибудь тяжкія поврежденія.
Докторъ, который свидѣтельствовалъ дѣвочку вскорѣ послѣ того, какъ она была взята отъ Линевицъ, нашелъ, что она совершенно здорова и никакихъ признаковъ жизни при тяжелыхъ обстоятельствахъ не имѣется.
Вотъ обстоятельства дѣла.
Скажите же, при такихъ обстоятельствахъ признали бы вы Линевицъ виновною по статьѣ 1489, которая «гласитъ»:
«За причиненіе кому-либо, съ умысломъ, тяжкихъ, подвергающихъ жизнь его опасности побоевъ или иныхъ истязаній или мученій, виновный, смотря по оказанной имъ при семъ большей или меньшей жестокости, по степени причиненнаго имъ вреда и другимъ, сопровождавшимъ его дѣянье обстоятельствамъ, приговаривается:
къ лишенію всѣхъ особенныхъ, лично и по состоянію присвоенныхъ правъ и преимуществъ и къ ссылкѣ на житье въ Сибирь, или къ отдачѣ въ исправительныя арестантскія отдѣленія на время отъ 2½ до 4 лѣтъ».
Руководящее кассаціонное рѣшеніе, разъясняющее эту статью, говоритъ:
«Для обвиненія кого-либо въ такомъ тяжкомъ преступленіи, каково истязаніе, необходимо не одно голословное названіе дѣйствій подсудимаго истязаніемъ, а такое указаніе признаковъ, изъ которыхъ было бы положительно видно, что насильственныя дѣйствія, сопровождавшіяся мученіемъ, повторялись извѣстнымъ лицомъ неоднократно и въ теченіе болѣе или менѣе продолжительнаго времени, или же мученія эти въ данномъ случаѣ представляли высшую и притомъ гораздо болѣе продолжительную степень страданій, нежели при обыкновенномъ насиліи и побояхъ, хотя бы и тяжкихъ, и что нанесеніе ихъ сопровождалось особою жестокостью со стороны подсудимаго».
Въ кассаціонныхъ рѣшеніяхъ по поводу этой статьи говорится:
«Признаніе подсудимаго виновнымъ въ нанесеніи тяжкихъ ударовъ кнутомъ, сопровождавшихся мученіями, недостаточно для признанія наличности истязаній, наказуемыхъ по статьѣ 1489, такъ какъ мученіями сопровождаются всякіе побои и даже всякое насиліе» ( по дѣлу Кравченко).
«Нанесеніе нѣсколькихъ ударовъ ремнемъ по голому тѣлу, вызвавшихъ наружу кровь и синія пятна, если притомъ судъ призналъ, что удары эти грозили опасностію жизни, подходитъ подъ статью 1533 (тяжкіе побои), а не подъ ст. 1489» ( по дѣлу Аркудинскаго).
«Признаніе подсудимаго виновнымъ въ томъ, что онъ сѣкъ жертву прутьями и билъ палкою такъ сильно, что она долгое время была больна, не даетъ, однако, права примѣнить статью 1489, если присяжные не признаютъ, что побои грозили опасностью для жизни» ( по дѣлу Зрячева).
И вотъ какіе «примѣры» приводятся того, что считается «истязаніями» и подлежитъ наказанію по ст. 1489:
«Признаніе подсудимыхъ виновными въ томъ, что они, бросившись на жертву, связали ей руки и ноги, душили ее, переломили въ горлѣ кость и завязали ротъ и носъ, отчего произошло медленное душеніе, даетъ полное право разсматривать эти дѣйствія, какъ истязаніе» ( по д. Шишкова).
«Признаніе подсудимаго виновнымъ въ томъ, что, надѣвъ на шею жены своей веревочную петлю и привязавъ конецъ веревки къ ножкѣ стола, давилъ жену петлею, придаетъ его дѣйствіямъ характеръ истязаній и мученій, о которыхъ говоритъ ст. 1489» ( по д. Высотскаго).
«Опущеніе кого-либо въ прорубь составляетъ истязаніе» ( по д. Калошина).
«Нанесеніе побоевъ, при чемъ виновные мучительно стягивали жертву веревкою, посредствомъ палки, голову, вполнѣ подходитъ подъ понятіе мученій, указанныхъ въ ст. 1489» ( по д. Иванова).[1]
Вотъ что это за статья.
Скажите, можно ли признать Линевицъ виновной по этой статьѣ?
Можете ли вы приравнять наказанія г-жой Линевицъ ея дочери, наказанія очень суровыя, къ «опусканію зимой въ прорубь», «мучительному крученію головы веревкою, при посредствѣ палки» и прочимъ пыткамъ, о которыхъ говоритъ эта статья?
А присяжнымъ былъ поставленъ одинъ только вопросъ:
— Виновна ли подсудимая Марія Линевицъ въ томъ, что въ теченіе 97 и 98 годовъ обременяла свою пріемную дочь непосильною для ея возраста работой, за неисполненіе этой работы и всякія другія мелкія провинности и безъ причины наносила ей побои руками, палкою, веревкою, колотушкою, прутомъ и другими предметами, чѣмъ причиняла ей рядъ продолжительныхъ мученій?
Утвердительный отвѣтъ на этотъ вопросъ означалъ бы обвиненіе Линевицъ по ст. 1489, т.-е. обвиненіе въ особомъ истязательствѣ, мучительствѣ, причиненіи пытокъ.
Защитникъ Линевицъ, ни на одну минуту не отрицавшій, что Линевицъ била свою пріемную дочь, просилъ поставить еще вопросъ о причиненіи легкихъ побоевъ.
Это предусмотрѣно статьей 142 уст. о нак., нал. мир. суд., и наказывается арестомъ до 3 мѣсяцевъ.
Судъ ему отказалъ.
Тогда защитникъ просилъ поставить вопросъ о причиненіи г-жой Линевицъ тяжкихъ побоевъ.
Это предусмотрѣно ст. 1533 уложенія о наказ., которая «гласитъ»:
«За нанесеніе съ умысломъ, хотя и не подвергающихъ жизнь обиженнаго опасности, однакожъ тяжкихъ побоевъ, виновный приговаривается:
Къ заключенію въ тюрьмѣ отъ 8 мѣсяцевъ до 1 года 4 мѣсяцевъ, съ лишеніемъ нѣкоторыхъ особенныхъ правъ и преимуществъ, или же заключенію въ тюрьмѣ на время отъ 2 до 8 мѣсяцевъ».
Судъ и въ постановкѣ такого вопроса отказалъ.
Присяжнымъ пришлось итти разрѣшать только вопросъ:
— Виновна ли Линевицъ въ такихъ истязаніяхъ, которыя равносильны пыткѣ?
Конечно, нѣтъ, въ такихъ истязаніяхъ она неповинна.
Но присяжнымъ, видимо, не хотѣлось оправдывать Линевицъ совершенно. Они не хотѣли обвинять ее въ такомъ преступленіи, какого она не совершала, и хотѣли, очевидно, хотѣли обвинить ее въ томъ, что она дѣйствительно совершила.
Черезъ нѣсколько минутъ присяжные вернулись въ залъ за разъясненіемъ:
— Могутъ ли они дать ограничительный отвѣтъ?
То-есть обвинить Линевицъ въ жестокомъ обращеніи, но отвергнуть только признаки «истязанія», которыхъ требуетъ ст. 1489.
Имъ отвѣчали:
— Нѣтъ.
Имъ сказали, что они могутъ отвергнуть только такіе признаки, какъ колотушка, палка и т. д. Отвѣтить:
— Виновна, но не била колотушкой, не била палкой и т. п.
Что же касается самаго существеннаго признака, именно и подводящаго дѣло подъ ст. 1489, «продолжительности мученій», то, если бы присяжные рѣшили отвергнуть этотъ признакъ, этимъ самымъ они отвергли бы составъ преступленія, предусмотрѣнный въ вопросѣ, а потому могутъ отвѣтить въ такомъ случаѣ только отрицательно:
— Нѣтъ, не виновна.
Такъ было сказано присяжнымъ.
Имъ не давали рѣшать вопросъ: наносила ли Линевицъ тяжкіе побои, они должны были отвѣчать:
— Истязала ли пытками Линевицъ свою дочь?
Т.-е. совершала ли то, чего она не совершала.
При такихъ условіяхъ несправедливое отношеніе къ подсудимому можетъ быть продиктовано только однимъ высшимъ соображеніемъ: заботой о несчастной дѣвочкѣ.
— Пусть лучше ужъ виновный получитъ наказаніе больше, чѣмъ онъ заслужилъ, но не страдаетъ за то невинный.
Обвинительный приговоръ, вовсе не соотвѣтствующій «мѣрѣ содѣяннаго», можетъ быть продиктованъ присяжнымъ только опасеніемъ:
— Оправдаемъ. А какъ же дѣвочка? Дѣвочку опять ей отдадутъ.
Тутъ такого опасенія не могло быть.
Дѣвочка, теперь 16-лѣтняя барышня, давно уже взята у Линевицъ, находится въ хорошихъ рукахъ, у людей, которые воспитываютъ ее, учатъ въ гимназіи наравнѣ съ родной дочерью.
И ей ничто не грозитъ: Линевицъ на судѣ отреклась отъ всѣхъ нравъ на нее, она заявила, и это занесено въ протоколъ, оформлено:
— Въ виду того, что наша жизнь совмѣстная невозможна, въ виду того, что я не могу дать дѣвочкѣ того воспитанія, котораго она по своимъ способностямъ заслуживаетъ, въ виду, наконецъ, того, что дѣвочка теперь устроена вполнѣ хорошо, я совершенно и навсегда отказываюсь отъ всякихъ правъ на нее.
Слѣдовательно, единственное основаніе совершить несправедливость, — и то отпадало.
И присяжные спокойно совершили дѣло справедливости.
Ихъ спросили:
— Виновна ли Линевицъ въ томъ, что предумышленно истязала, мучительствовала, подвергала пыткамъ свою пріемную дочь?
Они черезъ какія-нибудь 2—3 минуты вышли и сказали:
— Нѣтъ, въ этомъ она не виновна!
Развѣ ихъ вина, что имъ не дали отвѣтить на тотъ вопросъ, на который они хотѣли отвѣтить, на вопросъ о томъ, виновна ли Линевицъ въ томъ, что она дѣйствительно совершала?
Примѣчанія
править- ↑ «Уложеніе о наказаніяхъ», изд. Н. С. Таганцева. 1898 г.