Сборы Дария ко второму походу на Элладу, смерть Дария (1—4). Воцарение Ксеркса, военный совет, приготовления к походу, выступление в Сарды (5—32). Выступление из Сард, сооружение мостов через Геллеспонт, переправа полчищ в Европу, беседы с Артабаном (33—50). Путь к Дориску, состав, вооружение и количество войск (57—100). Беседа с Демаратом (101—105); Путь из Дориска до Фермы (106—126). Осмотр темпейского ущелья (127—130). Эллины, давшие землю и воду Ксерксу (132—137). Заслуги афинян перед Элладою (138—139). Сборы эллинов к отражению персов, безуспешное посольство эллинов в Сицилию, война сиракусян с карфагенянами (140-167). Отношение коркирян, критян, и фессалийцев к войне с персами (168—174). Расположение эллинского флота у Артемисия, сухопутного войска у Фермопил (175—178). Стычки между мидянами и эллинами (179—183). Передвижение ксерксовых полчищ (184—188). Крушение флота ксерксова; стычка с эллинскими кораблями у Артемисия и отплытие к Афетам (189—195). Прибытие сухопутного войска Ксеркса к Фермопилам (196—201). Эллины с Леонидом во главе у Фермопил (202—209). Битвы эллинов с варварами в Фермопилах, измена Ефиальты, гибель эллинского отряда (210—238). О походе Ксеркса на Элладу первые узнали лакедемоняне через Демарата (239).
1. По получении известия о марафонском сражении царь Дарий, сын Гистаспеса, уже и прежде раздраженный на афинян за вторжение в Сарды, теперь еще больше воспылал гневом и с усиленною ревностью стал готовиться к походу на Элладу. Немедленно разослал он гонцов по городам с приказанием заготовлять войско, причем каждому городу велено было поставить больше, нежели прежде, военных кораблей, лошадей, съестных припасов и перевозочных лодок. Известия гонцов волновали целую Азию в продолжение трех лет, пока набирались и вооружались к походу в Элладу самые лучшие люди. На четвертом году египтяне, которые порабощены были Камбисою, восстали против персов; тогда Дарий ускорил приготовления к войне уже с обоими народами.
2. Во время приготовлений к походу на Египет и Афины между сыновьями Дария возникли сильные распри из-за управления государством. Дело в том, что по персидским законам Дарию необходимо было до выступления в поход назначить царя. У Дария еще до его воцарения от дочери Гобрии, первой жены его, было три сына, а после воцарения родилось еще четыре сына от дочери Кира Атоссы. Старшим из прежних сыновей был Артобазанес, а из последующих Ксеркс. Происходя от разных матерей, сыновья спорили между собою, причем Артобазанес присваивал старшинство себе на том основании, что он самый старший из всех сыновей, в что по законам всех народов власть получает наистарший, а Ксеркс указывал на то, что он — сын Атоссы, дочери Кира, я что Кир был освободителем Персии.
3. Дарий не обнаруживал еще своего решения, как вдруг к тому же самому времени явился в Сусы сын Аристона Демарат, лишенный царской власти в Спарте и добровольно обрекший себя на изгнание из Лакедемона. Услыхав о споре сыновей Дария, Демарат, как гласит молва, пришел к Ксерксу и посоветовал ему в дополнение к доводам в свою пользу заметить, что он родился в то время, когда Дарий был уже царем и владычествовал над персами, между тем как Артобазанес родился тогда, когда Дарий был еще частным лицом; следовательно, не подобает и несправедливо, должен был заключить Ксеркс, чтобы кто-нибудь другой, а не он получил царское достоинство; ведь и в Спарте, прибавил Демарат, существует закон, по которому, если у царя сверх сыновей, родившихся до воцарения его, есть сын, родившийся впоследствии, уже во время царствования отца, то царская власть наследуется тем сыном, который родился позже. Ксеркс воспользовался советом Демарата; Дарий признал справедливость доводов Ксеркса и его назначил царем. Мне однако кажется, что и помимо этого совета царскую власть получил бы Ксеркс, так как Атосса была всемогуща.
4. Назначив Ксеркса царем персов, Дарий готов был выступить в поход; но случилось иначе: на втором году после рассказанного события и восстания Египта, среди приготовлений к войне, Дарий скончался, процарствовавши всего тридцать шесть лет, и не довелось ему наказать ни возмутившихся египтян, ни афинян.
5. По смерти Дария царская власть перешла к сыну его Ксерксу. Вначале Ксеркс вовсе не имел охоты воевать с Элладой и собирал войско только против Египта. Но при нем находился и пользовался наибольшим влиянием сын Гобрии Мардоний, двоюродный брат Ксеркса, сын дариевой сестры. Не раз он так говорил Ксерксу: «Владыка, не подобает, чтобы афиняне, причинившие столько бед персам, де понесли наказания за содеянное. Теперь следует тебе исполнить твой план; но укротив строптивый Египет, ступай войною на Афины; пускай среди народов идет о тебе добрая слава, и пускай в будущем и другие народы воздерживаются от походов в твои земли». Эта речь Мардония требовала мщения; но он прерывал ее напоминанием, что Европа прекраснейшая страна, что в ней растут плодовые деревья, что она отличается плодородием, и что один царь достоин обладать ею.
6. Вот что говорил Мардоний из страсти к перемена и из желания самому быть наместником Эллады. С течением времени он сломил упорство Ксеркса и убедил его действовать именно таким образом. Впрочем помогли этому и некоторые другие обстоятельства. Во-первых, из Фессалии от алевадов явились к царю послы с предложением идти на Элладу и с изъявлением полной готовности помогать ему. Что касается алевадов, то это были цари Фессалии. Во-вторых, такие же точно речи вели и бежавшие в Сусы писистратиды, которые сверх этого старались внушить царю большие надежды. Дело в том, что они привели с собою афинянина Ономакрита, гадателя, приведшего в порядок изречения Мусея; раньше того они примирились с ним. Сын Писистрата Гиппарх изгнал было Ономакрита из Афин после того, как Лас из Гермионы уличил его воочию в ложном присвоении Мусею изречения о том, что острова подле Лемна исчезнут будто бы под водою. За это Гиппарх изгнал Ономакрита, хотя до того был очень дружен с ним. Теперь Ономакрит прибыл в Сусы вместе с писистратидами, которые сообщили о нем чудесные рассказы; поэтому, являясь к царю, он каждый раз произносил какие-нибудь пророческие изречения, причем все те изречения, которые угрожали бедами варварам, он старательно скрывал, выбирая для произнесения только такие, которые сулили варварам величайшие удачи: о том, что Геллеспонту суждено быть сопряжену персом, и о походе на Элладу. Итак, Ономакрит склонил царя к походу такого рода изречениями, а писистратиды и алевады советами.
7. Хотя Ксеркс и решился воевать с Элладою, однако на втором году после смерти Дария он сначала пошел войною на мятежников, покорил их и весь Египет подчинил гораздо более тяжкому игу, нежели то, под каким страна находилась в царствование Дария; управление его он поручил брату своему, также сыну Дария, Ахеменесу. Впоследствии Ахеменес во время управления Египтом убит был ливиянином Инаросом, сыном Псамметиха.
8. После покорения Египта Ксеркс вознамерился предпринять поход на Афины и с этою целью созвал достойнейших персов в чрезвычайное собрание, чтобы выслушать их мнения и в присутствии всех их высказать собственные желания. Когда персы собрались, Ксеркс сказал им следующее: α) «Не я первый ввожу в вашу среду эти нравы, я унаследовал их от предков и останусь верен им. Как рассказывают старшие, мы никогда еще не предавались праздности со времени уничижения Астиага Киром и отнятия господства у мидян. Такова воля божества, и во исполнение ее мы счастливо совершаем многие предприятия. Вам хорошо известно, и нет нужды напоминать, какие народы были завоеваны и приобретены Киром, Камбисою и отцом моим Дарием. Что касается меня, то, наследовав царский престол, я был озабочен тем, как бы не умалить царского достоинства, которым облечены были мои предки, и не меньше их приумножить могущество персов. Среди этих забот я убеждаюсь, что мы стяжаем себе славу и приобретаем страну не меньшую нашей, не худшую по достоинству, но лучшую, более благодатную, а вместе с сим караем и исполняем долг мести. Я созвал вас теперь для того, чтобы открыть вам мои замыслы. β) Я намерен перекинуть мост через Геллеспонт и повести войско через Европу на Элладу, чтобы наказать афинян за все то, что они учинили персам и отцу моему. Вы знаете, что уже отец мой Дарий готовился к походу на этот народ; но он умер и потому не мог наказать виновных. В борьбе за него и за всех персов я не сложу оружия до тех пор, пока не возьму и не сожгу Афин, жители которых обидели и меня, и отца моего. Ведь они вместе с Аристагорою, рабом моим, вторглись в Сарды и предали пламени рощи святыни. Что они сделали с нами потом, когда под предводительством Датиса и Артафренеса мы вступили в их земли, это, я полагаю, известно всем вам. γ) Именно за это я в решил идти на них войною; сверх того рассчитываю извлечь из похода следующие выгоды: если мы завоюем афинян и соседний с ними народ, занимающий землю фригиянина Пелопа, то пределы персидской земли раздвинем до эфира Зевса. Солнце не будет взирать больше ни на какую страну за пределами нашей: я вместе с вами пройду всю Европу и все земли превращу в одну. Если мы покорим названные здесь народы, то, как говорят, не останется больше ни одного города, ни одного народа, которые дерзнули бы на бой с нами. Итак, мы наложим иго рабства как на виновных перед нами, так и на невинных. δ) Я буду признателен, если вы исполните следующее: каждый из вас должен явиться со всею поспешностью к тому времени, которое я для этого назначу, в тот, кто явится с наилучше вооруженным войском, получит от меня такие подарки, какие считаются у нас наиболее почетными. Так вы должны поступить, а чтобы настоящее предприятие не казалось моим личным делом, я предлагаю его на общее обсуждение, и пускай каждый желающий из вас выскажет свое мнение». Так закончил он свою речь.
9. После Ксеркса говорил Мардоний: «Ты, владыка, превосходишь всех персов не только прежде· живших, но и будущих. Все, тобою сказанное, прекрасно и истинно, и то особенно, что ты не позволишь ионянам, живущим в Европе, жалкому народу, издеваться над нами. Страшно сказать, что мы, покорив и поработив саков, индийцев, эфиопов, ассирян и многие другие могущественные народы, не потому что они причинили персам какую-нибудь обиду, но из желания приумножить наше могущество, что мы не покараем эллинов за причиненные нам обиды. Чего нам страшиться? Неужели огромного войска или громадного богатства? α) Но ведь мн знаем их боевую силу, знаем и убожество их; ведь мы покорили сынов их, тех, которые живут в нашей земле и именуются ионянами, эолянами и дорянами. Я сам испытал уже этот народ, когда по приказанию твоего отца ходил на них войною: я дошел было до Македонии, немного оставалось уже до самых Афин, и никто не вступил с нами в бой. β) Впрочем, как мне рассказывают, эллины ведут войны по невежеству и глупости бессмысленнейшим способом. Объявив друг другу войну, они выбирают прекраснейшую, совершенно ровную местность, там сходятся и ведут бой; вследствие этого даже победитель удаляется с поля битвы с большими потерями; о побежденных я не говорю вовсе: они гибнут поголовно. Им, как людям одного языка, следовало бы прибегать к глашатаям и посольству и при их посредстве или каким либо-другим способом, а не битвами улаживать споры. Если же воевать друг с другом решительно необходимо, то каждая сторона должна изыскать для сражения такое место, где она наименее одолима, и только в таком месте испытывать противника. Однако при всем безрассудстве в военном деле, эллины не решались сражаться со мною, хотя я дошел с войском до Македонии. γ) Кто же, царь, дерзнет выступить войною против тебя, когда ты ведешь с собою все народы и весь флот Азии? Я уверен, эллины не отважатся на это. Если же я ошибаюсь и безрассудство вселит в них дерзость выступить против нас, то пускай узнают, что мы в военном деле сильнейший из народов. Однако будь, что будет, но следует попытать счастья. Ничего не делается само по себе; напротив, опытом человек достигает всего». Мардоний кончил, подкрепив своею речью мнение Ксеркса.
10. При всеобщем молчании персов, не осмеливавшихся высказать что-либо против предложения, стал говорить смело, как дядя Ксеркса, Артабан, сын Гистаспеса: «Если не высказаны мнения, одно другому противоречащие, то нельзя и выбрать лучшего из суждений и необходимо довольствоваться одним; напротив, выбор становится возможным, если высказаны противоречивые мнения: подобно этому чистое золото познается нами не само по себе; только через трение о камень одного золота подле другого мы отличаем лучшее из них. Ужо твоему отцу и брату моему Дарию я советовал не ходить войною на скифов[1], так как народ этот вовсе не имеет городов. Но он не внял моему совету, рассчитывая покорить скифов кочевников, но вернулся из похода, потеряв много доблестных воинов. Ты же, царь, собираешься идти войною на народ, превосходящий скифов и почитающийся храбрейшим на море и на суше. Предприятие это опасно, должен сказать тебе правду. β) Так, ты утверждаешь, что перекинешь мост через Геллеспонт и поведешь войско через Европу в Элладу. Но допустим, что ты потерпишь поражение на суше или на море, или же здесь и там; ведь народ этот почитается храбрым, и храбрость его засвидетельствована тем, что афиняне одни истребили столь многочисленное войско, вторгшееся в Аттику с Датисом и Артафренесом. Однако предположим, что им не удается победить на суше; в таком случае я страшусь того, что они ударят на наши корабли и, одержав победу в морской битве, поплывут к Геллеспонту и там снимут мост. γ) Я не строю этих предположений сам из собственной головы, но припоминаю, как велико было бедствие, чуть было не постигшее нас в то время, когда отец твой соединил берега Фракийского Боспора, положил мост на Истре и перешел к скифам! Тогда скифы всячески старались убедить ионян, поставленных на страже переправы через Истр, снять этот мост. И если бы в то время тиран милетский Гистиэй согласился с мнением прочих тиранов и не восстал бы против этого, то персидское могущество было бы сокрушено. Страшно даже сказать, что судьба царя всецело находилась в руках одного человека! δ) Поэтому без крайней нужды не подвергай себя такой опасности и послушай меня. Нынешнее собрание распусти; обдумай дело наедине я после того объяви им, если тебе будет угодно, такое решение, какое найдешь наилучшим. Благоразумное решение, по моему мнению, величайшее благо, ибо, если бы даже случилось что-либо вопреки такому решению, это последнее сохраняет свою силу и не осуществляется только случайно. Напротив, лицо, принявшее нелепое решение, даже в случае удачи, нападает только на счастливую находку; решение его все же остается нелепым. ε) Ты видишь, как божество молнией поражает животных, выдающихся над другими, не дозволяя им возноситься. Напротив, животные мелкие не раздражают его. Ты видишь также, что оно всегда мечет свои перуны в наибольшие здания и в самые высокие деревья: божеству приятно калечить все выдающееся. Подобно этому и по следующей причине громадное войско может быть сокрушено малочисленным: если из зависти божество наведет на него страх, или ударит в него молнией, то неизбежно войско погибнет постыдною смертью. Божество не терпит, чтобы кто-нибудь другой, кроме его самого, мнил высоко о себе. ζ) Торопливость в каком бы то ни било деле ведет к неудачам, обыкновенным последствием которых бывают тяжелые потери; выжидание, напротив, приносит выгоды, которые обнаруживаются, если не тотчас, то со временем. η) Вот, царь, мой совет тебе. а ты, Мардоний, сын Гобрии, перестань говорить пренебрежительно об эллинах, так как они не заслуживают осуждения. Клеветами на эллинов ты подстрекаешь царя к походу на них; к этому направлены, я вижу, все твои усилия. Но этого не должно быть: клевета — величайшее зло. В клевете двое виновных и один обиженный: клеветник виновен в том, что взводит напраслину на отсутствующего; виновен в этом и тот, кто доверяется клеветнику прежде, чем точно узнает дело. Отсутствующий терпит при этом дважды: от одного потому, что оклеветан им, от другого потому, что он считает его дурным человеком. θ) Впрочем, если война с этим народом должна быть во что бы то ни стало, пускай так; но сам царь должен оставаться в Персии, мы оставим здесь же в качестве заложников и детей наших. В поход выступай ты один, возьми с собою людей по собственному выбору, собери себе войско, какое хочешь. Если предприятие кончится для царя так, как ты говоришь, пускай дети мои будут казнены, а вместе с детьми и я; если же дело кончится так, как я предвещаю, пускай та же участь постигнет твоих детей и тебя вместе с ними, если ты возвратишься домой. Наконец, если не пожелаешь принять этого условия и не взирая ни на что поведешь войско против Еллады, предсказываю следующее: когда остающиеся здесь персы получат весть о том, что Мардоний навлек на персов тяжкое бедствие, а сам погиб где-нибудь в афинской или спартанской земле, если еще не раньше, в дороге, и растерзан птицами я собаками тогда ты узнаешь тот народ, против которого советуешь царю идти войною». Так говорил Артабан.
11. Ксеркс в гневе возразил ему: «Артабан, ты брат моего отца, и это сохранит тебя от достойного наказания за оскорбительную речь. Все-таки как малодушного и труса я опозорю тебя тем, что ты не пойдешь со мною в Элладу и останешься здесь вместе с женщинами; я и без тебя сделаю то, что сказал. Я не был бы сын Дария, внук Гистаспеса, правнук Арсамеса, праправнук Ариарамны, потомок Теиспеса, Кира, Камбисы, Теиспеса, Ахеменеса, если бы не наказал афинян. Ибо я убежден, что, если мы и оставим их в покое, то они не оставят нас; напротив, они снова нападут на нашу землю, как можно заключить из поведения тех афинян, которые вторглись в Азию и сожгли Сарды. Таким образом на одной стороне нельзя отступать назад; необходимо или действовать, или терпеть, или мы всецело должны быть подчинены эллинам, или они в такой же мере персам: среднего выхода из этой вражды нет. Итак, справедливость требует, чтобы мы отмстили уже за то, что претерпели раньше; кроме того, должен же я испытать угрожающие мне ужасы в случае войны с тем самым народом, который покорен рабом предков моих, фригийцем Пелопом; вследствие этого и народ, и земля его называются до настоящего времени по имени завоевателя».
12. На этом беседы кончились. Но к вечеру мнение Артабана стало тревожить Ксеркса, а ночью он обдумал дело снова и сознавал, что поход в Элладу совершенно ему не нужен. Переменив решение, он заснул и, как рассказывают персы, увидал ночью следующий сон: ему казалось, будто подле него стоит здоровый красивый мужчина и говорит так: «Неужели, перс, ты изменяешь свое решение и не думаешь идти войною на Элладу, раньше приказав персам собирать войско? Неблагоразумно поступаешь, и я не ногу одобрить тебя. На чем решил днем, того и держись». Призрак сказал это и исчез.
13. С рассветом Ксеркс перестал и думать о сновидении, созвал тех же самих персов, что я прежде, и сказал им следующее: «простите, персы, что я так быстро меняю свое решение. Я не достиг еще полной умственной зрелости, а лица, подстрекающие к походу, не оставляют меня ни на минуту. Когда я услышал мнение Артабана, то по молодости мгновенно вспылил, и против лица, старшего возрастом, сорвались у меня неприличные выражения; но я сознал свою ошибку и теперь разделяю мнение Артабана. Итак, я переменил решение: похода в Элладу не будет, будьте покойны».
14. Персы выслушали это с радостью и благоговейно преклонились пред царем. Ночью во время сна тот же самый призрак снова явился Ксерксу и сказал: «Сын Дария, неужели ты перед персами окончательно отменил поход, вовсе не обратив внимания на мои слова, как будто ты и не слышал их? Знай же: если ты немедленно не выступишь в поход, то из этого произойдет следующее: как быстро ты вознесся и усилился, так же быстро будешь унижен».
15. Ксеркс пришел в ужас от призрака, вскочил с постели и послал гонца за Артабаном. Когда тот явился, Ксеркс сказал ему: «Артабан, тогда я сгоряча поступил неблагоразумно, на благой совет напал на тебя с бранью; но вскоре я переменил свое мнение и решил, что должен последовать твоему совету. Однако при всем желании не ногу этого сделать. После того, как я переменил решение и принял твое мнение, неоднократно мне являлся во сне призрак и решительно не одобрял этого образа действий. Последний раз он удалился с угрозами. Если призрак этот посылается божеством, и если божеству угоден поход на Элладу, то тот же самый призрак с такими же внушениями должен явиться к тебе. Я полагаю, это может случиться тогда, когда ты наденешь на себя всю мою одежду, в таком виде сядешь на мой престол и потом уснешь на моей постели». Вот что Ксеркс сказал Артабану.
16. Артабан не сразу повиновался царскому приказанию, так как садиться на престол считал для себя непозволительным; он исполнил приказание лишь по настоянию царя и при этом сказал следующее: «И по моему царь, одинаково важно: быть благоразумным и следовать благим советам другого. Хотя в тебе есть то и другое, но общение с дурными людьми вводит тебя в заблуждение: подобно этому море для людей полезнее всего другого; но, как говорят, порывы ветров препятствуют ему проявлять природные свойства. Меня огорчили не столько твои обидные речи, сколько-то обстоятельство, что из двух высказанных перед персами решений, причем одно способно усиливать высокомерие, а другое смирять его, предостерегать наши души от постоянного недовольства настоящим и постоянного искания большего, что из двух таких мнений ты предпочел худшее как для тебя самого, так и для персов. β) Но ты говоришь, что теперь, после обращения к более здравому решению, когда ты отменил уже поход на Элладу, тебя посещает сновидение, воспрещающее распустить войско. Но это, дитя мое, не дело богов. Я гораздо старше тебя и могу объяснить природу витающих среди людей сновидений. Обыкновенно в виде призраков во сне встают веред нами заботы дня, а в последние дни мы заняты были больше всего этим военным походом. γ) Если же свойство сновидений не таково, как я определяю, и им присуще нечто божественное, то относительно этого тобою сказано все: пускай призрак предстанет предо мною и повелит мне то же, что и тебе. Призрак должен явиться мне во всяком случае, буду ли я в твоем одеянии, или в моем, буду ли я спать в твоей постели, или в своей, если только он желает явиться к другим, кроме тебя. Ведь призрак, являвшийся тебе во сне, что бы такое он ни был, не до такой же степени наивен, чтобы, глядя на меня, признать меня за тебя из-за твоего одеяния. Впрочем быть может, призрак не обратит на меня никакого внимания и не удостоит явиться ко мне вообще, буду ли я в моем одеянии, или в твоем, но будет все-таки являться тебе; нужно будет и это испытать. Действительно, если призрак не перестанет являться, то и я признаю его делом божества. Если тебе так угодно и решение твое неизменно, если я должен уснуть в твоей постели, пускай так: я исполню твое требование, лишь бы призрак явился в мне». Артабан на этом остановился.
17. В надежде доказать полную неосновательность догадок Ксеркса, Артабан поступил по его совету. Он оделся в платье Ксеркса, сел на царский престол и потом заснул; ему явился во сне тот самый призрак, что и Ксерксу и, став у его изголовья, проговорил: «ты ли это отговариваешь Ксеркса, как бы из заботливости о нем, от военного похода на Элладу? Ни в будущем, ни в настоящем не останешься не наказанным за то, что отвращаешь определение рока, а что в случае неповиновения неизбежно претерпит Ксеркс, это объявлено ему самому».
18. С такими угрозами представился призрак Артабану, причем намеревался выжечь ему глаза раскаленным железом. Артабан с громким криком вскочил с постели, потом сел подле Ксеркса, рассказал ему все сновидение и затеи прибавил: «Царь, я, как человек часто видевший уничижение сильных слабыми, хотел было удержать тебя от увлечений молодости; я знал, как пагубна страсть к большим приобретениям, потому что мне памятен конец похода Кира на массагетов, памятен и поход Камбисы на эфиопов, наконец я участвовал в походе Дария на скифов. Все это я знал и потому был убежден, что все люди будут считать тебя счастливейшим человеком, если ты останешься в покое. Но так как здесь есть божеское внушение, и эллины, как кажется, богами обречены на гибель, то и я сам оставляю прежнее мнение и принимаю другое, а ты объяви персам то, что возвещено тебе божеством, прикажи им готовиться к походу согласно первоначальному твоему распоряжению и вообще позаботься о том, чтобы с твоей стороны ни в чем не было недостатка для совершения похода, допущенного божеством». Так он говорил. Призрак воодушевил обоих, и с рассветом Ксеркс немедленно передал все персам, а Артабан, который прежде один открыто отговаривал от предприятия, теперь так же открыто старался споспешествовать походу.
19. После того, как Ксеркс решил выступать в поход, ему явился во сне призрак в третий раз. Маги истолковали сновидение в том смысле, что господство Ксеркса распространится на всю землю и на все народы. Самое сновидение состояло в следующем: Ксерксу свилось, что он увенчан оливковыми листьями, а ветви того же дерева покрывают всю землю; потом венчавший голову венок исчез. Так было истолковано магами сновидение. Все созванные царем персы возвратились немедленно каждый в свою область и с ревностью приводили в исполнение царское приказание, потому что каждый желал получить обещанные царем дары. Вообще Ксеркс производил набор войска таким образом, что не была пощажена ни одна часть азиатского материка.
20. Действительно, Ксеркс снаряжал войско и заготовлял все нужное для него в продолжение полных четырех лет после вторичного покорения Египта. Лишь на пятом году после этого он начал выступать в поход с громадным полчищем. Это било многочисленнейшее из всех известных нам войск, так что в сравнении с ним ничтожными оказываются войско Дария, ходившее на скифов, то скифское войско, которое в погоне за киммериянами вторглось в Мидийскую землю, покорило и заняло почти всю верхнюю Азию, — за это-то впоследствии и хотел Дарий наказать скифов, — далее известное во рассказам войско атридов, ходившее на Трою, наконец войско мисян и тевкров еще перед Троянскою войною, то самое, которое переправилось в Европу через Боспор, покорило всех фракиян, спустилось до ионийского моря, а на юге дошло до реки Пенея.
21. Все эти в другие, каковые были, военные походы не могут быть сравниваемы с этим одним. Ведь где тот азиатский народ, который не был бы выведен в поход Ксерксом? Где та река, за исключением больших рек, воды в которой достало бы для войска ксерксова? Одни народы поставляли корабли, другие образовали из себя пехоту, третьи обязаны были доставить конницу, четвертые кроме воинов должны были доставить суда для перевозки лошадей, пятые — длинные корабли для сооружения мостов, шестые — продовольствие и корабли.
22. Так как в первый раз при объезде Афона корабли потерпели крушение[2], то прежде всего персы в продолжение трех лет занимались приспособлением Афона. Триремы стояли на якоре подле Елеунта, что на Херсонесе; оттуда отправились воины различных народностей к Афону и там под ударами бича копали ров, на их место явились другие; перекапывали гору и жители Афона. Работами этими руководили персы: Бубара, сын Мегабаза, и Артахея, сын Артея. Афон — большая замечательная гора, заселенная, спускающаяся к морю. В том месте, где гора обрывается к материку, она представляет подобие полуострова, причём перешеек имеет около двенадцати стадий. Это — равнина с небольшими холмами, простирающаяся от моря у Аканфа до противоположного моря у Тороны. На том перешейке, которым кончается Афон, лежит эллинский город Сана. По ту сторону Саны, но по сю сторону горы, находятся другие города, которые по замыслам персидского царя должны были превратиться в островные города из материковых. Это — Дий, Олофикс, Акрофой, Фисс и Клеоны. Таковы города на Афоне.
23. Перекапывание горы варвары производили следующим образом: пространство по прямой линии, проведенной подле города Саны, разделено было варварами на части по народностям; потом вырыт был глубокий ров. Одни, помещавшиеся ниже всех, копали землю, другие передавали непрерывно вынимаемую землю другим рабочим, стоявшим выше на уступах стен, а эти принятую землю передавали третьим, пока таким образом не доходили до самых верхних рабочих; эти последние относили и выбрасывали землю. Края канавы обрушивались, и потому все народности, кроме финикиян, несли двойной труд; это было неизбежно, потому что верхнюю и нижнюю части канавы они делали одинакового объема; напротив финикияне обнаружили сообразительность и здесь, как и во всех других работах. Ту часть канавы, которая досталась на их долю, финикияне копали так, что верхнее отверстие канавы сделали вдвое шире против назначенного объема, а по мере углубления суживали канаву, в когда дошли до дна, то ширина ее была такая же, как и у прочих рабочих. На лугу, прилегавшем к этому месту, финикияне устроили рынок и сбыт товаров; молотое зерно доставлялось им из Азии в изобилии.
24. По моим соображениям, Ксеркс велел перекапывать гору из высокомерия, из желания выставить на вид свое могущество и оставить по себе памятник. Хотя можно было бы без малейшего труда перетащить корабли через перешеек, однако он велел выковать до уровня моря такой ширины канал, чтобы по нем могли плыть две триремы рядом вод ударами весел. Тем же самым народам, которые копали канал, приказано было положить мост на реке Стримоне. Вот что делал Ксеркс.
25. Тем временем он велел финикиянам и египтянам заготовлять для мостов корабельные снасти из папируса и белого льна и сделать склады съестных припасов для войска, чтобы ни воины, ни скот не терпели голода во время похода на Элладу. Он приказал делать склады лишь по исследовании местностей для того, чтобы поместить их в наиболее соответствующих пунктах, причем различные народы со всех концов Азии должны были доставлять съестные припасы в разные места на ластовых судах и плотах. Так обязаны были одни доставлять хлеб к Белому мысу Фракии, другие в Тиродизу перинфян, третьи в Дориск, четвертые в Эион на Стримоне, пятые в Македонию.
26. Пока эти люди заняты были возложенной на них работой, собралась вся пехота и, отправляясь из Криталл в Каппадокии, выступила в Сарды. В Криталлах велено было собираться всему войску с материка; которое должно было выходить вместе с Ксерксом. Однако я не могу сказать, какой из наместников привел с собою наилучше вооруженное войско и получил от царя обещанные дары; вообще я не знаю, доходило ли дело до состязания. После переправы через реку Галис войска вступили во Фригию, прошли ее и прибыли в Келены, где показываются ключи реки Меандра и другой, не уступающей Меандру по величине и носящей имя Катаракты; река эта начинается на рынке в Келенах и изливается в Меандр. Подле этого рынка висит мех из кожи силенова сына Марсии, относительно которого фригияне рассказывают, что Аполлон содрал с него кожу и там повесил ее.
27. В городе Келенах лидянин Пифий, сын Атиса, поджидал Ксеркса с войском и по прибытии царя роскошно угостил персидское войско и самого Ксеркса и предложил ему денег на войну. В ответ на предложение царь спросил приближенных к нему персов, кто такой Пифий и сколько он имеет денег, если может предлагать это. Те отвечали: это — тот самый человек, царь, который подарил отцу твоему Дарию золотой платан и таковую же виноградную лозу; и теперь, насколько мы знаем, он после тебя первый человек по богатству.
28. Эти последние слова изумили Ксеркса, и он сам потом спросил Пифия, сколько у него денег. «Царь», отвечал тот, «я не стану скрывать от тебя своих богатств, не стану отговариваться незнанием; я знаю их и точно определю тебе. Лишь только я узнал, что ты идешь к Эллинскому морю, я решил тотчас дать тебе денег на войну и сосчитал; при исчислении я нашел у себя две тысячи талантов серебра, а золота четыреста миллионов дариевых статеров без семи тысяч. Все это я дарю тебе. Для себя я имею достаточно с полей и рабов». Так говорил Пифий.
29. Ксеркс остался доволен речью и заметил: «С того времени, любезный лидянин, как я покинул Персию, и до сих пор я не встретил кроме тебя ни одного человека, который бы добровольно предложил угощение моему войску, или такого, который, явившись ко мне, сам предложил бы мне денег на войну; ты же в роскошно угостил войско, и предлагаешь мне большие суммы денег. За это я желаю наградить тебя следующими почетными дарами: я жалую тебя званием моего гостеприимца и пополняю твои четыреста миллионов статеров семью тысячами из моих собственных денег; пускай твои четыреста миллионов не будут без семи тысяч, я округлю и пополню их. Сам владей тем, что приобрел, и умей навсегда остаться таким, ибо ни в настоящем, ни в будущем тебе не придется каяться в твоем поведении».
30. Так сказал Ксеркс и, исполнив обещание, продолжил путь. Миновав фригийский город по имени Анавы и озеро, из которого добывается соль, он вступил в большой фригийский город Коллоссы. Там река Лик ниспадает в пропасть и теряется под землей, потом стадий через пять показывается снова на поверхности земли и также изливается в Меандр. Выступив из Коллосс, войско прибыло в город Кидрары, что на границе Фригии и Лидии; здесь находится вбитая в землю доска, положенная Крезом; надпись на ней гласит об этой границе.
31. Из Фригии Ксеркс вступил в Лидию. Здесь дорога разделилась на две, причем одна, налево вела в Карию, а другая, направо в Сарды; на этом последнем пути неизбежно было переправляться через реку Меандр и проходить мимо города Каллатеба, в котором особый класс людей приготовляет мед из тамариска и пшеницы. Ксеркс пошел этой дорогой и здесь нашел платановое дерево, которое за красоту одарил золотым украшением и поручил попечению стража из числа «бессмертных». На другой день царь прибыл в столицу лидян.
32. По прибытии в Сарды он прежде всего отправил в Элладу глашатаев с требованием земли и с приказанием готовить для царя пиршества. С этим требованием он послал глашатаев во все города Эллады, за исключением только Афин и Лакедемона. За землей и водой царь посылал вторично по следующему соображению: все те, которые отказали в этом глашатаям Дария, теперь, думал он, дадут землю и воду непременно; следовательно он послал глашатаев с целью испытать это окончательно.
33. После этого царь собирался идти к Абиду. Тем временем другие воины соорудили мост на Геллоспонте, ведущий из Азии в Европу. Геллеспонтский Херсонес между городами Сестом и Мадитом имеет широкий мыс, спускающийся к морю напротив Абида. Здесь немного времени спустя[3] афиняне под предводительством Ксанфиппа, сына Арифрона, захватили в плен перса Артаикту, правителя Феста, распяли и пригвоздили к деревянной доске, того самого Артаикту, который приводил женщин в святилище Протесилая, что в Елеунте, и там совершал нечестие.
34. К этому-то мысу от Абида положено было два моста теми, кому било приказано: один соорудили финикияне из канатов белого льна, другой египтяне из канатов папирусных. От Абида до противоположного берега семь стадий. Когда мосты уже были положены, поднялась сильная буря, все это разорвавшая и изломавшая.
35. При известии об этом Ксеркс пришел в ярость и велел дать Геллеспонту в наказание триста ударов кнутом, а в открытое море опустить пару оков. Я слышал даже, что он послал вместе с тем и палачей, накладывающих клеймо, для наложения клейма на Геллеспонт. Он приказал также произносить при бичевании следующие жестокие и нечестивые слова: «Тебя, горькая вода, казнит так владыка за то, что ты причинила ему обиду, не будучи обиженною им. Царь Ксеркс переступит через тебя, желаешь ли ты этого, или нет. Видно, по справедливости никто из людей не чтит тебя жертвами, как грязный и соленый поток», Одним и тем же лицам приказано было наказать это море и отрубить головы людям, которые руководили сооружением мостов через Геллеспонт.
36. Приказание было исполнено теми лицами, на которых возложена была эта тягостная обязанность. Мосты положены были другими мастерами по следующему способу: патидесятивесельные суда и триремы поставлены были близко друг к другу в ряд, причем под один мост, со стороны Евксинского Понта, пошло триста шестьдесят судов, а под другой триста четырнадцать; этот последний мост положен был в направлении косвенном относительно Понта и в сторону течения Геллеспонта, чтобы поддерживать натянутые канаты. Установив суда, опустили с них длиннейшие якоря: с первого моста, обращенного к Понту, против ветров, дующих со стороны Понта и Пропонтиды, с другого моста, западного, обращенного к Эгейскому морю, против западного и южного ветров. Между пятидесятивесельными судами и триремами оставлено било для прохода отверстие, через которое желающий мог бы проплыть в Понт и обратно из Понта. После этого натянуты были канаты с суши посредством наворачивания их на деревянные вороты, причем два сорта канатов не употреблялись более отдельно, как прежде, но на каждый мост положили по два каната из белого льна и по четыре из папируса. Толщина и наружная отделка канатов обоих сортов были одинаковы, только льняные относительно тяжелее: каждый локоть такого каната весил талант. Когда мосты для переправы были кончены, нарезали толстых досок из брусьев такой длины, какова была ширина каждого моста, правильно расположили их в ряд сверху натянутых канатов и потом связали перекладинами, на эти доски наложили, тоже в порядке, разного дерева, которое покрыли землею, а землю утрамбовали; наконец по обеим сторонам мостов возведены были стены для того, чтобы вьючный скот и лошади не глядели сверху в море и не пугались.
37. По сооружении мостов и по окончании работ на Афоне, — когда сделаны были земляные насыпи у устьев канала для того, чтобы оградит их от наносов во время морского прилива, — по получении известия, что и самый канал окончательно готов, войско снарядившись с окончанием зимы и с наступлением весны, решило двинуться и поход к Абиду. Когда войско выступало ив лагеря, солнце покинуло обычное место на небе и исчезло, при безоблачности неба и в совершенно ясную погоду день сменился ночью. При виде этого Ксеркс встревожился и спросил магов, что предзнаменует это чудо. Маги отвечали, что божество предсказывает эллинам исчезновение городов их, потому-де что солнце служит предвестником будущего у эллинов, а луна у персов. При этих словах Ксеркс возликовал и начал выступление в поход.
38. Царь с войском был уже в пути, когда лидянин Пифий, перепуганный небесным знамением и возгордившийся получением даров[4], подошел к Ксерксу со следующими словами: «Я хотел бы, царь, кое о чем попросить тебя; тебе это сделать легко, а для меня оно было бы очень важно». Ксеркс менее всего догадывался, о чем хотел просить его Пифий, поэтому обещал исполнить просьбу и сказать, чего он хочет. Тогда Пифий смело сказал: «У меня, владыка, есть пять сыновей и всем им выпал жребий идти с тобою в поход на Элладу. Ты, царь, сжалься надо мною во внимание к моим преклонным летам и освободи от военной службы одного из сыновей, самого старшего: пускай он примет на себя заботы обо мне и моих богатствах. Четырех сыновей возьми с собою; замыслы твои да исполнятся, в ты возвратишься домой».
39. Ксеркс в сильном гневе отвечал: «Как дерзнул ты, подлый человек, упоминать о твоем сыне, когда я сам иду на войну в Элладу с моими сыновьями, братьями, родственниками и друзьями, ты, раб мой, которому следовало бы идти за мною всем своим домом, вместе с женою? Знай же следующее: дух человека живет в его ушах; если он слышит доброе, то преисполняет тело наслаждением, а слышит злое — закипает гневом. Хотя ты сделал доброе дело и изъявлял готовность сделать другое подобное, но не тебе хвалиться тем, что в великодушии ты превзошел царя; когда же переменившись, ты проявляешь наглость, то подвергнешься наказанию, не такому, какое заслужил ты, а меньшему. Узы гостеприимства спасают тебя и четырех сыновей твоих; ты будешь наказан смертью одного из сыновей, наиболее тобою любимого». Тотчас после этого царь велел тем лицам, на которых лежала эта обязанность, отыскать самого старшего сына Пифия и рассечь его пополам, потом половины трупа положить по обеим сторонам пути, одну половину направо от дороги, другую налево, а войско должно было проходить между ними. Приказание было исполнено, и войско прошло дальше.
40. Впереди шли носильщики и вьючный скот; за ними следовало составленное из всевозможных народностей войско, смешанное, без разделения по народностям. Когда прошло больше половины войска, образовался промежуток, и воины не шли вместе с царем. Впереди царя шли всадники в числе тысячи человек, отборные из всех персов; за ними следовала тысяча воинов, вооруженных копьями, также выбранные из всех персов; они шли с копьями, опущенными к земле; дальше шло десять священных лошадей, так называемых несейских, в прекраснейшей сбруе. Несейскими называются лошади вот почему: есть в Мидии обширная равнина во имени Несей; на этой-то равнине и водятся величественные лошади. За десятью лошадьми следовала священная Зевсова колесница, которую везла восьмерка белых лошадей; позади этих лошадей шел пешком возница с уздою в руках, ибо никто ив людей не достоин всходить на колесницу. За священной колесницей следовал сам Ксеркс в боевой колеснице, запряженной несейскими лошадьми; подле него шел возница по имени Патирамфес, сын перса Отаны.
41. Так выступил Ксеркс из Сард; из боевой колесницы он, когда хотел, переходил в колесницу более удобную для дороги. Позади его шли копьеносцы, храбрейшие и знатнейшие из персов, числом тысяча, с поднятыми копьям; далее следовала другая тысяча всадников из отборных персов; наконец за этой конницей шло десять тысяч пехоты, выбранной из числа прочих персов. Тысяча человек пехоты имела на своих копьях вместо нижних острых концов золотые гранаты и кольцом окружала остальных воинов; эти последние в числе девяти тысяч человек находились среди первых и имели на копьях серебряные гранаты. Впрочем золотые гранаты имели и те воины, которые шли с опущенными к земле копьями, тогда как те, что были наиближе к царю, имели на копьях золотые яблоки. За этими десятью тысячами следовало десять тысяч персидской конницы. За конницей оставалось свободное пространство в целых две стадии, и наконец шло смешанною толпою остальное войско.
42. Путь свой из Лидии войско направило к реке Каику и в мисийскую землю; отправившись от Каика, войско оставило с левой стороны гору Кану и через Атарней прибыло в Карену. Отсюда оно прошло через финскую равнину и миновало города Адрамиттий и пеласгийский Антандр; затем, оставив влево Иду, войско вступило в Троянскую землю. Во время ночной остановки под Идой над войском в первый раз разразилась гроза с молнией, погубившая очень много народу.
43. По прибытии войска к реке Скамандру, — это была первая река со времени выступления войска из Сард, вода в которой иссякла и была недостаточна для утоления жажды войска и скота, — по прибытии к этой реке Ксеркс пожелал взглянуть на замок Приама в поднялся к нему. Осмотрев замок и подробно расспросив тамошних жителей, Ксеркс принес в жертву Троянской Афине тысячу быков, а маги совершили возлияние героям Троянской войны. После этого ночью военный лагерь был объят ужасом. С рассветом войско выступило оттуда, причем на пути его остались влево города Ройтий, Офриний и Дардан, пограничный с Абидом, а вправо тевкрские Гергифы.
44. Находясь в Абиде, Ксеркс пожелал сделать смотр всему войску. Действительно, уже заранее устроен был в этом городе на холме высокий трон из белого мрамора собственно для царя; устроили его жители Абида по заблаговременному распоряжению Ксеркса. Он сел здесь и, глядя сверху по направлению к берегу смотрел сухопутное и морское войско; при этом возымел желание посмотреть и морское сражение. Когда такое сражение произошло и победу одержали сидонские финикияне, царь остался доволен, и сражением, в войсками.
45. При виде того, как весь Геллеспонт покрыт кораблями, как все берега и все равнины абидян полны народом, Ксеркс назвал себя блаженным, а потом заплакал.
46. Слезы заметил дядя его Артабан, который вначале свободно высказал свое мнение Ксерксу и отговаривал его от похода на Элладу. Заметив слезы Ксеркса, он спросил его: «Как различно, царь, твое теперешнее поведение от того, что сделано тобою немного раньше: тогда ты объявил себя блаженным, а теперь плачешь». «Скорбь овладела мною», отвечал Ксеркс, «когда я подумал, как вообще коротка человеческая жизнь, если из такого множества людей ни один не доживет до ста лет». «В жизни нашей мы терпим и другое, более печальное», возразил Артабан. „При всей краткости жизни нет ни одного такого счастливца ни из этих, ни из прочих людей, который бы не один, а много раз не пожелал скорее умереть, нежели жить. Постигающие нас несчастья и мучающие нас болезни делают то, что и краткая жизнь кажется нам долгою. Поэтому смерть становится для человека желаннейшим убежищем от тягостей жизни; божество, давши вкусить нам сладость существования, оказывается завистливым к нему».
47. Ксеркс отвечал на это так: «Перестанем, Артабан, говорить о человеческой жизни, хотя она действительно такова, какою ты определяешь ее и, обладая счастьем, не будем вспоминать о несчастьях. Скажи мне лучше вот что: если бы призрак сновидения не предстал тебе с такою ясностью, оставался ли бы ты при прежнем мнении, отговаривал ли бы меня идти на Элладу, или же переменил бы твое мнение? Отвечай мне решительно». Артабан отвечал: «Да исполнится, царь, явившееся сновидение так, как мы оба того желаем; однако и до сих пор я преисполнен страха и не владею собою, когда вспоминаю многое и вижу, что у тебя есть два опаснейших врага».
48. «Странный ты человек», возразил на это Ксеркс. «О каких двух опаснейших врагах говоришь ты? Не достаточно ли наше сухопутное войско и не кажется ли тебе, что войско эллинское далеко превосходит наше численностью, или же флот наш уступает эллинскому, или наконец то и другое вместе? Ведь если ты находишь, что силы наши не достаточны вследствие этого, то в самом скором времени может быть набрано другое войско».
49. «Нет, царь», отвечал Артабан. «Ни один благоразумный человек не может считать недостаточными ни сухопутное наше войско, ни морское, и если бы ты собрал бо́льшие полчища, то два врага, о которых я говорю, стали бы еще опаснее. Эти два врага — суша и море. Во-первых, мне кажется, нигде море не имеет такой обширной гавани, которая на случай бури могла бы вместить этот твой флот и сохранить в целости твои корабли. Не говорю уже о том, что одной гавани не достаточно, что они должны бы быть на всем побережье, вдоль которого ты идешь. Тогда как нет у тебя достаточно поместительных гаваней, вспомни, что случайности управляют людьми, а не люди случайностями. Назвав одного ив двух врагов твоих, я назову в другого. Суша — враг твой по следующей причине: если тебе на пути не встретится никакого препятствия, то земля будет тем бо́льшим врагом твоим, чем больше вперед ты пройдешь, пробираясь все дальше и дальше; полноты благополучия никогда не существует для людей. По-этому, если ты не встретишь на пути никакого препятствия, я утверждаю, что земля тем вернее принесет тебе голод, чем дальше будешь идти, я чем больше будет пройденная земля. Истинно мужественный человек должен обнаруживать робость в то время, когда на что-либо решается, должен взвесить все случайности, но при исполнении необходимо быть отважным».
50. «Действительно, Артабан», отвечал Ксеркс, «ты правильно обсуждаешь все это. Но не следует бояться всего, все одинаково принимать во внимание; ибо если бы при каждом предстоящем деле ты захотел одинаково взвешивать всевозможные случайности, то ты бы никогда ничего не сделал. Лучше смело приниматься за все и испытать половину бед, нежели заранее страшиться всякой случайности и никогда ничего не потерпеть. Далее, если ты станешь оспаривать все, что бы ни говорилось, то рискуешь ошибаться в такой же мере, как и твой противник. То и другое сводится к одному. Да может ли человек знать достоверно? Думаю, что не может. Людям, решающимся действовать, обыкновенно бывают удачи; напротив, редко удается людям все взвешивающим и медлительным. Ты видишь, какого могущества достигло персидское государство. Между тем, если бы предшествовавшие мне владыки Персии были такого образа мыслей, как ты, или, если бы они не были таковы ми сами, но имели подобных советников, то ты бы никогда не увидел такой мощи государства. Они шли навстречу опасностям и тем усилили государство до такой степени. Большие успехи достигаются большими опасностями. Соревнуя с предками, мы выступили в путь в прекраснейшую пору года, покорим всю Европу и возвратимся домой, нигде не испытав ни голода, ни какого-либо другого бедствия. Во-первых, мы сами снабжены в пути съестными припасами в изобилии; во-вторых, будем иметь хлеб от всех народов, в земли которых придем; ведь мы идем воевать с земледельцами, а не с кочевниками».
51. После этого Артабан сказал: «хотя ты, царь, велишь нам ничего не бояться, во прими мой совет: необходимо говорить много, когда дело идет о многом. Сын Камбисы Кир покорил и обложил данью всю Ионию, кроме афинян. Я советую тебе ни в каком случае не водить ионян на предков их, потому что и без них мы сможем одолеть врага. Если ионяне последуют за тобою, то непременно случится одно из двух: или они совершат величайшую несправедливость и станут порабощать свою метрополию, или же поступят вполне справедливо и будут содействовать ее освобождению. Совершая несправедливость, они тем не принесут нам большой пользы, а поступая справедливо, могут причинить твоему войску большой вред. Вспомни наконец и древнее разумное изречение: конец виден не вместе с началом».
52. «Артабан», отвечал на это Ксеркс, «из всех мнений, тобою высказанных, наиболее ошибочно это последнее, внушаемое опасением, как бы ионяне не изменили нам. У нас есть важнейшее свидетельство их верности, которое можешь подтвердить в ты, и другие, ходившие с Дарием в поход на скифов, когда во власти ионян было погубить или спасти все персидское войско: они доказали свою честность и верность и не сделали ничего дурного. Помимо этого, если ионяне покинули в наших владениях детей, жен и имущество, то нам и думать нечего об их измене. Поэтому не бойся, будь спокоен, блюди мой дом и власть. Из всех персов тебе одному я доверяю мое царство».
53. После этого Ксеркс отослал Артабана в Сусы и вторично созвал знатнейших персов. Когда те явились, он сказал: «Я созвал вас, персы, для того, чтобы внушить вам быть мужественными и не посрамить прежних подвигов персов, великих и славных; каждый из нас отдельно и все вместе приложим к тому старания, ибо мы добиваемся общего для всех блага. Убеждаю вас, напрягите ваши силы в этой войне; потому что мы идем на народ мужественный, и если одолеем его, то больше не будет войска, которое бы вышло против нас. Итак, помолимся богам, хранителям персов, и будем переправляться.
54. В тот день персы заняты были приготовлениями к переправе, а на следующий в ожидании восхода солнца, который желали видеть, сожигали на мостах всевозможные благовония и миртовыми ветками усыпали путь. При восходе солнца Ксеркс делал возлияние в море из золотой чаши и молился солнцу о том, чтобы не случилось с ним какого-либо несчастья, которое могло бы остановить покорение Европы прежде, чем он дойдет до ее пределов. После молитвы царь бросил в Геллеспонт чашу, золотой кувшин и персидский меч, называемый у персов акинакес. Не могу сказать достоверно, солнцу ли посвящал он эти предметы, когда погружал их в море, или же он раскаивался в том, что бичевал Геллеспонт, и потому поднес эти дары морю.
55. По совершении этого персы стали переправляться, причем по одному из мостов, обращенному к морю, переходила пехота и вся конница, а во другому, обращенному к Эгейскому морю, вьючный скот и военная прислуга. Впереди всех шли десять тысяч персов с венками на головах, а за ними смешанное войско из разных народностей. Эти воины переправились в первый день. На другой день первыми переходили всадники и воины с опущенными вниз копьями; эти также были украшены венками. Затем следовали священные лошади и священная колесница, дальше сам Ксеркс, копьеносцы, тысяча всадников, наконец все остальное войско. Вместе с этим переправлялись к противоположному берегу и корабли. Я слышал также, что царь переправился последним.
56. Перейдя в Европу, Ксеркс смотрел, как переправлялось войско под ударами кнутов. Войско его переходило в течение семя дней и семи ночей без малейшего перерыва. Говорят, уже после переправы Ксеркса один из жителей Геллеспонта сказал: «Зачем, Зевс, ты принял на себя образ перса и назвался Ксерксом вместо Зевса? Зачем, желая сокрушить Элладу, ты ведешь с собою всех людей? Ты мог бы это сделать и без них».
57. После переправы всего войска и перед самым выступлением в дальнейший путь случилось чудо; Ксеркс не обратил на него никакого внимания, хотя и легко было объяснить его, именно: лошадь родила зайца. Это ясное чудо означало, что Ксеркс ведет войско на Элладу со всею роскошью и великолепием, а на обратном пути к тому же самому месту бегством будет спасать собственную жизнь. Ему было в Сардах и другое чудо: мулица родила муленка с двойными половыми органами, женскими и мужскими; сверху были мужские органы. Ксеркс не обратил внимания ни на одно из знамений и продолжал путь; вместе с ним шло сухопутное войско.
58. Флот вышел из Геллеспонта и следовал вдоль берега в направлении, противоположном сухопутному войску, именно: флот плыл к западу, направляя путь свой к мысу Сарпедону; здесь ему велено было остановиться. Сухопутное войско шло по направлению к востоку через Херсонес, с правой стороны имея могилу дочери Афаманта Геллы, а с левой город Кардию, и прошло посередине города, носящего имя Агора, оттуда оно обогнуло так называемый Черный залив и Черную речку; воды в этой реке оказалось для войска недостаточно. Переправившись через реку, от которой и залив получил свое название, войско направилось на запад, мимо эолического города Эна и гавани Стенториды, наконец достигло Дориска.
59. Дориск представляет побережье Фракии и обширную равнину, по которой протекает большая река Гебр. На этой равнине сооружен царский замок, также именуемый Дориском, а в нем помещался Дарием персидский гарнизон со времени похода на скифов. Местность эту Ксеркс нашел удобною для того, чтобы выстроить в порядок свои войска и сосчитать их, что он и сделал. По прибытии кораблей в Дориск Ксеркс приказал всем начальникам причалить к берегу подле Дориска. На этом берегу находится самофракийский город Сала и другой, Зона, а оканчивается он прославленным мысом Серрием. В древности эта полоса земли принадлежала киконам. Причалив к этому берегу, воины вытащили корабли на сушу и здесь отдыхали. Тем временем Ксеркс в Дориске производил счет войскам.
60. Я не могу в точности определить, сколько войска доставила каждая народность, так как об этом не сообщает никто; всего же сухопутного войска оказалось миллион семьсот тысяч человек. Сосчитано было войско следующим образом: собрали в одно место десять тысяч человек, поставили как можно теснее друг к другу и кругом снаружи обчертили их линией; после этого десяти тысяч воинов отпустили и по кругу возвели стену такой высоты, что она доходила человеку до пупа; за сим вводили в огороженное пространство других воинов, пока таким образом не были сосчитаны все. По окончании счета воины распределены были во народностям.
61. В походе участвовали следующие народы: прежде всего персы, имевшие такое вооружение: на голове шапки из плохо сбитого войлока, называемые тиарами, на теле пестрые хитоны с рукавами, панцири. из железных чешуек на подобие рыбьей чешуи, на ногах штаны; вместо щита они имели плетенку, под которой висел колчан; копья короткие, луки большие, стрелы тростниковые, наконец, короткие мечи на правом боку, висящие на поясе. Во главе их был отец Аместриды, супруги Ксеркса. У эллинов в древности персы назывались кефенами; сами же себя называли они артеями, равно как в соседи их. Дело в том, что сын Данаи и Зевса Персей прибыл некогда к сыну Бела Кефею, женился на дочери его Андромеде и имел от нее сына Персеса, которого здесь и оставил. Случилось так, что у Кефея не было детей мужского пола, вследствие чего жители и названы были по имени Персеса.
62. Точно в таком же вооружении выступили в поход и мидяне, потому что это собственно мидийское, а не персидское вооружение. Предводителем мидян был ахеменид Тиграна. В древности все называли их ариями; только после того, как из Афин к ариям прибыла колхидянка Медея, они стали называться иначе. Так повествуют о себе сами мидяне. Что касается участвовавших в походе киссиев, то вообще они вооружены были так же, как и персы, только вместо шапки носили чалму. Во главе киссиев был сын Отаны Анафес. Гиркании по вооружению ничем не отличались от персов, а предводительствовал ими Мегапан, который впоследствии был правителем Вавилона.
63. Ассирияне имели на голове медные шлемы, сплетенные из проволоки по некоему варварскому способу, трудно объяснимому; их щиты, копья и мечи походили на египетские; вооружены они были еще дубинками, обитыми железными гвоздями, и носили льняные панцири. Ассирияне называются у эллинов сириянами; ассириянами назвали их варвары. Начальником их был Отаспес, сын Артахея.
64. Головной убор бактриян был очень похож на мидийский; но бактрийские луки тростниковые, а копья короткие. Саки, скифское племя, имели на голове остроконечные шавки из плотного войлока, стоявшие прямо; одеты были в штаны, имели туземные луки, короткие мечи, наконец секиры, сагарии. Саками называли собственно амиргийских скифов. Бактриян и саков вел Гистаспес, сын Дария в кировой дочери Атоссы.
65. Индийцы одеты были в платье из хлопчатой бумаги, луки и стрелы имели тростниковые, последние с железными наконечниками. Так были вооружены индийцы, а находились они под начальством Фарназафры, сына Артабаты.
66. Арии имели луки мидийские, а остальное вооружение бактрийское. Предводительствовал ими Сисампес, сын Гидарнеса. Парфяне, хорасмии, согды, гандарии в дадики имели во время похода такое же вооружение, как в бактрияне. Предводителями их были: парфян и хорасмиев Артабаз, сын Фарнакеса, согдов Азанес, сын Артея, гандариев и дадиков Артифий, сын Артабана.
67. Каспии одеты были в хитоны из шерсти, имели туземные луки из тростника и акинакесы. Вождем их был Ариомард, брат Артифия. Саранги щеголяли в раскрашенных одеждах; обувь их доходила до колен; луки и копья у них мидийские. Вождем сарангов был сын Мегабаза Ферендата. Пактии также носили платье из шерсти, вооружены были туземными луками и мечами. Начальником пактиев был Артаинта, сын Ифамитры.
68. Утии, мики и парикании вооружены были так же, как и пактии, начальниками их были: утиев и миков сын Дария Арсаменес, а париканиев сын Ойобаза Сиромитра.
69. Арабы носили подпоясанные плащи, луки имели длинные, висевшие на правом плече и натягивавшиеся в обратную сторону. Эфиопы покрыты были барсовыми и львиными шкурами, луки имели из пластинок пальмового дерева, длинные, не меньшие как в четыре локтя, и короткие тростниковые стрелы; наконечником стрелы служил вместо железа наостренный камень, такой самый, каким режутся печати. Кроме того, они имели копья с заостренным рогом антилопы на подобие железного наконечника и обитые гвоздями дубинки; перед сражением они окрашивали себе половину тела гипсом, а другую половину суриком. Во главе арабов и живущих над Египтом эфиопов шел сын Дария и кировой дочери Артистоны Арсамес; Дарий любил ее больше всех жен своих и велел вычеканить изображение ее из золота. Итак, над живущими выше Египта эфиопами и над арабами начальником был Арсамес.
70. Восточные эфиопы — на войну шли те и другие — поставлены были рядом с индийцами; по виду пароды эти нисколько не отличались друг от друга, разве только по языку и волосам. Действительно, восточные эфиопы имеют прямые волосы; между тем у ливийских эфиопов волосы так курчавы, как ни у какого другого народа. Азиатские эфиопы были вооружены почти так же, как индийцы, только на голове имели кожу со лба лошади, которая снимается вместе с ушами и с гривой. Грива служит султаном на шлеме, а лошадиные уши стоят крепко и прямо. Вместо щитов они употребляют для прикрытия тела журавлиные кожи.
71. Ливияне имели кожаную одежду и вооружены были копьями, на конце обожженными. Начальником их был Массагес, сын Оариза.
72. Пафлагоняне во время похода имели на головах плетеные шлемы, вооружены были малыми щитами и короткими копьями, сверх того имели дротики и мечи, а на ногах туземные башмаки, доходившие до середины икры. Лигии, матиены, мариандины и сирияне имели такое же вооружение, как пафлагоняне; эти сирияне называются у персов каппадоками. Во главе пафлагонян и матиенов шел сын Мегасидра Дот, а предводителем мариандинов, лигиев и сириян был сын Дария и Артистоны Гобрия.
73. Вооружение фригиян было очень похоже на пафлагонское, мало от него отличаясь. По словам македонян, фригияне назывались бригами до тех вор, пока жили в Европе по соседству с македонянами, а после переселения в Азию переменили вместе со страною и имя бригов на фригиян. Армении, потомки фригиян, были вооружены так же, как и эти последние. Во главе обоих народов шел Артохмес, зять Дария.
74. Вооружение лидян очень походило на эллинское. Первоначально лидяне назывались меионами, потом переменили свое название в царствование сына Атиса Лида и назвались по его имени. Мисяне имели на головах туземные шлемы, вооружены были малыми щитами и обожженными на конце дротиками. Это — потомки лидян, от горы Олимпа носящие название олимпиенов. Лидянами и мисянами предводительствовал Артафренес, сын того Артафренеса, который вместе с Датисом навал на Марафон.
75. Фракияне имели на головах лясьи шкурки, на теле хитоны, а сверху длинные пестрые плащи, на ногах и кругом икр обувь из козьей кожи; вооружены были дротиками, легкими щитами и короткими мечами. После переселения в Азию фракияне названы были бифинами; раньше того они назывались, как сами говорят, стримониями, потому что жили на Стримоне. По их словам, они вытеснены были из своего местожительства тевкрами и мисянами. Во главе азиатских фракиян шел сын Артабана Бассакес.
76. (Халибы?) вооружены были небольшими щитами из сырой бычачьей кожи, и каждый имел по две рогатины ликийской работы, на головах они носили медные шлемы, на шлемах торчали бычачьи уши и рога из меди, а также султаны; икры были заворочены в лоскутья пурпурного цвета. У этого народа есть прорицалище Арея.
77. Кабалеи, или собственно меоны, именуемые ласониями, имели одинаковое вооружение с киликиянами; я опишу его, когда буду говорить в этом перечислении о киликиянах[5]. Милии вооружены были короткими копьями и ходили в плаще застегнутом булавками. Некоторые из них вооружены были ликийскими луками, а на головах носили кожаные шлемы. Всеми ими предводительствовал сын Гистапеса Бадрес.
78. Мосхи имели на голове деревянные шлемы, вооружены были щитами и короткими копьями с длинными наконечниками. Тибарены, макроны и моссинойки вооружены были подобно мосхам. Мосхи и тибарены находились под начальством и предводительством Ариомарда, сына Дария и Пармис, дочери Смердиса и внучки Кира; макронов и моссинойков вел Артаиктес, сын Херасмия, который был правителем Сеста, что на Геллеспонте.
79. Мары имели на голове туземные плетеные шлемы и вооружены были небольшими кожаными щитами и дротиками. Колхидяне покрывали себе головы деревянными шлемами, имели небольшие щиты из сырой бычачьей кожи, короткие копья и ножи. Маров и колхидян вел Фарандатес, сын Теасписа. Алародии и саспейры были вооружены так же, как и колхидяне; предводителем их был Масистий, сын Сиромитры.
80. Выступившее в поход население островов Ерифрейского моря, тех, на которых царь поселяет так называемых ссыльных, было одето и вооружено почти так же, как и мидяне. Во главе островитян шел сын Багея Мардопта, который на втором году после этого был в сражении при Микале, где он был военачальником.
81. Таковы были народы, шедшие на войну по суше и составлявшие пехоту. Во главе этого войска стояли поименованные мною вожди. Они выстроили воинов в порядок, сосчитали их, назначили начальников тысяч, десятков тысяч, а начальники десятков тысяч назначили сотников и десятников. Кроме того, каждая часть войска и каждая народность имели своих вождей.
82. Итак, начальниками были поименованные выше личности. Начальниками над этими личпостями и вообще главнокомандующими всей пехоты были Мардоний, сын Гобрии, Тритантайхмес, сын того Артабана, который высказывался против похода на Элладу, Смердоменес, сын Отаны, оба племянники Дария, двоюродные братья Ксеркса, Масиста, сын Дария и Атоссы, Гергис, сын Ариана, и Мегабиз, сын Зопира. Таковы были главнокомандующие всего сухопутного войска, кроме десяти тысяч персов.
83. Во главе десяти тысяч отборных персов стоял сын Гидарнеса Гидарнес. Эти воины назывались, у персов бессмертными по следующей причине: если кто-нибудь из них выбывал по случаю смерти или болезни, то преемник его был уже выбран, так что бессмертных никогда не бывало ни больше, ни меньше. По убранству персы превосходили все народности; они же были и храбрее всех. Вооружение их я уже описал[6]; кроме того, они щеголяли золотом в большом количестве. За ними ехали дорожные колесницы с наложницами и прислугой, многочисленной и хорошо одетой. Съестные припасы их отдельно от продовольствия остальных воинов везли верблюды и вьючный скот.
84. Следующие народности составляли конницу, — не все народы доставляли всадников, но только поименованные ниже: прежде всего персы, вооруженные так же, как персы пешие; только некоторые всадники имели на голове медные или железные уборы чеканной работы.
85. Потом в конце были некие кочевники по имени сагартии, персидское племя между прочим по языку; вооружение их занимает середину между персидским и пактийским. Сагартии доставляли восемь тысяч конницы; оружия они не употребляют обыкновенно ни медного, ни железного, за исключением коротких мечей; для войны пользуются сплетенными из ремней веревками; с ними-то они и идут на войну. Способ сражения у этого парода таков: сошедшись с неприятелем, сагартий набрасывает свою веревку с петлей на конце и, кого бы ни поймал, лошадь ли, или человека, тащит добычу к себе; затянутый в петлю погибает. Таков у них способ сражения; они поставлены были подле персов.
86. Мидяне, равно как в киссии, вооружены были так же, как и пешие; подобно пешим индийцам вооружены были индийцы конные; они имели верховых лошадей и боевые колесницы, запряженные лошадьми и дикими ослами. Конные бактрияне и каспии имели такое же вооружение, как и пешие; точно также ливияне, все имевшие боевые колесницы. Подобно каспиям парикании в коннице вооружены были так же, как и в пехоте; то же самое относится к арабам, которые все имели с собою верблюдов, до быстроте не уступавших лошадям. Только эти народности сражаются на лошадях.
87. Число конницы, не считая верблюдов и колесниц, было восемьдесят тысяч. Все всадники распределены были по отрядам; но арабы занимали последнее место: так как лошади не могут выносить верблюдов, то верблюды и поставлены были назади для того, чтобы лошади не пугались.
88. Начальниками конницы были сыновья Датиса, Гармамифрес и Тифей; третий товарищ их по командованию Фарнухес остался назади в Сардах по причине болезни. При выступлении из Сард он подвергся несчастной случайности: во время пути под доги коня его подбежала собака; конь не заметил перед собою собаки, испугался и, ставши на дыбы, сбросил Фарнухеса. Со времени падения он начал харкать кровью, и болезнь перешла в чахотку. Слуги Фарнухеса тогда же немедленно поступили с лошадью его так, как приказал господин: они вывели ее на то место, где она сбросила с себя господина, и по колени отсекли ей ноги. По такой-то причине Фарнухес не участвовал в командовании конницей.
89. Число трирем было тысяча двести семь. Доставили их следующие народы: финикияне вместе с палестинскими сириянами триста, причем воины на них вооружены были так: шлемы на головах были почти такие же, как у эллинов; имели на себе льняные панцири; вооружены они были щитами, не имевшими железа по краям, и дротиками. По словам самих финикиян, первоначально они жили у Ерифрейского моря, а потом переселились оттуда и заняли прибрежную полосу Сирии. Эта местность Сирии, равно как и вся та, что простирается до Египта, носит название Палестины. Египтяне доставили двести кораблей. Головы их покрыты были плетеными шлемами; щиты их были вогнутые с широкими железными краями; имели также копья, пригодные для сражения на кораблях, и большие топоры. Большинство их имело на себе только панцири и вооружено было большими ножами. Таково было вооружение этих народов.
90. Кипряне доставили полтораста кораблей и вооружены были так: цари их обворачивали голову чалмою; прочие воины носили хитоны, вообще же одеты били по-эллински. Кипряне состоят из нескольких народностей: одни из них происходят из Саламина и Афин, другие из Аркадии, третьи из Кифна, четвертые из Финикии, пятые из Эфиопии. Так говорят об этом сами кипряне.
91. Киликияне доставили сто кораблей. Они имели на головах туземные шлемы; вместо щитов имели тарчи из сырой бычачьей кожи в одеты были в шерстяные хитоны. Каждый из них вооружен был двумя дротиками и мечом, очень похожим на египетский нож. Первоначально киликияне назывались гипахеями, а настоящее название они получили в царствование финикиянина Килика, сына Агенора. Памфилы доставили тридцать кораблей и вооружены были по-эллински. Эти памфилы принадлежат к числу тех, которые рассеялись на пути из под Трои и были там под предводительством Амфилоха м Калханта.
92. Ликияне, доставившие пятьдесят кораблей, носили панцири и поножи, имели луки из дерева, стрелы тростниковые без перьев в дротики; на плечах свободно висела козья шкурка, а головы были покрыты шапками с перьями кругом; имели также короткие мечи и косы. Ликияне происходят из Крита в назывались прежде термилами; лякиянами названы по имени Лика, сына афинянина Пандиова.
93. Азиатские доряне доставили тридцать кораблей; происходят эти доряне из Пелопоннеса и вооружены были по-эллински. Кары доставили семьдесят кораблей; вооружение их вообще было эллинское, но они имели также косы и мечи. Как они назывались в древности, сказано уже в первых наших повествованиях[7].
94. Ионяне доставили сто кораблей и вооружены были по-эллински. Пока жили в Пелопоннесе, в так называемой ныне Ахее, еще до прибытия в Пелопоннес Даная в Ксуфа, ионяне назывались, как рассказывают эллины, пеласгами эгиалейскими; ионянами названы они по имени Иона, сына Ксуфа.
95. Жители островов вооружены были по-эллински и доставили семнадцать кораблей. Первоначально это также пеласгийское племя; ионийским оно названо впоследствии на том же основании, что и ионяне двенадцатиградия, выселившиеся из Афин. Эоляне доставили шестьдесят кораблей, вооружены были по-эллински и в древности, как говорят эллины, тоже назывались пеласгами. Жители Геллеспонта, за исключением абидян, которые по приказанию царя оставались дома и сторожили мост, — все тамошние жители, принимавшие участие в походе от Понта, доставили сто кораблей и вооружены были по-эллински. Это — колонисты ионян и дорян.
96. Воинами на всех этих кораблях были персы, мидяне и саки. Наилучшим ходом отличались корабли, доставленные финикиянами, а из финикиян сидонянами. Как эти отряды, так и те, что входили в состав пехоты имели каждый своих туземных вождей; о них я не упоминаю при перечислении народов потому, что ход рассказа не вынуждает меня к тому. Действительно, вожди отдельных народностей и не заслуживали упоминания; каждая народность имела такое же число вождей, как и городов; наконец вожди эти следовали в войске не как военачальники, но как рабы, наравне с прочими воинами. Я назвал уже тех военачальников, в руках которых была вся власть, и которые были вождями отдельных народностей.
97. Во главе флота были: сын Дария Ариабигнее, сын Аспафины Прексаспес, сын Мегабаты Мегабаз, сын Дария и гобриевой дочери Ахеменес. Во главе египетского флота стоял Ахеменес, родной брат Ксеркса; остальной флот имел двух начальников. Тридцати и пятидесятивесельных кораблей, кутеров и длинных судов для переправы лошадей было около трех тысяч.
98. Из лиц, находившихся да кораблях, наиболее значительными после начальников флота были следующие: сидонянин Тетраминест, сын Аниса, тирянин Маттен, сын Сирома, арадянин Мербал, сын Агбала, киликиянин Свеннесий, сын Оромедонта, ликиянин Кибернис, сын Сика, кипряне: Горг, сын Херсия, и Тинонакт, сын Тимагоры, из каров Гиетиэй, сын Тимны, Пигрет, сын Гисеедома, и Дамасифим, сын Кандавла.
99. Поименование прочих начальников отрядов я считаю излишним; но называю Артемисию, которая возбуждает во мне величайшее изумление тем, что, будучи женщиною, отправилась в поход против Эллады. По смерти мужа она сама управляла государством и, имея сына в юношеском возрасте, пошла на войну, никем к тому не вынуждаемая, лишь благодаря смелости и мужественности характера. Имя ее Артемисия; она — дочь Лигдамида, по отцу происходила из Галикарнаса, а по матери из Крита. Она вела с собою жителей Галикарнаса, Коса, Нисира и Калидны на пяти кораблях; корабли ее после сидонских были наилучшими в целом флоте; она же подавала царю наиболее благоразумные советы. Все население городов, которыми управляла Артемисия, я отношу к дорийскому племени, причем галикарнасцев вывожу из Трезена, а прочих из Епидавра. До сих пор я говорил о флоте.
100. Когда войско было сосчитано и построено в ряды, Ксеркс пожелал объехать его и осмотреть. Так он и сделал. На боевой колеснице царь объезжал свои войска, причем к каждому народу обращался с вопросом о его наименовании, а писцы записывали их ответы, пока так не объехал царь всей конницы и пехоты от одного конца до другого. Когда корабли спущены были на море, Ксеркс по окончании смотра сошел с колесницы, сел на сидонский корабль под золотым шатром и велел плыть вдоль кораблей, обращенных к нему носами; при этом так же, как в время смотра пехоты, он опрашивал воинов каждого корабля и велел записывать. Начальники флота приказали кораблям отчалить от берега футов на четыреста и стать на якори, выстроившись в прямую линию носами к суше; все воины флота были в полном боевом вооружении. Ксеркс плыл между корабельными носами и берегом и делал смотр.
101. Окончив смотр флота и сойдя с корабля на сушу, Ксеркс позвал Демарата, сына аристонова, участвовавшего в походе его на Элладу, и сказал ему следующее: «Теперь, Демарат, мне приятно предложить тебе вопрос, занимающий меня. Ты — эллин, и город, из которого ты происходишь, не наименьший и не слабейший в числе эллинских городов; так говоришь ты и прочие эллины, беседующие со мною. Поэтому скажи: устоят ли против меня эллины и дерзнут ли поднять на меня руку? Ведь я думаю, если бы собраны были вместе все эллины и прочие живущие на западе народы, то и тогда не в силах были бы устоять против моего натиска; но они к тому же живут в несогласии между собою. Однако я желал бы знать и твое мнение об этом». На вопрос царя Демарат быстро отвечал: «Говорить ли тебе, царь, по правде, или угодное тебе?» Царь приказал говорить по правде, прибавив, что и после ответа он будет ему столь же любезен, как и до того.
102. Выслушав это, Демарат сказал: «Если, царь, велишь говорить тебе сущую правду, так, чтобы ты и впоследствии не мог уличить меня во лжи, то скажу тебе, что в Элладе бедность существует искони, потом прибавилась доблесть, плод благоразумия и твердого закона; доблестью Эллада спасает себя и от бедности, и от порабощения. Я воздаю хвалу всем эллинам, занимающим известные дорийские земли, хотя буду говорить тебе не обо всех их, а только о лакедемонянах. Во-первых, невозможно, чтобы когда-либо они приняли твое предложение, клонящееся к порабощению Эллады. Далее, они выйдут на бой с тобою, хотя бы все прочие эллины перешли на твою сторону. Что касается количества лакедемонян, то не спрашивай, при каком числе они способны на это; ибо, если бы их выступило в поход всего тысяча человек, и тогда они будут сражаться с тобою так же точно, как если их будет меньше или больше этого числа».
103. Ксеркс со смехом заметил на это: «Что ты сказал, Демарат? Тысяча человек будет сражаться с столь многочисленным войском? Ну, отвечай мне: ведь ты говоришь, что был царем этого народа: решишься ли ты тотчас вступить в бой с десятком людей? Если действительно государство ваше таково, каким ты его описываешь, то по вашим же законам тебе подобает, как царю их, выдержать бой с двойным числом противников. По-этому, если каждый из лакедемонян способен устоять против десятка людей из моего войска, то от тебя я требую равняться по силе моим двадцати воинам. Тогда, разумеется, мнение твое окажется справедливым. Если же они так сильны и велики, как ты и другие, посещающие меня эллины, и если вы только кичитесь, то смотри, как бы слова твои не были пустым хвастовством. Рассудим со всею основательностью: возможное ли дело, чтобы тысяча, десять, даже пятьдесят тысяч человек, могли устоять против столь многочисленного войска, потому-де что все они одинаково свободны и не подвластны одному человеку? Ведь если лакедемонян пять тысяч, то с нашей стороны на каждого приходится больше тысячи человек. Потом, будучи подвластны одному человеку, как это у нас, они ив страха перед ним могли бы обнаружить сверхчеловеческую храбрость и из под кнута пошли бы на неприятеля, превосходящего их численностью; напротив, будучи предоставлены самим себе, они не способны сделать ничего подобного.. Я думаю, что даже при равной численности эллинам трудно было бы устоять в бою с одними только персами. То, о чем ты говоришь, встречается у нас, не часто, правда, но изредка: в числе моих копьеносцев персов есть такие, которые с готовностью пойдут в бой на трех эллинов каждый. Ты не знаешь этого и потому болтаешь пустое».
104. «Царь», отвечал на это Демарат, «с самого начала я знал, что правда моей речи не понравится тебе. Но я сообщил тебе о свойствах спартанцев потому, что ты велел мне говорить лишь сущую правду. Ты сам прекрасно знаешь, как я доволен теперешним моим положением, как я люблю тех, которые отняли у меня царское достоинство и прирожденные права, лишили меня государства и превратили в изгнанника, тогда как отец твой принял меня, дал мне средства к жизни и жилище. Для человека здравомыслящего не естественно отталкивать явное благожелательство и не ценить его высоко. Я не говорю, что способен выдержать битву с десятью людьми, ни даже с двумя, нет у меня охоты вступать и в единоборство. Однако если бы настояла нужда или что-либо важное побуждало выйти на состязание, то с великой охотой я сражался бы с одним из тех людей, каждый из которых считает себя равным трем эллинам. Подобно этому лакедемоняне в единоборстве не уступают в храбрости никакому другому народу, но если они сражаются соединенными силами, то храбростью превосходят все другие народы! Дело в том, что, будучи свободны, они свободны однако не во всех отношениях: над ними есть владыка, закон; они боятся его гораздо больше, нежели твои подданные боятся тебя. Поэтому они исполняют все, чего закон ни потребовал бы от них; а он требует всегда одного и того же — не покидать сражения в виду какого бы то ни было количества врагов и, оставаясь в строю, или одержать победу, или пасть мертвым. Если ты находишь, что я болтаю пустяки, я готов впредь молчать обо всем; теперь я был вынужден говорить. На все, царь, пускай будет твоя воля». Так отвечал Демарат.
105. Ксеркс обратил разговор в шутку, нисколько не рассердился и милостиво отпустил Демарата. По окончании беседы Ксеркс повел войско через Фракию на Элладу, заранее назначив наместником в Дориске Маскаму, сына Мегадосты, и отрешив от должности того, который поставлен был Дарием.
106. Поставленный наместником, Маскама был единственным лицом, которому Ксеркс ежегодно посылал подарки, как наместнику, превосходившему своими доблестями всех прочих товарищей назначенных самим Ксерксом или Дарием; равным образом сын Ксеркса Артоксеркс посылал подарки потомкам Маскамы. Еще раньше этого похода наместники были назначены во Фракии и во всех городах Геллеспонта: По окончании похода эллины изгнали всех этих наместников из Фракии и Геллеспонта, за исключением того, что был в Дориске. Наместника Дориска Маскаму никто не мог вытеснить до нашего времени, хотя пытались многие. Вот почему каждый персидский царь непременно посылает ему дары.
107. Ни одного из наместников, которые изгнаны были эллинами, царь Ксеркс не считал человеком доблестным, за исключением одного только, Богу из Эиона. Этим он был доволен всегда и высоко ценил сыновей его, оставшихся после отца в Персии. Бога действительно был достоин большой похвалы: когда он был осаждаем афинянами с сыном Мильтиада Кимоном во главе, хотя ему можно было по заключении договора с неприятелем выйти из города и возвратиться в Азию, он не захотел этого, так как царю могло показаться, что он спас жизнь из трусости; потому он держался до последней крайности. Наконец, когда съестных припасов в крепости больше не было, он велел соорудить большой костер, умертвил детей, жену, наложниц, слуг и бросил их в огонь; потом все золото и серебро, что было в городе, сбросил в крепости в Стримон, и наконец сам кинулся в огонь. Таким образом персы справедливо прославляют Богу до нашего времени.
108. Из Дориска Ксеркс продолжал поход на Элладу, причем заставлял все народы, встречавшиеся ему на пути, принимать участие в походе. Действительно, вся страна до Фессалии была уже покорена, как сказано мною выше, и платила царю дань, а покорена была Мегабазом и впоследствии Мардонием[8]. На пути из Дориска Ксеркс миновал прежде всего самофракийские укрепленные местности, крайнею из которых на западе был город по имени Месамбрия; за ним непосредственно следует город фасиян Стрима. Между этими двумя городами протекает река Лис, воды в которой оказалось недостаточно для ксерксова войска. В древности область эта называлась Галлаикой, а теперешнее название ее Бриантика. С наибольшим основанием и эту область следует приписывать киконам.
109. После переправы через осушенное русло реки Лиса Ксеркс прошел мимо следующих эллинских городов: Маронеи, Дикеи и Абдер, а также мимо следующих известных озер: Исмариды между Маронеей и Стримой, Бистониды подле Дикеи, куда несут свои воды две реки, Трав и Компсант. Подле Абдер Ксеркс не обходил никакого известного озера, но переправился через реку Нест, текущую в море. По выходе из этих стран войско миновало некоторые города на материке; подле одного из них есть озеро, имеющее стадий тридцать в окружности, изобилующее рыбой и солью; вода из него выпита была досуха только вьючным скотом. Название города Пистир.
110. Таковы были эллинские приморские города, оставленные войском с левой стороны. Оно продолжало путь через страны следующих фракийских племен: петов, киконов, бистонов, сапеев, дерсеев, сатров. Одни из них, жившие у моря, следовали за Ксерксом на кораблях; все прочие из перечисленных мною, жившие внутри материка, обязаны были следовать за ним сухим путем, кроме сатров.
111. Сатры, сколько нам известно, не были покорены никем еще; они одни из фракиян всегда и по настоящее время остаются свободными. Действительно, они занимают высокие горы, покрытые разнородным лесом и снегами, и отличаются замечательною военною храбростью. Они владеют известным прорицалищем Диониса. Прорицалище находится в высочайших горах, а прорицателями при храме служат бессы из племени сатров; ответы оракула, так же как и в Дельфах, даются прорицательницей; ничего особенного сравнительно с Дельфами здесь нет.
112. Миновав эту область, Ксеркс прошел дальше мимо укрепленных мест пиериян, из которых одно носит название Фагрет, а другое Пергам. Путь Ксеркса лежал здесь мимо этих укреплений, причем с правой стороны оставалась гора Пангей, большая и высокая с золотыми и серебряными приисками, принадлежащими пиериянам, одомантам и главным образом сатрам.
113. Миновав пеонов, доберов и пеоплов, живущих к северу от Пангея, Ксеркс пошел дальше на запад, пока не достиг реки Стримона и города Эиона. Правителем этого города был живший еще тогда Бога, о котором я упомянул немного выше. Область, лежащая вокруг горы Пангея, называется Филлидою; на северо-западе она простирается до реки Ангиты, впадающей в Стримон, а на юго-западе до самого Стримона; этой реке маги принесли жертву, умертвив над нею белых лошадей.
114. Совершив над рекою эти и многие другие жертвенные священнодействия, персы прошли подле Девяти Путей, что в земле едонов, черев мосты, которые уже были положены на Стримоне. Узнав, что местность эта называется «Девятью Путями», персы закопали здесь в землю девять юношей и столько же девушек из местного населения. Живых закапывать в землю в обычае у персов. Так, я слышал, что и жена Ксеркса Аместрида велела закопать дважды семь персидских юношей знатного происхождения в честь божества, которое помещают под землей, в благодарность за достижение глубокой старости.
115. Удалившись от реки Стримона, войско направилось на запад к морскому берегу, где миновало эллинский город Аргил; область, над этим городом лежащая, называется Бисалтией. Отсюда войско прошло по равнине Силея, оставив по левой стороне залив, что подле Посидеия, миновало эллинский город Стагир и достигло Аканфа. Все эти народности, как те, что жили в окрестностях горы Пангея, так в поименованные раньше, следовали за персами, причем жители морского побережья шли в поход на кораблях, а жившие вдали от моря следовали сухим путем. Того пути, во которому Ксеркс вел свое войско, фракияне не разрушают и не засевают до нашего времени, относясь к нему с большим уважением.
116. По прибытии в Аканф Ксеркс объявил его жителей своими гостеприимцами, подарил им мидийское платье и вообще хвалил их за ревность, с какою они шли на войну, и за прорытие капала, о чем ему сообщили.
117. Во время пребывания Ксеркса в Аканфе умер от болезни заведовавший прорытием канала Артахея, человек, пользовавшийся у Ксеркса большим уважением и принадлежавший к роду ахеменидов. Это был самый высокий перс, потому что имел пять царских локтей без четырех пальцев, и обладал самым громким голосом; поэтому смерть Артахеи сильно огорчила Ксеркса, и он приказал похоронить его со всею пышностью; могилу над ним насыпало все войско. Жители Аканфа по повелению оракула чтут его жертвами, как героя, с упоминанием его имени. Смерть Артахеи огорчила царя Ксеркса.
118. Те из эллинов, которые принимали у себя персидское войско и угощали Ксеркса, пришли в крайнюю нужду, так что покидали свои жилища. Так, жителям Фаса, принимавшим и угощавшим ксерксово войско от имени своих материковых городов, Антипатр, сын Оргея, выбранный распорядителем, один из наиболее уважаемых граждан, показал, что на угощение израсходовано четыреста талантов серебра.
119. Подобные счеты расходов представлялись и в остальных городах распорядителями угощения. Угощения эти, заказывавшиеся задолго и приготовлявшиеся с большими стараниями, бывали обыкновенно таковы: во-первых, лишь только раздавался голос глашатаев, возвещавших о приближении войска, граждане делили между собою имевшиеся в городах запасы хлеба и все заняты были приготовлением пшеничной в ячменной муки на многие месяцы; потом для угощения войска откармливали самый лучший и самый дорогой скот, а также птиц болотных и живущих на сухой земле, для чего содержали их в клетках и прудах. Далее, из золота в серебра изготовлялись чаши, кувшины в всякая другая посуда, какая ставится на стол, — это впрочем только для царя и его застольных товарищей, для прочего войска заготовлялась только пища. Куда бы ни являлось войско, везде стояла готовая палатка, в которой располагался сам Ксеркс, а все войско оставалось под открытым небом. Когда наступало время угощения, жителям, принимавшим войско, было много труда; насытившись, войско тут же проводило ночь, а на следующий день воины срывали палатку, всю движимость забирали с собою и так выступали; все уносили с собою, не покидая ничего.
120. В это время жителем Абдер Мегакреонтом сказано было меткое замечание: он посоветовал абдерянам всем вместе, мужчинам и женщинам, идти в свои храмы и там в положении молящих просить богов защищать их впредь от воловины возможных несчастий, а за минование несчастий вознести великую благодарность богам, именно за то, что царь Ксеркс не имеет обыкновения употреблять пищу каждый день по два раза. Действительно, говорил он, если бы абдерянам приказано было приготовить и завтрак такой же, как обед, то им оставалось бы выбирать одно из двух: или не дожидаться прибытия Ксеркса, или, оставшись на месте, быть истреблену самым жестоким образом. Эллины, не смотря на всю тягость этих угощений исполняли волю царя.
121. Между тем Ксеркс отпустил от себя корабли и отдал приказание начальникам флота дожидаться его с кораблями в Ферме, в той Ферме, которая расположена в Фермейском заливе и дала ему название; это, как он слышал, кратчайший путь. От Дориска до Аканфа войско двигалось в следующем порядке: все сухопутное войско Ксеркс разделил на три части; одна из них должна была следовать вдоль побережья рядом с флотом и находилась под начальством Мардовия и Масисты; другая часть войска шла в глубине материка и состояла под начальством Тритантайхмеса и Гергиса. Третья часть, с которою шел сам Ксеркс, двигалась между двумя другими; начальниками ее были Смердоменес и Мегабиз.
122. Отпущенный Ксерксом, флот прошел через канал, прорытый в Афоне и ведущий в залив, где находятся города: Асса, Пилор, Синг и Сарта. В этих городах набраны были отряды войска, и Ксеркс поплыл дальше в Фермейский залив, обогнул мыс Ампел в Торонской области и миновал следующие города: Торону, Галепс, Сермилу, Мекиберну, Олинф; и из этих городов взяты были корабли и воины. Земля эта называется Сифонией.
123. От мыса Ампела ксерксов флот направился прямо и мысу Канастрее; это — наиболее выдающаяся част Паллены. Здесь корабли и воины взяты били из Потидеи, Афития, Нового Города, Эги, Ферамбо, Скионы, Менды и Саны. Города эти расположены на нынешней Паллене, прежде именовавшейся Флегрою. Миновав и эту страну, флот поплыл к назначенному месту, причем взяты были военные отряды и из тех городов, что прилегали к Паллене и находились близко к Фермейскому заливу. Названия этих городов таковы: Лимакс, Комбрея, Лисы, Гигон, Кампеа, Симла, Энея. Страна эта до сих пор называется Кроссеей. От Энеи, последнего из поименованных мною городов, флот направился в Фермейский залив и к области Мигдонии, пока не прибыл к заранее назначенной ему Ферме, а также к городам Синду и Халкестре на реке Аксии. Река эта служит границей между Мигдонией и Боттиэидой, в пределах которой на узкой прибрежной полосе находятся города Ихны и Пелла.
124. В ожидании царя флот расположился станом у реки Аксия подле города Фермы и тех городов, что между рекою и Фермою. Между тем Ксеркс с сухопутным войском, выйдя из Аканфа, направился прямой дорогой по материку к Ферме. Путь его лежал через области пеонскую и крестонскую к реке Хейдору, которая начинается в земле крестонян, перерезывает Мигдонию и вливается в море подле болота, что у реки Аксия.
125. На этом пути на верблюдов, навьюченных съестными припасами, напали львы. Покидая свои обычные места и бродя по ночам, львы не трогали ничего другого, ни скота, ни людей, и нападали только на верблюдов. Для меня странно, от чего бы это так: что удерживало львов от всего прочего и побуждало их нападать только на верблюдов, хотя раньше они не видали этого животного и не испытывали его силы.
126. Впрочем в этих местах водится много львов и диких быков, огромные рога которых ввозятся к эллинам. Пределами жительства львов служат реки: Нест, протекающий через Абдеры, и Ахелой, текущий черев Акарнанию; ибо к востоку от Неста в дальнейшей части Европы лев нигде не встречается, равно как и к западу от Ахелоя на остальном материке; он. водится только на пространстве между этими двумя реками.
127. По прибытии в Ферму Ксеркс расположился с войском. Военный лагерь занял вдоль моря столько места, что, начинаясь у города Фермы и у Мигдонии, оканчивался у реки Лидии в Галиакмона; по слиянии в одну реку они составляют границу между Боттиэидой и Македонидой. Варвары в этой местности расположились лагерем; но из поименованных выше рек один Хейдор, вытекающий из крестонской области, оказался для них недостаточным: воды его не достало для питья.
128. Из Фермы Ксеркс видел фессалийские горы, чрезвычайно высокие, Олимп и Оссу. Услыхав, что между ними находится узкая лощина, орошаемая рекою Пенеем, и что через нее лежит путь в Фессалию, он возымел сильное желание подплыть к устью Пенея и взглянуть на него, так как предполагал двинуться в путь вверх через область верхних македонян в землю перребов мимо города Гонна. Ему говорили, что это — самый безопасный путь. Захотел — и сделал. Взойдя на сидонский корабль, на который он всегда садился в таких случаях, Ксеркс дал сигнал всему флоту сняться с якоря, оставив на месте сухопутное войско. Подойдя к устью Пенея и взглянув на него, Ксеркс был сильно удивлен, подозвал проводников и спросил, нельзя ли отвести реку и направить ее к морю по другому руслу.
129. Молва гласит, что в древности Фессалия была озером, потому что со всех сторон заключена была чрезвычайно высокими горами. С востока ее ограничивают горы Пелий и Осса, соединяясь между собою основаниями; на севере возвышается Олимп, на западе Пинд, а на юге и юго-западе Офрис; Фессалия есть котловина, заключенная между этими горами. Из множества рек, в нее вливающихся, наиболее значительны следующие пять: Пеней, Апидан, Онохон, Енипей в Памис. Все эти реки вытекают из гор, обнимающих Фессалию, входят под собственными именами в эту равнину и, соединив свои воды в одну реку, узким ущельем изливаются в море. Непосредственно после слияния рек имя Пенея получает преобладание над прочими и остальные реки превращает в безыменные. Говорят, что в древности, когда еще не было ущелья и этого истока для воды, те же самые реки и кроме рек озеро Бойбеида, не имея теперешних своих названий, протекали так же, как и теперь, и своими водами превращали всю Фессалию в море. По словам самих фессалиян, ущелье, черев которое протекает Пеней, сделано Посейдоном, и это правдоподобно. Действительно, всякий, кто думает, что Посейдон сотрясает землю, и что расщелины, производимые землетрясением, дела рук этого божества, тот и при виде этого ущелья может сказать, что оно сделано Посейдоном; ибо для меня очевидно, что это горное ущелье есть последствие землетрясения.
130. На вопрос Ксеркса, не может ли быть для Пенея другого выхода в море, с точным званием дела отвечали: «Царь, река не имеет другого выхода к морю, кроме этого одного, потому что вся Фессалия кругом окаймлена горами». Как говорят, Ксеркс на это заметил: «Сообразительные люди феесалияне. Уже задолго они остерегались этого и сообразили между прочим, что занимают страну, которую можно столь легло взять в так быстро покорить. Стоило бы только направить эту реку в их страну, с помощью насыпи удалив воду из ущелья и отклонив с того русла, по которому теперь текут ее воды, — и вся Фессалия, что за этими горами, была бы затоплена». При этом замечании Ксеркс имел в виду потомков Алевы, потому что они, будучи сами фессалиянами, сдались царю прежде всех эллинов, и Ксеркс воображал, что они предлагали ему союз от имени всего своего народа. После этого царь обратно отплыл к Ферме.
131. Много дней пробыл он в Пиерии, потому что третья часть персидского войска вырубала леса на Македонской горе для того, чтобы все полчище могло перевалить через нее к перребам. Тем временем возвратились назад глашатаи, посланные в Элладу с требованием земли, причем одни вернулись с пустыми руками, а другие с землей и водой.
132. Землю и воду дали: фессалияне, долопы, енианы, перребы, локры, магнеты, малияне, ффиотидские ахеяне, фивяне и другие беотяне, за исключением феспиян и платеян. Против них те эллины, что решались на войну с варваром, заключили между собою союз, скрепленный следующей клятвой: все те эллины, которые без нужды сдались персам должны будут, в случае благополучного устроения дел дающими клятву, пожертвовать дельфийскому божеству десятую долю состояния отступников. Такую клятву дали друг другу эллины.
133. В Афины в Спарту Ксеркс не послал глашатаев с требованием земли по следующей причине: когда прежде[9] Дарий послал к ним глашатаев с этою целью, то афиняне бросили требовавших в яму, а спартанцы в колодезь, предлагая оттуда самим взять землю и воду и отнести царю. Вот почему Ксеркс теперь не посылал туда глашатаев с требованием. Не могу сказать, какая беда постигла афинян за то, что они так поступили с глашатаями, разве то, что разорены были их страны и город; но мне кажется, не это было причиною их разорения.
134. Однако на лакедемонян обрушился гнев агамемнова глашатая Талфибия. В Спарте есть святилище Талфибия, есть и потомки его, именуемые талфибиадами, на которых возложена почетная обязанность выполнять все посольства от имени спартанского государства. После умерщвления глашатаев спартанцы не могли получить во время своих жертвоприношений благоприятных указаний, и так было долгое время. Это огорчало и удручало лакедемонян; они часто созывали народное собрание и через глашатая объявляли, ни желает ли кто из лакедемонян пожертвовать жизнью для Спарты. Спартанцы Сперфия, сын Анериста, и Булис, сын Николая, люди знатные по происхождению и очень богатые, добровольно вызвались дать Ксерксу удовлетворение за гибель дариевых глашатаев в Спарте. Поэтому спартанцы отослали их к мидянам как бы на гибель.
135. Удивления достойна и отвага этих людей, и нижеследующие слова их. По прибытии в Сусы они явились к Гидарнесу. Гидарнес, родом перс, был правителем прибрежных народов в Азии. Он принял их радушно и во время угощения спросил: «Почему, лакедемоняне, вы отвергаете дружбу царя? Взгляните на меня и на мое положение и судите, как царь умеет ценить людей достойных. Итак, если я вы отдадитесь царю, то с его соизволения каждый из вас может стать владыкою эллинской земля, потому что царь считает вас доблестными людьми». На это спартанцы отвечали: «Обращенный нам совет твой, Гидарнес, односторонен. Ты советуешь нам то, что испытал сам, по не то, чего не испытал. Рабское состояние тебе известно, но свободы ты не вкушал и не знаешь, приятна ли опа, или нет; ибо если бы ты испытал ее, то советовал бы нам сряжаться за нее не копьями только, но и секирами». Так отвечали они Гидарнесу.
136. По прибытии в Сусы спартанцы явились к царю. Когда оруженосцы приказывали им и хотели силою заставить их пасть в благоговении ниц пред царем, те отказались исполнить это даже в том случае, если будут наклонять их толчками в голову; не в обычае у них, говорили спартанцы, молиться человеку, и не ради этого они пришли сюда. Отвергнув такое требование, они засим сказали приблизительно следующее: «Царь мидян, лакедемоняне прислали нас для того, чтобы дать удовлетворение за погибших в Спарте глашатаев». В ответ на это Ксеркс по своему великодушию заметил, что он не уподобится лакеденонямам; те умерщвлением глашатаев нарушили правила, обязательные для всех народов; сам он, порицающий их за это, не сделает того же и не избавит лакедемонян от вины умерщвлением пришедших.
137. По совершении этого спартанцами гнев Талфибия немедленно был смирен, хотя Сперфия в Булис возвратились в Спарту. Однако, по словам лакедемонян, много спустя он снова вспыхнул во время войны пелопоннесцев и афинян, и при том самым странным образом. Что гнев Талфибия обрушился на вестников и не унимался до тех пор, пока не был удовлетворен, эго было справедливо; напротив, что он постиг сыновей тех лиц, которые ходили к царю для умилостивления разгневанного Талфибия, именно на Николая, сына Булиса, и на Анериста, сына Сперфии, который с помощью вполне вооруженного ластового судна завладел тиринфской колонией Галиеями, — это представляется мне ясно делом разгневанного божества. Ибо люди эти в качестве послов отправлены были лакедемонянами в Азию; но фракийский царь Ситалка, сын Тереса, и абдерянин Нимфодор, сын Пифеи, выдали их, захватив подле Бисанов, что на Геллеспонте; доставленные в Аттику, они были казнены афинянами, вместе с ними и коринфянин Аристея, сын Адейманта. Впрочем все это случилось многие годы спустя после похода персидского царя.
138. Возвращаюсь к прежнему рассказу. Хотя военный поход царя имел такое название, как будто войско шло на одни Афины, но на самом деле он был направлен против всей Эллады. Эллины знали об этом задолго до того, и не все одинаково относились к походу. Те из них, которые дали персу землю в воду, были спокойны в уверенности, что варвары не причинят им никакой беды; напротив, отказавшие в земле и воде пребывали в большом страхе, потому что в Элладе не было достаточного числа кораблей для того, чтобы выдержать нападение врага; ибо масса населения не желала вести войну и сильно сочувствовала мидянам.
139.. Здесь я вынужден высказать мнение, ненавистное большинству эллинов, однако не стану умалчивать о том, что кажется мне истиной. Если бы афиняне из страха перед угрожающей опасностью покинули свою страну или, не покидая и оставаясь на месте, отдались бы Ксерксу, никто бы не решился выступить против царя на море. Между тем, если бы никто не противустал Ксерксу на море, дела на суше сложились бы приблизительно таким образом: хотя бы пелопоннесцы и оградили себя многими стенами на Исфме, однако лакедемоняне были бы покинуты союзниками, не добровольно, но по необходимости, потому что варварский флот брал бы город за городом, и лакедемоняне остались бы без союзников, а одни лакедемоняне погибли бы, хотя бы и с честью и по совершении славных подвигов. Следовательно они или испытали бы такую участь, или же раньше этого после перехода остальных эллинов на сторону мидян сами заключили бы мир с Ксерксом. В том и другом случае Эллада подпала бы под власть персов. Действительно, я не могу понять, какая была бы польза от стен, возведенных на Исфме, если бы море было во власти царя. Вот почему, не погрешая против истины, афинян можно назвать спасителями Эллады; ибо то решение дела должно было возобладать, какое избрали афиняне. Так, решив, что Эллада должна оставаться свободной, они одни возбуждали к борьбе всех тех эллинов, которые не перешли на сторону мидян, и с помощью богов отразили персидского царя. Даже приходившие из Дельф изречения оракулов, грозные, наводившие страх, не заставили их покинуть Элладу; они остались на месте и решились помериться силами с врагом, напавшим на их землю.
140. Дело в том, что афиняне отправили было послов в Дельфы с целью спросить оракула. Когда им по совершении обрядов подле святилища послы вступили в храм и сели, пифия по имени Аристоника изрекла следующее: «Чего сидите, жалкие люди? Покинь свои жилища и высокие холмы кругообразного города и спасайся на окраины земли. Не уцелеют ни голова, ни туловище, ни ноги, ни руки, ни середина тела; все исчезнет. Сокрушат его огонь и бурный Арей, устремляющийся на сирийской колеснице. Истребит он множество укреплений, не тронет твоего одного; он предаст всепожирающему пламени множество храмов бессмертных, которые теперь уже истекают по́том, трепещут в ужасе; с вершин кровель их течет черная кровь, предвестница неизбежных бед. Но ступайте из храма и душу вашу излейте в скорбях».
141. Этими словами афинские вопрошатели оракула были глубоко опечалены. Так как возвещенное оракулом несчастье повергло их в отчаяние, то Тимон, сын Андробула, один из влиятельнейших людей в Дельфах, посоветовал им с веткою в руках вторично отправиться к оракулу и спросить его в положении молящих. Афиняне вняли этому совету и обратились к оракулу с такими словами: «Скажи нам, владыка, что-нибудь более утешительное о нашей родине, воззри на молитвенные ветви, с которыми мы пришли к тебе, или же мы не уйдем из храма и останемся в нем до конца жизни». Во второй раз пророчица отвечала следующее: «Паллада не может умилостивить Олимпийца Зевса ни настойчивыми мольбами, ни мудрым советом. Опять скажу тебе непреложное слово: хотя будет взято все, что содержит в себе гора Кекропа и долина священного Киферона, далеко видящий Зевс дает Тритогенее одну твердыню деревянную, которая должна остаться несокрушимой и сохранит тебя и детей твоих. Не жди ты спокойно конницы и многочисленной, с суши наступающей пехоты, но оберни тыл и отступай; будет время — и ты еще встанешь против врага. Божественный Саламин, ты погубишь сыновей жен твоих или в пору посевов плодов Деметры, или во время уборки».
142. Так как это изречение оракула было более милостивым и таковым показалось, то вопрошатели записали его и возвратились в Афины. Когда по возвращении в город они объявили изречение оракула перед народом, из множества мнений, высказанных при объяснении оракула, особенно расходились два: по словам некоторых стариков, божество возвещало, что акрополь уцелеет, так как акрополь в старину огорожен был терновым плетнем, и выражение «деревянная твердыня» они относили к этой изгороди. По словам других, божество указывало на корабли; поэтому они советовали бросить все остальное и заняться снаряжением кораблей. Однако люди, понимавшие под «деревянной твердыней» корабли, смущались двумя последними стихами и изречении пифии: «Божественный Саламин, ты погубишь сыновей жен твоих или в пору посевов плодов Деметры, или во время уборки их». Мнение людей, утверждавших, что «деревянная твердыня» означает корабли, опровергалось этими стихами. Действительно, толкователи оракулов объясняли эти слова в том смысле, что в случае морского сражения они будут разбиты у Саламина.
143. В это время среди афинян был человек, лишь недавно ставший рядом со значительнейшими гражданами; имя его било Фемистокл, а назывался он обыкновенно сыном Неокла. Этот-то человек утверждал, что толкователи оракулов верно объяснили не все, именно: если бы упомянутый стих действительно относился к афинянам, то, по мнению Фемистокла, он не был бы облечен в столь мягкие выражения, и вместо «божественный Саламин» было бы сказано «злосчастный Саламин», — если бы действительно гибель подле Саламина предстояла его населению; таким образом при правильном понимании изречения, слова божества относятся к неприятелю, а не к афинянам. Поэтому Фемистокл советовал приготовляться к сражению на кораблях, потому что именно они и есть деревянная твердыня. Когда Фемистокл высказал свое мнение, афиняне отдали предпочтение ему перед объяснением тех, которые советовали не готовиться к сражению на море и вообще не помышлять о сопротивлении, но покинуть Аттику и заселить какую-нибудь другую землю.
144. Раньше этого к счастью восторжествовало и другое мнение того же Фемистокла: когда у афинян в государственной казне собрано было много денег, поступавших с лаврийских рудников, и когда граждане пожелали разделить их между собою по десяти драхм на человека, Фемистокл убедил афинян воздержаться от дележа и соорудить на эти деньги двести кораблей для войны, именно для войны с эгинянами. Действительно, вспыхнувшая тогда война сделалась спасительною для Эллады в будущем, потому что она сделала афинян морским народом. Хотя корабли не были употреблены для той цели, для какой были сооружены, однако благодаря этому они имелись в Элладе наготове, когда в них была нужда. Итак, афиняне имели уже эти корабли, сооруженные раньше; нужно было сооружать еще другие. По получении ответа оракула афиняне на совещании решили взойти всем им на корабли и по совету божества выступить против нападающих варваров на море вместе с теми из эллинов, которые пожелают. Таковы были изречения оракула афинянам.
145. Во время общих собраний эллинов собственной Эллады, которые настроены были более мужественно, когда велись между ними беседы, давались клятвы в верности, устраивались общие совещания, они решили прежде всех других дел прекратить между собою распри и войны; войны были между разными городами, во самая ожесточенная между афинянами и эгинянами. Потом, узнав, что Ксеркс с войском находится в Сардах, они решили послать в Азию соглядатаев для разузнания могущества царя, а в Аргос послов с предложением союза против персов; другие послы отправлены были в Сицилию к сыну Диноменеса Гелону, на Керкиру с требованием оказать помощь Элладе, а также на Крит, — все это с тою целью, чтобы, если можно, объединить всех эллинов и всем согласно действовать за одно, так как опасность угрожала одинаково всем эллинам. Что касается Гелона, то силы его считались значительными, далеко превосходившими силы всякого другого эллинского государства.
146. Итак, согласно общему решению эллины прекратили взаимные распри и прежде всего отправили в Азию трех человек в качестве соглядатаев. Они пришли в Сарды и разузнавали положение царского войска, но были пойманы; начальники подвергли их пытке и велели отвести на казнь. Смерть их была уже решена, когда узнал об этом Ксеркс; он не одобрил приговора военачальников и послал нескольких оруженосцев с приказанием привести соглядатаев к нему, если только застанут их в живых. Оруженосцы нашли их еще живыми и представили царю. Услыхав, зачем они пришли, Ксеркс приказал оруженосцам водить их везде, показать им всю пехоту и конницу, и когда насмотрятся вдоволь, отпустить их невредимыми, куда бы идти те ни пожелали.
147. Давая такое приказание, царь прибавил, что, если бы соглядатаи погибли, эллины не узнали бы заранее, что его могущество превыше всякого описания, а умерщвлением трех человек врагу не причинишь большого ущерба. Между тем по его мнению, сказал царь, эллины узнают от соглядатаев по возвращении их в Элладу о его могуществе в отрекутся от своей свободы прежде, чем состоится поход; таким образом персам не будет нужды утомлять себя походом на эллинов. Подобное же мнение Ксеркс высказал и в другой раз, именно: находясь в Абиде, он увидел нагруженные хлебом суда, идущие из Понта черев Геллеспонт на Эгину и в Пелопоннес. Приближенные царя узнали, что суда — неприятельские, готовы были захватить их и взирали на царя в ожидании приказания. Но Ксеркс спросил находившихся на судах, куда они плывут: «К твоим врагам, владыка, везем хлеб». Царь на это заметил: «Не плывем ли и мы туда, куда они, с хлебом и другими запасами? Что же дурного в том, что они везут нам хлеб».
148. После осмотра соглядатаи были отпущены и возвратились в Европу, а эллины, заключившие между собою союз против персидского царя, после снаряжения соглядатаев отправили послов в Аргос. Аргивяне следующим образом рассказывают о своих делах: о приготовлениях варваров против Эллады они узнали в самом начале и, сообразив, что эллины будут стараться привлечь их к войне против персов, отправили послов в Дельфы спросить божество, как наилучше поступить им, ибо не задолго до того шесть тысяч аргивян погибло от лакедемонян и Клеомена, сына Анаксандрида; вследствие этого они и обратились в Дельфы. На вопрос аргивян пифия отвечала так: «Ненавистный соседям, любезный бессмертным богам, сиди настороже, копье удерживай дома, защищай голову: голова спасет туловище». Вот какой ответ, говорят аргивяне, дала им пифия раньше еще. После этого прибыли в Аргос послы и явились в сенат с возложенным на них поручением. В ответ на предложение аргивяне сказали, что они готовы исполнить просьбу, но под условием заключения мира с лакедемонянами на тридцать лет и одинакового с ними участия в главенстве над союзом; хотя, говорили аргивяне, главенство по справедливости принадлежит им одним, однако они довольствуются и половиною его.
149. Таков, говорят, был ответ сената, хотя оракул и запрещал им вступать в союз с эллинами. Они боялись оракула, но желали заключить тридцатилетний мир для того, чтобы в продолжение этих лет дети их достигли зрелого возраста; если же мира не будет, опасались они, то в случае нового поражения от персов сверх постигшего их несчастья они в будущем подпадут под власть лакедемонян. Говорят далее, что послы из Спарты отвечали на речь сената следующее: относительно мира они доложат народу, а что касается главенства, то им поручено дать ответ, и сказали, что у лакедемонян два царя, а у аргивян один, поэтому невозможно, чтобы один из царей Спарты отказался от участия в главенстве, но нет никакого препятствия к тому, чтобы рядом с двумя их царями аргивский также имел равное право голоса. Аргивяне рассказывают, что они не могли снести такого высокомерия спартанцев и предпочли покориться варварам, нежели уступить лакедемонянам; поэтому послам приказано было покинуть страну до захода солнца, ибо в противном случае с ними поступлено будет как с врагами. Так рассказывают об этом сами аргивяне.
150. Распространен в Элладе и другой рассказ, именно: прежде чем идти войною на Элладу, Ксеркс отправил в Аргос глашатая. Как говорят, явившись туда, глашатаи сказали: «Царь Ксеркс, аргивяне, объявляет вам следующее: мы полагаем, что Перс, от которого мы происходим, сын Персея и внук Данаи, рожденный дочерью Кефея Андромедою. Таким образом мы ваши потомки. Ни нам не подобает идти войною на наших предков, ни вам в союзе с другими выступать против нас; поэтому спокойно оставайтесь дома. Если замыслы мои осуществятся, я буду ценить вас превыше всех народов». Говорят, что аргивяне не оставили этого предложения без внимания и в то время ничего эллинам не обещали и ничего от них не требовали. Только после того-де, как эллины стали приглашать их к союзу, они обратились к лакедемонянам с требованием, чтобы иметь предлог оставаться в покое, ибо они заранее знали, что лакедемоняне не уступят им доли своей власти.
151. С этим рассказом согласуется, говорят некоторые эллины, следующий случай, имевший место много лет спустя, именно: по какому-то другому делу в Мемноновых Сусах находилось афинское посольство с Каллией, сыном Гиппоника, во главе; в то же самое время и аргивяне отправили послов в Сусы спросить сына ксерксова Артоксеркса: сохраняется ли еще с ними, как они того желали бы, дружественный союз, заключенный ими с Ксерксом, или же они считаются его врагами; царь Артоксеркс на это-де отвечал, что сохраняется вполне, и что ни к одному городу он не относится так дружески, как к Аргосу.
152. Посылал ли Ксеркс глашатая в Аргос с таким предложением, и являлись ли аргивские послы в Сусы спрашивать Артоксеркса о союзе, достоверно сказать не могу. Я сообщаю только то, что рассказывают сами аргивяне. Полагаю только, что если бы все люди собрались со своими пороками в одно место с целью обменяться ими с соседями, то, пристально взглянув на пороки соседей, каждый охотно унес бы с собою назад бремя пороков, с коими пришел. Так и поведение аргивян было не самое позорное. Я обязав передавать то, что говорят, но верить всему не обязан; это замечание имеет силу относительно всего моего повествования. Действительно, говорят и то, что аргивяне пригласили персидского царя идти на Элладу после того, как война их с лакедемонянами оказалась несчастной, когда своему тогдашнему положению они готовы были все предпочесть. Это об аргивянах.
153. Другие послы от союзников явились в Сицилию для переговоров с Гелоном; в числе их был и Сиагр от лакедемонян. Предок этого Гелона, обитатель Гелы, происходил с острова Тела, что у Триония; он принял участие в основании Гелы жителями Линда, Рода в Аптифема. С течением временив потомки его были верховными жрецами божеств преисподней и непрерывно исполняли эту обязанность; после того, как один из предков их, Телина, приобрел это звание следующим образом, в город Макторий, лежащий над Гелою, бежало несколько гелеян вследствие поражения в усобицах. Телина отвел их обратно в Гелу без всякой вооруженной силы, лишь со святыней этих божеств. Получил ли он откуда нибудь святыню, или приобрел непосредственно, этого не ногу сказать; только полагаясь на нее, он возвратил беглецов в Гелу с тем условием, чтобы и потомки его были верховными жрецами этих божеств. В рассказах о том, как Телина. совершил столь трудное дело, странно для меня еще следующее обстоятельство: я полагаю, что подобное дело может быть исполнено не всяким человеком, но мужественным только и сильным; между тем обитатели Сицилии рассказывают о Телине противное, что он был женственный и очень слабый человек. Так приобрел он это звание.
154. По смерти сына Пантареса Клеандра, царствовавшего в Геле семь лет, — а погиб он от руки гелейца Сабилла, — самодержавную власть получил. брат Клеандра Гиппократ. В царствование Гипократа потомок верховного жреца Телины Гелон вместе со многими другими, между прочим с сыном Патека Энесидемом…[10] был копьеносцем Гиппократа, немного времени спустя был назначен за личную доблесть начальником всей конницы. Действительно, во время осады Гиппократом каллииолян, наксиян, занклеян, леонтинцев, сиракусян и многих варварских городов, Гелон во всех этих войнах отличился блистательно. Ни один из названных мною городов, за исключением Сиракус, не избег подчинения Гиппократу. Что касается сиракусян, потерпевших поражение в битве при реке Елоре, то их спасли коринфяне и керкиряне, заключив мир на том условии, чтобы сиракусяне уступили Камарину Гиппократу. Камарина издревле была городом сиракусян.
155. Гиппократа, царствовавшего столько же лет, сколько царствовал в брат его Клеандр, смерть постигла подле города Гиблы в войне с сикелами. Тогда этот самый Гелон под предлогом помощи сыновьям Гиппократа, Евклиду и Клеандру, выступил против граждан, не желавших более покоряться, а на самом деле, разбив гелеян в сражении, отнял власть у сыновей Гиппократа и воцарился сам. После этой удачи он возвратил в Сиракусы так называемых сиракусских гаморов, которые изгнаны были из города народом и рабами их, именуемыми киллириями, и овладел Сиракусами. Народ в Сиракусах отдался вместе с городом Гелону при его наступлении.
156. Получив Сиракусы, Гелон стал меньше ценить владычество свое в Геле и потому управление ею поручил брату своему Гиерону; сам он усиливал Сиракусы, и Сиракусы были для него все. Город быстро возрос и расцвел; ибо, во-первых, он переселил в Сиракусы всех жителей Камарины, и сделал их сиракусскими гражданами, а сам город Камарину срыл; потом, с большою частью гелейских граждан он поступил точно так же, как и с камаринянами. Равным образом он переселил в Сиракусы и сделал сиракусскими гражданами богатых сицилийских мегарян, когда город был осажден, и они, приняв предложенные условия, ждали себе казни за то, что подняли против него войну; простой народ в Мегарах был не повинен в этой войне и не ждал себе никакой беды; во и этих людей Гелон переселил в Сиракусы и здесь продал за пределы Сицилии. Таким же точно образом поступил он с евбейскими колонистами в Сицилии, разделив их на богачей и простой народ. Гелон так поступал с обеими частями населения потому, что сожительство с простым народом считал преисполненным опасностей. Вот какими путями Гелон сделался могущественным тираном.
157. В то время[11] по прибытии в Сиракусы эллинские послы явились к Гелону и сказали: «Послали вас лакедемоняне и союзники их звать тебя в союз против варвара, о нашествии которого на Элладу ты конечно слышал. Слышал ты, что перс намерен, соединив Геллеспонт мостом, перевести войска востока из Азии и идти войною на Элладу; хотя он делает вид, что идет против Афин, но замышляет покорить своей власти всю Элладу. Ты столь могуществен, тебе, как владыке Сицилии, принадлежит не малая доля Эллады; окажи помощь освободителям Эллады и будь освободителем ее вместе с ними. Соединенные силы всей Эллады дадут большое войско, и мы в состоянии будем выдержать нападение врага. Напротив, если одни из нас поступят предательски, другие не захотят помогать и только малая часть Эллады останется нетронутой, то следует опасаться, что погибнет вся Эллада. Не рассчитывай на то, что персидский царь, одолев нас в войне и покорив, не явится к тебе; нет, берегись этого заблаговременно. Действительно, помогая нам, ты защищаешь себя самого. Хорошо задуманное дело обыкновенно имеет в хороший конец». Так говорили послы.
158. Гелон в гневе отвечал им так: «Эллины, с наглою речью вы дерзнули звать меня в союзники против варвара. Между тем раньше, когда я был во вражде с карфагенянами и просил у вас помощи против варварского войска, когда упрашивал вас отмстить егестянам за смерть Дориэя, анаксандридова сына, и обещал помочь вам освободить от варваров места торговли, которые доставляют вам столько выгод и прибыли, тогда вы не явились ни на помощь мне, ни для отмщения смерти Дориэя я, селя бы от вас зависело, все это было бы во власти варваров. Но все кончилось хорошо и благополучно для вас. Теперь, когда война обратилась на вас и вас настигла, вы вспомнили о Гелоне. Однако не взирая на обиду я не желаю уподобляться вам и готов дать вам в помощь двести трирем, двадцать тысяч тяжеловооруженных воинов, две тысячи конницы, две тысячи стрелков из лука, две тысячи пращников и две тысячи легких всадников; обещаю также доставлять съестные припасы всему эллинскому войску на все время войны. Но обещаю это на том условии, чтобы мне быть военачальником и главою эллинов в войне с варварами. Ни на каком другом условии я и сам не пойду, и никого не пошлю».
159. Сиагр не мог снести таких слов и отвечал: «Громко возопил бы Агамемнон Пелопид, если бы услышал, чло Гелон и сиракусцы отняли главенство у спартанцев. И не поминай больше об этом условии, о том, чтобы мы передали тебе главенство. Если желаешь помочь Элладе, знай, что должен подчиняться лакедемонянам; если же отказываешься повиноваться, то и не помогай».
160. Видя, как отвергнуто предложение его Сиагром, Гелон объявил послам следующее последнее условие: «Любезный спартанец, брошенное в человека оскорбление обыкновенно возбуждает в нем гнев; однако твои речи при всей их дерзости не могут сделать меня невоздержным в ответе. Если вы так жаждете главенства, то было бы справедливо и мне добиваться его, мне даже больше, нежели вам, как предводителю более многочисленного войска и начальнику гораздо большего числа кораблей. Но если это условие так ненавистно для вас, мы готовы кое от чего из вашего требования отказаться, именно: вы оставайтесь во главе сухопутного войска, а я буду командовать флотом; если же вам угодно командовать на море, я готов стать во главе сухопутного войска. Вам предстоит или согласиться на это, или уйти отсюда без союзника». Таково было предложение Гелона.
161. Предупреждая речь лакедемонского посла, афинский поспешно отвечал: «Нас послали к тебе, царь сиракусян, просить не предводителя, а войска. Ты отказываешься послать войско, если не будешь стоять во главе Эллады, так как ты жаждешь командовать ею. До тех пор, пока ты требовал командования всем эллинским войском, мы, афиняне, могли оставаться спокойными в том сознании, что лаконец в состоянии будет держать тебе ответ за обоих; но если ты отказываешься от притязаний на все войско и требуешь главенства над флотом, то знай следующее: если бы даже лаконец и уступил тебе командование флотом, мы не уступим его, потому что в случае нежелания самих лакедемонян предводительство на море принадлежит нам. Итак, если желают стоять во главе флота лакедемоняне, мы не препятствуем, но никому другому предводительства этого не уступим. Иначе мы, афиняне, напрасно приобретали бы самый многочисленный из эллинских флотов, если бы согласились уступить командование на море сиракусянам, к тому же мы древнейший народ, единственный из всех эллинов, не переменявший места жительства. Потом, даже поэт Гомер сказал, что из среды афинян явился под Трою человек наиболее искусный в командовании войском и вооружении его[12]. Поэтому-то мы не заслуживаем упрека за такие речи».
162. «Мне кажется, любезный афинянин», отвечал на это Гелон, «вы имеете начальников, но не будете иметь подначальных. Так как вы не хотите ничего уступить и желаете удержать все в ваших руках, то торопитесь возможно скорее в обратный путь и объявите Элладе, что для нее весна изъята из года». Смысл замечания таков: как весна самая лучшая пора года, так войско Гелона самое лучшее из войск эллинов; вот почему потерю своей помощи для Эллады он уподобил тому, как если бы весна была изъята из года.
163. После этих переговоров с Гелоном эллинские послы отплыли обратно. Хотя Гелон вследствие разрыва с эллинами и боялся за них, что они не смогут одолеть варваров, но тягостным, невыносимым казалось ему, владыке Сицилии, явиться в Пелопоннес и поступить под начальство лакедемонян; поэтому он отверг такой способ действия и избрал другой, именно: при известии о том, что персидский царь переправился через Геллеспонт, он немедленно послал в Дельфы с тремя пятидесятивесельными судами Кадма, сына Скифа, уроженца Коса, с большою суммою денег и с предложениями мира; он должен был выжидать исхода войны с тем, чтобы в случае победы царя предложить ему деньги и подвластные Гелону землю и воду, а случае победы эллинов привезти деньги назад.
164. Этот самый Кадм раньше того получил от отца прочную власть тирана над Косом; но затем добровольно, при отсутствии какой бы то ни было опасности, только по чувству справедливости уступил власть народу Коса, а сам удалился в Сицилию; здесь отнял у самиян и заселил город Занклу, причем переименовал его в Мессену. Этого-то Кадма, явившегося в Сицилию при таких обстоятельствах, Гелон выбрал послом в Дельфы благодаря его честности, которую тиран замечал в нем и сам в разных случаях. В числе честных поступков его не последнее место занимает и следующий: располагая большою суммою денег, доверенных ему Гелоном, и имея возможность присвоить их себе, он не захотел этого сделать и после того, как эллины одержали победу в морской битве, а Ксеркс ушел обратно, и Кадм возвратился в Сицилию со всеми деньгами.
165. Жители Сицилин рассказывают еще следующее: Гелон пошел бы на помощь эллинам, хотя бы и под начальством лакедемонян, если бы в то же самое время бывший тиран Гимеры, сын Криниппа Терилл, выгнанный из Гимеры самодержцем Акраганта, сыном Энесидема, Фероном, не привел с собою в Сицилию триста тысяч финикиян, ливиян, иберов, лигиев, елисиков, сардинцев, киренян под предводительством Амилки, сына Аннона[13], царя карфагенян. Терилл склонил его к этому походу благодаря узам гостеприимства с ним; но главным образом побудили его к тому старания сына Кретины Анаксилая, тирана Регия, который звал Амилку в Сицилию на помощь своему тестю и даже отдал ему в качестве заложников детей своих; дело в том, что Анаксилай женат был на дочери Терилла по имени Кидиппе. Вследствие-де этого Гелон не имел возможности идти на помощь эллинам и потому послал деньги в Дельфы.
166. Кроме этого рассказывают еще, что в тот самый день, как Гелон и Ферон одержали победу над карфагенянином Амилкою в Сицилии, эллины победили персидского царя при Саламине. Амилка, карфагенянин по отцу, а во матери сиракусянин, сделался царем карфагенян благодаря личной доблести; как мне рассказывали, он исчез во время битвы после понесенного поражения; его не нашли нигде ни живым. ни мертвым, хотя Гелон велел всюду искать его.
167. Впрочем сами карфагеняне передают следующий правдоподобный рассказ: в то время, как эллины сражались с варварами в Сицилии с утра до позднего вечера, потому что столь продолжительна, говорят, была эта битва, — Амилка оставался в лагере, совершал жертвы и испрашивал благоприятных знамений, сожигая на большом костре тела целиком; совершая возлияние на жертву, он увидел свои войска обращенными в бегство, и сам кинулся в огонь. Так исчез он в пламени. Исчез ли Амилка таким образом, как рассказывают финикияне, или иначе, но в честь его установили жертвоприношение, и во всех городах колонистов сооружены памятники, наибольший в самом Карфагене. Столько о Сицилии.
168. Керкиряне ответили послам одно, а сделали другое. К ним явились те же послы, которые были в Сицилии, и обратились к ним с такою же речью, как и к Гелону. В то время керкиряне обещали послать войско и помочь эллинам, так как, говорили они, им нельзя допускать гибели Эллады: если Эллада будет сокрушена, то в самом скором времени и им грозит не что другое, как порабощение; поэтому они обязаны помогать эллинам, насколько могут. Таков был их благовидный ответ. Но когда нужно было идти на помощь, керкиряне с этою целью снарядили шестьдесят кораблей; но лишь только вышли в открытое море, подошли к Пелопоннесу и поставили свои корабли на якоре подле Пила и Тенара у лакедемонской земли, также в ожидании того, каков будет исход войны; они не питали надежды на победу эллинов, полагая, что персидский царь одержит решительную победу над эллинами и будет владычествовать над целой Элладой. С кораблями они поступили так для того, чтобы иметь потом возможность сказать персу приблизительно следующее: «Хотя, царь, эллины и призывали нас к участию в этой войне, и хотя мы располагаем значительными военными силами и владеем значительным числом кораблей, после афинян наибольшим, однако мы не захотели идти против тебя и действовать наперекор тебе». Такими речами керкиряне рассчитывали выиграть больше всех прочих, и, как мне кажется, так бы это в было. Для эллинов у них заготовлено было оправдание, коим они и воспользовались. В ответ на упреки эллинов в том, что они не оказали помощи, керкиряне отвечали, что ими снаряжено было шестьдесят кораблей, но, застигнутые пассатными ветрами, они не могли обогнуть Малеи, потому-де и не прибыли к Саламину, а вовсе не вследствие какого-либо коварства не участвовали в морской битве. Так керкиряне обманули эллинов.
169. Критяне поступили следующим образом, когда посланные к ним эллины звали их к участию в войне: по общему решению они послали в Дельфы вопрошателей узнать от божества, выгодно ли им помогать Элладе в войне. «Вы, глупцы», отвечала вы пифия, «жалуетесь, что Минос столько слез послал вам за оказанную Менелаю помощь в гневе за то, что, хотя эллины не помогли вам отмстит смерть его в Канике, вы помогали эллинам мстить за похищение варварами женщины из Спарты». Изречение это было доставлено критянам; они выслушали его и воздержались от войны.
170. Рассказывают, что Миное в поисках за Дедалом прибыл в Сиканию, именуемую теперь Сицилией, и здесь погиб насильственною смертью. С течением времени по внушению божества критяне все, за исключением полихнян и прасиян, прибыли с многочисленным войском в Сиканию и в течение пяти лет осаждали город Камик, который в ваше время занимали акрагантяне; наконец они сняли осаду и удалились, будучи не в состоянии овладеть городом, ни дольше осаждать его во причине голода. Когда они на кораблях подошли к Япигии, то били захвачены сильной бурей и выброшены на сушу; суда были разбиты, и им не было никакой возможности вернуться на Крит. Поэтому оставшись в Япигии, критяне основали там город Гирию и переименовали себя из критян в япигов мессапиев и из островитян сделались жителями материка. Из города Гирии они основали прочие колонии, откуда много времени спустя пытались вытеснить их тарентинцы, но потерпели столь жестокое поражение, что число павших эллинов било больше, нежели в какой-нибудь иной известной нам битве: число убитых тарентинцев не известно, а регийских граждан, которых принудил идти на помощь Таренту Микиф, сын Хойра, пало три тысячи человек. Микиф был рабом Анаксилая, который и поручил ему управление Регием; будучи изгнан из Регия, он же поселился в Тегее аркадян и пожертвовал в Олимпию множество кумиров.
171. Однако случай с региянами и тарентинцами рассказан мною только мимоходом. Итак, по словам прасиян, на опустошенный Крит переселились различные народы, преимущественно эллины. В третьем поколении по смерти Миноса произошла Троянская война, в которой критяне оказали не последнюю помощь Менелаю. По возвращении из под Трои, как критян, так и скот их постигли голод и чума; вследствие этого Крит снова обезлюдел, так что нынешние критяне вместе с уцелевшими из прежних обитателей составляют третье население Крита. Вот что напоминала им пифия, когда посоветовала воздержаться от союза с эллинами.
172. Фессалияне, как сами давали это попять, вначале были на стороне мидян по принуждению, потому что способа действий алевадов они не одобряли. Действительно, услыхав о приготовлениях персидского царя к переправе в Европу, они тотчас отправили вестников на Исфм, а на Исфме в то время в сборе были представители ста городов Эллады, настроенных относительно ее более честно. По прибытии к ним фессалийские послы сказали: «Вам, эллины, следует охранять олимпийский проход для того, чтобы защитить от ужасов войны Фессалию и всю Элладу. Со своей стороны мы готовы оказать помощь и охране прохода, но и вы должны отправить многочисленное войско; если же вы не пошлете войска, то, знайте это, мы сдадимся персам. Не погибать же вам одним за вас, нам, живущим так далеко от остальной Эллады. Если вы не хотите помогать нам, то не имеете и права заставлять нас; да никакое принуждение не может быть сильнее невозможности. Мы сами подумаем о средствах нашего спасения». Так говорили фессалияне.
173. В ответ на это эллины решили отправить в Фессалию морем пехоту для охраны прохода. Собранное войско отправилось на судах через Еврип. Прибыв к Алу, что в Ахее, оно вышло на берег, причем корабли оставлены были там же, в отправились в Фессалию. Войско дошло до того прохода в Темпеях, который из нижней Македонии ведет в Фессалию во реке Пенею, между горами Олимвом и Фесою. Здесь собранные эллины в числе почти десяти тысяч человек расположились лагерем; к ним присоединилась и фессалийская конница. Во главе лакедемонян был сын Карена Евенет, выбранный из среды военачальников, человек впрочем не царского рода, а афинянами командовал сын Неокла Фемистокл. Однако эллины оставались здесь лишь несколько дней. От македонянина Александра, сына Аминты, явились послы и советовали им идти назад и не дожидаться в проходе, чтобы не быть истреблену наступающим врагом, указав при этом на многочисленность его сухопутного в морского войска. Эллины нашли совет благоразумным, сам македонянин казался расположенным к ним, и потому они послушали его. Однако по моему мнению, эллинов склонял к тому страх, ибо они узнали, что в нижней Македонии есть и другой проход в Фессалию через область перребов подле города Гонна, именно там, где действительно прошло войско Ксеркса. Эллины снова взошли на корабли и отправились обратно на Исфм.
174. Этот поход в Фессалию случился в то время, когда царь собирался перейти из Европы в Азию и находился уже в Абиде. Тогда фессалияне, будучи покинуты союзниками, быстро и без малейшего колебания перешли на сторону мидян, так что в делах войны оказались весьма полезными для царя.
175. Когда эллины возвратились на Исфм, то по поводу замечания Александра стали между собою совещаться о том, как и в каких местах расположить свои войска. Одержало верх предложение заградить проход в Фермопилах; ибо оказывалось, что этот проход и уже и ближе того, что ведет в Фессалию из Македонии. О существовании тропинки, благодаря которой эллины впоследствии были отрезаны в Фермопилах, они не знали до прибытия в Фермопилы, где услыхали о ней от трахинян. Итак, эллины решили заградить проход и этим способом не допустить варваров в Элладу, а флот направить к Артемисию, что в Гистиэотиде. Местности эти лежат близко одна к другой, так что, находясь в одной из них, можно знать, что делается в другой.
176. Положение самих местностей, прежде всего Артемисия, следующее: из открытого Фракийского моря образуется узкий пролив между островом Скиафом и материком Магнесией; непосредственно за проливом простирается морское побережье Евбеи, Артемисий, со святилищем Артемиды. С другой стороны, идущий в Элладу путь через Трахин имеет в самом узком месте всего пятьдесят футов; но наиболее узкая часть всего пути находится не здесь, а по сю и по ту сторону Фермопил, именно: подле Альпенов по ту сторону прохода лежит теснина всего для одной повозки, в другая такая же по сю сторону прохода близ реки Фойника подле города Анфелы. На западе Фермопил поднимается гора недоступная, отвесная и высокая, тянущаяся до Эты, а на востоке от дороги находятся болота и море. В этом проходе есть теплые ключи, именуемые у туземцев Хитрами, а подле них стоит жертвенник Геракла. У этого прохода была сооружена стена, и в ней некогда были ворота. Стену соорудили было фокидяне из страха перед фессалиянами, когда сии последние прибыли из земли феспротов с целью занять Эолиду, ту самую область, которою владеют и теперь. Фокидяне оградили себя этой стеной против фессалиян, которые пытались покорить их своей власти; тогда же они направили к проходу и теплые источники, чтобы местность била изрезана рытвинами: они придумывали все средства против вторжения фессалиян в их страну. Словом, первоначальная стена сооружена была давно и большая часть ее от времени развалилась; эллины решили восстановить ее и в этом месте не пропустить варваров в Элладу. Очень близко к проходу лежит деревня по имени Альпены; отсюда рассчитывали эллины доставать себе продовольствие.
177. Итак, местности эти представлялись эллинам отвечающими их планам. Обсудив все заранее и решив, что варвары не будут иметь возможности воспользоваться ни массою своей пехоты, ни конницей, они постановили встретить идущего на Элладу врага в этом месте. Когда стало известно, что персы находятся в Пиерии, они разделились и покинули Исфм, причем одни сухим путем направились к Фермопилам, а другие морем к Артемисию.
178. Разделившись на две части, эллины поспешно выступили против врага. Тем временем дельфийцы в страхе за себя и за Элладу обращались с вопросом к божеству, которое в ответ на это велело молиться ветрам, потому-де что они будут могущественными помощниками Эллады. Дельфийцы с верою приняли изречение оракула и тотчас объявили его тем из эллинов, которые желали остаться свободными; этим извещением они стяжали себе бессмертную благодарность от эллинов, так как те сильно боялись варваров. После этого дельфийцы соорудили ветрам жертвенник во Фии, там, где находится святилище дочери Кефиса Фии, по имени которой и названо это место, и умилостивляли ветры жертвами. Согласно изречению оракула дельфийцы чтут ветры и теперь.
179. Флот Ксеркса вышел из города Фермы, причем десять самых быстрых кораблей устремились прямо к Скиафу, где стояло три сторожевых эллинских корабля: трезенский, эгинский в афинский; при виде варварских кораблей они поспешно обратились в бегство.
180. Варвары погнались за кораблями и быстро захватили трезенский с начальником его Прексином; потом красивейшего из отряда вывели на нос корабля и умертвили, считая благоприятным для себя предзнаменованием то, что первый взятый ими для жертвы эллин был в самый красивый. Имя убитого было Лев; быть может, отчасти самое имя привело его к такому концу.
181. Эгинская трирема, состоящая под начальством Асонида, навела на варваров некоторое смущение, потому что в отряде его находился сын Исхеноя Пифея, обнаруживший в этот день величайшую храбрость: когда корабль был взят в плен, он упорно дрался до тех пор, пока не был изрублен весь. Когда он упал не мертвый еще, во дышащий, находившиеся на кораблях персы сильно желали спасти его за его храбрость; смирною лечили ему раны и накладывали повязки из тонкого холста; по возвращении в стоянку показывали его с изумлением всему войску и заботливо обращались с ним; напротив, с остальными пленниками с того же корабля они поступали как с рабами. Так неприятелем взяты были два корабля.
182. Третья трирема, состоявшая под начальством афинянина Форма, убежала и причалила к берегу в устьях Пенея. Пустое судно, но не команда его, попало в руки варваров, ибо лишь только корабль пристал к берегу, афиняне спрыгнули с него на сушу и через Фессалию прибыли в Афины.
183. Стоявшие у Артемисия эллины узнали о случившемся по сигнальным огням на Скиафе; объятые страхом, они снялись с якоря у Артемисия в перешли к Халкиде с целью защитить Еврип, причем на высотах Евбеи оставляли соглядатаев. Из десяти варварских кораблей три пристали к утесу, именуемому Мирмеком, что между Скифом и Магнесией, здесь на утесе варвары поставили каменный столб, который для этого и привезли с собою. Когда препятствия на пути были устранены, персидское войско со всеми своими кораблями снялось с якоря в Ферме и направилось морем к Элладе, одиннадцать дней спустя после выхода царя из Фермы. Этот утес, лежащий почти на пути кораблей, указал персам Паммонт из Скира. За целый день плавания варвары дошли до Сепиада в области Магнесии и до побережья между городом Касфанеей и мысоы Сепиадом.
184. До этой местности и до Фермопил полчище Ксеркса не потерпело убыли. Численность его в то время по моим расчетам была такова: при тысяче двухстах семи кораблях, вышедших из Азии, первоначальное количество воинов, набранных из отдельных народностей, было двести сорок одна тысяча четыреста человек, причем на каждый корабль я полагаю двести воинов. На каждом из кораблей, кроме туземцев отдельных народностей, находилось по тридцати человек персов, мидян и саков; это второе количество воинов составляло цифру в тридцать шесть тысяч двести десять воинов. К последней и первой цифре я должен прибавить число воинов пятидесятивесельных судов, полагая на каждое судно средним числом по восьмидесяти человек. Общее число судов, как сказано уже раньше[14], было три тысячи; следовательно на них должно было помешаться двести сорок тысяч человек. Итак, всего морского войска, вышедшего из Азии, было пятьсот семнадцать тысяч шестьсот десять человек; пехоты било один миллион семьсот тысяч, а конницы восемьдесят тысяч. К этому числу я должен прибавить арабов верхом на верблюдах и ливиян на боевых колесницах, всего двадцать тысяч человек. Следовательно, общее количество морского и сухопутного войска было два миллиона триста семнадцать тысяч шестьсот десять человек. Таково было полчище, выведенное из самой Азии, не считая следовавшей за ним прислуги, судов со съестными припасами и с находившимися на них людьми.
185. К этой общей сумме следует прибавить по догадкам войско, набиравшееся в Европе. Эллины из Фракии и из прилегающих к Фракии островов доставили сто двадцать кораблей, а на этих кораблях било двадцать четыре тысячи человек. Что касается сухопутного войска, то фракияне, пеоны, форды, боттиэи, население Халкидики, бриги, пиерияне, македоняне, перребы, енианы, долопы, магнеты, ахеяне и обитатели всего Фракийского побережья доставили все вместе, как я полагаю, триста тысяч человек. Эти тысячи в сложности с азиатскими войсками составляют общую сумму всех боевых сил два миллиона шестьсот сорок одну тысячу шестьсот десять человек. Стол велико было количество боевых сил царя.
186. Следовавшей за войском прислуги, а также людей, находившихся на судах, плывших вместе с войском, было по моему мнению не меньше, а больше, нежели боевого войска. Однако я принимаю, что число этих последних людей было не больше и не меньше первой цифры, что оно было равно ей; если так, то оно составляло столько же десятков тысяч, сколько было и в войсках. Таким образом Ксеркс привел к Сепиаду и Фермопилам пять миллионов двести восемьдесят три тысячи двести двадцать человек. Такова общая сумма следовавшего за Ксерксом полчища.
187. Что касается стряпух, наложниц и евнухов, то количества их никто не мог бы определить с точностью, равно как и огромного количества упряжного и прочего вьючного скота, а также индийских собак. Поэтому для меня ничуть не удивительно, что в некоторых реках оказывалось недостаточно воды для питья; скорее удивляет меня то, что для такого количества людей доставало съестных припасов. Действительно, если считать, что каждый человек получал ежедневно не более одного хойника пшеницы, то каждый день потреблялось сто десять тысяч триста сорок медимнов; при этом я не принимаю в расчет женщин, евнухов, скота и собак. Но смотря на такое множество людей, ни один из них ни по красоте, ни по росту не был достойнее самого Ксеркса обладать таким могуществом.
188. Снявшись с якоря, персидский флот поплыл дальше и занял в Магнесии побережье между городом Касфанеей и мысом Сепиадом, причем передние корабли причалили к самому берегу, а следовавшие за ними стали на якоре. Так как побережье било не широко, то корабля стояли на якоре по восьми в ряд и носами были обращены к морю. Так провели они первую ночь. Но на рассвете при ясном небе и тихой погоде вдруг заволновалось море, поднялась сильная буря и подул резкий восточный ветер, который у туземцев той местности называется геллеспонтским. Все те воины, которые заметили усиление ветра, и которым место стоянки дозволяло это, предупредили бурю, вытащили корабли на сушу, спаслись сами и спасли свои корабли; напротив, все корабли, которые были захвачены бурею в открытом море, отброшены были частью к так называемым Ипиам, на Пелии, а частью к берегу; некоторые разбились о самый Сепиад, другие у города Мелибои, третьи выброшены в Касфанее. Сила бури была непреодолима.
189. Молва гласит, что согласно изречению оракула афиняне призвали на помощь Борея, именно, что они получили новое изречение — призвать на помощь себе зятя своего. По эллинскому преданию, Борей женат на аттической женщине, дочери Ерехфея Орейфии. Вследствие этого родства афиняне, как рассказывают, заключили, что Борей — зять их. Поэтому, находясь с кораблями на стороже у евбейской Халкиды и, заметив, что буря усиливается, или даже раньше еще, они приносили жертвы и призывали Борея и Орейфию помочь им сокрушить корабли варваров, как были они сокрушены прежде подле Афона[15]. Не не могу решить, по этой ли причине Борей обрушился на варваров, когда корабли их стояли на якоре; однако по словам афинян и в этот раз, и раньше Борей пришел им на помощь; поэтому по возвращении домой афиняне соорудили ему жертвенник подле реки Илисса.
190. По самому меньшему счету во время этой бури погибло не менее четырехсот кораблей, несчетное множество народа и огромное количество драгоценностей. Крушение это было очень выгодно для магнетского землевладельца, жившего подле Сепиада, Амейнокла, сына Кретины; впоследствии он собрал выброшенные на берег в большом числе золотые и серебряные кубки, нашел денежные ящики персов, приобрел и многие другие драгоценности. Благодари этим находкам он разбогател, хотя вообще не был счастлив; ибо и Амейнокла постигло горестное испытание, лишившее его сына.
191. Неисчислимо было количество погибших судов, нагруженных продовольствием, и разных других. Вследствие этого начальники флота испугались, как бы фессалияне после такого несчастья не напали на них, и потому из обломков кораблей возвели кругом высокую ограду. Буря продолжалась три дня. Наконец на четвертый день с помощью кровавых жертв ветрам и заклинаний, а также жертвами Фетиде и Нереидам маги усмирили ветер, или быть может он унялся сам по себе. Фетиде варвары приносили жертвы потому, что слышали от ионян рассказ о том, как богиня была похищена Пелеем из этой страны, а также, что весь берег Сепиад принадлежит ей и прочим Нереидам. Итак., ветер стих на четвертый день.
192. Между тем на второй день после того, как поднялась буря, соглядатаи сбежали с евбейских высот и известили эллинов обо всем, что случилось вследствие кораблекрушения. При известии об этом, эллины молились и совершали возлияния Посейдону Спасителю, потом со всею поспешностью устремились назад к Артемисию в той надежде, что теперь они будут иметь против себя небольшое число кораблей.
193. По возвращении к Артемисию эллины вторично стали здесь для наблюдения за варварами. Посейдона они величают за это Спасителем и до сих нор. Между тем варвары, когда ветер стих и море успокоилось, снова стащили корабли свои в море и поплыли вдоль материка, обогнули мыс в Магнесии и направились прямо в залив, ведущий к Пагасам. На берегу этого залива в Магнесии есть местность, где, говорят, Ясон и спутники его, когда плыли за золотым руном в Эю, что в Колхиде, покинули Геракла, послав его с корабля Арго по воду. Здесь они думали запастись водой и отсюда пуститься в открытое море, почему местности этой и дано название Афеты. Итак, флот Ксеркса стал на якоре в этом месте.
194. Случилось так, что пятнадцать варварских кораблей плыли далеко позади от остальных, и что они как-то заметили эллинские корабли, стоявшие у Артемисия. Приняв из-за свои, варвары поплыли к ним и попали на неприятельские. Командовал варварскими кораблями правитель эолийской Кумы сын Фамасия Сандокес, тот самый, которого раньше царь Дарий велел распять за то, что тот, будучи одним из царских судей, постановил за деньги несправедливый приговор. Сандокес висел уже на кресте, когда Дарий по размышлении нашел, что заслуги его относительно царского дома перевешивают его преступления и, сознав, что поступил скорее поспешно, нежели благоразумно, велел отпустить Сандокеса. Так избежал он гибели, грозившей от Дария, и остался в живых; но теперь, подплыв к эллинам, он не мог спастись вторично. Эллины, завидев подплывающие корабли и поняв ошибку варваров, кинулись на них и без труда овладели ими.
195. На одном из этих кораблей находился и взят был в плен тиран алабандов, что в Карии, Аридолис, на другом правитель Пафа Пенфил, сын Демоноя; он привел было с собою из Пафа двенадцать кораблей, но из них одиннадцать потерял во время бури у Сепиада, а на уцелевшем единственном плыл к Артемисию и попал в вдев. Эллины расспросили их о том, что желательно было им знать о ксерксовом войске, и в оковах отправили на Коринфский перешеек.
196. Флот варваров без пятнадцати кораблей, состоявших, как я сказал, под командою Сандокеса, прибыл в Афеты. Между тем Ксеркс с сухопутным войском направлялся через Фессалию и Ахею и уже за три дня до того вторгся в область малиэев. В Фессалии он устроил состязание между лошадьми своими и фессалийской конницы, которую желал испытать, так как слышал, что у эллинов это самая лучшая конница; однако эллинские лошади далеко уступали его собственным. Из фессалийских рек только одна, Онохон, не могла напоить всего войска; напротив, из рек ахейских даже в самой большей, Епидане, воды едва достало.
183. По прибытии Ксеркса в Ал, что в Ахее, проводники из желания сообщать ему все рассказали туземное предание о святилище Зевса Лафистия, именно: что некогда сын Эола Афамант в сообществе с Ино посягнул на жизнь Фрикса, а впоследствии ахеяне согласно изречению оракула наложили на потомков Афаманта следующее наказание: каждому наистаршему члену этого рода они воспретили доступ в пританей, именуемый у ахеян «народным домом», причем сами наблюдали за тем, чтобы он не входил туда; если бы не взирая на это он вступил в пританей, то вышел бы оттуда не раньше, как во время, назначенное для принесения его в жертву; к этому они прибавляли, что уже многие из потомков Афаманта, которым угрожало принесение в жертву, в страхе бежали на чужбину. Если по прошествии некоторого времени они возвращались и были уличаемы в том, что переступали порог пританея, то их вводили в пританей для принесения в жертву; перед тем введенного покрывали всего венками в выводили из храма с процессией. Этому подвергаются потомки фриксва сына Китиссора за то, что в то время, как ахейцы по совету оракула ради очищения страны готовились принести в жертву эолова сына Афаманта, в это время Китиссор прибыл из Эи, что в Колхиде, и спас Афаманта; этим-то поступком он и навлек гнев богов на собственное потомство. Выслушав рассказ, Ксеркс не позволил себе вступить в рощу, когда проходил подле нее, и запретил это всему войску; потом почтил одинаково как святилище, так в дом потомков Афаманта. Это было в Фессалии и Ахее.
198. Из этих местностей Ксеркс направился в Малиду вдоль залива, в котором ежедневно бывает прилив и отлив. Залив этот облегает местность ровная, то широкая, то очень узкая. Кругом равнины поднимаются высокие недоступные горы, именуемые трахинскими скалами, замыкающие собою всю Малийскую область. Если идти от Ахеи, то первый город в этом заливе Антикира, подле которого изливается в море река Сперхей, вытекающая из земли енианов. Стадиях в двадцати от этой реки протекает другая, по имени Дира, которая, как гласит предание, появилась из земли на помощь горящему Гераклу. На расстоянии еще двадцати стадий протекает третья река, именуемая Черною.
199. Город Трахин отстоит от реки Червой на пять стадий. Там, где лежит город Трахин. местность между горами в морем наиболее расширяется, так как здесь она имеет пространства двадцать две тысячи плефров. В горе, замывающей трахинскую область, к югу от Трахина, находится лощина, через которую у подошвы горы протекает река Асоп.
200. К югу от Асопа протекает другая, небольшая река Фойник, начинающаяся в этих горах и впадающая в Асоп. У реки Фойника находится самая узкая теснина; она приспособлена для прохода одной повозки. От реки Фойника до Фермопил пятнадцать стадий. В промежутке между рекою Фойником и Фермопилами лежит деревня по имени Анфела, подле которой протекает и вливается в море река Асоп; около нее находится широкая площадь с храмом Деметры Амфиктионской; там же устроены места для сидения амфиктионов в находится храм самого Амфиктиона.
201. Царь Ксеркс расположился лагерем в земле малиэев в трахинской области, а эллины в самом проходе. Место это у большинства эллинов называется Фермопилами, а у туземцев и соседей Пилами. Итак, в этих местах расположились оба войска: Ксеркс завял все пространство к северу от Фермопил до Трахина, а эллины — простравство к югу от Фермопил со стороны эллинского материка.
202. В ожидании персов находились в этом месте следующие эллины: триста тяжеловооруженных спартанцев, тысяча тегеян и мантинеян, по пятисот тех и других, сто двадцать человек из аркадского Орхомена и тысяча человек из остальной Аркадии; столько было аркадян. Из Коринфа здесь было четыреста человек, из Флиунта двести и из Микен восемьдесят; столько явилось из Пелопоннеса. Ив Беотии было феспиян семьсот человек и фивян четыреста.
203. Кроме этого, вызваны были на помощь со всеми своими военными силами локры опунтские и тысяча фокидян. Эллины сами вызвали их с уведомлением черев послов, что они составляют лишь передовой отряд всех эллинов, что прочие союзники ожидаются с каждым днем, что со стороны моря они, локры и фокидяне, защищены, так как там на страже стоят афиняне, эгиняне и прочие эллины, зачисленные во флот, и что поэтому им нечего опасаться; ведь не божество, говорили эллины, идет на Элладу, а человек; нет и не будет ни одного смертного такого, коего с самого рождения не постигала бы никакая беда, и чем могущественнее смертный, тем большей беде он обречен; вот почему и теперешний враг, как смертный, не может не пасть в своем тщеславии. Услыхав это, они шли на помощь к Трахину.
204. Эти эллины имели отдельных начальников по своим городам; но наибольшим значением пользовался и стоял во главе всего войска лакедемонянин Леонид, сын Льва, потомок Еврикратида, Анаксандра, Еврикрата, Полидора, Алкамена, Телекла, Архелая, Гегесилая, Дорисса, Леоботы, Ехестрата, Егия, Еврисфенеса, Аристодема, Аристомаха, Клеодея, Гилла и Геракла; он получил царскую власть в Спарте сверх ожидания.
205. Действительно, имея двух старших братьев, Клеомена и Дориэя, Леонид далек был от мысли о царском достоинстве. Так как Клеомен умирая не оставил по себе детей мужеского пола, а Дориэя в то время уже не было в живых, потому что он кончил дни свои в Сицилии, то царская власть перешла к Леониду, и потому еще, что он был старше Клеомброта, — этот последний был самый младший сын Анаксандра, — и особенно потому, что женат был на дочери Клеомена. В то время Леонид отправился в Фермопилы, выбрав для себя триста воинов, положенных по закону, к тому же таких, у которых были сыновья. Взял он с собою и фивян в таком числе какое я привел выше[16], под командою сына Евримаха Леонтиада; из всех эллинов только этих последних старался взять с собою Леонид именно потому, что фивян настойчиво обвиняли в сочувствии мидянам. Он призвал их к участию в войне с целью испытать, пошлют ли они союзников к нему, или открыто отвергнут союз с эллинами. Фивяне послали, хотя были настроены иначе.
206. Спартанцы отправили Леонида с отрядом прежде остальных своих воинов с тою целью, чтобы прочие союзники при виде их также выступали в поход и не переходили бы на сторону мидян, замечая медлительность самих спартанцев. Они рассчитывали выступить со всеми своими силами после, — теперь им мешало Карнейское празднество, — по окончании празднества, оставивши в Спарте только гарнизон. Точно такие же планы были в у прочих союзников, потому что в одно время с этими событиями случился олимпийский праздник. В том предположении, что столкновение в Фермопилах не разрешится так скоро, они посылали туда только передовые отряды. Так решили действовать союзники.
207. Находившиеся в Фермопилах эллины, объятые страхом в виду приближения персов к проходу, держали совет об отступлении. Все пелопоннесцы решали возвратиться в Пелопоннес и охранять Исфм; но так как фокидяне и локры с негодованием отвергали такое предложение, то Леонид решил оставаться на месте и послать гонцов в города с требованием вспомогательных войск, так как их было слишком мало для отражения мидийских войск.
208. Пока шли эти совещания, Ксеркс отправил соглядатая с приказанием посмотреть, как многочисленны враги, и что они делают. Дело в том, что еще в Фессалии он слышал, что здесь собралось малочисленное войско, и что во главе его стоят лакедемоняне с Леонидом, по происхождению гераклидом. Персидский всадник подъехал к стоянке, осматривал и видел войско, но не все; тех воинов, которые находились по сю сторону стены, восстановленной и охраняемой стражей, он не мог замечать. Всадник видел только тех, которые находились вне укреплений, и стоянка которых была перед стеною. Случилось, что в то время лакедемоняне расположились по ту сторону стены. Соглядатай видел, что одни из них заняты гимнастическими упражнениями, другие расчесывают себе волосы. Он глядел на это с удивлением и старался определить число воинов. Узнав все с точностью, соглядатай спокойно отправился назад, так как никто не гнался за ним и никто не обратил на него никакого внимания. По возвращении он рассказал Ксерксу все, что видел.
209. Слушая соглядатая, Ксеркс не мог понять, что значит, что эллины так приготовляются умирать и по мере сил своих истреблять врагов. Он находил поведение лакедемонян смешным и позвал находившегося в лагере Демарата, сына Аристона, и, когда тот явился, Ксеркс подробно расспрашивал его, желая объяснить себе поведение лакедемонян. «Уже и прежде», отвечал Демарат, «когда мы выступили в поход на Элладу, ты слышал от меня об эхом народе[17]. Ты смеялся надо мною, когда я говорил то, что предвидел в будущем; но наибольшая забота моя, царь, быть перед тобою правдивым. Послушай меня и теперь. Люди эти пришли сражаться с нами за проход и готовятся к бою. Таков у них обычай: когда предстоит рисковать жизнью, они убирают себе голову. Да будет тебе известно: если ты покоришь этих лакедемонян и остающихся в Спарте, то не останется ни одного народа, который решился бы выступить против тебя. Действительно, теперь ты имеешь перед собою доблестнейшее государство в Элладе и храбрейших людей». Слова эти казались Ксерксу вовсе не заслуживающими веры, и он снова спросил, каким образом люди в столь небольшом числе будут сражаться с ним. «Царь», отвечал Демарат, «поступи со мною как со лжецом, если не случится так, как я тебе говорю». Однако он не убедил Ксеркса.
210. Царь прождал четыре дня в постоянной надежде, что эллины убегут назад. Наконец на пятый день, когда эллины не уходили и оставались на месте, вследствие, как казалось ему, своей наглости и безрассудства, он в гневе послал против них мидян и киссиев с приказанием захватить их живыми и доставить к нему. Сколько раз ни нападали мидяне на эллинов, они постоянно теряли много убитыми, но на место выбывших шли другие; мидяне не отступали, хотя и жестоко терпели. Всякому и в особенности царю они доказали, что есть много людей, но мало мужей. Сражение длилось целый день.
211. Наконец мидяне, столь жестоко принятые эллинами, отступили; на место их прибыли персы, которых царь называл бессмертными, состоявшие под начальством Гидарнеса; казалось, они должны были без труда одолеть эллинов. Однако и эти, сразившись с эллинами, имели не больше успеха, как и мидийское войско; судьба их была такова же, потому что они сражались в теснине и употребляли более короткие копья, нежели эллины, к тому же не могли воспользоваться массою войска. Лакедемоняне дрались храбро и доказали вообще, что умело сражаются с неумеющими, доказали это в особенности тем, что несколько раз обращали тыл и по-видимости все убегали; при виде их бегства варвары с криком и шумом устремлялись на них; тогда эллины, будучи уже настигаемы врагом, вдруг оборачивались лицом к варварам, в таким образом каждый раз истребляли несчетное множество персов. Было убито впрочем и немного спартанцев. После того, как все попытки овладеть проходом кончились ничем, хота нападение производилось и целыми отрядами, и всякими иными способами, персы отступили.
212. Рассказывают, что во время этих стычек Ксеркс глядел на сражающихся и в страхе за свое войско три раза поднимался с кресла. Такова была битва в тот день. Но и на другой день варвары сражались ничуть не счастливее. Так как эллинов было немного, то варвары, нападая на них, рассчитывали, что они, измученные ранами, не в состоянии будут дольше поддерживать битву. Но эллины разделены были на отряды по способу вооружения и по народностям и сражались по очереди, за исключением фокидян; эти последние отряжены были на гору для охраны тропинки. Когда персы увидели, что успевают не больше, как и накануне, то отступили.
213. Царь не знал, как ему выйти из такого положения, как явился к нему в надежде получить большую награду, малией Ефиальта, сын Евридема, сообщил ему о тропинке, ведущей через гору к Фермопилам, и тем погубил находившихся там эллинов. Впоследствии из страха перед лакедемонянами он бежал в Фессалию; но на собрании амфиктионов в Пилах пилагоры объявили цену за голову беглеца. По прошествии некоторого времени он возвратился в Антикиру в здесь был убит трахинянином Афенадом. Хотя Афенад убил Ефиальту по другой причине, которую я объясню в дальнейшей части повествования[18], тем не менее он был награжден лакедемонянами. Так погиб потом Ефиальта.
214. Существует в другой рассказ, которому однако я вовсе не верю: будто обратились к царю с таким предложением и повели персов кругом горы уроженец Кариста Онета, сын Фанагоры, и уроженец Антикиры Коридалл. Действительно, необходимо принять в соображение, во-первых, то, что эллинские пилагоры с точным конечно знанием дела назначили цену не за Онету или Коридалла, но за трахинянина Ефиальту; во-вторых, нам известно, что Ефиальта бежал именно по этой причине. Правда, и не будучи малиэем, Онета мог знать тропинку, если долго жил в этой местности; но проводил персов кругом горы по тропинке Ефиальта, почему его я в называю виновным в том.
215. Предложение Ефиальты понравилось Ксерксу; он принял его с радостью и тотчас послал Гидарнеса с отрядом. С приближением ночи, когда зажигаются огни, персы вышли из лагеря. Тропу эту открыли туземцы малиэи и по ней проводили фессалиян в область фокидян в то время, когда фокидяне стеною заградили доступ в свою страну и были обеспечены на случай войны. С того давнего времени тропа эта оказывалась для малиэев совсем бесполезной.
216. Положение этой тропы следующее: начинается она от реки Асопа, протекающей через горное ущелье; и гора, и тропа называются одним и тем же именем, Апопея. Анопея тянется вдоль края горы и оканчивается подле города Альпена, первого города Локриды со стороны Малии, там, где находится так называемый камень Мелампиг и место пребывания Керкопов; здесь же тропа наиболее суживается.
217. После переправы через Асоп персы шли по этой тропинке целую ночь, имея с правой стороны Этейские высоты, а с левой Трахинские. На заре они находились уже на вершине горы. В этом месте горы, как сказано выше[19], стояла на страже тысяча фокидян для защиты своей страны и для охраны тропинки. Внизу дорога охранялась теми войсками, о которых сказано прежде[20]; охрану горной тропинки добровольно приняли на себя от Леонида фокидяне.
218. Следующим образом фокидяне узнали, что персы взошли уже на гору: поднимались они незаметно благодаря тому, что вся гора покрыта лесом; погода стояла тихая, а лежавшие под ногами листья производили, как в следовало ожидать, сильный шум; фокидяне вскочили и бросились к оружию; в то же время явились перед ними и варвары; эти последние были изумлены при виде вооруженных людей, так как нападали на войско врасплох и надеялись, что не встретят никакого сопротивления. В страхе о том, что перед ним стоят лакедемоняне, а не фокидяне, Гидарнес спросил Ефиальту, что это за войско и, получив точное сведение, выстроил персов к бою. Поражаемые множеством стрел, фокидяне бежали на вершину горы в том убеждении, что персы вышли именно против них, и приготовились к смерти. Так думали фокидяне, но персы с Ефиальтою в Гидарнесом во главе не обращали никакого внимания на фокидян и стали поспешно спускаться с горы.
219. Находившимся в Фермопилах эллинам прежде всего гадатель Мегистия объявил по рассмотрении жертвы, что на заре предстоит им смерть; потом явились перебежчики с известием о том, что персы обходят гору кругом. Это объявлено было еще ночью; третьими вестовщиками уже на рассвете были соглядатаи, сбежавшие с горных вершин. Тогда эллины стали совещаться между собою, причем голоса разделились: одни утверждали, что не следует покидать стоянки, другие были противоположного мнения. Засим эллины разошлись, одни отправились в обратный путь, рассеявшись по своим городам, другие с Леонидом во главе решили оставаться на месте.
220. Рассказывают еще, что Леонид сам отослал эллинов из желания спасти их, замечая при этом, что ни ему, ни находящимся при нем спартанцам не подобает покидать стоянку, для охраны которой они присланы были вначале. Еще больше я склонен к тому мнению, что Леонид предложил союзникам возвратиться домой при виде того, как нерадивы они и как мало имеют охоты подвергаться вместе с ним опасности, но считал постыдным уходить самому: если он оставался на месте, то на его долю выпадала громкая слава, да и слава Спарты приумножалась. Дело в том, что, когда спартанцы при самом начале войны спрашивали о ней оракула, пифия отвечала, что или Лакедемон будет сокрушен варварами, или погибнет царь их. Пифия дала им ответ в шестистопных стихах следующего содержания: «У вас, обитатели обширной Спарты, или будет разрушен большой славный город мужами персеидами, или не будет, но тогда стогны Лакедемона будут оплакивать смерть царя из рода Геракла; ибо противостоящая мощь быков и львов не смирит врага, так как сила его равняется зевсовой. Я объявляю, что он не смирится до тех пор, пока не получит на свою долю целиком одного или другого». Размышляя об изречении оракула, Леонид пожелал стяжать славу только для спартанцев и, по моему мнению, вероятнее, что он отослал союзников, а не то, что они удалились сами вследствие разногласия в мнениях вопреки требованиям военной дисциплины.
221. Не последним подтверждением этого служит для меня еще следующее обстоятельство: известно, что Леонид старался отослать домой во избежание гибели его вместе со спартанцами и того гадателя Мегистию акарнанца, почитавшегося далеким потомком Мелампода, который по жертвам предсказал угрожающий эллинам конец. Однако Мегистия не оставил Леонида, хотя тот и отсылал его; он отослал только своего единственного сына, находившегося вместе с ним в войске.
222. Итак, отпущенные союзники согласно распоряжению Леонида удалились; с лакедемонянами остались одни феспияне и фивяне. Из них фивяне остались поневоле, против собственного желания, потому что Леонид удерживал их при себе в качестве заложников. Феспияне напротив оставались совершенно добровольно, объявив, что не уйдут и не покинут Леонида с его воинами; так они остались и умерли вместе со спартанцами. Начальником их был сын Диадромы Демофил.
223. Когда солнце взошло, Ксеркс совершил жертвенное возлияние, потом некоторое время выждал, до той поры, в какую обыкновенно рывок посещается наибольше, и велел начинать приступ: так приказано было Ефиальтою; ибо путь с горы вниз прямее и гораздо короче того, который идет кругом горы и вверх на нее. Варвары с Ксерксом во главе повели приступ, а эллины Леонида, как бы готовые идти на смерть, протеснились к более широкой части теснины гораздо дальше, чем стояли вначале. Действительно, в прежние дни одна часть эллинов охраняла стену, а другая бежала назад к более узкому месту и там сражалась. Теперь стычка произошла во ту сторону теснины, причем варвары напали в большом числе. Позади отрядов их стояли с бичами в руках начальники и ударами гнали всех вперед все дальше и дальше. Многие из них падали в море и гибли, а другие в гораздо большем числе были растоптаны живыми; но на погибавших никто не обращал внимания. Так как эллины были убеждены, что им предстоит гибель от тех варваров, которые обошли гору кругом, то они проявили в борьбе с врагом наивысшую степень мужества, дрались отчаянно и с бешенной отвагой.
224. Когда у большинства эллинов копья уже сломались, они рубили персов мечами. В этой битве пал и Леонид, оказавшийся доблестнейшим воином, а с ним вместе и другие знатные спартанцы; имена их, как людей достойных, я узнал и не только их, во и всех трехсот. Однако здесь пали и многие знатные персы, в числе их два сына Дария, Аброкомес и Гиперанфес, родившиеся у Дария от Фратагуны, дачери Артаны. Артана был брат царя Дария, сын Гистаспеса. Он передал Дарию вместе с дочерью и все свое имущество, потому что она была единственное дитя его.
225. Там же пали в сражении два брата Ксеркса. Из-за трупа Леонида произошла жестокая свалка между персами и лакеденонянами, пока наконец эллины благодаря своей храбрости не увлекли трупа к себе после четырехкратного обращения в бегство неприятеля. Так шло сражение до тех вор, пока не явились варвары с Ефиальтою. Лишь только эллины узнали об их прибытии, ход битвы переменился: они отступили назад к теснине, миновали стену и все вместе за исключением фивян расположились на холме. Холм этот возвышается у входа в ущелье, где теперь стоит каменный лев в честь Леонида. В этом месте они защищались мечами, у кого мечи еще уцелели, а также руками и зубами, пока варвары не похоронили их под стрелами, причем одни напали на них спереди и разрушили до основания стену, другие обходили их с тылу в таким образом окружали со всех сторон.
226. Среди столь доблестных лакедемонян и феспиян прославился больше всех, как говорят, спартанец Диэнекес. Рассказывают, что перед битвой с мидянами он сделал следующее замечание при известив кого-то из трахинян, что варвары закроют солнце тучею стрел, когда спустят их с тетив, — так велико было количество стрел их, — Диэнекес не смутился этим и, не придавая важности количеству мидян, заметил, что трахинский гость приносит им вполне благоприятное известие, потому что сражение с мидянами будет происходить не на солнце, а в тени, если они закроют солнце. Говорят, что этим и другими подобными замечаниями лакеденонянин Диэнекес оставил по себе память.
227. После него отличились храбростью, как говорят, два лакеденонянина, сыновья Орсифанта, Алфей и Марон. Из феспиян прославился больше всех сын Гарматида по имени Дифирамб .
228. Над эллинами, погребенными на том самом месте, где они пали, равно как и над теми, которые погибли до удаления союзников Леонидом, поставлена была надпись, гласившая следующее: «Здесь некогда против трех миллионов сражались четыре тысячи пелопоннесцев». Такова была надпись над всеми павшими. Надпись собственно над спартанцами гласила так: «Чужестранец, возвести лакедемонянам, что мы лежим здесь, верные законам». Такова надпись над лакедемонянами, а над гадателем следующая: «Это могила славного Мегистия, которого убили некогда мидяне после перехода через реку Сперхей, того гадателя, который достоверно знал надвигавшуюся гибель, но не захотел покинуть правителя Спарты». Этими досками с надписями, за исключением надписи гадателя, почтили павших амфиктионы; надпись над гадателем Мегистией поставил сын Леопренеса Симонид, так как они связаны были между собою узами гостеприимства.
229. О двух из этих трехсот спартанцев, Еврите и Аристодеме, рассказывают следующее: им обоим можно было при взаимном соглашении или вместе укрыться в Спарту, потому что Леонид отпускал их из лагеря, и они по причине опасной болезни глав лежали в Альпенах, или же, если не желали возвращаться домой, умереть вместе с прочими; хотя нм можно было выбирать одно из двух, однако они не желали действовать сообща и разошлись в решениях. Как рассказывают, Еврит при известии о том, что персы обошли гору кругом, потребовал мебе вооружение, облекся в него и приказал гелоту вести его к сражающимся; тот привел его, но потом бежал, а Еврит попал в свалку и погиб. Аристодем по робости остался назади. Если бы Аристодем болел один и по болезни возвратился в Спарту, или если бы они возвратились в Спарту оба вместе, то, я полагаю, спартанцы не гневались бы вовсе; теперь же, когда один из них погиб, а другой при тех же самых обстоятельствах не пожелал идти на смерть, спартанцы не могли не разгневаться сильно на Аристодема.
330. Итак, во словам одних Аристодем укрылся в Спарту именно при таких обстоятельствах; другие рассказывают, что его послали из лагеря вестником, и что, хотя ему можно было поспеть к сражению, он не захотел этого, замешкался в пути и таким образом спасся, тогда как другой вестник, товарищ его, подоспел к сражению и был убит.
131. По возвращении в Лакедемон позор и бесчестие постигли Аристодема. Бесчестие состояло в том, что никто из спартанцев не давал ему своего огня, никто не говорил с ним, а позор, — что он был назвав Аристодемом Трусом. Однако в сражении при Платеях Аристодем совершенно смыл с себя запятнавшую его вину.
232. Рассказывают еще о другом человеке, уцелевшем из этих трехсот благодаря тому, что он был послан вестником в Фессалию; имя его Пантита; говорят, что по возвращении в Спарту он подвергся бесчестию и через то удавился.
233. Что касается фивян, во главе которых стоял Леонтиад, то они вынуждены были сражаться против царского войска до тех пор, пока стояли вместе с эллинами. Но когда заметили перевес на стороне персов, и когда эллины с Леонидом во главе спешили занять холм, тогда фивяне отделились от них в с протянутыми вперед руками приблизились к варварам; при этом они открывали сущую правду, что сочувствуют мидянам, что они дали царю землю и воду в числе первых, что они явились к Фермопилам по принуждению и не повинны в поражении, понесенном царем. Такими речами они спасли себя, а для подтверждения своих слов имели свидетелями фессалиян. Однако не все удалось им. Когда они подошли и варвары захватили их, то одни из них были тут же перебиты, другим, именно большинству их, выжжены были царские знаки, причем первым был вождь Леонтиад. С течением времени платеяне казнили сына его Евримаха, когда он с четырьмястами фивян выступил против них и завладел городом Платеями.
234. Так сражались эллины у Фермопил. Ксеркс призвал Демарата и, прежде чем спросить его, сказал следующее: «Ты, Демарат, человек честный; в том убеждает меня твоя правдивость: все случилось так, как ты говорил. Теперь отвечай мне: как велико число остальных лакедемонян, и сколько их, столь искусных в военном деле, или же все они таковы?» «Царь», отвечал Демарат, «число всех лакедемонян велико и городов у них много; но то, что желаешь узнать, ты узнаешь. В Лакедемоне есть город Спарта с населением тысяч на восемь, и все они таковы же, как и те, что сражались в этом месте; прочие лакедемоняне не таковы, во все же храбры». На это Ксеркс заметил: „Каким образом, Демарат, можно покорить этот народ с наименьшим трудом? Объясни мне. Ведь ты был царем их, и тебе известны все их помыслы».
235. «Царь», отвечал Демарат, «если ты серьезно желаешь посоветоваться со мною, то я обязан сообщить тебе самое верное средство: отряды против лаконской земли триста кораблей из твоего флота. Подле нее лежит остров по имени Кифера. Мудрейший у нас человек Хилон сказал некогда, что для спартанцев было бы выгоднее, если бы остров погрузился в море, а не возвышался над водою; ибо он постоянно ждал от этого острова того, что я тебе скажу, — он говорил так не потону, что предвидел твой поход, но потому, что одинаково опасался какого бы то ни было нашествия. С этого острова пускай твои корабли наводят страх на лакедемонян. Если лакедемоняне будут заняты собственной войной на границе одной земли, то нечего опасаться, что они окажут помощь остальной Элладе, если твое сухопутное войско будет покорять ее. С покорением всей Эллады один лаконский народ станет бессильным. Если ты этого не сделаешь, то в будущем ожидай следующего: к Пелопоннесу примыкает узкий перешеек; в этом месте следует тебе ожидать сражений более жестоких, нежели бывшие раньше, потому что все пелопоннесцы заключили между собою клятвенный договор против тебя. Если же ты сделаешь это, то и перешеек, и города отдадутся тебе без боя».
ЗЗ6. После него говорил Ахеменес, брат Ксеркса, главнокомандующий флота; он присутствовал при этой беседе и боялся, как бы Ксеркс не склонился к такому способу действий: «Я вижу, царь, ты благосклонно выслушиваешь речи человека, который завидует твоему счастью или даже питает против тебя предательские замыслы. Ведь эллины обыкновенно поступают таким образом: они завидуют благополучию других и ненавидят сильнейших. Если не взирая на случившееся несчастье, вследствие которого погибло четыреста кораблей, ты отошлешь из стоянки еще триста кораблей для того, чтобы они плавали кругом Пелопоннеса, тогда враги твои будут в силах воевать с тобою. Напротив, весь флот наш в совокупности неодолим для них, и они совершенно не смогут устоять против тебя; кроме того, совершая поход вместе, весь флот будет помогать сухопутному войску, а сухопутное войско флоту; если же ты разобьешь его, то ни ты кораблям не будешь полезен, ни корабли тебе. Мое мнение такое: если ты желаешь вести собственное дело правильно, не заботься о положения дел противника, о том, как они намерены вести войну, что они намерены делать, и как велика численность их. Ведь они и сами умеют заботиться о себе, а мы точно так же должны заботиться о нас. Если лакедемоняне вступят в бой с персами, они не загладят понесенного теперь поражения».
237. Ксеркс отвечал на это так: «Мне кажется, Ахеменес, ты говоришь правильно, и я сделаю так. Хотя Демарат говорит то, что по его мнению наиболее полезно для меня, однако предложение его уступает твоему. Однако я не могу допустить, что он недоброжелатель мой, и заключаю так на основании прежних его речей и самих дел. Правда, один гражданин завидует благополучию другого гражданина и в молчании проявляет вражду свою, и если один спрашивает совета, то другой не станет высказывать, того, что ему кажется наиболее полезным, разве уж он человек высокой добродетели, а такие люди редки. Но люди, связанные между собою узами гостеприимства, благожелательнейше относятся друг к другу и всегда в случае совещания один дает другому наилучший совет. Поэтому я приказываю воздерживаться впредь от злословия против Демарата, так как он связан со мною гостеприимством.
238. Ксеркс сказал это и пошел между трупами; голову Леонида он приказал отрубить и посадить на кол, услышав, что он был царем и вождем лакедемонян. Как многое другое, так в особенности это последнее служит для меня свидетельством, что царь Ксеркс был ожесточен против Леонида, пока тот жил, больше, нежели против кого бы то ни было другого; в противном случае он не совершил бы такого нечестия над его трупом, потому что, насколько мне известно, персы более всякого другого народа чтут храбрых воинов. Лица, на которых это было возложено, исполнили приказание.
239. Однако я возвращусь к той части повествования, которая раньше осталась неоконченной[21]. Лакедемоняне узнали первые о том, что царь готовится к походу на Элладу; после этого они черев послов обратились к дельфийскому прорицалищу, где и получили изречение, о котором сказано выше[22]. Узнали они о походе необыкновенным способом. Сын Аристона Демарат, бежав к мидянам, не был, как мне кажется, благорасположен к лакедемонянам, и это правдоподобно; да и можно видеть, по расположению ли к лакедемонянам, или из злорадства сделал он следующее: когда Ксеркс решил идти войною на Элладу, Демарат, находившийся тогда в Сусах и слышавший об этом, пожелал дать знать о том лакедемонянам. Он совершенно не знал, как известить их, потому что опасался, как бы не бить пойману; поэтому употребил такую хитрость: взял двустворчатую писчую табличку и соскоблил с нее воск, потом на дереве таблички начертал решение царя, засим написанное снова залил растопленным воском для того, чтобы несущий дощечку без письма не подвергался никакой задержке со стороны дорожных стражей. Когда дощечка доставлена была наконец в Лакедемон, лакедемоняне не могли разгадать ее назначения, пока, как я слышал, дочь Клеомена, жена Леонида, не догадалась и не объяснила им: она посоветовала соскоблить воск, после чего, сказала она, они найдут на дереве письмена. Лакедемоняне послушали ее, нашли письмена и прочли их, а потом послали дощечку остальным эллинам. Так это было по рассказам.
Примечания
- ↑ IV, 83. Срвн. IV, 46.
- ↑ VI, 44—45.
- ↑ Сравн. IX, 116—120.
- ↑ VII, 29.
- ↑ VII, 91.
- ↑ VII, 61.
- ↑ I, 171.
- ↑ V, 1—6. VI, 44, 54.
- ↑ VI, 48.
- ↑ пробел в оригинале.
- ↑ VII, 153.
- ↑ Ил. II, 552.
- ↑ В современном написании Гамилькар, сын Ганнона. Agnostik.
- ↑ VI, 97.
- ↑ VI, 44. 96. VII, 21.
- ↑ VII, 202.
- ↑ VII, 101—104.
- ↑ Ни об Ефиальте, ни о смерти его историк нигде больше не упоминает.
- ↑ VII, 212.
- ↑ VII, 202.
- ↑ VII, 220.
- ↑ ibidem.