Глава VI
правитьВ этой главе мы постараемся выяснить, в каких гражданских условиях находился город Рим в VIII веке.
Мы уже давно отметили деление римского народа на три класса: духовных, военных и класс граждан низшего сословия, или клир, знать и народ вообще. Духовенство и знать иногда сливаются в понятии о судьях (judices) и оптиматах; вооруженные же граждане образуют милицию, главой которой являются богатые, отмеченные знатным происхождением римляне. Изложить взаимные соотношения этих трех больших классов, которыми избирался папа, является труд-ной и едва ли разрешимой задачей для историка города, и эта трудность возрастет до крайности еще оттого, что духовное и светское начала постоянно переходят друг в друга.
Во времена готов римская церковь, как и всякое другое епископство, ведала только своими собственными делами, строго разграниченными от городских дел; городе же, сохраняя свое муниципальное устройство и самоуправление, по-прежнему управлялся сенатом, издревле установленными должностными лицами и префектом. Затем, когда владычество готов пало и наступило бедственное для Италии время, римские установления распались сами собою, без всякой насильственной их ломки. В городах Италии, завоеванных лангобардами, древнее муниципальное устройство или совершенно исчезало, или видоизменялось под влиянием германских начал; но в экзархате и в римском герцогстве, где лангобарды не были властителями, законы Юстиниана как остатки древних муниципальных форм продолжали действовать. Однако общий упадок всех гражданских установлений так же, как и необходимость воинской организации, являвшейся теперь главным делом, имели последствием то, что древнее самоуправление городов и их курии исчезли. Во время византийского владычества во главе всех гражданских дел стояли императорские, назначавшиеся экзархом, герцоги (duces) и судьи (judices); но и по отношению к этому периоду мы уже имели случай сетовать на отсутствие сведений о городском устройстве, и все, что мы могли констатировать с несомненностью, это — постепенное угасание тех установлений, которые во времена Кассиодора еще оставались неприкосновенными.
Между тем одно обстоятельство повлекло за собой большие перемены: наступательные движения лангобардов вызвали к жизни воинскую оборонительную организацию, которой знать и граждане были соединены в городскую милицию. В течение почти двух веков Рим сохранял характер города, который резко распадался на две организации, церковную и воинскую. По крайней мере все светские учреждения того времени вполне носили на себе признаки военной организации; присматриваясь к римским титулам должностных лиц той эпохи, мы большей частью видим, что это были duces, magistri miiitum, трибуны и иногда comites и chartularii. Слабость византийского управления ни в чем не сказалась так ясно, как в полном пренебрежении к организации воинских сил. Если бы экзархи могли располагать преданными императорскими войсками и в Риме, и в других городах, греческий император положил бы предел нарастанию могущества пап, и возможность отделения Рима была бы навсегда устранена. Но византийцы удовольствовались собиранием податей, во всем же остальном провинции были предоставлены своей собственной участи.
К сожалению, римские граждане увидели, что они должны снова взяться за оружие, которое они в течение такого долгого времени оставляли в руках наемников. Состоя на службе у республики, т. е. империи, римляне получали, однако, свое жалованье от императора и были подчинены герцогу и начальникам, назначаемым экзархом. На этот exercitus Romanus в первой половине VII века папа еще не имел никакого влияния; доказательством этому служат возмущения византийца хартулария Маврикия, когда он конфисковал церковную казну, и затем, когда он, поддерживаемый вначале римским войском, возмутился против экзарха. Только уже при Мартине I мы впервые замечаем в милиции пробуждение национального чувства, с которым экзархи начинают считаться. С той поры чисто муниципальный характер милиции стал упрочиваться, и она явилась выразительницей политических прав Рима. Из скупости и по слабости византийское правительство предоставило церкви платить войску жалованье, а непрекращавшаяся борьба пап с ересью императоров все укрепляла национальный дух этого войска. Мы видели, как в первые моменты иконоборства именно этот exercitu явился опорой папы и помог ему положить начало своей светской власти. Римская милиция обнимала собой только имущественные классы, рабочее же сословие и плебеи не входили в состав милиции. Начальниками ее (с середины VIII века греческий герцог уже не стоял во главе войска) были знатные римляне; они по-прежнему носили титулы герцогов и трибунов, и эти титулы вскоре затем стали передаваться по наследству. Как замещались места таких начальников, нам неизвестно, но есть основание предполагать, что со времени Адриана назначение на высшие посты принадлежало папе, высшие же начальники по древнеримскому обычаю могли сами выбирать себе помощников. Распределенная по округам и разделенная на полки (numeri), милиция, кроме собственно воинской организации, обладала также чисто гражданской организацией, которая мало-помалу легла в основу гражданского устройства самого города. Эта организация исходила из цехов (scholae) — древнеримского института, который сохранился в эпоху политического упадка Рима и затем подвергся дальнейшим преобразованиям.
Понятие о цехах (scholae) находим вполне определившимся уже со времен Диоклетиана, когда служащие императорского дворца и телохранители (3500 человек в 7 цехах), разделялись на такие цехи. Первоначально цех означал такой дом, в котором собирались люди одинакового рода занятий для обсуждения своих общих интересов; затем, по названию места таких собраний, участники их стали также называться scholaes. Последние составляли союз, который обладал правами гражданского товарищества; во главе союза стояли должностные лица, и на обязанности их лежало ведение собственных дел союза согласно его уставу. Первый из должностных лиц назывался primicerius или prior; следовавшие за ним назывались secundus, tertius и quartus scholae. Все цехи имели, кроме того, своих покровителей, которые назывались patrones; такими покровителями были влиятельные лица, и они являлись защитниками интересов цехов перед властью. Цехи, составлявшие городскую милицию, имели каждый в общим владении имущество и могли брать в аренду имения. В актах для обозначения цехов милиции употребляется выражение: publicus numerus militum seu bando (bandus); между тем numeras или bandus само по себе обозначало разделение города по полкам. Miles назывался каждый гражданин, служивший в милиции, и это звание уже в VIII веке употребляется как почетное отличие сословия. В ту эпоху в городах, не завоеванных лангобардами, numeri составлялись по преимуществу из городской милиции, образованной из полноправных, способных носить оружие граждан, и эта милиция в то же время воплощала в себе политические права граждан; таким образом в Риме Exercitus Romanus скоро получил значение, тождественное со значением Senatus Populusque Romanus, и поэтому мог играть такую большую роль при выборе папы.
Такое же цеховое устройство существовало во всех классах римских граждан. В первоисточниках описываемой эпохи упоминаются особо только цехи милиции, чужеземцев, нотариусов и папских певцов, но нет сомнения, что существовали и другие цехи. Так, были цехи или tabelliones нотариусов (schola forensium в Равенне), врачей, ремесленников, купцов и всякого рода мастеровых. Подобного рода товарищества, называвшиеся также по избранному ими занятию artes, имели свои Уставы, или pacta; при вступлении в товарищество члены вносили установленную сумму денег и давали клятву следовать правилам цеха. Приор или примицерий Руководил цехом, следил за соблюдением его устава и был представителем цеха перед государством, которому цех должен был платить за свои привилегии некоторую дань. На средства кассы цеха выдавались пособия, поддерживались больные и бедные, погребались умершие и устраивались, как в древности, празднества. Вообще цехи VIII века, по-видимому, были очень сходны с союзами, существовавшими в древности. Каждый цех имел свою церковь, свое кладбище и своих патронов из числа святых, как некогда у каждой коллегии древних римлян были свои особые божества.
Среди этих цехов, образованных из граждан, стояли обособленно цехи чужестранцев (scholae peregrinorum), имевшие важное значение в жизни города, так как благодаря именно этим цехам город имел в то варварское время свой космополитический характер. Самой древней из всех существовавших в Риме колоний чужестранцев была община иудеев, положение которой в течение многих веков остается невыясненным. Со времени Теодориха, упрочившего положение этой общины, о ней долгое время не упоминается ни одним словом; тем не менее она продолжала существовать в Транстеверине. Schola Graecorum, напротив, упоминается много раз. Кроме нее, в Риме существовали также греческие монастыри.
Далее, в Риме имелись четыре чужестранных колонии германской национальности: саксы, франки, лангобарды и фризы имели свои пристанища в Ватикане. Самой древней была колония англосаксов, учрежденная королем Иной, пришедшим в Рим в 727 г. Задачей основанного в Риме королем учреждения было католическое обучение английских принцев и английского духовенства; этот же король построил в Риме для пилигримов своей страны церковь, которая в то же время должна была служить для них и кладбищем, если им случалось умереть в Риме. Местность Ватикана была избираема для этих учреждений именно ввиду такого рода соображений. Наплыв в Рим германских паломников с каждым годом становился все больше; эти люди Севера шли через моря, реки и горы, по диким вражеским землям, подвергаясь самым тяжким испытаниям, — шли до тех пор, пока не достигали, наконец, фоба св. Петра. Трудности и лишения пути, новый климат и непривычный образ жизни оказывались губительными для многих таких пилигримов, и в священной земле Ватикана они находили для себя могилу. Чтобы обеспечить существование своей школы, Ина установил римскую дань, т. е. уплату в пользу св. Петра одного динария с каждого дома своего государства Уестсекса. Впоследствии Оффа Мерсийский, явившийся в Рим в 794 г., чтобы искупить свое преступление, расширил эту колонию и на поддержание ее также установил сбор динария в пользу св. Петра. Такие добровольные приношения отягченных грехом и верующих королей с течением времени превратились в тягостный налог, которым папы в продолжение веков облагали каждый христианский дом, в особенности в северных странах. Оффа учредил также ксенодохиум, из которого в 1204 г. возник госпиталь Schola Graecorum; это имя перешло и на церковь Ины. Весь тот квартал, в котором находилось это учреждение, назывался в Средние века Vicus или Burgus Saxonum Saxonia, а на языке народа — Sassia.
В этой местности находилась церковь фризов, которая и в настоящее время называется S.-Michele in Sassia. Появившись в Риме, пилигримы этого племени, обращенного в христианство Виллибродом и Бонифацием, соединились с окрещенными саксами и учредили здесь странноприимный дом. Сама церковь была построена уже в IX веке при папе Льве IV на холме, который назывался в Средние века mons Palatilus.
К этой же эпохе относится, по-видимому, учреждение колонии франков. Эта колония должна была быть, однако, очень большой, так как постоянные сношения франкских королей с Римом привлекали в Рим много пилигримов и переселенцев. Церковь франков находилась в той же стороне Ватиканского квартала и называлась S.-Salvator in Macello, а позднее по имени большой круглой башни, стоявшей поблизости нынешних porta de Cavallegieri, — del Torrione. Эта церковь также служила местом погребения пилигримов.
Лангобарды также имели свое пристанище в Ватиканском квартале; оно могло возникнуть с давних пор или уже после падения Дезидерия, так как в первый ра3 о школе лангобардов упоминается в жизнеописании Льва III, а об их странноприимном доме — при Льве IV, когда пожар истребил квартал саксов. Церковь лангобардов была, по-видимому, S.-Maria in Campo Santo или S.-Salvator de Ossibus; главной задачей и этого пристанища в пределах Ватикана было служить местом погребения.
Наши сведения об общем положении римского народа в ту эпоху ограничиваются как мы видели, знакомством с воинской и гражданской организациями в той мере, в какой та и другая организация имели в своей основе цехи. Но еще более шатки наши сведения обо всем том, что касается муниципального устройства и гражданского управления города. От эпохи, следовавшей за временем Григория Великого, сохранилось мало первоисточников, и все, что можно извлечь из них и из замечаний летописцев, имеет больше отрицательное значение, чем положительное.
Древнего римского сената больше не существовало. С 579 г. о нем не упоминает уже ни один ни греческий, ни римский писатель, и это полное молчание убеждает нас в том, что сената не существовало, как говорит Агнелль Равеннский. Только в 757 г. древнее имя сената снова появляется на сцене несколько раз. Мы отметили его в первый раз в послании римского народа к Пипину, написанном вслед за избранием Павла I. Здесь сами римляне подписываются именем сената; мы имеем дело в этом случае, очевидно, с древней формулой Senatus Populusque Romanus, только уже иначе понимаемой. Это выражение, однако, не может быть действительным оправданием для тех, кто придерживается взгляда, будто сенат продолжал существовать и в те века. Во всяком случае, то время вполне благоприятствовало оживлению в памяти древних установлений римлян, так как тогда город освободился из-под власти византийцев и снова являлся главой некоторых провинций. И сенат снова воскрес, но уже только как имя и как воспоминание. Могущественные знатные роды, занимавшие первые должности в церкви, в войске и в городском управлении и облеченные титулами герцога (dux), графа (comes), трибуна и консула, являлись теперь вполне определившейся аристократией Рима, которая становилась опасной для пап. Эти-то оптиматы, или judices de militia, и предъявляли притязания на величественное имя сената.
Если бы сенат существовал в то время как коллегия, нет сомнения, что титул сенатора был бы в употреблении; мы, однако, не встречаем этого титула ни в одном из письменных памятников того времени; в своих письмах папы говорят об оптиматах, но никогда — о сенаторах. Если бы, далее, сенат имел значение представительного органа всей аристократии или совещательной по политическим делам корпорации при папе, мы, без всякого сомнения, нашли бы, что сенаторы являлись действующими лицами повсюду, где дело шло о важнейших интересах Рима, как, например, при избрании папы и в деловых сношениях с дворами Павии, Франции и Константинополя. Но как во времена Григория, так точно и в VIII веке нигде нет речи о сенаторах. Среди послов пап при дворах и папских уполномоченных по приему городов и установлению границ мы видим аббатов, епископов, придворных должностных лиц первого ранга, как, например примицерия нотариусов, саккеллария и номенклатора, и иногда — герцога; а в свите, сопровождавшей этих лиц в наиболее важных путешествиях, значатся, кроме клира, одни только оптиматы милиции; точно так же никогда не упоминается сенат и в тех случаях, когда посольство отправлялось с просьбой о помощи от имени всех классов Рима.
Таким образом следует признать, что римский сенат в его древней форме уже совсем не существовал, и мнение тех, которые полагают, что в VIII веке сенат еще сохранялся как городская курия или собрание декурионов, не может быть доказано. Упоминание о консулах, часто встречающееся в римских первоисточниках уже VIII века и еще более — последующих столетий, послужило основанием для выдающихся исследователей видеть в этих консулах декурионов или старейшин сената и таким образом придумать некоторую городскую коллегию, которая была названа этими исследователями Consulare. Но сан консула в описываемую эпоху вовсе не включал в себя такого рода деятельности; он был жалуем как милость или за деньги императорами еще в VI и VII веках, а позднее середины VIII века, вероятно, также папами, и не только в Риме, но и в Равенне, в Неаполе, в Венеции и даже в Истрии. В той же мере, в какой сан патриция встречался все реже, сан консула, наоборот, становился все более распространенным и постепенно утратил, наконец, свое значение. О сане патриция мы упоминали в последний раз, говоря о герцоге (dux) Стефане, которому в 743 г. Захария, уезжая к Лиутпранду, поручил начальство над городским войском. Затем этим саном были облечены уже исключительно Пи-пин и Карл как государи, которым была вверена защита церкви и принадлежала верховная судебная власть. Напротив, консульский сан римляне сохраняли по традиции от предков; знатные люди украшали себя этим титулом, обычно прибавляя к нему еще Eminentissimus; дети наследовали его, вероятно, так же, как сан герцога, а в одном случае этот титул оказывается распространенным даже на всю римскую знать вообще. Сан консула нередко встречался как в Риме, так и в Неаполе в сочетании с титулом герцога (dux), причем этот последний титул, а не первый, ставил лицо в высший ранг. Далее, сан консула стал настолько распространен, что в IX веке оказался присвоенным каждому должностному лицу, особенно судебного ведомства. Таким образом титул консула обратился просто в чиновнический титул, и мы встречаем таких консулов, как, например, consul et tabellio, consul et magister censi, consul ex meniorialis, а в IX веке даже consul et negotiator.
В византийскую эпоху высшие судебные и административные посты замещались распоряжением экзарха: он назначал герцога, который являлся начальником войска и правителем Рима и герцогства, и затем судей (judices), на которых возлагалось «управление городом»; под судьями следует понимать и собственно судей, и финансовых должностных лиц. И те и другие были подчинены герцогу, а в последней инстанции — префекту Италии. Но когда впоследствии папы стали властителями экзархата и Рима, назначение сказанных должностных лиц перешло к папам, последние стали посылать в Равенну и Пентаполис своих actores, т. е. административных лиц, которым под различными титулами была присвоена также и судебная власть. Точно так же и в Риме папы своей властью назначали высших лиц магистрата, судей, префекта города и военачальников, и это не подлежит никакому сомнению. С того времени, как должность герцога Рима, существовавшая еще в 743 г., оказалась упраздненной, папы стали считать самих себя правителями города. Поэтому мы находим в Риме уже не одного герцога, а многих, и эти должностные лица (несколько раз упоминаемые в VIII веке) являются часто, хотя и не всегда, также в роли администраторов города. Вообще со времени Пипина гражданское управление Рима выполнялось судьями и должностными лицами, которые стояли к папе в том же подчинении, в каком они находились раньше по отношению к экзарху, заступавшему на место императора. Но мы еще раз заметим, что Рим, находясь под властью папы как местного государя, хотя и не имел политической самостоятельности, тем не менее продолжал существовать как самоуправляющаяся община. Начала городского устройства, погибшего с падением империи, явились многообещавшими зародышами будущего в милиции, школах и цехах — этих важнейших установлениях того времени, бывшего переходом к средневековому муниципальному устройству.
Знатные люди, выдававшиеся своим положением, происхождением и богатством, управляли в качестве патронов, судей и военачальников и войском, и народом. В руках этих лиц было сосредоточено все влиятельное значение, и история города яснее, чем все другое, доказывает господство аристократов, совпадавшее и с устройством милиции, и с иерархией должностных лиц. Класс оптиматов вовсе не является корпорацией наследственных патрицианских фамилий; хотя иной римлянин и мог с гордостью ссылаться на существование в его роде и консулов, и герцогов, тем не менее мы не находим ни следа тех групп знатных фамилий, которые мы видим в позднейшие годы Средних веков. Древние роды сенаторов и консуларов вымерли, новые же только что еще создавались; те оптиматы, которых мы встречает в описываемую эпоху, были таковыми в силу занимаемого ими положения в церкви и в республике, а не вследствие их принадлежности к тому или другому роду. Власть этих оптиматов, как judices de militia, конечно, возрастала, когда они, как герцог Тото, были еще, кроме того, владельцами обширных земель и большого числа колонов. Занимая все важные посты при дворе папы — его министров, в милиции патронов, герцогов и трибунов, в юстиции — судей, эти оптиматы, без сомнения, ведали городским управлением под председательством, вероятно, префекта города. Хотя сената уже не существовало, тем не менее нельзя представить себе, чтобы город мог существовать без магистрата, ведавшего общественными делами и распоряжавшегося городскими средствами, которые получались с имений и налогов; точно так же нельзя допустить, чтобы Рим существовал без общинного совета, пополнявшегося выборами. Но так как уже с VII века Рим сохранял свою самостоятельность благодаря именно городской милиции, и только организация этой последней порождала в гражданах города чувство силы и сознание своего общественно-политического существования и своих прав, то начальники этой милиции оказались вместе с тем представителями граждан вообще и образовали городской совет. Таким образом можно признать, что муниципальный строй Рима в описываемую эпоху был военно-олигархическим.
Однако, как было организовано городское управление, нам неизвестно; порядок ведения ценза и управления общественными имуществами остается также невыясненным, как и деятельность эдилов, а все это, без сомнения, входило в круг ведения городской префектуры. Мы уже не слышим в Риме таких имен, как defensor, curator, principalis, pater civitatis, а в первоисточниках встречаются только некоторые обозначения для городских нотариусов и канцлеров. Эти древнеримские титулы следующее: chartularius et magister, также consul et magister censi urbis, exmemorialis urbis Romae, scriniarius et tabellio, consul et tabellio urbis Romae. Хартуларии в посланиях Стефана к Пипину, по-видимому, упоминаются с почетом вслед за герцогами и ранее графов и трибунов; они были должностными лицами городского Управления и иногда на службе у папы исполняли также обязанности судей. При Стефане III одним из самых влиятельных людей в Риме был Грациоз, «в то время хартуларий и затем герцог»; отсюда следует заключить, что он перешел с низшей городской должности на высшую. Что касается распределения общих судов в ту эпоху, то оно нам также мало известно; административная и судебная власти не были разграничены, и в качестве шеффенов, принимающих участие в судебных разбирательствах, папой произвольно могли быть назначены всякие чиновники. Таким образом, судебное устройство является совершенно запутанным; мы знаем только одно, что префекту города, так же как консулару в Равенне, принадлежала в Риме высшая уголовная власть и что обвиняемые в самых тяжких преступлениях предавались суду префекта даже самим папой. Но рядом с этим мы видим также, что по назначению папы время от времени в суде принимают участие консулы, герцоги, хартуларии и дворцовые судьи; все остальное совершенно неясно для нас, так как позднейшие судебные установления, а именно те, которые носили на себе характер двойственной — императорской и папской, власти, не могут быть отнесены к VIII веку. Не подлежащим сомнению можно признать следующее: прежнее судоустройство исчезло вместе с древним муниципальным устройством города; судебные должности, совмещавшиеся нередко с административными, замещались папой; но обладание судебной властью вытекало иногда из сана и положения лица, так что например, герцог, граф или трибун являлся в то же время судьей в сфере своего ведомства.
Гораздо более ясное представление мы можем составить себе об управлении папского двора, которое так сильно влияло на ход городских дел. С течением времени Латеранский дворец стал центром Рима и сосредоточил в себе всю церковную администрацию. Он был отражением тех контрастов, которыми было полно папство: управление церковными делами всех христианских провинций, кормление нищих, судопроизводство и прием податей — все это происходило здесь, в одной и той же местности, загроможденной зданиями. В представлении людей Латеран как бы наследовал императорскому дворцу, и у византийского двора были заимствованы вся табель о рангах служащих и весь церемониал, причем и то и другое подверглось, конечно, некоторому видоизменению в соответствии с духовным саном главы двора. В VIII веке при папе было формальное министерство. Зачатки последнего мы можем проследить еще в VI веке, но оно выступило во всем его значении только тогда, когда возникло церковное государство. Нотариусы и диаконы издревле делились по семи церковным округам, и здесь мы также находим семь должностных лиц, а именно: primicerius et securidicerius нотариусов, arcarius, saccellarius, protoscriniarius, primus defensor и nomenculator. Будучи клириками, эти должностные лица, однако, в силу занимаемого ими светского положения не могли подниматься по иерархической лестнице, подобно духовным, и оставались в ранге иподиаконов. Тем не менее они имели значение неизмеримо большее, чем все епископы и кардиналы, так как были высшими министрами папы, имели в своих руках всю исполнительную власть и более чем кто-либо влияли на избрание папы. Приходя в соприкосновение со всеми слоями народа, эти лица приобрели могущественную власть.
По примеру византийского двора все чины которого были подразделены на цехи, министры папы стояли также во главе цехов нотариусов. Первое место между нотариусами занимал их primicerius, и эта должность упоминается уже в середине IV века. Первоначально он был главой семи окружных нотариусов, на обязанности которых в эпоху, следовавшую за временем Константина, лежало наблюдение за канцелярией — scrimum. По существу примицерий был первым министром или государственным секретарем папы и не только заступал место последнего наряду с архипресвитером и архидиаконом, когда папский престол оказывался вакантным, но в этом случае и стоял собственно во главе управления. Затем следовал secimdicerius, или помощник государственного секретаря; оба эти министра были самыми влиятельными сановниками в Риме. Во всех торжественных случаях, как, например, во время процессий, они вели папу за руку и шли впереди епископов. По-видимому, эти сановники, — говорится в одном позднейшем отрывке о дворцовых судьях, — управляют не менее самого императора, так как он помимо их не предпринимает ничего важного. Таким образом понятно, что самые знатные оптиматы, и в том числе племянники пап, жадно добивались этих блестящих должностей, и мы видим, что консулы и герцоги возводятся в примицерий, как в сан, более высший.
Arcarius, казначей, был как бы министр финансов вообще; Saccellarius, также казначей производил из общественной кассы уплату жалованья войскам, раздавал нищим милостыню и распределял между клиром приношения (presbyteria). Эти финансовые чиновники время от времени вмешивались, конечно, в управление город-имуществом, так как сбором всех податей, таможенных пошлин, взимавшихся у ворот и мостов, и промысловых налогов заведовал аркарий, и все это поступало в папскую казну.
Протоскриниарии назывался так по имени Scrinium, или Латеранского архива; при последнем имелись scriniarii, т. е. секретари папской канцелярии, или tabelliones; на обязанности их лежало писание папских посланий и декретов, а на соборах они должны были прочитывать вслух состоявшиеся постановления. Главой цеха скриниариев был протоскриниарии, и все декреты направлялись предварительно к нему и уже затем утверждались примицерием.
Далее по рангу следовал primus defensor или primicerius defensorum; он был вместе и их главой. Со времени Григория Великого эти клирики также составляли окружную коллегию. Будучи первоначально ходатаями бедных, они затем стали защитниками интересов церкви, и мы видим, как они уже со времен Григория наряду с нотариусами и иподиаконами принимают, как rectores, участие в управлении церковными имениями. Таким образом в руках главы дефензоров была сосредоточена администрация патримониев; мы можем, следовательно, смотреть на примицерия дефензоров как на министра земледелия; этим, однако, крут его ведомства не исчерпывался, так как, стоя во главе дефензоров, он являлся охранителем прав церкви перед государством, епископами и частными лицами и затем ведал всем, что касалось колонов.
Последним в этом ряду придворным чином был nomenculator или adminiculator; его ведению подлежали все дела о сиротах, вдовах, обиженных и заключенных, и он был как бы министром благотворительности. К нему направлялись все лица, имевшие какую-либо просьбу к папе.
Все эти семь высших чинов церковного государства были известны в VIII веке под общим именем judices de clero, и оно отличало их от judices de militia: duces, consules, chartularii, magistri militum, comites и tribuni. Но когда с восстановлением империи папский дворец стал также и императорским, папские чиновники явились вместе с тем и императорскими, и им был присвоен титул judices palatini, дворцовые судьи, и judices ordinarii, так как их юрисдикция была приурочена к кругу их ведомства; уголовный суд, однако, оставался по-прежнему изъятым из их ведения как клириков. В VIII веке этим чиновникам не только была присвоена судебная власть в соответственной для каждого из них сфере, но они привлекались папой также к участию в разрешении различных правовых вопросов. В таких случаях эти чиновники являлись главным образом в качестве дипломатов и послов, и мы видели, что такое назначение получали именно примицерий и секундицерий нотариусов, далее — primus defensor, nomenculator и saccellarius; но arcanus и protoscriniarius, насколько нам известно, никогда не назначались на эти посты.
Кроме этих семи министров, при дворе папы существовали еще другие высокие Должности, занимавшие их лица составляли собственно придворный штат папы и имели м ножество подчиненных, которые также подразделялись на цехи; так были vicedominus или гофмейстер, cubicularius или камерарий, vestiarius — ризничий и библиотекарь. Ризничий пользовался не меньшим влиянием, чем министры, и потому оптиматы, имевшие сан консула и герцога, также усердно добивались получения и этой придворной должности. Будучи главой очень многочисленного цеха, вестиарий имел под своим надзором не только дорогие облачения, но и все те сокровища, которые хранились в ризнице — vestiarium. Затем он был несомненно также судьей, и это доказывается буллой Адриана от 772 г., которою приору ризницы была передана навсегда юрисдикция в спорных делах между монастырем Фарфой и населением «римской республики», разумея под ним жителей Рима и других городов свободных и рабов, духовных и военных. Далее мы встречаем еще сан superista дворца, который при Адриане соединен был с должностью камерария, а при Льве IV — даже с должностью magister militum; таким образом, этот сан был, по-видимому, вполне светским, соответствовал значению древнего сана curopalata или ризничего, совмещался с другими должностями и включал в себе верховный надзор над дворцовыми служащими.
Все эти придворные чины вместе с семью вышеназванными министрами не только являлись в роли судей, но имели значение primates и proceres cleri (прелаты настоящего времени), к которым мы относим также дефензоров, иподиаконов и окружных нотариусов. Возвращаясь в Рим из дальних патримониев, Сардинии, Корсики, Коттийских Альп и в прежние времена — из Калабрии и Сицилии, эти лица встречали здесь не меньший почет, чем те praetores и praesides, которые посылались Римом в древности для управления провинциями. Вслед за тем они уже по праву причислялись к primates церкви и жили в ожидании своей награды, которой являлось назначение на должность того или другого придворного министра. Но, впрочем, кардиналы и епископы не принадлежали к judices de clero, и этот сан относился только к сказанным придворным чинам. Таким образом, клерикальная знать имела двойственный характер: она принадлежала одинаково и к духовному сословию, и к сословию светских оптиматов. При этом мы видим, что ее влияние так же, как и влияние чисто светской знати, определялось тем положением, которое она занимала в бюрократической иерархии.
В заключение этой главы мы познакомимся вкратце с учреждениями других городов, находившихся под властью папы, и определим ту территорию, которую занимало тогда римское герцогство. Как в малых, так и в больших населенных центрах зачатки гражданственности оказываются воплотившимися в милицию.
Древнее куриальное устройство уже не существовало; высшие судебные, административные и военные должности замещались или прямым распоряжением папы, или с его утверждения. В силу преобладания военной организации правители городов и укрепленных замков носили по преимуществу те титулы, которые первоначально служили для обозначения воинских чинов, как то: duces, tribuni и иногда comites. Эти наименования не были, однако, устойчивыми; для папских правительственных чинов мы находим еще одно общее название actores, и им обозначаются даже франкские графы. К числу этих лиц причислялись также собственно судьи: в своем послании к Карлу Адриан вполне определенно говорит, что его предшественник назначил пресвитера Филиппа и герцога Евстахия в Равенну судьями, «дабы давать удовлетворение всем, кто терпит от насилия». Это разделение власти между духовным лицом и мирянином говорит за то, что последний ведал только военными делами; но герцоги бывали облечены также и судейскою властью. Полагают, что в более значительных городах высшей властью были герцоги, а в менее значительных трибуны и графы; этого, однако, нельзя утверждать с достоверностью во всех случаях. Во время господства греков и лангобардов правителями больших городов были герцоги, и мы встречаем их еще в VIII веке в Венеции, Неаполе, Фермо, Озимо, Анконе и Ферраре, не говоря уже о Сполето и Беневенте. Эти герцоги в то же время были rectores всей городской территории и в качестве таковых, как majo-res, различались от minoies, которым не была присвоена такая обширная власть. Между тем сан герцога встречается так же часто, как сан консула, в особенности после VIII века, и уже поэтому невозможно, чтобы все лица, имевшие этот титул, были правителями городов.
В общем, можно, конечно, утверждать, что только в более значительных городах были герцоги, так как в пределах римского герцогства в VIII веке мы не знаем ни одного города, который имел бы герцога. Тото мог быть герцогом Непи, но это остается недоказанным; он убил герцога Григория, который оказал ему сопротивление как узурпатору, и мы знаем только, что этот Григорий жил в Лациуме. Не может быть сомнения, что последний, имея сан герцога, управлял от имени церкви всей территорией Кампаньи, так как по исчезновении византийского герцогства провинции, ставшие папскими, должны были получить новую организацию, и папа посылал герцогов в Кампанью точно так же, как позднее он посылал их в Сабину. О герцогах в самом Риме упоминается много раз, но ни об одном из них не говорится, что он правитель того или другого города или что он был раньше таковым, за исключением одного герцога Евстахия. Они могли быть одинаково и военачальниками, и придворными служащими, и судьями и были назначаемы для выполнения различных политических миссий. Свой сан, с прибавкой еще титула gloriosus, они могли приобретать от папы за деньги, получать его как отличие и даже просто присваивать, и возможно, что он, как и сан консула, в VIII веке уже передавался по наследству. Между титулами, которые льстили и льстят доныне тщеславию римлян, титул герцога был самым заманчивым; казалось лестным иметь тот самый сан, который был присвоен могущественным государям Сполето и Беневента и правителям Венеции и Неаполя.
Титул трибуна с добавлением magnificus, упоминается несколько раз в провинциальных городах. Так, мы встречаем трибунов в Алатри и в Ананьи; но и по отношению к этому сану не всегда возможно установить, были ли лица, облеченные этим саном, правителями города или начальниками милиции, или они имели какие-нибудь иные полномочия. В делах более важных папа никогда не назначал трибунов послами и комиссарами. В самом Риме трибуны всегда сохраняли свое значение военачальников, но в VII веке они посылались иногда в Равенну в качестве представителей войска для того, чтобы наряду с представителями духовенства вручить экзарху акты избрания папы.
Наконец, вопрос о том, какое положение занимали графы, остается также невыясненным. Только об одном графе нам достоверно известно, что он был правителем города; это был Доминик, которого Адриан назначил в 775 г. графом в небольшое местечко Gabellum. Можно поэтому думать, что на графов возлагалось управление и других укрепленных замков, причем этому сану присваивалась гражданская и военная власть. Иногда графы упоминаются как владельцы поместий или арендаторы патримониев; и в таких случаях они, конечно, были офицера-Ми римской милиции.
Наше изложение мы закончим географическим обзором принадлежавшей Риму территории, т. е. той области, которая в ту эпоху еще называлась Ducatus Romanus. Мы не касались до сих пор этого вопроса потому, что нет возможности определить с точностью время возникновения римского герцогства; границы его менялись, и только уже с середины VIII века мы можем довольно определенно установить соответствующую этому герцогству территорию. Последняя еще позднее в дарственной грамоте Людовика Благочестивого названа герцогством; но мы видели, что папы уже с середины VIII века присваивают герцогству название Respublica Romana или Romanorum; таким образом, устанавливается истина, в силу которой римское герцогство признается основой Западной империи.
Римская область поныне делится Тибром на две большие половины — на Тусцию по правой его стороне и на Кампанью по левой. Обе половины простирались до моря, начиная от устья реки Марты, через устье реки Астуры, и до мыса Цирцеи. На северо-востоке лежала третья часть области, включавшая в себе отчасти Умбрию и Сабину. Таким образом, общими границами были море, остальная Тусция (ducalis и regalis) и герцогства Беневента и Сполето.
Римская Тусция занимала область, которая простиралась от моря, от правого рукава Тибра, где стоял Порто, до устья Марты; дальше пограничная линия шла через Тольфу, Бледу и Витербо к Полимарциуму (Бомарцо), достигала здесь Тибра и затем, совпадая с направлением последнего, возвращалась к морю. В направлении к северу Тусцию прорезывали Via Flaminia, Cassia и Claudia, а с Яникула вдоль моря тянулась Aurelia. Эти названия древних римских дорог встречаются в то время еще совершенно неизменившимися, и только Claudia уже зовется иногда Clodia. Claudia шла через Careiae (Galeria), Foro Clodio и соединялась с Aurelia-Emilia. Flaminia уже в то время, по-видимому, называлась Via Сатрапа. Заселенные места Тусции были следующие; Порто, Центумцеллы, Цере (ныне Cervetri), Неопирги, Корниэтум, Тарквиний, Мартуранум, Бледа, Ветралла, Орхианум, Полимарциум, Ориолум (vetus Forum Claudii), Браценум, Непет, Сутрий; на правом берегу Тибра были: Горта, Castellum Gallesii (Фесцения), Фалерия, Аквавива, Вегентум (в развалинах), Сильва Кандида. Витербо был пограничным городом лангобардской Тусции, а Перузия составляла особое герцогство. В VIII веке Центумцеллы было гаванью, а Непе — провинциальным городом. Почти все названные места были епископиями.
Именем Кампаньи, которую отделял от Тусции Тибр, в древности называлась вообще вся местность, простиравшаяся от Рима до реки Силара в Лукании, где главным городом была Капуа. В более тесном значении римской Кампаньей называлась область, кончавшаяся у реки Лириса, и предгорья Цирцеи. Земля эта была Лациум, но со времени Константина Великого она стала называться Кампаньей, и это название часто встречается в книге пап. Вольские и Альбанские горы делят Кампанью на две части; северную часть прорезывала Via Labicana; по имени этой дороги, с которой соединялась у сорокового верстового камня, при Copitimi, Via Patina, был назван находившийся здесь патримониум. Другая великая дорога Appia шла по южной части, граничившей с морем; по имени этой дороги также был назван патримониум. Менее значительные римские дороги, как Via Ostiensis и Via Ardeatina, также еще существовали. Из древних городов южной части Кампаньи (ныне — Maritime) многие в VIII веке уже не существовали или были разорены, как то: Остия, Лаврентум (ныне Torre Patemo), Лавиниум (Pratica), Ардеа, Афродизиум и Анций; епископ последнего упоминается еще в римских соборах 499, 501 и 502 гг., но затем до VIII века об этом местечке уже нигде не говорится. Точно так же мы не встречаем указаний в эту эпоху на Астуру, а между тем она продолжала существовать. Далее, из всех епископов названных поселений упоминается один только епископ Остии.
Граница герцогства не заходила за Террачину, так как этот город Кампаньи так же, как и Гаета, всегда принадлежал патрициату Сицилии. Прохождение римских границ с этой стороны остается, однако, совершенно неопределенным; следуя общепринятому мнению, которого держался уже Прокопий, полагавший, что собственно римская Кампанья простиралась до Террачины, мы предполагаем только что здесь же была и граница герцогства. Остается странным то, что позднее ни в грамоте Людовика Благочестивого, ни в грамоте Оттона не упоминается ни об одном заселенном месте в современной Maritima, о Кампаньи же говорится только в смысле ее северной части, заключенной между Вольскими горами и Апеннинами; остаются неупомянутыми также епископский город Альбано, Веллетри Кора и Трестаберны. Но, часто встречая со времени Григория названия этих городов в истории епископий, мы нигде не видим, чтобы они упоминались в связи с политическими событиями. Такое умолчание понятно по отношению к большей части заселенных мест, а по отношению к другим оно может быть случайным. Возможно ли допустить, чтобы герцог Беневента, или Сполето, или патриций Сицилии раздвинули пределы своей власти до Альбано, причем между этими лицами и Римом в смутную эпоху иконоборства не возникло бы столкновения? Но мы уже знаем, что подобные столкновения происходили при Террачине и на севере при Соре, Арксе и других пограничных городах. Отсутствие исторических данных, относящихся к состоянию нынешней Maritima в те века, объясняется тем, что заселенные места были в ней незначительны или разорены; морской берег и понтинские болота от Веллетри до Террачины представляли также полное запустение, a Via Appia уже не имела своего прежнего значения военной дороги. Наоборот, латинская область во все времена выделялась и своими значительными городами, и своим дружественным горным населением; она-то, по преимуществу, и называлась Кампаньей. Эта область простиралась до р. Лириса и включала в себе следующие епископские города, которые еще до сих пор остаются значительными; Пренест, Ананья, Алатрий, Верола, Сигния, Патрикум, Ферентинум и Фрузино. За рекой Лирисой герцогство доходило до какого-то неизвестного места, называвшегося Horrea. Уже говоря о VII веке, мы упоминали о пограничных городах Арпине, Арксе, Соре и Аквине; эти города были захвачены лангобардским герцогом Беневента, и Адриан предъявлял свои притязания на них. Таким образом, точная граница герцогства с этой стороны также не может быть установлена. Северной границей римской Кампаньи был Аниен, а за ним и Тибром лежали Сабина и Умбрия. Границы Сабины были: на западе Тибр, на юге — Аниен, на севере — реки Нар и Велин, и на востоке — Abrutium ulterius. Таким образом, Сабина граничила с римской Тусцией, от которой ее отделял Тибр, с Лациумом или Кампаньей, от которой она отделялась Аниеном, и с Умбрией; между последней и кабиной границей была река Нар. Большая часть Сабины принадлежала герцогу Сполето; его владения простирались от речки Аллии, у четырнадцатого верстового камня за Саларскими воротами, через Monte Rotondo (Эрет), Фарфу и древние Куры до Реате. Римскому герцогству принадлежали следующие значительные сабинские города: Фидены, Номент, Габии, Асперия, Окрикул и Нарния.
Некоторые из заселенных мест в Сабине и даже те, которые были расположены совсем неподалеку от Рима, были уничтожены постоянными походами лангобардов или представляли одни только развалины. Эрет, Крустумерия, Фидены, Габии, Фикулея и Антемны исчезли мало-помалу. Даже Куры, родина Нумы и Анка Марция, давших некогда римлянам имя квиритов, исчезли при лангобардах и сохранились только в имени маленького поселения «Correse». Один Номент просуществовал, как епископия, до X века. У Нарни река Нар составляла границу; по другую ее сторону лежала Умбрия с городами Америей и Тудер (Toddi), которые как мы видели, в политическом отношении причислялись к римской Тусции. Как и прежде, через Сабину шли три главных дороги, сохраняя свои древние названия; эти дороги были: Via Tiburtina, называвшаяся от двадцатого верстового камня Valeria и достигавшая вдоль Аниена до Альбы, Via Nomentana и Via Salara, в которую переходила Via Nomentana за Номентом.
