Глава VII
правитьВзятие Рима Гензерихом не оставило по себе никаких определенных политических следов. Оно было простым африканским набегом, удачно окончившимся смелым походом морских разбойников на Рим, что в позднейшие столетия не раз старались повторить сарацины с тех же самых берегов Африки. Западный трон, свободный от притязаний наследственного императорского рода стал снова добычей честолюбивых генералов. Вскоре после смерти Максима трон был занят человеком благородного рода из Галлии. Эта еще могущественная провинция и своекорыстная дружба короля вестготов Теодориха дали возможность генералу Авиту подняться в Тулузе на высшую ступень власти. В Арле 10 июля 455 г. Авит перед войском и народом с согласия их возложил на себя пурпур. Хотя римский сенат еще ревниво оберегал свое право выбора, но был вынужден в этот раз признать совершившийся факт и пригласил Авита прибыть в Рим. Получивший изысканное образование галл был утвержден в Риме в сане императора. Зять Авита, Апполинарий Сидоний, согласно древнему обычаю, прочел 1 января 456 г. перед собранием отцов Рима панегирик новому императору, и за это самому Сидонию была воздвигнута бронзовая статуя на площади Траяна. Осчастливленный поэт сам рассказывает, что одетые в пурпур квириты, т. е. сенат, единогласным решением признали за ним право на такое отличие, и тешит себя мыслью о том, что Траян может видеть, что ему, поэту, воздвигнута статуя и поставлена в обществе авторов греческой и латинской библиотек. Таким образом, даже тогда, когда Рим только что испытал на себе самое ужасное разграбление, римляне все еще упорно держались прославленных обычаев своих предков. Вместе с тем Сидоний дает нам прямое доказательство тому, что вандалы не трогали ни Ульпиевой библиотеки, ни украшавших ее статуй.
Римский сенат, однако, не мог примириться с тем, что он должен был признать императором человека, который занял трон благодаря провинциям и варварам, и, чтоб низвергнуть этого императора, вошел в тайное соглашение с графом Рицимером, чужестранцем, достигшим большой власти. Рицимер происходил из испано-свевского владетельного дома, так как отцом его матери был король Валлия. Служа под начальством Аэция, Рицимер ознакомился с военным делом и успел отличиться при всех трех следовавших друг за другом императорах: Валентиниане, Максиме и Авите. Смелость, лукавство и честолюбие Рицимера делали его способным, как некогда Стилихона, создать себе необычную карьеру в это время гибели Римской империи, когда германские воины захватили власть над Италией, а затем завладели и ее троном. Рицимер был генералом империи, и у всех еще в памяти была создавшая ему громкую славу его победа над вандалами в Корсиканском море. Условившись с сенатом, Рицимер восстал против Авита. Беззащитный старый император, когда сенаторы объявили его низложенным, бежал из Рима в Плаценцию, надеясь, что здесь ему удастся заменить пурпур епископским одеянием, но, оставленный сенатом в полном презрении, бежал отсюда в свою родину Овернь, где был убит на улице в сентябре 456 г.
Прекращение рода императора Феодосия и общая смута временно подняли энергию сената, высшего законного учреждения империи. Со времени Валентиниана III императоры снова стали делать своей резиденцией Рим, и последний снова стал сознавать себя главой империи. Не подлежало сомнению, что вся власть была теперь в руках чужестранца Рицимера. С этим смелым выскочкой началось в Италии господство наемников, которое за двадцать лет смуты привело Римскую империю к окончательной гибели. Со времени Гонория национальная римская партия тщетно старалась отнять у варваров их влияние и подавить возраставший германизм. Распадение римского государственного строя и наемничество, без которого нельзя было обойтись, делали бесплодными все подобные усилия сената. Гордые варвары, занимая на службе при императорах, представлявших одну тень императорской власти, должности генералов-военачальников, составляли теперь чужеземную военную аристократию, которая стояла наряду с римской родовой аристократией; между тем последняя уже глубоко пала, и достаточно было только подходящего момента, чтобы наиболее смелый из этих варваров стал государем Италии. Но Рицимер еще не был человеком того будущего, которое ожидало германскую национальность; он только прокладывал дорогу к этому будущему и сам удовольствовался ролью тирана над теми куклами, которые изображали императоров и были им или поставлены, или терпимы.
В течение 6 месяцев трон цезарей оставался не занятым, и Рицимер был единым властителем. 28 февраля 457 г. он потребовал, чтобы сенат объявил его патрицием своего же бывшего товарища по оружию в войске Аэция, Юлия Валерия Майориана, назначил magister militum. Затем, сохраняя к Майориану свое расположение, Рицимер дозволил ему занять трон, и 1 апреля 457 г. в лагере у Равенны Майориан был провозглашен императором. Таким выбором были одинаково удовлетворены желания и народа, и войска, и сената, и даже восточного императора Льва I. Редкие доблести украшали нового императора. Латиняне приветствовали его с восторгом, и Майориан вскоре же пробудил воспоминания о лучших римских императорах, во времена которых он был бы вполне достоин править государством; потомство с сожалением видит в Майориане уже последний образ благородного римского императора. В послании к сенату, написанном Майорианом, слышится голос Траяна. Рим с радостью принял программу, начертанную императором, который решил управлять государством по его законам и традициям, и все последующие эдикты Майориана вызывали в народе изумление его мудростью и человечностью.
Между этими новыми законами мы отметим один, относящийся к городу Риму. Стремясь восстановить потрясенное государство, поправить его финансовое управление и вдохнуть новую жизнь в порабощенные курии городов, великодушный император взял город Рим под свое особое покровительство. Разоренный вид Рима, быстрое разрушение памятников, за которыми не было уже никакого присмотра и ухода, и наконец хищническое разрушение древних зданий самими римлянами возмутили благородный римский дух Майориана, и он издал следующий эдикт:
Мы, правители города, решили положить конец бесчинству, которым обезображивается вид почитаемого города и которое давно уже вызывает в нас отвращение. Нам известно, что общественные здания, которые составляют всю красоту города, подвергаются разрушению благодаря преступной снисходительности властей. Под тем предлогом, что камень нужен для возведения общественных зданий, древние величественные сооружения разоряются, и таким образом уничтожается великое, чтобы устроить где-то и что-то ничтожное. А затем является уже и такое злоупотребление, что при постройке частного дома благодаря послаблению городских судей необходимый материал берется из общественных зданий; между тем то, что составляет блеск города, должно было бы оберегаться любовью граждан. Поэтому мы устанавливаем как общий закон, что все те здания, которые были воздвигнуты в древности для общей пользы и украшения города, будут ли то храмы или иные памятники, не должны быть никем разоряемы, и к ним никто не должен прикасаться.
Судья, потворствующий нарушению этого закона, штрафуется пятьюдесятью фунтами золота; повинующиеся противозаконному приказу судьи и не оказывающие ему сопротивления в этом служитель судьи и нумерарий подвергаются наказанию и, кроме того, им отрубаются руки, так как вместо того, чтобы оберегать памятники, такие люди оскверняют их. Все, что присвоено было до сих пор обманными происками, не может быть ни в каком случае отчуждено от государства, и мы приказываем вернуть ему все; мы учреждаем восстановление отчужденного и на последующее время прекращаем licentiam competendi. Если же потребовалось бы какое-нибудь древнее здание уничтожить, в виду ли постройки нового общественного учреждения или невозможности ремонта, то об этом надлежит ведать просвещенному и досточтимому сенату, который, найдя по зрелом обсуждении необходимым такое уничтожение, должен представить свое заключение нашему заботливому рассмотрению. И то, что ни в каком случае уже не может быть восстановлено, должно пойти на украшение какого-нибудь другого общественного здания".
Из этого эдикта нетрудно узнать, кто были варвары, которые уже со времен Константина налагали свои руки на памятники Рима. Разоренные потомки Трэд, на привыкали относиться к памятникам былого величия Рима все с большим равнодушием; те, кто был доступен возвышенным чувствам, стремились охранять наследие древности, но нужда была сильнее их; чиновники же, среди которых многие имели предками людей, принадлежавших берегам Истера и Рейна, относились к этому вопросу безучастно, а к деньгам были податливы. Вид великолепных аркад, базилик и храмов, того или другого театра, цирка рождал в людях желание обзавестись ценным материалом, и им казалось, что мраморные плиты, на которых только ящерицы грелись на солнце, гораздо разумнее употребить в дело, чем предоставить времени разрушить их. Без сомнения, население не дерзало прикасаться к более выдающимся сооружениям, но поступало так по отношению к другим, менее значительным и стоящим не на виду, и случалось, что иной храм вместе с местом, на котором стоял, оказывался уже частной собственностью. Постройка христианских церквей при Константине послужила первым заманчивым примером разорения древних памятников; священники (к ним в значительной мере мог быть отнесен эдикт) похищали мрамор и всякий материал для постройки церквей или для их украшения. Наступило темное время, когда Рим, сам себя разрушая, разрабатывался, как какая-нибудь громадная известковая яма или каменоломня, и это продолжалось более тысячи лет.
Какие бы мудрые законы ни издавал Майориан, он не мог остановить ни разрушения города, ни падения империи; тяжелое бремя сокрушило самого Майориана, последнюю опору Рима. Заветной мечтой Майориана было наказать Гензериха и вернуть Риму Африку. Усмирив восстание в Галлии, Майориан заключил с королем вестготов Теодорихом новый союз, снарядил флот, собрал большое войско и в мае 460 г. направился из Галлии в Сарагоссу, чтоб начать войну с вандалами. Однако потеря части флота в гавани Карфагена, где, может быть, даже благодаря изменническому соглашению Рицимера с врагом было совершено нападение на флот, принудила императора вернуться в Галлию, а вскоре затем он и сам погиб. Рицимеру было неприятно убедиться, что Майориан правил римлянами самостоятельно, и он без труда низверг с трона беззащитного императора. 2 августа 461 г. Рицимер приказал схватить Майориана, находившегося в Тортоне и намеревавшегося вернуться в Рим. Великодушный император подчинился требованию тирана и сложил с себя пурпур, после чего вскоре же (7 августа) был обезглавлен. Это был муж, который, по словам греческого историка, был справедлив к подданным, страшен врагам и превосходил своими добродетелями всех, кто до него властвовал над римлянами. Со смертью этого благородного императора были окончательно погребены и все надежды римлян.
В том же году, 10 ноября, умер и папа Лев I. Его управление, во время которого Рим пережил такие ужасные события, продолжалось 21 год. Это был великий пастырь, память которого по справедливости священна для римлян; он спас город от Атиллы и смягчил бедствия, которыми грозило нашествие на Рим Гензериха. Отважный, умный и энергичный, красноречивый и ученый, это был истинный епископ и первый великий папа, которого знает история римской церкви. Действуя с беспощадной строгостью, он одержал верх над манихеями, присциллианами и пелагианами, а на соборе в Халкидоне (в 451 г.), где в первый раз председательствовал римский легат, одолел ересь Евтихия, настоятеля из Византии. Он подчинил непокорных епископов Иллирии и Галлии приматству св. Петра, которое им именно было обосновано как доктрина и утверждено императорским эдиктом. В его сочинениях (большое собрание проповедей и посланий) еще видны следы времен Иеронима, Августина и Павлина, чего уже нельзя заметить в работах преемников Льва. Он был первым папой, который был погребен в предсении базилики Св. Петра, и признательная церковь дала основателю учения о первенстве апостольского престола в Риме прозвание Великого.
В Риме едва ли сохранился какой-нибудь памятник Льву. После нашествия вандалов он старался возместить потери церквей, украсил трибуны в Латеране, в базиликах Св. Петра и Св. Павла и учредил в Ватикане первый монастырь Св. Иоанна и Св. Павла. Но если этот ревностный епископ содействовал распространению монашества, то в то же время он боролся с безбрачием в городе, население которого уже слишком уменьшилось, и издал повеление, которым запрещалось девушкам ранее 40-летнего возраста надевать монашеское одеяние. На кладбище Каликста на Via Appia Лев построил базилику в честь епископа Корнелия; другая церковь, в честь св. Стефана, была выстроена Львом в прекрасном имении, подаренном ему его благочестивой подругой Деметриадой из рода Анициев; она была выстроена на Via Latina, в 3 милях за стенами. В позднейших книгах пилигримов эта церковь упоминается, но в Средние века она оставалась неизвестной, и только в конце 1857 г. при раскопках на Via Latina были найдены следы базилики; мраморная доска с надписью удостоверяет, что эта базилика была построена именно Львом.
В 461 г. на престол Св. Петра вступил Гиларий, родом из Сардинии, а на трон цезарей Ливии Север из Лукании, креатура Рицимера. Бесцветное управление Севера продолжалось с 19 ноября 461 г. до осени 465 г., когда он окончательно надоел своему всемогущему министру. Опираясь на войско, состоявшее из германских наемников, обладая огромными богатствами и окруженный людьми, в угоду ему готовыми на все, Рицимер правил государством почти два года один, возбуждая к себе только ненависть и страх. Но он не смел, однако, каким-нибудь насильственным переворотом положить конец Римской империи и сменить дарованное ему императором звание патриция на сан короля. В этой предсмертной борьбе империи сенат проявлял еще признаки патриотического мужества. Отцы Рима оказывали некоторую поддержку погибавшему государству, и среди них попадались еще люди высоких достоинств, которые, как Геннадий Авиен и Цецина Василий, «могли разделить власть с одетым в пурпур повелителем». Так говорит Сидоний, но прибавляет. «Если не принимать во внимание преимущества, которые давало войско». Несомненно, что Рицимер встретил в сенате живое противодействие и тем не менее мог преодолеть его, что сенаторы нашли могущественного защитника в лице императора Льва I. Спасти Западную империю от падения не представлялось возможности: провинции, находившиеся вне Италии, не выходили из-под власти германских народов, бургундцев, франков, вестготов и вандалов; Рим был дважды опозорен и стал пустым звуком; при таких условиях Византия должна была получить значение истинной главы государства. Восточные императоры стали понимать, что на них лежит долг охранять единство и нераздельность государства и, взяв падавший Рим под свою защиту, как провинцию империи, они не позволяли германцам стать господами в Риме. Римская национальная партия призвала греческого императора для охраны законной власти в государстве.
После смерти Севера римский трон оставался незанятым более года. Рицимеру пришлось, однако, не только согласиться на то, чтоб сенат вступил в переговоры со Львом о выборе нового императора, но и признать этот выбор, когда он пал на грека. Рицимер помирился на том, что он получит в жены дочь вновь избранного Августа. Последним был избран Анфимий, один из первых сенаторов на Востоке, женатый на Евфимии, дочери императора Марциана. С большой пышностью в сопровождении свиты, походившей на войско, отправил Лев своего любимца в Рим. Здесь, в неизвестном месте Бронтотас, в трех милях от стен города, Анфимий был встречен сенатом, народом и войском и здесь же 12 апреля 467 г. принял императорский сан. Затем Анфимий вступил в город, который встречал греческого принца с любопытством и уже мечтал об ожидающих его зрелищах. Вскоре после того Рицимер сам праздновал свое бракосочетание с императорской принцессой, свидетелем которого был поэт Сидоний как оратор галльских провинций. Город купался в море блаженства, как сказал бы придворный поэт наших дней: в театрах, на рынках, в преториях, на площадях, в храмах и гимназиях повсюду декламировались веселые свадебные стихи (fescennini); все серьезные дела были забыты в общем разгуле. Даже теперь Рим произвел на галла Сидония впечатление мирового города; Сидоний называет Рим обителью законов, гимназией наук, курией сановных должностей, вершиной мира, отечеством свободы, единственным городом, в котором только варвары и рабы чувствуют себя чужими. В этом описании галльского поэта Рим в последний раз является облеченным в древнее торжественное и величественное одеяние; по крайней мере, мы видим, что ни одно из древних учреждений, служивших общественному благу и общественному веселью, не было еще уничтожено, хотя масштаб народной жизни становился все меньше. Свой панегирик Сидоний поднес Анфимию 1 января. Напыщенные стихи льстеца, игравшего роль Клавдиана, но более, чем он, счастливого, были награждены назначением Сидония префектом Рима. Три года спустя Сидоний предпочел стать епископом в Клермоне.
Между празднествами, которыми сопровождалось восшествие на престол Анфимия, историками отмечен изумительный факт чествования языческого праздника луперкалий; они были действительно отпразднованы римлянами-христианами по древнему обычаю в феврале на глазах императора и папы. Мы встретимся с этим замечательным остатком язычества в Риме еще позднее и увидим его переход в христианскую форму. Между тем римские священники имели случай усомниться в ортодоксии нового императора; они усмотрели у грека Анфимия еретические взгляды, а в его свите разыскали еретика Филофея. Между духовенством и императором грозило вспыхнуть догматическое несогласие; папа стал требовать, чтобы в Риме преследовались византийские вероучения.
В то время как Анфимий истощал государственную казну на приготовления к войне с вандалами, Гиларий тратил огромные деньги на украшение церквей. Если в книге пап опись тех приношений церквям, которые были сделаны Гиларием, заслуживает доверия, то надо думать, что церкви, постоянно одаряемые императорами и частными лицами, обладали несметными богатствами. И это вполне понятно; варвары грабили церкви, но поместья не трогались, а так как их было множество, то недостатка в доходах не было. Римская церковь уже обладала такими обширными землями, о каких и не думали ни константинопольский патриарх, ни александрийский. Она была самая богатая христианская церковь. В Латеране, в базиликах Св. Петра, Св. Павла и Св. Лоренцо Гиларий завел самую ценную утварь. Читая названия и описания произведений искусства, составлявших эту утварь, мы невольно переносимся к состоянию искусства в Риме за время его упадка. С падением богов и исчезновением скульпторов искусство в V веке перешло, по-видимому, в мастерские ювелиров, литейщиков и мозаистов. Из литого металла делались массивные сосуды разнообразной формы, лампады и светильники, золотые голуби и кресты, и все это в чрезмерном изобилии украшалось драгоценными камнями; алтари покрывались серебром и золотом; купели украшались серебряными оленями; в исповедальнях воздвигались золотые арки, которые поддерживались колоннами из оникса и осеняли золотого агнца. В то время как Рим впадал в нищету и все больше клонился к упадку, в церквах скапливались богатства и народ, не будучи в силах собрать войско и соорудить флот для войны с вандалами, видел, что базилики со сказочной роскошью разукрашены золотом и драгоценными камнями.
Правление Анфимия не было ни счастливым, ни сильным; оно отмечено только одним замечательным случаем: процессом префекта Галлии Арванда. Этот высокомерный чиновник притеснял провинцию и возбудил против себя недовольство высшего класса, вследствие чего ему было объявлено, что он должен явиться перед сенатом. Курия составила высшую судебную инстанцию, и обвиняемому было предписано оставаться в пределах Капитолия. Последний государственный процесс в Риме, веденный согласно установлениям республики, должен вызывать в нас живейший интерес к себе; процесс описан Сидонием, личным и преданным другом обвиняемого. Арванд, отбывавший свой арест в доме хранителя казны Флавия Азелла, пользовался всем вниманием, подобающим его сану, и свободно ходил всюду по Капитолию. В белой одежде кандидата он пожимал руки многочисленным знатным гостям, навещавшим его, говорил презрительно о непорядках в государстве, не щадил при этом ни сената, ни императора, гуляя же по площади, заходил в лавки и внимательно рассматривал выставленные на продажу шелковые материи и драгоценности. Когда наступил день процесса, четыре галльских обвинителя явились в скромных одеждах просителей: спокойно и с достоинством возвысили они свой голос против гордого аристократа, который, чувствуя одно презрение к своим обвинителям и упорно отвергая свою вину, признал, однако, себя автором письма, уличавшего его в изменнических замыслах поделить провинцию Галлию между вестготами и бургундцами. Этот необычайный случай перенес сенат во времена Верра и Каталины и вернул ему сознание его судебного достоинства; сенат единогласно признал Арванда виновным. Префект Галлии был лишен своего звания, переведен в плебеи и осужден на смерть от руки палача. За время тридцати дней, которые по закону должны были пройти были пройти до исполнения приговора и которые Арванд проводил в тюрьме на острове Эскулапа на Тибре, Сидонию и другим влиятельным лицам удалось выхлопотать для Арванда замену смертной казни изгнанием. Этот процесс был лучшим деянием, которым сенат почтил и скрасил свои последние дни но для Галлии в этом случае не было действительного удовлетворения: правители этой страны продолжали высасывать из нее все, что было возможно, и предавать ее даже вестготам, а ближайшего преемника Арванда, Сероната, нового Катилину, сенат должен был казнить смертью.
Приготовления к войне с вандалами, которыми сообща были заняты Восток и Запад, — одно из величайших усилий, сделанных империей, существованию которой грозили непрерывные грабительские походы африканцев, занимавших берега Средиземного моря, — довели и Византию, и Рим до истощения, а между тем поход в Африку под начальством Василиска и Марцеллина в 468 г. окончился неудачей. Положение Анфимия вследствие этого пошатнулось, так как Рим надеялся, что связи Анфимия с Византией помогут вернуть Риму Африку. И в той мере как слабела власть императора, росла власть Рицимера. Восточный император сумел счастливо отделаться от Аспара, такого же опасного человека, занимавшего в империи такое же положение, как Рицимер; но Анфимию было не под силу освободиться из-под ига своего всемогущего министра и зятя. Открыто начав ссору, Рицимер ушел в Милан, водворился в нем и, распустив слух, что он вступил в союз с варварами по ту сторону Альп, навел ужас на Рим. Согласие, которого, казалось, удалось достигнуть между Рицимером и императором при посредстве епископа из Тигина или Павии, Епифания, было только мнимым примирением. Рицимер выступил из Милана с своим варварским войском, подошел к Риму и обложил город, разбив лагерь у Аниенского моста перед Саларскими воротами. Это было в 472 г.
В то время как Рицимер вел свою осаду, к нему явился из Константинополя Аниций Олибрий, с которым Рицимер много раньше до того заключил договор. Во время взятия Рима Гензерихом этот сенатор знатного рода спасся, бежав в Константинополь, и здесь женился на Плацидии, дочери Евдоксии. Через свою жену он являлся единственным наследником прав потомства Феодосия Великого и таким образом, казалось, был самым подходящим человеком для того, чтоб заступить на место грека Анфимия. Император вел защиту мужественно, но боевые силы его были малы и в городе было много приверженцев Рицимера и ариан. В Риме, где, кроме того, появилась чума и свирепствовал голод, уже думали о сдаче, когда подошел спешивший к нему на защиту гот Билимер, военачальник Галлии. Однако транстеверинская часть города была уже тогда в руках Рицимера, и последний, опираясь на Ватикан и памятник Адриана, еще не представлявший, впрочем, укрепленного места, пытался проникнуть в город через мост и Аврелианские ворота. Произошла кровавая битва, Билимер в ней пал, и Рицимер овладел воротами. Проникнув в город, свирепые наемники, представлявшие пеструю смесь германских племен арианского вероисповедания, убивали и грабили все на своем пути. Это было 11 июля 472 г.
По отношению к этому ужасному разграблению Рима мы также не имеем никаких определенных указаний на то, какая участь постигла памятники; историки не сообщают ни о каких разрушениях, произведенных огнем, и не называют ни одного сооружения, которое было бы уничтожено. Только в одной надписи говорится, что городской префект Аниций Ацилий Агинаций Фауст приказал вновь поставить статую Минервы, храм которой был разрушен огнем.
По одному древнему отчету, были пощажены только те два округа города, которые раньше были заняты Рицимером, а именно ватиканский, уже тогда переполненный монастырями, церквами и госпиталями, и Яникул или Транстеверин. Отсюда следует заключить, что базилика Св. Петра не подвергалась разграблению; но город был весь отдан в добычу германским наемникам.
В опустошенный голодом, чумой и грабежом город вступил Флавий Аниций Олибрий и овладел диадемой изрубленного на куски императора Анфимия. Олибрий уже давно помышлял о ней. Провозглашенный императором с согласия Льва еще до взятия Рима, Олибрий занял дворец цезарей и принудил сенат признать за ним этот сан. В это время Рицимера, грабителя Рима, убийцу и деспота стольких императоров, поразила чума.
Рицимер умер 10 августа 472 г. Воспоминанием об этом предводителе германцев и властителе Рима служит церковь, которую Рицимер выстроил или возобновил на склоне Квиринала. Это церковь Св. Агаты in Suburra; первоначально она была уступлена готам-арианам, так как это вероисповедание, к которому принадлежали господствовавшие в государстве германцы, терпелось в Риме. Рицимер украсил трибуну этой церкви мозаиками, но от них сохранился только рисунок. Он изображает Христа среди апостолов, сидящего на шаре; у Христа борода и длинные локоны; правой руке дан кроткий жест, в левой — книга; рядом с Христом стоит св. Петр. Замечательно, что последний держит только один ключ. Без сомнения, Рицимер был погребен в этой церкви.
После его смерти звание генералиссимуса было возложено Олибрием на бургундского принца и племянника Рицимера, Гундебальда; сам Олибрий, однако, вскоре же умер от чумы (23 октября), и трон стал игрушкой в руках варваров. Со смертью Анфимия и Олибрия, последних представителей законности, власть варваров над Римом не подлежала сомнению, и дело шло только о том, чтобы отыскался подходящий человек, который мог бы дать политическую форму этому анархическому войску наемников.
В безграничной смуте последних годов существования империи злополучные образы некоторых императоров являются, как мимолетные тени. 5 марта 473 г. Гундебальд провозгласил в Равенне императором Гликерия, человека с неизвестным прошлым. Вскоре после того Гундебальд покинул Италию, чтоб занять у себя на родине трон своего отца, Гундиоха, и тогда войском варваров стали командовать римские начальники.
Императора Гликерия уже в 474 г. низверг Юлий Непот, сын Непотиана, далматец по рождению, которого послала с войском из Византии в Равенну вдова императрица Верина. Юлий Непот направился к Риму, настиг Гликерия в гавани нора и принудил его отречься от престола, принять духовный сан и занять место епископа в Салоне. Такой не раз случавшийся переход лишенного трона императора в епископы говорит о том, что звание епископа пользовалось большим почетом, вместе с тем служит доказательством тому, что никаких особых качеств не требовалось для того, чтобы быть духовным лицом. Позднее те же Авит и Гликерий удовольствовались бы просто монашеской рясой. Непот был провозглашен императором в Риме 24 июня, после чего он вернулся в Равенну. В то время как он, находясь здесь, вел переговоры с королем вестготов Еврихом, дружбу которого Непот хотел купить уступкой провинции Овернь, против него возмутился Орест, возведенный в патриции и в в генералы войска варваров в Галлии самим Непотом. Испуганный Непот бежал (28 августа 475 г.) из Равенны морем в ту же Салону, в которую недавно был изгнан им самим Гликерий. Орест, римлянин из Паннонии, был некогда секретарем Аттилы, а после смерти короля гуннов служил у императоров, как предводитель варварских войск, Он был тогда начальником войска наемников, с которым пришел в Рим Рицимер.
Дикая распущенность овладела этим войском. Набранная из сарматов и германцев, не имевших отечества, эта толпа отказалась идти в Галлию, куда старался удалить ее Непот, и предложила своему генералу корону Италии. Орест счел, однако, лучшим одеть в пурпур своего юного сына, и 31 октября 475 г. Ромул Август был провозглашен западным императором. Этот последний древнеримский император, по случайной иронии, соединил в своем лице имена основателя Рима и первого его императора.
Но недолго довелось ему носить на себе пурпур. Те же самые мятежные наемные войска, которым был обязан своим саном юный император, низвергли его. Со времен Алариха и Аттилы империя стала принимать в свои войска скиров, аланов, готов и других чужеземцев как союзников; теперь такие толпы чужеземцев с их начальниками приобрели власть над империей и управляли ею. Тяготясь служебной ролью, они естественно стали господами в стране, которая утратила свою воинскую силу. Главой этих орд был в то время Одоакр, сын скира Эдекона, служившего у Аттилы, — человек большой отваги, которому, когда он еще был неизвестным юношей, было предсказано, что он станет королем Италии. «Иди в Италию, — говорил ему некогда святой монах в Норике, — иди теперь, когда ты одет в бедные шкуры, ты скоро получишь возможность оделять многих богатыми дарами». Ведя жизнь, полную смелых приключений, участвуя во множестве следовавших друг за другом сражений (Одоакр отличился также и в войне Рицимера с Анфимием), Одоакр стал самым популярным начальником для разношерстной толпы наемников. И ему удалось дать почувствовать этим, не имевшим отечества воинам, ругийцам, герулам, скирам и турцилингам, что для них лучше, сев на место, стать господами прекрасной Италии, чем получать жалованье от жалких императоров и бродить с места на место. Поддерживаемый своими воинами, Одоакр потребовал тогда у Ореста третьей части всех земель Италии. Получив отказ от Ореста, оставшегося верным Риму, варвары восстали. Они стали стекаться под знамя Одоакра, решившего восстановить то влияние, которым пользовался Рицимер, и в конце концов достигшего еще большего. Провозглашенный варварами королем, Одоакр немедля двинулся на Тичин или Павию, куда со своим сыном бежал Орест. Укрепленный город был взят после яростного штурма; Орест вскоре же был обезглавлен в Плаценции, а последний римский император Ромул Августул оказался в руках первого действительного короля Италии из германского племени.
Таким образом Одоакр стал королем, не прибегая ни к пурпуру, ни к диадеме. Это было на третьем году царствования императора Зенона Исаврянина, в девятый год управления папы Симплиция, во второе консульство Василиска и в первое Армата, 23 августа 476 г. после Рождества Христова. Счастливый король из наемников не думал, однако, объявлять себя западным императором или отделять от империи Италию как самостоятельное германское королевство. Варвары все еще продолжали признавать как политический принцип единство и нераздельность империи, средоточием которого была теперь Византия. Одоакр хотел только быть законным государем Италии, последней провинции, которая еще оставалась у государства на Западе, и, учреждая здесь не национальное, а варварское королевство наемников, не дал ему никаких основ и ничем его не упрочил. Своим войнам он уступил третью часть полей Италии. Чтобы устранить всякий повод к обвинению в узурпации, Одоакр принудил Августула формально отказаться от сана императора перед сенатом, сенат же — признать, что западной империи больше не существует Последний акт римской курии вызывает прискорбные чувства. Сенат отправил в Византию к Зенону посланных, которые от имени сената и народа должны были объявить: для Рима не нужно больше самостоятельного императора; достаточно одного императора и для Востока, и для Запада; защитником Италии избран испытанный в делах мира и войны Одоакр, и пусть Зенон даст ему звание патриция и поручит управление Италией. Позор такого заявления смягчается невыносимым положением Рима; императорское правление стало окончательно невозможным, и измученный народ понял, что следует предпочесть бесконечной смене призрачных императоров господство германского патриция, подчиненное верховной и прочной государственной власти.
В то же время к Зенону, грубому варвару из Исаврии, явился просителем Непот, мечтавший о том, что он, как законный император запада, снова будет возведен на трон, и Зенон ответил сенаторам, что они из двух императоров, которых он дал Риму, одного прогнали, другого убили. Первый еще жив, следовательно, они должны принять его обратно, и дело уже Непота дать Одоакру звание патриция. Зенон, однако, не мог не понимать, что для Непота уже не может быть никакой надежды снова занять трон и что совершившиеся факты приходится признать. Поэтому ему ничего не оставалось, как взять диадему и другие регалии западной империи к себе и хранить их в своем дворце, а с узурпатором примириться, не чувствуя в себе достаточно сил для того, чтобы устранить его. Таким образом, Зенон должен был отказать Непоту в его просьбе; он дал Одоакру титул «патриция римлян» и предоставил ему управление Римом и Италией под своей верховной императорской властью. Таким образом Италия снова вошла в общее государство как провинция; разделение империи на западную и восточную половины было уничтожено, и образовалась опять одна империя под властью одного императора, местопребыванием которого была Византия. Древнее единство империи, каким оно было при Константине, было восстановлено, но Рим опустился до уровня провинциального города, и Запад был отдан на произвол германцев. Древнему латинскому государству в Европе наступил конец.
Когда западное государство, у которого германцы отнимали одну провинцию за другой, прекратило свое существование, то этим только выразилось внутреннее распадение латинских племен и древнего римского строя. Даже христианская религия, повсюду заступавшая на место древнего культа богов, не могла вернуть к жизни эти племена. Галльский епископ Сальвиан описывает нравственное состояние этих состарившихся народов, ставших теперь христианами, и находит, что все они погибали в пороке и бездействии; и только в готах, вандалах и франках, поселившихся в завоеванных римских провинциях, епископ видит чистоту нравов, жизненную силу и юношескую свежесть. «Те, — так говорил епископ, — растут изо дня в день, мы становимся все меньше; они идут вперед, мы погибаем; они Расцветают, мы засыхаем… Что же нам удивляться тому, что Бог отдает все наши земли варварам, чтобы целомудрием их очистить эти земли от римских пороков»? великое имя «римлянин» и некогда бывшее самым почетным титулом звание «римского гражданина» теперь вызывали одно презрение. Развращенная деспотизмом империя погибла наконец в великой всемирно-исторической борьбе народов, и на ее развалинах основалось германство; оно внесло в латинские племена молодую кровь и преобразовало западный мир началом личной свободы. Падение Римской империи в действительности было одним из величайших благодеяний, пережитых человечеством. С этим падением Европа вернулась к жизни и путем, правда, долгой и тяжкой поступательной борьбы вышла из своего варварского состояния и стала сложным организмом самостоятельных народов. Для самого Рима падение в нем империи имело большие последствия: Рим фактически опустился до уровня провинциального города; его памятники все более разрушались; в нем замерли последние остатки политической и гражданской жизни, но папство которому теперь уже не приходилось считаться с западным императором, возросло, и на обломках империи создалась могущественная римская церковь. Она и заступила место Римской империи. Когда последняя пала, церковь уже была крепким и сильным учреждением, на котором ничем не могла отразиться судьба Древнего мира. Церковь тотчас же наполнила пустоту, явившуюся с исчезновением древнего мира, и послужила мостом, связующим этот мир с новым. Она привила римско-церковную гражданственность германцам, разрушившим римское государство, и старалась создать из них новые жизненные элементы, среди которых она могла бы занять место властелина, пока наконец долгим и замечательным процессом ей не удалось восстановить государство на Западе в виде германо-римской империи. Эта метаморфоза, совершавшаяся с жестокой борьбой в течение веков, которые кажутся нам лишенными всякого света, является величайшей драмой в истории и блестящим торжеством человеческого духа, который растет и ищет основ общественного устроения.
