Глава XIV
Усиление государства. Возвышении империи
Время еще не созрело для великих дел, ожидавших монархов новой династии. Древние владения Среднего царства, от вторых порогов до моря, еще далеко не обладали прочностью, необходимой для того, чтобы быть устойчивыми в административном и промышленном отношениях. Нубия давно не чувствовала над собой сильной руки с севера, и мятежники в южной части Египта мешали Яхмосу I посылать непрерывно войска в область выше порогов. Троглодиты, позднее беспокоившие своими набегами римлян на той же самой границе и никогда ими окончательно не покоренные, имели теперь предводителя, и поход Яхмоса против них не имел длительных результатов. Варварам было легко отступить в восточную пустыню при приближении египтян и затем вернуться, после того как опасность прошла. Аменхотеп I, преемник Яхмоса, был поэтому вынужден вторгнуться с войском в Нубию и проникнуть до границы Среднего царства у вторых порогов, где храм Сенусертов и Аменемхетов находился долгое время в руках варваров и лежал, без сомнения, в развалинах.
Оба элькабских Яхмоса сопровождали царя, и Яхмос, сын Эбаны, сообщает, что «его величество взял в плен нубийского троглодита посреди его солдат». С потерей начальника исход был ясен. Оба Яхмоса взяли пленных, выказали большую доблесть и были награждены царем. Северная Нубия была подчинена наместнику или губернатору древнего города Нехена, который стал теперь северной границей южного административного округа, заключавшей всю территорию к югу от него, управляемую Египтом, по меньшей мере, вплоть до Северной Нубии или Уауата. С этого времени новый губернатор имел возможность отправляться каждый год регулярно на север с местной данью. Едва Аменхотеп одержал победу у вторых порогов, как другая опасность на противоположной границе призвала его на север. Яхмос, сын Эбаны, с гордостью сообщает, что он привез царя в Египет на своем судне, вероятно, от вторых порогов, т. е. приблизительно за двести миль, в два дня. Долгий период слабости и дезорганизации, последовавший за правлением гиксосов, дал ливийцам никогда не упускавшуюся ими возможность вторгнуться и занять богатые местности Дельты. Хотя единственный наш источник не упоминает ни об одном из таких вторжений, тем не менее очевидно, что война Аменхотепа I с ливийцами, именно в это время, не может быть объяснена ничем иным. Находя их набеги настолько угрожающими, что на них следовало обратить внимание, фараон оттеснил их назад и вторгся в их страну. Мы ничего не знаем о последовавших, быть может, битвах, но Яхмос-пен-Нехебт из Эль-Каба утверждает, что он убил трех врагов и принес их отрубленные руки, за что, разумеется, был награжден царем. Очистив границу от врагов и обеспечив за собой Нубию, Аменхотеп получил возможность обратить свое оружие против Азии. К несчастью, мы ничего не знаем об этой сирийской войне, но, возможно, что фараон проник далеко на север, даже до Евфрата. Во всяком случае, он сделал достаточно, чтобы его преемник мог хвалиться, что он правит вплоть до Евфрата, прежде чем он сам сделал какие-либо завоевания в Азии. Благодаря этой войне, или из какого-либо иного источника, он добыл средства для постройки в Фивах роскошных зданий, включая молельню при его гробнице на западной равнине и великолепные храмовые врата в Карнаке, позднее снесенные Тутмосом III. Архитектор, возводивший эти здания, которые впоследствии все погибли, рассказывает о смерти царя в Фивах после, по меньшей мере, десятилетнего царствования. Мы не знаем, оставил ли Аменхотеп сына-наследника. Его преемник Тутмос I происходил от женщины, рождение и семейные отношения которой неизвестны и которая, почти наверное, была не царской крови. Ее великий сын был, по-видимому, обязан своим восшествием на престол браку с принцессой древней линии по имени Яхмос, благодаря чему он получил право занять престол. Успев в этом, он тотчас же выпустил манифест, возвещавший всему царству о его короновании. Это произошло около января 1540 или 1535 г. до н. э. Чиновники в Нубии сочли манифест достаточно важным, чтобы высечь его на плитах, поставленных ими в Вади-Хальфе, Куббане и, быть может, иных местах. Чиновник, сделавший это, имел основание выразить свою приверженность к новому царю, потому что он был назначен на новую и важную должность при самом его восшествии на престол. Наместник Нехена не был больше в состоянии управлять Нубией и собирать дань. Страна требовала исключительного внимания ответственного губернатора, бывшего фактически наместником. Последний получил титул «Губернатора южных стран, царского сына Кушитского», хотя он не был обязательно членом царского дома и мог быть не царского происхождения. С великой церемонией, в присутствии фараона, один из чиновников сокровищницы вручил назначенному сановнику печать его новой должности со словами: «Вот печать фараона, назначающего тебе область от Нехена до Напаты».
Юрисдикция вице-короля, таким образом, простиралась до четвертых порогов, причем область от этой южной границы до вторых порогов была известна под именем Куша. Ни в Куше, ни в Южной Нубии все еще не было большого главенствующего государства, но вся страна находилась под управлением отдельных могущественных вождей, владевших каждый определенной территорией. Было невозможно подчинить местных правителей сразу, и спустя приблизительно 200 лет мы еще находим кушитских вождей и вождя уауатского в таком северном пункте, как Ибрим. Хотя они и владели лишь номинальной властью, тем не менее только постепенно были они заменены египетскими административными чиновниками. Кроме того, при Тутмосе I южная часть новой провинции была покорена еще далеко не окончательно. Назначение первого наместника. Тура, представляло поэтому для него серьезную задачу.
Беспокойные племена с холмов, возвышающихся над Нильской долиной, постоянно предпринимали набеги на города вдоль реки и делали невозможными прочное управление и правильную разработку естественных богатств страны. Видя, что Тура был неспособен помешать этому, царь отправился лично на юг в начале второго года своего царствования, чтобы изыскать способы более полного покорения. Прибыв к первым порогам в феврале или в марте, он нашел канал через стремнины загроможденным камнями, т. е. в том виде, в каком он, может быть, находился со времен гиксосов. Не желая терять времени и имея налицо почти полную убыль воды, он оставил канал неочищенным и прошел через пороги при содействии адмирала Яхмоса, сына Эбаны, чьи подвиги мы наблюдали столько времени. Этот офицер вновь отличился «в низкую воду, когда судно тащили на лямке», вероятно, через пороги, и вновь был щедро награжден царем. В начале апреля Тутмос достиг Тангура, около 75 миль к югу от вторых порогов. Яхмос, сын Эбаны, описывает битву, вероятно, происшедшую во время этого вторжения где-нибудь между вторыми и третьими порогами. Царь вступил в рукопашный бой с нубийским вождем: «Его величество первый метнул копье, которое осталось в теле поверженного». Враг потерпел полное поражение, и было взято много пленных. Из числа последних другой герой из Эль-Каба, Яхмос-пен-Нехебт, взял не меньше пяти. Вода в это время уже настолько спала, что большая часть войска должна была идти по суше, но царь двигался по воде вплоть до третьих порогов. То был первый фараон, стоявший у северных врат Донгольской провинции, обширного цветника Верхнего Нила, где перед ним змеилась, более чем на двести миль, непрерывная в своем течении река. Имея долгий путь уже позади себя, фараон воздвиг в том месте пять триумфальных плит, увековечивавших новое завоевание. На острове Томбе он построил крепость, остатки которой сохранились еще и поныне, и поместил в ней гарнизон из солдат экспедиционного отряда. В августе того же года, спустя пять месяцев после того, как он прошел обратно через Тангур, он воздвиг на Томбе триумфальную плиту, на которой с гордостью заявляет, что он правит от Томба на юге до Евфрата на севере, — утверждение, на которое его собственные подвиги в Азии еще не давали ему права. Возвращаясь медленно на север, имея на носу своей барки убитого им нубийского вождя, висевшего вниз головой, он достиг вновь первых порогов, спустя приблизительно семь месяцев после того как он воздвиг плиту на Томбе. Мы можем объяснить медленность, с которой он возвращался, лишь предположив, что он посвятил много времени на реорганизацию и полное усмирение страны, лежавшей по пути. Был апрель, и так как низкая вода в это время года благоприятствовала предприятию, то царь приказал очистить канал у первых порогов. Наместник Тура распоряжался работами и оставил на приречных скалах три отчета об успешном завершении их, два на острове Сехеле и один на соседнем берегу. Затем царь торжественно проследовал через канал с телом нубийского вождя, все еще висевшим головой вниз на носу его барки, где оно оставалось, пока он не сошел на берег в Фивах.
Географический характер страны у восточного берега Средиземного моря, которую мы можем назвать Сирией-Палестиной, препятствует слиянию маленьких государств в одну великую нацию, как это имело место в долинах Нила и Евфрата. С севера на юг, в общем параллельно берегу, страна пересекается рядами скалистых гор, из которых два главных хребта известны на севере под названием Ливана и Антиливана. На юге западный хребет, прерываясь несколько раз, переходит в голые и неприглядные холмы Иудеи, которые в свою очередь вступают в Синайскую пустыню южнее Палестины. К югу от равнины Эсдраелона, или Иезриля, от него ответвляется Кармельский хребет, круто обрывающейся к морю подобно готическому контрфорсу. Восточный хребет, подвигаясь на юг, еще несколько уклоняется к востоку, причем он прерывается тут и там и, расширяясь на восток от Мертвого моря в Моавитские горы, также теряется своими южными склонами на песчаном плоскогорье Северной Аравии. В северной части котловины, между двумя Ливанскими хребтами, находится плодородная долина, пересекаемая рекой Оронтом. Оронтская долина является единственной значительной областью Сирии-Палестины, не перерезанной холмами и горами, где могло образоваться сильное царство. Берег совершенно отделен от внутренней части материка Ливанским хребтом, у западного подножья которого народ мог достигнуть благосостояния и могущества лишь путем разработки морских богатств, в то время как на юге Палестина с ее лишенными гаваней берегами и обширными пространствами бесплодной земли с трудом давала возможность развиться сильной нации. Кроме того, ее, к сожалению, пересекают Кармельский хребет и глубокая лощина, в которой находятся Иордан и Мертвое море. Почти всей своей восточной границей Сирия-Палестина переходит в северную часть Аравийской пустыни, за исключением только крайнего севера, где долины Оронта и Евфрата почти сливаются вместе перед тем как разойтись, — одна, направляясь к Средиземному морю, другая, поворачивая к Вавилону и Персидскому заливу.
Страна была населена преимущественно семитами, вероятно, потомками ранних переселенцев из пустынь Аравии, приливавших оттуда снова и снова также и в исторические времена. На севере они позднее назывались арамейцами, в то время как на юге они могут быть обозначены хананеянами. В общем эти народы обнаруживали мало государственного гения и были совершенно лишены стремления к объединению. Раздробленные благодаря физическому строению страны, они организовались в многочисленные города-царства или маленькие княжества, состоявшие из города, окрестных полей и более отдаленных деревень, подчиненных все вместе царьку, жившему в городе. Каждый город имел не только собственного царька, но и собственного бога, местного ба’ала (Ваала) или «владыку», имевшего часто рядом с собой ба’лату, или «владычицу», богиню, подобную той, которая находилась в Библе. Эти миниатюрные царства постоянно враждовали между собой вследствие того, что каждый царек старался свергнуть своего соседа и захватить его территорию и доходы. Всех превосходило своими размерами царство Кадеш, сохранившееся ядро гиксосской державы. Оно возникло в единственном месте, где условия благоприятствовали расширению, заняв весьма удобную позицию на Оронте. Таким образом, оно главенствовало над дорогой, шедшей на север через Внутреннюю Сирию и бывшей торговым путем из Египта и с юга, который, следуя вдоль Оронта, направлялся затем к Евфрату и далее в Ассирию, или же вдоль Евфрата в Вавилон. Находясь в то же время в северной части Ливанских хребтов, Кадеш господствовал также над дорогой, шедшей изнутри материка к морю через Элеутерскую долину. Эти преимущества дали ему возможность подчинить себе меньшие царства и организовать их в слабо сплоченное феодальное государство, в котором, как уже было сказано выше, мы должны, мне кажется, признать империю гиксосов. Мы будем иметь его теперь перед своими глазами отчаянно борющимся за независимость в течение двух поколений, пока, наконец, оно не было раздавлено после 20 лет войны Тутмосом III.
Хотя, за одним этим исключением, внутренние царства обнаруживали мало государственного гения, тем не менее в иных отношениях некоторые из них обладали высокой степенью цивилизации. Главным образом, в военном деле они многому научили египтян за время владычества гиксосов. Они были мастерами в изготовлении металлических изделий, делали оружие высокого качества, и их производство колесниц являлось значительным видом промышленности. Металлические сосуды различного образца также изготовлялись ими. Их довольно суровый климат требовал шерстяных одежд, поэтому они научились прясть и окрашивать шерсть, из которой они вырабатывали ткани, тончайшие по качеству и роскошные по рисунку. Эти семиты уже с давних пор занимались торговлей, и оживленный обмен товарами производился между городами, где, как и в наши дни, центрами бойкой торговли являлись ярмарки. В редких доступных местах береговой полосы на западных склонах Ливана часть семитов, пробравшаяся туда из центральных местностей, обосновалась уже давно, положив начало позднейшей Финикии. Колонисты быстро освоились с морем и из простых рыбаков вскоре превратились в отважных мореходов. Нагруженные местными продуктами, их галеры проникали за пристани Кипра, где они разрабатывали богатые медные рудники и, следуя вдоль берега Малой Азии, доходили до Родоса и Эгейских островов. Они основывали свои колонии в каждой удобной бухте вдоль южных берегов Малой Азии, по всему Эгейскому морю и тут и там в Греции. Их производства разрастались в колониях, и во всех странах, куда они проникали, их товары славились на ярмарках. По мере возрастания их богатств в каждой бухте финикийского берега возникал богатый и цветущий город, среди которых Тир, Сидон, Библ, Арвад и Симира были наиболее крупными и являлись каждый местопребыванием могущественной династии. И так случилось, что в гомеровских поэмах финикийские купцы и их товары вошли в поговорку, ибо торговое и морское могущество, которым располагали финикийцы в период возвышения Египетской империи, продолжало существовать и во времена Гомера.
В настоящее время трудно определить, как далеко на запад проникали финикийские моряки, но вполне возможно, что их испанские и карфагенские колонии уже существовали. Цивилизация, найденная ими в северной части Средиземного моря, относится к микенской эпохе, и финикийские торговые пути послужили соединительным звеном между Египтом и микенской цивилизацией на севере. Народ, появляющийся в эту эпоху с микенскими сосудами в виде дани фараону, называется на египетских памятниках «кефтиу», и сношение с ним финикийских кораблей было настолько правильным, что последние были известны под названием «кефтиуских судов». Невозможно с точностью установить местонахождение «кефтиу», но, по-видимому, они были рассеяны от южных берегов Малой Азии до Крита на западе. Вся северная область была известна египтянам под названием «Морских островов», ибо, не будучи знакомы с центральными областями Малой Азии, они предполагали, что то были берега островов, подобных Эгейским. В Северной Сирии, в верховьях Евфрата, мир, по воззрению египтян, кончался в болотах, откуда брал свое начало Евфрат, и которые в свою очередь были окружены «Великим кругом», Океаном, конечным рубежом всего.
Семитский мир Сирии-Палестины, подчиненный Египту, мог научить его многому, тем не менее в нем самом влияние египетского искусства и ремесел было чрезвычайно значительно. На могущественное царство Нильской долины, более высокоорганизованное, нежели соседние народности Азии, взирали с незапамятных пор со страхом и уважением. Что же касается его более зрелой цивилизации, то одно ее присутствие на пороге Передней Азии оказывало могущественное влияние на ее политически слабые государства. Существовало очень мало, или же не было вовсе туземных искусств среди народов западного семитского мира, но эти последние были способными подражателями, готовыми принять и приспособить к своим нуждам все, что могло подвинуть вперед их ремесла и торговлю. Вследствие этого продукты, которые доставлялись их кораблями на ярмарки всей восточной части Средиземного моря, несли на себе сильную египетскую печать, и египетские товары, которые они привозили в Европу и в Эгейский архипелаг, вводили там чисто египетское искусство. При посредстве финикийских галер цивилизация Востока постепенно распространялась по Южной Европе и по Западу. Вавилонские влияния, не столь заметные в искусстве Сирии-Палестины, тем не менее могущественно привились там. Со времени недолговечной империи Саргона Аккадского, приблизительно середины третьего тысячелетия до н. э., Вавилон достиг на Западе коммерческого преобладания, благодаря которому туда постепенно проникла клинопись. Последняя вполне подходила к семитским диалектам, преобладавшим в Сирии-Палестине, и привилась им благодаря процессу, подобному тому, который в эпоху коммерческого преобладания Финикии обусловил появление финикийского алфавита в Греции. Она была даже принята несемитическими хиттитами, а также и другой несемитической нацией той же области — царством Митанни. Таким образом, Сирия-Палестина стала той ареной, где культурные силы, притекавшие с Нила и Евфрата, взаимно сливались, первоначально мирным образом, а затем на поле брани. Историческое значение этой области обнаруживается из той неизбежной борьбы за обладание ей между царством Нильской долины, с одной стороны, и царствами долины Тигра и Евфрата и Передней Азии — с другой. Как раз среди этой борьбы окончилась еврейская национальная история, и среди ее не ослабевавшего течения пали еврейские монархи.
На северном горизонте Египта стали появляться и другие несемитические народности. Отряд воителей из Ирана, впервые появляющихся в то время в истории, проник в 1500 г. до н. э. на запад, до Верхнего Евфрата. Следовательно, в момент возвышения Египетской империи иранцы уже занимали область на восток от Евфрата, внутри огромной излучины, где река отклоняется в сторону от Средиземного моря, и основали там царство Митанни. То был наиболее древний и наиболее западный аванпост арийской расы, известный нам в настоящее время. По-видимому, переселенцы пришли из колыбели арийской расы, лежащей за северо-восточными горам и у истоков Окса и Яксарта. Влияние и язык Митанни распространились на запад до Тунипа, в долине Оронта, и на восток до Ниневии. Они составляли могущественное и культурное государство, которое, будучи расположено на пути, идущем из Вавилона на запад вдоль Евфрата, фактически отделяло его от доходных западных рынков и без сомнения весьма способствовало упадку Вавилона, управляемого в то время чужеземной Касситской династией. Ассирия была пока новым и незначительным городом-государством, и ее последующая борьба с Вавилоном явилась лишним предлогом для фараонов вмешаться с востока, осуществляя свой план завоеваний в Азии. Таким образом, все благоприятствовало прочности египетского господства в Передней Азии.
При таких условиях Тутмос I задумал усмирить непрерывные восстания в Сирии и так же окончательно подчинить ее себе, как Нубию. Ни один из его отчетов о походе не сохранился, но оба Яхмоса из Эль-Каба все еще служили в экспедиционной армии и в своих биографиях кратко говорят об этой войне. Кадеш был, по-видимому, усмирен на время Аменхотепом I, ибо, поскольку мы знаем, он не оказал Тутмосу никакого сопротивления, которое казалось бы обоим Яхмосам достойным упоминания. После того фараон достиг Нахарины, или Страны Рек, простиравшейся от Оронта до Евфрата и далее в глубь Малой Азии. Здесь восстание, естественно, было наиболее серьезным, вследствие отдаленности его района от Египта. Битва свелась к большому избиению азиатов и захвату массы пленных. «В то время, — говорит Яхмос, сын Эбаны, — я стоял во главе наших войск и его величество видел мою храбрость. Я привел колесницу с лошадьми и с бывшим на ней, взяв его живым, и я доставил их его величеству. Они (фараон) пожаловали мне золота в двойном количестве». Его тезка из Эль-Каба, более молодой и более отважный, действовал еще успешнее: он добыл не менее 21 руки, отрезанной у убитых, не считая лошади и колесницы. Оба эти человека являются типичными сподвижниками фараона той эпохи. И ясно, что царь умел ставить их благополучие в зависимость от успехов своего оружия. К несчастью для нашего знакомства с дальнейшей историей походов Тутмоса I, если таковые были, первая из этих биографий, а следовательно, также и военная карьера, о которой она повествует, заканчивается этой кампанией, что же касается младшего Яхмоса, то он сопровождал в походах Тутмоса II и жил, окруженный милостями и богатством, вплоть до царствования Тутмоса III.
Два фараона видели теперь Евфрат, сирийские царьки находились всецело под впечатлением могущества Египта, и их дань вместе стой, которую платили бедуины и другие жители Палестины, стала регулярно притекать в египетскую сокровищницу. Вследствие этого Тутмос I мог начать восстановление храмов, находившихся в пренебрежении со времен гиксосов. Скромный древний храм монархов Среднего царства в Фивах не соответствовал больше возраставшему богатству и достоинству фараона. Его главному архитектору Инени было поэтому поручено воздвигнуть против древнего храма Амона два массивных пилона, или двое ворот с башнями, и между ними крытый зал, потолок которого поддерживался массивными кедровыми колоннами, доставленными, разумеется, как и роскошные окованные сплавом золота и серебра кедровые мачты для флагов у храмовых врат, из новых владений в Ливане. Огромная дверь с изображением бога была из бронзы, также азиатской, выложенной золотом. Равным образом, он восстановил почитаемый храм Осириса в Абидосе и пожертвовал в него богатые принадлежности и обстановку для культа из золота и серебра, и великолепные изображения богов, без сомнения, такие же, как те, которые храм потерял в дни гиксосов. Ввиду своего преклонного возраста, он также обеспечил вкладом в тот же храм заупокойные приношения себе и дал жрецам наставления относительно сохранения своего имени и памяти.
