Глава XXI
Войны Рамсеса II
Мы видели, что в наследство XIX династии досталось весьма опасное положение в Сирии. Рамзес I был слишком стар и царствовал слишком недолго, чтобы успеть там что-нибудь сделать; его сын Сети I был не в состоянии проникнуть на территорию, занятую хеттами, и еще того менее — оттеснить их в Малую Азию и вернуть древние завоевания XVIII династии. Когда Рамзес II взошел на престол, хетты находились в бесспорном обладании этими территориями, вероятно, в течение уже более 20 лет, считая со времени единственной попытки Сети I вытеснить их оттуда. Продолжительный мир, заключенный, вероятно, с Сети, дал их царю Метелле хорошо им использованную возможность сделать их положение в Сирии непоколебимым. Продвигаясь на юг вверх по долине Оронта, хеттский царь взял центр сирийского могущества в дни Тутмоса III, Кадеш, который, как мы помним, причинил ему больше беспокойства и держался более стойко, нежели другие царства Сирии. Мы уже видели его стратегическое значение, учтенное хеттским царем, который сделал из него оплот своей южной границы.
Военный план Рамзеса был сходен с планом его великого предка Тутмоса III: он решил сначала овладеть берегом, чтобы использовать в качестве базы один из его портов и располагать быстрым и легким сообщением с Египтом по воде. Наши источники ничего не сообщают о его операциях в первую кампанию, когда этот замысел был приведен в исполнение. Мы имеем лишь немое свидетельство плиты из известняка, высеченной на скале, обращенной лицом к реке, вблизи Бейрута, но она так испорчена временем, что можно прочитать лишь имя Рамзеса II и дату «год четвертый». Следовательно, именно в этом году Рамзес продвинулся вдоль финикийского берега До этого пункта. К несчастью Для Рамзеса, эта подготовительная кампания, хотя и необходимая, дала хеттскому царю Метелле возможность сосредоточить все наличные ресурсы и собрать все силы, откуда только было можно. Вассальные цари со всей его обширной империи были обязаны доставить вспомогательные отряды в его армию. Мы находим среди них старых сирийских врагов Египта: царей Нахарины, Арвада, Кархемиша, Коде, Кадеша, Нугеса. Угарита и Алеппо. Кроме того, подчиненные Метелле царства в Малой Азии, как, например, Кезведен и Педес, были приведены в боевой порядок; и, еще неудовлетворенный размерами собранной армии, Метелла употребил запасы своей сокровищницы на подстрекание наемников из Малой Азии и с островов Средиземного моря. Разбойничьи банды ликийских пиратов, вроде тех, которые грабили берега Дельты и Кипра при XVIII династии, а также мисийцы, киликийцы, дарданийцы и отряды из неидентифицированного Эрвенета вступили в ряды хеттов. Таким путем Метелла собрал армию более страшную, чем любая из тех, с которыми когда-либо приходилось встречаться египтянам. По своей численности она была огромной для тех времен, включая, вероятно, не менее 20 000 воинов.
Рамзес со своей стороны также деятельно вербовал наемников. Начиная с отдаленнейших дней Древнего царства нубийские рекруты встречались в изобилии в египетских армиях; одно из их племен, маджа, снабдило полицейской охраной столицу Эхнатона и обычно несло подобную же службу и в других пунктах царства фараона. Среди войск, составлявших гарнизоны Сирии в дни амарнских писем, за 60 лет до этого, мы находим «шерденов», или сардинцев, появляющихся здесь впервые в истории. Эти последние набирались теперь в армию Рамзеса в значительном количестве, так что они составили в ней заметный элемент. Как свидетельствуют анналы, Рамзес мобилизовал «свою пехоту, свои колесницы и шерденов». Царь заявляет, что он взял их в качестве пленников во время одной из своих побед, и потому, без сомнения, некоторые из них являлись остатками воровских шаек, захваченными в то время, когда они плыли, грабя берега Западной Дельты. Фараон должен был командовать армией не менее чем в 20 000 человек, хотя количество наемников нам неизвестно, так же как и то, какую часть его сил составляли, по сравнению с пехотой, колесницы. Он разделил эти войска на четыре отряда, называвшиеся каждый по имени одного из великих богов — Амона, Ра, Птаха и Сутеха (Сета) — и сам принял личное командование над отрядом Амона.
В конце апреля пятого года своего царствования (1288 г. до н. э.), с прекращением дождей в Сирии, Рамзес выступил из Джару во главе своих войск. Отряд Амона, в котором находился фараон, составлял авангард, а другие отряды — Ра, Птаха и Сутеха (Сета) — следовали за ним в перечисленном порядке. Какую дорогу через Палестину избрал Рамзес, теперь невозможно определить, но когда египтяне достигли области Ливана, они шли по приморскому пути вдоль финикийского берега, который, как мы видели, был захвачен в кампанию предыдущего года. Здесь Рамзес основал в этот раз или раньше город, который носил его имя и, вероятно, предназначался в качестве базы для данной кампании. Его местоположение в точности неизвестно, но возможно, что он лежал у устья реки или же вблизи него, там где стоит плита Рамзеса предыдущего года. Здесь он сформировал авангард из копейщиков и начальников своих войск и повернул внутрь страны, быть может, вверх по долине реки, хотя значительно менее крутая дорога отходила от моря южнее, вверх по Литании. Затем фараон перебросил свои силы в долину Оронта, и, продвинувшись вдоль этой реки на север, в последних числах мая он разбил лагерь, в ночь на 29-й день, считая со времени выступления из Джару, на крайних высотах между северными концами обоих Ливанских хребтов, откуда открывался вид на обширную равнину Оронта, где на расстоянии лишь одного дня пути находился Кадеш с его укреплениями, вероятно, виднеющимися на северном горизонте.
На следующий день Рамзес снял лагерь рано утром и, став во главе отряда Амона, приказал остальным войнам следовать за собою вниз к переправе через Оронт в Шабтуне, позднее известной евреям под названием Рибле. Здесь река покидает обрывистую, напоминающую каньоны долину, по которой она до тех пор течет, благодаря чему делается возможной переправа на западный берег, на котором находился Кадеш, так что армия, приближающаяся к го роду с юга, может пересечь значительную излучину реки. Достигнув переправы, самое большое после трех часов пути, на самом же деле, вероятно, скорее, Рамзес приготовился к переправе. День за днем его военачальники доносили ему о невозможности найти малейший след врага, присоединяя к этому свое мнение, что последний находится еще далеко на севере. В это время появились два местных бедуина, утверждавших, что они дезертировали из неприятельского войска и что хеттский царь отступил на север в область Алеппо, выше Тунипа. Вследствие неудачи его разведчиков в нахождении врага Рамзес легко поверил этой сказке, немедленно переправился через реку с отрядом Амона и быстро двинулся вперед, в то время как отряды Ра, Птаха и Сутеха, двигавшиеся в поименованном порядке, остались далеко позади. Желая достичь Кадеша и начать осаду в тот же день, фараон даже опередил отряд Амона и, не имея впереди себя авангарда, в сопровождении одних только дворцовых войск приблизился около полудня к Кадешу. Тем временем хеттский царь Метелла построил свои войска в боевом порядке на северо-западе от Кадеша, и Рамзес, вовсе не подозревая об опасности, шел навстречу всей хеттской армии в то время, когда значительнейшая часть его войска растянулась по дороге, в восьми или десяти милях позади, а офицеры Ра и Птаха прохлаждались в тени соседних лесов после знойного и пыльного перехода. Лукавый Метелла, видя, что сказка нарочно подосланных им двух бедуинов была слепо принята им на веру, прекрасно сообразил, каким образом всего лучше использовать удобный случай. Он не сразу атакует Рамзеса, но при приближении фараона к городу хетт быстро перебрасывает всю свою армию на восточный берег реки, и в то время, как Рамзес передвигается на север вдоль западной стороны Кадеша, Метелла ловко увертывается от него, двигаясь в южном направлении на восток от города, имея последний постоянно между собой и египтянами для того, чтобы его войска не могли быть замечены. Когда он обогнул город с восточной и юго-западной стороны, он обеспечил себе позицию с фланга египетского войска, которая, в случае соответствующих действий, должна была обеспечить ему блестящую победу и полное уничтожение армии Рамзеса. Египетские силы были разделены в это время на две далеко отстоящие друг от друга части: около Кадеша находились два отряда, Амона и Ра, в то время как далеко на юге отряды Птаха и Сутеха еще не переправлялись через реку в Шабтуне. Отряд Сутеха находился так далеко позади, что о нем ничего не было слышно, и он не принимал участия в битве этого дня. Рамзес остановился на северо-западе от города, на небольшом расстоянии от азиатской армии и, вероятно, в том самом месте, которое последняя занимала незадолго до этого. Здесь он разбил лагерь сейчас же после полудня, и вскоре подошедший отряд Амона расположился бивуаком вокруг его палатки. Лагерь был окружен баррикадой из щитов, и, когда прибыл обоз с провиантом, быки были освобождены от ярма, и двуколками была заграждена одна сторона лагеря. Утомленные войска отдыхали, задав корму лошадям и приготовляя пищу, когда два азиатских шпиона были пойманы лазутчиками Рамзеса и приведены в царскую палатку. Представ перед Рамзесом после того, как их безжалостно избили, они признались, что Метелла и вся его армия были спрятаны позади города. Страшно обеспокоенный этим молодой фараон быстро собрал своих военачальников и чиновников, с горечью упрекал их в неспособности обнаружить вовремя присутствие врага и приказал визирю со всей поспешностью привести отряд Птаха. По всей вероятности, перепуганный вельможа, в надежде восстановить свою репутацию, лично отправился исполнять поручение. То, что Рамзес послал за одним только отрядом Птаха, показывает, что он не имел надежды на своевременное прибытие отряда Сутеха, который, как мы видели, отстал далеко позади, не доходя Шабтуны. В то же время это говорит о его уверенности в том. что отряд Ра, в действительности бывший в нескольких милях от него, находился в непосредственной близости от города. Очевидно, он совершенно не подозревал тогда о своем отчаянном положении и о катастрофе, разразившейся в этот самый момент над отрядом Ра. «И вот, когда его величество сидел, беседуя со своими вельможами», упрекая их в нерадении, «явился хеттский царь со своими многочисленными сторонниками, бывшими вместе с ним; они перешли вброд (через Оронт) на юг от Кадеша», «они появились с южной стороны от Кадеша, и они прорвали отряд Ра в его центре, в то время как он двигался вперед, не зная и не будучи готов к битве».
Современный военный критик едва ли мог бы лучше описать в одной фразе то, что случилось. Атаковавшие силы состояли сплошь из колесниц, и маршировавшая пехота Рамзеса была приведена нападением в полное расстройство. Южная часть дезорганизованного отряда была полностью уничтожена, остальные же воины бежали к северу, по направлению к лагерю Рамзеса, в полном беспорядке, потеряв многих пленными и усеивая путь своей амуницией. В первую же минуту был отправлен гонец уведомить Рамзеса о катастрофе, но, насколько нам известно, фараон впервые узнал об ужасном разгроме, увидев паническое бегство остатков уничтоженного отряда, в числе которых были два его сына. Они перепрыгнули через баррикаду в пораженный неожиданностью лагерь, настигаемые хеттскими колесницами, преследовавшими их по пятам. Тяжеловооруженная гвардия Рамзеса быстро сбросила с колесниц и убила нападавших, но за первым натиском на нее обрушилась масса более чем из 2500 азиатских колесниц. Когда хетты напали на египетскую позицию, их фланги быстро развернулись в ту и другую сторону и охватили лагерь Рамзеса. Отряд Амона, усталый после долгого форсированного перехода, в совершенном изнеможении, без оружия и без офицеров, был настигнут как лавиной, в то время как бежавшие остатки отряда Ра метались по лагерю. Последний был неизбежно вовлечен в бегство по направленно к северу. Большая часть действовавших сил Рамзеса находилась, таким образом, в бегстве, что же касается его южных отрядов, то они отстали на несколько миль и были отделены от него всею массой вражеских колесниц. Разгром был полный. Не имея много времени для размышления, молодой фараон, не колеблясь ни минуты, решил прорваться, чтобы соединиться с южными колоннами. Имея при себе одно только дворцовое войско, ближайшую свиту и офицеров, он вскочил на ожидавшую его колесницу и смело бросился навстречу хеттским преследователям, в то время как они врывались в его лагерь с западной стороны. Мгновенной приостановкой нападения, происшедшей вследствие этого, он воспользовался, чтобы прорваться на некоторое расстояние вперед, в западную или южную сторону своего лагеря, но там, увидев, какая масса неприятеля была против него, он сейчас же понял, что дальнейшая попытка в этом направлении безнадежна. Повернув назад, он, вероятно, заметил, насколько слабо было восточное крыло колесниц вдоль реки, где враг еще не имел времени укрепить свою линию. С беззаветной отвагой ударил он в него, и ближайшие к нему застигнутые врасплох азиаты были сброшены в реку. Метелла, стоявший на противоположном берегу с восемью тысячами пехоты, видел, как несколько из его офицеров, его личный писец, возничий, начальник телохранителей и, наконец, его собственный брат были сметены страшным нападением фараона. Среди многих азиатов, вытащенных из воды товарищами на противоположном берегу, находился едва не захлебнувшийся царь Алеппо, которого затем с трудом привели в чувство его воины. Вновь и вновь возобновлял Рамзес свое нападение и в результате произвел серьезное расстройство неприятельской линии в этом пункте. В этот момент случаи, обычный в восточных воинах, спас Рамзеса от все же неминуемой гибели. Если бы масса хеттских колесниц ударила ему в тыл с западной и восточной стороны, он, несомненно, погиб бы. Но к его великому счастью, его лагерь попал в руки азиатов, которые, сойдя со своих колесниц, забыли всякую дисциплину, как только принялись грабить богатую добычу. В то время, как они были этим заняты, на них неожиданно напал отряд рекрутов Рамзеса, пришедший, может быть, с морского берега для соединения с его армией в Кадеше. Во всяком случае, они не принадлежали ни к одному из его южных отрядов. Грабившие лагерь азиаты были застигнуты врасплох и убиты все до одного.
Неожиданное нападение Рамзеса на берегу реки и внезапное избиение, произведенное «рекрутами», должны были значительно ослабить пыл хеттской атаки, благодаря чему фараон мог оправиться. Новоприбывшие «рекруты» вместе с вернувшимися беглецами из оставшегося нетронутым, но рассеянного отряда Амона настолько увеличили его силы, что появилась надежда продержаться вплоть до прибытия отряда Птаха. Упорное сопротивление египтян заставило хеттского царя пустить вдело резервы, состоявшие из тысячи колесниц. Шесть раз бросался отчаявшийся фараон на густые ряды неприятеля. По какой-то причине Метелла не посылал против него восьми тысяч пеших воинов, сосредоточенных на восточной стороне реки против позиции Рамзеса. В битве, насколько мы можем проследить, продолжали принимать участие одни колесницы. В течение трех долгих часов, благодаря чудесам личной отваги, фараон держал сплоченными свои ничтожные силы, кидая не раз жадные взгляды на юг, в сторону дороги из Шабтуны, по которой спешил на его зов отряд Птаха. Наконец, на исходе томительного дня, когда солнце склонялось к закату, штандарты Птаха, сверкающие сквозь пыль и зной, обрадовали взоры утомленного фараона. Очутившиеся между двух вражеских линий хеттские колесницы были загнаны в город, вероятно, со значительными потерями, но наши источники не позволяют проследить заключительные инциденты битвы. С наступлением ночи враг укрылся в городе, и Рамзес был спасен. Взятые в плен враги были поставлены перед ним, и он напомнил своей свите, что почти все они взяты лично им.
Летописцы повествуют о том, как возвращались, крадучись, назад рассеянные египетские беглецы и находили равнину усеянной мертвыми азиатами, преимущественно из личной и должностной свиты хеттского царя. Это, несомненно, верно; азиаты должны были понести большие потерн в лагере Рамзеса, на берегу реки на север от города и после прибытия отряда Птаха; но так же, несомненно, тяжелы были и потери Рамзеса, которые, ввиду внезапного опустошительного нападения на отряд Ра, были, вероятно, значительно больше, нежели потери его врагов. Тот факт, что в заключение Рамзес имел Успех, был для него спасением от полного разгрома. Что же касается того, что он окончательно овладел полем битвы, то это имело для него мало практической пользы.
Одна из египетских летописей утверждает, что Рамзес возобновил на следующий день военные действия с таким успехом, что Метелла прислал письмо, умоляя о мире, который и был дарован ему фараоном, после чего последний вернулся с триумфом в Египет. Другие источники не упоминают о деле второго дня, и перипетии битвы, которые мы только что проследили, делают очевидным, что Рамзес должен был бы быть вполне доволен уже и в том случае, если бы обеспечил себе отступление и отвел свои расстроенные войска назад в Египет. Ни одна из его летописей не говорит о том, что он взял Кадеш, о чем так часто повествуется в народных сказаниях.
Выйдя из опасного положения, в которое его завлекла поспешность, Рамзес очень гордился своими подвигами под Кадешем. Во всех своих важнейших постройках по всему Египту он снова и снова описывал то, что казалось ему него раболепным придворным наиболее важными эпизодами битвы. На храмовых стенах в Абу-Симбеле, в Дерре, в его погребальном фиванском храме Рамессеуме, в Луксоре, Карнаке, Абидосе и, вероятно, в других строениях, ныне погибших, его художники выполнили обширный ряд рельефов, рисующих лагерь Рамзеса, прибытие его спасавшихся бегством сыновей, яростную атаку фараона вниз к реке и прибытие «рекрутов», спасших лагерь. Равнина впереди Рамзеса усеяна мертвецами, среди которых остатки объяснительной надписи позволяют узнать видные личности, о которых мы упоминали выше. На противоположном берегу, где товарищи вытаскивают беглецов из воды, изображена высокая фигура, которую держат головою вниз, чтобы она могла изрыгнуть проглоченную воду; пояснительная надпись гласит: «Проклятый вождь Алеппо, повернутый вниз головой его солдатами после того, как его величество сбросил его в воду». Эти скульптуры известны современным путешественникам по Египту лучше, чем другие подобные памятники в стране. Их дважды сопровождает отчет о битве, который читается, как официальный документ. Рано возникла поэма, посвященная битве, о которой мы подробней будем говорить позднее. Рефрен, непрестанно повторяющийся в летописях, говорит о мужестве молодого фараона, «в то время, когда он был один, без армии». Источники дают нам возможность начертать с уверенностью передвижения, предшествовавшие сражению под Кадешем. первому в истории, которое может быть так подробно изучено, и этот факт должен послужить нам оправданием в том, что мы говорили о нем так подробно. Мы видим, что уже в XIII в. до н. э. военачальники знали цену умелого расположения войска перед началом битвы. Бесконечное превосходство, достигавшееся искусными маневрами, скрытыми от врага, было вполне угадано хеттским царем, произведшим первое фланговое движение, известное нам в истории Древнего Востока; и, следовательно, равнины Сирии уже в то отдаленное время сообщают нам достойные быть отмеченными примеры науки, поднятой на такую высоту Наполеоном — науки сдерживания победы до начала битвы.
Прибыв в Фивы, Рамзес отпраздновал обычный триумф в государственном храме в сопровождении своих четырех сыновей, причем пожертвовал богам «пленных из северных стран, пришедших, чтобы низвергнуть его величество, которых его величество убил и чьих подданных он привел, как живых пленных, чтобы пополнить достояние своего отца Амона». Он присоединил на памятниках к своим титулам фразу: «Разрушитель земель и стран в то время, когда он был один, не имея никого возле себя». Если он и мог удовлетворить свое тщеславие таким и условными почестями и чувствовать великое удовлетворение вследствие своей репутации героя, которая, без сомнения, была заслужена его подвигами под Кадешем, все же, серьезно взвесив положение, оставленное им в Сирии, он должен был почувствовать мрачное предзнаменование судьбе египетского могущества в Азии. Моральный эффект его возвращения в Египет сейчас же после битвы, без осады Кадеша и с потерей почти целого отряда, несмотря на блестящее сопротивление, мог только вредно отразиться на египетском влиянии среди царьков Сирии и Палестины. Хетты также, конечно, не упустили случая использовать вполне сомнительную битву, чтобы пошатнуть египетское влияние и разжечь возмущение. Сети I сделал из Северной Палестины египетскую территорию, и эта область находилась так близко от долины Оронта, что хеттским лазутчикам было нетрудно возмутить ее. Восстание распространилось на юг, вплоть до пограничных египетских фортов в Северо-Восточной Дельте. Таким образом, Рамзес далеко не увеличил завоеваний своего отца, а, напротив, должен был приняться с самого начала за восстановление Египетской империи в Азии и возвращение путем утомительных кампаний даже той территории, которая была приобретена его отцом. Наши источники, касающиеся этого периода, весьма скудны, и порядок событий не вполне достоверен, но, по-видимому, Рамзес сначала напал на ближайший филистимлянский город Аскалон и взял его штурмом. В восьмой год своего царствования он проник до Северной Палестины, и затем мы находим его берущим и расхищающим один за другим города Западной Галилеи. Здесь он пришел в соприкосновение с хеттскими аванпостами, продвинувшимися далеко на юг, со времени битвы под Кадешем. Он нашел хеттский гарнизон в сильно укрепленном городе Депере, который, по-видимому, то же, что Фавор еврейской истории. При содействии своих сыновей он осадил и взял это место, и хеттская оккупация области могла продолжаться после того лишь короткое время. Быть может, тогда же он проник в Хауран и в область на восток от Галилейского моря, где оставил плиту в память своего посещения.
Вернув, таким образом, в три года Палестину, Рамзес снова располагал возможностью заняться выполнением своей честолюбивой задачи в Азии в том пункте, где он начал это четыре года тому назад. Энергия, с которой он вел теперь свои кампании, вполне очевидна по достигнутым результатам, хотя мы совершенно лишены возможности проследить их течение. Снова двигаясь вниз по долине Оронта, он, вероятно, успел, наконец, вытеснить хеттов. Ни один из скудных документов эпохи не устанавливает этого факта, но ввиду того, что он делал завоевания далеко на север от Кадеша, последний, несомненно, очутился в его руках. В Нахарине он покорил страну вплоть до Тунипа, который также был взят им и где он поставил свою собственную статую. Но эти места слишком долго были свободны от дани фараону, чтобы легко принять на себя его иго. Кроме того, они были заняты хеттами, которые, быть может, продолжали оставаться там и под властью Рамзеса. Как бы тони было, хетты скоро привели этот край в состояние возмущения, и Рамзес нашел их в Тунипе, когда он вновь вернулся на север для подчинения отпавших земель. По-видимому, и на этот раз он действовал успешно. Во время штурма Тунипа с ним опять произошел случай, вследствие которого он сражался без кольчуги, но сведения об этом, к сожалению, слишком отрывочны, чтобы по ним составить себе точное представление о его подвиге. Записи утверждают, что он покорил Нахарину, Нижний Ретену (Северную Сирию), Арвад, Кефтиу и Катну в Оронтской долине. Отсюда очевидно, что дарования и стойкость Рамзеса как солдата стали в то время серьезно угрожать империи хеттов в Сирии, хотя остается вполне неопределенным, удалось ли ему удержать за собою эти северные завоевания.
Приблизительно после пятнадцати лет войны важное событие во внутренней истории Хеттской империи привело кампании Рамзеса в Азии к неожиданному и решительному концу. Хеттский царь Метелла либо погиб во время битвы, либо пал от руки соперника, и ему наследовал на престоле его брат Хетасар. Хетасар. которому, быть может, было достаточно забот о поддержании своей власти и без ведения опасном войны с Рамзесом за обладание Северной Сирией, предложил фараону постоянный мир и заключение союзного договора. В двадцать первый год царствования Рамзеса (1272 г. до н. э.) гонцы Хетасара достигли египетского двора, находившегося в то время, как мы увидим позднее, в Дельте. Врученный ими договор был, разумеется, составлен заранее и принят представителями обеих стран, ибо теперь он имел окончательную форму. Он состоял из восемнадцати параграфов, написанных на серебряной таблице, наверху которой находились выгравированные или инкрустированные изображения «Сутеха, обнимающего подобие великого вождя Хатты» и богини, также обнимающей фигуру жены Хетасара Путухипы; рядом же с ними находились печати Сутеха Хеттского и Ра Эрненского, равно как и печати обеих царственных особ. Можно предполагать, что хеттский царь получил такую же копию документа от Рамзеса. Этот древнейший из дошедших до нас международных договоров носил заглавие: «Договор, составленный великим и доблестным вождем Хетты, Хетасаром, сыном Мерасара, великого и доблестного вождя Хетты, внуком Сеплеля, великого и доблестного вождя Хетты, на серебряной таблице, для Усермара-Сотепенра (Рамзеса II), великого и доблестного правителя Египта, внука Рамзеса I, великого и доблестного правителя Египта, — благой договор о мире и братстве, устанавливающий между ними мир навеки». Затем документ переходил к рассмотрению прежних отношений между двумя странами, далее делал общее определение настоящего соглашения и его специальных статей. Из числа последних важнейшими являлись отказ обоих правителей от всяких поползновений на завоевания за счет другого подтверждение прежних договоров между двумя странами, наступательный союз, влекущий за собою помощь одного против врагов другого, содействие при наказании провинившихся подданных, вероятно, в Сирии, и изгнание политических беглецов и эмигрантов. Добавление говорит о необходимости гуманного обращения с этими последними. Сонм богов и богинь страны хеттов и такое же множество земли египетской призывается в свидетели соглашения; при этом некоторые из наиболее значительных хеттских божеств заменены именами соответствующих городов. Замечательный документ заканчивается проклятием по адресу нарушителя трактата и благословением тех, кто будет соблюдать его, вернее, заканчивается им логически, ибо фактическим заключением служит вышеупомянутое добавление. Рамзес немедленно приказал высечь две копии с этого договора на стенах своих фиванских храмов, предпослав им при этом сообщение о прибытии хеттских послов и заключив их описанием фигур и других изображений на серебряной таблице. Предварительный набросок хеттского документа клинописью на глиняной таблице был найден Винклером в Богхазкее, в Малой Азии.
Следует отметить, что договор нигде не упоминает о границе, установленной обеими державами в Сирии, и мы можем лишь предполагать, что данные об этом заключались в одном из предыдущих соглашений, подтвержденных вышеприведенным договором. Трудно определить точное положение этой границы. Клинописные документы, находимые, начиная с 1906 г., Винклером в Богазкее показывают, что Аморея, по Верхнему Оронту продолжала оставаться в сфере влияния хеттских царей. Нельзя с уверенностью утверждать, что Рамзес неизменно расширял границы азиатских владений своего отца, по-видимому, за исключением одной только береговой полосы, где фараон высек две новых плиты на скалах вблизи Бейрута, рядом с плитой от четвертого года его царствования, с которой мы уже знакомы. Хеттский царь признан в трактате обладающим равными правами и прерогативами с фараоном, но, как обычно бывает на Востоке, все соглашение было истолковано Рамзесом на его памятниках как его великий триумф, и с этих пор он постоянно обозначает себя как покровителя хеттов. Раз заключенный, мир поддерживался, и, хотя вследствие этого Рамзесу пришлось пожертвовать стремлением приобрести новые земли в Азии, договор должен был удовлетворить обе стороны. Тринадцать лет спустя (1259 г. до н. э.) хеттский царь лично посетил Египет для присутствия на бракосочетании своей младшей дочери с Рамзесом. В блестящей процессии, во главе которой находилась его дочь, Хетасар в сопровождении царя Коде появился с богатыми дарами во дворце Рамзеса, и его военный эскорт смешался с египетскими войсками, с которыми он некогда сражался на сирийских равнинах. Хеттская принцесса получила египетское имя Маат-нефру-Ра, «Видящей красоту Ра», и заняла высокое положение при дворе.
Посещение ее отца было изображено на фасаде храма Рамзеса в Абу-Симбеле с сопутствующими повествовательными надписями, и ее статуя была поставлена рядом со статуей ее царственного супруга в Танисе. Придворные поэты прославили событие и изобразили хеттского царя посылающим царю Коде приглашение присоединиться к его путешествию в Египет, чтобы воздать почести фараону. Они утверждали, что Птах открыл Рамзесу, что он виновник счастливого события.
«Я сделал страну Хатти, — сказал ему бог, — подданной твоего дворца, я вложил это в их (хеттов) сердца, чтобы они предстали трепещущими стопами перед тобою, неся свои доходы, захваченные их вождями, всю их собственность в виде дани славе твоего величества. Его старшая дочь во главе их для ублаготворения сердца владыки Обеих Стран». Событие произвело впечатление также и на народ, и до нас дошла сказка (насколько нам известно, незаписанная вплоть до греческих времен), которая излагает сначала бракосочетание и повествует далее о том, как впоследствии, по просьбе отца принцессы, было отправлено к нему изображение фиванского Хонсу для изгнания злых духов из его одержимой дочери. Страна хеттского царя названа Бахтен, что означает, по-видимому, Бактрию. Не лишено возможности, что подобный случай имел место в период сношений между Хетасаром и Рамзесом. Несомненно, что дружеские отношения между двумя царствами продолжались без перерыва, и даже возможно, что Рамзес получил в жены и вторую дочь Хетасара. В течение всего продолжительного царствования Рамзеса договор не нарушался, и мир сохранялся, по крайней мере, еще в царствование его преемника Мернептаха.
Со времени заключения мира с Хетасаром Рамзесу уже не приходилось больше воевать. Возможно, что во второй год своего царствования он усмирил незначительные возмущения в Нубии, которые происходили и после войны с хеттами, но неизвестно, чтобы какая-нибудь из нубийских экспедиций возглавлялась им лично. На его памятниках, часто смутно, упоминается о ливийской кампании, и возможно, что пираты-шердены нападали вместе с ливийцами на западную границу Рамзеса в Дельте, номы не находим данных для характеристики этой войны.
С азиатскими походами Рамзеса II совершенно угас воинственный пыл Египта, пробудившийся при Яхмосе I в дни изгнания гиксосов. После того он никогда больше не возобновлялся. Лишь с наемными силами и под влиянием чужеземной крови в жилах царствующей фамилии делались временами в позднейшие эпохи попытки вернуть Сирию и Палестину. Отныне в течение долгого времени армия фараона служит только защитой против нападений извне. Власть над ней ускользает из его рук, пока, наконец, почитаемая линия Ра не сходит благодаря ей со сцены.
