Историческій день.
(15 іюня 1905 г., № 102).
править
Это былъ, дѣйствительно, историческій день со всѣми присвоенными таковому по штату необходимыми аксессуарами — начиная съ кучи закулисныхъ интригъ, торговъ и переторжекъ между лицедѣями-участниками «событія», продолжая милыми недоразумѣніями, вродѣ непредусмотрѣнныхъ г. Ив. Петрункевичемъ, при появленіи его во дворцѣ, бѣлыхъ перчатокъ, безъ которыхъ невозможно было чисто выполнить намѣченную программу, кончая разными остроумными анекдотами, прилипшими къ изложенію подробностей совершившагося, наконецъ, событія.
Конечно, историческій день въ духѣ современной буржуазіи: но было пролито крови, никакихъ не произошло потрясеній, было сказано много, много словъ.
Либеральный лидеръ, князь С. Трубецкой, говорилъ краснорѣчиво. Онъ сказалъ, что желаніе делегаціи и тѣхъ, кого она представляетъ, возстановить единеніе царя съ народомъ и тѣмъ укрѣпить престолъ. Онъ перечислилъ преступленія бюрократіи, протестовалъ противъ сословнаго представительства, настаивалъ на скорѣйшемъ выполненіи правительствомъ обѣщанія, даннаго имъ 18 февраля, сказалъ, что народъ обвиняетъ чиновниковъ въ «измѣнѣ». Онъ заявилъ, что выбору представителей должно предшествовать введеніе свободы слова, собраній и т. д….
А дальше? А дальше… все пошло по старому. Газетамъ не дали дѣйствительнаго текста рѣчи императора, «Русь» закрыли за напечатаніе текста земской петиціи, бывшихъ делегатовъ, послѣ посѣщенія ими Петергофскаго дворца, подвергли полицейскому надзору. Это не помѣшало либеральной и «демократической» прессѣ со слѣдующаго же дня начать славословить о «великомъ» событіи. «Верховной властью», говоритъ «Сынъ Отечества», «въ качествѣ представителей общества, приняты люди, которые въ недалекомъ прошломъ считались колебателями основъ и чуть ли не крамольниками».
Демократическая газета забываетъ, что «представители общества» гг. Петрункевичъ, Шаховской и др. были признаны съ того именно момента, когда они впервые стали дѣйствовать, какъ «потрясатели основъ и чуть ли не крамольники»; когда они явились депутатами отъ «незаконнаго» съѣзда; когда они отказались «просѣять» составъ своей депутаціи, чего требовали отъ нихъ министры; когда они заговорили объ «обращеніи къ народу», о «стачкѣ земствъ и городовъ» — на случай отказа въ ихъ пріемѣ. Забывать объ этомъ, значитъ, затушевывать дѣйствительный смыслъ одержанной было земцами побѣды.
Но это затушевываніе не случайно, ибо по мѣрѣ того, какъ земскіе депутаты преодолѣвали препятствія, поставленныя имъ правительствомъ, они сами затушевывали «крамольный» характеръ своей миссіи.
Ультимативному тону петиціи, выработанной земскимъ съѣздомъ, совершенно не соотвѣтствуетъ характеръ заявленія кн. Трубецкого. По дорогѣ во дворецъ земскіе «представители общества» утратили значительную дозу воодушевлявшаго ихъ на съѣздѣ настроенія. И если при составленіи самой петиціи обычный мелкій оппортунизмъ земскихъ вождей отразился въ умолчаніи о всеобщемъ избирательномъ правѣ и въ двусмысленныхъ фразахъ о «національной войнѣ», которую смогутъ санкціонировать народные представители, — то въ рѣчи лидера депутаціи вы напрасно стали бы искать слѣдовъ негодованія, вызываемаго во всемъ населеніи двуличіемъ правительственной политики, диктатурой Трепова, новѣйшими убійствами на Кавказѣ, въ Иваново-Вознесенскѣ и Польшѣ.
Земскимъ дѣятелямъ представлялся случай явиться выразителями настроенія массы населенія, на представительство интересовъ котораго они предъявляютъ притязаніе. Только глубокое революціонное возмущеніе населенія, проявившееся съ особенной силой послѣ Цусимскаго краха, дало имъ возможность сдѣлать тотъ шагъ, который привелъ ихъ во дворецъ черезъ всѣ преграды «бюрократіи». Простой политическій разсчетъ требовалъ отъ либераловъ, чтобы они, въ качествѣ выборныхъ части населенія, явились передатчиками революціоннаго протеста всего населенія. Вѣдь, не могли они забыть, что то, что имъ дозволили 6 іюня, было запрещено 9 января петербургскому пролетаріату.
Памятуя это, земцы, казалось бы, могли говорить, какъ люди, чувствующіе, что выставляемыя ими требованія будутъ поддержаны грозными народными массами. Но для этого, конечно, они должны были соотвѣтственно формулировать эти требованія. А это значило бы передать правительству объявленіе о войнѣ, предоставивъ ему самому предлагать либераламъ условія мировой сдѣлки. Это былъ бы путь революціонный, конечно, но онъ одинъ сдѣлалъ бы земское выступленіе началомъ конца абсолютизма.
Взамѣнъ этого, земцы начали съ указанія своихъ условій мира, они обѣщали укрѣпить режимъ при условіи, что двусмысленное, и ничтожное по своему содержанію, обѣщаніе рескрипта 18 февраля будетъ выполнено. Они обѣщали, слѣдовательно, отказаться отъ дальнѣйшаго «потрясенія основъ», если правительство пойдетъ на какую нибудь сдѣлку съ тѣснымъ кругомъ представленныхъ ими слоевъ общества.
Если на экстренномъ земскомъ съѣздѣ «демократы» пожертвовали всеобщимъ, равнымъ, прямымъ и тайнымъ избирательнымъ правомъ, чтобы побудить «шиповцевъ» подписать конституціоналистское заявленіе, то 6 іюня они уже самыя свои требованія формулировали въ терцинахъ шиповской программы. «Единеніе даря съ народомъ» — подъ этимъ знакомъ земскіе делегаты одержали свою Пиррову «побѣду» надъ бюрократіей.
«Вотъ ужъ годъ», — пишетъ французскій журналистъ Люсьенъ Эрръ (L’Humanite, 22 іюня), «какъ всѣ общественные классы, какъ всѣ естественно создавшіяся идя искуственно созданныя группы русскаго народа, какъ всѣ съѣзды, союзы, собранія, свободомыслящія газеты соглашаются на одинаковой формулировкѣ трехъ главныхъ требованій: 1) немедленное прекращеніе войны, 2) немедленный созывъ учредительнаго собранія на основѣ всеобщей, равной, прямой и тайной подачи голосовъ, съ полномочіемъ установить новый режимъ на мѣсто самодержавно-бюрократическаго; 3) немедленное провозглашеніе элементарныхъ правъ гражданина — свободы слова и печати, собраній и союзовъ, неприкосновенности личности и т. д. Изъ этихъ трехъ основныхъ требованій кн. Трубецкой только неполно выразилъ одно лишь послѣднее, — онъ ничего не сказалъ о первыхъ двухъ. Выразить ихъ, заявить ихъ значило бы, очевидно, ускорить развязку кризиса, значило бы стремительно бросить абсолютизмъ и націю въ рѣшительное столкновеніе, въ которомъ одинъ изъ двухъ долженъ быть побѣжденъ, значило бы открыть революцію. Делегація не осмѣлилась или не захотѣла повѣрить въ такой исходъ. Будущее, конечно, покажетъ, что она ошиблась».
«Умѣренность и осторожность всегда являются слабостью, когда они не составляютъ — какъ въ данномъ случаѣ — безумія и преступленія противъ націи (курсивъ нашъ). Эти люди знаютъ лучше насъ, что ихъ умѣренность и „терпимость“ являются единственной опорой правительства и что оно погибло бы, еслибъ гни осмѣлились обратиться съ воззваніемъ въ націи противъ него. Лучше насъ они знаютъ, что слова этого правительства лживы, что его обѣщанія лицемѣрны, что сердце его полно злобы, желчи, уязвленной гордости, неумолимой ненависти, и что только его трусость сдерживаетъ проявленіе яростнаго, упрямаго гнѣва. Кто знаетъ! Быть можетъ, отъ нихъ зависѣло вызвать революціонное движеніе, которое унесло бы существующій режимъ: склонясь съ довѣріемъ и признательностью передъ завѣдомо для нихъ лживыми и фальшивыми заявленіями правительства, они, быть можетъ, на время задержали освободительный порывъ націи».
«Надо, чтобы революція исправила ошибки либерализма».
Такъ разсуждаетъ «знакомый съ бурями французъ», безъ сомнѣнія, недостаточно знакомый съ предыдущей исторіей земскаго либерализма. Надо полагать, что его разсужденія весьма и весьма не понравятся нашимъ «демократамъ». Это не мѣшаетъ имъ быть, какъ нельзя болѣе, логичными, съ точки зрѣнія человѣка, проникнутаго стремленіемъ увидѣть Россію свободной.
Земская делегація сдѣлала все возможное, чтобы отодвинуть моментъ рѣшительнаго разрыва между имущими классами и правительствомъ. Тѣмъ самымъ, она лишній разъ показала всю вздорность и реакціонность стремленій либерально-конституціоналистской партіи руководить общенароднымъ движеніемъ, направленнымъ на завоеваніе свободы.
Иронія судьбы захотѣла подчеркнуть этотъ отрицательный итогъ земской «побѣды». Какъ сообщаютъ иностранные корреспонденты, монархъ послѣ обмѣна рѣчей сказалъ нѣсколько ласковыхъ словъ каждому делегату и, между прочимъ, спросилъ И. И. Петрункевича, не состоитъ ли онъ предводителемъ дворянства? Получивъ отрицательный отвѣть, императоръ выразилъ надежду, что лидеръ демократовъ-конституціоналистовъ еще будетъ занимать этотъ почетный постъ.
Послѣ того, какъ кн. Трубецкой заявилъ въ своей рѣчи протестъ противъ сословнаго представительства, проектируемаго правительствомъ, эти слова монарха пріобрѣтаютъ, конечно, особый смыслъ. Русская буржуазная демократія формулируетъ свои требованія; ей отвѣчаютъ выраженіемъ увѣренности, что все останется по старому, вплоть до сословныхъ учрежденій. На томъ пути, по которому Петрункевичи плетутся за традиціонныхъ земскимъ «либерализмомъ», нельзя перескочить черезъ должность «предводителя дворянства»!
Послѣ визита либераловъ, реакція подняла голову и, объявивъ военное положеніе въ Лодзи, покрывъ этотъ «польскій Манчестеръ» тысячью труповъ, объявила еще разъ, что представительное учрежденіе, которое будетъ дано земцамъ, будетъ носить чисто совѣщательный характеръ. Опубликованныя въ «Нов. Врем.» свѣдѣнія о вырабатываемомъ совѣтомъ министровъ законѣ о государственной думѣ не оставляютъ никакого сомнѣнія въ этомъ. «Участіе народныхъ представителей въ законодательствѣ» будетъ организовано такъ «правильно», какъ могъ того пожелать самъ Плеве. Мудрые законодатели совѣта министровъ все предусмотрѣли — и прежде всего парламентскую обструкцію. Законопроектъ, неразсмотрѣнный государственной думой въ опредѣленный срокъ, получаетъ силу закона, помимо голосованія думы. Предсѣдатель — по назначенію — получаетъ тираническую власть надъ думой и закрываетъ ея засѣданія послѣ предостереженій «депутатамъ» о томъ, что они выходятъ за извѣстные «предѣлы»; Наконецъ, дума двумя третями голосовъ исключаетъ неугодныхъ большинству депутатовъ, а съ другой стороны, только одобренные двумя третями голосовъ думы законопроекты разсматриваются государственнымъ совѣтомъ. Если ко всему этому прибавить, что, кромѣ законовъ, Россія будетъ продолжать управляться указами, то картина получится совершенно ясная.
Визитъ либераловъ могъ имѣть, съ ихъ точки зрѣнія, одинъ только смыслъ: помѣшать рожденію на свѣтъ такой «конституціи». Они проиграли сраженіе.
«То, что испортилъ либерализмъ, должна исправить революція».