ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.
правитьИСПАНСКІЯ ПИСЬМА.
правитьВъ Испаніи существуютъ три большія партіи. Къ первой, слывущей подъ именемъ черной банды, принадлежатъ клерикалы, умѣренные, консерваторы, реакціонеры, легитимисты, абсолютисты, карлисты, нее-католики и старые іезуиты. Ко второй — прогрессисты, доктринеры, христиносы, либералы, конституціонные монархисты. Наконецъ республиканская партія подраздѣляется на соціалистовъ и на несоціалистовъ.
Черная банда имѣетъ многочисленныхъ послѣдователей въ приходскомъ духовенствѣ, между монахами, монахинями, въ средѣ ханжей обоего пола, фанатиковъ, суевѣровъ и дурачковъ; ея убѣжденія раздѣляютъ многіе испанскіе гранды, высшіе чиновники и богатые буржуа. Посредствомъ исповѣди она держитъ въ своихъ рукахъ женщинъ. Географически она распространена вездѣ; она строитъ ковы во всѣхъ провинціяхъ, она дѣлаетъ заговоры въ самыхъ либеральныхъ городахъ.
Прогрессистская и республиканская партія распространились въ Мадридѣ и въ приморскихъ провинціяхъ, по берегу какъ Средиземнаго моря, такъ и Атлантическаго океана, — въ провинціяхъ самыхъ населенныхъ, самыхъ богатыхъ, самыхъ промышленныхъ и самыхъ просвѣщенныхъ.
Полагаютъ, что прогрессисты превышаютъ вдвое своею численностью республиканцевъ, а черная банда болѣе, чѣмъ вдвое прогрессистовъ и республиканцевъ вмѣстѣ взятыхъ.
Несмотря на свое численное неравенство, или лучше, именно по причинѣ этого неравенства, всѣ три партіи уравновѣшиваютъ одна другую. Такимъ образомъ либералы могутъ устоять противъ реакціонеровъ или противъ республиканцевъ, но ни въ какомъ случаѣ противъ обоихъ вмѣстѣ; никакая изъ этихъ партіи не въ силахъ противустоять коалиціи двухъ другихъ.
Коалиція либераловъ и республиканцевъ разрушила замыслы донъ-Карлоса, свергла многихъ министровъ Изабеллы и, наконецъ, саму Изабеллу. Теперь либералы готовы, кажется, соединиться съ реакціонерами противъ республиканцевъ. И это очень естественно. Чувствуя себя старой партіей, въ сравненіи съ республиканцами, либералы могутъ соединиться съ самой старѣйшей изъ партіи противъ своего наслѣдника — республиканизма.
Всѣ три партіи одинаково недовольны учрежденіемъ въ Испаніи всеобщей подачи голосовъ. И реакціонеры, и прогрессисты встревожены не на шутку, сами республиканцы недовѣрчиво смотрятъ на это нововведеніе. Нетрудно объяснить причины такой единодушной тревоги.
Реакціонеры, защитники феодальной и финансовой олигархіи знаютъ очень хорошо, что если рѣшеніе политическихъ вопросовъ передается массѣ, то, рано или поздно, существующія учрежденія должны измѣнить свой видъ, сообразно вкусамъ этой массы. Но они знаютъ также, что масса въ подобныхъ случаяхъ дѣйствуетъ не самостоятельно, а руководится указаніями нѣсколькихъ эксплуататоровъ. Вопросъ, слѣдовательно, въ томъ, изъ какой партіи будутъ эти эксплуататоры?
Республиканцы стоятъ нѣсколько въ иномъ положеніи. Ихъ отношеніе къ реформѣ болѣе деликатнаго свойства. Принципъ всеобщей подачи голосовъ — принципъ республиканскій. Въ республикѣ дѣла всегда рѣшаются по большинству голосовъ. Но испанскіе республиканцы составляютъ меньшинство націи; и хотя, по своему интеллектуальному развитію, они стоять гораздо выше другихъ партій, но это ихъ превосходство не можетъ оказать имъ большей помощи тамъ, гдѣ рѣшеніе будетъ зависѣть отъ одного численнаго большинства, представляемаго мало-развитой массой.
Что касается либераловъ, они опасаются результатовъ абсолютно всеобщей подачи голосовъ по тѣмъ же соображеніямъ, по которымъ опасаются ихъ реакціонеры" и республиканцы. Какъ и республиканцы, они боятся быть подавленными грубымъ превосходствомъ численности. Какъ и реакціонеры, они опасаются, что ихъ политическая власть и соціальное вліяніе перейдутъ въ руки массъ. И теперь самые просвѣщенные изъ нихъ требуютъ, чтобы всеобщая подача была ограничена, по крайней мѣрѣ, постановленіемъ, что право голоса дается только тѣмъ, кто умѣетъ читать и писать.
Нѣтъ сомнѣнія, что въ день выборовъ всѣ три партіи захотятъ дать генеральное сраженіе; но какъ невозможно, чтобы три человѣка въ одно время дрались одинъ противъ другого, — всегда двое соединятся противъ одного. — то тоже самое должно случиться и съ тремя испанскими партіями: двѣ изъ нихъ должны соединиться противъ третьей, и незачѣмъ, разумѣется, доказывать, что побѣда останется за коалиціей.
Значитъ весь вопросъ въ комбинаціи партій во время выборовъ. На чью долю падетъ печальная участь остаться безъ союзника? Будутъ ли то клерикалы, прогрессисты или республиканцы?
Что касается послѣдней партіи, то ея члены, какъ въ Каталоніи, такъ и въ другихъ провинціяхъ, до сей поры еще не столковались и не пришли почти ни къ какому положительному рѣшенію.
Многіе изъ нихъ говорили и говорятъ еще теперь: «Отчего намъ не рѣшиться на битву, хотя бы мы и не были увѣрены въ побѣдѣ? въ нашемъ чисто моральномъ предпріятіи геройское пораженіе несравненно выгоднѣе посредственной побѣды! Но какую же другую побѣду мы можемъ одержать, соединясь съ либералами? Если мы соединимся съ ними, по станемъ ли мы въ положеніе наивнаго субъекта, который своими руками загребаетъ жаръ для другого? Плоды побѣды достанутся, разумѣется, не намъ; ими воспользуются либералы, и мы будемъ надуты кругомъ. Соединяясь съ либералами, мы должны будемъ поступиться частью своихъ убѣжденій, что почти равносильно прямому переходу въ либеральный лагерь. Не лучше ли тогда совсѣмъ погибнуть, по погибнуть незапятнанными. Развѣ вы забыли, сколько разъ либеральная партія обманывала республиканцевъ. Ея теперешнія красивыя разглагольствованія и чувствительныя рѣчи о братствѣ и союзѣ — только наружная покрышка, за которой скрывается обманъ и лицемѣріе. По нашему мнѣнію, если предоставлено на выборъ: быть мученикомъ или игрушкой другихъ, — странно задумываться, что слѣдуетъ выбирать.»
Эта горячая рѣчь не остается безъ отвѣта: «Вовсе не такъ трудно надѣть на себя мученическій вѣнецъ, говорятъ возражающіе, — но окупится ли такое похвальное дѣйствіе пользою для дѣла, за которое страдаешь? Мученичество, также какъ и добродѣтель, — хорошо, но только въ мѣру. Излишество скорѣе вредитъ дѣлу, нежели приноситъ ему пользу. Искуство выигрываетъ жертвами, а политика — союзами. При столкновеніяхъ между запутанными интересами, выигрываетъ тотъ, кто съумѣетъ во время подыскать себѣ подходящихъ союзниковъ. Безъ нѣкоторыхъ уступокъ обойтись нельзя, и абсолютно-чистымъ останется развѣ только тотъ, кто совсѣмъ отстранится отъ дѣла. Можно и не отступая отъ идеала, найдти дѣло серьезнѣе, полезнѣе и даже труднѣе мученичества.»
Впрочемъ каталонскіе республиканцы начинаютъ приходить къ убѣжденію въ необходимости своего союза съ либералами, такъ какъ послѣдніе будутъ въ состояніи гарантировать имъ большинство честныхъ людей. Въ противномъ случаѣ, либералы но необходимости соединятся съ клерикалами, которые, разумѣется, воспользуются побѣдой на счетъ своихъ новыхъ союзниковъ и жестоко отомстятъ своимъ закоренѣлымъ врагамъ — республиканцамъ.
Но не такъ легко устроить союзъ либераловъ съ республиканцами; этому мѣшаетъ заявленная съ обѣихъ сторонъ зависть и недовѣріе* Чѣмъ болѣе общихъ точекъ соединенія между республиканцами и либералами, тѣмъ болѣе они боятся другъ друга, тѣмъ болѣе они недовѣряютъ одинъ другому. Это два враждующіе брата, которые взаимно уважаютъ и боятся одинъ другого, и, по причинѣ своего сходства, ненавидятъ другъ друга, можетъ быть, болѣе, чѣмъ своего общаго врага — черную банду.
Но въ Каталоніи кромѣ этихъ общихъ причинъ, затрудняющихъ союзъ, дѣйствуютъ еще мѣстныя, частныя. Здѣсь живетъ промышленное населеніе; соціальные вопросы заключаютъ въ себѣ для здѣшняго края гораздо большую важность, нежели политическіе. Протекціонисты работаютъ тутъ съ успѣхомъ. Они увѣряютъ рабочихъ, что республика и свободный обмѣнъ — синонимы, что непремѣннымъ послѣдствіемъ республики будетъ закрытіе фабрикъ, и они, рабочіе, останутся безъ работы, слѣдовательно, будутъ доведены до нищеты. Протекціонисты стараются дѣйствовать въ особенности на ремесленниковъ, которые, скопивъ крошечные капитальцы, вошли въ составъ мелкой буржуазіи. Такими маневрами либеральная партія много выиграла на счетъ республиканцевъ, оказавшихся вообще слабѣе либераловъ въ практическомъ отношеніи. Либералы хорошо понимаютъ, въ комъ надо искать, гдѣ можно дѣйствовать хитростью, а гдѣ прямодушіемъ; они знаютъ, гдѣ можно подставить ножку своимъ добрымъ союзникамъ, а гдѣ противникамъ.
Въ виду такого положенія каталонскіе республиканцы рѣшились сдѣлать еще шагъ къ соглашенію. Они взяли на себя иниціативу простого и смѣлаго предложенія.
«Вы говорили, что республика во многихъ отношеніяхъ идеалъ государственнаго устройства» — съ такими словами обратились они къ либераламъ; — "вы говорили, что она представляетъ собой самую удобную и самую простую форму административнаго и политическаго механизма; вы увѣряли, что вы предпочтете республику, если только республика возможна въ Испаніи. Но едва ли какая нибудь другая страна въ свѣтѣ считалась менѣе способной для республиканской формы правленія, какъ Испанія, а посмотрите, вотъ уже два мѣсяца, какъ у насъ существуетъ республика и никакихъ дурныхъ послѣдствій отъ того для страны не было. Напротивъ. Въ нашей республикѣ народъ пользуется такой свободой, какой не пользуется онъ ни въ Соединенныхъ Штатахъ, ни въ Швейцаріи; и никогда наша страна не была такъ спокойна, такъ счастлива; никогда она такъ не процвѣтала, какъ теперь. Республика существуетъ у насъ, слѣдовательно она возможна. Вы говорите, что въ иныхъ случаяхъ необходимо предпочесть консервативныя убѣжденія; сохраните же намъ республику, вмѣсто того, чтобы призывать къ намъ въ короли иностраннаго принца, что необходимо вызоветъ гражданскую войну, первыми жертвами которой будете вы сами.
"Вы утверждали, что не отдаете предпочтенія никакой правительственной формѣ, почему же вы прямо возстаете противъ той формы, какая намъ кажется самой лучшей, самой удобной? Другой формы правленія, кромѣ республиканской, мы не признаемъ и не желаемъ для Испаніи.
"Съ другой стороны, мы знаемъ, что для васъ вопросъ: быть или не быть въ составѣ правительства, — представляетъ существенную важность. Очень хорошо! Мы вамъ предоставляемъ всѣ мѣста въ правительствѣ, мы употребимъ всѣ усилія въ вашу пользу. Мы будемъ васъ поддерживать, и станемъ брать мѣста для себя только съ вашего утвержденія. Располагайте высшими должностями, мы будемъ довольствоваться второстепенными. Мы не гонимся за блистательнымъ положеніемъ въ свѣтѣ, мы только хотимъ одного, чтобы намъ была гарантирована побѣда республиканскихъ учрежденій.
"Вы мечтаете сдѣлать Эспартеро королемъ вашей монархіи, имѣющей республиканскія учрежденія. Прекрасно! Мы съ распростертыми объятіями примемъ Эспартеро, какъ президента нашей республики.
"Вы утверждаете, что споръ о правительственной формѣ, — споръ чисто отвлеченный, ну, за эту форму мы даемъ вамъ реальный барышъ — власть. Возьмите наши учрежденія, и мы примемъ вашихъ людей. Перестаньте быть партіей и мы отдадимъ власть въ ваши руки. Тогда, съ нашей искренней поддержкой, подъ вашимъ руководствомъ, мы составимъ счастливую и могущественную націю, конфедерацію, которая откроетъ новую эру — Соединенныхъ штатовъ въ Европѣ. Рѣшительное и неотлагательное принятіе республики есть единственное условіе союза, который мы вамъ предлагаемъ, надѣясь тѣмъ предохранить Испанію отъ ужасныхъ іюньскихъ дней, за которыми послѣдуетъ плачевная декабрская ночь. Республика или клерикальная реакція — средины не можетъ быть. Если вы предпочтете реакцію, то вы возьмете на себя отвѣтственность за убійства, которыя должны ее сопровождать, за всю. кровь и слезы, которыя прольются.
«Хотите вы мира или войны? Отвѣчайте!»
Приходится проститься съ Барселоной, къ которой я уже привыкъ. Первый мой визитъ въ Барселонѣ былъ сдѣланъ Тюто; пусть же и послѣдній будетъ ему.
Я засталъ Тюто въ мрачномъ расположеніи духа. Но онъ еще не отчаявается и рѣшился исполнить свой долгъ до послѣдней возможности. Онъ употребляетъ всѣ усилія, чтобы воспрепятствовать коалиціи клерикаловъ съ либералами противъ республиканцевъ; онъ одинъ изъ главныхъ творцовъ проэкта соглашенія республиканцевъ съ либералами, который мы привели выше. Онъ много выказалъ политическаго такта на другой день революціи, онъ съумѣлъ воспользоваться уроками, вынесенными изъ продолжительной борьбы, и на него, кажется, можно бы положиться, что онъ не потеряется въ день рѣшительный битвы. Но не всѣ такъ думаютъ. Онъ, можетъ быть, недостаточно выяснилъ своимъ друзьямъ, что онъ вовсе не намѣренъ жертвовать Принципами, что если онъ и предлагаетъ мировое соглашеніе съ прогрессистами, то предлагаетъ его съ единственной цѣлью воспрепятствовать коалиціи клерикаловъ съ либералами противъ республиканцевъ, что, разумѣется послужитъ въ пользу республиканской партіи. Въ этой недомолвкѣ и надо искать причину, почему многіе изъ людей его партіи какъ будто не вполнѣ довѣряютъ ему. Тюто слишкомъ тонкій политикъ для партіи, состоящей изъ горячихъ головъ и молодежи, людей чувства, людей, жаждущихъ только боя, людей, которые видятъ одно настоящее и ничего не умѣютъ предвидѣть въ будущемъ. Они не понимаютъ, что Тюто и его друзья, выставляя имя Эспартеро, этимъ самымъ помогаютъ честнымъ прогрессистамъ легчайшимъ способомъ сдѣлать шагъ, отдѣляющій ихъ отъ республиканцевъ. Недовѣрчивость — добродѣтель демократіи, но въ отношеніи Тюто она доведена слишкомъ далеко; его молодые друзья рѣшились провозгласить, что Тюто робокъ и не осмѣливается слѣдовать своимъ убѣжденіямъ до конца; нашлись даже и такіе молодцы, которые чрезъ пятнадцать дней послѣ революціи, обвинили Тюто въ тайномъ подкупѣ монархистами, — Тюто, въ теченіи пятнадцати лѣтъ работавшаго въ пользу республики. «Съ этой минуты, говорилъ мнѣ Тюто, — моя дѣятельность парализована. Принужденный защищаться противъ нелѣпыхъ обвиненій, я трачу даромъ и время; и силы, и у меня остается ихъ слишкомъ мало для настоящей работы. Измѣна Риверо, Мартоса. и ихъ друзей пала всей своей тяжестью на насъ, старыхъ республиканцевъ; справедливый гнѣвъ, который возбудило ихъ непростительное поведеніе, — довелъ нашу партію до неосторожныхъ выходокъ именно въ то время, когда для насъ особенно необходимы осторожность и воздержность. Вмѣсто того, чтобы привлечь къ себѣ партію прогрессистовъ, наша партія сама раздѣлилась на два враждебныхъ лагеря, и если мы теперь не примемъ быстрыхъ мѣръ къ соглашенію, мы потеряемъ битву, и Барселона, отличающаяся своимъ республиканизмомъ, предстанетъ передъ Кортесами ретрограднымъ городомъ. Если таково положеніе въ самой передовой испанской провинціи, что же должно происходить въ другихъ? Я предвижу кровавое пораженіе, я предвижу, что тѣ изъ насъ, которые переживутъ его, вынуждены будутъ отправиться въ изгнаніе. Можетъ быть, чрезъ два мѣсяца мы увидимся съ вами въ Парижѣ».
Наше прощаніе было довольно печальное. Крокъ-Нотъ отправился по дорогѣ въ Валенсію. Въ 9 часовъ онъ съ грустію размышлялъ о своемъ разговорѣ съ Тюто, какъ вдругъ былъ развлеченъ громомъ барабановъ и трубъ, и громкими восклицаніями многочисленной толпы. Онъ въѣзжалъ въ это время въ Таррагону. Высунувшись изъ окна экипажа, онъ увидѣлъ толпу, тысячи въ двѣ человѣкъ, съ факелами, освѣщающими гарибальдійскія рубахи, фригійскія шапки и красное знамя федеральной республики. Воз, духъ оглашался звуками гимна Ріэго. Крокъ-Нотъ понялъ, что здѣсь долженъ быть Гарридо, и тотчасъ же вышелъ изъ экипажа. Но едва онъ поставилъ ногу на землю, какъ почувствовалъ, что его руку сжимаетъ чья-то сильная рука. «Ты должно быть Крокъ-Нотъ, — сказалъ онъ. — Я узнаю тебя по твоему коричневому капюшону. Тебя ожидаетъ Гарридо». Крокъ-Нотъ пошелъ за, пилъ; толпа охотно давала намъ дорогу, потому что проводникъ безпрестанно повторялъ: «Разступитесь, это другъ Гарридо!»
Гарридо былъ окруженъ многочисленнымъ обществомъ. КрокъНота приняли съ знаками полнѣйшаго сочувствія. Онъ узналъ, что Гарридо находится уже три дня въ этихъ мѣстахъ и говорилъ рѣчи въ трехъ городахъ: Иньяльдѣ, Рейсѣ и Таррагонѣ. Вездѣ онъ былъ встрѣченъ съ энтузіазмомъ и населеніе этихъ городовъ высказалось въ пользу федеральной республики. Въ Таррагонѣ собралось болѣе 2000, а въ Рейсѣ болѣе 6000 человѣкъ. Муниципалитетъ въ Рейсѣ ввелъ гражданскій бракъ и утвердилъ уже четыре первые контракта. Революціонная юнта постановила, что религіозныя церемоніи не должны совершаться внѣ церквей и, не смотря на то, что юнта перестала существовать, духовенство исполняетъ точно ея постановленіе. Народъ въ Рейсѣ вооружается и тамъ организуется партія сопротивленія.
О настроеніи населенія въ Рейсѣ можно судить по слѣдующему случаю. Докторъ Мата, медицинская знаменитость Мадрида, бывшій нѣкогда однимъ изъ предводителей республиканской партіи, а теперь перешедшій на сторону Риверо и Мартоса, — былъ посланъ въ Каталонію для пропаганды въ пользу своей новой партіи. Онъ уроженецъ Рейса, и этотъ городъ до сихъ поръ гордился, что далъ Испаніи ученую и республиканскую знаменитость. Мата и Гарридо въ одинъ и тотъ же день пріѣхали въ Рейсъ, и оба объявили, что намѣрены произнести рѣчи. Къ несчастію для Маты, слухъ о его новыхъ связяхъ успѣлъ уже распространиться въ его родномъ городѣ, и къ нему явилось всего на все счетомъ 50 человѣкъ. Его рѣчь отличалась искуствомъ, остроуміемъ, она блистала. краснорѣчіемъ, по, не смотря на всѣ ея достоинства, была прослушана въ совершенномъ молчаніи. Мата очень убѣдительно доказывалъ, что Испаніи еще рано становиться республикой, и его слушатели, состоящіе изъ его родныхъ и друзей дѣтства, по окончаніи рѣчи, громко воскликнули: «да здравствуетъ республика»! Мата удалился съ поникшей головой. Передъ его уединеннымъ домомъ играла музыка, — его родные давали ему серенаду, — по она играла на пустой улицѣ: всѣ жители отправились въ циркъ, гдѣ говорилъ Гарридо; три тысячи человѣкъ помѣстились внутри цирка, другіе три тысячи стояли вокругъ него, внѣ.
А еще Примъ, въ своемъ манифестѣ, говоритъ, что въ Испаніи совсѣмъ нѣтъ республиканцевъ!
Въ полночь мы остановились въ Тортозѣ, гдѣ, не смотря на поздній часъ, толпа, съ факелами и знаменами, ожидала Гарридо.
Тортоза имѣетъ очаровательное мѣстоположеніе, можно думать, что находишься на востокѣ. Здѣсь растутъ пальмы.
Путешественника при въѣздѣ въ Валенсію поразитъ громаднѣйшее зданіе, отличающееся удивительной пропорціональностію отдѣльныхъ частей. Это самый большой циркъ въ Испаніи; онъ построенъ по образцу римскихъ амфитеатровъ. Его устроилъ на свой счетъ госпиталь, который, не зная какое лучшее употребленіе сдѣлать изъ своихъ громадныхъ доходовъ, по зрѣломъ размышленіи, додумался помѣстить ихъ на устройство храма жестокости и звѣрства. Удивительныя вещи творились въ клерикальной Испаніи. Я рѣшился высказать невыгодное мнѣніе на счетъ умственныхъ способностей распорядителей капиталомъ госпиталя; но мои сосѣди валансьенцы изумились моей наивности. И въ самомъ дѣлѣ, что же тутъ несовмѣстнаго съ старыми понятіями о благотворительности, которая питается бѣдностью и горемъ. Если бы не было бѣдныхъ подлѣ богатыхъ, кому бы они стали подавать милостыню? Если бы не было англійской болѣзни, золотухи, ранъ, чтобы сталъ дѣлать съ своими деньгами госпиталь?
Нищенство есть язва всей Испаніи, но Валенсіи въ особенности. На улицахъ, подлѣ церквей, вездѣ васъ обступятъ толпы однорукихъ хромыхъ, разслабленныхъ, слѣпыхъ и калѣкъ всякаго рода. «Добрый господинъ, подайте милостыньку, ради пречистой Богородицы!» твердятъ они жалобнымъ голосомъ. Желающимъ излечиться отъ сентиментальной благотворительности, можно предложить пройти пѣшкомъ половину Валенсіи и давать каждому встрѣчному нищему только по одной копѣйкѣ, — придется истратить но менѣе 5 рублей. Едва ли послѣ такого опыта онъ останется при прежнихъ понятіяхъ объ уличной благотворительности. Какъ правы тѣ мыслители, которые говорятъ, что мы должны употребить свои усилія не на то, чтобы кормить бѣдныхъ, а на уничтоженіе причинъ бѣдности, на реформированіе экономическихъ условій нашего быта!
— Каждую субботу, говорилъ мнѣ донъ Антоній Муницъ-и-Наваро, негоціантъ Валенсіи, — мой домъ осаждаютъ 7—800 бѣдныхъ, которые приходятъ за полученіемъ мелкой мѣдной монеты; я Не могу имъ давать болѣе, и при этомъ условіи я трачу на нихъ въ годъ свыше тысячи франковъ.
— Значитъ въ теченіи 40 лѣтъ, отвѣчалъ ему Крокъ -Нотъ, — вы роздали такимъ путемъ 40,000 франковъ, но развѣ за это время уменьшилось число нищихъ въ Валенсіи?
— Безъ сомнѣнія нѣтъ, и когда я умру, въ Валенсіи останется такое же число нищихъ, какое было въ день моего рожденія.
— Но если бы вы издерживали эти 1000 франковъ въ годъ на воспитаніе въ школѣ двадцати дѣтей, въ день вашей смерти вы имѣли бы полное право съ гордостью сказать: «я вырвалъ 500 дѣтей изъ нищеты, давъ имъ воспитаніе». Припомните вы того мужественнаго англичанина, который на смертномъ одрѣ, съ чувствомъ удовлетвореннаго самолюбія, говорилъ: «Впродолженіи пятидесяти лѣтъ я удержался отъ слабости дать хотя одинъ грошъ на улицѣ». По моему мнѣнію, онъ имѣлъ полное право гордиться, потому что поступалъ совершенно разумно.
Валенсія особенно гордится своей площадью Сида, гордится потому, что здѣсь родился великій истребитель мавровъ Сидъ Кампеадоръ.
Валенсійскій соборъ съ его громадной сен-мигуэльской башней стоялъ противъ нашихъ оконъ, и мы не упустили случая посѣтить его. Это громаднѣйшее зданіе соединено галереями съ одной стороны съ архіепископствомъ, съ другой съ сосѣдней церковью. Внутренность собора грандіозна, но снаружи безвкусная смѣсь различныхъ архитектуръ; соборъ строился долгое время и въ разное время къ нему дѣлались пристройки въ самыхъ разнообразныхъ стиляхъ. Внутри храма есть нѣсколько картинъ византійской живописи и извѣстнаго Хуана Хуареца — Рафаеля Валенсіи… Но сколько богатствъ заключено въ этомъ соборѣ — просто невѣроятно! Считаютъ сотнями колонны изъ оникса и агата; вездѣ кругомъ золото и серебро; ризы усыпаны драгоцѣнными камнями. Сколько поколѣній отдавало всѣ свои сбереженія на украшеніе этого храма! Удивляются вообще поразительной бѣдности испанскаго народа, по при видѣ всей этой массы непроизводительно-лежащихъ сокровищъ, невольно приходитъ сознаніе, что одна изъ главнѣйшихъ причинъ народной бѣдности заключается въ этой излишней роскоши храмовъ. Здѣсь лежатъ сотни милліоновъ безъ всякаго движенія. А сочтите одни проценты за сотни лѣтъ — какая выйдетъ громадная сумма, совершенно потерянная для народнаго благосостоянія.
Агитаторъ Фернандо Гарридо остановился въ отелѣ Сидъ, гдѣ жилъ уже нѣсколько дней патріархъ испанскій революціи — Орензе. Гарридо дѣйствовалъ съ большимъ успѣхомъ на всемъ протяженіи отъ Оло до Валенсіи. Города ТТаламосъ, Палафуржель, Рейсъ, Таррагона, Марторель и Тортоза, какъ мы уже знаемъ, заявили ему горячее сочувствіе и свою преданность федеральной республикѣ. По словамъ Орензе, успѣхъ его пропаганды въ Мурсіѣ, Алькоѣ и Хативѣ превзошелъ всѣ его ожиданія. Въ Мурсіѣ энтузіазмъ народа, при его встрѣчѣ, дошелъ до своего апогея, и Орензе едва не задохся въ толпѣ, съ необычайной страстностью выражающей ему сочувствіе. Опасаясь повторенія подобныхъ манифестацій, Орензе старался въѣзжать въ города ночью, и не предупреждалъ никого о своемъ прибытіи.
Кастеляръ, одинъ изъ лучшихъ ораторовъ Испаніи, самый молодой и самый популярный изъ республиканскихъ вождей, намѣренъ тоже сдѣлать объѣздъ для пропаганды. Его. ожидаютъ въ Валенсіи чрезъ пять или шесть дней.
Республиканцы послѣднимъ своимъ успѣхомъ обязаны отчасти отпаденію Риверо, который постоянно считался самымъ вліятельнымъ и самымъ уважаемымъ вождемъ республиканской партіи. Единственнымъ его соперникомъ могъ бы быть Орензе, но ему 70 нѣтъ отъ роду, и потому партія не рѣшалась отдать ему главенство, опасаясь, что его дѣйствія не будутъ отличаться необходимой энергіей и рѣшительностью. Если бы не эта популярность Риверо, временному правительству едва ли бы удалось распустить юнты; но Риверо подписалъ правительственное распоряженіе и юнты не колеблясь исполнили его. Но послѣ распущенія юнтъ, Риверо рѣшился окончательно разорвать съ своей партіей и объявилъ себя монархистомъ и приверженцемъ Олозаги. Эта измѣна, озадачила республиканцевъ. Трудно было понять, какая побудительная причина руководила дѣйствіями Риверо; по правдѣ сказать и теперь еще никто ее не понялъ. И въ самомъ дѣлѣ, мудрено найти разумную причину, по которой человѣкъ переходитъ въ непріятельскій станъ въ то время, когда его партія не разстроена и, по всѣмъ соображеніямъ, можетъ одержать побѣду. Понятны теперь негодованіе къ Риверо и полнѣйшее сочувствіе къ тѣмъ изъ дѣятелей республиканской партіи, которые выказали столько энергіи и самоотверженія. Путешествіе Гарридо и Орензе поэтому было торжественнымъ для нихъ тріумфомъ.
Орензе и Гарридо рѣшились предпринять прогулку въ каретѣ въ Грао, портъ Валенсіи, и были столько обязательны къ Крокъ-Ноту, что пригласили его съ собою. Во время этой пріятной поѣздки, Крокъ-Нотъ особенно коротко познакомился съ этими двумя замѣчательными патріотами, которые своими рѣшительными и разумными дѣйствіями, можетъ быть, избавятъ свою партію отъ сильнаго пораженія и приготовятъ ей возможность одержать блистательную побѣду.
Уже пятьдесятъ лѣтъ сряду Хозе-Марія Орензе, маркизъ д’Альбанда ратовалъ въ защиту своихъ принциповъ. Получивъ отъ отца республиканское воспитаніе, онъ уже 17-ти лѣтъ отъ роду съ оружіемъ въ рукахъ защищалъ то дѣло, которому остался вѣренъ впродолженіи всей своей жизни. Чтобы избѣжать непріятностей отъ торжествующей партіи, онъ, двадцатилѣтнимъ юношей, былъ вынужденъ бѣжать въ Англію, гдѣ запасся англійскими идеями, и могъ сравнить нравы и учрежденія Великобританіи съ бытомъ Испаніи, научился судить о людяхъ и обстоятельствахъ, вдохновился философіей Франклина и Ричарда Кобдена. Это — очень бодрый, развязный старикъ съ быстро-бѣгающими глазками, твердой поступью и необыкновенно простыми внѣшними пріемами; онъ всегда веселъ, пріятенъ въ разговорѣ, и память его можно назвать неистощимымъ запасомъ всякихъ анекдотцевъ, остротъ и веселыхъ разсказовъ. Его считаютъ опаснымъ заговорщикомъ, его представляли яростнымъ демагогомъ, необузданнымъ соціалистомъ; но всѣ эти мнимые портреты, будто бы срисованные съ него политическими противниками, кажутся намъ не больше, какъ фантастическими каррикатурами. Если его и приговорили было къ смертной казни, если онъ не разъ рисковалъ своею жизнію, хотя и обладалъ довольно почтеннымъ состояніемъ, наконецъ, если онъ всегда готовъ ни въ грошъ не ставить эшафотъ или пули реакціонеровъ въ серьезной схваткѣ, то тѣлъ не менѣе этотъ человѣкъ все-таки прежде всего — честный буржуа, добрый отецъ семейства, строгій администраторъ своихъ обширныхъ имѣній. Въ немъ есть, пожалуй своя доля Донъ-Кихота, по этотъ Донъ-Кихотъ сильно приправленъ характеромъ Санхо-Панча. Онъ и энтузіастъ, и въ тоже время холодно-разсчетливъ, и при всѣхъ его геройскихъ качествахъ, въ немъ нельзя не видѣть честнаго, скромнаго добряка; это — революціонеръ съ душкомъ квакера. Честность и экономія характеризуютъ его съ головы до ногъ. Какъ человѣкъ честный и прямодушный, онъ твердо держится своихъ убѣжденій, онъ не понимаетъ, какъ можно нарушить свой долгъ, по этому онъ и обладаетъ счастливымъ, свѣтлымъ характеромъ, наконецъ, какъ бережливый хозяинъ, онъ именно потому ненавидитъ крупные бюджеты. Въ своемъ желаніи имѣть наиболѣе честное и въ тоже время наиболѣе бережливое правительство, онъ долженъ былъ видѣть свой идеалъ въ федеративной республикѣ, болѣе или менѣе сходной съ сѣверо-американскими соединенными штатами.
Долго онъ считалъ себя — и даже считаетъ еще до сихъ поръ — врагомъ соціализма, и даже довольно бойко полемизировалъ по этому поводу съ Гарридо. Конечно, семидесятилѣтній старецъ едва ли можетъ научиться многому въ новой для него наукѣ, однако этотъ добрякъ теперь совершенно доволенъ соціалистами, такъ какъ они согласились съ нимъ, что о рѣшеніи чисто соціальныхъ вопросовъ надобно подумать уже послѣ объявленія республики.
И такъ, ходъ событій какъ нельзя лучше пришелся по сердцу Орензе. Онъ провозглашаетъ несомнѣнность побѣды; онъ даже никакъ представить себѣ не можетъ, чтобы настоящая борьба могла привести къ пораженію его партіи.
Вотъ нѣкоторыя мысли Орензе, тщательно удержанныя вами въ памяти.
"Демократія возникла въ Испаніи послѣ 24-хъ лѣтнихъ настойчивыхъ усилій проложить себѣ дорогу; теперь она существуетъ фактически, и ей недостаетъ только имени. 30 ноября 1854 года мы, въ числѣ 19 депутатовъ, вотировали въ собраніи кортесовъ низверженіе Изабеллы; многіе другіе представители обѣщали намъ свои голоса, но были обольщены партій О’Доннелля, и впослѣдствіи не одинъ изъ нихъ раскаивался въ своей слабости и низкой измѣнѣ. Въ Испаніи всѣ замѣчательные люди, любимые народомъ, были республиканцы, каковы Ріего, Палафохъ, РомероАльнуэнте, Морено-Герра, Діасъ-Моралесъ, Кальво-де-Розасъ, графъ де-ласъ-Навасъ, Патрисіо, Олаваррія, Ордасъ, Сиксто К;імира, уже не говоря о живыхъ. Напротивъ, всѣхъ, измѣнившихъ республиканскому знамени, народъ глубоко презиралъ и ненавидѣлъ.
«Постоянство — по преимуществу добродѣтель испанской націи. Ужь если какая нибудь идея запала въ испанскую голову, то не скоро оттуда выйдетъ, и народъ этотъ не оставляетъ своего проекта, пока не осуществитъ его на дѣлѣ. Если республика до сихъ поръ еще не провозглашена, то это потому, что все здѣсь дѣлается спокойно и исподоволь, что бы ни говорили на этотъ счетъ иностранцы. Семь вѣковъ мы отдѣлывались отъ исламизма, но безъ сомнѣнія ужь не такъ долго будемъ отбояриваться отъ папизма, а что касается роялизма, то дѣло его представляется намъ теперь совершенно ясно. У насъ, въ Испаніи, богатый классъ — среднее сословіе — не встрѣтилъ республику враждебно; наша буржуазія не захотѣла подражать примѣру своей старшей сестры — французской буржуазіи 1818 года. И еслибъ рѣшеніе кортесовъ даже возстановило монархическій принципъ, то монархъ, воцарившійся въ силу этого рѣшенія, былъ бы въ высшей степени непопуляренъ; его встрѣтили бы такъ нерадушно, что ему нужно было бы защищаться самыми опасными мѣрами, чтобы удержаться на престолѣ; но и тутъ онъ все-таки будетъ безсиленъ передъ прозваніемъ непрошеннаго гостя, которое было дано нашими отцами Іосифу Наполеону. И сами роялисты приготовятъ наиболѣе хлопотъ всякому новому монарху, потому что наши роялисты раздѣлены на многія партіи — каждая съ своимъ особымъ кандидатомъ. Притомъ же софизмы людей во могутъ долго противиться силѣ фактовъ. А вѣдь Испанія предназначена образовать изъ себя федерацію республикъ, хотя бы въ силу географической необходимости; исторически же федерація эта основывается на непобѣдимыхъ fueros, на тѣхъ древнихъ конституціонныхъ учрежденіяхъ, которыхъ ни тираннія австрійской династіи, ни всеподавляющій деспотизмъ бурбоновъ не могли отнять у провинцій, входящихъ въ составъ испанской національности. И возсоединеніе Португаліи съ Испаніей, котораго многіе чаятъ, какъ движенія воды, можетъ быть осуществлено никакъ не монархіей, а только республиканской федераціей. Съ тѣхъ поръ, какъ вопросъ этотъ былъ поставленъ такъ рѣзко, республика дѣлается съ каждымъ днемъ болѣе популярною, монархія же замѣтно утрачиваетъ свою популярность. Результатъ не подлежитъ никакому сомнѣнію: мы восторжествуемъ.»
Фернандо Гарридо обладаетъ многими качествами Орензе; Гарридо менѣе интересенъ и оригиналенъ, чѣмъ его другъ, но болѣе его симпатиченъ. Этотъ человѣкъ отличается необыкновенной энергіей и изумительной дѣятельностью; его веселость рѣшительно неистощима. Хотя онъ уже и пріобрѣлъ почтенную тѣлесную дородность, хотя въ волосахъ его пробивается замѣтная просѣдь, однако сердце въ немъ постоянно юно и смѣхъ его по прежнему звученъ. Онъ слишкомъ полонъ здоровья и силы для того, чтобы могъ поддаться желчному раздраженію или унынію. Личныхъ враговъ онъ не знаетъ, а что до политическихъ противниковъ, то ему просто некогда ихъ ненавидѣть, хотя его и считаютъ яростнымъ революціонеромъ и чуть было не сняли съ него буйной головы на публичной площади.
Въ своей молодости онъ, какъ угорѣлый, метался во всѣ стороны — предпринималъ изумительные вояжи, былъ душою всѣхъ партій, всѣхъ увеселительныхъ собраній, участвовалъ во всѣхъ политическихъ обществахъ, строилъ заговоры, предавался удовольствіямъ, работалъ, потому что ему нужно было работать, чтобъ жить. Будучи живописцемъ — жанристомъ и пейзажистомъ, онъ особенно любилъ воспроизводить сцены изъ народнаго быта, усвоивалъ себѣ безъ малѣйшихъ усилій всевозможные стили, манеры, вводя въ заблужденіе наилучшихъ знатоковъ. Но въ тоже время это былъ беллетристъ, поэтъ, драматическій писатель, журналистъ, авторъ памфлетовъ. Разсказываютъ, будто онъ написалъ комедію, самъ игралъ въ ней роль, и нарисовалъ для нея декораціи. Вліяніе его возрастало съ каждымъ годомъ, и, наконецъ, онъ исключительно посвятилъ себя политикѣ и соціальнымъ наукамъ. Во время своей поѣздки въ Рочдэль, предпринятой съ цѣлію изученія кооперативныхъ ассоціацій, онъ по неосторожности упалъ и сломилъ себѣ ногу; слѣдствіемъ этого явилась у него болѣзнь неподвижность сустава и съ тѣхъ поръ Гарридо обратилъ всю свою физическую энергію на умственную дѣятельность. Онъ выпускалъ изъ подъ своего пера томъ за томомъ, обогативъ своего издателя — и вотъ теперь онъ обратился въ народнаго оратора, въ ожиданіи того времени, когда займетъ мѣсто въ будущихъ кортесахъ.
Честность и прямодушіе, одинаково характеризующія Орензе и Гарридо, обусловили ихъ политическія убѣжденія. Таже простота у того и у другого, тотъ же здравый смыслъ, тоже практическое пониманіе. Гарридо — плотная, дюжая натура, тогда какъ Орензе обладаетъ только физическимъ и моральнымъ здоровьемъ — и однако Орепзе, по сравненію съ Гарридо, личность, гораздо болѣе видная, несравпеппо рѣзче выдающійся типъ, потому что у Орензе болѣе воли и менѣе воображенія, потому что онъ давно уже привыкъ руководить партіей. Орензе обладаетъ только яснымъ умомъ; блестящій умъ Гарридо ярко озаряетъ всѣ предметы, которыхъ онъ коснется и согрѣваетъ ихъ живою теплотою сердца. Когда Гарридо говоритъ, трудно себѣ представить, чтобы кто нибудь могъ не раздѣлять его мнѣній. Гарридо, въ душѣ котораго много идеальнаго, любитъ пожить привольно и отличается щедростью, тогда какъ разсудительный Орензе придерживается благоразумной экономіи.
Вечеромъ Гарридо и Орензе говорили рѣчи въ циркѣ къ собранію, окружавшему ихъ въ числѣ 4000 человѣкъ, которые рѣшили, что нужно телеграфомъ заявить въ Мадридъ ихъ сочувствіе къ республикѣ. Когда при этомъ было сдѣлано замѣчаніе, что это импровизированное въ тѣсномъ мѣстѣ собраніе еще не могло свидѣтельствовать о преобладаніи республиканизма въ городѣ Валенсіи, — то было рѣшено, въ видѣ торжественной манифестаціи, созвать въ будущее воскресенье всѣхъ республиканцевъ этого города, — въ большомъ циркѣ или другомъ мѣстѣ.
Передъ однимъ изъ входовъ собора мы видѣли засѣданіе Трибунала Водъ, обсуждающаго всѣ споры, относящіеся къ орошенію и къ проведенію каналовъ. Вся мѣстность вокругъ Валенсіи воздѣлывается самымъ тщательнымъ образомъ по образцу огородовъ близъ Лондона и Парижа; благодаря значительному потребленію гуано, обилію воды, доставляемой притоками Турбіи, и великолѣпному солнцу, здѣшніе жители собираютъ жатву отъ шести до восьми разъ въ годъ. Вода служитъ источникомъ всего ихъ благосостоянія; безъ воды вся эта великолѣпная Huerta обратилось бы въ безплодную равнину. Первоначально этой благодѣтельной водой такъ умно воспользовались мавры, и несмотря на ихъ обращеніе въ христіанство и подпаденіе католическому владычеству, ихъ потомки, принадлежащіе болѣе или менѣе къ смѣшанной расѣ, Сумѣли сохранить неприкосновеннымъ прадѣдовское преданіе, и долгъ блюсти его во всей строгости лежитъ по преимуществу на членахъ — судьяхъ Трибунала водъ; эти судьи избираются всеобщей подачей голосовъ своими довѣрителями — поселянами такъ называемой Huerta; рѣшеніе ихъ не допускаетъ аппеляціи, и если признанный виновнымъ позволяетъ себѣ протестовать, то платитъ штрафъ за каждое произнесенное имъ слово.
Сподобился и я увидѣть его эминенцію кардинала-архіепископа Валенціи, и это случилось въ то самое мгновеніе, когда онъ садился въ свой экипажъ, запряженный рѣзвыми мулами. Это очаровательный молодой человѣкъ, съ свѣжимъ, розовымъ цвѣтомъ лица, тонкими, нѣжно обозначенными чертами и съ самыми обворожительными манерами. Пять или шесть дамъ, почти въ колѣнопреклоненномъ положеніи, облобызали ему десницу, и онъ позволилъ имъ это съ самой изысканной любезностью. Его эминенція — либералъ, даже черезъ чуръ либералъ, и народъ толкуетъ потихоньку, будто, въ погребахъ своего дворца, архіепископъ устраиваетъ склады пороха и ружейныхъ патроновъ.
Посѣтилъ больницу, изъ доходовъ которой выстроенъ циркъ для боя быковъ. Больница эта помѣщается въ обширномъ зданіи, которое снаружи не обращаетъ на себя вниманія прохожаго, но внутри отдѣлано великолѣпно. Вокругъ высокаго свода или купола, въ нижнемъ этажѣ расположены четыре обширныя залы, тогда какъ четыре другія находятся въ слѣдующемъ этажѣ; онѣ поддерживаются великолѣпными арками изъ розоваго мрамора. Внизу помѣщаются мужчины, вверху — женщины. Съ архитектурной точки зрѣнія это до нельзя хорошо, съ гигіенической положительно нелѣпо. Управленіе во всемъ, что касается продовольственнаго снабженія, показалось намъ довольно удовлетворительнымъ. Больница заключаетъ въ себѣ пятьсотъ больныхъ, даетъ убѣжище тысячѣ дѣтей — найденышей, изъ которыхъ многія, очень многія умираютъ, — и кромѣ того здѣсь помѣщаются пятьсотъ умалишенныхъ обоихъ половъ. Это отдѣленіе для съумасшодшихъ представляетъ самый печальный видъ. Око хвалится тѣмъ, что было первымъ заведеніемъ этого рода въ христіанскихъ странахъ, такъ какъ было основано вслѣдъ за константинопольскимъ и смирискимъ домами для умалишенныхъ. Но со стороны хорошаго порядка это заведеніе ужь ничѣмъ не можетъ похвалиться.
Грустно было бы рисовать картину моральныхъ и физическихъ страданій, встрѣченныхъ здѣсь нами. Подобныя заведенія никогда не улучшаются, и ихъ всего лучше сломать до основанія, сравнять съ землею.
Тюрьма также находится въ довольно плачевномъ состояніи, но сравнительно съ больницею для умалишенныхъ, это сущій рай земной, — слѣдовательно всегда лучше быть преступнымъ, чѣмъ несчастнымъ, даже со стороны участія людей! Эти мрачные амбары тюремнаго зданія, эти мощеные дворы, эта толпа отъявленныхъ мошенниковъ, недоростковъ, закованныхъ въ цѣпи каторжниковъ, — загнанныхъ вмѣстѣ, давящихъ другъ друга, — все это напомнило намъ средніе вѣка. Нынѣшній директоръ, недавно попавшій на это мѣсто благодаря революціи, имѣетъ репутацію крутого, но строго справедливаго человѣка. Много приходится ему хлопотать, чтобы очистить эти аугіевьт конюшни; онъ открылъ чудовищную, жестокую эксплуатацію, самое отвратительное неряшество и инфекцію. Работы въ тюрьмѣ отдаются по подряду, и ткачи — арестанты, работая самымъ прилежнымъ образомъ, могутъ выручить шесть полушекъ въ день. Нечего сказать, это можетъ поощрить человѣка къ честности!…
Въ больницѣ Милосердія помѣщается до восьми сотъ трудныхъ и легкихъ больныхъ, и въ Валенсіи, кромѣ того, есть еще многія другія, менѣе значительныя заведенія этого рода. Столько нищихъ на улицахъ, столько бѣдняковъ за стѣнами домовъ, — семьдесятъ тысячъ чиновнаго люда, вымогающаго въ министерствахъ маленькое мѣстечко, мизерную подачку, убогую милостыньку! Принявъ въ соображеніе солдатъ, духовенство, монахинь, невольно задаешь себѣ вопросъ: кто же работаетъ въ Испаніи? Школы, какъ для мальчиковъ, такъ и для дѣвочекъ содержатся довольно удовлетворительно, по крайней мѣрѣ, намъ такъ показалось. Въ эти школы для бѣдныхъ допускаются и нѣкоторыя приходящія дѣти; уходя домой, они цѣлуютъ руку своего начальника.
Впрочемъ намъ пришлось видѣть и въ Валенсіи тяжелую работу — на табачной фабрикѣ, гдѣ работаютъ до четырехъ тысячъ женщинъ. Рѣдко проставляется случай видѣть подобную многочисленную ватагу особъ прекраснаго пола. При такомъ огромномъ ихъ числѣ были между ними, конечно, и хорошенькія, даже очень хорошенькія, но весь ансамбль представлялъ мало отрадную картину бѣдности, унынія, неряшливости, чахотки, англійской болѣзни. Всѣ эти дамы были загнаны въ обширныя залы, тщательно запираемыя со всѣхъ сторонъ, словно правительство боялось выпустить наружу нѣсколько міазмовъ драгоцѣнной наркотической травы. Эти женщины работаютъ цѣлый день изъ за мизернаго жалованья, измѣняющагося отъ пятнадцати до тридцати копѣекъ. Что же ѣдятъ эти бѣдняжки? Кусокъ хлѣба съ однимъ сырымъ помедоромъ — вотъ все ихъ суточное пропитаніе. На жалованьи этихъ несчастныхъ труженицъ правительство ухитряется выигрывать милліоны. Правда, что изъ этихъ милліоновъ нужно большую половину израсходовать на содержаніе массы чиновниковъ и жандармовъ, обязанность которыхъ состоитъ исключительно въ ловлѣ контрабандистовъ. А что стоитъ содержаніе тюремъ для нихъ?
Я отправился осматривать музей, но не имѣлъ времени долго останавливаться надъ разными любопытными предметами, потому что спѣшилъ, боясь опоздать на республиканскую манифестацію въ большихъ размѣрахъ. Республиканцы собрались за городомъ въ зданіи бывшаго монастыря Санъ-Хуанъ-де-ла-Рибера, нынѣ превращеннаго въ зданіе для выставки. Собраніе, однакоже, было на чистомъ воздухѣ, на томъ мѣстѣ, гдѣ прежде былъ садъ, нынѣ превращенный въ хлѣбныя поля. Здѣсь соединились 20,000 человѣкъ; Орензе и Гарридо сказали рѣчи съ высокой терассы. Съ ихъ трибуны былъ очаровательный видъ на отдаленныя горы, на толпу, внимательно слушающую своихъ ораторовъ, какъ бы боясь проронить одно слово изъ ихъ рѣчи. Не только все пространство внутри стѣнъ -было зянято народомъ, но самыя стѣны послужили для любопытныхъ; на нихъ въ сплошную помѣстились тѣ, кто не могъ попасть внутрь зданія. Надъ толпой возвышались 12 фіолетовыхъ знаменъ, принадлежащихъ comuneros, противъ которыхъ съ такимъ рвеніемъ боролся Карлъ пятый и полагалъ, что совсѣмъ ихъ уничтожилъ.
Послѣ рѣчей, сопровождавшихся рукоплесканіями толпы и торжественнымъ заявленіемъ сочувствія федеральной республикѣ, — вся масса народа, въ строгомъ порядкѣ, двинулась процессіей къ Валенсію. Къ этимъ 20,000 присоединилось въ городѣ тоже не менѣе 20,000 человѣкъ, ожидавшихъ у городскихъ воротъ. Вся эта армія двинулась съ музыкой и барабанами по улицамъ города. Подойдя къ дому префекта, толпа остановилась. Префектъ вышелъ на балконъ. "Напишите въ Мадридъ, сказали ему, что сорокъ тысячъ гражданъ Валенсіи высказались за республиканскій образъ правленія,.
Сегодня съ ранняго утра передъ нашей гостинницей играла музыка въ честь Орензе и Гарридо. Музыка сопровождала послѣдняго и на станцію желѣзной дороги, куда мы вмѣстѣ съ нимъ отправились. Здѣсь громадная толпа народа встрѣтила его сочувственными криками: «виватъ Гарридо!» которые не умолкали до самаго нашего отъѣзда.
Въ пунктѣ соединенія желѣзныхъ дорогъ, идущихъ одна на сѣверъ, къ Мадриду, другая на югъ, къ Малагѣ, мы узнали, что поѣздъ, отправлявшійся въ Андалузію, на который мы такъ расчитывали, уже ушелъ. Волей-неволей намъ приходилось ждать по крайней мѣрѣ часовъ 12 въ Альказарѣ. Былъ часъ пополудни. Какой-то мальчуганъ провелъ насъ къ гостинницѣ, гдѣ мы заняли маленькую комнату, снабженную однако четырьмя постелями; комната была изукрашена плохими размалеванными литографными эстампами, представлявшими эпизоды изъ жизни Христофора Колумба и похожденія Жиль-Блаза. Съ робкимъ уваженіемъ смотрѣли мы на двухъ нашихъ старухъ-хозяекъ, разглядывали ихъ одѣяніе, слѣдили за каждымъ ихъ движеніемъ, потому что вѣдь мы находились въ самомъ чистомъ безпримѣсномъ Ла-Манчѣ, предъ нами были соотечественницы славнаго рыцаря Дон-Кихота и его безсмертнаго оруженосца Санхо-Панчо.
Лишь только мы проснулись, какъ уже могли убѣдиться въ крайнемъ недостаткѣ воды на этомъ высокомъ пунктѣ Касгильскаго плоскогорья; наши хозяйки были вполнѣ увѣрены, что для умыванія четырехъ путешественниковъ достаточно одного большаго стакана воды.
Мѣстечко, гдѣ мы теперь находились, состоитъ изъ низенькихъ, дурно-построенныхъ домиковъ, очень жалкихъ на видъ, не смотря на ослѣпительную бѣлизну ихъ стѣнъ. Тамъ и сямъ виднѣлись желтые частоколы, синія двери и окна; дома достаточныхъ буржуа, общественныя зданія, однимъ словомъ все, что можетъ имѣть нѣкоторую претензію на архитектурный стиль, выстроено изъ краснаго песчаника; вдоль и поперегъ извиваются улицы, то не въ мѣру широкія, то слишкомъ узкія; замѣчательно полнѣйшее отсутствіе садовъ и палисадниковъ. Вся жизнь мѣстечка обрѣтается на улицѣ; тамъ смотришь старики сидятъ на солнопекѣ, здѣсь женщины чешутъ свои волосы, а гдѣ нибудь подлѣ, въ уголку, дѣвочки ищутъ въ головѣ у своихъ маленькихъ братишекъ. Вся торговля сосредоточена на площади св. Квитеріи, гдѣ находится и ратуша, выстроенная на манеръ башни, и церковь, похожая на крѣпостцу.
Желая сдѣлать кое-какія наблюденія Крокъ-Нотъ отправился въ церковь, гдѣ въ то время шла обѣдня; онъ насчиталъ въ ней 27 человѣкъ; всѣ они были среднихъ лѣтъ: двое пола мужескаго, 23 женскаго, и два священника пола средняго. Главный алтарь изукрашенъ витыми колонками, виноградными лозами, епископами въ митрахъ, вензелями и гербами, вездѣ золото, позолота на позолотѣ, вѣрный признакъ бѣдственнаго положенія страны, потому что въ Испаніи если церковь роскошно изукрашена, а патеры богаты, нечего сомнѣваться, что карманы народа пусты. Картины не дурны. Патронеса мѣстечка, св. Квитерія, изображена стройной очень хорошенькой блондинкою, лѣтъ 18, одѣтой въ бѣлое съ розовымъ. Но надо прибавить, что въ тоже время она распята на крестѣ и гвозди пронзили ея прелестныя руки и ноги.
Гордость мѣстечка однакоже составляетъ не эта церковь, а капелла Св. Дѣвы съ четками. Алтарь ея изукрашенъ золотомъ сверху до низу, усыпанъ каменьями. Матерь Божья изображена въ естественную величину, на головѣ у ней усѣянная каменьями корона; платье украшено гирляндами розъ. Она подаетъ четки какому-то старику, вырѣзанному изъ картона, изображенному въ профиль. Совершенно внизу, во мракѣ, такъ что глазъ зрителей едва можетъ запримѣтить, виднѣется образъ Ecce-Homo. Ликъ Христа вырѣзанъ изъ дерева крайне некрасиво. На него накинута красная бархатная мантія, подъ которой находятся красный хитонъ. Руки его связаны настоящею веревкою, голова прибита также настоящими желѣзными гвоздями. Это произведеніе до того мало вяжется съ общепринятымъ понятіемъ объ европейскомъ искуствѣ ваянія и живописи, что невольно приходитъ идея объ индѣйскихъ пагодахъ и о тамоiнихъ образчикахъ искуства. Въ Испаніи, гдѣ еще можно встрѣтить понятія чистѣйшаго фетишизма, подобныя произведенія искуства встрѣчаются не рѣдко.
Вблизи этой часовни находятся развалины громаднаго аббатства. Зданіе великолѣпно, прочно, богато отдѣлано; — но монастырскія кельи совершенно раззорены лѣтъ 20 тому назадъ, во время продажи всѣхъ земель, принадлежавшихъ духовенству. Остались отъ нихъ только четыре стѣны внутренняго двора, да развалины богатой галлереи. Монастырь былъ назначенъ въ продажу, но на него не нашлось покупателя; громадныя его земли до сихъ поръ лежатъ впустѣ, никѣмъ не занятыя. Разсказываютъ, что вблизи мѣстечка и другой древній, еще большій монастырь находится почти въ такомъ же состояніи. Его земли также лежатъ впустѣ, невоздѣланныя, а его жители, монахи, возвратились въ міръ, гдѣ каждый занялся подходящимъ дѣломъ.
Пойдемъ въ монастырь св. Клариссы. Это одинъ изъ трехъ женскихъ монастырей въ Санъ-Хуанѣ де-Альказарѣ. Торговецъ глиняной посуды только-что вошелъ туда, послѣдуемъ и мы за нимъ. Но, увы, Крокъ-Нотъ былъ жестоко наказанъ за свое любопытство, онъ вошелъ въ монастырскую гостиную, слышалъ оттуда сильный стукъ отворяемыхъ и затворяемыхъ дверей; онъ слышалъ сладенькій голосъ торговца посуды, но никого не видѣлъ. Церковь была отперта, — она чистенькая и миленькая. Лучъ солнца, забредшій случайно въ эту отдѣленную отъ міра обитель освѣщалъ мрачный образъ св. Франциска д’Ассиза…
Вдоль церкви тянется маленькій бульваръ, обсаженый жидкими, почти засохшими кустами акацій, которыя не въ состояніи были привиться въ этомъ безводномъ мѣстѣ, никогда непосѣщаемомъ даже птицами.
Вдали, какъ видитъ глазъ, тянутся поля красноватаго цвѣта, на которыхъ разбросано какое-то подобіе каменныхъ сооруженій похожихъ на межевые столбы; все это торчатъ избушки, лишенныя лучшаго своего украшенія — зелени. На всемъ этомъ огромномъ пространствѣ нѣтъ ни одного на столько плодороднаго мѣстечка, чтобы на немъ могла взойти капуста, или какой бы то ни было цвѣтокъ.
Поля не размѣжеваны, только нѣсколько разбросанныхъ камней отдѣляютъ одно владѣніе отъ другого. Впрочемъ Ла-Манчъ изобилуетъ хлѣбомъ, который произрастаетъ здѣсь въ громадномъ количествѣ, несмотря на то, что земля совсѣмъ не удобряется. Разсказываютъ, что въ маѣ, эти пространства зеленѣющаго хлѣба, колыхаемыя вѣтромъ, — прекрасны, какъ волнующееся море, но за то осенью они представляютъ грустную картину безплодія, болѣе печальную даже, чѣмъ видъ пустыни. Почва не совсѣмъ ровная, она немного бугриста, на холмахъ у горизонта возвышаются вѣтряныя мельницы, выстроенныя въ рядъ, какъ деревянные солдатики, съ ружьями на плечахъ. Куда ни кинешь взоръ, вездѣ видно отсутствіе зелени. Манчего какъ будто ненавидитъ ее, онъ не дозволяетъ ей являться у себя, даже въ видѣ кустарниковъ терна.
Вблизи станціи желѣзной дороги уединенно стояли нѣсколько полуразвалившихся домовъ фабричнаго стиля. Крокъ-Нотъ съ изумленіемъ узналъ, что это бывшій стеклянный заводъ, никогда впрочемъ не дѣйствовавшій; акціонеры сложили въ предпріятіе свои капиталы, построили дома, но не хватило средствъ начать работы, и предпріятіе лопнуло; акціонеры, разумѣется, раззорились. Вездѣ, куда ни посмотришь, въ Испаніи бѣдность, бѣдность и бѣдность, вездѣ грязь и невѣжество, вѣчные спутники фанатичнаго католицизма. Въ Каталоніи, Валенсіи, Андалузіи вы находились въ странахъ, хотя нѣсколько знакомыхъ съ новѣйшей цивилизаціей, по здѣсь, внутри страны, въ сердцѣ Испаніи, — всѣ признаки первобитнаго состоянія народовъ; самый наружный видъ страны до того печаленъ, до того бѣденъ, до того грязенъ, что возбуждаетъ горесть и даже отвращеніе. Санъ-Хуанъ де-Альказаръ стоитъ на соединеніи трехъ желѣзныхъ дорогъ, чрезъ него проѣзжаютъ тысячи путешественниковъ, чрезъ него везутъ милліоны пудовъ разнаго товара, и, не смотря на всѣ эти благопріятныя условія, онъ и до сихъ поръ не болѣе, какъ дряннѣйшее мѣстечко, нисколько не измѣнившееся со времени покоренія мавровъ.
Наконецъ мы выѣхали изъ этого дрянного городка. Локомотивъ мчалъ насъ 10 часовъ почти все по такимъ же безотраднымъ мѣстамъ, какъ и оставленный нами Санъ-Хуанъ де-Альказаръ.
Въ полночь мы проѣзжали чрезъ Сіерра-Морена. Мѣстные жители разсказали намъ о трудностяхъ, встрѣчаемыхъ путешественниками въ этихъ мрачныхъ горахъ, которые мѣстами почти недоступны для человѣка. Здѣсь великолѣпнѣйшая охота: въ густыхъ, непроходимыхъ лѣсахъ живутъ волки, серны, лоси и кабаны. Здѣсь же скрываются личности, преслѣдуемые закономъ. Еще недавно тутъ имѣлъ свою главную квартиру извѣстный разбойникъ Хаимъ Барбю. Арена его дѣятельности была широкая, она захватывала всю Андалузію, Валенсію и Ла-Манчъ. Его любили крестьяне, и до сихъ, поръ чтутъ его память. Хаимъ грабилъ только богатыхъ и, но возможности, всегда помогалъ бѣднякамъ. Онъ былъ взятъ и повѣшенъ.
Въ два часа ночи сильнѣйшій запахъ кожи возвѣстилъ намъ что мы въѣзжаемъ въ Кордову.
Такъ какъ поѣздъ уходилъ отсюда рано утромъ, то было безполезно ложиться спать. Мы отправились въ ближайшее кафе, чтобы перекусить тамъ малую толику. Хозяинъ его былъ настолько обязателенъ, что пожертвовалъ намъ своимъ отдыхомъ, и проболталъ съ нами все время до отхода поѣзда. Онъ разсказалъ намъ, что кордуанскіе республиканцы произвели также торжественную манифестацію со знаменами и трубами; не взирая на угрозы и тайные происки либераловъ и умѣренныхъ, они вышли на встрѣчу Кастеляру, что при этомъ произошелъ одинъ несчастный случай: въ толпѣ находился путешественникъ итальянецъ, недавно прибывшій въ Кордову; какой-то негодяй, принявъ его за Кастеляра, выстрѣлилъ въ него изъ ружья, заряженнаго дробью и серьезно его ранилъ. Незамѣтно рѣчь перешла на клерикаловъ и религіозные вопросы, и мы узнали, что паденіе королевской фамиліи было предвозвѣщено огромной падающей звѣздой, совершившей свое паденіе съ страшнымъ громомъ и трескомъ. По преданіямъ, во времена мавровъ въ Кордовѣ жило до милліона населенія, подъ властію же ревностныхъ католиковъ, оно уменьшилось до 35 тысячъ въ 1797 г. По мѣрѣ увеличенія числа монастырей и монашествующихъ въ Испаніи, населеніе ея бѣднѣло и уменьшалось въ своемъ числѣ, но со времени французской революціи, началась реакція противъ духовенства и населеніе Испаніи стало опять увеличиваться. Въ 1797 году оно простиралось до 10,351,000, а въ 1860 году дошло до 15,421,495 человѣкъ; въ это же время монашеское населеніе, доходившее въ 1797 году до 188,000, въ 1860 опустилось до 83,000. Изъ этого можно сдѣлать прямой выводъ, что уменьшеніе монашества на 100,000 человѣкъ соотвѣтствовало увеличенію всего населенія на 5 милліоновъ, и на одного изчезнувшаго монаха прибыло 50 испанцевъ. Къ сожалѣнію относительно Кордовы нельзя было собрать такихъ же точныхъ данныхъ. Извѣстно только, что при возшествіи на престолъ Изабеллы II въ Кордовѣ было 26 монастырей; въ первую гражданскую войну ихъ закрылось 10; во время послѣдней революціи 4; осталось 12, на населеніе немногимъ болѣе 40,000 человѣкъ. Монахи и монахини, разумѣется, живутъ роскошно, въ то время, какъ большая часть городскаго населенія бѣдствуетъ. По этому поводу можно представить статистическія данныя, нелишенныя интереса. Въ Валенсіи на 90,000 человѣкъ городского населенія приходится 1000 монаховъ и монахинь. По городскимъ постановленіямъ, монашествующіе получали говядину безпошлинно, что даетъ возможность высчитать вѣрно потребленіе монахами мяса. На все городское населеніе приходится въ годъ по 7 1/2 фунтовъ мяса на человѣка, а на монашествующихъ по 210 фунтовъ. Это совершенно точное вычисленіе показываетъ, что еще очень недавно монахи и монахини, увѣряющіе, что они предназначаютъ себя на подвижничество и постъ, такъ роскошно обставляли свою жизнь, что каждый изъ нихъ потреблялъ мяса почти въ 28 разъ болѣе, чѣмъ простой, скромный мірянинъ. Но будемъ справедливы, и заявимъ, что, разумѣется, не все мясо съѣдалось самими подвижниками, они торговали безпошлиннымъ мясомъ и къ одному грѣху — обжорству, прибавляли другой — обманъ.
За Кордовой мы поѣхали оливковыми разбросанными лѣсами по горамъ. Страна чрезвычайно живописна, и незамѣтно переходитъ въ другую, болѣе очаровательную мѣстность, характеризующуюся апельсинными и лимонными деревьями. За ними Гренада, а тамъ пальмы и гранатныя деревья; на насъ пахнулъ тропическій воздухъ и мы въѣхали въ Малагу.