ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРѢНІЕ. править
Результаты выборовъ въ германскій парламентъ превзошли самыя смѣлыя надежды враговъ картеля и нынѣшней системы управленія въ Германской имперіи вообще. Число соціалъ-демократовъ въ новомъ рейхстагѣ утроилось, число свободномыслящихъ удвоилось, центръ сохранилъ всѣ свои позиціи, а консерваторы и въ особенности націоналъ-либералы потерпѣли сильное пораженіе. Неожиданный успѣхъ свободномыслящихъ объясняется, кромѣ общаго недовольства политикою князя Бисмарка, за которыхъ покорно шли націоналъ-либералы, еще слѣдующими обстоятельствами. Выиграли много мѣстъ свободномыслящіе на перебаллотировкахъ, потому что за нихъ подавали голоса умѣренные либералы, напуганные необычайнымъ усиленіемъ соціалъ-демократіи, а тамъ, гдѣ соперникомъ свободномыслящаго являлся консерваторъ или націоналъ-либералъ, въ пользу свободномыслящаго подавали голоса соціалъ-демократы. Такимъ образомъ, партія свободномыслящихъ сыграла двойную роль: она спасала либеральную буржуазію отъ соціалъ-демократовъ, а этихъ послѣднихъ отъ исключительныхъ законовъ и отъ картеля.
Многія западно-европейскія газеты съ удовольствіемъ отмѣчаютъ крушеніе правительственной системы князя Бисмарка. Его борьба съ нѣмецкими католиками, пресловутый Kulturkampf кончилась пораженіемъ. Законы, стѣснявшіе свободу вѣроисповѣданія, пришлось почти всѣ отмѣнить, папа возвратилъ все свое вліяніе на многомилліонное католическое населеніе Германіи. Нѣтъ сомнѣнія, что въ борьбѣ съ римскимъ престоломъ канцлеръ Германской имперіи могъ имѣть за собою симпатіи образованнаго міра, еслибъ только борьба эта не велась насильственными средствами, еслибъ только князь Бисмаркъ имѣлъ въ виду противодѣйствовать клерикальному вліянію, несогласимому съ задачами и строемъ современнаго государства. Еще поразительнѣе говоритъ о невозможности грубыми полицейскими мѣрами побѣдить идейныя общественныя движенія ошеломившее германскія правящія сферы усиленіе соціалъ-демократической партіи. Отмѣтимъ кстати, что выборы въ рейхстагъ обнаружили значительный ростъ еще одной враждебной нынѣшнему режиму партіи — южно-нѣмецкой демократической. Объ этой партіи наканунѣ выборовъ органъ имперскаго канцлера Norddeutsche Allgemeine Zeitung говорилъ слѣдующее: «Южно-нѣмецкая демократическая партія (sogenannte volksparteiliche Demokratie) настроена не только партикуляристически, но и республикански; она отрицаетъ національную почву, на которой воздвигнута имперія, и отвергаетъ существенную основу зданія — монархическую власть». Norddeutsche Allgemeine Zeitung призывала къ энергической борьбѣ съ этою партіей, а борьба, какъ мы отмѣтили, кончилась ея очень значительнымъ усиленіемъ.
Картель потерялъ на выборахъ почти милліонъ голосовъ, соціалъ-демократы пріобрѣли болѣе полмилліона, свободномыслящіе — около трехсотъ тысячъ. На какія партіи въ новомъ парламентѣ будетъ теперь опираться правительство? Оффиціозы начинаютъ уже заигрывать съ центромъ. Это поведетъ къ большимъ уступкамъ въ пользу партіи, предводимой Виндгорстомъ, — уступкамъ, на которыя трудно пойти князю Бисмарку. Слухи объ отставкѣ имперскаго канцлера становятся все настойчивѣе[1]. Словоохотливый и много путешествующій императоръ Вильгельмъ начинаетъ, повидимому, во многомъ расходиться съ испытаннымъ государственнымъ человѣкомъ, сторону котораго онъ такъ энергично держалъ въ кратковременное царствованіе своего благороднаго отца. Къ безчисленнымъ уже тостамъ Вильгельма II присоединился недавно тостъ бранденбургскій, въ которомъ императоръ выразилъ непремѣнное рѣшеніе раздавить и уничтожить своихъ внутреннихъ враговъ. Этими врагами, прежде всего, являются соціалъ-демократы. Императоръ Вильгельмъ надѣется овладѣть рабочимъ движеніемъ и удовлетворить законнымъ стремленіямъ рабочихъ классовъ путемъ законодательнымъ и административнымъ. Такія надежды встрѣчаютъ большія сомнѣнія и въ Германіи, и къ остальной Европѣ. Международная конференція, которую созываетъ германское правительство, въ скоромъ времени, по всей вѣроятности, состоится[2]. Ея нравственное и теоретическое значеніе немаловажно; но мудрено ждать отъ этой конференціи замѣтныхъ и непосредственныхъ практическихъ результатовъ. Постановленія международнаго совѣщанія будутъ необязательными, но такъ какъ въ нихъ примутъ участіе лица, хорошо знакомыя съ нуждами рабочихъ массъ, то разсужденія и заключенія конференціи не останутся, надо полагать, безъ вліянія на законодательства участвующихъ на ней государствъ. Во всякомъ случаѣ, съ задачами конференціи совсѣмъ не гармонируютъ бранденбургскіе тосты.
Консервативная нѣмецкая Post сравниваетъ рескрипты императора Вильгельма, приведенные нами въ февральскомъ обозрѣніи, съ ордоннансомъ Людовика XVI, которымъ созывались французскіе генеральные штаты. Если рескриптамъ этимъ суждено дѣйствительно играть подобную роль, то правительству гогенцоллернской имперіи нѣтъ особенныхъ основаній радоваться пророческими восхваленіямъ газеты Post. Правда, послѣдняя прибавляетъ, что французская монархія болѣе вѣка тому назадъ, въ сознаніи своей слабости, открыла эру революціи, которую прусская монархія, въ сознаніи своей силы, закрываетъ окончательно; но на это надо замѣтить, что французская монархія отнюдь не подозрѣвала своей слабости, а монархія прусская, какъ показали послѣдніе выборы въ парламентъ, по меньшей мѣрѣ преувеличиваетъ свою крѣпость: за всѣ партіи нынѣшняго режима подано 2.500,000, тогда какъ партіи оппозиціонныя получили 4.500,000. Если предположить, что новое правительственное большинство рейхстага образуется присоединеніемъ къ партіи бывшаго картеля партіи центра (1.400,000), то и тогда населеніе Германской имперіи окажется раздѣленнымъ на два враждебные лагеря, причемъ и рѣчи быть не можетъ о преобладающемъ большинствѣ, объ его прочномъ нравственномъ и законодательномъ вліяніи. Temps не безъосновательно подсмѣивается надъ международными затѣями германскаго правительства и сравниваетъ ихъ съ мечтаніями Наполеона III созвать конгрессъ для улаженія всѣхъ международныхъ затрудненій, что при нынѣшнемъ строѣ нѣкоторыхъ европейскихъ державъ дѣйствительно напоминаетъ попытку «marier le grand Turc avec la république de Venise».
Любопытно постановленіе по поводу рескриптовъ Вильгельма II миланской лиги соціалистовъ (беремъ это постановленіе изъ газеты Il Secolo). Принимая во вниманіе невозможность для военнаго и бюрократическаго государства разрѣшить соціальный вопросъ и заподозрѣвая искренность намѣреній нѣмецкаго правительства, миланская лига выражаетъ свое сочувствіе германскимъ соціалъ-демократамъ и увѣренность въ освобожденіи пролетаріата и въ установленіи гуманныхъ основъ общежитія {Il Secolo, 17—18 Febbraio. Приводимъ текстъ этого постановленія:
«La Lega Socialista milanese:
Presa notizia di quanto i giomali riferirono dei due recenti rescritti dell’imperatore di Germania а favore delle classi operaie e riserbandosi ungiudizio definitive insegnito all’esame dei testi ufficiali dei medesimi che delega ad apposita commissione di studl; rileva intanto l’importanza del fatto che Я rappresentante del governo più potente, militare e feudale d’Europa abbia solennemente proclamata l’urgenza di salvaguardare le asplrazioni degli opérai al benessere e all’ugugalianza mediante accordo internzionale, concetto eesenzialmente socialista e che costö al socialismo tante persecuzioni e tanti martiri; e pur riservando le proprie convizioni circa l’impotenza organica de govemi borghesi а risolvere radicalmente le questioni sociali e circa la sincérité delle loro intenzioni, specialmente tenuto conto dell’attuale situazione politica-elettorale in Germania; dichiara intanto la propria ammirazione e la propria simpatia pei compagni socialist! di Germania la cui azione intelligente, compatta, disciplinata, lnfaticabile, haposto quel governo nella necessità di formalmente riconoscere le grandi esigenze della moderna questione sociale; e certa che l’azione stessa non sarà deviata nè impedita da lusiughe imperiali e govemative, augura prossimo il conseguimento del suo fine ultimo grandioso: Vemancipazione del proletariat e Vavvenimento di una più umana civiltà».}.
Въ прошломъ обозрѣніи мы сказали уже, что странно отрицать искренность намѣреній императора Вильгельма и его правительства по отношенію къ вопросу о поднятіи благосостоянія германскаго народа: нельзя, вѣдь, не видѣть, что могущество государства именно и обусловливается этимъ благосостояніемъ. Быть можетъ, Вильгельмъ II, предлагая международную конференцію по рабочему вопросу, руководствовался и политическими разсчетами; но это не отнимаетъ отъ его предложенія значенія гуманной и справедливой попытки. Странныя вещи пришлось намъ прочесть по этому поводу въ русской публицистикѣ. Читатели знаютъ, что нелѣпый запросъ буланжиста Лора повелъ къ торжеству кабинета Тирара. Рѣчь Спюллера, доказавшаго необходимость для республики принять участіе на берлинской конференціи, вызвала общее и горячее сочувствіе палаты. Предложенный правительствомъ простой переходъ къ очереднымъ дѣламъ принятъ 480 противъ четырехъ буланжистовъ. Даже Кассаньякъ произнесъ разумную рѣчь, заявивъ, что передъ вопросами иностранной политики въ парламентѣ нѣтъ ни большинства, не меньшинства, что въ сношеніяхъ съ иностранными государствами всѣ французы имѣютъ въ виду только отечество.
Казалось бы, нашимъ націоналистамъ слѣдовало привѣтствовать такой патріотическій образъ дѣйствій палаты депутатовъ Французской республики, по у насъ обнаружились свои буланжисты. Упомянутый Поръ заявлялъ, что согласіе правительства на участіе въ берлинской конференціи является поступкомъ, унижающимъ Франццо, что при обсужденіи рабочаго вопроса можетъ быть нанесенъ вредъ отсутствующимъ державамъ, именно Россіи. Въ Московскихъ Вѣдомостяхъ подъ высокопарнымъ заглавіемъ Caveant comules появилась статейка г. Иловайскаго, который высказываетъ прямо результаты своихъ наблюденій (?). «Съ самаго начала, — говорить авторъ статейки, — я нисколько не сомнѣвался, что созываемая конференція имѣетъ цѣли чисто-политическія. А по мѣрѣ того, какъ имперское правительство настойчиво старалось привлечь къ участію въ ней и Францію, для меня становилось все яснѣе, что главный политическій объектъ въ семъ дѣлѣ составляетъ именно Франція. Это просто благовидный предлогъ вовлечь ее въ дружескіе переговоры и совѣщанія, а, пожалуй, и нѣкоторыя соглашенія. Это первый практическій шагъ къ политическому сближенію, а, слѣдовательно, и къ разъединенію интересовъ французскихъ и русскихъ».
Г. Иловайскій находить, что Россіи на конференціи нечего было бы дѣлать, «потому что никакого рабочаго вопроса у васъ пока не существуетъ. Іо это обстоятельство нисколько не означаетъ, что дѣло насъ не касается. Напротивъ, привлеченіе Франціи и есть дальнѣйшій шагъ въ той работѣ, которая въ теченіе послѣднихъ лѣтъ такъ усердно практикуется Берлиномъ и которая преслѣдуетъ ясно намѣченную цѣль: полное изолированіе Россіи»[3].
«Г. Лоръ, — продолжаетъ г. Иловайскій, — прямо протестовалъ противъ участія Франціи въ конференціи, которую онъ считаетъ „лишь предлогомъ для конференціи политической“ или просто „ловушкой“. Слѣдовательно, во Франціи нѣтъ недостатка въ людяхъ проницательныхъ; но кто она могутъ сдѣлать при господствующемъ тамъ режимѣ? И французскіе делегаты, по всей вѣроятности, отправятся въ Каноссу».
И въ Россіи, стало быть, нѣтъ недостатка въ людяхъ проницательныхъ, которые сами себѣ выдаютъ въ этомъ удостовѣреніе, и вся надежда на то, что при господствующемъ у насъ режимѣ наши собственные буланжисты останутся такъ же безвредны, какъ и французскіе. Консервативныя С.-Петербургскія Вѣд. основательно замѣчаютъ, что «противъ несвоевременной и безтактной выходки яраго буланжистскаго депутата оказалось около 49 человѣкъ его собственной партіи. Соціалисты палаты примкнули къ большинству послѣ заявленія Спюллера, что на берлинскую конференцію предположено послать трехъ французскихъ рабочихъ»[4]. Спрашивается: если Россіи на конференціи по рабочему вопросу дѣлать нечего, а Франціи есть, то почему же послѣдней не принять участія на международномъ совѣщаніи? Самый проницательный изъ французовъ, по мнѣнію г. Иловайскаго, буланжистъ Поръ, говорилъ, что «демократическимъ и соціальнымъ центромъ будущихъ соединенныхъ штатовъ Европы должна быть Франція, а потому не слѣдуетъ переносить его въ Берлинъ». Мы опасаемся, что въ данномъ случаѣ между Лоромъ и самымъ проницательнымъ русскимъ буланжистомъ можетъ обнаружиться разногласіе, въ виду вѣроятнаго предпочтенія нашимъ соотечественникомъ Москвы передъ Парижемъ.
Въ связи съ берлинскою конференціей возникли толки о предполагаемомъ будто бы общемъ разоруженіи Европы, подавляемой бременемъ военныхъ издержекъ. Французскій министръ иностранныхъ дѣлъ кончилъ свою рѣчь такими многознаменательными словами: «Наше участіе въ берлинской конференціи составитъ актъ текущей международной политической жизни, не влекущій за собою никакихъ нововведеній. Новизною будетъ то, что Французская республика будетъ имѣть честь внести въ собраніе, созванное монархическимъ государствомъ, свои принципы правосудія и свободы. Я убѣжденъ, что Франція, сдѣлавшись вновь гордою и сильною, возвыситъ тамъ голосъ разума, человѣколюбія, цивилизаціи и прогресса».
Изъ этого можно заключить, что французское правительство не воспротивилось бы широкимъ гуманнымъ планамъ, хотя бы и по вопросу о разоруженіи; но весьма сомнительно, чтобы Германія взяла на себя починъ въ этомъ отношеніи. Пропаганда идеи мира еще недостаточно глубоко проникла въ сознаніе западно-европейскихъ народовъ и возможность кровавыхъ столкновеній, въ которыхъ будутъ гибнуть и уродоваться десятки и сотни тысячъ людей, отнюдь не устранена при современномъ положеніи вещей.
Телеграфъ принесъ извѣстіе, когда написаны были эти строки, что кабинетъ Тирара подалъ въ отставку. Участіе Франціи на берлинской конференціи не потерпитъ отъ этого никакихъ измѣненій; но во внутренней политикѣ Французской республики можно ожидать довольно значительныхъ измѣненій. Безцвѣтный кабинетъ всемірной выставки держался благодаря въ особенности энергичной борьбѣ министра внутреннихъ дѣлъ, Констана, съ буланжизмомъ. Выходъ Констана въ отставку былъ истолкованъ многими какъ очевидный признакъ близкаго паденія министерства Тирара, какъ оно и случилось. Новый кабинетъ, судя по группировкѣ парламентскихъ партій, долженъ оказаться болѣе реформаторскимъ, болѣе близкимъ радикальной фракціи палаты, чѣмъ кабинетъ Тирара. Отъ послѣдняго новому министерству остался въ наслѣдство принятый въ сенатѣ законопроектъ Марселя Барта, имѣющій въ виду измѣненіе законовъ о Печати. Шансовъ на принятіе этого законопроекта въ палатѣ депутатовъ нѣтъ почти никакихъ. Оппортюнисты, раздражаемые дѣйствительно непристойною, злобною и недобросовѣстною агитаціей, которую ведутъ въ печати буланжисты и ихъ неразборчивые союзники — реакціонеры, задумали изъять нѣкоторыя изъ преступленій, совершонныхъ путемъ печатнаго слова, изъ вѣдѣнія суда присяжныхъ. Justice въ сильной и отлично написанной статьѣ Пельтана горячо возстала противъ этой мысли и обрушилась на министра юстиціи, который поддерживалъ законопроектъ. Не отрицая, конечно, злоупотребленій печати, Justice указывала на то, что судъ присяжныхъ являлся вполнѣ достаточною охраной отъ диффамацій и клеветы на должностныхъ лицъ, чѣмъ такъ усердно занимались буланжистскія газеты. Въ защиту законопроекта въ сенатѣ выступилъ старый республиканецъ ШалльмельЛ а куръ. Онъ сказалъ, что судъ присяжныхъ, являясь безспорнымъ и лучшимъ выраженіемъ общественной совѣсти въ дѣлахъ уголовныхъ, — въ дѣлахъ политическихъ, въ смутныя времена, можетъ поддаваться вліянію окружающихъ его страстей. Ораторъ кончилъ восклицаніемъ, что свобода при подобныхъ условіяхъ, то-есть безнаказанность, — не свобода, а худшая изъ тираній.
Противники законопроекта Марселя Барта въ сенатѣ и печати справедливо возражали, что передача суду исправительной полиціи диффамаціи, оскорбленій и угрозъ (только объ этихъ преступленіяхъ и идетъ рѣчь) отнюдь не даетъ большаго обезпеченія безпристрастнаго сужденія. Если при судѣ присяжныхъ можно предположить нѣкоторую наклонность въ сторону оправдательныхъ приговоровъ, то назначенные правительствомъ судьи будутъ съ такою же вѣроятностью склоняться въ сторону обвиненія, а въ тревожныя времена, подъ давленіемъ правительственной власти, могутъ стать орудіемъ угнетенія свободы печатнаго слова.
Умѣренный Temps говоритъ, что въ основѣ всѣхъ преній о карательныхъ мѣрахъ противъ диффамаціи и оскорбленія должностныхъ лицъ лежатъ слѣдующія два положенія: гражданинъ имѣетъ право обсуждать въ печати дѣйствія правительственныхъ лицъ, высшихъ и низшихъ, ибо безъ этого нѣтъ свободы въ общественномъ смыслѣ слова; правительство, съ своей стороны, должно быть вооружено законными судебными средствами для защиты чиновниковъ отъ несправедливыхъ или злостныхъ нападеній. Надобно прибавить, что Марсель Бартъ и его сторонники требуютъ, чтобы обвиняемому въ оскорбленіи должностныхъ лицъ было предоставлено право предъявлять доказательства, чтобы судебныя пренія были публичны, чтобы приговоръ суда былъ мотивированъ и подлежалъ апелляціи. Всѣ эти ограниченія показываютъ, что сторонники передачи означенныхъ преступленій изъ суда присяжныхъ въ судъ, по нашей терминологіи — коронный, принимаютъ предосторожности, чтобы не стѣснить свободы серьезнаго обсужденія образа дѣйствій должностныхъ лицъ, на какой бы ступени правительственной іерархіи они ни стояли. Сенаторъ Трарье предлагаетъ удержать въ вѣдѣніи суда присяжныхъ диффамацію, и Temps поддерживаетъ это предложеніе, но указываетъ, что лучшее средство противъ клеветниковъ и диффаматоровъ, это — судебныя денежныя взысканія, Примѣръ Англіи показываетъ цѣлесообразность такой системы.
Съ краснорѣчивою защитой свободы печати выступилъ въ газетѣ сенаторъ и академикъ Жюль Симонъ. «Да, — пишетъ онъ, — надо карать, и карать серьезно, дурныя дѣянія, совершонныя путемъ печати. Да, исправительные суды будутъ осуждать чаще и строже, чѣмъ суды присяжныхъ. Да, свобода имѣетъ опасныя стороны. Но она — свобода». «Никакая свобода, — продолжаетъ Жюль Симонъ, — такъ не дорога намъ, какъ свобода печати, потому что печать является орудіемъ и стражемъ общественной свободы вообще». Исцѣленіе отъ злоупотребленій печати Жюль Симонъ видитъ въ школѣ и въ самой свободѣ. Нравственный подъемъ общества отразится и на составѣ журналистики, на ея тонѣ и на приговорахъ суда присяжныхъ. Новый кабинетъ, быть можетъ, не станетъ защищать въ палатѣ законопроекта Марселя Барта, и это дѣтище напуганнаго воображенія оппортюнистовъ сойдетъ, по всей вѣроятности, съ парламентской сцены.
Если реакціонныя стремленія обречены на неудачу во Франціи, то этого нельзя сказать про Австро-Венгрію, гдѣ они выступаютъ послѣднее время опредѣленнѣе и настойчивѣе. Правительство подвергаетъ стѣсненіямъ младо-чешскую печать, которая выступаетъ противъ соглашенія старо-чеховъ съ нѣмцами. Австрійскіе епископы обнародовали заявленіе, въ которомъ требуютъ раздѣленія народныхъ школъ по вѣроисповѣданіямъ и подчиненія школы папскому престолу. Это требованіе, внесенное въ цислейтанскій парламентъ, грозитъ повлечь за. собою распаденіе нынѣшняго большинства. Отставка Тиссы колеблетъ правительственное большинство въ другой половинѣ габсбургской монархіи. Нельзя не пожалѣть, что событія на Балканскомъ полуостровѣ, вслѣдствіе прежнихъ ошибокъ нашей дипломатіи, идутъ въ значительномъ несоотвѣтствіи съ интересами нашего отечества и славянскаго міра. При настоящемъ положеніи Австро-Венгріи наше вліяніе могло бы быть вполнѣ возстановлено и въ Болгаріи, которая, при всѣхъ ошибкахъ ея нынѣшнихъ правителей, показала значительную политическую жизненность и противъ воли вовлечена въ область мадьяро-нѣмецкаго вліянія. Намъ неизвѣстны, разумѣется, многія подробности дипломатическихъ сношеній и разсчетовъ, но одно представляется яснымъ: долговременное отчужденіе Россіи отъ Болгаріи выгодно только недругамъ нашего отечества. Фердинандъ Кобургскій незаконно сидитъ на болгарскомъ княжескомъ тронѣ; но, вѣдь, и Наполеонъ III не менѣе незаконнымъ путемъ достигъ французскаго престола и былъ признанъ всѣми европейскими державами. Болгарскому правительству, полагаемъ мы, слѣдовало бы обратиться съ просьбою о признаніи нынѣшняго порядка вещей не къ Турціи, а къ императорскому россійскому правительству. А сильному свойственно великодушіе по отношенію къ слабому.
Не останется безъ вліянія на политическую жизнь Венгріи и всей габсбургской монархіи смерть графа Юлія Андраши. Этотъ замѣчательный государственный человѣкъ въ молодости, какъ извѣстно, былъ приговоренъ къ смертной казни за участіе въ венгерскомъ возстаніи и спасся только потому, что не попался въ руки австрійскому правительству. Времена перемѣнчивы, и графу Андраши пришлось потомъ руководитъ судьбами Австро-Венгріи. То, чего не могла достигнуть пробудившаяся общественная мысль, было достигнуто въ габсбургской монархіи несчастными войнами. Итальянская кампанія 1859 года повела къ дарованію, въ 1860 году, австрійскимъ народамъ конституціи. Графъ Андраши вернулся на родину и занялъ мѣсто въ парламентѣ въ рядахъ партіи знаменитаго Франца Деака. Пораженіе, которое въ 1866 году Пруссія нанесла Австріи, повело къ достиженію Венгріей полной политической свободы и къ укрѣпленію парламентской системы въ Цислейтаніи. Графъ Андраши сталъ во главѣ мадьярскаго кабинета, а потомъ занялъ постъ общеимперскаго министра иностранныхъ дѣлъ. Его дѣятельность на этомъ постѣ доставила Австро-Венгріи немаловажныя выгоды, а Россіи и всему славянскому міру принесла не менѣе значительный вредъ. Но необходимо принять во вниманіе слѣдующее: истинные національные интересы — графъ Андраши всегда дѣйствовалъ какъ венгерскій патріотъ, — не могутъ противорѣчить истиннымъ интересамъ другаго народа. Можно достигнуть успѣховъ и выгодъ въ ущербъ другому народу, а если этотъ послѣдній слабъ, то и раздавить его, унизить и притѣснить; только подобные успѣхи недолговѣчны, не говоря уже о томъ, что противъ нихъ возстаетъ все ростущее общественное мнѣніе. Венгерскій народъ достигъ многихъ изъ своихъ законныхъ и справедливыхъ стремленій, но онъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, стѣсняетъ не менѣе законныя и справедливыя стремленія славянскихъ народовъ. Непризнаніе за славянами права на политическую свободу, на національную самостоятельность грозитъ опасностью политической свободѣ и самостоятельности самихъ мадьяръ, потому что движенія, пробудившагося среди австрійскихъ славянъ, нельзя остановить, — его невозможно даже надолго задержать. Ошибки, сдѣланныя въ этомъ отношенія графомъ Андраши и его преемниками, будутъ сказываться все сильнѣе и сильнѣе, если мадьяры, какъ и австрійскіе нѣмцы, будутъ упорствовать въ своей политикѣ, въ своемъ желаніи господствовать надъ славянами.