Инокам не описали имущество (Бабкин)

На интернет-ресурсах Русской православной церкви был опубликован долгожданный проект «Положения о монастырях и монашествующих». Это «Положение…» должно было появиться примерно четверть века назад, поскольку о нём как о реально существующем в настоящем времени говорилось ещё в Уставе РПЦ 1988 года (гл. IX п. 9), а также в ныне действующем с 2000 года аналогичном Уставе (гл. XVIII п. 8).

Настоящий проект составлен в недрах особого церковного органа – Межсоборного присутствия специально созданной Комиссией по вопросам организации жизни монастырей и монашества, затем он был переработан редакционной комиссией Межсоборного присутствия под председательством патриарха Кирилла.

В преамбуле проекта говорится: «Возможность оставлять свои комментарии предоставляется всем желающим». Поскольку я изучаю эволюцию порядка наследования личного имущества иерархов РПЦ, позволю себе воспользоваться приглашением к дискуссии и высказать некоторые соображения по тем пунктам документа, которые касаются личного имущества монашествующих.

В проекте «Положения…» говорится об «общем имуществе» монашествующих (гл. I п. b), об «имуществе монастыря», предоставляемом монашествующим во «временное личное пользование» (гл. IV п. h). В частности, констатируется: «Покидая монастырь, монах не имеет прав на какую-либо часть монастырского имущества». Но при этом ничего не сказано про личное имущество и личные денежные сбережения монашествующих. Эти вопросы обходят стороной и ныне действующий Устав РПЦ, Гражданский устав РПЦ, уставы монастырей (автор настоящих строк ознакомился с теми из них, которые удалось обнаружить в открытом доступе). Об этом умалчивается и в определении Поместного собора РПЦ 1917–1918 годов «О монастырях и монашествующих» от 31 августа (13 сентября) 1918 года, а также в прежнем Уставе РПЦ – от 1988 года. В Уставах РПЦ лишь в самых общих чертах говорится о наследовании личного имущества архиереев (которые, как известно, также являются монашествующими): «Личное имущество Патриарха Московского и всея Руси наследуется в сooтветствии с законом» (2000 г., гл. IV п. 14); «Личное имущество скончавшегося архиерея наследуется в соответствии с действующими законами» (2000 г., гл. XVI п. 22).

Понятно, что подобные нормы находятся в полном соответствии с современным гражданским правом. Но почему ни в Уставах РПЦ, ни в обсуждаемом проекте «Положения…» не прописаны аналогичные нормы для прочих монашествующих? Или рядовые монахи в отличие от архиереев не являются гражданами России и не находятся в правовом поле Российской Федерации? И что подразумевается под определением «личное имущество»? Приобретенное ли до или после рукоположения в епископский сан и на какие средства? А какова судьба содержимого банковских счетов, оформленных лично на архиерея (как на физическое лицо) и остающихся после его кончины?

В законодательстве Российской империи имелся целый комплекс высочайших указов, которыми регламентировались права монашествующих на наследование и завещание предметов личного имущества, а также на наследование денежных сбережений; приводились и соответствующие инструкции. Несмотря на значительные в данном плане особенности у различных категорий монашествующих, общей нормой для всех без исключения был запрет на владение, приобретение, наследование и завещание объектов недвижимости.

По своему смыслу обсуждаемый проект «Положения о монастырях и монашествующих» преследует цель усовершенствовать церковную жизнь путём регламентации соответствующих её сторон. Однако в документе имеются существенные правовые пробелы. Например, указывается, что поступающий в монастырь должен предъявить среди прочего документы об образовании и квалификации (гл. IV п. a). Но при этом не требуется никаких справок или расписок о наличии (или отсутствии) объектов недвижимости, движимого имущества, состоянии финансовых счетов и пр. А какова судьба названных ценностей (в случае их наличия) после принятия их хозяином монашеского пострига?

С одной стороны, как «отрекшиеся от мира» и принявшие обет нестяжания монашествующие не могут иметь никакой собственности. Но, с другой стороны, как граждане России они могут вступать в различные правовые отношения, касающиеся как движимого, так и недвижимого имущества…

И по причине возможной неоднозначности решений имущественно-финансовых вопросов представляется важным, чтобы в итоговой редакции «Положения…» давались бы однозначные ответы на следующие вопросы. Может ли встающий на путь монашества (при поступлении в монастырь, например) иметь в своей собственности движимое или недвижимое имущество? Могут ли монашествующие становиться наследниками недвижимого имущества? Могут ли монашествующие приобретать земельные участки и становиться их собственниками? Могут ли монашествующие приобретать недвижимое имущество и становиться его собственниками? Могут ли монашествующие строить на свои средства объекты недвижимости, в том числе на церковной земле? Каким физическим или юридическим лицам эти объекты будут принадлежать по смерти своего строителя? Как отделить личное имущество монашествующих от церковного (например, монастырского) имущества? Могут ли монашествующие иметь личные сбережения, например, в банковских вкладах? Кому после смерти владельцев те перейдут? Могут ли монашествующие завещать своё личное имущество (например, драгоценные элементы священнического облачения и священные сосуды) мирским лицам?

Следует отметить, что на все эти вопросы в Своде законов Российской империи давались однозначные ответы. При этом по причине единства Российской империи и Православной церкви соответствующие государственные законы являлись и внутрицерковными нормами… Однако по не вполне понятной причине в постсоветское время (в период церковного возрождения) среди духовенства вспоминать о прежних юридических нормах не принято. Таким образом, начиная с 1917 года (с момента прекращения действия законов Российской империи) в РПЦ имеет место определенная деградация правовой системы в вопросах, касающихся личного имущества и личных денежных сбережений монашествующих.

Согласно Конституции РФ (ст. 14 п. 2), «религиозные объединения отделены от государства». А в Федеральном законе «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 1997 года значится (ст. 4 п. 2): «В соответствии с конституционным принципом отделения религиозных объединений от государства государство: […] не вмешивается в деятельность религиозных объединений». Возможна ли в этих условиях в РПЦ реставрация (хотя бы частичная) работавших в Российской империи внутрицерковных норм, которыми, в частности, регламентировались права собственности и наследования монашествующих? На наш взгляд, непреодолимых препятствий для достижения этой цели у церковных законотворцев на сегодняшний день нет.

В целом настоящий проект «Положения о монастырях и монашествующих» с его умолчанием по обозначенным выше имущественно-финансовым вопросам создаёт представление о монастырях РПЦ не как о «светильниках миру», но как о тёмных омутах, в мутной воде которых для руководящего состава монашествующих есть все возможности ловить в своих личных интересах «тучную рыбу».