Императоръ Вильгельмъ I и Бисмаркъ. Въ «Temps» находимъ весьма недурную характеристику создателей германской имперіи, императора Вильгельма и князя Бисмарка, которую и приводимъ въ извлеченіи.
Подъ видимымъ спокойствіемъ и уравновѣшенностью, соединенной съ подкупающимъ добродушіемъ, императоръ Вильгельмъ I скрывалъ тонко развитой умъ и хитрую изворотливость. Честолюбіе его никогда не проявлялось съ очевидностью, но, несомнѣнно, было тайнымъ рычагомъ, который заставлялъ его присоединяться къ интригамъ Бисмарка и переносить войну изъ Даніи въ Богемію, изъ Богеміи въ сердце Франціи. Онъ предоставлялъ всегда своему ловкому министру выбирать средства для выполненія своихъ предначертаній и нести отвѣтственность за нихъ, а самъ постоянно прикрывался интересами государства, которые представлялись достаточнымъ извиненіемъ для разныхъ сдѣлокъ съ совѣстью и позволяли ему съ чистымъ сердцемъ наложить руку на герцогства по Эльбѣ, на Гановеръ и Гессенъ. Во всѣхъ подобныхъ случаяхъ онъ поручалъ себя въ руцѣ Божіи. Такъ, объявляя воину Франціи, онъ говорилъ своему народу:
— Молитесь усердно, дабы Богъ послалъ намъ свое благоволеніе и умудрилъ насъ поступать по христіански даже съ врагами Франціи.
И между тѣмъ Вильгельмъ никогда не пробовалъ возстать противъ цинической грубости, съ которой велась эта война. Манеры императора были полны вѣжливости и очарованія, языкъ — всегда сдержанъ и благосклоненъ, въ сужденіяхъ часто проглядывалъ слегка даже религіозный мистицизмъ, — словомъ, онъ производилъ впечатлѣніе человѣка корректнаго, лойальнаго, отнюдь не корыстнаго, съ добрымъ и чуткимъ сердцемъ. Въ первые годы своего царствованія онъ не пользовался популярностью, но затѣмъ поборолъ народное недоброжелательство, и послѣ громкихъ побѣдъ массы смотрѣли на него, какъ на орудіе Провидѣнія, посланное на благо Германіи и на страхъ врагамъ ея. Но люди, которымъ приходилось имѣть дѣло съ Вильгельмомъ въ политическихъ сферахъ, утверждаютъ, что за фигурой маккіавелиста-министра всегда ясно обнаруживалась личность мператора. Такъ, когда снова выставлялась кандидатура Гогенцоллерновъ, Бисмаркъ писалъ маршалу Приму: «Не забудьте, дѣло ведется такъ, какъ будто король ничего не знаетъ». Точно также утверждаютъ, что вообще у Вильгельма были вполнѣ опредѣленныя и стойкія воззрѣнія, и, стремясь къ достиженію своихъ цѣлей, онъ не останавливался ни передъ соображеніями нравственности, ни передъ связями дружбы или родства; полагаться на его слово было неблагоразумно: въ 1866 году королева Викторія жаловалась на обманъ съ его стороны, такъ какъ наканунѣ объявленія войны Австріи онъ приказалъ сообщить ей, что миръ вполнѣ обезпеченъ. Императоръ Вильгельмъ не блисталъ геніальнымъ умомъ, но сужденія его всегда бывали увѣренны, дѣлами онъ занимался всегда съ большимъ тщаніемъ, обнаруживалъ опытный глазъ; не былъ создателемъ грандіозныхъ плановъ, но обладалъ практическимъ смысломъ, который невозможно было обмануть, и который неуклонно велъ его къ достиженію своихъ интересовъ. Мы привыкли всегда помѣщать его на второмъ планѣ и все приписывать Бисмарку. Но императоръ Вильгельмъ ничего не упускалъ изъ виду, и безъ его воли ничего не дѣлалось. Онъ даже не допускалъ, чтобы можно было предположить иное. «Безъ моего одобренія никогда не принимается никакой мѣры», не безъ раздраженія писалъ онъ 3 сентября 1875 года папѣ Пію IX, который выразилъ догадку, что преслѣдованія католиковъ въ Германіи ведутся безъ вѣдома императора. Въ то же время Вильгельмъ удивительно умѣлъ выбирать себѣ помощниковъ: Роонъ завѣдывалъ военнымъ министерствомъ, Мольтке — главнымъ штабомъ, а надъ всѣми ними возвышался Бисмаркъ. Императоръ выслушивалъ ихъ внимательно, умѣло разбирался въ ихъ мнѣніяхъ и всегда неизмѣнно оставался государемъ, властелиномъ. Частенько онъ давалъ это рѣзко почувствовать самому Бисмарку.
— Онъ не скупится на головомойки, — говорилъ канцлеръ Сенъ-Валье, — я чувствовалъ бы себя гораздо лучше безъ маленькихъ посланій, писанныхъ его рукой, которыми онъ оказываетъ мнѣ честь.
Дѣйствительно, императоръ Вильгельмъ ставилъ права королевской власти выше, чѣмъ всѣ государственныя учрежденія. Роль парламента, по его мнѣнію, была чисто совѣщательная, и онъ хотѣлъ, во что бы то ни стало, сдѣлать королевскую власть недосягаемой для покушеній народнаго представительства. Рядомъ съ этими основными задачами было: разрѣшить въ пользу Пруссіи вопросъ о томъ, кому преобладать въ Германіи — Гогенцоллернамъ или Габсбургамъ, завладѣть императорской короной, которая въ 1849 г. была предложена Фридриху-Вильгельму IV и отвергнута подъ давленіемъ угрозъ со стороны Австріи, наконецъ, — соединить въ одно цѣлое всѣ племена, говорящія на нѣмецкомъ языкѣ. Но ему не доставало рѣшительности и умѣнья пользоваться обстоятельствами, что необходимо для рѣшенія подобныхъ задачъ. Если бы онъ былъ предоставленъ самому себѣ, то его планы остались бы простыми мечтаніями. Но онъ, послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ попытокъ, съумѣлъ высмотрѣть среди окружающихъ лицъ замѣчательнаго человѣка, Бисмарка, который успѣлъ уже выдвинуться изъ среды современныхъ политическихъ дѣятелей почти геніальнымъ умѣніемъ обращаться съ людьми и фактами, ненавистью къ буржуазному либерализму и парламентаризму, безусловнымъ признаніемъ верховныхъ правъ короны. Долгое время онъ былъ противникомъ германскаго едпиства и защитникомъ Австріи въ прусскомъ парламентѣ. Но теперь онъ только и говорилъ о томъ, какъ бы извергнуть Габсбургскую монархію изъ состава Германіи и создать сѣверо-германскую федерацію, хотя бы «огнемъ и мечемъ».
Итакъ, 22 сентября 1862 года императоръ Вильгельмъ выбралъ первымъ министромъ Бисмарка, которому природа дала высокій умъ, но весьма скудно одарила его благородными инстинктами. Теперь это восьмидесятилѣтній старикъ, но въ то время онъ походилъ скорѣе на рейтара, чѣмъ на дипломата, и самый видъ его пробуждалъ мысли о борьбѣ, насиліяхъ и оскорбленіяхъ. Но подъ этой грубой и неотесанной внѣшностью скрывался дипломатъ съ утонченнымъ умомъ, полный хитрости и сдержанности, всегда умѣвшій поддержать коварство физической силой. Онъ отлично улавливалъ надлежащій моментъ и дѣйствовалъ съ неизмѣнной ловкостью и смѣлостью. Человѣкъ положительный и практическій, онъ ставилъ успѣхъ выше всего и, индифферентно относясь къ требованіямъ морали, вполнѣ согласно съ своимъ государемъ, считалъ государственный интересъ такимъ важнымъ мотивомъ, передъ которымъ должны молчать всякія угрызенія совѣсти. Несправедливое, но окончившееся успѣхомъ нападеніе представлялось ему вполнѣ законнымъ фактомъ.
— Да, — говорилъ онъ въ Версали, въ одинъ изъ октябрьскихъ вечеровъ 1870 года, — да, Наполеону слѣдовало занять Бельгію въ то время, какъ мы расправлялись съ Австріей, и, на всякій случай, онъ долженъ былъ сохранить ее за собой. Мы не въ силахъ были бы воспрепятствовать ему въ этомъ. Развѣ Англія вмѣшалась бы, но и это мало вѣроятно. Во всякомъ случаѣ надо было попробовать. Если бы мы побѣдили, ему слѣдовало стать на нашу сторону и подбивать насъ на совершеніе всевозможныхъ несправедливостей.
Бисмарку приписываютъ изреченіе: «Сила подавляетъ право». Онъ отрицаетъ это. Но всѣ его поступки, слова, предпріятія носятъ на себѣ явную и несомнѣнную печать насилія. Насиліе было главнымъ его орудіемъ во внутреннемъ управленіи, въ его отношеніяхъ къ странѣ и парламенту. Сила играла руководящую роль во всѣхъ его комбинаціяхъ противъ Даніи, Австріи и Франціи. Наконецъ, сила была основой союзовъ, которые онъ организовалъ послѣ Франко-Прусской воины. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ мастерски умѣлъ затѣять и довести до конца интригу. Онъ обладалъ необыкновенной прозорливостью, которая позволяла ему сразу понять настоящее положеніе вещей и извлечь изъ него наибольшую пользу; умъ его былъ замѣчательно разнообразенъ и изворотливъ. Онъ удивлялъ всѣхъ неожиданностью своихъ рѣшеній, разнообразіемъ средствъ и легкостью, съ которой онъ выпутывался изъ затрудненіи. Разъ поставивъ себѣ опредѣленную задачу, онъ шелъ къ цѣли уже съ упорствомъ и стойкостью, все равно, какой бы путь онъ ни избралъ: тайный и подпольный, или излагалъ свои намѣренія и условія открыто съ полной откровенностью, которую Друэнъ де-Люи справедливо считалъ еще болѣе опасной, чѣмъ его скрытность. Вообще, Бисмаркъ изъ всего дѣлалъ средство для успѣха. Онъ исказилъ депешу изъ Эмса передъ Франко-Прусской войной, потомъ на восемь дней задержалъ письмо лорда Грэнвиля, приглашавшее Жюля Фавра на лондонскую конференцію, публиковалъ конфиденціальные документы, пускалъ въ оборотъ другіе, подложность которыхъ отлично зналъ, навязалъ южно-германскимъ государствамъ знаменитую секретную военную конвенцію, и это наканунѣ того дня, когда долженъ былъ подписать Пражскій трактатъ съ Австріей, которымъ признавалась полная независимость этихъ государствъ. Всякія обстоятельства умѣлъ онъ обращать въ свою пользу: онъ былъ въ сношеніяхъ съ Кошутомъ, Клапкой и Гарибальди; въ ноябрѣ 1867 года онъ обѣщалъ Маццини милліонъ деньгами и двѣ тысячи ружей, чтобы низвергнуть Виктора-Эммануила, въ случаѣ, если будетъ доказано существованіе договора между Италіей и Франціей. Да, драгоцѣннымъ подспорьемъ для Бисмарка служило искусство, съ которымъ онъ умѣлъ пользоваться современными ему политическими дѣятелями, ихъ достоинствами, ихъ слабостями, ихъ тайными страстями. 24 января 1871 года Жюль Фавръ явился въ Версаль для переговоровъ; онъ отправлялся съ твердымъ рѣшеніемъ только установить условія для сдачи Парижа. Но Бисмаркъ желалъ, чтобы эта сдача была первымъ актомъ мирныхъ прелиминарій; поэтому, когда явился Фавръ, онъ грубо заявилъ ему:
— Опоздали! За этой дверью дожидается посланный отъ императора Наполеона. Вы не что иное, какъ кучка бунтовщиковъ, которыхъ императоръ, вернувшись, будетъ въ правѣ разстрѣлять.
Съ этими словами онъ повернулся, дѣлая видъ, что уходитъ. Фавръ бросился, удержалъ его и призналъ себя побѣжденнымъ. Черезъ нѣсколько минутъ Бисмаркъ самодовольно говорилъ:
— Онъ уступилъ мнѣ по всѣмъ пунктамъ.
Совершенно иначе обошелся онъ съ Тьеромъ. Въ первыхъ числахъ ноября 1870 года Тьеръ явился въ Версаль, чтобы выговорить перемиріе, Разъ вечеромъ разговоръ какъ-то перешелъ на всякія постороннія темы, и Тьеръ попытался снова навести его на задачу своей миссіи.
— Будьте добры, — сказалъ ему Бисмаркъ, пожимая ему руку, — такъ пріятно поговорить немного съ цивилизованнымъ человѣкомъ.
И Тьеръ, очень довольный, черезъ нѣсколько дней говорилъ о Бисмаркѣ епископу Орлеанскому:
— Это геніальный дикарь, это необыкновенный человѣкъ, но онъ совершенно не умѣетъ притворяться.
А Бисмаркъ въ то же время говорилъ о Тьерѣ:
— Это умный и любезный человѣкъ, колкій и остроумный, но у него и слѣда нѣтъ дипломатическихъ способностей, онъ слишкомъ чувствителенъ для такого ремесла… Онъ легко поддается впечатлѣніямъ, выдаетъ все, что чувствуетъ, и его легко прозондировать. Благодаря этому, я узналъ отъ него цѣлый рядъ важныхъ свѣдѣній.
Мериме прекрасно опредѣлилъ Бисмарка: «большой нѣмецъ, очень учтивый, очень умный, но отнюдь не сантиментальный». Но чтобы установить правильную точку зрѣнія на этого человѣка, надо изучить его въ роли правителя государства, какимъ онъ является послѣ Франко-Прусской войны. Тутъ онъ оказался не на высотѣ своего призванія. Онъ не съумѣлъ возвыситься до идеи о мирной Германіи и видѣлъ единственный способъ обезопасить ее въ приготовленіяхъ къ новой войнѣ. Такимъ образомъ онъ постоянно ставилъ существованіе новой имперіи въ зависимость отъ военной удачи. Въ управленіи внутренними дѣлами Германіи, его политика по прежнему оставалась политикой насилія, приготовленнаго къ услугамъ дипломатической изворотливости. Неизмѣнный и страстный поклонникъ насилія, полный жаждой господства и власти, онъ низвелъ своихъ сотрудниковъ на степень простыхъ пѣшекъ и сурово относился ко всякому протесту, откуда бы онъ ни исходилъ, хотя бы даже со стороны кронпринца. Единственнымъ авторитетомъ онъ признавалъ только Вильгельма I. Большинство въ рейхстагѣ у него всегда было случайное, поддерживаемое только различными сдѣлками, а своими преслѣдованіями онъ только увеличилъ число соціалистовъ и противниковъ имперіи да привелъ къ образованію той партіи центра, про которую какъ-то разъ, въ припадкѣ унынія, сказалъ:
— Вотъ ужь сколько лѣтъ борюсь я съ центромъ, и ничего не могу подѣлать, какъ въ заколдованомъ кругу. Я усталъ, усталъ до смерти, а могущество центра, наоборотъ, по прежнему непоколебимо.
Бисмаркъ, дѣйствительно, усталъ. Одинъ изъ его поклонниковъ, баронъ Потомбъ, бельгійскій посланникъ въ Берлинѣ, писалъ къ Шербюлье: «Онъ позволяетъ дѣламъ запутываться, а потомъ съ гнѣвомъ и задоромъ принимается за нихъ… Онъ потерялъ всякое равновѣсіе… Его власть стала чѣмъ-то вродѣ министерскаго цезаризма»… 20 марта 1890 года Бисмаркъ принужденъ былъ уйти въ отставку, и съ тѣхъ поръ принадлежитъ уже не политикѣ, а исторіи, которая, конечно, поставитъ его рядомъ съ императоромъ Вильгельмомъ I и болѣе справедливо, чѣмъ современники, оцѣнитъ его дѣятельность, отрѣшившись отъ энтузіазма однихъ и отъ излишней суровости другихъ приговоровъ.