Иллюстраціи къ «Запискамъ сумасшедшаго» H. В. Гоголя.
правитьИзвѣстный петербургскій фотографъ г. Шапиро издалъ недавно «Иллюстраціи къ Запискамъ сумасшедшаго H. В. Гоголя, снятыя съ московскаго артиста Андреева-Бурлака при исполненіи имъ роли Поприщина». До сихъ поръ мы видали множество иллюстрацій къ драматическимъ и не драматическимъ произведеніямъ; но всѣ иллюстраціи дѣлались художниками и, слѣдовательно, были созданіями фантазіи самого рисовальщика, вдохновленнаго содержаніемъ иллюстрируемаго произведенія или исполненіемъ его на сценѣ выдающимся актеромъ. Въ послѣднемъ случаѣ фантазіи и произволу художника простора меньше, и извѣстная часть творчества принадлежитъ артисту, но часть крайне неопредѣленная и непостоянная, стоящая въ необходимомъ подчиненіи субъективному впечатлѣнію иллюстратора. Существовавшіе давно уже и весьма распространенные фотографическіе портреты артистовъ въ костюмахъ изображаютъ только одинъ извѣстный моментъ роли, вѣрнѣе же сказать, изображаютъ единственно костюмъ, въ которомъ играна роль, позу и жесть, которыхъ, быть можетъ, на сценѣ и не было и которые, ради картинности, впервые придуманы и приняты во время самой позировки для портрета. Все это, т.-е. иллюстраціи перомъ, карандашемъ или фотографіей, не имѣло серьезнаго значенія. Идея иллюстрацій г. Шапиро нова и оригинальна тѣмъ, что этими иллюстраціями при помощи фотографіи воспроизводится цѣлый рядъ положеній и движеній артиста въ данной роли, вся роль цѣликомъ въ ея выдающихся моментахъ и, притомъ, воспроизводится фотографически, т. е. безъ участія посредника — художника. По такому альбому, разсматривающій его получаетъ возможность судить о степени талантливости исполненія роли, по крайней мѣрѣ, о внѣшности исполненія; кромѣ того, подобными альбомами можетъ быть увѣковѣчено исполненіе выдающимися артистами ихъ лучшихъ ролей, чего мы до сего времени, къ сожалѣнію, не имѣли. Для насъ погибли Щепкинъ, Садовскій, Шумскій, Мочаловъ, Каратыгинъ и многіе, создавшіе по истинѣ неподражаемые, геніальные типы. Такую утрату мы только теперь понимаемъ вполнѣ, благодаря указанію г. Шапиро того, что бы мы могли имѣть, что имѣть было бы столь желательно и дорого для насъ и для будущихъ поколѣній. А утрата эта такого рода, что можетъ быть сравнена съ потерею какой-либо рѣчи геніальнаго оратора, повѣствователя или рапсода, которая не была бы записана съ его словъ, а воспроизведена впослѣдствіи въ перезсказѣ другаго лица. Какъ бы ни былъ талантливъ пересказчикъ, онъ, все-таки, не въ состояніи передать всѣхъ оттѣнковъ подлинника; онъ придастъ всему свои оттѣнки, свою окраску, и подлинникъ будетъ потерянъ, тогда какъ при дословномъ воспроизведеніи утратился бы только живой голосъ оратора или перваго повѣствователя. Такъ въ фотографическомъ воспроизведеніи роли, первый опытъ котораго сдѣлалъ г. Шапиро, тоже утрачивается лишь голосъ артиста, но сохраняется, по крайней мѣрѣ, внѣшняя часть исполненія имъ роли.
Недавно изобрѣтенная моментальная фотографія даетъ могущественныя средства артисту и фотографу. Она даетъ первому возможность не позировать, а играть, не обращая вниманія на то, что дѣлаетъ фотографъ, не стѣсняясь ни однимъ жестомъ, не насилуя себя ни на секунду. Умѣлый фотографъ схватитъ цѣлый рядъ послѣдовательныхъ движеній и игры лица, и передъ публикою явится такое точное изображеніе, какое въ дѣйствительности проходило передъ глазами зрителя на сценѣ.
Такова прекрасная идея г. Шапиро; за нее нельзя не поблагодарить художника-фотографа, нельзя не пожелать ей дальнѣйшаго развитія и полнаго успѣха. Альбомъ съ "иллюстраціями къ «Запискамъ сумасшедшаго» представляетъ собою первый опытъ осуществленія этой идеи. Опытъ этотъ, несмотря на глубокое наше сочувствіе дѣлу и первымъ его исполнителямъ, мы не почитаемъ вполнѣ удачнымъ, начиная съ самаго сюжета иллюстрацій Гоголь писалъ свои «Записки сумасшедшаго» не для сцены, и мы не видимъ никакой разумной причины переносить на сцену это произведете геніальнаго писателя, оставившаго для нея такую грандіозную вещь, какъ «Ревизоръ» или даже «Женитьбу». Если бы былъ иллюстрированъ фотографически «Ревизоръ», не весь, пожалуй, а двѣ или три роли, тогда первый опытъ былъ бы и первою заслугою; тогда какъ «Записки сумасшедшаго» ни по размѣрамъ своимъ, ни по содержанію не могутъ быть перенесены на сцену цѣликомъ. Брать же изъ нихъ произвольные отрывки значитъ искажать Гоголя, на что мы не признаемъ ни за кѣмъ права. У Гоголя мы видимъ послѣдовательное развитіе страшнаго душевнаго недуга, отъ первыхъ приступовъ неяснаго, неопредѣлившагося еще психоза до полной потери сознанія дѣйствительности. Въ проведеніи этой послѣдовательности, въ психически вѣрной передачѣ всего того, что переживаетъ больная, страдающая голова несчастнаго, заключается все достоинство произведенія Гоголя. Превращеніе столоначальника Поприщина въ испанскаго короли Фердинанда VIII совершается не сразу, а является результатомъ всего предшествовавшаго, его развитіемъ. А это предшествовавшее есть Цѣлая внутренняя драма. Нопришинъ является въ ней настоящимъ типомъ, тѣмъ типомъ, изъ котораго вырабатываются короли, пророки и боги пріютовъ для умалишенныхъ. На сценѣ все это выкинуто, пропало для зрителя: ему представляютъ готоваго безумца, уже впавшаго въ дикій бредъ съ галлюцинаціями, доводящими его до бѣшенства. Типа нѣтъ ровно никакого, а есть только болѣе или менѣе похожее на дѣйствительность изображеніе нѣсколькихъ сценъ, произвольно выхваченныхъ изъ обыденной жизни любаго дома сумасшедшихъ. На что это кому нужно? Какой въ этомъ смыслъ? Развѣ только какъ этюдъ, чтобы показать публикѣ мастерство и силу артиста въ изображеніи очень трудной вещи? Но дли этого едва ли предстояла необходимость выкраивать изъ Гоголя; слѣдовало подыскать иной этюдъ; лучше даже было бы, на наигь взглядъ, взять болѣе тонкій этюдъ, менѣе грубый.
Въ видѣ предисловія къ альбому приложенъ отзывъ В. В. Стасова, извлеченный изъ газеты Новости. Въ немъ г. Стасовъ говоритъ, что. разсматривая альбомъ, «былъ сильно пораженъ талантливостью и правдивостью г. Андреева-Бурлака, котораго онъ никогда прежде не видалъ на сценѣ». Мы тоже не видали г. Андреева-Бурлака въ исполненіи имъ Поприщина и тѣмъ болѣе легкимъ для себя считаемъ высказать наше сужденіе собственно о фотографіяхъ, лежащихъ передъ нами. Впечатлѣніе, воспринятое со сцены, не будетъ сбивать нашего сужденія о томъ, что намъ представлено въ альбомѣ. И вотъ, имѣя передъ глазами только фотографіи, мы не раздѣляемъ восторженнаго мнѣнія г. Стасова. Что г. Андреевъ-Бурлакь артистъ талантливый, мы знаемъ по многимъ, прекрасно исполненнымъ имъ ролямъ, но поразительной правдивости и, въ особенности, вы держанной правдивости въ*исполненіи роли Поприщина (какъ оно передано фотографіей) мы не находимъ и вопросъ объ этомъ считаемъ весьма спорнымъ. Нѣкоторыя изъ фотографій, дѣйствительно, могутъ поразить безумнымъ выраженіемъ рта, глазъ, всего лица и даже отчасти фигуры; и такихъ, надо сказать правду, не мало. Но за то другія, именно почти всѣ тѣ на которыхъ лицо смѣющееся, будучи вынуты имъ альбома и показаны безъ объясненія изображаемаго предмета, не произведутъ требуемаго впечатлѣнія. Больничная обстановка, съ дощечкою надъ кроватью и надписью на ней, — вотъ единственное указаніе на тѣхъ двухъ фотографіяхъ, напримѣръ, гдѣ Поприщинъ говоритъ, какъ онъ подписалъ поданную ему бумагу (№ 7 и 8); ни въ позѣ, ни въ выраженіи лица нѣтъ на нихъ ничего сумасшедшаго. Начиная со словъ: «Спасите меня! возьмите меня!» г. Андреевъ Бурлакъ ведетъ всю сцену, прыгая по кровати. На сценѣ это проходитъ, можетъ быть, очень быстро, но въ альбомѣ занимаетъ ровно третью его часть, девять листовъ, и производить впечатлѣніе дѣланности, искусственности, въ ущербъ правдивости. Послѣдняя фотографія, изображающая заключительный моментъ: «А знаете ли, что у Алжирскаго бея подъ самымъ носомъ шишка?» — грѣшитъ, на нашъ взглядъ, тѣмъ, чѣмъ всѣ изображенія смѣха. На этой фотографіи, впрочемъ, смѣхъ вышелъ болѣе глупымъ, чѣмъ на другихъ. И тутъ опять возникаетъ вопросъ, правдиво ли изображеніе смѣха сумасшедшаго глупымъ? По нашему мнѣнію, по нашимъ наблюденіямъ надъ умалишенными, это невѣрно. Есть въ смѣхѣ сумасшедшаго свои особенности, крайне трудно уловимыя, есть своя тонкая черточка, отличающая этотъ смѣхъ отъ смѣха здороваго человѣка, но ни глупаго, ни идіотическаго выраженія мы никогда не замѣчали. Вообще, смѣхъ у сумасшедшихъ (не впавшихъ въ идіотизмъ) явленіе сравнительно рѣдкое; въ нихъ преобладаетъ серьезность, излишняя серьезность. Къ такому открытію, какъ нахожденіе шишки подъ носомъ у Алжирскаго бея, сдѣлавшій это открытіе умалишенный не можетъ относиться шуточно, и г.ъ этомъ-то весь трагизмъ сумасшествія, что страдающій имъ съ утрированною важностью и серьезностью дѣлаетъ самыя странныя открытія. Онъ не. шутитъ, не смѣется. А попробуйте вы отнестись съ улыбкою къ его сообщеніямъ объ этихъ открытіяхъ, вы рискуете навлечь на себя его неудовольствіе и всѣ послѣдствія таковаго.
Не вдаваясь въ болѣе подробный разборъ изображеній Поприщина въ передачѣ г. Андреева-Бурлака, мы считаемъ возможнымъ ограничиться сказаннымъ. На сценѣ многое скрадывается живымъ голосомъ, быстротою движеній, смѣною выраженій лица, переходами и т. п., и естественно можетъ и должно производить совершенно иные эффекты, чѣмъ на неподвижномъ и нѣмомъ фотографическомъ изображеніи.
Въ началѣ мы упомянули о моментальной фотографіи. Повидимому, для лежащихъ передъ нами снимковъ г. Шапиро не воспользовался ею, а воспроизводилъ ихъ обыкновеннымъ способомъ, что должно было крайне затруднять позирующаго артиста и послужить въ ущербъ дѣлу. Отдавая должную справедливость многократно доказанному превосходству мастерской г. Шапиро, мы находимъ, что "иллюстраціи къ «Запискамъ сумасшедшаго» оставляютъ желать лучшаго. Отсутствіе ретушовки, выставляемое на видъ издателемъ. какъ достоинство, можетъ быть и есть таковое въ техническомъ отношеніи, но въ данномъ случаѣ, какъ намъ кажется, послужило къ ущербу дѣла. Умѣлая ретушь ничего бы не испортила, а иное могла бы исправить, какъ, напримѣръ, на листѣ 13, гдѣ, вслѣдствіе отсутствія ретушовки, пропадаетъ вся нижняя часть лица, заслоненная рукою, вышедшею слишкомъ черно. Лакировку фотографій мы тоже считаемъ не достоинствомъ, а скорѣе ошибкою. Безъ нея, хотя и съ ретушовкою, изображенія вышли бы менѣе претенціозными, за то болѣе натуральными, а, главное, они не отражали бы, не отсвѣчивали бы, что портитъ впечатлѣніе, вынуждая разсматривающаго изыскивать такое положеніе, чтобы отсвѣты не мѣшали ему вглядѣться въ фотографію. Все это. конечно, легко поправимо, стоить только сдѣлать одно — ретушировать и не дѣлать другаго — не лакировать, что бы мы и рекомендовали г. Шапиро въ убѣжденіи, что изданіе его можетъ лишь выиграть отъ этого.
Въ заключеніе выскажемъ наше горячее желаніе, чтобы г. Шапиро не ограничился этимъ первымъ опытомъ и чтобы нашелъ себѣ подражателей, выскажемъ надежду, что послѣдующія изданія этого рода иллюстрируютъ намъ уже дѣйствительно сценическія произведенія Гоголя, Грибоѣдова, Островскаго, воспроизведутъ игру нашихъ даровитыхъ артистовъ и артистокъ въ Шекспирѣ, Мольерѣ, въ ихъ выдающихся роляхъ. Доброму началу — всѣ наши добрыя пожеланія.