СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЭТЪ-ГАРТА.
править
Иліада Песчаной Отмели.
правитьКъ девяти часамъ утра по всему селенію, тянувшемуся вдоль рѣчного берега, стало извѣстно, что собственники «Согласнаго Пріиска» на зарѣ поссорились между собою и разстались. Рано утромъ вниманіе ближайшаго ихъ сосѣда было привлечено звуками ихъ голосовъ, слишкомъ громкими въ гнѣвномъ пререканіи, и двумя пистолетными выстрѣлами.
Выбѣжавъ изъ своего жилища, сосѣдъ разсмотрѣлъ туманъ, поднимавшійся съ рѣки, высокую фигуру Скотта, одного изъ собственниковъ, шедшую съ горы внизъ, по направленію къ каньону; спустя минуту и товарищъ его, Іоркъ, также вышелъ изъ ихъ общей хижины и направился въ противоположную сторону, къ рѣкѣ, пройдя въ нѣсколькихъ шагахъ мимо любопытствующаго наблюдателя.
Позже оказалось, что свидѣтелемъ ссоры былъ одинъ китаецъ серьезнаго нрава, пилившій дрова передъ дверью ихъ хижины. Но этотъ «Джонъ»[1] былъ глупъ, держалъ себя безучастно и былъ неразговорчивъ. На всѣ тревожные разспросы онъ съ неизмѣнной ясностью духа отвѣчалъ:
— Я кололъ дрова, я не дрался, — и больше ничего не могли отъ него добиться.
— Да что они говорили-то, Джонъ, какія слова ты слышалъ?
Джонъ ничего не понялъ. Полковникъ Старботтль бѣгло и отчетливо повторилъ ему длинный рядъ наиболѣе популярныхъ ругательствъ, признаваемыхъ общественнымъ мнѣніемъ достаточными для возбужденія драки. Но Джонъ ни одного изъ нихъ не призналъ за слышанное по утру.
— И такихъ-то скотовъ, — произнесъ полковникъ довольно строго, — по мнѣнію нѣкоторыхъ гражданъ, слѣдуетъ допускать къ показаніямъ противъ бѣлокожихъ!.. Поди прочь… язычникъ!
А причина ссоры такъ и не выяснилась. И было отчего пробудиться тревожному любопытству поселка. Эти двое товарищей всѣмъ были извѣстны, какъ люди самаго любезнаго нрава, отличавшіеся большимъ тактомъ и деликатностью обхожденія, за что ихъ даже прозвали «миротворцами» въ общинѣ, не отличавшейся пассивными добродѣтелями; къ тому же всѣ знали, что они были горячо привязаны другъ къ другу, и вдругъ такъ внезапно и такъ жестоко поссорились!
Нѣкоторыя изъ наиболѣе любознательныхъ согражданъ отправились осмотрѣть мѣсто дѣйствія, то-есть опустѣлое жилище недавнихъ друзей. Въ опрятной хижинѣ не было никакихъ слѣдовъ безпорядочной свалки, все стояло по мѣстамъ. Столъ былъ, очевидно, приготовленъ для завтрака. Сковородка съ желтыми сухарями стояла на очагѣ, потухшая зола котораго могла служить эмблемою злыхъ страстей, бушевавшихъ здѣсь за часъ передъ тѣмъ. Но зоркій глазъ полковника Старботтля (даромъ, что этотъ глазъ былъ довольно красенъ и слезился) таки подмѣтилъ нѣкоторыя практическія подробности. Послѣ тщательнаго обзора выяснилось, что въ дверномъ косякѣ пулей пробита дыра, а другая такая же дыра напротивъ того мѣста, въ оконной рамѣ. Полковникъ обратилъ общее вниманіе на тотъ фактъ, что одна изъ дыръ «соотвѣтствовала» объему дула въ револьверѣ Скотта, а другая совпала съ пистолетомъ Іорка.
— Они, должно-быть, стояли вотъ такъ, — сказалъ полковникъ, занимая позицію, — въ трехъ шагахъ разстоянія другъ отъ друга, и… промахнулись.
Послѣднее слово онъ произнесъ съ пониженіемъ голоса, что произвело надлежащее впечатлѣніе на слушателей; каждый подумалъ: вотъ еще два заряда пропали понапрасну!
Но населенію Песчаной Отмели суждено было пережить еще болѣе горькое разочарованіе. Съ того часа, какъ произошла распря, противники ни разу не встрѣчались, и прошелъ смутный слухъ, будто они порѣшили при первой же встрѣчи застрѣлить другъ друга наповалъ. Поэтому можно себѣ вообразить, съ какимъ волненіемъ и, увы, чуть ли не съ удовольствіемъ сограждане увидѣли, что часовъ около десяти утра Іоркъ вышелъ изъ ресторана «Магнолія» на единственную длинную, извилистую улицу поселка, и въ ту же самую минуту Скоттъ вышелъ изъ кузницы, стоявшей на перекресткѣ такимъ образомъ, они неминуемо должны были встрѣтиться, если ни одинъ изъ нихъ во-время не воротится назадъ.
Въ одно мгновеніе всѣ двери и окна сосѣднихъ ресторановъ наполнились любопытными. Ни съ того, ни съ сего, изъ-за крутого спуска къ рѣкѣ, изъ-за камней и валуновъ, разсѣянныхъ вдоль дорога, высунулись головы. Пустая фура, стоявшая на перекресткѣ, внезапно оказалась биткомъ набитой народомъ, точно онъ изъ земли выросъ. По склону холма сбѣгались группы зрителей, перегонявшихъ другъ друга въ безпорядкѣ и смятеніи. Мистеръ Джекъ Гэмлинъ, проѣзжавшій мимовъ кабріолетѣ, придержалъ лошадь и всталъ во весь ростъ на сидѣньѣ своего экипажа. А предметы, возбуждавшіе столь лестное вниманіе, между тѣмъ быстро приближались другъ къ другу.
— Іорку солнце помѣшаетъ, прямо вѣдь въ лицо бьетъ…
— Скоттъ подождетъ, пока онъ поровняется вонъ съ тѣмъ деревомъ… Видите, выжидаетъ, не спѣшитъ стрѣлять, — шептались между собой зрители, сидя въ телѣжкѣ; потомъ всѣ замолкли, притаивъ дыханіе. Но, помимо затихшаго человѣчества, все также звонко журчала и бурлила быстроводная рѣчка, а вѣтеръ шелестилъ вершины деревьевъ, и были они такъ равнодушны къ тому, что происходило на улицѣ, что нарушали общую гармонію. Полковникъ Старботтль, какъ видно, почувствовалъ это съ особой живостью и, будучи вполнѣ поглощенъ интересомъ минуты, по разсѣянности и даже не оборачиваясь, помахалъ палкой у себя за спиной, произнеся по адресу всей природы вообще: «Кишь, ты!»
Между тѣмъ Скоттъ и Іоркъ были ужъ въ нѣсколькихъ футахъ разстоянія другъ отъ друга. Одному изъ нихъ курица перебѣжала дорогу; къ ногамъ другого упало перистое сѣмечко, сорвавшееся съ придорожнаго дерева. Не замѣчая этой ироніи природы, противники сошлись, не убавляя шагу, держась гордо и прямо, взглянули другъ другу въ глаза и прошли мимо.
Полковникъ Старботтль на ногахъ не стоялъ. Пришлось съ посторонней помощью вынимать его изъ телѣги.
— Пропалъ нашъ поселокъ, выдохлись люди! — произнесъ онъ мрачно, пока его подъ руки вводили въ «Магнолію».
Каковы могли быть его дальнѣйшія разсужденія на ту же тему, невозможно угадать, потому что въ эту минуту Скоттъ подошелъ къ кучкѣ людей, группировавшихся вокругъ полковника.
— Вы мнѣ что-то сказали? — промолвилъ Скоттъ, какъ бы случайно и по-пріятельски положивъ руку на плечо полковника.
Но полковникъ ощутилъ въ этомъ прикосновеніи такое грозное значеніе и прочелъ въ его взглядѣ нѣчто такое загадочное, что отвѣтилъ ему только:
— Нѣтъ, сэръ! — и выпрямился съ большимъ достоинствомъ.
На другомъ концѣ улицы Іоркъ повелъ себя также странно.
— Случай былъ отличный; почему вы его не подстрѣлили? — спросилъ Джекъ Гэмлинъ, когда Іоркъ поровнялся съ его кабріолетомъ.
— Потому что я его ненавижу, — отвѣчалъ Іоркъ такъ тихо, что никто, кромѣ Гэмлинъ, не слыхалъ его словъ.
Въ противность общераспространенной молвѣ, онъ не прошипѣлъ этого отвѣта сквозь стиснутые зубы, а произнесъ его самымъ обыкновеннымъ тономъ. Но Джекъ Гэмлинъ былъ тонкій наблюдатель человѣческой натуры и подмѣтилъ, что у Іорка руки были холодныя, а губы пересохшія, въ ту минуту, какъ Джекъ подсаживалъ его въ свой кабріолетъ, усмѣхнувшись на кажущуюся нелѣпость его отвѣта.
Когда поселокъ убѣдился, что ссору между Іоркомъ и Скоттомъ нельзя уладить обычными въ этой мѣстности способами, она перестала интересовать публику. Но тутъ пронесся слухъ, будто «Согласный Пріискъ» попалъ въ тяжебное дѣло и что право собственности на него будетъ оспариваться обоими товарищами, не жалѣя издержекъ. Такъ какъ всѣмъ было извѣстно, что этотъ пріискъ истощенъ окончательно, что хозяева, успѣвшіе нажить на немъ большое состояніе, не далѣе какъ за два дня до ссоры порѣшили бросить его, было довольно ясно, что подобная тяжба затѣвается единственно по взаимной злобѣ. Черезъ нѣкоторое время изъ Санъ Франсиско пріѣхали два нарочно выписанные адвоката; какъ только они попали въ эту безхитростную Аркадію, такъ публика начала таскать ихъ по ресторанамъ и, какъ водится, открывать имъ свою душу. Результатомъ такой неумѣстной откровенности было наложеніе побочныхъ штрафовъ на нѣкоторыхъ гражданъ, а когда дѣло о «Согласномъ Пріискѣ» назначено было къ слушанію, то часть населенія Песчаной Отмели отправилась въ Сакраменто на судбище, по обязанности, въ качествѣ свидѣтелей, а остальные устремились туда же изъ любопытства. Всѣ пріиски и рудокопныя шахты опустѣли на многія мили кругомъ. Словомъ, выражаясь словами адвоката со стороны истца, это было «дѣломъ необычайной важности, ибо затрогивало исконныя права неутомимой предпріимчивости, благодаря которой могли получить достодолжное развитіе роскошныя богатства этого золотого края». Полковникъ Старботтль гораздо проще характеризовалъ это дѣло, сказавъ, что это «сущіе пустяки, которые порядочные люди могли бы въ десять минутъ уладить за бутылкой вина, если точно желали бы покончить дѣло; если же имъ желательно было просто позабавиться, то съ револьверомъ въ рукѣ все было бы кончено въ десять секундъ».
Скоттъ выигралъ тяжбу, а Іоркъ тотчасъ подалъ на апелляцію; говорили, будто онъ клялся, что готовъ просадить на это спорное дѣло все свое состояніе.
Такимъ образомъ на Песчаной Отмели увидѣли, что эта распря между бывшими сотоварищами можетъ протянуться до конца ихъ жизни, и ужъ начали позабывать о ихъ прежней дружбѣ. Тѣ немногіе, которые ожидали, что на судѣ выяснится первоначальная причина ихъ ссоры, были разочарованы. Среди разнообразныхъ догадокъ наибольшую популярность пріобрѣло то предположеніе, что все дѣло началось изъ-за женщины или подъ вліяніемъ женщины, что было вполнѣ естественно въ такомъ селеніи, гдѣ къ дамскому полу всегда относились съ оттѣнкомъ восторженности, хотя бы и сомнительнаго качества.
— Попомните мое слово, господа, — говорилъ полковникъ Старботтль, слывшій въ Сакраменто за джентльмена старой школы, — на днѣ всей этой исторіи навѣрное есть какая-нибудь красотка!
И, въ подтвержденіе своей теоріи, храбрый полковникъ начиналъ разсказывать множество скоромныхъ анекдотовъ, на которые джентльмены старой школы бываютъ такіе мастера; но я, во вниманіе къ предразсудкамъ джентльменовъ новѣйшій школы, не стану здѣсь повторять этихъ анекдотовъ. Но на этотъ разъ, повидимому, теорія полковника была не приложима. Единственная женщина, могущая оказать какое-либо вліяніе на этихъ двухъ людей могла быть только хорошенькая дочка старика Фолинсби, изъ Поверти-Флэта, въ гостепріимномъ домѣ котораго и Іоркъ и Скоттъ часто бывали, такъ какъ этотъ домъ отличался нѣкоторыми удобствами и утонченностями, чуждыми грубой цивилизаціи этого края. Мѣсяцъ спустя послѣ распри Іоркъ однажды вечеромъ вошелъ въ гостиную этого очаровательнаго жилища и, заставъ тамъ сидящаго Скотта, обратился къ прелестной хозяйкѣ съ слѣдующимъ рѣзкимъ вопросомъ:
— Вы любите этого человѣка?
Озадаченная молодая дѣвица, нисколько не растерявшись, отвѣтила на это такъ находчиво и въ то же время уклончиво, какъ, вѣроятно, сдѣлали бы многія изъ моихъ прекрасныхъ читательницъ при подобныхъ обстоятельствахъ. Не сказавъ больше ни слова, Іоркъ повернулся и ушелъ изъ дому. «Миссъ Джо» посмотрѣла ему вслѣдъ, полюбовалась на его кудрявую голову и широкія плечи; когда дверь затворилась за нимъ, она чуть замѣтно вздохнула и, какъ благонравная дѣвушка, принялась любезничать со своимъ оскорбленнымъ гостемъ.
— Но, повѣрите ли, душа моя, — разсказывала впослѣдствіи миссъ Джо своей самой близкой подругѣ, — этотъ господинъ съ минуту посмотрѣлъ на меня очень свирѣпо, потомъ взялъ шляпу и тоже ушелъ; и съ тѣхъ поръ я ни того, ни другого больше не видала.
Точно такъ же рѣзко и безучастно ко всякимъ другимъ чувствамъ и мнѣніямъ поступали они во всемъ остальномъ, предаваясь исключительно удовлетворенію своей слѣпой мстительности. Когда Іоркъ скупилъ землю пониже новаго участка, пріобрѣтеннаго Скоттомъ, и принудилъ его провести длинный и очень дорого стоющій объѣздный путь, для проведенія воды къ мельничному колесу, Скоттъ отомстилъ ему тѣмъ, что возвелъ плотину, которая затопила участокъ Іорка, прилегающій къ рѣкѣ. Тотъ же Скоттъ, при содѣйствіи полковника Старботтля, впервые подалъ голосъ за изгнаніе китайцевъ изъ края, вслѣдствіе чего Іоркъ лишился всѣхъ своихъ рабочихъ монгольскаго племени. Іоркъ проложилъ новое шоссе и учредилъ почтовое сообщеніе и общественные экипажи, этимъ способомъ уничтоживъ надобность въ мулахъ и обозахъ, заведенныхъ Скоттомъ. Зато Скоттъ способствовалъ образованію «Наблюдательнаго Комитета», который распорядился изгнать изъ поселка Джека Гэмлина, бывшаго съ Іоркомъ въ самыхъ дружественныхъ отношеніяхъ. Тогда Іоркъ основалъ газету «Вѣстникъ Песчаной Отмели», въ которой обозвалъ это изгнаніе «беззаконіемъ и кровной обидой», а самого Скотта «пограничнымъ разбойникомъ». А Скоттъ, во главѣ двадцати замаскированныхъ молодцовъ, явился въ одну лунную ночь въ типографію, вытащилъ оттуда вредоносныя орудія печати, побросалъ ихъ въ рѣку, а шрифтъ раскидалъ по пыльной дорогѣ. Въ болѣе отдаленныхъ и цивилизованныхъ центрахъ такого рода поступки были принимаемы за смутные признаки возрастающаго прогресса и жизненности. У меня уцѣлѣлъ субботній номеръ еженедѣльнаго листка, издаваемаго въ Повертифлэтѣ, отъ 12 августа Г856 г., и тамъ, подъ рубрикой «Областныхъ улучшеній», редакторъ выражается такимъ образомъ:
«Новая пресвитеріанская церковь въ Си-Стритѣ, на Песчаной Отмели, окончена постройкою. — Она помѣщается на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ стоялъ прежде ресторанъ „Магнолія“, такъ странно и таинственно уничтоженный пожаромъ въ прошломъ іюля мѣсяцѣ. Этотъ храмъ, подобно Фениксу, возродившійся изъ пепла „Магноліи“, обязанъ своимъ существованіемъ Генри Дж. Іорку, эсквайру, который добровольно пожертвовалъ для этой цѣли, и купленный имъ участокъ земли, и строительный матеріалъ. Другія сооруженія быстро вырастаютъ кругомъ, но изъ нихъ самое замѣчательное — ресторанъ „Южнаго Солнца“, возведенный капитаномъ М. Скоттомъ почти противъ церкви. Капитанъ Скоттъ не пожалѣлъ денегъ на обстановку этого заведенія, такъ что оно обѣщаетъ быть однимъ изъ пріятнѣйшихъ убѣжищъ въ графствѣ Туолумне. Недавно выписаны туда два новыхъ усовершенствованныхъ билліардныхъ стола съ пробковыми подлокотниками. Найть старый пріятель, „Горный Джимми“, будетъ исправлять обязанности буфетчика. Просимъ читателей обратить вниманіе на объявленіе объ открытіи этого ресторана, помѣщенное на другомъ столбцѣ настоящей газеты. Для пріѣзжихъ на Песчаную Отмель всего лучше будетъ навѣдаться къ старому знакомому, Джимми».
Распря не прекращалась и росла; и тутъ случилось то же, что мы видѣли на болѣе знаменитыхъ примѣрахъ гражданскихъ несогласій: личная и частная вражда двухъ выдающихся людей постепенно повела къ выдѣленію и развитію общихъ началъ или вѣрованій. Вскорѣ оказалось, что эти самыя вѣрованія (или просто мнѣнія) тождественны съ широкими принципами, положенными въ основаніе американской конституціи, согласно толкованію гражданина А., обладающаго способностями почти государственнаго человѣка; съ другой стороны, гражданинъ Б., со свойственнымъ ему пламеннымъ краснорѣчіемъ, доказывалъ, что эти принципы равносильны подводнымъ камнямъ, о которые государственный корабль рискуетъ разбиться роковымъ образомъ. Практическимъ результатомъ столь разнорѣчивыхъ воззрѣній было то, что Іорка и Скотта выбрали представителями двухъ противоположныхъ партій Песчаной Отмели и захотѣли послать ихъ въ законодательное собраніе.
На эту сессію засѣдать въ Сакраменто поѣхалъ Скоттъ, а Іоркъ отправился за границу; и такимъ образомъ впервые за много лѣтъ ихъ раздѣлило далекое пространство, и они попали въ совершенно различныя атмосферы.
Въ одинъ прекрасный лѣтній вечеръ дилижансъ изъ Повертифлэта подкатилъ къ верандѣ Союзнаго Отеля, что на Песчаной Отмели. Въ числѣ пассажировъ былъ одинъ, повидимому, иностранецъ, судя по фасону платья отъ хорошаго портного и по гладко выбритому лицу, онъ потребовалъ отдѣльную комнату и рано легъ спать. Но на другое утро всталъ до свѣту, досталъ изъ дорожнаго чемодана другое платье и облекся въ бѣлые холщевые штаны, бѣлую холщевую блузу и въ соломенную шляпу. Потомъ надѣлъ себѣ на шею красный фуляровый платокъ, спереди завязалъ его свободнымъ узломъ, а концы распустилъ по плечамъ. Внѣшность его совершенно преобразилась. Когда онъ тихонько спустился съ лѣстницы и вышелъ на дорогу, никто не призналъ бы въ немъ изящнаго иностранца, прибывшаго наканунѣ, и очень немногіе узнали бы въ лицо здѣшняго сторожила, Генри Іорка.
Въ полутьмѣ ранняго утра, при тѣхъ перемѣнахъ, которыя произошли за эти годы въ расположеніи города, ему пришлось пріостановиться и сообразить, въ какую сторону направить свои шаги. Поселокъ Песчаной Отмели прежняго времени помѣщался гораздо ниже, ближе къ рѣкѣ; тѣ постройки, что окружали Іорка въ эту минуту, принадлежали позднѣйшему времени и были совсѣмъ другого фасона. По дорогѣ къ рѣкѣ онъ замѣтилъ тутъ новое зданіе школы, тамъ новую церковь. Немного подальше стоялъ попрежнему ресторанъ «Южное Солнце», но позолота сошла съ него, краска полиняла, и онъ превратился въ обыкновенную харчевню. Зато Іоркъ зналъ теперь, куда итти. Онъ проворно сбѣжалъ съ пригорка, перешелъ черезъ ровъ и остановился у нижней границы «Согласнаго пріиска».
Сѣрый туманъ медленно поднимался съ рѣки, цѣпляясь за вершины деревьевъ, всползалъ вверхъ по склонамъ горъ, забирался въ ущелья, и, захваченный ими подобно жертвѣ, уготованной на закланіе, еще нѣкоторое время держался на этихъ каменистыхъ алтаряхъ, пока восходящее солнце не пожирало его до тла. Внизу вся почва, изрытая, обезображенная давно позабытыми и заброшенными орудіями, съ тѣхъ поръ успѣла обрасти зеленой травкой и теперь благостно улыбалась Іорку, какъ будто простила его и хотѣла показать, что дѣло еще не такъ плохо, какъ онъ думалъ. Какія-то пташки купались въ прорытой старой канавѣ съ такимъ радостнымъ видомъ, будто открыли совершенно новое приспособленіе природы; а заяцъ, испугавшись Іорка, забился подъ вывороченный шлюзный желобъ, точно онъ нарочно для этого былъ тутъ поставленъ.
До сихъ поръ Іоркъ еще не рѣшался взглянуть въ извѣстную сторону. Но солнце успѣло взойти такъ высоко, что озарило и небольшой холмъ, на которомъ стояла хижина. Когда онъ увидѣлъ ее, сердце его забилось сильнѣе, невзирая на все его самообладаніе. Окно и дверь были затворены, изъ глинобитной трубы не вился дымъ, въ другихъ отношеніяхъ все тутъ было постарому. За нѣсколько шаговъ отъ дома онъ поднялъ съ земли сломанную лопату, улыбаясь, взялъ ее на плечо. подошелъ къ двери и постучался. Изнутри не слыхать было ни звука. Улыбка сбѣжала съ его устъ, и онъ нервнымъ движеніемъ распахнулъ дверь.
Кто-то сердито вскочилъ съ койки и бросился ему навстрѣчу: налитые кровью глаза этого человѣка внезапно выпучились, глядя пристально, но безсмысленно; руки сначала простерлись впередъ, потомъ съ угрожающимъ видомъ поднялись вверхъ, — онъ сталъ задыхаться, давиться, и вдругъ повалился ничкомъ, въ припадкѣ конвульсій.
Но онъ не успѣлъ грохнуться на полъ, потому что Іоркъ подхватилъ его на руки и вытащилъ на вольный воздухъ, на солнце. Произошла борьба, во время которой оба упали на землю. Но черезъ минуту Іоркъ сидѣлъ, держа въ объятіяхъ своего прежняго сотоварища, подпиралъ его голову колѣномъ и отиралъ пѣну съ его безмолвныхъ губъ. Мало-по-малу судорожныя подергиванья утихали, потомъ прекратились, и этотъ сильный человѣкъ лежалъ безъ чувствъ на рукахъ своего стараго друга.
Нѣсколько минутъ Іоркъ сидѣлъ неподвижно, глядя ему въ лицо. Было очень тихо, лишь издали доносился чуть слышный звукъ топора по дереву, — одинъ призракъ звука. Высоко надъ горами парилъ хищный коршунъ, описывая круги надъ ихъ головами. Потомъ раздались человѣческіе голоса, и подошло двое людей.
— Что тутъ, драка была? — спросили они.
— Нѣтъ, припадокъ случился, — отвѣтилъ Іоркъ и попросилъ ихъ помочь ему донести этого больного человѣка до гостиницы.
Цѣлую недѣлю больной товарищъ пролежалъ въ постели, ничего не сознавая и мучась и видѣніями и фантазіями, какія порождали въ немъ болѣзнь и страхъ. На восьмой день, на восходѣ солнца, онъ очнулся, открылъ глаза, взглянулъ на Іорка, пожалъ ему руку, потомъ сказалъ:
— Такъ это ты и есть? А я думалъ, что мнѣ отъ водки чудится
Вмѣсто отвѣта Іоркъ взялъ его за обѣ руки и, съ ласковой улыбкой облокотившись на постель, сталъ по-ребячьи складывать и разводить его руки.
— Ты за границу ѣздилъ, ну, какъ тебѣ понравился Парижъ?
— Такъ себѣ; а тебѣ понравилось въ Сакраменто?
— Скука!
Больше они не придумали что сказать другъ другу. Черезъ нѣкоторое время Скоттъ снова раскрылъ глаза,
— Ужасно я ослабѣлъ, — сказалъ онъ.
— Скоро поправишься.
— Едва ли.
Послѣдовало продолжительное молчаніе, слышно было, какъ на дворѣ рубятъ дрова и начинаются утренніе городскіе звуки.
Скоттъ медленно и съ трудомъ обернулся лицомъ къ Іорку и сказалъ:
— А вѣдь я тогда чуть не убилъ тебя.
— Жаль, что не убилъ.
Они еще разъ пожали другъ другу руки, но рука Скотта замѣтно слабѣла. Онъ постарался собраться съ силами для какой-то важной цѣли и произнесъ:
— Слушай, старина!
— Слушаю, дружище.
— Наклонись ближе.
Іоркъ наклонился къ его потухающему лицу.
— Помнишь то утро?
— Помню
Въ голубыхъ глазахъ Скотта мелькнуло шутливое выраженіе, и, склонившись на пріятеля, онъ проговорилъ чуть слышно:
— Вотъ что, старина… вѣдь въ хлѣбѣ-то все-таки было слишкомъ много соли…
Говорятъ, что это были его послѣднія слова. Когда солнце, столько разъ заходившее надъ вздорной враждой этихъ двухъ глупыхъ людей, снова взглянуло на нихъ въ это утро, и руки ихъ были на этотъ разъ дружески сжаты, оно увидѣло, что рука Скотта безучастно и холодно выпала изъ рукъ его прежняго товарища, и догадалось, что отнынѣ навѣки кончилась великая распря Песчаной Отмели.
- ↑ Обычное прозвище китайцевъ.