Изъ эпохи государственнаго бреда. — Въ 1904, если не ошибаюсь, году военный губернаторъ Семирѣченской области вступилъ черезъ чугучакскаго консула въ чрезвычайно оригинальные, такъ сказать, «дипломатическіе» переговоры съ китайскимъ императорскимъ правительствомъ. Этотъ губернаторъ — насколько помнится, генералъ Іоновъ — предлагалъ правительству богдыхана дать русскимъ крестьянамъ-переселенцамъ разрѣшеніе поселиться въ Китайской имперіи. Эпизодъ, съ европейской точки зрѣнія, нѣсколько фантастическій. Мнѣ лично приходилось слышать о немъ чисто легендарныя подробности. Но даже тѣ свѣдѣнія, которыя оффиціально удостовѣрены и сообщены въ оффиціальныхъ изданіяхъ, похожи скорѣе на легенду, чѣмъ на дѣйствительность.
По оффиціальнымъ свѣдѣніямъ, выступленіе семирѣченскаго губернатора на путь дипломатическихъ сношеній съ китайскимъ правительствомъ произошло такимъ образомъ. Во ввѣренныхъ ему владѣніяхъ появилась довольно многочисленная партія такъ называемыхъ «самовольныхъ переселенцевъ». «Съ разрѣшенія военнаго губернатора», какъ сказано въ оффиціальномъ документѣ[1], или по распоряженію военнаго губернатора, — не будемъ спорить о словахъ, они были выдворены на суровыя и пограничныя съ Китаемъ Барлыкскія горы. Между прочимъ, нѣсколько семействъ было поселено «на урочищѣ Чулакъ», «къ югу отъ озера Ала-Куль». Хлѣбъ здѣсь вымерзаетъ. Привычный для крестьянина-переселенца земледѣльческій трудъ не возможенъ. А такъ какъ переселенцы, что нетрудно было предвидѣть, пытались и пахать, и сѣять, губя праздно свой трудъ и свои запасы, то голодная смерть, въ видѣ естественнаго наказанія за самовольство, казалась неизбѣжной. И, такимъ образомъ, счетъ государственной власти съ мужицкими семьями, водворенными «на урочищѣ Чулакъ», могъ быть закрытъ силами суровой горной природы.
Мужики, поселенные на Чулакѣ, однако, не потерялись. Они вступили въ торговыя сношенія съ китайцами. Къ счастью, мѣстность оказалась лѣсистой, и «самовольцы» стали снискивать себѣ хотя и скудное, но все же пропитаніе — кто рубкою и раздѣлкою лѣса, это продажею лѣсныхъ матеріаловъ китайцамъ. «Опытъ поселенія на Чулакѣ» длился два года. За это время вполнѣ выяснилось, что переселенцы съ голоду во всякомъ случаѣ не умрутъ; пожалуй, даже сумѣютъ достигнуть нѣкотораго благосостоянія. Горная природа съ самовольнымъ мужикомъ не сладила. Въ такой крайности заботу о наказаніи самовольства рѣшилась откровенно взять на себя государственная власть.
Словомъ, крестьяне, поселенные на Чулакѣ «мѣрами полиціи», черезъ два года были прогнаны съ Чулака мѣрами той же полиціи. Даже оффиціальное изданіе, которымъ я пользуюсь, не находитъ никакихъ резоновъ для такого мѣропріятія. Оно такъ и остается немотивированнымъ, если, разумѣется, не считать главнаго и основного мотива — наказать за своевольство. Однако въ послѣднюю минуту сердце военнаго губернатора, видимо, дрогнуло, и ему пришла въ голову человѣколюбивая мысль: замѣнить для прогнанныхъ съ Чулака крестьянъ голодную смерть перечисленіемъ въ китайское подданство. Результатомъ губернаторскаго человѣколюбія и явилась переписка съ китайскимъ правительствомъ о разрѣшеніи русскимъ крестьянамъ переселиться въ Китайскую имперію.
Мало сказать, что переговоры эти извѣстны «центральной власти», и не то удивительно, что они не скрыты въ оффиціальномъ изданіи. Гораздо удивительнѣе тонъ, какимъ говорятся о нихъ въ документахъ, которыми я располагаю. Напр., въ упомянутомъ мною изданіи Переселенческаго Управленія читаемъ: «Военный губернаторъ… говорилъ, что онъ, входя въ положеніе крестьянъ, обращался къ чугучакскому консулу съ просьбою, нельзя ли этихъ крестьянъ поселить въ китайскихъ предѣлахъ». «Самъ говорилъ»… А вслѣдъ за нимъ и центральная власть готова не только повторить, но и подчеркнуть, — вотъ, молъ, каковы мои агенты, вотъ, молъ, какъ россійское правительство «входитъ въ положеніе крестьянъ», вотъ до какой степени простирается его заботливость о крестьянскомъ благополучіи…
Разумѣется, эпизодъ съ крестьянами, сосланными въ «урочище Чулакъ» и обреченными — повѣримъ, что безъ сознательно обдуманнаго намѣренія, но во всякомъ случаѣ на голодную смерть, не представляетъ чего-либо исключительнаго въ Россіи. Въ сущности, мало извѣстная исторія крестьянъ, водворенныхъ на урочищѣ Чулакъ, съ буквальною точностью копируетъ хотя-бы, напр., знаменитую исторію другихъ крестьянъ, переименованныхъ въ «кавказскихъ духоборовъ». И тамъ, и здѣсь выборъ мѣста для поселенія былъ равносиленъ приговору къ смертной казни. И тамъ, и здѣсь потребовалось откровенное выступленіе государственной власти. И тамъ, и здѣсь для спасенія людей, уцѣлѣвшихъ, несмотря на смертоубійственный климатъ, оказалось налицо только одно средство: переходъ въ иностранное подданство.
«Семирѣченская исторія» случилась позже «кавказской». За интересы кавказскихъ духоборовъ понадобилось особое предстательство передъ канадскимъ правительствомъ, и люди, предстательствовавшіе за духоборовъ, совершили большое человѣколюбивое дѣло. Переговоры о чулакскихъ крестьянахъ тоже можно бы признать человѣколюбивымъ дѣломъ; можно бы признать, даже предполагая подражательность съ чисто политическими цѣлями:
— Вотъ, молъ, «вы» все «вашего» Льва Толстого хвалите. А между тѣмъ, мы ничѣмъ не хуже Толстого. Онъ насчетъ духоборовъ и Канады. А я насчетъ самовольныхъ переселенцевъ и Китая.
Даже при условіи простой подражательности съ полемическими цѣлями, заступничество за приговоренныхъ къ голодной смерти людей можно бы признать заслуживающимъ уваженія, — если, конечно, оно исходитъ отъ частныхъ лицъ и совершается въ частномъ порядкѣ. Но когда государственная власть, въ лицѣ хотя бы отдѣльныхъ ея представителей, черезъ своихъ консуловъ обращается къ иностранному правительству съ просьбою защитить ея подданныхъ отъ ея собственныхъ приговоровъ, когда государственная власть склонна почти хвастать такого рода просьбами и ставить ихъ себѣ въ заслугу, — боюсь, что это нѣсколько больше, чѣмъ простое безуміе. А если это и безуміе, то въ немъ есть «своя система».
Передо мною любопытный документъ: «приложеніе ко всеподданнѣйшему отчету черниговскаго губернатора». Цифровыя данныя въ этомъ отчетѣ обнимаютъ время «съ 1887 г. по 1904 г.». А извлеченія изъ него оффиціально опубликованы черниговскимъ губернскимъ статистическимъ комитетомъ въ концѣ 1904 г. Значитъ, «отчетъ» черниговскаго губернатора отправленъ на Высочайшее имя, приблизительно, тогда же, когда семирѣченскій генералъ просилъ китайцевъ спасти русскихъ крестьянъ отъ русскаго правительства.
У черниговскаго губернатора рѣчь идетъ «о движеніи крестьянъ Новозыбковскаго уѣзда на заработки въ Америку». Судя по документамъ, какими я располагаю, часть всеподданнѣйшаго отчета, опубликованная отъ имени черниговскаго губернскаго статистическаго комитета, не вполнѣ соотвѣтствуетъ подлиннику: комитетомъ, видимо, пропущены «виды и предположенія» губернатора. По нѣкоторымъ соображеніямъ я предпочитаю, однако, пользоваться только тѣми данными, которыя оффиціально опубликованы.
По губернаторскимъ свѣдѣніямъ, въ одной Старобобовичской волости, Новозыбковскаго уѣзда., къ началу 1904 г. зарегистрировано 373 «лица, уѣзжавшихъ въ Америку». Въ этотъ итогъ вошли только крестьяне, «бравшіе паспорта»; «числа же уходившихъ безъ паспортовъ не представилось возможнымъ точно установить». Собственно, свѣдѣнія, какими располагалъ губернаторъ при составленіи отчета, касаются одной только Старобобовичской волости. Объ остальныхъ волостяхъ онъ не знаетъ и не упоминаетъ. Изъ Старобобовичской же волости движеніе «въ Америку началось лѣтъ пятнадцать назадъ, съ легкой руки крестьянина с. Новыхъ Бобовичъ Ѳедора Короткаго… Ѳедоръ Короткій и въ настоящее время живетъ въ Америкѣ; купилъ тамъ, въ Питсбургѣ, два домика и содержитъ въ нихъ, по выраженію крестьянъ, вернувшихся съ заработковъ въ Америкѣ, салонъ[2]. Въ Америкѣ Ѳедоръ Короткій живетъ одинъ, а жена его проживаетъ въ Коноплевѣ, Минской губерніи, на купленномъ мужемъ ея на американскія деньги участкѣ земли».
Губернаторъ недаромъ употребилъ во всеподданнѣйшемъ отчетѣ подчеркнутое мною выраженіе: «съ легкой руки». «Рука», дѣйствительно, оказалась «легкая», и дѣло, «начатое Ѳедоромъ Короткимъ», по мнѣнію составителя отчета, — въ высшей степени пріятное дѣло. «Американскія деньги» то и дѣло выскакиваютъ изъ-подъ губернаторскаго пера, и г. начальникъ губернія вовсе не склоненъ жалѣть ихъ:
Въ Америкѣ, — пишетъ онъ, — «наши крестьяне вырабатываютъ въ день отъ 2 рублей при поденной работѣ и до 6 р. При издѣльной чистый годовой заработокъ ихъ достигаетъ отъ 300 до 700 р.»
Черезъ нѣсколько строкъ губернаторъ еще болѣе щедръ: «Обыкновенно, — пишетъ онъ, — Въ годъ („наши крестьяне“) зарабатываютъ („въ Америкѣ“) отъ 400 до 700 р.»
Но это «обыкновенно». А «вотъ примѣры»:
«Совѣтовъ Василій… изъ Америки… привезъ 3500 p., купилъ 35 десятинъ земли, съ выплатой въ банкъ, построилъ новую избу, оцѣненную при страховкѣ въ 650 p., истратилъ на лошадей больше 300 p., и у него остались еще свободныя деньги… Дорошенко Алексѣй… изъ Америки привезъ 2300 p., построилъ новую хату и завелъ полное хозяйство: 3 лошади, 7 коровъ, 4 свиньи и держитъ въ арендѣ 26 десятинъ земли… Лысобыкъ Карпъ… привезъ 1000 p., построилъ новую хату, заплатилъ отцовскій и свой долгъ въ 300 p., купилъ лошадь, корову, и у него еще остались деньги»…
Въ виду такихъ молочныхъ рѣкъ и кисельныхъ береговъ, прямо жаль, что, по оффиціальнымъ свѣдѣніямъ, только «400 человѣкъ новозыбковцевъ находится въ настоящее время въ Америкѣ» и «только 20 человѣкъ взяли съ собою своихъ женъ». «Въ Америкѣ же наши женщины-крестьянки… играютъ роль хозяекъ стряпухъ» (тоже, значитъ, «американскія деньги»).
Фактическую несостоятельность этого губернаторскаго фельетона, включеннаго во всеподданнѣйшій отчетъ, едва ли нужно подчеркивать. Но самъ «фельетонистъ» былъ такъ увлеченъ «Америкой», что приказалъ напечатать свое сочиненіе въ оффиціальномъ и, какъ извѣстно, «обязательномъ» для оффиціальныхъ лицъ и мѣстъ «Календарѣ Черниговской губерніи на 1905 годъ». Такимъ способомъ «свѣдѣнія о движеніи крестьянъ на заработки въ Америку» оказались распространенными, въ качествѣ агитаціоннаго матеріала, по волостнымъ правленіямъ. Меня увѣряли, что соотвѣтственная агитація велась и въ «Губернскихъ Вѣдомостяхъ», гдѣ тоже появились статейки о легкихъ американскихъ деньгахъ. Къ сожалѣнію, это послѣднее обстоятельство я до сихъ поръ не успѣлъ провѣрить, да оно и не имѣетъ существеннаго значенія. Достаточно и того, что напечатано въ «Календарѣ».
Напечатано какъ будто только извлеченіе изъ всеподданнѣйшаго отчета. Но это извлеченіе редактировано такъ, что, попадая въ волостное правленіе, оно пріобрѣтаетъ прямо-таки пикантный смыслъ. Получается, съ одной стороны, одурачиваніе крестьянъ розсказнями объ «американскихъ деньгахъ». А съ другой, — рядъ чрезвычайно точныхъ дѣловыхъ свѣдѣній, — какъ попасть изъ Чернигова въ Америку, и какъ — изъ Америки въ Черниговъ.
Въ губернаторской рекламѣ, опубликованной въ оффиціальномъ календарѣ, подъ видомъ извлеченія изъ всеподданнѣйшаго отчета, каждому крестьянину, желающему попасть въ Америку, рекомендуется поступать такъ:
Надо взять «въ волостномъ правленіи годовой паспортъ», но можно, по словамъ губернатора, и безъ паспорта. Затѣмъ, «взявъ съ собою только полпуда хлѣба и перемѣну бѣлья», нужно «направиться въ Вильну по желѣзной дорогѣ или пѣшкомъ». Въ Вильнѣ же спросить «еврея Крызовскаго», у котораго «для этой цѣли устроена контора» и «который проситъ, чтобы всѣ желающіе ѣхать въ Америку обращались къ нему». «Адресъ Крызовскаго» можно узнать въ Новозыбковѣ отъ «вернувшихся изъ Америки». Нѣкоторые же изъ этихъ вернувшихся, какъ бы невзначай, губернаторомъ названы, и «мѣстожительство» ихъ точно указано. Крызовскій беретъ «за всю дорогу до Нью-Іорка или Филадельфіи отъ Вильны» «отъ 115 до 150 р., чаще 125 p.; весною дешевле, осенью дороже». Агентъ Крызовскаго, когда плата за проѣздъ внесена, повезетъ васъ «по желѣзной дорогѣ до ст. Вержболово». Но — предупреждаетъ губернаторъ — до самаго Вержболова не слѣдуетъ ѣхать; надо, «не доѣзжая 1—2 станцій высадиться и поступить въ распоряженіе другого агента, который и переводитъ тайно черезъ границу; способы же перехода черезъ границу различны и зависятъ отъ изобрѣтательности агента. Переводятъ черезъ границу обыкновенно ночью, при чемъ иногда приходится ждать удобнаго случая по нѣскольку дней, голодая и скрываясь въ лѣсахъ и сараяхъ».
Губернаторъ, видимо, понимаетъ, что послѣднее обстоятельство не совсѣмъ пріятно. И съ очаровательной предупредительностью объясняетъ, что есть и другой маршрутъ. Тотъ же Крызовскій можетъ направить васъ «изъ Вильны до Петербурга», а изъ Петербурга «по Финляндской желѣзной дорогѣ до приморскаго города Ганге», гдѣ и вручатъ вамъ «билетъ прямого сообщенія (шиффкарту) до Питсбурга черезъ Англію».
Извиняюсь передъ читателями за эти цитаты, но, мнѣ кажется, онѣ характерны. Для лицъ, коимъ адресуются губернаторскіе всеподданнѣйшіе отчеты, конечно, не нужно пояснять, что Ганге — «приморскій городъ», что «шиффкарта» есть «билетъ прямого сообщенія», что «способы перехода черезъ границу различны», что самъ безъ помощи «изобрѣтательнаго агента» ее не перейдешь, и что, слѣдовательно, ни въ коемъ случаѣ не обойдется безъ услугъ «еврея Крызовскаго, который проситъ всѣхъ желающихъ ѣхать въ Америку обращаться къ нему». Столь нарочитая популярность изложенія во всеподданнѣйшемъ отчетѣ едва ли доказываетъ, что распространеніе перепечатокъ изъ этого отчета по волостнымъ правленіямъ произошло случайно, безъ заранѣе обдуманнаго намѣренія.
Въ дальнѣйшемъ изложеніе столь же популярно. Подробно и обстоятельно разсказывается, что васъ ждетъ «въ Гамбургѣ или Бременѣ», если вы поѣдете на Вержболово, что — въ Ливерпулѣ, если поѣдете черезъ Ганге. Съ такою же обстоятельностью объясняется весь маршрутъ вплоть до Питсбурга, гдѣ «русскихъ рабочихъ отлично знаютъ и квартиру ихъ укажутъ (эмигрантамъ) даже уличные мальчишки».
«Обратное путешествіе въ Россію» можно, пожалуй, совершить вполнѣ легально: надо явиться къ консулу, отдать ему паспортъ, взамѣнъ котораго онъ выдастъ «проходное свидѣтельство»; съ этимъ свидѣтельствомъ ѣхать по такому-то и такому-то маршруту «черезъ Эйдкуненъ въ Вержболово»; здѣсь съ васъ «на таможнѣ возьмутъ 15 руб. (5 руб. на Красный Крестъ), арестуютъ и отправятъ домой этапнымъ порядкомъ»; сверхъ того, «оставленный у консула паспортъ пересылается въ новозыбковскую полицію, которая и привлекаетъ къ отвѣтственности за недозволенную поѣздку въ Америку». Вотъ почему «обратное путешествіе крестьяне совершаютъ безъ мытарствъ»…. «предпочитая переходить границу нелегальнымъ путемъ». Да это и дешевле, ибо въ Эйдкуненѣ легко найти «еврея, который за 5—15 рублей переведетъ черезъ границу ночью». Далѣе слѣдуетъ детальный разсчетъ, сколько стоитъ «нелегальный проѣздъ» отъ Питсбурга до Новозыбкова.
Вообще же въ Америкѣ совсѣмъ не страшно: тамъ «ни одинъ изъ русскихъ рабочихъ не сидѣлъ въ тюрьмѣ», такъ что «наши крестьяне» могутъ попасть въ тюрьму лишь на обратномъ пути въ Вержболовѣ, если они, по глупости своей, захотятъ ѣхать легально. Надо полагать, это губернаторское сравненіе американскихъ порядковъ съ русскими особо убѣдительно дѣйствуетъ на крестьянъ. Наконецъ, и религіозныя соображенія не могутъ препятствовать поѣздкѣ за «американскими деньгами»:
«Въ Америкѣ празднованіе нашихъ православныхъ праздниковъ вполнѣ возможно… Какъ въ Питсбургѣ, такъ и въ Нью-Іоркѣ есть православныя церкви; въ Питсбургѣ двѣ, при чемъ въ одной изъ нихъ священникъ — уроженецъ Елисаветграда. Кромѣ богослуженія, священники часто собираютъ всѣхъ и бесѣдуютъ съ ними, укрѣпляя ихъ въ вѣрѣ. Ежегодно всѣ говѣютъ. Посты соблюдаются строго»…
Словомъ, Аркадія, совершеннѣйшая Аркадія! Внемлите же, православные крестьяне, совѣту вашего «начальника губерніи», ступайте въ Вильну, найдите тамъ контору Крызовскаго…
Спрашивается, съ какой стати россійскій администраторъ счелъ долгомъ подстрекать населеніе ввѣренной ему губерніи къ эмиграціи въ Америку? Нельзя же предполагать, что онъ не понималъ, какой смыслъ имѣетъ опубликованное имъ. Не младенецъ же въ самомъ дѣлѣ это, не вѣдающій, что творитъ. Трудно предположить также, что онъ позволилъ зло подшутить надъ собою, помѣстивъ и въ своемъ всеподданнѣйшемъ отчетѣ и въ оффиціальномъ календарѣ рекламу виленской «фирмы Крызовскаго». Столь же, пожалуй, трудно допустить, что черниговскій губернаторъ дѣйствовалъ, какъ компаньонъ или пайщикъ конторы Крызовскаго. Вѣроятнѣе всего, въ губернаторскихъ мозгахъ мерцала какая-то особая мысль. Но какая?
Я не рѣшился бы сдѣлать отсюда вполнѣ опредѣленный и точно формулированный выводъ, но фактъ самъ по себѣ знаменателенъ. Мною, такъ сказать, на пробу взяты два администратора, раздѣленные пространствомъ въ нѣсколько тысячъ верстъ. Но посмотрите, какое трогательное единодушіе! Одинъ начальствуетъ въ краѣ, гдѣ плотность населенія едва достигаетъ цифры 3 на кв. клм. Это въ 27 разъ меньше, чѣмъ въ Австрія, въ 11 разъ меньше, чѣмъ въ Европейской Турціи, почти въ 70 разъ меньше, чѣмъ въ Бельгіи, почти въ 16 разъ меньше, чѣмъ въ Черниговской губ. И, тѣмъ не менѣе, онъ хлопочетъ о выдвореніи поселенцевъ въ Китай, — о выдвореніи изъ области, которая почтя пустынна, и въ которой каждая рабочая сила нужна и дорога. Другому, по волѣ судебъ, отдана подъ началъ Черниговская губернія, и онъ убѣждаетъ коренное населеніе эмигрировать въ Америку.
Безспорно, это — симптомы государственнаго безумія. Но въ этомъ безуміи, повторяю, есть система. Мнѣ лично, когда я вдумываюсь въ эту систему, невольно припоминается разсказъ о «Никишкѣ Григорьевѣ», который при Борисѣ Годуновѣ былъ посланъ обучиться наукамъ, а замѣсто того перешелъ «въ басурмане» и сталъ «аглицкимъ попомъ». Московское правительство настойчиво требовало у Англіи возвратить «нашего Никишку» и отказывалось вѣрить, что онъ самъ не хочетъ вернуться на родину. Дипломатическіе переговоры о Никишкѣ тянулись что-то около 20 лѣтъ. Это была тоже система. Пусть очень глупая, пусть чрезвычайно вредная. Но все-таки подъ нею было хоть сознаніе, что «нашихъ людей» нельзя зря терять, что «нашими» надо дорожить. Въ московской — глупой и вредной — системѣ былъ хоть нѣкоторый намекъ на государственный смыслъ, хоть проблески понятія о государственной солидарности. Жестоковыйная Москва все-таки понимала, что пустыню надо населить, и что эмиграція не даетъ блага.
Но какой смыслъ въ нынѣшней системѣ? Въ Россіи съ октября 1905 г. идетъ сплошной погромъ. Населеніе бѣжитъ во всѣ стороны: въ Японію, въ Персію, въ Австрію, Германію, въ Америку, въ Англію, даже въ Китай, даже въ Турцію. Уже полтора года наши губернаторы избавлены отъ заботы рекламировать «контору Крызовскаго» и рекомендовать путь по Финляндской дорогѣ къ «приморскому городу Ганге», какъ наиболѣе удобный для «нелегальнаго» путешествія за границу. Слово: «эмиграція» оказывается слишкомъ блѣднымъ и робкимъ. Появилась надобность въ терминахъ болѣе рѣшительныхъ, такъ какъ передъ нами своеобразный исходъ народа изъ Россіи, во многомъ подобный исходу евреевъ изъ Египта, съ тою существенной разницей, что тамъ уходили пришельцы изъ чужой земли, а здѣсь коренные жители вынуждены покидать родную землю. Сейчасъ, между прочимъ, по одной только Финляндской дорогѣ безпрерывно льется эмигратскій потокъ изъ Прибалтійскаго края. Коренное населеніе этого несчастнаго края бѣжитъ куда-то, «въ невѣдомую даль». Бѣгутъ старики, бѣгутъ женщины, бѣгутъ дѣти, бѣгутъ семьи, бѣгутъ одинокіе люди. И если вѣрить тѣмъ отрывочнымъ свѣдѣніямъ, которыя удалось собрать мнѣ, число бѣгущихъ не только не уменьшается, но явно растетъ.
На нашихъ глазахъ происходитъ громадное и во многихъ отношеніяхъ непоправимое общенародное бѣдствіе. А отношеніе къ нему со стороны государственной власти таково, словно эта власть находится не то въ рукахъ бывшаго черниговскаго губернатора, убѣждавшаго крестьянъ уѣзжать въ Америку, не то въ рукахъ семирѣченскаго генерала хлопотавшаго объ увеличеніи народонаселенія въ Китаѣ. Пусть власть свирѣпа и кровожадна. Иванъ Грозный былъ и свирѣпъ, и кровожаденъ. Но даже Ивану Грозному, опустошителю цѣлыхъ областей, было понятно, что пустынное Пріуралье надо «облюдить». Даже этотъ незабвенный и безпощадный истребитель лучшихъ людей умѣлъ чувствовать и учитывать значеніе такихъ фактовъ, какъ «отъѣздъ» Курбскаго. Библейская легенда не церемонится, когда рѣчь заходитъ о репутаціи египетскихъ фараоновъ. Но даже библейская легенда не рѣшилась приписать фараонамъ равнодушіе, когда евреи «уходили» изъ Египта.
Къ сожалѣнію, текущая русская дѣйствительность безпощаднѣе легенды. За послѣдніе 1 1/2 — 2 года у насъ сложился цѣлый рядъ служебныхъ репутацій, основанныхъ единственно на умѣньи вынуждать населеніе къ повальному бѣгству. Рядомъ съ полковникомъ Думбадзе, получившимъ генералъ-маіорскій чинъ послѣ блестящаго и безпримѣрнаго опустошенія Ялты, можно поставить цѣлый рядъ не менѣе громкихъ именъ, начиная съ Курлова-Минскаго, а нынѣ Кіевскаго. Мы до такой степени превзошли славу библейскихъ фараоновъ, что нами уже изобрѣтена система принудительной эмиграціи: извѣстно нѣсколько случаевъ, когда представители государственной власти, не обинуясь, ставили альтернативу: либо уѣзжай немедленно за границу, либо будешь заточенъ въ тюрьму и сосланъ.
Равнодушіе, съ какимъ правительство Людовика XIV смотрѣло на повальную эмиграцію гугенотовъ, до сихъ поръ оцѣнивалось, какъ классическій примѣръ государственнаго безумія. Но даже это безуміе не заходило такъ далеко, чтобы равнодушно взирать на повальную эмиграцію населенія, приписаннаго къ государственной церкви. Для насъ всѣ «вѣры» и всѣ «церкви» въ сущности одинаковы, и, сознательно принимая «мѣры къ уменьшенію іудейскаго народонаселенія», мы одновременно хлопочемъ о переселеніи православныхъ и въ «инославную» Америку, и въ «иновѣрный» Китай.
Правленіе случайныхъ авантюристовъ, вынесенное Россіей въ теченіе XVIII и., до сихъ поръ считалось классическимъ примѣромъ государственнаго безпутства. Но даже въ эпоху безпутства даже безпардонныхъ фаворитовъ временъ Анны Ивановны и Елизаветы Петровны серьезно озабочивала усиленная въ ту пору эмиграція изъ Россіи за польскій и нѣмецкій рубежъ. Даже тогдашнимъ куринымъ умамъ было понятно, что массовая эмиграція — великое зло, и что противъ нея надо принимать мѣры. Нынѣ мы отрѣшились даже отъ тѣхъ азбучныхъ истинъ, какія были понятны полтораста лѣтъ назадъ курдяндскимъ кучерамъ и украинскимъ пастухамъ.
Недавно стало извѣстно, какую сложную и рѣшительную переписку вело правительство по случаю ареста теріокскаго жандарма, заподозрѣннаго въ причастности къ убійству Герценштейна. Г. Столыпинъ, оказывается, требовалъ отдать выборгскаго губернатора подъ судъ, теріокскаго ленемана тоже подъ судъ. Командующій отдѣльнымъ корпусомъ жандармовъ адресовался къ финляндскому генералъ-губернатору въ крайне рѣзкомъ и оскорбительномъ тонѣ. Не то, видите ли важно, что убили Герценштейна. Не это безпокоитъ г. Столыпина. Ему важно лишь, что арестованъ подозрѣваемый въ убійствѣ жандармъ. Мелкое дѣло объ арестованномъ жандармѣ было раздуто до послѣдней крайности и отняло у правительства много труда и заботъ. Но совершенно не видно, чтобы правительство хоть на одну минуту озаботилось о такомъ важномъ и сложномъ вопросѣ, какъ усиленная эмиграція хотя-бы изъ Прибалтійскаго края. По крайней мѣрѣ, за послѣднее время извѣстна только одна забота объ этомъ краѣ: онъ отданъ подъ начало прославленному опустошителю помилованному убійцѣ судьи Каргопольцева, а нынѣ генералу Меллеръ-Закомельскому[3]. И среди прибалтійскаго населенія началось въ буквальномъ смыслѣ слова бѣгство.
Я опять упомянулъ о прибалтійскихъ бѣглецахъ. Быть можетъ, это — результатъ личныхъ впечатлѣній. Въ послѣднее время мнѣ часто приходится бывать на Финляндской дорогѣ, и каждый разъ приходится видѣть вагоны съ прибалтійскими эмигрантами. И каждый разъ, когда я вижу эти вагоны, мнѣ невольно кажется, что скоро мы окончательно освободимся отъ всякихъ истинъ, отъ всякихъ понятій, отъ всякихъ намековъ на здравый смыслъ. И если уже теперь у насъ сочиняются проекты разрѣшенія земельнаго вопроса посредствомъ утилизаціи человѣческихъ экскрементовъ, то въ недалекомъ будущемъ ничто не помѣшаетъ намъ воспользоваться мыслью генерала Іонова и возбудить международный вопросъ о колонизаціи всѣхъ странъ земнаго шара силами Россійскаго населенія.