7 октября 1939 г.
1. Вчера в 10 часов вечера Черчилль пригласил меня к себе в Адмиралтейство и повел разговор о состоянии англо-советских отношений. […] Основные мысли и заявления Черчилля могут быть суммированы следующим образом.
2. Отношения между Англией и СССР всегда были отравлены взаимными подозрениями, а сейчас больше, чем обычно. Англия подозревает СССР в заключении военного союза с Германией со всеми вытекающими отсюда последствиями. Лично Черчилль в это не верит, однако такое настроение сильно распространено в политических и даже правительственных кругах Великобритании и, несомненно, оказывает свое влияние на тон ее отношений к СССР. С другой стороны, у Черчилля создалось впечатление, что СССР подозревает Англию в каких-то враждебных ему махинациях в Прибалтике, на Балканах и так далее, и это тоже накладывает свою печать на отношения СССР к Англии. Черчилль, прекрасно зная историю англо-франко-советских переговоров о пакте, находит, что британское правительство вело переговоры очень плохо (свое мнение на этот счет он и раньше не скрывал), и понимает, что ход и исход переговоров должен был усугубить нашу подозрительность, однако прошлое есть прошлое. Черчилль больше интересуется настоящим и будущим. Чтобы по возможности рассеять наши подозрения и способствовать улучшению англо-советских отношений в дальнейшем, он считает полезным разъяснить точку зрения британского правительства на текущие события.
3. Черчилль исходит из того положения, которое он защищал и раньше, что основные интересы Англии и СССР в наши дни нигде не сталкиваются. Первоначальный шок, вызванный советско-германским пактом о ненападении, и последующие события многих в Англии вывели из равновесия и лишили способности видеть вещи в их подлинной перспективе. Сейчас многое изменилось. С точки зрения правильно понятых интересов Англии, тот факт, что весь восток и юго-восток Европы находятся вне зоны войны, имеет не отрицательное, а положительное значение. Равным образом Англия не имеет оснований возражать против действий СССР в Прибалтике. Конечно, кое-кто из сентиментальных либералов и лейбористов может пускать слезы по поводу «русского протектората» над Эстонией или Латвией, но к этому нельзя относиться серьезно. Черчилль прекрасно понимает, что СССР должен быть хозяином на восточном берегу Балтийского моря, и он очень рад, что балтийские страны включаются в нашу, а не в германскую государственную систему. Это исторически нормально и вместе с тем сокращает возможный «лебенсраум» [жизненное пространство] для Гитлера. Здесь опять-таки интересы Англии и СССР не сталкиваются, а скорее совпадают.
[…]
5. Исходя из всех вышеуказанных соображений, Черчилль считает, что между Великобританией и СССР в настоящее время, как и во все последние годы, нет никаких серьезных противоречий, а стало быть, нет оснований для напряженных или неудовлетворительных отношений. «Сталин, — заметил Черчилль, — играет сейчас большую игру и играет ее счастливо. Он может быть доволен. Однако я не вижу, почему мы должны быть недовольны?» Британское правительство принимает наше заявление о нейтралитете как положительный факт и очень желало бы, чтобы это был дружественный нейтралитет. Оно хотело бы развивать с нами торговые отношения. Оно готово было бы также обсудить всякие другие меры, могущие способствовать улучшению взаимоотношений. В этой связи Черчилль стал меня спрашивать, какие меры я мог бы подсказать или посоветовать, но я, по понятным соображениям, уклонился от каких-либо ответов на его расспросы. Я поинтересовался только, является ли все то, что он мне говорил во время нашей беседы, его индивидуальным мнением или же это также мнение всего кабинета. Черчилль заявил, что хотя, конечно, кабинет не может отвечать за каждый нюанс его высказываний, тем не менее, в основном он отражает мнение всего правительства.