Николай Морозовъ.
правитьИзъ стѣнъ неволи.
правитьВотъ и разсвѣтъ надъ землей занимается
Проклятіе! Пиши стихи въ тюрьмѣ
Завѣтъ. Посв. П. С. Поливанову
Въ заключеніи
Зимой
Свѣточъ
Море и Сердце
Памяти 1873—75 гг.
Некуда дѣться отъ муки и боли
Тюремныя видѣнья
Друзьямъ. Посв. Вѣрѣ Фигнеръ
Сгинули силы
Людмилѣ Волкенштейнъ
Съ черкесскаго
Изъ старыхъ воспоминаній
Передъ судомъ
Атоллъ
Привѣтъ
Древняя легенда
Поэтъ
На границѣ
Вѣрѣ Фигнеръ
Ночью
Старому товарищу
Милый другъ, безумно смѣлый
Цѣпь
Изъ Апокалипсиса
Людмилѣ Волкенштейнъ
Цѣпи
Борьба
Тамъ средь движенья
Осень
Встрѣча
Прости! Посв. Вѣрѣ Фигнеръ
Пророкъ
Подъ поэтами-телеграфистами
Въ домѣ Предварительнаго заключенія
Снѣжинка
Гаданія Шлиссельбургскаго астролога
На зарѣ.
Вотъ и разсвѣтъ надъ землей занимается;
Блѣдно алѣетъ востокъ…
Въ облачной дымкѣ заря загорается,
Птица ночная въ трущобы скрывается.
Звѣри уходятъ съ дорогъ.
Вотъ и въ сознаньи разсвѣтъ занимается:
Мысли несутся вольнѣй,
Братское чувство въ груди зарождается,
Старыхъ боговъ обаянье теряется,
Чище въ сердцахъ у людей.
Проклятіе!
Проклятіе! Пиши стихи въ тюрьмѣ,
Когда на волѣ ждетъ не слово, — дѣло!
Да, жить одной мечтою надоѣло…
Безплодно бьется мысль въ моемъ умѣ…
Когда къ борьбѣ съ неправдой злой
Стремится все живое.
Когда повсюду гнетъ тупой,
Да рабство вѣковое,
Тогда нѣтъ силъ въ тюрьмѣ сидѣть
И пѣсни о неволѣ пѣть!
Тогда, поэтъ, бросай перо скорѣй
И мечъ бери, чтобъ биться за свободу:
Стѣсненному неволею народу
Ты не поможешь пѣснею своей…
Нѣтъ! не рожденъ поэтомъ я!..
Средь грезъ и рифмъ забыться
Я не могу! — Душа моя
Къ борьбѣ съ врагомъ стремится!
И муза мнѣ на умъ нейдетъ…
Лишь жажда воли сердце рветъ! —
Завѣтъ.
(Посвящается И С. Поливанову).
Когда овладѣетъ душою печаль,
Ты вспомни, что скрыта грядущаго даль
Въ туманѣ отъ нашего взора,
Что жизнь наша часто страданій полна.
Но вдругъ озаряется счастьемъ она,
Какъ полночь огнемъ метеора.
Не надобно въ жизни излишнихъ веригъ!
Вѣдь каждый мучительно прожитый мигъ
На близкихъ тебѣ отзовется.
Всецѣло должны мы для ближняго жить,
Должны для него мы себя сохранить,
И бодро съ невзгодой бороться!
Въ тяжелые дни испытаній и бѣдъ
Даетъ намъ Вселенная вѣчный завѣтъ,
Который гласитъ всѣмъ скорбящимъ:
"Во имя надежды, в.о имя любви,
"Въ несчастьи грядущимъ и прошлымъ живи,
«А въ счастьи живи настоящимъ!»
Въ заключеніи.
Голыя стѣны, тюремныя думы,
Какъ вы унылы, темны и угрюмы!..
Скверно въ неволѣ безъ дѣла лежать,
Цѣлые годы о волѣ мечтать…
Все здѣсь такъ тихо, безжизненно, блѣдно.
Годы проходятъ безплодно, безслѣдно,
Тянутся долго недѣли и дни, —
Скуку тупую наводятъ они…
Мысли тупѣютъ отъ долгой неволи,
Тяжесть въ мозгу отъ мучительной боли.
Даже минута, какъ вѣчность, долга
Въ этой каморкѣ въ четыре шага!
Душно подъ низкимъ, запачканымъ сводомъ
Силы слабѣютъ сильнѣй годъ за годомъ.
Давитъ собой этотъ каменный полъ,
Этотъ желѣзный прикованный столъ,
Эта кровать, этотъ стулъ, что прибиты
Къ стѣнамъ, какъ будто могильныя плиты —
Въ вѣчномъ молчаньи суровомъ, нѣмомъ,
Даже себя сознаешь мертвецомъ!
Наглухо рамы двойныя забиты,
Грязью и пылью всѣ стекла покрыты,
Муха заснула на грязной стѣнѣ,
Лапки скрестивши на темной спинѣ…
Полночь пришла…
Бой часовъ раздается,
Рѣзко ихъ звукъ въ корридорѣ несется…
Давитъ, сжимаетъ болѣзненно грудь.
Гложетъ тоска…
Не удастся заснуть…
ЗИМОЙ.
Полно убиваться!
Полно тосковать!
Пусть снѣга кружатся
Подъ окномъ опять,
Пусть мятель ссыпаетъ
Горы у воротъ, —
Лѣтомъ все растаетъ,
И снѣга и ледъ!
Полно убиваться!
Полно тосковать!
Пусть невзгоды злятся
Надъ тобой опять!
Хоть вражда пускаетъ
Всѣ гоненья въ ходъ. —
Съ волей все растаетъ,
И вражда и гнетъ!
Свѣточъ.
Искалъ онъ къ правдѣ путь далекій
Въ юдоли лжи и пошлыхъ дѣлъ.
Его окуталъ мракъ глубокій,
А съ неба свѣточъ не горѣлъ.
Но въ мірѣ гнета и стяжанья,
Гдѣ трудно къ истинѣ идти,
Онъ видѣлъ въ трепетномъ сіяньи
Могилы павшихъ на. пути..
И съ нихъ, любви нетлѣнный пламень
Ему дорогу освѣтилъ,
И не споткнулся онъ о камень
Въ хаосѣ зла и темныхъ силъ…
Море и Сердце.
(Памяти Дуврскихъ утесовъ).
Море бушуетъ, и воетъ, и плещетъ,
Волны грохочутъ и бьютъ мнѣ въ глаза.
Сердце же рвется, стучитъ и трепещетъ,
Мысль, то потухнетъ, то ярко заблещетъ…
Въ морѣ и въ сердцѣ бушуетъ гроза.
Море умолкло и сердце уснуло…
Больше не бьетъ объ утесы волна…
Все, что такъ ярко въ душѣ промелькнуло,
Все улеглося, заглохло, минуло…
Въ морѣ и въ сердцѣ стоитъ тишина..
Памяти 1873—75 г.г.
Я врагами въ тюрьмѣ погребенъ,
Но живу все еще годъ отъ году…
Въ дни тяжелой борьбы за свободу
Было время моихъ похоронъ.
За желѣзной тюремной рѣшеткой,
За сырой и холодной стѣной
Яркимъ свѣтомъ горятъ предо мной
Эти дни моей жизни короткой.
Вспоминается мнѣ та пора,
Какъ по нивамъ родимаго края
Раздалось, сѣрый людъ пробуждая,
Слово братства, свободы, добра…
Какъ въ смятеньи подняли тревогу
Слуги мрака, оковъ и цѣпей,
И покровомъ терновыхъ вѣтвей
Застилали къ народу дорогу…
Какъ въ борьбѣ съ ихъ несмѣтной толпой
Молодая, могучая сила,
Погибая, страну пробудила
На послѣдній, рѣшительный бой!
Вы, друзья, что въ борьбѣ уцѣлѣли,
Тоже здѣсь вспоминаетесь мнѣ…
Лучше ль вамъ на родной сторонѣ?
Ближе ль, братья, стоите вы къ цѣли?
Тяжкій крестъ привелось вамъ принять,
Легкій жребій мнѣ выпалъ на долю:
Трудно жить и бороться за волю,
Но легко за нее умирать.
Трудно жить, чтобъ порой не дрожала,
На врага подымаясь, рука,
Чтобы силъ не съѣдала тоска,
Если счастье въ борьбѣ измѣняло,
Чтобы въ томъ, кто возсталъ за любовь,
Вплоть до двери холоднаго гроба
Не смолкала могучая злоба
И кипѣла бы мщеніемъ кровь!..
Некуда дѣться отъ муки и боли!..
Порча какая случилася что ли,
Желчь ли во мнѣ разлилась въ эту ночь,
Право, не знаю!.. Но только не въ мочь!
Противъ любимой недавно отчизны
Льются изъ сердца слова укоризны…
Русская жизнь! Средь густой темноты
Какъ неуклюже сложилася ты!..
Родина мать! нѣтъ ни счету, ни смѣты
Змѣямъ, что были тобою пригрѣты, —
Дѣдовъ вина и безпечность отцовъ
Создали цѣлое племя рабовъ!..
Ты же, — ты только терпѣла, страдала,
Вѣчно трудилась и вѣчно молчала,
И средь громадной родимой земли
Вѣчно валялся народъ твой въ пыли…
Нѣтъ! Разойдись ты, тоска гробовая!
Злу не поможешь, лѣниво страдая, —
Некогда плакать, не время стонать.
Надобно дѣлу всѣ силы отдать!..
Родина мать! Разверни свои силы,
Жизнь пробуди средь молчанья могилы!
Встань! угнетенье и тьму прекрати
И за погибшихъ дѣтей отомсти!
Тюремныя видѣнія.
(Посвящается Ольгѣ Любатовичъ).
Разъ въ башнѣ тюремной больной я лежалъ.
Тоска мою грудь надрывала,
Въ окошко порывистый вѣтеръ стучалъ,
И лампочка слабо мерцала.
Въ каморку сквозь тучи свѣтила луна,
Рѣшетку ея озаряя,
Болѣзненно блѣдно глядѣла она,
Какъ смотритъ дитя умирая.
Той темною ночью все видѣлись мнѣ
Унылыя жизни картины:
Я думалъ о волѣ, родной сторонѣ,
Мнѣ грезились нивы, равнины,
И бѣдныя хижины съ бѣдной землей,
Песчаной, сухой и безплодной…
И много картинъ тѣхъ прошло предо мной
Въ тотъ вечеръ сырой и холодный.
II.
Казалось, иду я тернистымъ путемъ
Одинъ по обрыву крутому;
Терновникъ мнѣ въ платье вцѣпился кругомъ,
И трудно идти мнѣ, больному.
Вездѣ непроглядною, черною мглой
Степная равнина одѣта.
И мрачно -и душно въ пустынѣ глухой,
И нѣтъ въ ней живящаго свѣта.
Тамъ только, какъ смутныя тѣни, стоятъ
Какіе-то робкіе люди:
Глаза ихъ потухшіе въ землю глядятъ,
И впали изсохшія груди.
Темно, непривѣтно въ глухой сторонѣ,
Молчитъ все въ природѣ глубоко,
И только, я слышу, въ ночной тишинѣ
Ихъ пѣсня звучитъ одиноко:
"Таится болѣзненно въ бѣдномъ умѣ
"Сознанье тяжелой неволи…
"Весь вѣкъ свой мы прожили въ рабствѣ и тьмѣ,
"Не видѣвъ ни счастья, ни воли.
"Подъ вѣчнымъ трудомъ мы клонились безъ силъ,
"Безъ хлѣба и крова мы жили,
"Насъ вѣтеръ зимой въ непогоду знобилъ,
"Оковы и цѣпи давили.
"Мы жили въ безплодныхъ и дикихъ степяхъ,
"Въ безвѣстной глуши умирали,
"И часто въ подземныхъ сырыхъ рудникахъ
"Напрасно мы смерть призывали.
"Вся жизнь наша долгой отравой была,
"Рядъ бѣдствій, страданій и муки;
"Ничтожныя противъ гнетущаго зла
«Безъ силъ опускаются руки!..»
И пѣсня, тоски безконечной полна,
Звучитъ и вдали замираетъ…
Но все безучастно… Кругомъ — тишина,
И мракъ свой покровъ не снимаетъ.
Не выглянетъ небо межъ тучъ полосой,
Блеснувши свѣтилъ хороводомъ,
И вѣтеръ не дунетъ живящей струей
Надъ темнымъ, забитымъ народомъ.
III.
И грезилось мнѣ, что сильнѣй и сильнѣй
Туманъ надъ полями ложится…
Усталый, иду я по грудамъ камней,
И умъ мой болитъ и мутится…
Я вижу Царь Мрака летитъ надъ землей,
Старинный фантомъ угнетенья.
Онъ въ бѣломъ хитонѣ, съ сѣдой бородой,
И слышится слугъ его пѣнье:
"Проклятый навѣки Всевышнимъ Отцомъ,
"И съ сердцемъ, грѣхомъ омраченнымъ,
"Ты долженъ быть бѣднымъ, покорнымъ рабомъ,
"Служить для другихъ осужденнымъ.
"Ты долженъ смириться душой навсегда,
"Обиды сносить молчаливо,
"Страдать подъ ярмомъ вѣкового труда,
"И крестъ свой нести терпѣливо.
"Люби свои цѣпи, неволю люби,
"Томись безотрадной заботой,
"Смиряй свою душу и тѣло губи,
"И вѣчно молчи и работай!
"Гони все живое, трудись въ тишинѣ, —
"Ты темнымъ родился и грѣшнымъ!
"Иль будешь ты проклятъ и въ адскомъ огнѣ
«Погибнешь во мракѣ кромѣшномъ!»
Высокіе храмы сурово стоятъ
Въ равнинѣ сухой и бездольной,
Ихъ куполы блѣдно во мракѣ блестятъ,
И слышится гулъ колокольный.
И тучею черной на гулъ тотъ идутъ
Повсюду монахи тупые,
Высоко хоругви и чаши несутъ
Служители мрака слѣпые.
И тихо проходятъ они по лугамъ,
По нивамъ, полямъ, съ образами,
По хижинамъ бѣднымъ, большимъ городамъ,
По дальнимъ деревнямъ, съ крестами…
И гдѣ ни пройдутъ, — всюду мракъ надъ страной
Ложится, какъ саванъ суровый,
И давитъ онъ мысль человѣка собой,
Какъ крышкою гроба свинцовой…
IV.
И снилося мнѣ: безконеченъ мой путь…
Все дальше и дальше онъ вьется…
И негдѣ пристать и нельзя отдохнуть,
Чу! грохотъ навстрѣчу несется…
Я вижу: Царь-Гнета во мракѣ густомъ
Поднялся, губя, что ни встрѣтитъ,
И свѣтомъ багровымъ на небѣ ночномъ
Кровавое зарево свѣтитъ.
Кругомъ его трупы убитыхъ лежатъ,
Летаютъ ракеты, какъ змѣи.
Орудія пытокъ на тронѣ лежатъ,
И пушекъ гремятъ баттареи.
Предъ нимъ же, склонясь надъ дрожащей землей,
Надъ грудами ядеръ разбитыхъ,
Толпится народъ и съ томящей мольбой,
Упавъ надъ тѣлами убитыхъ,
Онъ проситъ пощады за то, что искалъ
Отъ грозной неправды спасенья,
И тщетно усталыя руки поднялъ,
Чтобъ свергнуть ярмо угнетенья.
Но въ грохотѣ слышно: "Клонись предо мной,
"Ты, подлое, рабское племя!
"Пока существуетъ земля подъ тобой,
"И въ вѣчность бѣгущее время
"Еще не угасло, — нигдѣ не найдешь
"Свободы и правды на свѣтѣ!
"Ты въ рабствѣ родилось и въ рабствѣ умрешь,
"И будутъ рабы твои дѣти!..
Напрасны мольбы передъ силою злой…
И клонятся темные люди
Надъ мокрой отъ крови погибшихъ землей,
Предъ силой ревущихъ орудій.
И вижу я, въ стройныхъ колоннахъ идутъ
Служители грознаго бога;
Оковы и плахи съ собою несутъ,
Имъ всюду открыта дорога.
И блескомъ холоднымъ, щетинясь, блестятъ
Штыки ихъ, средь дыма сверкая,
И мѣдныя каски во мракѣ горятъ,
Пожаръ и огонь отражая.
То старое рабство привычной стезей
Идетъ все губя и терзая,
И зарево ярче горитъ надъ страной,
Мученья людей освѣщая….
V.
И снилось мнѣ снова: труднѣй и труднѣй
Идти по пустынѣ холмистой…
Какъ жарко средь этихъ песковъ и полей,
На этой дорогѣ тернистой!
Темно, какъ въ гробу, на землѣ, въ небесахъ…
Природа какъ-будто застыла…
На западѣ дальнемъ, крутясь въ облакахъ,
Свистя, непогода завыла…
И вздрогнулъ весь міръ отъ конца до конца,
Ликъ прежнихъ царей помрачился,
И образъ царя Золотого Тельца,
Во мракѣ и дымѣ явился.
Все стихло. Лишь вороновъ стая снуетъ,
На встрѣчу тирану слетаясь,
Да полчище слугъ на колѣни встаетъ,
Предъ новымъ царемъ преклоняясь…
И слышится голосъ: "Незыблемъ законъ
"Господства богатства и силы,
"Страдать терпѣливо ты имъ осужденъ,
"Трудиться весь вѣкъ до могилы;
"Напрасны о равенствѣ, братствѣ слова,
"Гдѣ слабаго сильный терзаетъ;
"Успѣхъ или гибель! Вотъ гласъ божества,
«Что міромъ вѣка управляетъ».
И вижу я, движутся массой густой,
Какъ стаи прожорливой птицы,
И золота слитки проносятъ съ собой
Кощеевъ и скрягъ вереницы.
Фабричныя трубы весь воздухъ коптятъ,
Поднявшись средь каменныхъ сводовъ;
Какъ мрачныя тѣни въ долинахъ стоятъ
Высокія группы заводовъ.
И алчное войско все больше растетъ,
Всю землю собой наполняетъ,
И копотью, гарью кругомъ отдаетъ,
И все передъ нимъ погибаетъ…
VI.
Мнѣ грезилось, — путь мой прервался во мглѣ
На склонѣ долины глубокой.
Одинъ я стою на гранитной скалѣ,
Безъ силъ, весь въ крови, одинокій…
Отсюда я вижу средь мглы, облаковъ,
Что скрыто отъ взоровъ другого,
Я вижу теченье могучихъ вѣковъ
И долю народа родного.
Мертва и спокойна лежитъ предо мной
Страна вѣкового застоя:
Орелъ безобразный, жестокій и злой
Паритъ средь ночного покоя.
Тамъ трупы погибшихъ повсюду лежатъ
И хищныя птицы летаютъ,
И высятся тюрьмы, и цѣпи звенятъ,
И стоны рабовъ не смолкаютъ…
Въ ней зданіе рабства на грудахъ костей
Стоитъ высоко и громадно,
И много безумныхъ жестокихъ властей
Терзаютъ народъ безпощадно.
Но вотъ въ этой тьмѣ гробовой разлились
Какая-то жизнь и волненье,
Неясныя тѣни вдали поднялись,
И слышу я гимнъ пробужденья:
"О родина! Долго-ль ты будешь страдать
"Подъ бременемъ горькой невзгоды?
"И долго-ль позорно ты будешь молчать
"На голосъ призывный свободы?
"Встань, бѣдный народъ! подымитесь рабы,
"И въ битву идите скорѣе!
"Довольно вы гнулись подъ игомъ судьбы!
«Разбейте оковы смѣлѣе»!
И гордый призывъ по странѣ прозвучалъ,
Темницы и храмы упали,
Порывъ урагана завылъ, засвисталъ,
И въ страхѣ …. задрожали…
Съ пронзительнымъ крикомъ свалился орелъ,
Все въ страшный хаосъ обратилось,
И зданіе рабства — тирановъ престолъ, —
Сломившись, треща, повалилось…
И много людей подъ собой въ глубинѣ,
Въ паденьи оно раздавило.
Но чудо свершилось: пропала въ странѣ
Неволи губящая сила!…
Разсѣялись тучи съ туманомъ густымъ,
Свалились оковы съ народа,
И вся ожила подъ лучемъ золотымъ
Весенняго солнца природа…
И тутъ я проснулся… Въ каморкѣ глухой
Все было темно, безучастно…
Лишь мѣсяцъ сіялъ надъ моею тюрьмой
Такъ блѣдно, бездушно, безстрастно…
Друзьямъ.
(Посвящается Вѣрѣ Фигнеръ).
Въ долгой, тяжелой разлукѣ
Цѣлые годы прошли;
Горя, страданья и муки
Много они принесли…
Сталъ я о волѣ смутнѣе
Помнить, какъ будто о снѣ…
Только друзья все яснѣе
Здѣсь вспоминаются мнѣ.
Часто сквозь сумракъ темницы.
Въ душной каморкѣ моей
Вижу я смѣлыя лица
Вѣрныхъ свободѣ людей.
Часто, какъ будто живые,
Въ этой тиши гробовой
Образы ихъ дорогіе
Ясно встаютъ предо мной…
Все здѣсь они оживляютъ,
Все согрѣваютъ они,
Быстро въ душѣ пробуждаютъ
Вѣру въ грядущіе дни…
Кажется, вотъ раздается
Голосъ ихъ здѣсь, въ тишинѣ..
Словно струя пронесется
Воздуха съ воли ко мнѣ!
Знаю я, темныя силы
Ихъ не согнутъ передъ зломъ, —
Будутъ они до могилы
Биться съ народнымъ врагомъ.
(Петропавловская крѣпость, 1875 г.)-
Сгинули силы…
Тускло сіяніе дня…
Холодъ могилы
Обнялъ, какъ саванъ, меня…
Тѣ же все стѣны,
Тяжесть тупая въ умѣ.
Нѣтъ перемѣны!
Глухо и душно въ тюрьмѣ…
Чаша все ближе,
Мало осталось пути…
Благослови же,
Родина-мать, и прости!..
Людмилѣ Волкенштейнъ.
Полна участья и привѣта
Среди безмолвія и тьмы,
Она сошла, какъ ангелъ свѣта,
Подъ своды мрачные тюрьмы.
Была чарующая сила
Въ душѣ прекрасной и живой,
И жизнь она намъ обновила
Своей душевной чистотой.
Въ глухой тюрьмѣ она страдала
Среди насилія и зла,
Потомъ ушла и не узнала,
Какъ много свѣта унесла.
Есть въ мірѣ души, — ихъ узнаешь
Лишь въ дни гоненій и утратъ,
Но міръ за нихъ благословляешь
И жизнь за нихъ отдать бы радъ!
Съ черкескаго.
Храбрый воинъ бьется смѣло,
Встрѣча съ нимъ — плохое дѣло!
Онъ въ борьбѣ суровъ и лихъ,
Но въ плѣну онъ простъ и тихъ.
Жалокъ трусъ въ пылу сраженья,
Въ бѣгствѣ ищетъ онъ спасенья,
Но въ плѣну, — спаси Аллахъ! —
Забываетъ всякій страхъ!
Изъ старыхъ воспоминаній.
Печальный день… Въ душѣ уныло…
Одинъ брожу по лѣсу я.
Безмолвенъ умъ и слабы силы…
Пойду и сяду у ручья…
Тамъ я любилъ глядѣть когда-то,
Какъ струйки чистыя блестятъ,
Какъ вдалекѣ лучи заката
Верхи деревьевъ золотятъ.
Тамъ все приволье и свобода,
Тамъ всюду жизнь ключемъ кипитъ,
И вѣрно вольная природа
Мой умъ усталый оживитъ.
Но и ручей, когда-то милый
Сегодня чуждъ душѣ моей.
Мнѣ вѣетъ холодомъ могилы
И отъ лѣсовъ и отъ полей…
Мнѣ все кругомъ полно отравой,
И только чудится лишь мнѣ,
Что надо мной орелъ двуглавый
Ширяетъ хищно въ вышинѣ.
Передъ судомъ.
Пріумолкла тюрьма.
Всюду тишь и покой…
И царитъ надъ землей
Полусвѣтъ, полутьма.
Что-то мрачно глядитъ
Нынче келья моя…
Хоть послушаю я,
Громко-ль сердце стучитъ..
Чу!.. За дверью идутъ,
Слышенъ говоръ людей…
Близокъ часъ, — поведутъ
Насъ на судъ палачей.
Но ни просьбъ, ни мольбы
И въ послѣдній нашъ часъ
Наши судьи рабы
Не услышатъ отъ насъ!..
Пусть уныла тюрьма,
Пусть повсюду покой,
Пусть царитъ надъ землей
Полусвѣтъ, полутьма,
Но и въ этой глуши,
Гдѣ такъ долги года,
Нашей вольной души
Не сломить никогда!
Чу! въ тиши гробовой
Снова слышны шаги.
Приходите жъ за мной
Вы скорѣе, враги!..
Атоллъ.
Предъ атолломъ воющая
Мечется волна.
Вѣчно берегъ роющая
Рифъ дробитъ она.
Но за рифомъ скрывшееся
Озеро молчитъ,
И надъ нимъ склонившееся
Небо вѣчно спитъ.
Такъ, стѣнами скованные,
Въ мірѣ грозъ и бѣдъ,
Словно заколдованные,
Спимъ мы много лѣтъ…
Привѣтъ.
Когда на землю ниспадаетъ
Вечерній сумракъ съ высоты,
Рѣка неясно отражаетъ
Свои прибрежные кусты.
Такъ на душѣ въ часы страданья
Все въ смутный сонъ погружено.
Молчатъ и чувства, и желанья,
И все въ ней тихо и темно!
Но какъ въ рѣкѣ съ лучемъ разсвѣта
Мгновенно жизнь проснется вновь,
Такъ и въ душѣ на звукъ привѣта
Воскреснутъ вѣра и любовь.
И вновь блеснутъ въ ея сознаньи
Давно уснувшія мечты,
Какъ въ тихомъ утреннемъ сіяньи
Въ водѣ прибрежные кусты.
Древняя легенда.
Разъ на судъ собрались угнетающіе
Безпощадной и дикой толпой,
И предъ ними за правду страдающіе
Выходили изъ тьмы гробовой.
Тамъ, въ стѣнахъ крѣпостныхъ замуравленные,
Много лѣтъ были скрыты они,
Лишь одни палачи окровавленные
Сторожили ихъ ночи и дни.
За оградой тюрьмы несмолкаемая
Волновалася жизнь каждый день.
Пѣсня воли неслась нескончаемая,
Свѣтъ смѣнялъ полуночную тѣнь.
А внутри только стѣны обваливались,
Распадаясь на мусоръ и хламъ,
Каждый годъ разростались и сваливались
Лопухи по забытымъ угламъ.
И зеленые мхи пораскинулися
По высокимъ отвѣсамъ бойницъ,
Тамъ, гдѣ трещины въ стѣнахъ раздвинулися
И виднѣлись ряды черепицъ.
Но темницей глухой не подавленные
Появились страдальцы изъ тьмы
И, давно всѣми въ мірѣ оставленные,
Говорили въ безмолвьи тюрьмы:
"Пусть насилья законы безсмысленные
"Налагаетъ на насъ произволъ,
"Не помогутъ вамъ казни безчисленные,
"И падетъ угнетенья престолъ. .
"Вы не страшны для насъ, угнетающіе,
"Хоть умремъ мы въ глуши отъ меча,
"Вѣчной жизни струи обновляющія
«Не пресѣчь вамъ рукой палача!»
И погибли они, обезглавленные,
Въ безпощадныхъ темницы стѣнахъ,
Но ихъ души, въ наслѣдье оставленныя,
Возродились въ грядущихъ борцахъ.
И какъ грозы гремятъ и всколыхиваютъ
Атмосферу глубокихъ ночей,
Ихъ идеи могучія вспыхиваютъ,
Озаряя сознанье людей.
И не могутъ съ тѣхъ поръ угнетающіе
Кончить казней кровавыхъ своихъ:
Всѣ за счастье людей погибающіе
Возрождаются снова на нихъ.
Поэтъ.
Былъ поэтъ…
До ста лѣтъ
Онъ игралъ на лирѣ:
"Пятью пять —
«Двадцать пять!
Дважды два — четыре!»
Такъ поэтъ
Пѣлъ сто лѣтъ,
И почилъ онъ въ мирѣ…
Пятью пять —
Двадцать пять!
Дважды два — четыре!
На границѣ.
И вотъ опять она, Россія…
Опять и главы, и кресты,
И снова вижу на пути я
Слѣды старинной нищеты.
Опять жандармскія ливреи
Цвѣтами яркими блестятъ,
И выраженье: «Мы — лакеи!»
Черты опричниковъ хранятъ.
И вновь насилія и слезы…
И только чудится во мглѣ,
Что даже ели и березы
Здѣсь рабски клонятся къ землѣ!..
Вѣрѣ Фигнеръ.
(Ко дню рожденія).
Пусть нашъ привѣтъ твои невзгоды,
О, милый другъ мой, облегчитъ!
Пусть пролетитъ сквозь эти своды,
И свѣтлымъ ангеломъ свободы,
Тебя въ темницѣ посѣтитъ!
И пусть за годы испытанья,
Какъ въ ясный вечеръ послѣ бурь,
Увидишь ты конецъ страданья,
И въ блескѣ чуднаго сіянья
Въ грядущемъ вѣчную лазурь!
Ночью
Все тихо. Небесныхъ свѣтилъ миріады
Мерцаютъ въ лазурной дали.
Широкою тѣнью легли
По Волгѣ прибрежныхъ обрывовъ громады..
Въ равнинахъ и звѣри, и птицы, и гады
Умолкли и въ норы ушли.
О, какъ хорошо средь природы живется!..
Тепло и спокойно вездѣ…
Все спитъ на землѣ и въ водѣ…
Лишь только на мельницѣ шумъ раздается,
И грустная пѣсня отъ барки несется
О горѣ, о вѣчномъ трудѣ…
За рощею видны фабричные своды,
Да окна трактира блестятъ.
И въ сердце вливается ядъ:
"Одни только пасынки вольной природы,
"Не вѣдая счастья, не зная свободы,
«Одни только люди не спятъ!»..
О люди! среди безконечнаго міра,
Гдѣ нѣтъ ни рабовъ, ни….
Въ тиши этихъ чудныхъ ночей,
Вы — чуждые гости средь чуждаго пира.
Вселенная — царство свободы и мира,
А вы — достоянье цѣпей…
Старому товарищу.
(Посв. В. А. К-ву).
Въ годину тяжкаго недуга
Въ темницѣ мрачной и глухой
Въ тебѣ судьба дала мнѣ друга
И облегчила жребій мой…
Съ тѣхъ поръ прошла пора ненастья,
И стала жизнь моя свѣтлѣй,
Ты для меня среди несчастья
Былъ первый вѣстникъ лучшихъ дней.
И время то мнѣ стало свято, —
Съ тобой сроднился я душой,
И буду я любить, какъ брата,
Тебя, товарищъ дорогой.
Милый другъ, безумно-смѣлый,
Честный и живой,
Быстро время пролетѣло
Нашихъ встрѣчъ съ тобой!
Если я къ тебѣ, бывало,
Мрачный приходилъ
И подавленный, усталый,
Съ грустью говорилъ
О тоскѣ невыносимой,
Что людей гнететъ
Въ этой жизни нестерпимой
Горя и невзгодъ —
Ты разсѣянно молчала,
Слушая меня,
И скучала, и зѣвала,
Сонъ едва гоня.
Но когда въ порывѣ новомъ
Рѣчь я заводилъ
О борьбѣ съ врагомъ суровымъ
До послѣднихъ силъ,
Снова клялся за свободу
Душу положить
И врагамъ за всѣ невзгоды
Братьевъ отомстить, —
Всѣ черты твои свѣтлѣли, —
Нѣтъ слѣда тоски!
И глаза твои горѣли
Словно огоньки…
Цѣпь.
Варварство и троны,
Рабство и мечи,
Плахи и короны,
Тьма и палачи,
Тюрьмы и невзгода,
Деспоты и гнетъ!
О, когда жъ свобода
Вашу цѣпь порветъ.
Изъ Апокалипсиса.
Гимнъ звѣздъ заколотому агнцу, нашедшему себѣ жилище въ созвѣздіи
Овна передъ Свиткомъ остальныхъ созвѣздій Зодіака. (Апок. 5. 6).
Достоинъ ты свитокъ таинственный взять
И тайну печатей съ пергамента снять!
За насъ оскорбленъ и замученъ ты былъ,
И кровью своею ты насъ искупилъ!
За это хвалу тебѣ пѣть мы пришли
Отъ всѣхъ языковъ и народовъ земли!
Изъ насъ угнетенныхъ ты сдѣлалъ царей,
И смыслъ божества ты открылъ для людей,
Гдѣ прежде свободенъ былъ деспотъ одинъ, —
Тамъ каждый теперь надъ собой властелинъ!
За это хвалу тебѣ пѣть мы пришли
Отъ всѣхъ языковъ и народовъ земли!
Людмилѣ Волкенштейнъ.
Любовью и дружбой въ жилищѣ невзгодъ
Привѣтствуемъ мы твой приходъ.
Пусть въ грозномъ молчаньи нависнувшихъ тучъ
Блеснетъ тебѣ радости лучъ,
И горе неволи потонетъ скорѣй
Въ сіяньи безоблачныхъ дней!
Пусть сумракъ, что въ сердцѣ такъ долго лежитъ,
Какъ лѣтняя ночь, пролетитъ,
И жизнь, что въ безмолвьи мучительномъ шла,
Вновь будетъ легка и свѣтла!
Цѣпи.
Скованы цѣпи…
Кто же ихъ будетъ носить?..
Взятый ли въ степи
Бѣглый, уставшій бродить?
Воръ-ли грабитель,
Схваченный ночью глухой,
Или служитель
Братства идеи святой?
Борьба.
Могучее слово
Всесильнымъ вліяньемъ
Свѣтъ истины новой
Приноситъ въ сознанье
Нѣмого раба.
Но гордую силу,
И твердую волю,
И мощь — до могилы
Не падать въ неволѣ, —
Даетъ лишь борьба.
Предъ грозной борьбою
За свѣтъ безконечный
Надъ дольной землею
Царящее вѣчно
Насилье бѣжитъ.
Лишь въ битвѣ съ врагами,
Въ годину невзгоды,
Великое знамя
Вселенской свободы
Народъ водрузитъ!
Тамъ средь движенья
Вѣчныхъ .свѣтилъ міровыхъ
Нѣтъ треволненья
Бурь и страданій земныхъ.
Здѣсь же народы,
Вѣчно въ цѣпяхъ и крови,
Ищутъ свободы,
Правды, добра и любви…
Осень.
(Переложеніе въ стихи одной изъ тюремныхъ
замѣтокъ Людмилы Волкенштейнъ).
Пожелтѣли листья и травинки,
Притаилось въ грусти все вокругъ,
Освѣтилось солнышкомъ печальнымъ,
И уходитъ солнышко на югъ.
Но какъ мать благословляетъ солнце,
Разлучаясь въ жизненномъ пути,
И улыбкой свѣтлой призываетъ
Насъ бодрѣй всѣ бѣдствія нести.
Вѣтерокъ зашелестѣлъ листами,
Отряхнулъ нависнувшія слезы,
И ужъ дальше шепчетъ онъ игриво:
«Вновь придутъ и радости, и грезы!»
Встрѣча.
(Посвящается С. M. Кравчинскому.)
Кончены годы тупого мученія…
Гдѣ ты мой склепъ крѣпостной?..
Снова въ груди моей жизни волненіе,
Снова просторъ предо мной!
Быстро лошадка моя невеселая
Мелкой рысцою бѣжитъ.
Скачетъ по кочкамъ телѣга тяжелая
И заунывно скрипитъ.
Утро мелькнуло сквозь сучья вѣтвистые…
Кончился лиственный лѣсъ…
Смотрится въ лоно рѣки серебристое
Куполъ высокихъ небесъ.
Алой полоской заря занимается,
Капли на листьяхъ дрожатъ,
Бѣлое облачко таетъ, скрывается,
Длинные тѣни лежатъ!
Утра іюльскаго сила могучая
Все пробудила отъ сна…
Жизнь безпредѣльная, вѣчно-кипучая
Бьетъ упоенья полна.
Вотъ она кроется кочкою мшистою
Въ чащѣ болотныхъ кустовъ.
Въ воздухѣ пылью несется душистою,
Запахомъ свѣжихъ цвѣтовъ.
Стелетъ болота густыми туманами,
Блещетъ зеленой травой,
Вѣтромъ шумитъ надъ лѣсными полянами,
Искрится въ листьяхъ росой…
Въ царствѣ природы спокойной, блистающей,
Въ мірѣ лѣсовъ и полей,
Нѣтъ диссонансовъ вражды несмолкающей
Бѣднаго міра людей…
Дышетъ свободнѣе грудь утомленная
Въ этой далекой глуши.
Рвутся наружу отъ сна пробужденныя
Силы свободной души…
Вотъ они снова такъ много любимые
Родины дальней края:
Молча стоятъ толчеи недвижимыя
Между хлѣбовъ у ручья.
Съ бѣлой оградою храмъ Вознесенія
Виденъ съ холма своего, —
Лѣпится робко, какъ прежде, селеніе
Къ плитамъ подножья его.
Дальше ручьи и овраги глубокіе,
Мелкій кустарникъ, лѣса.
Рощи, болота, пригорки высокіе,
Волжскихъ песковъ полоса…
Тихо встаютъ много лѣтъ позабытые
Дѣтства далекіе дни, —
Словно лишь только вчера пережитые,
Душу волнуютъ они!
Вотъ у пруда за деревнею Грозовой,
Прежнихъ строеній столбы,
Вонъ, на холмѣ перелѣсокъ березовый,
Гдѣ собиралъ я грибы.
Въ этомъ лѣсу, за забытой избушкою
Есть обвалившійся валъ, —
Часто тамъ съ нянею, дряхлой старушкою.
Въ лѣтніе дни я гулялъ.
Сѣвши покойнѣй подъ вѣтви зеленыя,
Вѣчно тиха и грустна,
Давняго прошлаго сказки мудреныя
Мнѣ говорила она…
Въ мракѣ прошедшаго чары враждебныя
Бѣдныхъ терзали людей…
Высились до-неба замки волшебные,
Зміемъ леталъ чародѣй,
Въ ступѣ носилась надъ лѣсомъ беззубая,
Дряхлая баба-яга,
Все подавляла безумная, грубая
Злоба кощея — врага!
И пригорюнясь, подъ старою ивою
Робко тогда я сидѣлъ, —
Съ смутной тоскою и жаждой пытливою
Въ даль голубую глядѣлъ.
Чудныя грезы немолчно роилися
Въ дѣтской душѣ въ этотъ мигъ…
Дѣтскія силы низвергнуть стремилися
Царство волшебниковъ злыхъ,
Сбросить оковы, разрушить губящіе
Планы волшебства и зла!..
А предо мной монотонно-шумящая
Жизнь такъ обычно текла!
Прямо обросшій густыми рябинами,
Высился отчій мой кровъ,
Въ облакѣ пыли густой, за овинами,
Слышался грохотъ цѣповъ.
Въ рваныхъ лаптяхъ, у избы, на завалинкѣ,
Грѣлися два старика,
Мальчикъ подпасокъ, пузатый и маленькій.
Гналъ по деревнѣ быка;
А на гумнѣ подъ шумящей осиною,
Въ зелени листьевъ густой,
Ставилъ крестьянинъ колоду пчелиную,
Дряхлой склонясь головой…
Глушь вѣковая, нѣмая, глубокая!
Робко ты крестъ свой несла!..
Тихо и мирно, сторонка далекая,
Годъ ты за годомъ жила!..
Все-то въ тебѣ, за сто лѣтъ предугадано,
Искони шло чередомъ, —
И безотрадно, какъ запахомъ ладона,
Вѣяло въ избахъ кругомъ!..
Ну, а теперь? — Все, какъ прежде, покорная,
Гнешься-ль въ безплодной борьбѣ,
Или же жизни струя благотворная
Вдругъ пронеслась и къ тебѣ?..
Скоро, прервавъ путешествіе длинное,
Въ старыхъ мѣстахъ я пройдусь,
И, посмотрѣвъ на жилище старинное,
Дальше я въ путь соберусь…
II.
— Что это? — Ваня! — Вотъ радость нежданная!..
Снова тебя я нашелъ!!.
Ты это?.. Здравствуй!.. Вотъ встрѣча желанная!
Какъ ты на Волгу забрелъ?
Быстро ямщикъ мой, отъ сна пробудившійся,
Лошадь свою придержалъ,
Спрыгнувъ съ пригорка, худой, запылившійся
Ваня ко мнѣ подбѣжалъ…
Да, это онъ, мой товарищъ потерянный!
Трудно его не узнать!
Та же лежитъ на немъ силы увѣренной,
Воли могучей печать,
Такъ же блистаютъ глаза его впалые,
Весь, какъ тогда — средь друзей!..
Только, какъ будто лицо исхудалое
Стало суровѣй, грустнѣй,
Только лишь руки и щеки покрылися
Краской загара густой…
Помню я, крѣпко мы съ нимъ подружилися
Въ семьдесятъ третьемъ, зимой.
Время минувшее, время прожитое,
Время безсонныхъ ночей!
Всѣ твои сцены почти позабытыя,
Лица любимыхъ друзей,
Братья, навѣки погибнуть успѣвшіе,
Все пронеслось предо мной
Въ мигъ! — какъ стрѣлой въ небесахъ пролетѣвшіе
Ласточки ранней весной!..
Вотъ она, тѣсная комната Ванина,
Вѣчно въ окуркахъ, въ пыли,
Гдѣ о борьбѣ за свободу крестьянина
Споры горячіе шли,
Гдѣ до полуночи книги любимыя
Вслухъ мы читали не разъ,
Гдѣ всѣ за благо народа гонимые
Стали святыней для насъ…
Комнатка бѣдная, виду невзрачнаго,
Какъ хороша ты была!
Ѣдкое облако дыму табачнаго
Сверху стоитъ… У стола,
Съ разныхъ сторонъ, поскорѣй, какъ попалося,
Всѣ размѣстились кругомъ…
Сколько тутъ толковъ у насъ завязалося!
Съ Ваней въ народъ мы идемъ!
Область чужая, невѣдомо-чудная!
Что въ тебѣ скрыто для насъ?…
Счастье, иль гибель?
Толпа многолюдная
Смолкла, притихла заразъ.
Занятъ всецѣло вопросами жгучими,
Ваня сидитъ, присмирѣвъ…
Вдругъ средь молчанья волнами могучими,
Грянулъ свободный напѣвъ:
"Твердые волей, въ невзгодѣ суровые,
"Новой работы работники новые,
"Бѣдная родина, бѣдный народъ
"Въ бой васъ за волю зоветъ!
"Мракъ гробовой,
"Густъ и суровъ,
"Легъ надъ страной
"Вѣчныхъ рабовъ.
"Мерзость казармъ
"Въ каждомъ селѣ,
"Грубый жандармъ
"Царь на землѣ.
"Выйдемъ же, братья, на мщенье великое…
"Варварство злобное, варварство дикое
"Всюду надъ русской землею царитъ,
"Все въ ней живое мертвитъ!
"Пусть насъ въ цѣпяхъ
"Годы томятъ,
"Пусть въ рудникахъ
"Насъ уморятъ,
"Тѣхъ, кто съ врагомъ
"Въ битвѣ падетъ,
"Вспомнитъ добромъ
"Русскій народъ!…
"Время придетъ, — предъ работой упорною
"Рухнетъ насилія зданье позорное,
"И засіяетъ надъ русской землей
"Солнце свободы святой!…
Долго мы молча сидѣли смущенные,
Было такъ тихо вокругъ…
Чувство святое, въ душѣ затаенное,
Къ сердцу прихлынуло вдругъ.
Мы обнялися…
О, какъ намъ хотѣлося
Дѣлу всѣ силы отдать!
Страстная жажда въ груди загорѣлася
Биться, работать, страдать,
И, обновившись, съ душою свободною
Бросясь на встрѣчу судьбѣ,
Вызвать бурливое море народное
Къ грозной за волю борьбѣ!…
Вышли мы съ Ваней… Но звуки призывные
Слышались, какъ на яву…
Время ты чудное, время ты дивное,
Снова тобой я живу!…
Вотъ они снова — всѣ лица любимыя:
Вижу я образъ живой
Сони…
Любовью къ свободѣ гонимая,
Въ кругъ нашъ отъ жизни пустой
Смѣло на вѣки ушла ты, свободная,
Бросивъ отеческій кровъ
И прозябанье надменно-безплодное
Въ мірѣ рабынь и рабовъ!
Въ отческомъ домѣ бездушно-парадныя,
Только лишь внѣшность любя,
Дѣтства пустого подруги нарядныя
Скоро забыли тебя —
Вслѣдъ тебѣ сыпались пасквили вздорные,
Хоромъ неслись клеветы…
Но, какъ всегда, клеветѣ непокорная,
Не оглянулася ты!
Трудной борьбѣ ты съ врагомъ угнетающимъ
Всю посвятила себя…
Кажется, мнѣ въ ореолѣ сіяющемъ
Вижу я, Соня, тебя!…
Вотъ предо мною строенья кирпичныя
Фабрикъ большого села,
Гдѣ, поступивши на зиму въ фабричныя,
Съ Ваней ты вмѣстѣ жила…
Вечеръ субботы…
Работу недѣльную
Кончилъ фабричный народъ…
Взявъ у конторщика плату задѣльную,
Тихо домой онъ бредетъ.
Въ крайней избѣ, гдѣ сухія, безплодныя,
Пашни лежатъ за селомъ, —
Тайно живете вы, люди свободные,
Въ царствѣ рабовъ вѣковомъ…
Вотъ они, окна избушки морозныя,
Въ свѣтѣ лучины блестятъ…
Въ комнатѣ лица рабочихъ серьезныя
Съ думой глубокой глядятъ.
Ваня читаетъ:
«За волей далекою
Четверо братьевъ пошли.
Тихо идутъ они степью широкою
Въ разныя страны земли.
Нѣтъ ея!
Къ сѣверу, въ область холодную
Первый приходитъ, — глядитъ:
Пашутъ крестьяне равнину безплодную,
Жалко ихъ платье и видъ!…
Нѣтъ имъ покоя въ ихъ дряхлой обители,
Вѣчно паши, борони!
Все отбираютъ земли той властители,
Что ни добудутъ они!
Въ южныя страны, глухія и знойныя,
Вышелъ изъ братьевъ второй…
Видитъ онъ массы народа нестройныя
Встали за волю на бой…
Грянули залпы въ толпу непокорную,
Кровью покрылись поля…
Скоро окончили бойню позорную,
Снова въ неволѣ земля!
Третій изъ братьевъ къ востоку отправился…
Видитъ приволье и ширь,
Встрѣтилъ онъ рѣки, но вплавь переправился,
Вотъ передъ нимъ монастырь.
Ярко блестятъ его главы высокія,
Мохъ по карнизамъ растетъ,
Въ церкви монахи суровые, строгіе,
Учатъ терпѣнью народъ.
Низко склонилась толпа безотвѣтная,
Внемля ихъ грознымъ словамъ,
Видны на лицахъ тоска безпросвѣтная,
Страхъ и покорность врагамъ…
Вышелъ четвертый изъ братьевъ-товарищей
Къ западу… Пусто вокругъ!…
Вмѣсто селеній тамъ пни да пожарища,
Голы поля отъ засухъ…
Цѣлое племя грабительства жаднаго
Когти раскрыло въ странѣ.
Гибнетъ народъ отъ труда безпощаднаго,
Нѣтъ ему воли нигдѣ!…
Страшно измучась въ безплодныхъ исканіяхъ.
Встрѣтились братья опять
И разсказали про все, что въ скитаніяхъ
Имъ привелось увидать.
Гдѣ ни посмотришь — нужда безысходная,
Счастья и правды нигдѣ!
Жадныя власти, какъ стая голодная,
Рыщутъ и грабятъ вездѣ.
Тронуло братьевъ народа терпѣніе,
Горе его, и съ тѣхъ поръ
Всюду они проповѣдуютъ мщеніе,
Грозный готовятъ отпоръ!…
Быстро ихъ дѣло растетъ, расширяется,
Рушится древній покой,
Гнѣвъ на народныхъ враговъ накопляется
И разразится грозой!..»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Съ дымомъ и чадомъ лучинки трескучія
Въ хатѣ мерцаютъ глухой,
Изрѣдка падаютъ угли сыпучіе
Въ грязную кадку съ водой…
Жутко! Сырыя, угрюмыя, чадныя
Стѣны изъ мрака глядятъ,
Странно по стѣнамъ и полкамъ громадныя,
Черныя тѣни дрожатъ.
Словно всѣ духи погибшихъ, въ молчаніи,
Слушать слетѣлись толпой
Рѣчь о великомъ народномъ страданіи
И о свободѣ святой!…
Дальняго прошлаго образы ясные,
Полные вѣры друзья!
Быстро надвинулись годы ненастные, —
Наша погибла семья!
Буря гоненій въ безумной свирѣпости
Вдругъ пронеслась надъ страной…
Сгинуло все! —
Петропавловской крѣпости
Шпиль заблисталъ надо мной!
III.
Послѣ взаимныхъ объятій привѣтственныхъ
Ваню къ селу я подвезъ.
Въ тѣхъ же прошлись мы владѣньяхъ наслѣдственныхъ,
Гдѣ на свободѣ я росъ.
Какъ здѣсь все грустно! Покрылся крапивою
Старый заброшенный садъ…
Мрачно, какъ стражи гробницъ молчаливыя,
Липы въ аллеяхъ стоятъ.
Пусто и глухо! Вотъ дома развалины
Видны безъ рамъ и оконъ.
Кучи навозу и мусору свалены
Прямо подъ ветхій балконъ.
Это ли домъ тотъ, гдѣ шумно съѣзжалися
Наши сосѣди толпой?…
Тамъ, гдѣ гостей голоса раздавалися, —
Остовъ остался пустой!
Въ этомъ ли остовѣ въ годы счастливые
Рвался душою я вдаль?…
Сердце наполнили чувства тоскливыя
Стало былого мнѣ жаль!
Въ вѣчность предъ страшною времени силою
Вся старина унеслась, —
И надъ прошедшаго мрачной могилою
Новая жизнь разлилась!
Только остались вы, дѣтства вліянія,
Въ душу запали на дно,
И прорвалися сквозь радость свиданія
Съ другомъ любимымъ давно!…
Дальше пошли мы.
Вотъ роща тѣнистая
Съ рядомъ пригорковъ вдали…
Какъ разрослись въ ней деревья вѣтвистыя!..
Вмѣстѣ въ нее мы вошли.
Здѣсь, въ этой рощѣ, гдѣ въ пору старинную
Цѣлые дни я мечталъ,
Тихо мнѣ Ваня всю повѣсть не длинную
Жизни своей разсказалъ.
"Помнишь тѣ годы, какъ добрые, сильные
"Вмѣстѣ въ народъ мы ушли?…
"Трудные годы, невзгодой обильные,
"Сколько вы силъ унесли!
"Послѣ того, какъ съ тобою разсталися,
"Помнишь, тогда — въ февралѣ —
"Долго мы съ Соней еще оставалися
"Въ нашемъ фабричномъ селѣ.
"Вскорѣ мы стали, съ работой освоившись.
"Къ новой средѣ привыкать…
"Сколько хорошихъ людей, поустроившись,
"Намъ удалось разыскать!…
"Скоро насъ зналъ далеко по окрестности
"Каждый живой человѣкъ…
"Только пришлось намъ — увы! — въ этой мѣстности
"Дѣло покончить навѣкъ!…
"Позднею осенью, въ пору дождливую.
"Вѣтеръ кругомъ бушевалъ,
"Дробью своею немолчно-шумливою
"Дождикъ тоску нагонялъ…
"Было въ тотъ вечеръ у насъ на собраніи
"Трое фабричныхъ друзей;
"Всѣ мы мечтали полны упованія,
"Какъ черезъ нѣсколько дней, —
"Только окончатъ рабочіе мѣстные
"Время фабричныхъ работъ, —
"Вмѣстѣ пойдемъ мы въ деревни безвѣстныя,
"Въ сѣрый крестьянскій народъ.
"Вдругъ въ полутьмѣ наша дверь растворилася,
"Взвизгнувъ на’петляхъ своихъ;
"Цѣлая куча жандармовъ вломилася
"Вмѣстѣ съ толпой понятыхъ!…
"Кончено! Рушились планы завѣтные,
"Жизни развязка пришла!
"Всюду царящая тьма безпросвѣтная
"Всѣ наши планы смела!
"Вотъ они слуги престола законные,
"Въ синихъ мундирахъ стоятъ…
"Грустно рабочихъ глаза изумленные
"Всюду за ними слѣдятъ…
"Помню я сцену предъ близкой разлукою:
"Обыскъ къ концу приходилъ,
"Каждый прощался, подавленный мукою,
"Молча, со всѣмъ, что любилъ…
"Быстро сносили жандармы привычные
"Въ груду большую на столъ
"Письма, брошюры и книги различныя…
"Стали писать протоколъ.
"Соня шепнула:
— "Два адреса схвачены
"Въ письмахъ, что сверху — гляди!
"Только что письма къ отправкѣ назначены,
«Мы не успѣли снести…»
"Вдругъ намъ предстала картина ужасная:
"Обыскъ далекихъ друзей!…
"Вѣрныхъ товарищей гибель напрасная…
"Бросились къ письмамъ мы съ ней —
"И не успѣли жандармы смущенные
"Съ мѣстъ шевельнуться своихъ,
"Какъ эти письма, въ клочки превращенныя,
"Были проглочены въ мигъ!
"Все спасено!…
"Офицеръ нашъ, какъ бѣшеный,
"Блѣдный отъ злости вскочилъ…
« — Бей ихъ! Вяжи ихъ скорѣй!» Какъ помѣшанный
Съ пѣной у рта завопилъ.
« — Бей ихъ! Вяжи ихъ!»
Кругомъ завозилися
"Вѣрные слуги тотчасъ.
"Мигомъ веревки на сцену явилися,
"Руки скрутили у насъ…
"Съ саблями на-голо, съ руганью грязною
"Бросились всѣ къ намъ потомъ,
"И завязали они безобразную,
"Дикую свалку кругомъ!
"Самъ офицеръ, нашихъ писемъ лишившійся,
"Соню за горло схватилъ,
"Сжавъ его, словно бульдогъ обозлившійся…
"Соня упала безъ силъ.
"Тщетно до боли напрягши усилія,
"Рвалъ я веревки свои,
"Снова я падалъ на землю въ безсиліи,
"Съ злобою жгучей въ крови!..
"Чѣмъ эти сцены потомъ завершилися.
"Право, и вспомнить не въ мочь!
"Въ мѣстномъ острогѣ мы всѣ очутилися
"Въ эту же самую ночь!
"Медленно, въ мрачной тюрьмѣ, безпощадные
"Годы пошли чередой,
"Скрылися воли картины отрадныя.
"Только лишь поздней порой,
"Въ полночь глухую, въ часы нестерпимые
"Долгихъ тюремныхъ ночей
"Смутно мы видѣли сцены любимыя
"Жизни прошедшей своей…
"Вскорѣ потомъ началися дознанія,
"Ставки, допросы пошли.
"Сколько гнетущей тоски и страданія
"Намъ эти дни принесли!
"Вѣчная пошлость, придирки, нелѣпости,
"Все мы испили до дна.
"Послѣ трехъ лѣтъ заключенія въ крѣпости
"Соня была сослана.
"Цѣлыхъ пять лѣтъ просидѣвъ въ заключеніи,
"Я на свободу бѣжалъ
"Съ жаждой могучей суроваго мщенія…
"Вновь я друзей увидалъ.
"Только лишь рѣдки, какъ пни на пожарищѣ.
"Въ зелени новой, лѣсной,
"Старые наши друзья и товарищи
"Были въ семьѣ молодой!
"Вотъ ужъ два года, какъ здѣсь, обновленные,
"Бьемся съ врагомъ мы опять.
"Ѣду теперь я въ края отдаленные
«Соню изъ ссылки спасать».
Кончилъ онъ…
Тихо на землю спускалася
Ночь съ голубой высоты,
Низко надъ лѣсомъ луна показалася,
Свѣтомъ обливши кусты,
И, милліонами звѣздъ переполненный,
Ярко весь сводъ заблисталъ.
Чудной, казалось, гармоньи исполненный
Голосъ въ природѣ звучалъ:
"Видишь, какъ жизни движенье могучее
"Къ цѣли предвѣчной идетъ?
"Сила свободы борьбою кипучею
"Къ счастью людскому ведетъ.
"Таетъ насилія царство бездольное
"Въ свѣтѣ живящихъ лучей…
"Скоро ужъ гимны услышишь ты вольные
"Въ родинѣ бѣдной твоей!
"Скоро услышишь… То сила великая
"Рвется подъ гнетомъ оковъ,
"Падаетъ, рушится звѣрская, дикая,
«Власть нашихъ вѣчныхъ враговъ!»
Въ дальнихъ селеньяхъ огни засвѣтилися,
Въ мракѣ мерцая чуть-чуть.
Время разстаться!… Мы съ Ваней простилися.
Дальше поѣхалъ я въ путь…
ПРОСТИ.
(Посвящено Вѣрѣ Фигнеръ при ея увозѣ
изъ Шлиссельбургской крѣпости).
Пусть, мой другъ дорогой, будетъ счастливъ твой путь,
И судьба твоя будетъ свѣтлѣй!
Пусть удастся съ души поскорѣе стряхнуть
Злые чары неволи твоей!
Скоро, милый мой другъ, вновь увидитъ твой взоръ
Лица близкихъ, родныхъ и друзей,
Окружитъ тебя вновь безпредѣльный просторъ
И раздолье луговъ и полей!
Ночью встрѣтятъ тебя и развѣютъ твой сонъ
Милліонами звѣздъ небеса,
И увидишь ты вновь голубой небосклонъ,
И холмы, и ручьи, и лѣса!
Все, чего столько лѣтъ, ты была лишена,
Что въ мечтахъ обаянья полно,
Вдругъ воскреснетъ опять и нахлынетъ волна
Прежнихъ чувствъ позабытыхъ давно!
Пусть же, милый мой другъ, будетъ счастливъ твой путь.
Скоро будешь ты снова вольна,
И успѣешь усталой душей отдохнуть
Отъ тяжелаго долгаго сна! —
1-го сентября 1904.
ПРОРОКЪ.
"Близко время пробужденья городовъ, селеній,
"Время грозныхъ революцій, бурныхъ потрясеній!
"Царство злобы, угнетенья, въ буйномъ вихрѣ сгинетъ,
"И престолы всѣхъ тирановъ буря опрокинетъ!
"Первымъ рушится кровавый, окруженный мглою,
"Тронъ стариннаго насилья, рабства и застоя.
"И подъ небомъ, освѣщеннымъ заревомъ пожаровъ,
"Власть меча погибнетъ въ трескѣ громовыхъ ударовъ!
"А затѣмъ, шатаясь, рухнутъ вѣчной тьмы престолы,
"И исчезнетъ богъ гоненій, древній богъ Лойолы.
"Въ свѣтѣ знанья всѣ фантомы быстро исчезаютъ,
"Словно змѣи, цѣпенѣя, въ норы уползаютъ.#
"Скоро, братья, это время на землѣ настанетъ,
«Скоро, братья, надъ насильемъ судъ народовъ грянетъ!»
Такъ пророкъ гремѣлъ по міру, гнѣвный и суровый,
Но безъ отклика терялось предвѣщанья слово.
Грѣшный міръ дремалъ въ объятьяхъ нѣги и порока,
И средь оргій не слыхалъ онъ голоса пророка.
Подъ поэтами-телеграфистами.
(Въ нижнемъ этажѣ Шлиссельбургскихъ камеръ).
Я въ камерѣ моей, какъ въ Лондонскомъ тоннелѣ,
Гдѣ мощная рѣка несется въ вышинѣ,
Безмолвно цѣлый день лежу я на постели
Въ задумчивыхъ мечтахъ, въ спокойномъ полуснѣ.
А тамъ, надъ головой, гремящіе потоки
Лирическихъ стиховъ несутся надо мной,
Бушуютъ и шумятъ рифмованныя строки,
И хлещутъ въ стѣну мнѣ грозящею волной…
Въ домѣ Предварительнаго заключенія.
Комнатки, точно пчелиные соты,
Стройно и плотно, рядами, стоятъ;
Люди въ нихъ тихо, безъ дѣлъ и заботы,
Словно личинки въ тѣхъ сотахъ, сидятъ.
Самою чистою пылью одѣты
Стѣны кругомъ, отъ оконъ до дверей,
Лишняго воздуха, вреднаго свѣта,
Нѣтъ — какъ ума въ головѣ у властей.
Точно орѣхамъ подъ ихъ скорлупою,
Такъ намъ уютно въ каморкѣ пустой!
Сколько удобствъ! — И за нашей стѣною
Стали мы бодры, какъ мухи зимой!
Снѣжинка.
Съ сѣраго неба, гдѣ тучъ покрывало
Низко спустилось надъ кровлей тюрьмы,
Тихо ко мнѣ на рукавъ ты упала,
Вѣстница близкой зимы.
Гдѣ ты, снѣжинка, носилась по волѣ?
Кто тебя въ край нашъ занесъ?
Что тебѣ надобно въ царствѣ неволи,
Въ царствѣ страданій и слезъ?
Лучше-бъ легла ты на снѣжной вершинѣ
Дальной свободной страны,
Тамъ тебѣ въ дикой, холодной пустынѣ
Снились бы чудные сны,
Тамъ ты смотрѣла-бъ на синее море,
Въ солнечныхъ грѣлась лучахъ,
И не узнала-бъ о мукѣ и горѣ
Въ нашихъ забытыхъ стѣнахъ!
— Нѣтъ! Не хотѣла я цѣлые годы
Въ снѣжной лежать вышинѣ,
Я принесла тебѣ вѣсть со свободы,
Вѣсть о далекой веснѣ.
Пусть цѣпенѣетъ въ холодномъ недугѣ
Скованный сѣверъ земли, —
Яркое солнце сіяетъ на югѣ,
Пышно цвѣты расцвѣли,
Солнце согрѣло свободныя страны,
Все тамъ приволье и свѣтъ,
И чередою валы океана
Шлютъ тебѣ братскій привѣтъ!
Тамъ я возникла въ бушующемъ морѣ,
Въ вѣчной стихійной борьбѣ,
И пролетѣла въ небесномъ просторѣ
Съ вѣсточкой этой къ тебѣ
Гаданія Шлиссельбургскаго астролога
по кусочку неба видимому изъ окна его камеры *).
I.
Рождественская загадка Зодіака.
Вотъ онъ поясъ — Зодіакъ,
Звѣздные посѣвы!
На Венерѣ ѣдетъ Ракъ,
На Сатурнѣ Дѣва!
Левъ нагналъ на Марса страхъ,
Вспять его движенье!
Все полно на небесахъ
Тайнаго значенья!
II.
Сатурнъ въ созвѣздіи Водолея.
Конь небесный Сатурнъ не боится ни Пса,
Ни Дракона, ни Гидры, ни Змѣя.
Вотъ летитъ онъ во мглѣ черезъ всѣ небеса,
И грозитъ онъ столкнуть Водолея.
Но не трусъ Водолей! Лишь едва близъ него
Показалась фигура Сатурна,
Какъ коварный старикъ чѣмъ-то облилъ его
Изъ огромной фарфоровой урны!
Что же значитъ загадка Сатурна?
III.
Появленіе Дѣвы изъ-за Солнца.
Конченъ часъ вражды и гнѣва:
Левъ ушелъ, — гоните страхъ!
Изъ-за солнца вышла Дѣва
Съ спѣлымъ колосомъ въ рукахъ.
Звѣздный міръ благоволенье
Шлетъ въ лучахъ во всѣ концы,
И, какъ символъ примиренья,
Тамъ въ Зенитѣ — Близнецы.
IV.
Въ ночь на 6-го августа 1905 г.
Скоро, скоро всю Вселенную
Облекутъ парчей нетлѣнною,
Къ золотымъ отрогамъ мѣсяца
Серьги яркія привѣсятся!
Скоро, скоро куртку куцую
Перешьютъ намъ въ конституцію,
Будетъ новая заплатушка
На тебѣ, Россія-Матушка!
- ) Венера, Марсъ, Сатурнъ — планеты. Ракъ, Дѣва, Драконъ, Гидра, Змѣй, Водолей съ Урной и т. д. — созвѣздія.