СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ
править
1871
правитьЧЕШСКІЕ ПОЭТЫ.
править1. Вступленіе. — Н. Берга
2. Пѣснь I, сонеты 1—7. — Н. Берга
3. Пѣснь II, сонеты 137—142. — Н. Берга
4. Пѣснь III, сонеты 5, 7 и 110. — В. Бенедиктова
И. КОЛЛАРЪ.
правитьИванъ Колларъ, самый знаменитый изъ чешскихъ поэтовъ и едва ли не самый горячій панславистъ во всемъ славянствѣ, родился въ 1793 году, въ Словацкой Землѣ. Онъ уже въ ранней молодости обнаруживалъ страстное влеченіе во всему народному: изучалъ народную поэзію, собиралъ словацкія и чешскія пѣсни, записывалъ старинныя преданья и пословицы. Окончивъ съ полнымъ успѣхомъ курсъ философскихъ и богословскихъ наукъ въ Бреславскомъ университетѣ, онъ отправился въ Іену, и въ 1817 году, какъ іенскій студентъ, принялъ участіе въ знаменитомъ вартбургскомъ праздникѣ, гдѣ юная Германія заявила фантастическимъ ауто-да-фе свою ненависть къ реакціи и обскурантизму. Надо думать, что это настроеніе, господствовавшее тогда въ нѣмецкой молодежи вообще и въ Іенскомъ университетѣ въ особенности, имѣло сильное вліяніе на складъ патріотическихъ тенденцій Коллара. Они вызывались въ немъ и другими обстоятельствами. Здѣсь, на берегахъ Салы и Эльбы, обитали когда-то полабскіе славяне — и это историческое воспоминаніе возбудило въ Колларѣ національное чувство, которое вскорѣ соединилось съ нѣжнымъ чувствомъ къ Вильгельминѣ Шмидтъ, дочери нѣмецкаго евангелическаго пастора, происходившаго отъ славянскихъ предковъ. Это двойное чувство дало содержаніе всей поэзіи Коллара, въ которой онъ изливаетъ свои личныя радости и печали, воспѣваетъ прошедшее и настоящее славянскаго міра и предсказываетъ великую его будущность. Колларъ издалъ свое произведеніе подъ именемъ «Дочери Славы», подъ которой понимались и возлюбленная Мина и великое славянское отечество. «Дочь Славы» написана звучными и часто истинно-поэтическими сонетами, которыхъ насчитывается болѣе шести-сотъ, и вышло въ свѣтъ шестью выпусками въ 1821, 1824, 1832, 1845, 1852 и 1862 годахъ. Въ содержаніи «Дочери Славы» выразилась вся задушевность панславистскаго направленія: это были или патріотическія элегіи, вызванныя воспоминаніемъ о прежней славѣ славянскаго отечества, или призывы братій къ единодушію, или обличеніе отступниковъ. Поэтическая дѣятельность Коллара ограничилась одной этой поэмой, такъ-какъ нѣсколько небольшихъ стихотвореній иного содержанія, написанныя имъ въ молодости и не имѣющія литературнаго достоинства, не могутъ идти въ расчотъ.
По возвращеніи изъ Іены въ Пештъ, гдѣ получилъ мѣсто евангелическаго проповѣдника, Колларъ принялся за сочиненіе проповѣдей, а также занимался славянской стариной и народной поэзіей. Затѣмъ, онъ совершилъ нѣсколько путешествій для изученія остатковъ славянской древности въ Германіи, Италіи и Швейцаріи. Результатомъ этихъ поѣздокъ былъ цѣлый рядъ сочиненій по части этнографіи, именно: «Народныя пѣсни словаковъ въ Венгріи» (2 т., 1834—1835),
«Изслѣдованіе о происхожденіи, имени и древностяхъ славянъ» (1839), «Путешествіе» (1843), «Славянская Старо-Италія» (1852) и другія. Когда начался венгерскій вопросъ, тяжело упавшій на словаковъ, Колларъ горячо защищалъ своихъ соотечественниковъ, но при началѣ революціи удалился въ Вѣну, гдѣ получилъ славянскую каѳедру въ университетѣ. Чтобы заключить изложеніе литературной дѣятельности Коллара, мы должны упомянуть еще объ одномъ произведеніи его, которое въ свое время оставило сильное впечатлѣніе въ умахъ славянской публики. Мы говоримъ о его нѣмецкой брошюрѣ: «О литературной взаимности между различными племенами и нарѣчіями славянскаго народа». Основная мысль брошюры заключается въ томъ, что славяне, не смотря на свои силы и способности, далеко отстали въ наукѣ, искусствѣ и литературѣ отъ остальныхъ народовъ западной Европы и что причина этого печальнаго факта заключается въ раздробленіи и недостаткѣ единства, и потому для утвержденія своихъ народныхъ стремленій славяне должны соединиться въ литературной взаимности. «Въ наше время» — говоритъ онъ — «не достаточно быть хорошимъ русскимъ, горячимъ полякомъ, совершеннымъ сербомъ, учонымъ чехомъ, и только исключительно, хотя бы и хорошо, говорить по-русски, по польски, по сербски, по чешски. Уже прошли односторонніе дѣтскіе годы славянскаго народа; духъ нынѣшняго славянства налагаетъ на насъ другую высшую обязанность, а именно: считать всѣхъ славянъ братьями одной великой семьи и создавать великую всеславянскую литературу». Какъ на средство для достиженія такого результата, Колларъ указываетъ на взаимное изученіе славянскихъ нарѣчій: онъ объясняетъ, какая опасность грозитъ славянству отъ его раздѣленія и какъ необходимо духовное общеніе литературъ для выполненія исторической задачи славянскаго племени — вести далѣе цивилизацію и просвѣщеніе послѣ германскихъ и романскихъ народовъ, которые должны теперь уступить свое мѣсто новому, свѣжему народу. Брошюра имѣла огромный успѣхъ, и о взаимности заговорили во всемъ славянскомъ мірѣ.
Колларъ скончался въ 1852 году. Полное собраніе его сочиненій въ четырехъ томахъ вышло въ Прагѣ въ 1862—63 годахъ. Въ нихъ напечатана и любопытная его автобіографія, обнимающая, къ сожалѣнію, только время его молодости.
ИЗЪ ПОЭМЫ «ДОЧЬ СЛАВЫ».
править1.
ВСТУПЛЕНІЕ.
Здѣсь предо иною земля знаменитаго нашего рода,
Въ оные дни колыбель, нынѣ могила его.
Слёзы роняя, гляжу: что ни шагъ, то священное мѣсто!
Стой, сынъ Татры! горѣ взоры свои подыми,
Или къ сему преклонись величавому, старому дубу,
Съ коимъ доселѣ свой споръ лютое время ведетъ.
Но лютѣй и ужаснѣе тотъ, кто подъ скипетръ желѣзный,
Славія, выю твою, зависти полонъ, согнулъ.
Яростной брани подобенъ, свирѣпой грозѣ и пожару
Тотъ, кто противу своихъ местью и злобой кипитъ.
Гдѣ ты, минувшее время? какъ ночь позади распростерлась!
Слава, какъ дымъ, унеслась; образъ позора я зрю.
Вплоть отъ измѣнчивой Лабы до пажитей Вислы коварной,
Съ тихихъ Дуная бреговъ къ Балтики шумнымъ валамъ
Несся когда-то языкъ сладкозвучный, богатый и дивный,
Слово могучихъ славянъ — нынѣ умолкло оно!
Кто жь совершилъ святотатство, грабежъ, вопіющій на небо?
Кто въ народѣ одномъ сонмы людей оскорбилъ?
Скройся, бѣги отъ стыда кровожадное племя тевтоновъ:
Ты совершило набѣгъ, пролило чистую кровь!
Тотъ, кто свободы достоинъ — и въ чуждыхъ оцѣнитъ свободу;
Цѣпи кующій рабамъ — самъ есть невольникъ и рабъ.
Гдѣ вы, любезные роды славянъ, въ семъ краю обитавшихъ?
Мирныхъ сорабовъ семья? вильцевъ могучая вѣтвь?
Гдѣ оботритовъ потомки? гдѣ внуки воинственныхъ укровъ?
Тщетно ихъ ищетъ мой взоръ: въ Славіи нѣту славянъ!
Дубъ, уцѣлѣвшій отъ времени храмъ ихъ, гдѣ жертвы сжигали
Давнимъ они божествамъ, нынѣ повѣдай ты мнѣ:
Гдѣ эти скрылись народы? Гдѣ грады ихъ, села и вѣси?
Кто на полуночи здѣсь первую жизнь возбудилъ?
Бѣдной Европѣ одни ладіи принесли съ парусами,
Дабы богатства свои за море слала она;
Звонкій металлъ изъ земли добывать научили другіе,
Больше на почесть богамъ, нежели алчнымъ въ корысть;
Третьи, измысливши плугъ, взбороздили имъ землю — и выросъ
Колосъ на ней золотой, житомъ одѣлись поля.
Липы, священное древо славянъ, насаждалися ими
Подлѣ дорогъ и стезей, чтобъ разстилалася тѣнь.
Старцы учили дѣтей созидать города и деревни,
Жоны учились отъ жонъ тонкое ткать полотно.
Гдѣ жь ты, учитель-народъ, и какую ты мзду за науку
Въ этихъ странахъ получилъ? Злобно твой попранъ вѣнецъ!
Точно, какъ хищныя пчелы, въ чужой перебравшися улей,
Матку и дѣтокъ сѣкутъ яростнымъ жаломъ своимъ,
Такъ и въ предѣлы славянъ чужеземные вторглись владыки:
Тяжкія цѣпи на нихъ лютый сосѣдъ наложилъ.
Гдѣ среди рощей зеленыхъ веселая пѣла славянка,
Нынѣ безмолвіе тамъ: пѣсень никто не поётъ!
Гдѣ возвышались чертоги гремящаго бога-Перуна,
Чуждая сродочь теперь ставитъ хлѣва для коровъ
Между разбитыми пышными сводами; тамъ, гдѣ Аркона
Въ прежніе годы цвѣла, Ретри блистало чело,
Бродитъ суровый пришлецъ, попираетъ святые останки
Дерзкой стопою; гнѣздо всякая гадина вьётъ.
Славіи сына, пришедшаго въ братіямъ въ оныя страны,
Часто чуждается братъ, радостныхъ рукъ не простретъ;
Чуждая рѣчь поражаетъ его; онъ глядитъ и не вѣритъ
Собственнымъ взорамъ: предъ нимъ истый стоитъ славянинъ,
Только изъ устъ у него неславянская рѣчь вылетаетъ
Ибо особый дала Славія дѣтямъ своимъ
Обликъ: ни мѣсто, ни время его не изгладятъ во-вѣки!
Такъ двѣ рѣки, съединясь, вмѣстѣ порою бѣгутъ,
Послѣ, разбившися врознь, опять два пути избираютъ,
Каждая въ морю свои пѣнныя волны несетъ.
Точно такая жъ борьба истомила и братніе роды:
Бывши когда-то одно, врознь племена разошллсь.
Часто отступники-дѣти поносятъ родимую матерь;
Часто лобзаютъ они мачихи яростный бичъ.
Жизнью, обычаемъ, рѣчью они ни славяне, ни нѣмцы:
Разомъ и птица, и звѣрь, мрака жилецъ нетопырь.
Такъ въ благодатныя страны Эллады проникли османы,
На величавый Олимпъ дерзкій бунчукъ вознеся;
Такъ европеецъ корыстный разрушилъ два міра индійцевъ,
Земли похитивъ у нихъ, доблесть, свободу и рѣчь.
Тьмы поколѣній исчезли; низвергнуты храмы и боги;
Лишь неизмѣнно во-вѣкъ царство природы одной.
Рѣки, лѣса, города сохранили славянское имя:
Только въ нихъ тѣло славянъ, духа жъ славянскаго нѣтъ.
Кто же придетъ и могилы отъ вѣщей разбудитъ дремоты?
Гдѣ онъ, славянскихъ племенъ истый властитель и вождь?
Кто намъ укажетъ священное мѣсто, на коемъ издревле
Кровь за народъ проливалъ доблестный мужъ Милидухъ?
Кто въ честь героя воздвигнетъ тамъ памятникъ? Гдѣ, охранявшій
Прежнихъ временъ простоту, гдѣ онъ, воинственный Крукъ?
Онъ, къ славянскимъ дружинамъ взывавшій въ бою по славянски?
Гдѣ Боеславъ удалой? Горе! ихъ болѣе нѣтъ!
Можетъ, порой ненарокомъ ломаетъ геройскія кости
Плугъ селянина; встаютъ тѣни бойцовъ изъ могилъ,
Грозно взывая къ судьбѣ. О, холодно черствое сердце
Путника, если онъ тутъ горькой слезы не прольетъ,
Словно надъ прахомъ возлюбленной! Смолкни, однако, и стихни,
Тяжкая скорбь, устремя очи пытливыя въ даль!
Полно печалиться намъ и несчастья оплакивать наши:
Станемъ бодрѣе глядѣть, силы прибудетъ у насъ!
Слёзы плода не дадутъ, но десница могучая можетъ
Все, трудясь, измѣнить: злое направить къ добру.
Если народъ заблудился, такъ міръ не собьётся съ дороги;
Часто ошибки однихъ служатъ на помощь другимъ.
Время цѣлитель всего и, рано ли, поздно ли, правда
Яркимъ свѣтиломъ взойдетъ, насъ и другихъ озаритъ.
То, что пожрала вѣковъ безпощадныхъ несытая бездна,
Можетъ, по волѣ небесъ, мигомъ воскреснуть и жить!
Н. Бергъ.
2.
ПѢСНЬ I, СОНЕТЫ 1—7.
Тамъ, гдѣ бѣжитъ излучистая Сала
Широкою долиной, межъ цвѣтовъ,
Гдѣ Милидуха слава увѣнчала —
Тамъ нѣкогда собрался сонмъ боговъ
Держать совѣтъ: зане возопіяла
Къ нимъ Славія съ цвѣтущихъ береговъ
И небеса благія умоляла
О помощи противъ своихъ враговъ —
Задумались, толкуя о наградѣ…
Вдругъ Милко тихо молвилъ что-то Ладѣ —
И передъ ними въ блескѣ и красѣ
Явилась свѣтозарная дѣвица,
Всѣхъ жонъ земныхъ прекрасная царица —
И даже боги изумились всѣ.
Иной, пожалуй, броситъ взглядъ небрежный
На васъ, сонеты милые мои,
Какъ на гетеръ, за-то что, страсти нѣжной
Не внемля, танцовать съ нимъ не пошли.
Коль стихъ въ тебѣ огонь поры мятежной
И побѣлѣли волосы твои —
Любовь передъ красотками таи:
Нейдетъ веснѣ уборъ полночи снѣжной!
Но кто безъ предразсудковъ подойдетъ
И просто къ вамъ, о милые сонеты,
И къ пляскѣ васъ славянской позоветъ —
Тому цвѣты, гирлянды и букеты,
Тому рукопожатья и обѣты,
Того зовите сами въ хороводъ!
Съизмала свыкся съ жизнью я простою
И, отъ соблазновъ ускользнуть успѣвъ,
Боролся я съ житейской суетою,
Съ тщеславьемъ, съ честолюбіемъ, какъ левъ;
Сіянье злата праздною мечтою
Считалъ, а игры мой будили гнѣвъ;
Но прелесть бѣлокурыхъ жонъ и дѣвъ,
Блистающихъ полуночной красою,
Я началъ рано чувствовать вполнѣ
И первыя отсель узналъ тревоги.
Инымъ въ громахъ, въ горящей купинѣ,
Въ пророческихъ видѣніяхъ во снѣ
Являлись силы высшія, а мнѣ
Красою жонъ съ небесъ вѣщали боги.
О скромность! всѣ въ ней доблести слиты!
Она въ семъ свѣтѣ высшая есть сила;
А взглядъ, въ которомъ кротость опочила,
Есть выраженье высшей красоты:
Воздвигни ей престолъ лишь, сердце, ты —
Она бы рай вездѣ распространила;
Дай ей уста — о, этими усты
Всѣхъ риторовъ она бы разгромила!
Гдѣ свѣтишь нынѣ, кроткая звѣзда?
И — о- полно — существуешь ли ты въ мірѣ?
Иль не была ты смертной никогда
И съ неба не сходила къ намъ сюда?
Нѣтъ! здѣсь она! Гремите ей на лирѣ,
Моей обѣтованной навсегда!
Есть липа за широкою долиной,
Богъ-вѣсть какія помнитъ времена,
Давнимъ-давно стоитъ какъ-есть одна,
Шумя своею темною вершиной:
Меня тамъ зрѣла каждая весна;
Туда, туда съ моей тоской-кручиной
И съ радостью — чѣмъ грудь была полна —
Бѣжалъ я утромъ, хоть на мигъ единой;
И разъ, упавъ въ священныя кусты,
Молился такъ: «о, липа! если бъ ты
Покрыла наши скорби вѣчной тьмою!»
Вдругъ зашептали горніе листы,
Потрясся стволъ — и, въ блескѣ красоты,
Дочь Славы появилась предо мною!
Идти ли мнѣ въ широкій этотъ свѣтъ,
Или сидѣть? Кто дастъ на то отвѣтъ?
Кто разрѣшитъ тревожныя сомнѣнья?
Проложитъ путь, укажетъ вѣрный слѣдъ?
Блеснулъ передо мною дивный свѣтъ —
И я позналъ отрадныя мученья;
Какой-то гость, кому названья нѣтъ,
Ниспосылаетъ сердцу откровенья;
И вотъ — то веселъ я, то слёзы лью,
То молчаливъ, то преданъ разговорамъ,
Играю безмятежно и пою.
Терпѣнье, други! Вы жь, съ мертвящимъ взоромъ,
Повремените съ грознымъ приговоромъ,
Оставьте грусть мнѣ сладкую мою!
Торжественно колокола святые
Звучать; спѣшитъ на праздникъ все село;
Красавицы, вѣнками увитые,
Идутъ во храмъ; сіяетъ ихъ чело.
Вотъ и меня туда же повлекло;
Вмѣшался я въ толпы людей густыя,
Не вѣдая, что Милко, какъ на зло,
Еще сильнѣе въ цѣпи золотыя
Меня скуетъ. Едва вступилъ во храмъ —
И вижу я: колѣнопреклоненный,
Въ одеждѣ бѣлой, нѣкій ангелъ тамъ
Молитвенно къ Зиждителю вселенной
Стремится, взоръ поднявши къ небесамъ:
Ахъ! это онъ былъ, образъ незабвенный!…
Н. Бергъ.
3.
ПЕСНЬ II, СОНЕТЫ 137—142.
Краса всего полуночнаго края,
Мать Руси всей, и сердце, и глаза,
Стоитъ золотоверхая Москва,
Крестами храмовъ блёща и играя.
Вдругъ занялася пламенемъ она;
Реветъ пожаръ отъ края и до края,
Дома, чертоги, хаты пожирая —
И запылалъ дворецъ Ростопчина…
Погибли созиданія столѣтій!…
Скажи, зачѣмъ ты свѣточъ сей зажгла?
«Чтобы яснѣй вселенная прочла
Исторію мою при этомъ свѣтѣ
И знала бъ, чѣмъ для Руси я была
И каковы мои родныя дѣти!»
Славяне! Сладкій, благородный звукъ!
Но вмѣстѣ слышно горькое въ немъ горе,
Пучина искушеній, бѣдъ и мукъ,
Горючихъ слёзъ клокочущее море.
Уралъ и Татры! здѣсь палящій Югъ,
Тамъ лютый Сѣверъ въ ледяномъ уборѣ;
Чего тамъ нѣтъ, какихъ богатствъ вокругъ!
Живемъ-себѣ широко на-просторѣ…
Но тяжко дался этотъ намъ просторъ!
Другимъ на розахъ постланы постели,
И соловьёвъ кругомъ разсыпанъ хоръ;
Намъ, вмѣсто розъ, колючій постланъ тёръ,
Не соловьи, а вѣчный слышенъ споръ
И бранныя свирѣпствуютъ мятели…
Отъ скалъ Аѳона вплоть до поморянъ,
Отъ Песья поля до поля Косова,
Отъ Козаковъ къ землямъ дубровничанъ,
Оттоль до града гордаго Петрова,
Отъ Балтики въ полудню до Азова,
Отъ стѣнъ Китая до Полярныхъ странъ —
Раскинулись владѣнія славянъ
И слышно всѣмъ намъ родственное слово.
Уралъ, Влетава, Волга — всѣ края,
Вся наша необъятная семья,
Обнимемся, раздоры всѣ отбросимъ,
Ни зависти, ни злобы не тая,
И станемъ жить, какъ братья и друзья:
Мы всѣ одно святое имя носимъ!
Все намъ благія дали небеса,
Чтобъ стали мы со всей Европой рядомъ;
Окиньте только земли наши взглядомъ:
Чего тамъ нѣтъ: обиліе, краса;
Сребро и злато; пышнымъ вертоградомъ
Глядитъ нашъ полдень; всюду чудеса;
А по веселымъ вѣсамъ и по градамъ
Гремятъ поэтовъ вѣщихъ голоса:
Высокіе, божественные звуки!
И какъ у всѣхъ — плечи у насъ и руки,
И сила есть могучая въ рукахъ;
Лишь дайте намъ согласье да науки —
Взойдетъ другое солнце въ небесахъ
И все предъ нимъ повергнется во прахъ!
Славяне, братья милые славяне!
Вы любите кровавый споръ да брани —
Скажите мнѣ: какой въ тѣхъ браняхъ прокъ?
Возьмемъ отъ кучи угольевъ урокъ:
Въ одну семью съединены заранѣ,
Онѣ горятъ и блещутъ на таганѣ
И въ верху искры мечутъ въ потолокъ;
Но что жь одинъ бы сдѣлалъ уголёкъ?
Соединимся жь всѣ мы безъ изъятья:
Сербъ, русскій, чехъ, болгаръ, полякъ,
Одинъ къ другому кинемся въ объятья —
Одна хоругвь, одинъ да будетъ стягъ;
Забудемъ все, что было; будемъ братья —
И дрогнетъ сопротивный врагъ!
Не сѣтуйте, что мы живемъ такъ мало,
Что племя богатырское дремало
До-сей-поры: ударитъ и для насъ
Спасенія и пробужденья часъ;
Такое же по нашимъ нивамъ рало
Пройдетъ, что всю вселенную взодрало,
И прозвучитъ надъ нами тотъ же гласъ,
Который ихъ, который старшихъ спасъ —
И какъ они, пойдемъ мы на работу;
Покуда же благія небеса
Намъ посылаютъ сумракъ и дремоту;
Но вотъ и нашъ востокъ ужъ занялся.
Зарёй, и наша проситъ полоса
Возвышеннаго бдѣнія и поту…
Н. Бергъ.
ПѢСНЬ III, СОНЕТЫ 5, 7 и 110.
Сдается мнѣ: весь родъ славянъ — большая
Рѣка, что путь величественный свой
Хоть медленно, но мощно совершая,
Стремится плавно къ цѣли вѣковой;
И на пути громады горъ встрѣчая,
Ихъ та рѣка обходитъ стороной,
И льётся, въ рай пустыни превращая,
Чрезъ города живительное волной.
Другіе жь шумно катятся народы,
Какъ вздутыя напоромъ вешнимъ воды;
Но сбылъ приливъ — и свѣтлый, злачный долъ
Трясиной сталъ съ упадкомъ волнъ ихъ мутныхъ,
Развалинами стали кровы сёлъ,
А жители — сбродъ нищихъ безпріютныхъ.
О, еслибъ всѣ славяне предо мной
Металлами явились: ихъ собранье
Я бъ сплавилъ, слилъ — и въ статуѣ одной
Великое бъ представилъ изваянье!
И русскій бы узрѣлся головой,
А туловищемъ — ляхъ при томъ сліяньѣ;
Изъ чеховъ вышли бъ руки, складъ плечной,
Изъ сербовъ ноги: крѣпкое стоянье!
Меньшія же всѣ отрасли славянъ
Пошли бы въ одѣянье, въ складки, въ тѣни,
Въ оружіе: воздвигся бъ великанъ —
И вся Европа, преклонивъ колѣни,
Взирала бы! А онъ — превыше тучъ —
Міръ попиралъ бы, грозенъ и могучъ!
Чрезъ сотню лѣтъ, о братья, что-то будетъ
Изъ насъ, славянъ? Что будетъ въ свой черёдъ
Съ Европою? Въ нашъ токъ воды прибудетъ —
И жизнь славянъ не весь ли міръ зальётъ?
И нашъ языкъ, что нынѣ лживо судитъ
Нѣмецкій судъ и рабскимъ вкривь зоветъ,
Изъ устъ враговъ заслышится, разбудить
Дворцовъ ихъ эхо — и гудѣть пойдетъ!
Славянскимъ русломъ знаніе польётся,
И въ моду бытъ славянскій весь вполнѣ
Надъ Сеною и Лабою введётся…
О, лучше бы тогда родиться мнѣ
И вольной жизни плыть по океану!
Но — я тогда еще изъ гроба встану!
В. Бенедиктовъ.