Из поэмы «Два сна» (Гумилёв)
| ← Поэма начала | Из поэмы «Два сна» |
| Дата создания: 1918, опубл.: 1923. Источник: http://www.gumilev.ru/main.phtml?aid=5000435 • Согласно примечанию в «Посмертном сборнике», поэма «Два сна», предназначавшаяся для детей, была написана Гумилёвым целиком в 1918 г., но утрачена ещё при жизни поэта. |
- Википроекты
А в лёгком утреннем тумане
Над скалами береговыми
Ещё переливалось имя,
Звенело имя Муаяни.
Весь двор, усыпанный песком
Просеянным и разноцветным,
Сиял — и бледносиний дом
Ему сиял лучом ответным.
В тени его больших стропил
С чудовищами вырезными
Огромный кактус шевелил
Листами жирными своими.
А за стеной из тростника,
Работы тщательной и тонкой,
Шумела Жёлтая река,
И пели лодочники звонко.
Ю-Це ступила на песок,
Обворожённая сияньем,
В лицо ей веял ветерок
Неведомым благоуханьем.
Как будто первый раз на свет
Она взглянула, веял ветер,
Хотя уж целых восемь лет
Она жила на этом свете.
И благородное дитя
Ступало робко, как во храме,
Совеем тихонько шелестя
Своими красными шелками,
Когда, как будто принесён
Рекой, раздался смутный рокот.
Старинный бронзовый дракон
Ворчал на бронзовых воротах:
— Я пять столетий здесь стою,
А простою ещё и десять:
Задачу трудную мою
Как следует мне надо взвесить.
Не светит солнце, но и дождь
Не падает; так тихо-тихо;
Что слышно из окрестных рощ,
Как учит маленьких ёжика.
Лай-Це играет на песке,
Но ей недостаёт чего-то,
Она в тревоге и тоске
Поглядывает на ворота.
— «Скажите, господин дракон,
Вы не знакомы с крокодилом?
Меня сегодня ночью он
Катал в краю чужом, но милом». —
Дракон ворчит: «Шалунья ты,
Вот глупое тебе и снится;
Видала б ты во сне цветы,
Как благонравная девица…» —
Лай-Це, наморщив круглый лоб,
Идёт домой, стоит средь зала
И кормит рыбу-телескоп
В аквариуме из кристалла.
Её отец среди стола
Кольцом с печатью на мизинце
Скрепляет важные дела
Ему доверенных провинций.
— «Скажите, господин отец,
Есть в Индию от нас дороги,
И кто живёт в ней, наконец,
Простые смертные иль боги?» —
Он поднял узкие глаза,
Взглянул на дочь в недоуменьи
И наставительно сказал,
Сдержать стараясь нетерпенье:
— «Там боги есть и мудрецы,
Глядящие во мрак столетий,
Есть и счастливые отцы,
Которым не мешают дети». —
Вздохнула бедная Лай-Це,
Идёт, сама себя жалея,
А шум и хохот на крыльце
И хлопанье ладош Тен-Вея.
Чеканный щит из-за плеча
Его виднеется, сверкая,
И два за поясом меча,
Чтоб походил на самурая.
Кричит: «Лай-Це, поздравь меня,
Учиться больше я не стану,
Пусть оседлают мне коня,
И я поеду к богдыхану». —
Лай-Це не страшно — вот опушка,
Квадраты рисовых полей,
Вот тростниковая избушка,
С заснувшим аистом на ней.
И прислонился у порога
Чернобородый человек;
Он смотрит пристально и строго
В тревожный мрак лесных просек.
Пока он смотрит — тихи звери,
Им на людей нельзя напасть.
Лай-Це могучей верой верит
В его таинственную власть.
Чу! Голос нежный и негромкий,
То девочка поёт в кустах:
Лай-Це глядит — у незнакомки
Такая ж ветка в волосах,
И тот же стан и плечи те же,
Что у неё, что у Лай-Це,
И рот чуть-чуть большой, но свежий
На смугло-розовом лице.
Она скользит среди растений:
Лай-Це за ней, они бегут,
И вот их принимают тени
В свой зачарованный приют.