Из поездки в Македонию (Милюков)/ДО

Из поездки в Македонию
авторъ Павел Николаевич Милюков

Опубл.: 1889. Источникъ: az.lib.ru • Европейская дипломатия и македонский вопрос

ИЗЪ ПОѢЗДКИ въ МАКЕДОНІЮ
Европейская дипломатія и македонскій вопросъ

I.

Иностранныя газеты были полны извѣстіями о томъ, что Македонія собирается наступающей весной «напомнить о себѣ европейскимъ державамъ». Въ теченіе минувшаго года мы два раза были въ Македоніи, и съ своей стороны можемъ только подтвердить основательность всякихъ опасеній. Не слѣдуетъ, конечно, раздувать опасность и «маленькій» вопросъ превращать въ «большой», — по выраженію одной нашей газеты; но еще хуже было бы закрывать глаза на опасность дѣйствительно существующую и позволить ей застать себя врасплохъ. Намъ говорятъ: «волненіе въ Македоніи есть дѣло небольшой кучки агитаторовъ». Это вѣрно, но только отчасти. Во-первыхъ, «кучка» вовсе не такъ мала, какъ это можетъ казаться людямъ, не бывшимъ на мѣстѣ. Во-вторыхъ, она не такъ далеко стоитъ отъ народа, какъ это себѣ представляютъ. При элементарномъ соціальномъ строѣ и невысокомъ образовательномъ уровнѣ, македонская интеллигенція всѣми своими корнями остается въ народѣ, оказываетъ на него непосредственное вліяніе и сама подвергается вліянію съ его стороны. Въ-третьихъ, — и это особенно важно, — эта македонская интеллигенція и народъ живутъ одними и тѣми же идеалами, настолько понятными и близкими для массы, что распространять приходится не самые идеалы, а только способы ихъ осуществленія. Наконецъ, — что касается этихъ способовъ, — въ странѣ, какъ Македонія, — идея возстанія и вооруженной борьбы за свободу слишкомъ хорошо всѣмъ знакома и никого не пугаетъ, несмотря на всѣ ужасы турецкой расплаты — не только въ случаѣ неудачи, но даже раньше, чѣмъ вопросъ объ удачѣ или неудачѣ станетъ на очередь. Дѣло въ томъ, что всѣ эти ужасы существуютъ уже въ обыденной жизни, повторяются изо дня въ день, только, конечно, въ гораздо меньшихъ размѣрахъ. Вотъ почему понятно разсужденіе того болгарина, который, по словамъ «Новаго Времени», объяснялъ редакціи, что для македонцевъ весь разсчетъ — разомъ вызвать всѣ насилія къ веснѣ, съ цѣлью сдѣлать ихъ невозможными въ будущемъ. Съ хладнокровіемъ, поражающимъ жителя болѣе мирныхъ странъ, македонскіе дѣятели не только не закрываютъ глазъ на возможность кроваваго подавленія возстанія, но прямо указываютъ впередъ цѣну крови, имѣющей пролиться, какъ авансъ за благосклонное вниманіе дипломатіи, которое имѣется въ виду этимъ вызвать. Болѣе благоразумные, правда, указываютъ на возможность ошибки въ этомъ разсчетѣ, напоминая безплодность армянской рѣзни. Но одинокіе голоса этихъ благоразумныхъ заглушаются общей увѣренностью въ благополучномъ исходѣ: и эта увѣренность, въ свою очередь, опирается на конкретный фактъ, болѣе отдаленный хронологически, но болѣе близкій географически и этнографически: на освобожденіе Болгаріи. И тутъ, конечно, болѣе благоразумные и болѣе знающіе напоминаютъ о тѣхъ крупныхъ перемѣнахъ, происшедшихъ въ отношеніи различныхъ державъ къ славянамъ и къ Турціи — со времени турецкой войны. Но и эти напоминанія никого не убѣждаютъ. Одни преувеличиваютъ свои собственныя силы, другіе преувеличиваютъ возможность иностранной (и прежде всего русской) помощи, — и всѣ охотно вѣрятъ въ то, во что такъ хочется вѣрить. Надо принять тутъ еще въ разсчетъ и то, что болгарское освобожденіе представляется здѣсь не совсѣмъ въ тѣхъ чертахъ, какъ оно представляется намъ. Мы рисуемъ себѣ, при этомъ словѣ, стихійное народное возстаніе, потомъ — рядъ безплодныхъ попытокъ европейской дипломатіи склонить туровъ въ добровольнымъ уступкамъ и, наконецъ, вооруженное русское вмѣшательство, вырвавшее у Турціи эти уступки силой. Для болгарина (разумѣемъ тутъ и македонца) вся исторія рисуется съ другой стороны, намъ совсѣмъ неизвѣстной. Для него это — длинный мартирологъ героевъ, погибшихъ въ напрасныхъ усиліяхъ поднять народъ на собственную защиту; затѣмъ, рядъ дѣйствительныхъ вспышекъ, значеніе которыхъ онъ преувеличиваетъ, потому что знаетъ, чего онѣ ему стоили; наконецъ, какъ своего рода «deus ex machina», русская помощь, неожиданная и небезопасная, увѣнчавшая геройскія усилія, въ благополучномъ исходѣ которыхъ она и безъ того нисколько не сомнѣвался. Можно сколько угодно сердиться на неблагодарность и обличать непослѣдовательность этой народной психологіи, но, какъ бы то ни было, она именно такова, какою мы ее только-что представили. И что для насъ, здѣсь особенно важно, — въ македонскомъ дѣлѣ повторяется теперь съизнова все то же, что было въ болгарскомъ, несмотря на то, что иллюзій должно бы было быть несравненно меньше съ обѣихъ сторонъ.

Итакъ, едва ли основательно было надѣяться, что готовящуюся вспышку можно предупредить одними призывами къ благоразумію и терпѣнію. Благоразумные люди мало нуждаются въ такомъ призывѣ, да ихъ и немного. Для колеблющихся онъ гораздо важнѣе, и ихъ гораздо больше; но колеблющіеся никогда не играли активной роли въ событіяхъ. Что касается неблагоразумныхъ — сильныхъ не столько числомъ, сколько рѣшительностью, — имъ призывъ къ умѣренности не помѣшаетъ увѣрять себя и другихъ, что Европа и не можетъ говорить другимъ языкомъ до возстанія, но послѣ возстанія она, по необходимости, заговоритъ иначе. Гораздо внушительнѣе дѣйствуетъ на всѣхъ другой аргументъ: новые турецкіе батальоны и пушки, въ изобиліи присылаемые въ Македонію, для предупрежденія ожидаемыхъ весною событій. Но пролитію крови и этотъ аргументъ можетъ не помѣшать, такъ какъ, мы уже говорили, партія дѣйствія именно и разсчитываетъ на турецкія насилія, отъ которыхъ, по старой привычкѣ, завоеватели едва ли съумѣютъ удержаться. Единственнымъ дѣйствительнымъ средствомъ заставить и послѣднюю партію быть терпѣливой было бы, по общему мнѣнію всѣхъ знающихъ настоящее положеніе дѣла — немедленное и энергическое вмѣшательство дипломатіи, т.-е. то именно, чего и хотятъ достигнуть македонцы путемъ возстанія.

Но чего же можно достигнуть на такомъ пути дипломатическаго вмѣшательства, и въ какомъ отношеніи стоитъ это достижимое къ желаніямъ македонцевъ? Предрѣшать этотъ вопросъ невозможно, но въ качествѣ косвеннаго отвѣта можетъ послужить предлагаемая ниже историческая справка.

Устроить въ Македоніи автономное управленіе на началахъ широкой децентрализаціи — таково было въ теченіе послѣднихъ двадцати лѣтъ стремленіе европейской дипломатіи. Автономія — таковъ и современный лозунгъ македонской партіи дѣйствія, съ которой согласно въ этомъ огромное большинство мѣстнаго населенія. Несогласны преслѣдовать эту задачу только греки и сербы; почему — объ этомъ надо говорить особо. Впрочемъ, это видно будетъ отчасти и изъ приводимыхъ ниже данныхъ.

II.

Первое начало международному обсужденію вопроса о македонской автономіи было положено на константинопольской конференціи, засѣдавшей въ турецкой столицѣ въ декабрѣ 1876 и январѣ 1877 годовъ. Припомнимъ вкратцѣ общее положеніе дѣлъ, приведшихъ къ этой конференціи. Полтора года уже прошло съ тѣхъ поръ, какъ разыгралось возстаніе въ Герцеговинѣ и Босніи; полгода — съ тѣхъ поръ, какъ Черногорія и Сербія приняли участіе въ борьбѣ. Истощивъ всѣ средства сопротивленія, Миланъ обратился къ русскому посредничеству. Русская телеграмма немедленно остановила военныя дѣйствія и заставила туровъ заключить двухмѣсячное перемиріе (1-го ноября нов. ст.). Черезъ три дня, по предварительному соглашенію съ Россіей, лордъ Дерби разослалъ державамъ пригласительный циркуляръ на конференцію, имѣвшую собраться въ Константинополѣ. Одной изъ главныхъ цѣлей конференціи поставлена была выработка системы автономныхъ учрежденій для Босніи и Герцеговины, съ распространеніемъ ихъ и на Болгарію. Основаніемъ этой системы должны были служить обѣщанія и обязательства, данныя въ разное время самой Портой.

Это было, однакоже, слишкомъ ненадежное основаніе. Старыхъ своихъ обѣщаній, данныхъ еще законодательными актами 1839 и 1856 годовъ, Порта и не думала исполнять, какъ призналъ нѣсколько позднѣе самъ султанъ. Естественно, что и новымъ обѣщаніямъ Турціи никто не вѣрилъ. Инсургенты 1875 года прямо отказались вступать въ переговоры на основаніи однихъ только обѣщаній, изложенныхъ въ принятой Портою нотѣ графа Андраши (.30-го декабря 1875): они требовали, прежде всего, учрежденія европейской коммиссіи, которая бы контролировала выполненіе турками принятыхъ на себя обязательствъ. Такимъ образомъ, вопросъ о «гарантіяхъ» съ самаго начала являлся новой чертой предполагавшейся конференціи: отъ рѣшенія этого вопроса зависѣлъ успѣхъ или неуспѣхъ предпринятаго державами совѣщанія. Россія предлагала временную оккупацію возставшихъ областей, какъ лучшій способъ разрѣшенія вопроса. Но именно страхъ передъ возможностью русской оккупаціи и заставилъ европейскія державы обсудить вопросъ о «гарантіяхъ» международнымъ путемъ.

Итакъ, задача конференціи была двойная. Въ установленномъ Англіей и принятымъ всѣми державами «базисѣ» занятій конференціи, задача эта была формулирована слѣдующимъ образомъ: «que la Porte s’engagerait dans un Protocole à être signé à Constantinople avec les plénipotentiaires des puissances signataires d’accorder à la Bosnie et à l’Herzégovine un système d’autonomie locale et administrative, c’est à dire, un système d’institutions locales qui donneront à la population un certain contrôle sur leurs affaires locales et fourniront des garanties contre l’exercice d’une autorité arbitraire. Il n’y aura pas question d’un état tributaire. On donnera de pareilles garanties contre la mal administration en Bulgarie». По буквальному смыслу этихъ фразъ, «гарантіи» должны были заключаться въ самой «системѣ мѣстныхъ учрежденій». Но, несомнѣнно, англійское правительство съ самаго начала ставило вопросъ о гарантіяхъ шире, чѣмъ можно было заключить изъ этой на первый взглядъ невинной фразы.

Въ инструкціяхъ, полученныхъ англійскимъ делегатомъ, маркизомъ Солсбери отъ своего правительства, говорилось объ этомъ слѣдующее: "Вся исторія Оттоманской имперіи, съ самаго введенія ея въ европейскій концертъ Парижскимъ трактатомъ, доказала, что Порта не въ состояніи гарантировать осуществленіе реформъ въ провинціяхъ, при посредствѣ турецкихъ чиновниковъ: послѣдніе принимаютъ ихъ неохотно и игнорируютъ безнаказанно. Поэтому, при настоящемъ кризисѣ, необходимо добиваться соглашенія между Портой и державами относительно устройства такихъ провинціальныхъ учрежденій, въ которыхъ выборное начало было бы соединено съ внѣшними гарантіями доброкачественности управленія ".

Относительно «выборнаго начала» инструкція считала возможнымъ исходить изъ существовавшаго уже административнаго устройства дунайской провинціи, впервые примѣненнаго тамъ въ управленіе Мидхада-паши и затѣмъ распространеннаго на другія провинціи имперіи закономъ 1867 г. и фирманомъ 2 октября 1875 г. По этимъ законамъ, имперія дѣлилась на вилайеты, вилайеты на санджаки (arrondissements), санджаки на казы (cantons), казы на общины (communes). Во главѣ каждаго дѣленія стоитъ правительственный чиновникъ: вали, мутессарифъ, каймакамъ; при немъ — административный совѣтъ изъ высшихъ духовныхъ и свѣтскихъ чиновниковъ, и четыре выборныхъ члена — двое мусульманъ и двое отъ другихъ исповѣданій. Кромѣ того, въ каждомъ вилайетѣ собирается разъ въ годъ, не болѣе какъ на 40 дней, «генеральный совѣтъ», составляемый изъ четырехъ членовъ отъ каждаго санджака, наполовину не-мусульманъ {

Loi de villayets 1867 г., см. въ Législation Ottomane, Aristarchi-bey’я. II, 273—289. Тамъ же и тексты хатти-шерифа 1839 г. и хатти-хумаюна 1856 гг.}.

«Что касается „внѣшнихъ гарантій“ дѣйствительности этихъ административно-выборныхъ учрежденій, англійское правительство предлагало, прежде всего, въ качествѣ „временной мѣры“, назначеніе вали съ согласія иностранныхъ пословъ, „или ихъ большинства“, на опредѣленный срокъ (напр., 7 лѣтъ), съ тѣмъ чтобы въ предѣлахъ этого срока смѣщеніе его также происходило лишь съ согласія пословъ. Значеніе этой мѣры маркизъ Солсбери очень убѣдительно разъяснялъ своему правительству въ одномъ изъ послѣдующихъ донесеній^[1]: „Отъ принятія этой или какой-либо подобной мѣры и отъ успѣшнаго проведенія ея зависитъ, главнымъ образомъ, возможность надѣяться, что эти провинціи будутъ освобождены отъ притѣсненій, отъ которыхъ страдали. На представительныя учрежденія слѣдуетъ смотрѣть какъ на способъ научить населеніе, въ болѣе или менѣе отдаленномъ будущемъ, защищать свои собственные интересы; но отъ ихъ функціонированія нельзя ожидать въ ближайшіе годы значительныхъ улучшеній во внутреннемъ управленіи. Въ настоящее же время, управленіе должно быть личнымъ, — если вообще хотятъ, чтобы существовало какое-нибудь управленіе; и отъ способности и честности губернатора должно зависѣть благосостояніе народа. Къ несчастію, господствовавшая до сихъ поръ турецкая система не столько была разсчитана на то, чтобы обезпечить за губернаторомъ эти качества, сколько — чтобы сдѣлать ихъ невозможными. Способный человѣкъ иной разъ, конечно, и можетъ попасть на видное мѣсто; но обыкновенно дѣло рѣшается протекціей, причемъ главную роль играютъ фаворитизмъ и подкупность. Еще хуже, чѣмъ эти мотивы выбора на должность — постоянная зависимость отъ каприза во время самаго исполненія должности. Чиновникъ знаетъ, что онъ всегда въ рукахъ интриги, и что если онъ наживетъ себѣ врага, достаточно сильнаго, чтобы заплатить за его отставку дороже, чѣмъ онъ самъ можетъ дать за свое оставленіе въ должности, — онъ будетъ отставленъ. Меньше всего онъ думаетъ о томъ, чтобы предупреждать насилія или вымогательства, въ которыхъ заинтересованы богатые люди. Для него гораздо выгоднѣе взять свою долю въ барышѣ, чтобы покрыть свои прежніе расходы на взятки. Если эти злоупотребленія не будутъ уничтожены, то рушатся всѣ планы административныхъ улучшеній. Необходимость найти какую-нибудь сдержку и невозможность искать ее въ турецкомъ правительствѣ, совершенно оправдываютъ такую исключительную мѣру, какъ допущеніе вмѣшательства державъ въ назначеніе вали и обезпеченіе ему опредѣленнаго срока службы, въ случаѣ удовлетворительнаго поведенія“.

Что касается другихъ гарантій, инструкція Солсбери предлагаетъ выборъ членовъ „генеральныхъ собраній“ всѣмъ населеніемъ вазъ, пропорціонально вѣроисповѣдному составу населенія; участіе этихъ собраній въ вотированіи мѣстныхъ налоговъ, „такъ, чтобы, по уплатѣ имперскихъ налоговъ, провинція была независима въ финансовомъ отношеніи отъ константинопольскаго министерства финансовъ“; назначеніе постоянныхъ судей; участіе пословъ въ назначеніи мутессарифовъ и выборъ каймакамовъ изъ членовъ „генеральнаго совѣта“, по усмотрѣнію вали, соотвѣтственно вѣроисповѣдному большинству данной казы; обезпеченіе не-мусульманамъ доступа въ мѣстную полицію и милицію, въ большей степени, чѣмъ это достигнуто предъидущими распоряженіями Порты.

Инструкціи русскаго уполномоченнаго, ген. Игнатьева, шли значительно дальше. Въ предварительныхъ совѣщаніяхъ съ Солсбери, онъ опредѣлилъ требованія Россіи слѣдующимъ образомъ. „Болгарія должна составить одну, обнимающую все пространство, обозначенное желтой краской на картѣ Киперта, за исключеніемъ Варны, Адріанополя и Водены. Губернаторы — изъ христіанъ, назначаемые Портой съ согласія державъ на пятилѣтній срокъ. Выборъ провинціальныхъ совѣтовъ — кантональными. Губернаторъ назначаетъ префектовъ департаментовъ, христіанъ или мусульманъ, смотря по большинству населенія. Кантональные совѣты выбираются населеніемъ. Мэры (мудиры) назначаются губернаторомъ изъ трехъ выборныхъ кандидатовъ. Кантоны содержатъ около 10.000 жителей и, по возможности, изъ лицъ одного вѣроисповѣданія. Мэры исполняютъ должность мировыхъ судей; высшіе суды — въ каждомъ департаментѣ; апелляціонный — въ провинціи. Судьи — частью выборные, частью назначенные, сперва на три года, послѣ испытанія — пожизненно. Религіозные споры разбираются духовнымъ судомъ соотв. исповѣданій. Милиція и полиція — изъ христіанъ, пропорціонально населенію. Губернаторъ назначаетъ Чиновники-мусульмане должны быть изъ мѣстнаго населенія. Въ судѣ и администраціи долженъ употребляться мѣстный языкъ. Размѣры десятины фиксируются и уплачиваются кантономъ, который раскладываетъ налогъ… Турецкія войска должны оставаться въ крѣпостяхъ, и выходить оттуда лишь по требованію губернатора. Иммиграція черкесовъ прекращается; переселившіеся, по мѣрѣ возможности, возвращаются въ Азію… Оружіе отбирается у мусульманъ. Международная коммиссія установляетъ детали и наблюдаетъ за выполненіемъ реформъ. Въ ея распоряженіи находится достаточная вооруженная сила, чтобы заставить уважать ея рѣшенія и охранять спокойствіе“.

Русское предложеніе преслѣдовало, очевидно, помимо вопроса о гарантіяхъ, двѣ главныя цѣли. Во-первыхъ, оно имѣло въ виду создать вполнѣ независимую, самоуправляющуюся областную единицу (кантонъ) и въ ней сосредоточить всю силу выборнаго элемента. Во-вторыхъ, чиновничій и военный элементъ провинціи оно стремилось подчинить генералъ-губернатору области, сдѣлавъ послѣдняго, по возможности, единственнымъ связующимъ звеномъ между провинціей и оттоманскимъ правительствомъ. Провинція выигрывала при этомъ въ цѣлости и самостоятельности; къ тому же результату клонились и предположенные для нея, чрезвычайно большіе размѣры.

Дальнѣйшимъ развитіемъ предложеній ген. Игнатьева былъ „проектъ административной автономіи Болгаріи“, составленный американскимъ агентомъ Скайлеромъ и русскимъ, кн. Церетелевымъ. Прежде всего, здѣсь точнѣе установлялись границы „Болгаріи“. Для цѣли нашей статьи важно отмѣтить, что „населенные болгарами части Македоніи“ опредѣлялись въ проектѣ точнѣе, какъ „Чекюбскій и Битольскій санджаки, а также сѣверныя части Сересскаго санджака (Невроконъ, Мельникъ и Струмица)“.

Затѣмъ, проектъ детальнѣе развивалъ положеніе о самостоятельной низшей единицѣ — кантонѣ (= нахія, мудирлыкъ). Число жителей нахіи опредѣлено было въ 5—10 тысячъ. Удержана мысль — группировать отдѣльно христіанскія и мусульманскія деревни. Избирателями въ кантональный совѣтъ должны были быть всѣ жители мужескаго пола, достигшіе 21 года и платящіе прямые налоги, также духовенство и учителя. Каждая деревня, приходъ или кварталъ, имѣли право послать въ кантональный совѣтъ одного представителя, срокомъ на два года. Въ первомъ собраніи члены совѣта должны были выбрать трехъ кандидатовъ. Одного изъ нихъ генералъ-губернаторъ утверждалъ въ званіи мэра (= мудиръ), два другихъ становились постоянными членами совѣта, т.-е. образовали его бюро. Самый совѣтъ имѣлъ право собираться разъ въ мѣсяцъ и чаще, если было нужно; онъ управлялъ всѣми дѣлами кантона, „безъ всякаго вмѣшательства высшихъ властей“.

Нѣсколько кантоновъ составляли департаментъ (= каза). Генералъ-губернаторъ назначалъ управляющаго департаментомъ префекта. Каждый кантонъ выбиралъ двухъ кандидатовъ, изъ которыхъ генералъ-губернаторъ назначалъ шесть членовъ совѣта департамента, христіанъ или мусульманъ, пропорціонально вѣроисповѣдному составу населенія. Департаментъ являлся посредникомъ между высшей администраціей и кантономъ, и долженъ былъ совмѣщать въ себѣ двѣ административныхъ единицы дѣйствующей турецкой системы: казу и санджакъ, — такъ какъ послѣдній признавался „черезчуръ обширной единицей, чтобы отвѣчать потребностямъ хорошаго и бдительнаго административнаго контроля“. Это сокращеніе промежуточныхъ административныхъ инстанцій составляетъ новую характерную черту русскаго предложенія.

Во главѣ автономной администраціи становился генералъ-губернаторъ, христіанинъ, знакомый съ болгарскимъ и турецкимъ языками, назначаемый, по согласію Порты съ представителями державъ въ Константинополѣ, всякій разъ за три мѣсяца до истеченія срока полномочій своего предшественника. „Генералъ-губернаторъ будетъ представлять верховную власть и служить посредникомъ между провинціей и центральнымъ правительствомъ. Онъ будетъ охранять порядокъ при помощи полиціи и милиціи, которыя будутъ зависѣть отъ него; въ случаѣ необходимости, онъ можетъ, съ согласія Порты, прибѣгать къ содѣйствію регулярныхъ войскъ“.

При генералъ-губернаторѣ состоитъ провинціальное собраніе, члены котораго выбираются кантональными совѣтами. Для этой цѣли кантоны соединяются въ округѣ отъ 20 до 30 тыс. жителей; совѣты кантоновъ, входящихъ въ округъ, собираются въ центральномъ городѣ департамента и подъ предсѣдательствомъ префекта выбираютъ одного депутата на два года. Имѣютъ право быть избранными плательщики налоговъ въ размѣрѣ не меньше 200 піастровъ (піастръ — 8 коп.), также духовенство разныхъ исповѣданій и учителя. Провинціальное собраніе собирается разъ въ годъ; сессія продолжается мѣсяцъ и болѣе, смотря по надобности. Пренія публичны и свободны. Собраніе само выбираетъ своего предсѣдателя и бюро. Въ его компетенцію входятъ: „раскладка налоговъ и контроль расходовъ, а также всѣ вопросы, прямо или косвенно относящіеся къ благосостоянію и интересамъ провинціи, какъ-то: народное образованіе, торговля, промышленность, земледѣліе, пути сообщенія и т. д. Оно можетъ предлагать измѣненія въ органическомъ уставѣ, санкціонируемыя Портой, если не будетъ препятствія со стороны державъ. Оно принимаетъ участіе въ назначеніи судей“. Собраніе выбираетъ изъ своей среды постоянную административную коммиссію, срокомъ на два года. Число ея членовъ равняется половинѣ числа департаментовъ. Десять ея членовъ, получившіе наибольшее количество голосовъ, будутъ считаться дѣйствительными и получатъ содержаніе; подбальные считаются ихъ замѣстителями. Представители разныхъ духовныхъ общинъ засѣдаютъ въ провинціальномъ совѣтѣ по праву. Во всѣхъ случаяхъ, когда дѣло идетъ не о простомъ исполненіи закона или указа, а о мѣрѣ, подлежащей обсужденію, генералъ-губернаторъ обязанъ спрашивать мнѣнія совѣта. Только съ его согласія могутъ бытъ принимаемы губернаторомъ административныя мѣры, имѣющія длящійся характеръ (напр., относительно базаровъ, ярмарокъ и т. п.). Наконецъ, губернаторъ, обязанъ представлять совѣту правила раскладокъ и сбора податей, а также давать ему отчетъ въ бюджетѣ прошлаго и будущаго года.

Христіане сохраняютъ дарованное имъ раньше (хотя примѣнявшееся очень плохо) право служить въ оттоманскомъ регулярномъ войскѣ, но, кромѣ того, формируютъ мѣстную милицію съ христіанскими офицерами, назначаемыми губернаторомъ, съ 3—4-хъ-годичнымъ срокомъ службы. На милиціи будетъ лежать охрана порядка въ провинціи и гарнизонная служба. Рекрутская подать (bidél-i-askérie) уничтожается. Правительство можетъ содержать регулярное войско только въ крѣпостяхъ, на свой собственный счетъ.

Полиція набирается изъ добровольцевъ-туземцевъ, пропорціонально вѣроисповѣдному составу населенія, совѣтами департаментовъ; начальники назначаются генералъ-губернаторомъ и отвѣчаютъ за дѣйствія подчиненныхъ. Количество и распредѣленіе полиціи опредѣляются генералъ-губернаторомъ и провинціальнымъ совѣтомъ^[2].

Чтобы исчерпать матеріалы, бывшіе въ распоряженіи членовъ конференціи, необходимо упомянуть еще поданный ген. Игнатьевымъ меморандумъ объ устройствѣ финансовъ будущей автономной провинціи^[3]. Согласно этому проекту, сумма доходовъ, получаемыхъ Портой отъ Болгаріи, какъ въ прямыхъ, такъ и въ косвенныхъ налогахъ (за исключеніемъ чрезвычайныхъ), опредѣляется по сложности десяти лѣтъ; средняя опредѣляетъ на пять лѣтъ нормальную сумму налоговъ, лежащую на провинціи. Не больше 30 % этой суммы правительство можетъ обратить на удовлетвореніе общихъ нуждъ государства; остальные 70 % употребляются на нужды провинціи, соотвѣтственно распоряженіямъ провинціальнаго собранія и подъ его контролемъ. Собраніе производитъ раскладку налоговъ (за исключеніемъ косвенныхъ) между кантонами; кантоны — между общинами. Собравъ къ опредѣленному сроку подати и вычтя изъ нихъ сумму, необходимую для собственныхъ расходовъ, кантонъ передаетъ остальное въ кассу департамента и освобождается отъ всякихъ дальнѣйшихъ финансовыхъ обязательствъ. Пріемы сбора зависятъ всецѣло отъ него. Департаментскія кассы передаютъ.полученныя суммы въ провинціальную кассу, которая, отъ времени до времени, вноситъ въ императорскій оттоманскій банкъ, за счетъ центральнаго правительства, суммы, которыя ему приходятся на удовлетвореніе общегосударственныхъ нуждъ; затѣмъ, провинція не имѣетъ никакихъ дальнѣйшихъ обязательствъ къ центральному правительству и не можетъ быть облечена новыми налогами. Право назначать и отмѣнять косвенные налоги, а также устанавливать добавочные налоги на нужды провинціи или кантоновъ, принадлежитъ генеральному собранію; оно же назначаетъ высшихъ финансовыхъ чиновниковъ и устанавливаетъ правила взиманія налоговъ. Таможенное управленіе въ провинціи зависитъ отъ генералъ-губернатора и совѣта; его доходы входятъ въ сумму доходовъ провинціи. Часть суммы, платимой центральному правительству, можетъ быть спеціально назначена на платежи по государственному долгу.

Большая часть предложеній, сдѣланныхъ ген. Игнатьевымъ и Церетелевымъ, были приняты, какъ увидимъ, представителями державъ, несмотря на неблагопріятное впечатлѣніе, произведенное общимъ характеромъ этихъ предложеній въ началѣ. Главныя возраженія вызвалъ проектъ введенія въ Турцію иностранной вооруженной силы и образованія крупной провинціи съ преобладающимъ славянскимъ характеромъ. Предложеніе русской оккупаціи было, собственно, отклонено державами весьма энергично раньше съѣзда уполномоченныхъ въ Константинополѣ. Но такъ какъ русскій представитель продолжалъ настаивать на необходимости — имѣть подъ руками вооруженную силу во время проведенія реформъ, то представители державъ предложили искать этой силы, помимо войскъ великихъ державъ, сперва въ самой Турціи, затѣмъ въ Румыніи; наконецъ, они остановились на Бельгіи, король. которой далъ свое согласіе на отправку нѣсколькихъ тысячъ солдатъ на Балканскій полуостровъ^[4]. Оставался вопросъ о размѣрахъ и преобладающемъ славянскомъ характерѣ новой автономной провинціи. Въ Вѣнѣ говорили по этому поводу, что проектъ ген. Игнатьева составляетъ первый шагъ въ разложенію Турціи; что его единственная цѣль — удовлетворить панславистскимъ и русскимъ интересамъ и затормазить будущее развитіе и независимость греческаго населенія^[5]. Не замедлили откликнуться и представители послѣдняго. Греческая община и греческій митрополитъ въ Филиппополѣ утверждали, въ тожественныхъ выраженіяхъ, что болгары нарочно выбрали для своего возстанія Ѳракію, чтобы доказать, что она — славянская провинція; цивилизованный міръ долженъ заклеймить по заслугамъ эти панславистскія претензіи»^[6]. Въ случаѣ осуществленія болгарской автономіи — греки грозили междоусобной войной

Англійскій агентъ въ Филиппополѣ, Бэрингъ, первый подалъ совѣтъ, какъ избѣгнуть единой автономной Болгаріи. Онъ предложилъ, вмѣсто одной, устроить двѣ провинціи, соединивъ Софію съ Дунайскимъ вилайетомъ, а Македонію — съ Адріанопольскимъ. Этой мыслью воспользовался маркизъ Солсбери, но развилъ ее довольно неожиданно, предложивъ вмѣсто горизонтальной черты между двумя провинціями — вертикальную^[7]. На западъ отъ этой черты оставались санджаки: Виддинскій, Нипіскій, Софійскій и Македонія (въ составѣ санджака Ускюбскаго и казъ: Кукушской, Дойранской, Струмицкой, Тиквешской, Велесской, Питольекой, Кастурской и трехъ сѣверныхъ казъ Сересскаго санджака). На востокъ до Чернаго моря шла остальная половина. «Традиціонное преобладаніе мусульманъ и культурное превосходство грековъ» въ этой половинѣ, по мнѣнію Солсбери, «должны были бы дать рѣшительный перевѣсъ не-славянскому элементу. Составленная такимъ образомъ, восточная провинція включила бы въ свой составъ морской берегъ, балканскіе проходы, путь въ Константинополю и значительную часть нижняго Дуная, которую нападающій (т.-е. Россія) особенно не желалъ бы оставлять въ непріятельскихъ рукахъ. Я поэтому полагалъ, — прибавляетъ маркизъ Солсбери, — что въ интересахъ Турціи такое распредѣленіе не лишено значенія». Мы увидимъ, однако, что турки не оцѣнили заботливости о нихъ англійскаго дипломата, а иронія судьбы распорядилась такъ, что какъ разъ проектированная имъ восточная провинція гораздо раньше очутилась въ славянскихъ рукахъ, чѣмъ западная, за которой онъ признавалъ по преимуществу славянскій характеръ.

Другія части русскихъ предложеній не вызвали такого сопротивленія со стороны представителей державъ, хотя и подверглись нѣкоторымъ измѣненіямъ въ деталяхъ. Такъ, сроки депутатскихъ полномочій членовъ кантональнаго и генеральнаго собраній повышенъ былъ съ двухъ на четыре года, также какъ и полномочія выбранныхъ ими совѣтовъ и мэра. Избирательные округа для выбора депутатовъ генеральнаго собранія должны были заключать не 20—30, а 30—40 тыс. населенія. Избиратели должны были быть не моложе 25 лѣтъ (вм. 21). Административный совѣтъ выбирается самимъ собраніемъ. «Международная коммиссія озаботится, по возможности, изысканіемъ средствъ, чтобы обезпечить въ кантонахъ представительство меньшинства». «Въ кантонахъ, гдѣ общеупотребителенъ греческій языкъ, кантональныя власти могутъ имъ пользоваться». Численность національной гвардіи или милиціи не должна превышать 1 % мужского населенія. Взрослые мужчины 20—40 лѣтъ, не попавшіе въ милицію, продолжаютъ платить рекрутскую подать. Если, по приказанію вали, милиція соберется въ извѣстномъ мѣстѣ въ количествѣ болѣе тысячи человѣкъ, то въ такомъ случаѣ командующіе ею назначаются уже Портой. Наконецъ, подробнѣе разработанъ проектъ судебнаго устройства и выставлено требованіе, чтобы члены и президентъ апелляціоннаго трибуна не назначались Портой съ согласія представителей державъ.

Обсудивъ и установивъ всѣ эти подробности автономнаго устройства въ нѣсколькихъ предварительныхъ засѣданіяхъ, представители державъ передали затѣмъ выработанный ими проектъ Портѣ, для совмѣстнаго обсужденія съ назначенными ею лицами. Въ теченіе декабря и января, конференція собиралась девять разъ. Первое засѣданіе 23 декабря (н. с.) 1876 открыто было рѣчью Савфета-паши, министра внутреннихъ дѣлъ, выбраннаго предсѣдателемъ конференціи. Министръ изобразилъ въ своей рѣчи возстаніе какъ дѣло рукъ агитаторовъ, подкупленныхъ инсуррекціонными комитетами; много говорилъ о долготерпѣніи, съ которымъ Турція ждала добровольной покорности возставшихъ, и объ отеческой умѣренности, съ которой она ихъ, наконецъ, рѣшилась наказать. Онъ кончилъ указаніемъ на готовящуюся коренную реорганизацію Оттоманской имперіи, какъ на наилучшую гарантію, которую правительство султана можетъ дать державамъ. Уполномоченные, одинъ за другимъ, выражали неувѣренность въ точности сообщеній Савфета-паши, когда раздались артиллерійскіе залпы. Предсѣдатель поспѣшилъ объяснить представителямъ державъ значеніе этихъ залповъ. «Великій актъ», — говорилъ онъ, — «совершающійся въ настоящую минуту, измѣняетъ форму правленія, существовавшую въ продолженіе шести вѣковъ. Провозглашена конституція, которую е. в. султанъ даровалъ своей имперіи. Съ нею начинается новая эра счастія и благоденствія для его народовъ».

«Однакоже, успѣхъ конституціи зависитъ отъ ея примѣненія на практикѣ; чтобы воспользоваться ея благами, нуженъ миръ, а для мира — нужно согласіе державъ съ Портой, которое имѣетъ цѣлью установить конференція», — возражали Солсбери и Игнатьевъ.

«Конституція сама есть залогъ мира», — отвѣчали турецкіе уполномоченные.

Въ этомъ характерномъ обмѣнѣ мнѣній сразу опредѣлилась — какъ та' цѣль, которой турки думали добиться съ помощью своей «конституціи», такъ и отношеніе къ ней европейскихъ уполномоченныхъ. Турки хотѣли устранить этимъ вопросъ о гарантіяхъ; а державы и не думали снимать его съ очереди.

Тотчасъ послѣ театральнаго провозглашенія конституціи, Савфютъ-паша позаботился объяснить значеніе этого акта иностраннымъ правительствамъ. — «Вы обратите вниманіе», — рекомендовалъ онъ турецкимъ представителямъ за-границей, — "на то, что новыя учрежденія не только не имѣютъ никакого теократическаго характера, но, напротивъ, точно устанавливаютъ невмѣшательство религіи въ осуществленіе реформъ и въ выработку судебнаго и административнаго строя, соотвѣтствующаго потребностямъ страны и принципамъ современнаго права. Такимъ образомъ, падаетъ то, къ несчастію, слишкомъ распространенное убѣжденіе, будто шеріатъ несовмѣстимъ съ новыми учрежденіями… Общіе принципы свободы и равенства, провозглашенные въ началѣ конституціи и заимствованные изъ наиболѣе либеральнаго государственнаго права Европы, составляютъ истинную основу нашей великой реформы, и всѣ послѣдующія распоряженія являются лишь ихъ естественнымъ развитіемъ. Опредѣленіе главныхъ прерогативъ верховной власти служитъ необходимымъ дополненіемъ въ этому провозглашенію принциповъ, и счастливая мысль поставить права императорской династіи подъ охрану народа, безъ сомнѣнія, поможетъ убѣдить Европу въ истинно демократическомъ характерѣ оттоманскаго соціальнаго строя… Вы должны будете постараться выяснить европейскимъ державамъ тѣ гарантіи хорошей финансовой администраціи, которыя вытекаютъ изъ публичнаго обсужденія и необходимости голосовать всѣ финансовые законы, въ особенности бюджетъ… Вы не упустите также обратить вниманіе на то, какими гарантіями независимости и безпристрастія обставленъ государственный контроль. Не только его члены, — также какъ и всѣ судейскіе чиновники, — объявлены несмѣняемыми, но даже по самымъ важнымъ причинамъ ни одинъ изъ нихъ не можетъ быть отставленъ безъ согласія палаты депутатовъ.

"Провинціальная администрація, которая при теперешнихъ обстоятельствахъ особенно привлекаетъ вниманіе Европы, въ конституціи могла быть очерчена лишь въ видѣ общей программы; органическіе законы безъ замедленія дадутъ этой программѣ окончательную форму. Конституція провозглашаетъ основные принципы новаго режима: самая широкая административная децентрализація; принципъ выбора, распространенный на всѣ совѣты вилайетовъ, санджаковъ и вазъ; развитіе автономіи общинъ, включая мусульманскую; наконецъ, созданіе выборныхъ муниципальныхъ совѣтовъ для веденія дѣлъ каждой общины.

«Познакомившись съ этими либеральными предначертаніями, остается спросить: каковы же могутъ быть еще стремленія мѣстнаго населенія, которыя бы оставались неудовлетворенными, и какихъ еще болѣе серьезныхъ и дѣйствительныхъ гарантій могутъ требовать державы, озабоченныя ихъ участью, отъ императорскаго правительства. Безъ сомнѣнія, самый закоренѣлый скептицизмъ почувствуетъ себя обезоруженнымъ. Но возможно, что — за недостаткомъ другихъ поводовъ въ критикѣ — духъ систематическаго очерненія, на который намъ приходится столько жаловаться относительно Европы, ухватится за вопросъ объ осуществленіи новыхъ учрежденій на практикѣ и усомнится въ ихъ скоромъ и точномъ введеніи въ жизнь. Тѣмъ, которые bona fide будутъ сомнѣваться въ этомъ отношеніи, вы можете смѣло отвѣчать, что факты немедленно послѣдуютъ за обѣщаніями; независимо отъ воли е. в. государя, столь торжественно провозглашенной, независимо отъ энергической рѣшимости великаго визиря (Мидхада-паши), обратившаго всѣ свои усилія къ достиженію только-что осуществленной задачи, вся нація одушевлена тѣмъ же духомъ и тѣми же чувствами, — что составляетъ лучшую и наиболѣе солидную гарантію. Если будетъ дѣлаться сравненіе между предъидущими императорскими хаттами и теперешней конституціей, вы подчеркнете радикальное отличіе, существующее между первыми и послѣдней, — различіе, уничтожающее самую мысль о сравненіи. Конституція не есть уже простое обѣщаніе; это реальный и формальный актъ, сдѣлавшійся достояніемъ всѣхъ оттоманскихъ подданныхъ, — актъ, развитіе котораго можетъ быть задержано или остановлено лишь соединенной волей націи и государя. Европа не просила и не совѣтовала этого торжественнаго и окончательнаго акта. Слѣдовательно, императорское правительство не могло имѣть при этомъ цѣли удовлетворить ея требованіямъ или осуществить идеи, идущія извнѣ. Оно не подчинилось никакому давленію, никакому вліянію, кромѣ голоса разума и патріотизма. Вотъ почему мы просимъ теперь Европу имѣть довѣріе къ нашимъ молодымъ учрежденіямъ и видѣть въ нихъ полную гарантію интересовъ, охраненіе которыхъ она поставила своей задачей. Съ гордостью мы имѣемъ право констатировать, что ея заботы были опережены и превзойдены великодушной иниціативой нашего священнаго повелителя»^[8].

Итакъ, конференція, съ точки зрѣнія турокъ, теперь становилась совершенно излишнею. Турція все — и даже больше чѣмъ все — готова была сдѣлать сама. Къ ея несчастію, всѣ усилія заставить себѣ повѣрить оказались тщетными. Общее мнѣніе европейскихъ делегатовъ было, что подобной " гарантіи " нельзя придавать никакого значенія. Маркизъ Солсбери далъ себѣ трудъ, — въ предположеніи, что конституція будетъ реальнымъ фактомъ, — выяснить, насколько самая буква ея обезпечиваетъ населеніе отъ дурного управленія. Но даже и принявъ слово за дѣло, онъ получилъ результатъ отрицательный.

Оказывалось, что, даже при условіи свободныхъ выборовъ, въ депутаты могутъ попасть, въ огромномъ большинствѣ, одни мусульмане, такъ какъ сложнымъ искусствомъ «писать по-турецки», требуемымъ отъ депутата, христіане не обладаютъ, за единичными исключеніями; къ тому же всякій выборъ мотъ быть кассированъ на основаніи «завѣдомо дурной репутаціи» депутата. Предоставляя законодательному собранію весьма ограниченную власть, конституція не обставляетъ, въ тому же, примѣненіе этой власти никакими дѣйствительными гарантіями. Палата депутатовъ стѣснена сенатомъ и лишена законодательной иниціативы. Обѣ палаты могутъ просить султана о введеніи новаго закона «по предмету, входящему въ ихъ компетенцію», но могутъ и не получить согласія. Онѣ могутъ вносить поправки въ бюджетъ, но эти поправки могутъ быть отвергнуты министромъ. Правительство можетъ назначать налоги и производить расходы безъ собранія, я хотя въ ближайшую сессію оно должно сообщить объ этомъ на утвержденіе собранія, но случай отказа въ. утвержденіи просто не предусмотрѣнъ въ конституціи. Точно такъ же безъ всякаго участія парламента правительство можетъ, издавать указы, получающіе силу закона, «если не противорѣчатъ конституціи». Палата можетъ сдѣлать запросъ министру; но министръ можетъ его отсрочить, если найдетъ удобнымъ.. Отвѣтственность министровъ состоитъ въ томъ, что они могутъ быть судимы, если захочетъ султанъ, причемъ процедура суда остается неустановленной. Толкованіе конституціи зависитъ отъ сената, назначаемаго султаномъ. За исключеніемъ отдѣла о палатѣ, остальныя части набросаны въ общихъ чертахъ: примѣненіе разныхъ широкихъ принциповъ зависитъ отъ законовъ, еще не изданныхъ, и «регламентовъ», изданіе которыхъ предоставлено султану. Назначеніе и смѣна чиновниковъ, устройство судовъ, управленіе провинціями — находятся именно въ такомъ положеніи^[9].

Итакъ, естественно, что державы не могли считать задачу конференціи исполненной, раньше чѣмъ начались ея засѣданія. Проектъ автономныхъ реформъ былъ предъявленъ туркамъ, и имъ пришлось обсуждать его, статью за статьей. На второмъ же засѣданіи они выставили противъ проекта общее обвиненіе, что онъ расширяетъ ту «базу», которая была установлена англійскимъ правительствомъ въ пригласительномъ циркулярѣ на конференцію. Представитель Англіи, однако, категорически отказался признать это утвержденіе. Тогда турецкое правительство послало эмиссара въ Лондонъ, въ лорду Биконсфильду, съ мотивированнымъ разъясненіемъ невозможности для Порти принять проектъ европейскихъ уполномоченныхъ. Въ ожиданіи исхода этой миссіи, оно представило конференціи свой контръ-проектъ и попыталось сдѣлать его исходной точкой дальнѣйшихъ разсужденій. Въ слѣдующемъ, четвертомъ, засѣданіи, маркизъ Солсбери принужденъ былъ констатировать, что въ турецкомъ контръ-проектѣ нѣтъ никакого упоминанія:

1) Объ употребленіи иностранныхъ солдатъ въ качествѣ кадровъ для будущей жандармеріи.

2) О международной наблюдательной коммиссіи.

Затѣмъ, контръ-проектъ обусловливаетъ будущимъ согласіемъ законодательнаго собранія, которое еще не скоро соберется:

1) Уничтоженіе десятиннаго сбора.

2) Систему отдачи на откупъ налоговъ.

3) Устройство судовъ, способъ назначенія судей и срокъ ахъ службы.

4) Способъ выбора различныхъ совѣтовъ и ихъ компетенцію.

Наконецъ, контръ-проектъ отвергаетъ:

1) Амнистію.

2) Жандармерію (независимо отъ вопроса объ участіи европ. войскъ).

3) Наборъ милиціи изъ христіанъ и мусульманъ.

4) Употребленіе мѣстнаго языка наравнѣ съ турецкимъ.

5) Назначеніе на пятилѣтній срокъ вали и его смѣну только по рѣшенію независимаго суда.

6) Назначеніе мутессарифовъ на опредѣленный срокъ.

7) Выборъ вали съ согласія пословъ.

8) Выборъ мутессарифовъ вали.

9) Размѣщеніе войскъ въ административныхъ центрахъ и крѣпостяхъ.

10) Установленіе независимой властью опредѣленной доли прямыхъ податей, подлежащихъ внесенію въ кассу центральнаго правительства.

11) Запрещеніе на будущее время колонизаціи черкесовъ.

Всѣ чиновники будутъ смѣщаемы Портой по ея усмотрѣнію.

Постановленія совѣтовъ будутъ имѣть силу только съ согласія Порты.

Это равнялось полному устраненію отъ обсужденія всего, что составляло сущность предложеннаго державами проекта. Маркизъ Солсбери «съ глубокимъ сожалѣніемъ» констатировалъ, что контръ-проектъ «не отвѣчаетъ ни должному уваженію къ державамъ, ни правильно понятому достоинству „Порты“. На это Савфетъ-паша отвѣтилъ, что, какъ онъ надѣется, „контръ-предложенія не встрѣтятъ противодѣйствія со стороны державъ“. Засѣданіе прошло въ обмѣнѣ рѣзкостей и кончилось рѣшительнымъ отказомъ европейскихъ представителей принять турецкій проектъ за базу для дальнѣйшихъ переговоровъ. На слѣдующее* (5-е) засѣданіе Савфетъ-паша принесъ мотивированныя возраженія противъ европейскаго проекта. Сущность этихъ возраженій сводилась къ тому, что отвергаемыя части проекта противорѣчатъ первоначальному англійскому предложенію, нарушаютъ, верховныя права султана и обостряютъ провинціальныя и племенныя различія въ тотъ моментъ, когда конституція только-что провозгласила единство правъ и обязанностей всѣхъ оттоманскихъ подданныхъ.

На длинную рѣчь министра иностранныхъ дѣлъ отвѣчали не менѣе длинными рѣчами представители Италіи и Англіи въ слѣдующемъ (6-мъ) засѣданіи конференціи. Турецкіе уполномоченные, однако, остались при своемъ, и на вопросъ, какія же гарантіи съ своей стороны они могутъ предложить, взамѣнъ требуемыхъ Европой и отвергаемыхъ ими, отвѣтили: „исключительно моральныя гарантіи, конституцію, законы, время, которое укрѣпитъ новыя учрежденія и придастъ имъ значеніе на практикѣ: это единственныя серьезныя гарантіи и единственныя, которыя правительство можетъ дать“. Естественно, что въ 7-мъ засѣданіи представителямъ державъ оставалось только, послѣ новыхъ возраженій Савфета-паши итальянскому и англійскому представителю, констатировать полную невозможность продолжать пренія при такомъ рѣзкомъ разногласіи обѣихъ сторонъ. Турецкій министръ спокойно замѣтилъ при этомъ, въ видѣ заключительной морали, что основная причина всѣхъ затрудненій понятна: проектъ составили, не спросивъ предварительно Порту.

Непосредственные переговоры дипломатовъ съ Мидхадомъ-пашой и съ самимъ султаномъ не многимъ подвинули дѣло дальше. На второстепенныхъ пунктахъ великій визира готовъ былъ сдѣлать уступки, — частью, впрочемъ, чисто формальныя, — но относительно главныхъ спорныхъ вопросовъ остался при своемъ, ссылаясь на общественное мнѣніе всей Турціи. Такимъ образомъ, въ восьмомъ засѣданіи представители державъ выступили съ послѣднимъ предложеніемъ, смягченнымъ по формѣ и выкинувшимъ многія требованія по существу. Это предложеніе было вмѣстѣ съ тѣмъ и ультиматумомъ державъ. Во вступительныхъ словахъ, Солсбери напомнилъ турецкимъ министрамъ, что, отказываясь принять требованія державъ, гарантировавшихъ ея цѣлость Парижскимъ трактатомъ, Порта тѣмъ самымъ снимаетъ съ нихъ отвѣтственность за все могущее произойти вслѣдствіе ея отказа. Онъ кончилъ, какъ и другіе уполномоченные, угрозой покинуть, въ случаѣ отказа, Константинополь.

По интересующимъ насъ вопросамъ, минимальныя требованія Европы были слѣдующія (пункты, по которымъ сдѣланы уступки, отмѣчены курсивомъ). „Генералъ-губернаторы провинцій назначаются на первыя пять лѣтъ Портой съ согласія дергавъ. Провинціи дѣлятся на санджаки съ мутессарифами, назначенными Портой по предложенію вали на опредѣленный срокъ, и на кантоны (нахіи) отъ 5 до 10 тыс. жителей, съ кантональными властями, свободно избранными населеніемъ каждой общины и компетентными во всѣхъ вопросахъ, касающихся интересовъ кантона. Провинціальныя собранія выбираются на четыре года кантональными совѣтами, по указанной системѣ. Они устанавливаютъ бюджетъ провинціи и назначаютъ провинціальные административные совѣты, мнѣніе которыхъ вали обязаны спрашивать по всѣмъ вопросамъ, выходящимъ за предѣлы простого выполненія законовъ или правилъ; объ этихъ вопросахъ они могутъ сообщать Портѣ.

Во взиманіи налоговъ вводятся улучшенія: провинціальныя собранія и кантональные совѣты производятъ раскладку и сборъ налоговъ, — за исключеніемъ таможенъ, почтъ и телеграфовъ, налога на табакъ и спиртъ и акциза. Отдача на откупъ всецѣло уничтожается. Недоимки слагаются. Бюджетъ провинцій опредѣляется на 5 лѣтъ по средней сложности дохода. Частъ обращается на уплату государственнаго долга и на нужды центральнаго правительства; остатокъ — на нужды провинцій. Юстиція реорганизуется въ смыслѣ большей независимости магистратуры. Судьи гражданскихъ и уголовныхъ трибуналовъ назначаются вали, съ согласія административнаго совѣта; члены апелляціоннаго суда — Портой, по предложенію вали. Засѣданія публичны; судебное слѣдствіе обязательно. Духовнымъ властямъ принадлежитъ исключительная юрисдикція по спеціальнымъ дѣламъ различныхъ исповѣданій. Полная свобода вѣроисповѣданія. Содержаніе духовенства, духовныхъ учрежденій и школъ самими общинами. Гарантія противъ насильственнаго обращенія въ другую вѣру. Употребленіе мѣстнаго языка въ судѣ и администраціи наравнѣ съ турецкимъ. Безусловное запрещеніе употреблять иррегулярныя войска. Образованіе милиціи и жандармеріи изъ христіанъ и мусульманъ пропорціально населенію, съ субалтернъ-офицерами по назначенію генералъ-губернаторовъ. Запрещеніе колонизаціи черкесовъ. Общая амнистія для христіанъ, осужденныхъ по политическимъ дѣламъ. Улучшеніе участи рабочихъ и фермеровъ Босніи и Герцеговины. Облегченіе пріобрѣтенія государственныхъ имуществъ, также и возвращенія на родину эмигрантовъ. Введеніе всѣхъ этихъ мѣръ въ трехмѣсячный срокъ. Двѣ контрольныя коммиссіи будутъ назначены державами для наблюденія за исполненіемъ правилъ и для содѣйствія мѣстнымъ властямъ при принятіи мѣръ касательно безопасности и общественнаго порядка. Онѣ получатъ особыя инструкціи“.

Ультиматумъ державъ не произвелъ на турокъ ожидаемаго дѣйствія. Они стояли на томъ, что европейскимъ проектомъ нарушаются существующіе законы, создается почти независимая отъ султана провинція и этимъ сокращаются его верховныя права. Въ этомъ смыслѣ былъ представленъ докладъ спеціально созванному для этой цѣли „Великому собранію“, состоявшему изъ 237 членовъ — почти исключительно чиновниковъ, находившихся на турецкой службѣ. Были приглашены также и представители духовныхъ общинъ; но патріархи, греческій, армянскій и экзархъ болгарскій, не явились, подъ предлогомъ нездоровья. Присланные ими виваріи голосовали, вмѣстѣ со всѣмъ собраніемъ, за сопротивленіе. Въ пользу мира — раздался только одинъ голосъ — представителя протестантской общины^[10].

Въ девятомъ засѣданіи Савфетъ-паша сообщилъ объ этомъ голосованіи членамъ конференціи. По его словамъ, собраніе безусловно отвергло два пункта проекта: назначеніе губернаторовъ съ согласія державъ и международныя контрольныя коммиссіи. Справедливо ли было, — говорилъ онъ, — въ моментъ, когда разрушается стѣна вѣковыхъ предразсудковъ между Востокомъ и Западомъ, налагать на султана контроль въ самой жесткой формѣ, въ какой можетъ выразиться чужеземное вмѣшательство? Дать участіе иностраннымъ делегатамъ въ функціяхъ верховной власти — не значило ли это заподозрить императорское правительство въ глазахъ его подданныхъ и поставить Турцію въ положеніе, безпримѣрное въ свѣтѣ, худшее даже, чѣмъ положеніе ея собственныхъ вассаловъ»? Съ своей стороны Порта, предлагала устройство на годичный срокъ коммиссій въ родѣ тѣхъ, которыхъ требовала нота Андраши, отъ 30 дек. 1875 г., — свободно выбранныхъ населеніемъ, изъ мусульманъ и христіанъ поровну, для наблюденія за осуществленіемъ конституціонныхъ и провинціальныхъ реформъ, для обезпеченія населенію безопасности при посредствѣ жандармеріи, сформированной турецкимъ правительствомъ, и для помощи пострадавшимъ жителямъ. Бромѣ того, Савфетъ-паша констатировалъ, что въ смягченной редакціи европейскій проектъ согласенъ съ турецкимъ въ слѣдующихъ пунктахъ: 1) раздѣленіе вилайетовъ на санджаки; 2) выборъ вилайетскихъ собраній на четыре года; 3) установленіе бюджета вилайета этими собраніями; 4) независимость суда; 5) публичность засѣданій; 6) полная свобода вѣроисповѣданія; 7) исключительная юрисдикція духовныхъ властей въ дѣлахъ соотв. исповѣданій; 8) содержаніе духовенства и церковныхъ учрежденій, а также и учебныхъ, самими общинами; 9) гарантіи противъ насильственныхъ обращеній; 10) образованіе жандармеріи изъ мусульманъ и христіанъ (турки опускали здѣсь самое существенное выраженіе: «пропорціонально вѣроисповѣдному составу населенія») съ субалтернъ-офицерами, назначаемыми генералъ-губернаторомъ. Всѣ эти пункты, — по замѣчанію министра, — прямо вытекали изъ существующихъ уже турецкихъ законовъ и статей конституціи. Кромѣ нихъ, онъ перечислялъ другой рядъ пунктовъ европейскаго проекта, хотя не заключавшихся въ конституціи, но я не противорѣчившихъ ей, а потому имѣвшихъ всѣ шансы на принятіе оттоманскимъ правительствомъ: 1) подраздѣленіе вазъ на кантоны съ 5—10 тыс. жителей, съ выборными кантональными властями; 2) уничтоженіе отдачи податей на откупъ; 3) неупотребленіе иррегулярныхъ войскъ; 4) запрещеніе массовой колонизаціи черкесовъ въ Румеліи; 5) общая амнистія; 6) запрещеніе носить оружіе безъ разрѣшенія.

Генералъ Игнатьевъ замѣтилъ, что Порта допускаетъ, такимъ образомъ, лишь то, что согласно съ существующимъ уже законодательствомъ; что для этого результата не было нужды созывать конференціи; что перечисленные пункты, предлагаемые турецкими уполномоченными на дальнѣйшее обсужденіе державъ, суть не болѣе, какъ возстановленный контръ-проектъ, уже отвергнутый державами; что эти пункты, наконецъ, не содержатъ въ себѣ ни назначенія вали съ согласія державъ, ни территоріальнаго дѣленія провинцій (т.-е. два болгарскихъ вилайета, проектированныхъ державами), ни назначенія мутессарифовъ на опредѣленный срокъ, ни милиціи, ни судебной организаціи, ни опредѣленія компетенціи кантональныхъ властей и провинціальныхъ собраній, ни употребленія мѣстнаго языка, — словомъ, ни одного изъ пунктовъ, составляющихъ главную сущность европейскаго проекта, не говоря уже о международныхъ контрольныхъ коммиссіяхъ.

Маркизъ Солсбери констатировалъ, что задачей конференціи было не только удостовѣриться въ благихъ намѣреніяхъ Турціи, — за выполненіемъ которыхъ Европа будетъ слѣдить, конечно, съ полной симпатіей, — но получить гарантіи противъ дурного управленія въ возставшихъ провинціяхъ. Такъ какъ Турція отказываетъ въ такихъ гарантіяхъ, то миссія конференціи кончена. Савфетъ-паша продолжалъ удивляться, что Европа приписываетъ такъ много важности двумъ пунктамъ, рѣшительно отвергаемымъ Портой, но получилъ отвѣтъ,,что если они неважны, то тѣмъ непонятнѣе упорство Порты въ ея отказѣ. Засѣданіе 8 (20) января 1877 года было послѣднимъ. Положеніе возставшихъ провинцій не удалось улучшить дипломатическимъ путемъ; теперь ихъ участь должна была рѣшиться войной.

III.

Результаты войны оказались очень различны для различныхъ частей возставшаго болгарскаго населенія. Санъ-Стефанскій договоръ осуществилъ на короткое время мечту патріотовъ, создавъ «цѣлокупную» Болгарію, со включеніемъ всей Македоніи^[11]. Но «цѣлокупная» Болгарія считалась тогда опаснымъ орудіемъ въ рукахъ русской политики, и берлинскій конгрессъ раздробилъ ее на три части: вассальное княжество, автономную провинцію и провинцію на общемъ положеніи турецкихъ областей, съ одной только надеждой на будущія реформы. Основные принципы устройства вассальнаго княжества, въ какое превращался Дунайскій вилайетъ, были установлены самимъ трактатомъ: дальнѣйшее развитіе этихъ принциповъ предоставлялось свободно избранному учредительному собранію. Устройство автономной провинціи, Восточной Румеліи, должна была выработать въ трехмѣсячный еровъ европейская коммиссія, принявъ за основаніе «различные законы вилайетовъ и предложенія, сдѣланныя въ восьмомъ засѣданіи константинопольской конференціи (т.-е. ея минимумъ требованій)». Наконецъ, относительно Македоніи, наравнѣ съ другими уцѣлѣвшими въ Европѣ турецкими владѣніями, статья XXIII Берлинскаго трактата постановляла слѣдующее: «Въ другихъ частяхъ европейской Турціи, для которыхъ настоящій трактатъ не предусматриваетъ особаго устройства, будутъ введены уставы аналогичные (органическому уставу Брита 1868 г.), съ приспособленіями къ мѣстнымъ потребностямъ. Высокая Порта поручитъ спеціальнымъ коммиссіямъ, въ составѣ которыхъ туземный элементъ получитъ широкое участіе, выработку деталей этихъ уставовъ въ каждой провинціи отдѣльно. Результаты этихъ работъ, — организаціонные проекты, — будутъ предоставлены на разсмотрѣніе Высокой Порты, которая, раньше публикованія актовъ, имѣющихъ ввести ихъ въ дѣйствіе, приметъ во вниманіе отзывъ европейской коммиссіи, учрежденной для Восточной Румеліи».

Итакъ, участь европейскихъ провинцій, оставшихся въ рукахъ турокъ, зависѣла теперь, главнымъ образомъ, отъ доброй воли Порты и отчасти отъ мнѣнія восточно-румелійской коммиссіи. Первый факторъ намъ уже достаточно извѣстенъ; что же касается второго, тутъ прежде всего слѣдуетъ отмѣтить рѣзвую перемѣну взглядовъ великихъ державъ по отношенію къ болгарскому вопросу^[12]. Наблюдая на мѣстѣ, въ самой странѣ, настроеніе народа и, въ особенности, его руководителей, иностранцы должны были скоро замѣтить, что наиболѣе вліятельные болгары не менѣе ихъ самихъ боятся русской оккупаціи. Слѣдя за газетной болгарской полемикой въ эпоху, предшествовавшую войнѣ, можно было бы, въ сущности, и ранѣе замѣтить, что русскаго вооруженнаго вмѣшательства желали и въ нему стремились, главнымъ образомъ, революціонеры и простой народъ; средній же, зажиточный классъ ожидалъ всего отъ постепенныхъ турецкихъ реформъ, боялся революціи, не довѣрялъ Россіи и наканунѣ войны старался предотвратить ее вѣрноподданническими адресами султану. Теперь, когда дѣло революціи и войны было сдѣлано, умѣренная партія выступила на первый планъ и принесла съ собой ревнивое недовѣріе къ непрошеннымъ для нея освободителямъ. Европейскіе дипломаты, и прежде всего англійскіе и австрійскіе, быстро догадались, что, съ такимъ настроеніемъ руководящихъ сферъ, Болгарія не только не послужитъ для Россіи, какъ они опасались раньше, дорогой къ Константинополю, но сыграетъ роль état-tampon. Для этой же цѣли выгоднѣе была сильная, а не слабая Болгарія. И вотъ, только-что раздробивъ Оанъ-Стефанскую Болгарію на части, они принимаются усиливать, по возможности, автономный элементъ въ отдѣленныхъ отъ вассальнаго княжества частяхъ.

Первый опытъ въ этомъ родѣ сдѣланъ былъ при обсужденіи устава Восточной Румеліи. На немъ мы и должны остановиться, такъ какъ онъ послужилъ однимъ изъ главныхъ источниковъ при составленіи проекта реформъ въ остальныхъ европейскихъ провинціяхъ Турціи, — въ томъ числѣ и въ Македоніи. Берлинскій трактатъ рекомендовалъ румелійской коммиссіи въ руководство два источника діаметрально противоположнаго характера: турецкій законъ о вилайетахъ и европейскій ультиматумъ константинопольской конференціи, — ультиматумъ, явившійся слѣдствіемъ какъ разъ недостаточности турецкаго закона. «Этотъ законъ извѣстенъ по своимъ тенденціямъ и осужденъ по своимъ результатамъ», — такъ характеризуетъ его тогдашній комментаторъ Берлинскаго трактата^[13]: — подъ маской self-govemment онъ скрываетъ централизацію, не церемонящуюся ни съ личностью, ни съ собственностью подданныхъ; подъ покровомъ либерализма въ немъ таится самый блестящій продуктъ реформаторскаго шарлатанства, которымъ Турція занималась черезчуръ долго, и которое Европа осудила черезчуръ поздно, — шарлатанства, которое жители имперіи не хотятъ больше терпѣть. Хитросплетенный механизмъ этого закона имѣлъ непосредственнымъ слѣдствіемъ — увеличеніе числа чиновниковъ, кормящихся на счетъ бюджета, отягощеніе плательщиковъ налоговъ, опустошеніе финансовыхъ кассъ и наводненіе страны арміей тирановъ. Созданіе смѣшанныхъ совѣтовъ всѣхъ родовъ и названій дало мусульманскому и чиновническому элементу перевѣсъ, т.-е. всемогущество, во многихъ областяхъ дѣятельности, куда раньше не проникало его вліяніе — повсюду, даже тамъ, гдѣ населеніе состояло почти исключительно изъ однихъ христіанъ. Избирательная система этого закона, одна и та-же отъ кантона до столицы вилайета, сдѣлала генералъ-губернатора единственнымъ избирателемъ въ провинціи, верховнымъ раздавателемъ судебныхъ приговоровъ; члены его «меджлиса», имъ выбранные, немедленно становятся его соучастниками въ произволѣ, его защитниками противъ несчастныхъ челобитчиковъ. Ни одинъ консульскій отчетъ не обходится безъ жалобъ на пагубное вліяніе этого закона на всѣ отрасли оттоманской администраціи; консулы и послы его клеймятъ, какъ законную санкцію произвола, какъ привилегію на безнаказанность, данную правительственными учрежденіями взяточникамъ".

Къ этой краснорѣчивой характеристикѣ намъ нечего прибавить. Естественно, что если румелійская коммиссія хотѣла усилить автономный элементъ провинцій, она должна была просто игнорировать «законъ о вилайетахъ» и постараться, исходя изъ требованій константинопольской конференціи, создать систему автономныхъ учрежденій, соотвѣтствующихъ указаніямъ европейской теоріи и практики.

До нѣкоторой степени эта цѣль была намѣчена уже самимъ Берлинскимъ трактатомъ. Бъ такой же постановкѣ, по необходимости, привело представителей европейскихъ державъ то положеніе дѣла, которое имъ пришлось констатировать во время своихъ засѣданій въ Филиппополѣ. Они должны были считаться здѣсь съ двумя противоположными мнѣніями, проводившимися далеко не съ одинаковой настойчивостью я поддерживавшимися далеко не одинаковой реальной силой. Съ одной стороны, турки представили въ коммиссію свой проектъ реформъ, подчинявшій всѣ отрасли управленія въ странѣ — центральнымъ турецкимъ властямъ, сохранявшій старую административную организацію, умалчивавшій о финансовомъ положеніи провинціи и не дававшій представительнымъ учрежденіямъ никакихъ гарантій дѣйствительности ихъ контроля надъ чиновничествомъ^[14]. Румелійская коммиссія просто оставила этотъ проектъ въ сторонѣ, и въ дальнѣйшей работѣ ея членовъ оттоманскіе представители относились довольно пассивно. Совершенно иначе пришлось отнестись къ точкѣ зрѣнія, принятой русскими представителями въ вопросѣ о румелійской автономіи.

Непосредственнаго участія въ выработкѣ проектовъ «органическаго устава» русскіе представители почти не принимали; но въ своихъ критическихъ замѣчаніяхъ на проекты своихъ европейскихъ коллегъ они развили цѣлую систему, сущность которой сводилась въ передачѣ верховныхъ правъ султана — христіанскому губернатору Румеліи, въ полной изоляціи провинціи отъ остальной имперіи и въ самому широкому развитію не только контроля, но также и иниціативы — выборныхъ учрежденій. Такъ, русскіе представители настаивали въ засѣданіяхъ коммиссіи на томъ, чтобы начальники главныхъ отраслей управленія не назначались султаномъ, а выбирались провинціальнымъ собраніемъ; чтобы губернаторъ имѣлъ право самъ санкціонировать законы мѣстнаго характера; чтобы румелійская милиція служила исключительно для цѣлей провинціи, и чтобы въ то же время ея служба считалась наравнѣ со службой въ оттоманскихъ войскахъ, замѣняя всецѣло послѣднюю для румелійскихъ уроженцевъ. Они требовали далѣе, чтобы въ составѣ провинціальнаго собранія не было членовъ по назначенію губернатора; чтобы султанъ не имѣлъ права распускать собранія по собственной иниціативѣ; чтобы низшія единицы административной системы сохранили свое выборное управленіе и сами выбирали бы представителей власти; чтобы во всѣхъ выборныхъ собраніяхъ большинство членовъ соотвѣтствовало большинству (болгарскому) населенія; чтобы не принималось искусственныхъ мѣръ для усиленія представительства меньшинства; наконецъ, чтобы оффиціальнымъ языкомъ былъ не турецкій, а языкъ большинства населенія, т.-е. болгарскій^[15].

Всѣ эти требованія, зачастую выходившія за предѣлы простой «административной автономіи», дарованной Румеліи Берлинскимъ трактатомъ, — были еще очень скромны сравнительно съ тѣмъ безусловнымъ отрицаніемъ, съ какимъ относились къ этому трактату въ нашей оккупаціонной арміи и, въ еще большей степени, сама болгарская народная масса. Первая не успокоилась еще отъ негодованія, охватившаго ее, когда европейская дипломатія разрушила блестящіе результаты войны; вторая — приходила въ паническій ужасъ при одной мысли о томъ, что, благодаря Берлинскому договору, вернутся въ провинцію турки и на свободѣ примутся мстить безоружнымъ рабамъ. То и другое настроеніе взаимно поддерживало другъ друга: вожди русскихъ войскъ, кн. Дондуковъ-Корсаковъ и ген. Столыпинъ, открыто говорили о предстоящемъ соединеніи южной Болгаріи съ сѣверной; русскіе офицеры поспѣшно раздавали населенію «кринки» только-что замѣненныя въ русской арміи «берданкой», и обучали военнымъ пріемамъ «гимнастическія общества», повсемѣстно организованныя въ странѣ. Оффиціозный русскій органъ «Марица», открыто печаталъ самыя рѣзкія нападки на Берлинскій трактатъ. Въ результатѣ всего, финансовые чиновники европейской коммиссіи, обязанные по трактату принять въ свои руки финансовое управленіе областью, въ теченіе полугода не могли получить отъ дѣйствовавшаго управленія ни документовъ, ни денегъ; всѣ попытки ихъ вступить въ завѣдываніе провинціальными кассами разбились объ открытое сопротивленіе простого народа. При такомъ настроеніи массы, членамъ коммиссіи ничего не оставалось, какъ опереться на зажиточный классъ, — объ отношеніи котораго къ Россіи мы уже говорили, — и, гарантировавъ ему видное положеніе въ обсуждавшейся системѣ учрежденій, воспользоваться его вліяніемъ, чтобы примирить простую массу съ Берлинскимъ трактатомъ и съ Европой. Отсюда — недовѣріе европейскихъ коммиссаровъ въ выборныхъ элементамъ проектированныхъ собраній и ихъ старанія усилить роль чиновничества въ административныхъ учрежденіяхъ и роль членовъ по назначенію — въ представительныхъ собраніяхъ^[16]. Политика эта увѣнчалась полнымъ успѣхомъ; но она требовала уступовъ. Хотя и не столь большія, какъ тѣ, которыхъ требовали русскіе делегаты, эти уступки въ пользу умѣренной болгарской партіи все-таки не умѣщались въ рамкахъ Берлинскаго трактата. Потребовалась цѣлая депутація отъ этой партіи къ европейскимъ дворамъ, чтобы отстоять ея основное требованіе, безъ исполненія котораго и она не рѣшалась поручиться за спокойствіе народа: недопущеніе турецкихъ войскъ въ пограничныя крѣпости. Настроеніе же самой массы отразилось, характернымъ образомъ, въ томъ, что формальной цѣлью этой депутаціи объявлено было соединеніе Румеліи съ княжествомъ.

Какъ увеличилась, подъ давленіемъ этихъ обстоятельствъ, готовность европейскихъ коммиссаровъ въ уступкамъ, мы увидимъ, сопоставивъ настроеніе одного и того же депутата, Ринга, представителя Франціи, въ началѣ и въ концѣ филиппопольскихъ засѣданій коммиссіи. Въ одномъ изъ ноябрьскихъ засѣданій (1878 г.) онъ заявилъ, что, по его мнѣніи:, коммиссары не только не имѣютъ права настаивать на привилегіяхъ, затребованныхъ отъ Порты въ началѣ засѣданій константинопольской конференціи, но даже не должны держаться смягченныхъ требованій, предъявленныхъ, въ видѣ ультиматума, на восьмомъ засѣданіи конференціи: ихъ задача — выработать нѣчто среднее между этимъ «résumé mitigé» европейскихъ требованій съ турецкимъ «закономъ о вилайетахъ». Когда обнаружилась невозможность вернуть Румелію на положеніе «обыкновеннаго вилайета», тотъ же делегатъ, въ мартовскомъ засѣданіи (1879 г.), говорилъ (по поводу русскаго требованія — объ утвержденіи епископовъ генералъ-губернаторомъ, вмѣсто султана): «не слѣдуетъ дѣлать невыносимымъ положеніе болгаръ и заставлять ихъ искать выхода въ революціи; не слѣдуетъ усиливать тенденціи въ соединенію Восточной Румеліи съ княжествомъ Болгаріей; поэтому, въ данномъ случаѣ коммиссія должна удовлетворять законному и основательному желанію страны».

Эти слова какъ нельзя лучше характеризуютъ то настроеніе коммиссіи, съ которымъ она выработывала органическій уставъ Восточной Румеліи. Необходимость предотвратить возвращеніе турецкаго произвола, съ одной стороны; страхъ Россіи и революціи — съ другой; желаніе создать систему либеральныхъ учрежденій и вмѣстѣ съ тѣмъ недовѣріе въ демократическимъ элементамъ страны; сознательно поставленная цѣль — дать перевѣсъ въ будущемъ управленіи зажиточному классу и въ немъ искать опоры противъ русскаго вліянія, — таковы были мотивы, диктовавшіе румелійской коммиссіи ея рѣшенія.

Для насъ эти рѣшенія, какъ сказано выше, имѣютъ важное значеніе, такъ какъ выработанный коммиссіей румелійскій уставъ положенъ былъ въ основаніе закона, выработаннаго Портой для остальныхъ провинцій европейской Турціи, во исполненіе XXIII статьи Берлинскаго трактата^[17]. Уже въ первыхъ засѣданіяхъ румелійской коммиссіи русскій делегатъ напомнилъ Портѣ о необходимости исполнить эту статью, а его европейскіе коллеги дали понять Портѣ, что коммиссія не можетъ считать своей задачи исчерпанной, пока не будетъ представленъ на ея разсмотрѣніе проектъ административной автономіи для европейскихъ провинцій Турціи^[18]. Повидимому, эти напоминанія произвели впечатлѣніе на оттоманское правительство; по крайней мѣрѣ тотчасъ послѣ того (въ декабрѣ 1878) Порта созвала одну изъ областныхъ коммиссій, именно въ Салоникахъ, и представила на ея разсмотрѣніе приготовленный ею проектъ новаго закона о вилайетахъ европейской Турціи. Эта мѣра, однако, уже была нарушеніемъ порядка, опредѣленнаго XXIII статьей Берлинскаго договора. По этой статьѣ — составить проектъ закона должны были сами областныя коммиссіи. Другимъ нарушеніемъ былъ составъ коммиссіи. По той же статьѣ, «широкое участіе» должно было быть дано въ коммиссіи «туземному элементу» (см. выше). Между тѣмъ, какъ видно изъ жалобы населенія Велесской казы, «по приказанію вали, эта коммиссія была составлена исключительно изъ чиновниковъ-грековъ и евреевъ, безъ всякаго вниманія къ нравамъ и интересамъ болгарскаго населенія, составляющаго большинство въ вилайетѣ»^[19]. Протоколы же салоникской коммисіи показываютъ, что и греки съ евреями, — т.-е. представители огромнаго большинства населенія самою юрода Салоникъ, — совершенно стушевывались въ засѣданіяхъ передъ чиновничьимъ турецкимъ элементомъ. Греческій митрополитъ, послѣ неудачной попытки доставить греческому языку равныя права съ турецкимъ въ реформируемыхъ учрежденіяхъ, пересталъ бывать въ засѣданіяхъ, подъ предлогомъ нездоровья. Немногія сколько-нибудь серьезныя замѣчанія коммиссіи на правительственный проектъ всѣ сводятся къ ревнивой охранѣ мѣстнымъ чиновничествомъ своей — очень скромной, впрочемъ, — доли самостоятельности передъ константинопольскими властями. Въ первыхъ шести засѣданіяхъ, салоникская коммиссія разсмотрѣла часть проекта, составленную по только-что изготовленнымъ тогда проектамъ румелійской коммиссіи (статьи 1—116). Можетъ быть, только эта часть и была тогда прислана въ Салоники; какъ бы то ни было, послѣ того коммиссія не собиралась цѣлый годъ, до декабря 1879 года. Затѣмъ онъ вдругъ пробуждается, собирается еще четырнадцать разъ въ теченіе двухъ мѣсяцевъ (12-го декабря — 12-го февраля), доканчиваетъ обсужденіе остальныхъ статей (117—449) и еще разъ пересматриваетъ весь законопроектъ. Очевидно, Портѣ опять понадобилось спѣшить съ окончаніемъ новаго закона^[20].

Къ сожалѣнію, мы не имѣемъ протоколовъ другихъ мѣстныхъ коммиссій, собранныхъ въ центральныхъ городахъ остальныхъ европейскихъ вилайетовъ: Адріанопольскаго, Битольскаго, Боссовскаго и Янинскаго. Имѣются только своды сдѣланныхъ ими на проектъ замѣчаній. За исключеніемъ адріанопольской коммиссіи, самой серьезной изъ всѣхъ, замѣчанія эти совершенно ничтожны, а иногда прямо враждебны реформамъ. Tatfb, битольская коммиссія находила, что полиція не нуждается въ спеціальномъ полномочіи отъ судебнаго вѣдомства, чтобы арестовать всякаго, кто ей покажется подозрительнымъ; коссовская требовала отмѣны постановленія, которымъ христіане допускались къ свидѣтельству на судѣ; большинство янинской высказалось противъ требованія, чтобы генералъ-губернаторъ понималъ языкъ области, которою управляетъ, и вообще противъ употребленія туземныхъ языковъ въ прошеніяхъ и судебныхъ документахъ. Въ разрѣзъ съ стремленіемъ реформаторовъ ограничить или даже уничтожить натуральную дорожную повинность, двѣ коммиссіи высказались за то, чтобы не засчитывать въ исполненіе повинности времени, проведеннаго въ дорогѣ или, вообще, потеряннаго. Двѣ коммиссіи находили невозможнымъ оставлять постоянныхъ делегатовъ народнаго представительства безъ жалованья, и, чтобы дать имъ жалованье, предлагали слить постоянный комитетъ провинціальнаго собранія съ административнымъ совѣтомъ при губернаторѣ^[21]. Словомъ, чиновническій составъ мѣстныхъ коммиссій былъ бы совершенно несомнѣненъ по характеру ихъ рѣшеній, если бы мы даже не знали этого прямо относительно самыхъ дѣльныхъ изъ нихъ, салоникской и даже адріанопольской. Изъ жалобы грековъ изъ Родоста мы узнаемъ, что и послѣдняя была составлена не изъ выборныхъ отъ населенія, а изъ назначенныхъ губернаторомъ членовъ. Изъ двадцати членовъ ея большинство были чиновники; интересы мѣстнаго населенія представлялись только однимъ членомъ отъ каждаго санджака, вѣроятно болгариномъ, такъ какъ греки жаловались, что интересы ихъ націи, «наиболѣе многочисленной», вовсе не были приняты во вниманіе^[22]. Можетъ быть, присутствіемъ болгарскаго элемента, особенно заинтересованнаго реформами, объясняется и особенная серьезность возраженій, представленныхъ на проектъ адріанопольской коммиссіей и во многихъ случаяхъ принятыхъ во вниманіе европейскими делегатами.

IV.

Въ апрѣлѣ 1880 г., Порта увѣдомила европейскія правительства, что «всѣ формальности, предписываемыя XXIII-ей статьей Берлинскаго трактата, выполнены, и не остается ничего болѣе, какъ ввести въ дѣйствіе новыя правила, выслушавъ предварительно отзывъ о нихъ (après avoir pris préalablement l’avis) румелійской коммиссіи». Въ теченіе мая, члены коммиссіи, отчасти вновь назначенные^[23], собрались въ Константинополѣ. Задача ихъ была теперь нѣсколько иная, чѣмъ прежде. «Въ Восточной Румеліи», — замѣчалъ по этому поводу Дрюммондъ-Вольфъ, — «коммиссія была облечена верховными правами. При разработкѣ органическаго статута на основаніи XXIII-ей статьи — она имѣетъ только совѣщательный голосъ. Но коммиссары имѣли основаніе думать, что, по свойственной туркамъ лѣности, или по другимъ причинамъ, турецкое правительство приметъ румелійскій уставъ за руководство, или своего рода „text-book“ для другихъ реформъ… Можетъ быть, окажется, что при переработкѣ устава для другихъ провинцій были вставлены или измѣнены нѣкоторыя выраженія, уменьшающія цѣнность устава для населенія. Противъ этого коммиссія должна быть на-сторожѣ. Уровень реформъ долженъ быть скорѣе поднятъ, чѣмъ пониженъ»^[24].

Собравшіеся въ Константинополѣ представителя державъ начали съ того, что констатировали нарушеніе Портой порядка выработки реформъ, установленнаго ХХІІІ-ей статьей. Далѣе, уже при первомъ знакомствѣ съ проектомъ реформъ, выработаннымъ Портой безъ содѣйствія даже мѣстныхъ коммиссій, — они должны были констатировать основательность только-что цитированныхъ опасеній Дрюммонда-Вольфа. «Общее мнѣніе делегатовъ», — писалъ лордъ Фицморисъ своему правительству, — «неблагопріятно для проекта». Делегаты полагаютъ, что критскій уставъ не былъ достаточно принятъ во вниманіе; что отдѣлы о бюджетѣ и финансахъ не только черезчуръ общи, но даже въ основныхъ своихъ чертахъ совершенно недостаточны; что составъ собранія и областныхъ совѣтовъ долженъ быть тщательно пересмотрѣнъ, чтобы не дать членамъ по назначенію обезсилить выборный элементъ; что то-же замѣчаніе можетъ быть сдѣлано и по поводу системы выборовъ, представляющей слишкомъ ничтожный шагъ впередъ сравнительно съ существующей системой; что, съ одной стороны, въ проектѣ есть цѣлыя главы, которыя всего лучше было бы выбросить, а, съ другой, совершенно упущены изъ виду предметы первостепенной важности, напр. организація судовъ, жандармеріи, тюремъ; и помимо всего прочаго, въ массѣ случаевъ, привилегіи, формально уступленныя, фактически ограничены необходимостью разрѣшенія или одобренія центральныхъ константинопольскихъ властей"^[25].

Есть обвиненія въ этомъ приговорѣ, которыя, какъ мы знаемъ, имѣютъ силу и противъ самого румелійскаго устава; въ большинствѣ же случаевъ, критика делегатовъ обращается противъ урѣзокъ, сдѣланныхъ турками въ новомъ проектѣ, сравнительно съ румелійскимъ. Оптимистическіе же разсчеты Вольфа на «традиціонную лѣность» турокъ, очевидно, не оправдались. Новымъ делегатамъ пришлось энергически «поднимать уровень» реформы не надъ высотой, а лишь, по возможности, на высоту румелійскаго устава. Въ шестнадцати засѣданіяхъ (іюнь-августъ 1880 года) они пересмотрѣли статью за статьей турецкій проектъ и ввели въ него массу существенныхъ измѣненій. Мы разсмотримъ эти измѣненія, слѣдуя порядку главъ выработаннаго коммиссарами «Новаго закона о европейскихъ вилайетахъ Турціи»^[26].

Первая глава румелійскаго органическаго устава не могла быть вовсе заимствована для новаго устройства европейскихъ вилайетовъ, такъ какъ она содержала въ себѣ государственное право автономной провинціи, выведенное изъ постановленій Берлинскаго трактата. Такимъ образомъ, первой главой новаго засова о вилайетахъ сдѣлалась вторая глава румелійскаго устава, трактовавшая объ «общихъ правахъ жителей» (въ турецкомъ проектѣ стояло: «гражданъ»). Турція издавна была щедра на провозглашеніе общихъ принциповъ. Конституція 1876 года, не отмѣненная формально, была еще у всѣхъ свѣжа въ памяти въ 1880 году^[27]. Румелійскій уставъ, въ разсматриваемой главѣ, составляетъ ея дальнѣйшее развитіе, а законъ о европейскихъ ваіайетахъ развиваетъ и дополняетъ, въ свою очередь, постановленія румелійскаго устава. Подобно предъидущимъ актамъ, этотъ законъ признаетъ за жителями равенство передъ закономъ «безъ различія народности и религіи», свободное отправленіе культа, свободу печати и преподаванія, право единоличныхъ и коллективныхъ петицій, свободу передвиженія, неприкосновенность личной свободы и жилища, неприкосновенность имущества. Въ отличіе отъ прежнихъ актовъ онъ детально разработываетъ постановленія о гарантіяхъ личной свободы въ случаѣ предварительнаго ареста (§§ 5—11). Затѣмъ, онъ вводитъ въ текстъ нѣсколько важныхъ постановленій румелійскаго устава и константинопольской конференціи, опущенныхъ въ турецкомъ законопроектѣ: о доступности общественныхъ должностей для всѣхъ, обладающихъ надлежащими знаніями и способностями, и о назначеніи мутессарифовъ и каймакамовъ изъ послѣдователей той религіи, въ которой принадлежитъ большинство населенія даннаго округа (§ 21); о неупотребленіи иррегулярныхъ войскъ и превращеніи колонизаціи черкесовъ (§§ 25, 26). Сюда же относится параграфъ (22-й) о языкахъ, дебатировавшійся румелійской коммиссіей въ цѣлыхъ четырехъ засѣданіяхъ^[28]. Здѣсь въ этомъ вопросѣ сдѣланы значительныя уступки: оставивъ турецкій языкъ оффиціальнымъ въ европейскихъ вилайетахъ, коммиссія допустила употребленіе мѣстныхъ языковъ лишь въ обращеніяхъ жителей въ властямъ и въ судахъ, но отнюдь не въ сношеніяхъ мѣстныхъ властей между собою, какъ была принято за правило для Восточной Румеліи (§ 22 обоихъ уставовъ).

Глава вторая «о генералъ-губернаторахъ (вали)», составленная по румелійскому уставу съ нѣкоторыми прибавками изъ стараго закона о вилайетахъ, подверглась очень незначительнымъ измѣненіямъ со стороны делегатовъ. Самыми важными были опредѣленія, что «если вали — мусульманинъ, то его мустехаръ (помощникъ) будетъ не-мусульманинъ, и vice versa», и что, въ случаѣ отсутствія вали, его мѣсто обязательно занимаетъ этотъ помощникъ (послѣднее — согласно предложенію адріанопольской коммиссіи). Съ помощью нѣсколькихъ редакціонныхъ поправокъ, право составлять «ordre du jour» провинціальнаго собранія и объявлять его исчерпаннымъ отнято было у вали и передано самому собранію. Наконецъ, соотвѣтственно старой тенденціи константинопольской и румелійской коммиссій, — подчеркнута была власть вали надъ всѣми чиновниками его вилайета (т.-е. не исключая назначенныхъ Портою высшихъ чиновниковъ). Конечно, это была плохая замѣна права, предоставленнаго румелійскому губернатору рекомендовать своихъ кандидатовъ на высшіе посты. Ту же тенденцію — усилить независимость вали отъ Порты, преслѣдовало принятое коммиссарами предложеніе салоникской коммиссіи, по которому вали получалъ право самолично утверждать уставы анонимныхъ обществъ. Главное изъ условій губернаторской самостоятельности — пятилѣтній срокъ его власти — было принято уже въ проектѣ самой Порты, соотвѣтственно румелійскому и критскому статутамъ.

Третья глава («о центральной администраціи вилайетовъ») состоитъ изъ перечисленія начальниковъ главныхъ частей вилайетскаго управленія, съ подробнымъ указаніемъ компетенціи каждаго^[29]. Въ самомъ началѣ этой главы находимъ въ законопроектѣ важное измѣненіе (сравнительно съ румелійскимъ уставомъ), на которомъ необходимо остановиться подробнѣе. По старому закону о вилайетахъ (1867 г.), при вали состоялъ «административный совѣтъ», въ составъ котораго входили начальники главныхъ частей управленія (4) и четверо выборныхъ членовъ — по два отъ мусульманскаго и не-мусульманскаго населенія. Румелійская коммиссія проектировала, помимо «частнаго совѣта» при губернаторѣ изъ его высшихъ чиновниковъ, еще другой; «постоянный комитетъ» — изъ депутатовъ, выбранныхъ народнымъ собраніемъ, чтобы контролировать дѣйствія губернатора въ промежутки между сессіями и даже издавать вмѣстѣ съ нимъ распоряженія, имѣющія до ближайшей сессіи силу закона. Англійскій уполномоченный въ данномъ случаѣ дѣйствовалъ за-одно съ русскими; но, конечно, у каждой стороны были свои цѣли. Русскіе представители разсчитывали усилить значеніе народнаго представительства, создавъ для него постоянный органъ; Дрюммондъ-Вольфъ хотѣлъ обезпечить при посредствѣ этого органа; перевѣсъ умѣренной партіи надъ демократическими элементами собранія. При обсужденіи проекта рѣзво высказался противъ устройства «постояннаго комитета» австрійскій уполномоченный Каллай: онъ находилъ, что проектируемое учрежденіе, съ своимъ правомъ законодательствовать въ промежуткѣ между сессіями, можетъ уничтожить значеніе народнаго собранія; съ другой стороны, въ случаѣ своей слабости, оно послужитъ ширмами для губернатора и сниметъ съ него личную отвѣтственность за его дѣйствія, которая формально продолжала бы лежать на немъ при существованіи стараго «административнаго совѣта» изъ чиновниковъ.

Впослѣдствіи, практика «постояннаго комитета» въ Восточной Румеліи показала, что во всѣхъ этихъ соображеніяхъ и мотивахъ была долл правды, но только всѣ силы, которыхъ опасались одни и на которыя надѣялись другіе, тянули въ одну сторону и привели къ одному, весьма крупному результату. «Постоянный комитетъ», дѣйствительно, обратился въ своего рода «comité du salut public», — во что никакъ не хотѣлъ повѣрить Каллай, и чего такъ желали лучше знавшіе дѣло русскіе делегаты и такъ опасались турецкіе. Не только «директорй», но и самъ губернаторъ совершенно стушевались передъ постояннымъ комитетомъ въ началѣ его дѣятельности, и, увѣренный въ своемъ всемогуществѣ, «постоянный комитетъ» охотно служилъ ширмами для губернатора, когда это было нужно для его цѣли, — т.-е. чтобы снять съ губернатора отвѣтственность, — только не передъ народнымъ собраніемъ, а — передъ сюзереномъ.

Конечно, такой результатъ не могъ быть совершенно неожиданъ для европейскихъ уполномоченныхъ. Не закрывая глаза на будущее значеніе создаваемаго ими органа, хотя и не сознавая вполнѣ, какое вліяніе онъ получитъ въ дѣйствительности, они хлопотали главнымъ образомъ о томъ, чтобы это вліяніе попало" въ благонадежныя руки. Но тутъ и расходились рѣшительно" взгляды русскихъ и европейскихъ делегатовъ. Русскіе настаивали на томъ, чтобы составъ комитета отражалъ на себѣ реальное большинство страны, т.-е. чтобы онъ былъ болгарскимъ и демократическимъ. Европейскіе — стояли за то, чтобъ обезпечить, равновѣсіе между болгарскимъ большинствомъ и греко-турецкимъ меньшинствомъ, между демократическими и умѣренными элементами. Этотъ вопросъ о составѣ постояннаго комитета оставался открытымъ въ теченіе всего времени засѣданій румелійской коммиссіи, и только въ концѣ былъ рѣшенъ путемъ цѣлаго ряда компромиссовъ^[30]. Жизнь, въ концѣ концовъ, взяла свое и опрокинула искусственное равновѣсіе народностей, съ такимъ трудомъ установленное въ параграфахъ устава. Ни одинъ сторонникъ меньшинства не попалъ въ составъ постояннаго комитета, несмотря на всѣ принятыя предосторожности, и сплошной болгарскій составъ комитета дѣйствовалъ дружно, безъ всякихъ разногласій между консервативными и демократическими элементами. Для будущаго страны это былъ огромный успѣхъ, но европейская коммиссія не могла не смотрѣть на него иначе, какъ на полную неудачу своихъ предначертаній. Турецкое и греческое меньшинство, несмотря, на искусственную поддержку европейской коммисеіи, оказалось совершенно безсильнымъ передъ этимъ компактнымъ большинствомъ, и со свойственной болгарамъ безцеремонностью постоянный комитетъ не замедлилъ показать свою силу всевозможнымъ инородцамъ и иностранцамъ — и прежде всего финансовому директору Шмидту, на котораго члены комитета какъ бы перенесли всю ненависть, унаслѣдованную отъ эпохи народнаго протеста противъ европейскихъ исполнителей Берлинскаго трактата. Естественно, что европейскимъ делегатамъ трудно было оцѣнить принципіальную сторону упорной, часто мелочной борьбы за упроченіе дорого доставшейся независимости, — борьбы, которую, въ сущности, велъ постоянный комитетъ. Съѣхавшись опять въ Константинополѣ, эти делегаты были озабочены тѣмъ, чтобы не повторить своей ошибки. Турки механически переписали въ свой законопроектъ постановленія румелійскаго устава и о «частномъ», и о «постоянномъ» комитетѣ, но Европа на этотъ разъ запротестовала и рѣшила слить оба комитета въ одинъ. Лордъ Фицморисъ представилъ своимъ коллегамъ любопытную критику «постояннаго комитета» съ точки зрѣнія — если не знатока мѣстныхъ условій, — зато опытнаго конституціоналиста. "Идея, руководившая образованіемъ постояннаго комитета ", — говорилъ онъ, — « не свидѣтельствуетъ о довѣріи къ народу. Если бы существовало такое довѣріе, то легко было бы устроить непосредственную связь между провинціальнымъ представительствомъ и властью, какъ это и водится во всѣхъ странахъ, обладающихъ правильнымъ конституціоннымъ строемъ. Въ подобныхъ странахъ министры, даже если они не состоятъ членами палаты, всегда отъ нея зависятъ косвенно. Въ Восточной же Румеліи хотѣли, напротивъ, совершенно отдѣлить собраніе отъ административнаго управленія, чтобы ввѣрить послѣднее, хотя бы на первое время, иностранцамъ… Съ этой цѣлью заимствовали изъ американской конституціи — или изъ французскаго закона о генеральныхъ совѣтахъ — идею постояннаго комитета. Результатъ получился такой, какой можно было предвидѣть. Собраніе не имѣло права низлагать директоровъ, которые ему не нравились, законными способами, принятыми въ парламентарныхъ странахъ. Но оно имѣло почти безусловную власть надъ бюджетомъ и, при посредствѣ своего постояннаго комитета, присвоило себѣ опасный и стѣснительный контроль надъ всей администраціей. Директоры оказались, такимъ образомъ, лицомъ въ лицу съ замаскированной и придирчивой властью, опиравшейся на общественное мнѣніе. Въ результатѣ, страна прошла черезъ всѣ бѣдствія, неизбѣжно вытекающія изъ системы двоевластія: постоянныя ссоры и столкновенія въ администрація, подозрительность и недовѣрчивость со стороны общественнаго мнѣнія. Надо, слѣдовательно, постараться избѣжать тѣхъ же опасностей въ другихъ европейскихъ провинціяхъ Турціи. А для этого не слѣдуетъ только отступать передъ естественными послѣдствіями устройства выборной палаты. Я предлагаю уничтожить постоянный комитетъ и вмѣсто него дать палатѣ право назначать въ административный совѣтъ столько же членовъ, сколько тамъ будетъ засѣдать по праву директоровъ… Такимъ образомъ, между собраніемъ и исполнительной властью будетъ установлена связь, соотвѣтствующая потребностямъ провинцій я духу современныхъ свободныхъ учрежденій»^[31].

Надо признаться, что своей конституціонной цѣли лордъ Фицморисъ достигалъ не совсѣмъ конституціонными средствами. Административный совѣтъ вовсе не превращался въ отвѣтственное министерство однимъ только тѣмъ фактомъ, что число правительственныхъ чиновниковъ въ немъ уравнивалось съ числомъ народныхъ депутатовъ. Этимъ только возстановлялся порядокъ стараго закона о вилайетахъ: правда, вмѣсто четырехъ выборныхъ членовъ, соотвѣтственно четыремъ старымъ чиновникамъ совѣта, ихъ было теперь восемь, соотвѣтственно увеличившемуся персоналу директоровъ. Надо прибавить, что при окончательной формулировкѣ рѣшено было ввести въ административный совѣтъ, кромѣ выборнаго и чиновничьяго элемента, еще и третій элементъ — членовъ по праву — въ лицѣ предсѣдателей религіозныхъ общинъ. Въ этомъ видѣ новое учрежденіе получало уже совсѣмъ восточный характеръ.

Конечно, расширенный такимъ образомъ административный совѣтъ получатъ и новыя права, и новую отвѣтственность, какихъ не имѣлъ и не несъ «частный» совѣтъ румелійскаго устава. Относящійся сюда параграфъ (50-й) былъ вставленъ въ законопроектъ изъ критскаго административнаго регламента (§§ 13 и 14). Вали обязанъ былъ по поводу всякой мѣры, не чисто исполнительнаго характера, спрашивать мнѣнія совѣта; послѣдній имѣлъ право обсуждать всѣ мѣры, «которыя будутъ имѣть постоянный или длящійся характеръ»; наконецъ, онъ могъ дѣлать измѣненія въ предложеніяхъ вали, и принятыя такимъ образомъ мѣры или могли немедленно, безъ дальнѣйшихъ санкцій, быть приводимы въ исполненіе, или же входили въ силу послѣ трехмѣсячнаго молчанія Порты. Но вали могъ и отвергать поправки или мѣры, предложенныя совѣтомъ, — только въ этомъ случаѣ онъ долженъ былъ проводить свои собственныя рѣшенія не иначе, какъ въ формѣ императорскаго ираде. Наконецъ, въ случаяхъ настоятельной нужды, онъ сохранялъ право дѣйствовать самолично, лишь подъ условіемъ послѣдующей ратификаціи своихъ дѣйствій посредствомъ ираде. Нечего и говорить, что всѣ эти лазейки дѣлали сопротивленіе административнаго совѣта въ сколько-нибудь важныхъ случаяхъ совершенно безсильнымъ и безполезнымъ. Въ этомъ вопросѣ, слѣдовательно, какъ и въ вопросѣ о назначеніи высшихъ чиновниковъ, безъ участія вали, новый законъ о вилайетахъ былъ значительнымъ шагомъ назадъ сравнительно съ румелійскимъ уставомъ. «Уровень» былъ сильно «пониженъ». Не останавливаясь на опредѣленіи компетенціи высшихъ чиновниковъ, скопированномъ съ румелійскаго устава, съ нѣкоторыми дополненіями изъ старыхъ турецкихъ законовъ, и оставленномъ почти безъ всякихъ измѣненій европейскими делегатами, переходимъ прямо къ главѣ IV-й — «о генеральныхъ совѣтахъ вилайета». Эта глава значительно переработана коммиссіей, большею частью въ смыслѣ расширенія провинціальныхъ правъ (сравнительно съ турецкимъ законопроектомъ), но въ нѣкоторыхъ вопросахъ и въ обратномъ смыслѣ (сравнительно съ румелійскимъ уставомъ).

Составъ «областного собранія» румелійскаго устава явился результатомъ очень упорной борьбы въ средѣ членовъ румелійской коммиссіи. Въ томъ видѣ, въ какомъ эта часть устава вышла изъ-подъ пера Дрюммонда-Вольфа, собраніе должно было заключать въ себѣ: 1) 36 членовъ выборныхъ, 2) половину, т.-е. 18 членовъ по назначенію, и 3) 10 членовъ по праву (въ томъ числѣ 7 представителей религіозныхъ общинъ, два предсѣдателя верховныхъ судовъ и контролеръ финансовъ). Русскіе представители, Шепелевъ и Цертелевъ, рѣзво возстали противъ введенія второй категоріи членовъ, напоминая, что о членахъ по назначенію не было рѣчи не только на константинопольской конференціи, но даже и въ старыхъ турецкихъ законахъ; что при такомъ значительномъ меньшинствѣ никогда не можетъ составиться большинства трехъ-четвертей, требуемаго законопроектомъ для отдачи подъ судъ вали и для измѣненія общегосударственныхъ законовъ; что достаточно будетъ легкаго давленія на незначительное большинство, чтобы обезпечить администраціи безусловное вліяніе на представительство; что, наконецъ, лучше не давать никакого народнаго представительства, чѣмъ создавать мнимый контроль, на дѣлѣ не существующій. Дрюммондъ-Вольфъ и бар. Рингъ доказывали, напротивъ, что члены по назначенію необходимы, чтобы обезпечить представительство турецкому и греческому меньшинству, а также чтобы дать губернатору опору въ вліятельной и умѣренной группѣ депутатовъ. Чтобы подчеркнуть эту послѣднюю цѣль, оба делегата ввели добавочный параграфъ, по которому треть назначенныхъ членовъ должна была состоять изъ крупныхъ землевладѣльцевъ и капиталистовъ, другая треть — изъ чиновниковъ и третья — изъ представителей либеральныхъ профессій. Они соглашались, далѣе, низвести общую цифру назначенныхъ членовъ съ половины до трети (12) выборныхъ членовъ собранія. Русскіе представители соглашались на восемь; наконецъ, въ окончательной редакціи сошлись на десяти^[32]. Турецкій законопроектъ, принявъ, въ общемъ, текстъ румелійскаго устава, ввелъ, однако, въ деталяхъ рядъ ограниченій. Число назначенныхъ членовъ онъ опредѣлилъ какъ «треть» выборныхъ, сохранивъ притомъ ихъ соціальный составъ, указанный Вольфомъ и Рингомъ. Новые кохмиссары низвели цифру назначенныхъ членовъ до « четверти» выборныхъ, и половину ихъ (вмѣсто трети) рѣшили выбирать изъ представителей либеральныхъ профессій. Право быть избранными въ генеральный совѣтъ турецкій проектъ оставилъ только за уроженцами вилайета или лицами, прожившими въ немъ не менѣе пяти лѣтъ. Новый законъ вернулъ это право всѣмъ, «имѣющимъ мѣстожительство» въ вилайетѣ. Продолжительность сессіи, ограниченная полутора мѣсяцами въ законопроектѣ, по-прежнему опредѣлена въ два мѣсяца въ новомъ уставѣ. Право объявлять программу сессіи исчерпанной дано предсѣдателю собранія; право вали распускать собраніе обусловлено согласіемъ административнаго совѣта (за исключеніемъ чрезвычайныхъ случаевъ). Право султана санкціонировать законы, постановляемые собраніемъ, ограничено четырехмѣсячнымъ срокомъ, со времени представленія закона вали; по истеченіи этого срока, молчаніе Порты рѣшено считать согласіемъ. Значительно расширенъ списокъ предметовъ, по которымъ собраніе имѣетъ законодательную конституцію. Подтверждена полная безотвѣтственность депутатовъ за мнѣнія, высказанныя въ собраніи, и исключена оговорка турецкаго проекта («поскольку эти мнѣнія соотвѣтствуютъ задачамъ совѣта»). Дисциплинарная власть предсѣдателя, имѣвшаго по турецкому проекту право исключить депутата на всю сессію за оскорбленіе правительства — ограничена случаемъ рецидива и несогласія извиниться (согласно предложенію салоникской коммиссіи). Возстановлено находившееся въ румелійскомъ уставѣ право депутата говорить рѣчи и дѣлать письменныя заявленія на родномъ языкѣ. Наконецъ, особенно значительно расширены финансовыя права генеральнаго совѣта. Турецкій законопроектъ формулировалъ эти права — и относительно совѣта, и относительно провинціи вообще — чрезвычайно туманно и въ сущности предоставлялъ народному представительству только совѣщательный голосъ въ вопросахъ бюджета. Лордъ Фицморисъ энергично протестовалъ противъ недостаточности уступокъ въ этомъ вопросѣ и заново составилъ относящуюся сюда часть проекта. Вмѣсто § 19-го, глухо опредѣлявшаго, что, «за покрытіемъ издержекъ по всѣмъ отраслямъ мѣстнаго управленія, 10 % общихъ доходовъ вилайета будетъ употребляемо на извѣстныя нужды области, а остальное будетъ вноситься въ военный бюджетъ и на другіе общіе расходы центральной администраціи», — англійскій уполномоченный точно опредѣлилъ (§ 84), какіе именно расходы и доходы должны считаться мѣстными, какіе — общегосударственными, какая доля должна оставаться провинціи и въ какомъ порядкѣ она должна расходоваться. Вопреки турецкому пріему — сперва опредѣлить, что нужно для провинціи, и потомъ все остальное взять въ казну, онъ употребилъ обратный способъ: выдѣлилъ расходы центральнаго управленія (войско и флотъ, liste civile, иностранное представительство, общественный долгъ и др.), остальные же расходы (въ томъ числѣ по юстиціи, жандармеріи и полиціи) призналъ мѣстными. При этой системѣ, конечно, на долю провинціальнаго бюджета приходилось больше статей и только уже остальная сумма, за покрытіемъ этою бюджета, дѣлилась въ извѣстной пропорціи между провинціей и казной. Фицморисъ опредѣлилъ долю провинціи не въ 10 %, какъ предлагалъ турецкій проектъ, а въ 15 %. По его приблизительному разсчету, вся сумма доходовъ, остававшихся такимъ образомъ въ распоряженіи генеральнаго совѣта, должна была составлять не менѣе 50 % всѣхъ поступленій вилайета. Надо прибавить, что сверхъ того самъ турецкій проектъ давалъ совѣту право добавочнаго обложенія на нужды провинціи въ размѣрѣ до 5 % бюджета. Конечно, все это было меньше, чѣмъ 70 %, которые константинопольская конференція и румелійскій уставъ оставляли на нужды провинцій изъ ихъ общаго дохода.

Не менѣе важно, чѣмъ точное опредѣленіе областныхъ и центральныхъ доходовъ и расходовъ, былъ вновь установленный Вольфомъ порядокъ поступленія, храненія и расходованія суммъ, обезпечивавшій для каждой изъ трехъ частей бюджета, т.-е. дм областной администраціи, для спеціальныхъ нуждъ вилайета (15 % остатка) и для центральной администраціи (остальные 85 %) особое счетоводство и отчетность въ оттоманскомъ банкѣ. Наконецъ, точнѣе опредѣлено было въ новомъ законѣ право контроля собранія надъ бюджетомъ. «Всякое расходованіе провинціальной администраціей суммъ, не утвержденныхъ бюджетомъ», объявлялось «покушеніемъ на права (un abus attentatoire aux droits) генеральнаго совѣта». Собраніе получало отъ вали проектъ бюджета въ началѣ сессіи и возвращало его обратно черезъ своего предсѣдателя послѣ закрытія засѣданій, для передачи на утвержденіе министра финансовъ. Если министръ не давалъ отвѣта въ теченіе трехъ мѣсяцевъ, бюджетъ считался утвержденнымъ.

Случай окончательнаго отказа со стороны собранія въ требуемыхъ кредитахъ, предусмотрѣнный въ § 103 румелійскаго устава (и разрѣшенный тамъ противъ собранія), — въ новомъ законѣ о вилайетахъ вовсе не предвидится. Затѣмъ оставленъ также въ сторонѣ — и турецкимъ проектомъ, и новымъ закономъ — важный параграфъ (100) румелійскаго устава, дающій собранію участіе въ законодательной иниціативѣ.

Но смыслу этого параграфа, собраніе могло или заставить губернатора внести желаемый законопроектъ, обратившись къ нему съ адресомъ по этому поводу, или прямо внести законопроектъ отъ имени нѣсколькихъ членовъ (не менѣе шести). Въ новомъ вилайетскомъ законѣ не находимъ прямыхъ указаній на иниціативу ни собранія, ни губернатора. Видно только (§ 82), что безъ участія собранія не могутъ быть издаваемы законодательныя распоряженія по многочисленнымъ предметамъ, перечисленнымъ въ этомъ параграфѣ: Фицморисъ въ своемъ донесеніи правительству выражался по этому поводу, что «власть генеральнаго совѣта по извѣстнымъ предметамъ законодательства сдѣлана безусловной и полной, вмѣсто того, чтобы оставаться просто совѣщательной»^[33]. Это, однако, нисколько не опредѣляло размѣровъ собственной иниціативы собранія по перечисленнымъ въ законѣ проектамъ его законодательной компетенціи. Полная неопредѣленность закона по этому капитальному вопросу составляетъ, несомнѣнно, одинъ изъ его главныхъ пробѣловъ и является опять крупнымъ шагомъ назадъ сравнительно съ румелійскимъ уставомъ.

Слѣдующія семь главъ закона (V—XI) посвящены описанію различныхъ инстанцій областного устройства провинція: санджака, вазы съ ея составными частями (общинами и муниципалитетами), нахіи, городскихъ кварталовъ и селеній. Весь этотъ отдѣлъ былъ сохраненъ европейскими коммиссарами почти въ томъ же видѣ, въ какомъ былъ составленъ въ турецкомъ законопроектѣ. Между тѣмъ турки именно въ этомъ отдѣлѣ болѣе держались своей рутины, чѣмъ постановленій румелійскаго устава. Надо сказать, впрочемъ, что рѣзвой разницы между тѣмъ и другимъ не могло тутъ быть уже потому, что и старые турецкіе законы объ областномъ устройствѣ, и новый проектъ французскаго коммиссара Ринга сводились въ одному и тому же источнику — къ французскому административному законодательству. Своими новыми заимствованіями Рингъ лишь пополнилъ старыя турецкія^[34]. Главной задачей европейскихъ делегатовъ со времени константинопольской конференціи было — сократить количество административныхъ инстанцій. По турецкой системѣ, вилайетъ дѣлился на санджаки, санджаки на вазы, между вазами и сельскими и городскими общинами стала, какъ разъ въ описываемое время, организоваться еще промежуточная единица — нахія (кантонъ). Такимъ образомъ, высшая единица турецкаго областного устройства, провинція, составлялась изъ четырехъ низшихъ: департамента, округа, кантона и общины. Что это — черезчуръ много, ясно было для всякаго; но трудно было, не зная реальной обстановки турецкой жизни, рѣшить, откуда начать сокращать. Сторонники централизаціи и чиновническаго управленія, естественно, готовы были пожертвовать одною изъ низшихъ единицъ; сторонники децентрализаціи и выборнаго устройства — одною изъ высшихъ. По иниціативѣ русскихъ представителей, константинопольская конференція стала именно на послѣднюю точку зрѣнія и сдѣлала изъ нахіи-кантона основную ячейку своей автономной системы. Въ румелійской коммиссіи, несмотря на присутствіе главнаго иниціатора этого взгляда, кн. Церетелева, преобладало, какъ мы знаемъ, противоположное мнѣніе. Бар. Рингъ предпочиталъ пожертвовать именно нахіей, сливъ ея функціи съ функціями казы. Въ этомъ смыслѣ выработано было румелійское устройство, съ его «округомъ (департаментомъ)», «околіей» и «общиной». При обсужденіи турецкаго законопроекта, однако, Фицморисъ началъ склоняться къ русской точкѣ зрѣнія и высказался за сохраненіе нахіи и за уничтоженіе казы, — причемъ къ положенію уничтожаемой вазы должна была приблизиться черезчуръ крупная и потому безполезная въ настоящемъ видѣ высшая единица — санджакъ^[35]. Это рѣшеніе, кажется, было самымъ благоразумнымъ, если только не проще было бы прямо уничтожить самый санджакъ. Но, къ сожалѣнію, оно не прошло. Въ окончательный текстъ вошла старая турецкая система, притомъ довольно туманно формулированная, такъ какъ «нахія» не успѣла еще въ ней занять подобающаго мѣста между казой и общиной. Единственнымъ сколько-нибудь значительнымъ улучшеніемъ въ этомъ отдѣлѣ было то, что каждый чиновникъ получалъ обязательно помощника и замѣстителя («моавина») изъ лицъ другого вѣроисповѣданія, чѣмъ былъ онъ самъ. Сдѣлать хотя бы низшаго изъ этихъ чиновниковъ мудира (начальникъ нахіи) выборнымъ (какъ это предполагалось на константинопольской конференціи и какъ требовали въ этотъ разъ Фицморисъ за-одно съ Хитрово)^[36] — не удалось; онъ назначался вали (правда, изъ членовъ совѣта нахіи), а высшіе чиновники — каймакамъ и мутессарифъ — прямо султаномъ.

Глава ХІІ-я, «о выборахъ», тѣсно связанная съ предъидущими, — также была принята делегатами Европы почти въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ предложена турецкимъ правительствомъ. Въ этомъ своемъ видѣ она составляетъ нѣчто среднее между старымъ турецкимъ закономъ о вилайетахъ и румелійскимъ уставомъ. Старый вилайетскій законъ (1867) учреждалъ при каждой областной единицѣ административный совѣтъ съ «выборными» членами; но «выборы» этихъ членовъ были такъ обставлены, что походили больше на назначеніе^[37]. Румелійскій уставъ, слѣдуя французскому законодательству, совсѣмъ лишилъ кантонъ («околію», соединявшую въ себѣ, какъ сказано, функціи казы и нахіи) выборнаго совѣта, но зато усилилъ представительный элементъ въ высшей и низшей единицѣ, департаментѣ и общинѣ: въ первомъ совѣтъ, а во второй также и «мэръ» (кметъ) выбирались населеніемъ посредствомъ прямыхъ выборовъ (выборъ мэра былъ уступкой русскому требованію^[38].

Турецкій законопроектъ, удержавъ старую систему областныхъ инстанцій, удержалъ также и выборные совѣты при каждой изъ нихъ; но, не желая дать населенію право прямого выбора въ совѣтѣ, онъ предложилъ слѣдующій порядокъ. Административный совѣтъ нахіи выбирается непосредственно избирателями; совѣтъ казы выбирается членами совѣта нахіи; совѣтъ санджака — членами совѣта казы. Члены «генеральнаго совѣта», предназначеннаго замѣнить областное собраніе румелійскаго устава, должны были выбираться тоже не прямыми выборами, а йенами совѣтовъ нахій. Всѣ эти предложенія турецкаго проекта были приняты коммиссарами; сравнительно съ старымъ закономъ о вилайетахъ они составляли значительный шагъ впередъ, но зато сильно ослабляли представительный элементъ въ законодательномъ собраніи и административныхъ совѣтахъ области сравнительно съ румелійскимъ уставомъ. Принятъ былъ также и избирательный цензъ, предложенный турками, съ однимъ измѣненіемъ. Активное избирательное право имѣли всѣ оттоманскіе подданные, достигшіе 21 года, платящіе прямые налоги и обладающіе недвижимостью или какимъ-нибудь торгово-промышленнымъ предпріятіемъ, а также всѣ чиновники, духовенство и дипломированные представители либеральныхъ профессій, хотя бы они и не удовлетворяли поставленнымъ выше условіямъ. Для пассивнаго избирательнаго права нужно было имѣть тотъ же возрастъ (вмѣсто предложенныхъ турками 30 лѣтъ) и платить налоговъ — при выборѣ въ нахію не менѣе 50 піастровъ, въ вазу — не менѣе 100, въ санджакъ и генеральный совѣтъ — не менѣе 150 (по старому турецкому закону требовалось платить 100, 150 и 500 піастровъ и имѣть тридцатилѣтій возрастъ). Принятъ былъ, наконецъ, и срокъ выборныхъ должностей: четырехлѣтій для генеральнаго совѣта, двухлѣтній — для низшихъ инстанцій, съ перемѣной половины состава — каждые два года тамъ — и каждый годъ здѣсь. Единственное серьезное измѣненіе, сдѣланное делегатами во всемъ этомъ отдѣлѣ, клонилось къ охранѣ представительства меньшинства. Для этой цѣли по всѣмъ инстанціямъ выборовъ проведено было одно правило, принятое уже въ пользу меньшинства при составленіи румелійскаго устава. Избиратели могли писать въ своихъ бюллетеняхъ только часть всего числа депутатовъ, подлежащихъ выбору, именно три-четверти ихъ: такимъ образомъ, въ случаѣ подачи всѣхъ голосовъ большинства за однихъ и тѣхъ же кандидатовъ, эти кандидаты занимали три-четверти мѣстъ, оставляя остальную четверть кандидатамъ меньшинства. Однакоже, хорошо сплоченное значительно и преобладающее численно большинство всегда можетъ отдѣлить часть своихъ голосовъ, достаточную для перевѣса немногочисленныхъ голосовъ меньшинства, чтобы обезпечить себѣ и остальную четверть мѣстъ. Такимъ образомъ, напримѣръ, въ постоянный комитетъ Восточной Румеліи попали, несомнѣнно, только тѣ члены, которыхъ хотѣло большинство, несмотря на то, что формально каждый членъ имѣлъ право выбирать только шестерыхъ кандидатовъ на десять мѣстъ, и остальныя четыре мѣста предполагалось обезпечить за меньшинствомъ. Конечно, въ Румеліи меньшинство не-болгарскаго населенія оказалось гораздо ничтожнѣе, чѣмъ предполагала Европа, основываясь на заявленіяхъ его представителей, особенно грековъ. Но подобное же заблужденіе, вредное, прежде всего, для самихъ тѣхъ, которые его поддерживаютъ, можетъ легко повториться еще разъ и въ македонскомъ вопросѣ: и въ такомъ случаѣ искусственныя мѣры, принятыя для поддержанія меньшинства европейскими делегатами, безъ сомнѣнія, окажутся такими же безсильными въ Македоніи, какими онѣ оказались въ Восточной Румеліи.

ХІІІ-я глава — «о судахъ» — въ турецкомъ законопроектѣ была редактирована очень кратко. Она устанавливала лишь нѣкоторыя общія положенія, отсылая за деталями къ вновь изданнымъ турецкимъ законамъ, общимъ для всей имперіи. Не имѣя передъ собой перевода этихъ законовъ, европейскіе делегаты сочли нужнымъ сами установить въ своемъ проектѣ общія черты судебнаго устройства для европейскихъ провинцій Турціи.

Низшей судебной инстанціей сдѣланъ былъ, по русскому предложенію, «мировой судъ», долженствовавшій функціонировать въ каждой нахіи въ составѣ судьи, назначеннаго губернаторомъ, и двухъ ассессоровъ, выбранныхъ совѣтомъ нахіи — одного мусульманина, другого не-мусульманина. Слѣдующая областная единица, каза, по предложенію Фицмориса была лишена судебныхъ учрежденій. Судъ первой инстанціи для болѣе важныхъ дѣлъ, онъ же и апелляціонный для нѣкоторыхъ приговоровъ мирового суда, учреждался въ санджакѣ, тоже въ составѣ судьи, назначаемаго Портой, и двухъ выборныхъ ассессоровъ разныхъ національностей. При судѣ санджака устраивалась должность прокурора и слѣдователей, назначаемыхъ Портой. Наконецъ, высшій въ провинціи «апелляціонный судъ вилайета» состоялъ изъ президента и двухъ совѣтниковъ, назначаемыхъ Портой, и двухъ выборныхъ ассессоровъ. При немъ тоже учреждались должности генералъ-прокурора и слѣдователей. Оклады жалованья всѣмъ судьямъ были назначены очень высокіе, во избѣжаніе взяточничества. Устанавливался принципъ равенства показаній мусульманскихъ и не-мусульманскихъ свидѣтелей. Наконецъ, вводились нѣкоторыя гарантіи противъ неправильнаго содержанія подсудимыхъ въ тюрьмахъ. Призванные въ засѣданіе турецкіе эксперты утверждали, что составленный коммиссарами проектъ неполонъ и неточно формулированъ сравнительно съ оттоманскими законами, а русскій уполномоченный призвалъ коммиссію некомпетентной въ данномъ вопросѣ. Дѣйствительно, проектъ носилъ на себѣ всѣ слѣды спѣшной работы^[39].

Глава XIV-я — «о народномъ просвѣщеніи» — заимствована турецкимъ проектомъ цѣликомъ, съ очень небольшими измѣненіями, изъ румелійскаго устава и принята въ этомъ видѣ делегатами. Начальное образованіе объявляется въ пей обязательнымъ для дѣтей 7—13 лѣтъ; забота о школахъ оставляется на попеченіи общинъ; предусматривается возможность открытія университета, и обезпечивается свобода выбора языка для преподаванія.

Слѣдующая XV-я глава — «о культахъ» — отсутствовала въ турецкомъ законопроектѣ и заимствована, съ незначительными перемѣнами, изъ румелійскаго устава. Такъ какъ религіозныя общины были издавна единственными не-мусульманскими корпораціями, признанными мусульманскимъ закономъ, то естественно всѣ привилегіи, данныя когда-либо мусульманскому населенію страны, принимали форму корпоративныхъ привилегій этихъ церковныхъ общинъ. Сколько-нибудь широкая постановка автономныхъ учрежденій не только ничего не можетъ прибавить къ этимъ пріобрѣтеннымъ правамъ, но, по мѣрѣ развитія дѣятельности свободныхъ учрежденій, должна по-неволѣ вступить съ ними въ коалицію и мало-по-малу сократить ихъ размѣры. До тѣхъ поръ, однако, пока удержится оттоманская власть въ странѣ и пока эти, выработанныя самой жизнью, права остаются болѣе дѣйствительнымъ оплотомъ противъ турецкаго произвола, чѣмъ сажая либеральныя бумажныя реформы, — было бы рискованно ихъ касаться. Вотъ почему и автономный румелійскій уставъ, и автономный законъ о европейскихъ вилайетахъ не могли сдѣлать ничего лучшаго, какъ подтвердить за не-мусульманскими общинами всѣ ихъ старыя права и привилегіи. Однако, былъ одинъ случай, когда оба устава застали церковныя привилегіи еще въ процессѣ формированія; это именно былъ вопросъ о султанской инвеститурѣ для болгарскихъ епископовъ. Въ румелійской коммиссіи этотъ вопросъ привелъ въ оживленнымъ спорамъ за и противъ передачи этого права инвеституры румелійскому губернатору; въ концѣ концовъ, коммиссары остановились на очень осторожной и, поэтому, неопредѣленной редакціи (предложенной турками), по которой «владыки не-мусульманскихъ общинъ, утверждавшіеся прежде Высокой-Портой, впредь будутъ утверждаться или Высокой-Портой, или губернаторомъ отъ имени султана»^[40]. При обсужденіи новаго закона о вилайетахъ, болгарскій экзархъ ходатайствовалъ передъ нѣкоторыми коммиссарами о разрѣшеніи посылать епископовъ въ Македонію, но державы рѣшили хранить полный нейтралитетъ въ греко-болгарской борьбѣ. Такимъ образомъ, въ разбираемой главѣ право инвеституры было оставлено за Портой, съ слѣдующей, впрочемъ, ни въ чему не обязывающей оговоркой. «Если какая-либо христіанская община окажется безъ пастырей и будетъ просить о нихъ, то императорское правительство должно безъ замедленія изслѣдовать, не возбуждаетъ ли эта просьба возраженій, и если нѣтъ, то исполнить ее».

Такимъ образомъ, лозунгомъ главы XV-ой былъ строжайшій status quo.

Слѣдующая глава XVI-ая — «о чиновникахъ» — составлена, съ нѣкоторыми совращеніями, изъ двухъ главъ турецкаго законопроекта. Она трактуетъ главнымъ образомъ объ отвѣтственности чиновниковъ передъ правительствомъ и частными лицами, и установляетъ порядокъ судебнаго преслѣдованія чиновниковъ.

Наконецъ, послѣдняя, XVII-я глава новаго закона о вилайетахъ, «о жандармеріи и полиціи», вставлена вновь коммиссарами. Значеніе этой главы въ глазахъ европейскихъ делегатовъ видео изъ слѣдующихъ ея параграфовъ. "307. Наборъ жандармеріи производятся въ вилайетѣ между всѣми жителями, способными «службѣ, безъ различія національности и религіи, съ соблюденіемъ, по возможности, пропорціи между мусульманами и немусульманами»^[41]. «§ 310. Офицерскія должности всѣхъ степеней жандармеріи могутъ замѣщаться европейскими офицерами»^[42].

«Теперь посмотримъ», — писалъ англійскій коммиссаръ своему правительству, подведя общіе итоги засѣданій, — "какова будетъ судьба новаго закона — суждено ли ему послужить только новой главой повѣсти о великихъ надеждахъ и малыхъ результатахъ, «ли же онъ дѣйствительно поведетъ къ какимъ-нибудь практическимъ измѣненіямъ… Судя по прежнему поведенію Порты, не безъ основанія можно полагать, что она всячески постарается, при помощи разныхъ проволочекъ и увертокъ, избѣгнуть принятія новаго закона, по крайней мѣрѣ въ его наиболѣе существенныхъ частяхъ, или, принявши его, попробуетъ избѣгнуть обнародованія всѣхъ дѣйствительно важныхъ постановленій, а попытается обмануть общественное мнѣніе приложеніемъ только той части, которая составляетъ почти одно простое воспроизведеніе стараго „закона о вилайетѣ“, — напр., главы о провинціальныхъ властяхъ. Единственное средство для державъ предупредить эти уловки — это требовать отъ Порты публикованія закона въ его теперешнемъ видѣ, безъ всякихъ измѣненій, и отказаться отъ всякаго дальнѣйшаго обсужденія деталей и подробностей, разсмотрѣнныхъ уже коммиссіей… Но даже и въ случаѣ оффиціальнаго принятія Портой закона это будетъ лишь первый шагъ; впереди останется еще практическое выполненіе реформы. Оно будетъ зависѣть, главнымъ образомъ, отъ губернаторовъ, которымъ новый законъ даетъ широкую иниціативу, и отъ враждебнаго или дружественнаго расположенія которыхъ къ закону многое будетъ зависѣть»^[43]. Какъ видимъ, теперь у европейскихъ коммиссаровъ не оставалось и слѣдовъ того оптимизма, съ которымъ Дрюммондъ-Вольфъ совѣтовалъ коммиссарамъ «поднять уровень» уступокъ, добытыхъ при выработкѣ румелійскаго устава". Поведеніе оттоманскихъ уполномоченныхъ во время засѣданій должно было наводить на самыя пессимистическія мысли. Уже въ самомъ первомъ засѣданіи, на вопросъ, приняты ли въ турецкомъ законопроектѣ возраженія мѣстныхъ коммиссій, и есть ли этотъ проектъ — окончательный, турецкій уполномоченный отвѣтилъ, что проектъ — принятъ Нортой, и что онъ "будетъ заключать въ себѣ всѣ поправки, которыя Порта сочтетъ нужнымъ принятъ (aura cru devoir accepter). Въ теченіе обсужденія проекта коммиссарами, Порта не сочла нужнымъ принять ни одной сколько-нибудь существенной поправки. Въ предпослѣднемъ засѣданіи турецкіе коммиссары подвели итогъ своимъ голосованіяхъ, и оказалось, что изъ 337 статей проекта, подвергавшихся обсужденію, 21 они безусловно отвергаютъ, относительно 28 настаиваютъ на сохраненіи въ первоначальномъ видѣ, относительно 95—воздерживаются отъ сужденія, и только 185 — большею частью тѣхъ, которые приняты коммиссарами въ томъ видѣ, какъ предложены Портой — соглашаются принять^[44]. Такое отношеніе къ работѣ европейскихъ делегатовъ не предвѣщало, конечно, ничего хорошаго. Факты подтвердили — или даже превзошли — самыя худшія опасенія лорда Фицмориса. Порта просто положила новый законъ о вилайетахъ подъ сукно.

V.

Македонія оказалась, такимъ образомъ, самой обдѣленной изъ всѣхъ европейскихъ провинцій Турціи, возставшихъ въ 1876— 77 гг. Немногія изолированныя попытки продолжать борьбу не повели ни къ чему. Бороться дальше было безполезно, послѣ того какъ населеніе убѣдилось, что «ни Россія, ни Европа, не желаютъ больше проливать за него ни одной капли крови»^[45]. Скоро борьба стала и невозможна. Македонская интеллигенція была поголовно заподозрѣна турками въ неблагонадежности. Таетъ ея сдѣлалась жертвой преслѣдованій; другая перекочевала въ свободную Болгарію. Торговля и промышленность провинціи быстро падали, по мѣрѣ пріобщенія ея въ европейскому рывку. Все это на много лѣтъ остановило освободительное движеніе въ Македоніи. Когда оно вновь началось, въ девяностыхъ годахъ, положеніе дѣлъ, и въ Европѣ, и въ Турціи, совершенно перемѣнилось. Центръ тяжести въ международной политикѣ передвинулся изъ Европы въ колоніи. Замѣшательства и смуты на «близкомъ Востокѣ», приковывавшемъ въ себѣ прежде все вниманіе европейскихъ правительствъ, стали представляться теперь досаднымъ отвлеченіемъ, препятствующимъ заняться болѣе важными дѣлами въ Африкѣ или въ Азіи. Поколебались серьезно и идеологическія основы восточной политики державъ. «За періодомъ беззаботнаго великодушія послѣдовала реакція, приведшая къ противоположной крайности: слишкомъ продолжительная невнимательность къ собственнымъ выгодамъ повела къ тому, что теперь не хотѣли признавать ничего другого, кромѣ непосредственнаго, ближайшаго интереса»^[46]. Турція какъ нельзя лучше воспользовалась расширеніемъ интересовъ и съуженіемъ симпатій европейскихъ державъ. Попытка Мидхада-паши обставить теченіе государственной жизни гарантіями законности прошла безъ слѣда. Не только турецкій государственный строй не развивался въ намѣченномъ имъ направленіи, но и существовавшія раньше учрежденія перестали правильно функціонировать, такъ какъ и они оказались слишкомъ стѣснительными для проведенія точной политики султана. «Можно сказать», — писалъ французскій посланникъ въ Константинополѣ, Камбонъ, своему правительству, въ срединѣ 1895 года, — «что за послѣдніе четыре года правительство перешло изъ Порты во дворецъ. Чиновники не подчинялись больше министрамъ, подъ начальствомъ которыхъ служили: они сносились непосредственно съ секретарями султана; они открыто отказывались подчиняться приказаніямъ великаго визиря, и не разъ мнѣ приходилось констатировать, что Порта безсильна заставить самыхъ второстепенныхъ чиновниковъ исполнять свою волю»^[47].

Извѣстны результаты этой личной политики султана, поощряемой невнимательностью Европы. «Малоазіатская рѣзня» — мы опять пользуемся выраженіями Берара, — «продолжавшаяся два года, опустошившая пространство болѣе обширное, чѣмъ Франція, и воздвигшая на порогѣ двадцатаго вѣка пирамиду изъ 300.000 человѣческихъ головъ, останется памятникомъ этой эпохи». Армянскія убійства въ Малой Азіи и Константинополѣ поколебали, наконецъ, равнодушіе Европы, хотя и не истощили ея долготерпѣнія. Вѣчный вопросъ о реформахъ вновь появился на сцену и снова прошелъ всѣ обязательныя перипетіи, — включая сюда и полное игнорированіе Портой данныхъ ею и опубликованныхъ законовъ. Реформы опять задѣли рикошетомъ и Македонію, такъ что намъ надо остановиться на нихъ подробнѣе.

Дѣло началось, собственно, съ требованія административныхъ, финансовыхъ и судебныхъ нововведеній въ пострадавшихъ провинціяхъ Малой Азіи. Съ этой цѣлью константинопольскіе посланники трехъ великихъ державъ (Франціи, Россіи и Англіи) представили Портѣ, въ апрѣлѣ 1895 г., готовый законопроектъ. На этотъ разъ выразители воли Европы были умѣреннѣе, чѣмъ ея представители въ румелійской коммиссіи и даже на константинопольской конференціи. Законопроектъ старался придерживаться старыхъ турецкихъ законовъ о вилайетахъ, которые всетаки были лучше, чѣмъ дѣйствовавшая практика. Къ попыткѣ возстановить силу этихъ законовъ они прибавили кое-что, на очень умѣренное, изъ новаго закона о вилайетахъ, составленнаго румелійской коммиссіей. Сюда относился порядокъ выбора членовъ въ административные совѣты (членами совѣтовъ низшихъ инстанцій), назначеніе при областныхъ управителяхъ помощниковъ изъ не-мусульманскихъ исповѣданій, перегруппировка административныхъ единицъ съ обращеніемъ вниманія на вѣроисповѣдный составъ жителей, выборъ части жандармеріи изъ не-мусульманъ. Къ этимъ скромнымъ реформамъ европейскій меморандумъ прибавлялъ еще болѣе скромныя пожеланія относительно гарантій: назначеніе турецкаго коммиссара для надзора за выполненіемъ реформъ, турецкой же постоянной контрольной коммиссіи въ Константинополѣ, съ половиной состава христіанской, дня постоянныхъ сношеній съ посольствами державъ, и, наконецъ, обѣщанія со стороны Порты «держать представителей державъ оффиціознымъ образомъ au courant того, какихъ лицъ Порта намѣревается назначить на должность вали»^[48]. Въ виду европейскаго предложенія, султанъ прибѣгнулъ къ обычнымъ уловкамъ Порты. Во-первыхъ, онъ поспѣшилъ назначить собственную коммиссію для изслѣдованія «настоящаго положенія вилайетовъ нуверіи», съ несомнѣннымъ намѣреніемъ предпринять для всѣхъ вилайетовъ какую-нибудь общую, т.-е., какъ прежде, «бумажную» реформу. Когда турецкій контръ-проектъ, «не содержавшій никакихъ серьезныхъ мѣропріятій, не дававшій никакихъ гарантій и не могшій служить хотя бы даже исходной точкой для дальнѣйшихъ переговоровъ», былъ готовъ и сообщенъ посламъ, они получили (3-го іюня н. с.) и отвѣтъ Порты на свой меморандумъ, болѣе чѣмъ уклончивый. Такъ какъ послы продолжали настаивать на обсужденіи своего проекта, то Порта назначила новую коммиссію «для составленія списка вопросовъ, по которымъ послѣдній возбуждалъ споры» (26-го іюня). Назначивъ коммиссію, Порта спокойно ждала, какъ отнесется къ дѣлу новое (консервативное) англійское министерство; потомъ, получивъ отъ него, черезъ мѣсяцъ (24-го іюля), неблагопріятный отвѣтъ, представила посламъ разборъ ихъ проекта и свой проектъ армянскихъ реформъ. Критику Порты Камбонъ очень остроумно и совершенно точно резюмировалъ слѣдующимъ образомъ: «Вы говорите намъ объ административныхъ, финансовыхъ и судебныхъ реформахъ. Но это все есть въ законахъ. Правда, мы не обѣщаемъ вамъ примѣнять эти законы лучше, чѣмъ дѣлалось до сихъ поръ; мы даже постараемся, чтобы въ нѣкоторыхъ пунктахъ они не исполнялись; но, тѣмъ не менѣе, съ васъ должно быть достаточно, что все это записано въ „сводѣ законовъ“. Вы вамъ говорили о насиліяхъ, жертвой которыхъ сдѣлались христіане. Но вѣдь вы отлично знаете, что всѣ преступныя дѣянія запрещены и наказуемы закономъ»^[49]. По вопросу о гарантіяхъ и о средствахъ контроля Порта не обмолвилась въ своемъ разборѣ ни однимъ словомъ. Тогда министерство Солсбери заговорило болѣе рѣшительнымъ тономъ. Такъ какъ Порта особенно настоятельно подчеркивала, что настоянія державъ не должны идти дальше, чѣмъ позволяютъ постановленія Берлинскаго трактата, 'го лордъ Солсбери рѣшился потребовать осуществленія права контроля надъ армянскими дѣлами, предоставленнаго Берлинскимъ трактатомъ державамъ. Онъ проектировалъ для этой, цѣли устройство смѣшанной коммиссіи изъ четырехъ турецкихъ и трехъ европейскихъ делегатовъ (августъ). Турки испугались и немедленно послали коммиссара въ Арменію для введенія обѣщанныхъ реформъ, убѣдительно прося въ то же время державы удовлетвориться турецкимъ проектомъ отказаться отъ требованія интернаціональной коммиссіи^[50]. Въ это время (начало октября н. с.) въ Константинополѣ произошли армянскіе безпорядки; за ними послѣдовала серьезная нота державъ и посылка всѣхъ стаціонеровъ въ Константинополю. Порта почувствовала необходимость новыхъ уступокъ и 17-го октября приняла всѣ требованія державъ, въ новой редакціи^[51]. Добившись султанскаго указа, европейская дипломатія на цѣлый годъ успокоивается по вопросу о реформахъ. Въ этотъ промежутокъ времени возвышаетъ свой голосъ болгарское правительство, опираясь на только-что примирившуюся съ нимъ Россію. Князю Фердинанду и Стоилову удается удержать начавшееся въ Македоніи движеніе и въ награду за это добиться отъ Порты нѣкоторыхъ уступокъ для Македоніи. Русскій посолъ Неладовъ поддерживаетъ передъ турецкимъ правительствомъ болгарскія требованія и совѣтуетъ распространить реформы на европейскія провинціи. Болгарскій князь, съ своей стороны, въ бытность свою въ Константинополѣ, заявляетъ, что въ случаѣ отказа ему трудно будетъ сдерживать недовольныхъ. Султанъ уступаетъ; въ концѣ апрѣля 1896 г., онъ издаетъ декретъ о «реформахъ для румелійскаго вилайета»^[52]. Уступки этого декрета, однакоже, болѣе чѣмъ скромны. Число членовъ административныхъ совѣтовъ повышается съ четырехъ до шести, на половину не-мусульманъ (и изъ этой половины — двое членовъ изъ большинства населенія, т.-е. по большей части изъ болгаръ). Губернаторамъ придаются помощники (но объ ихъ религіи нѣтъ ни слова). Назначается для каждыхъ двухъ провинцій контрольная коммиссія и для каждой провинціи — инспектора административные, финансовые и судебные, для наблюденія надъ дѣятельностью соотвѣтственныхъ вѣдомствъ. Устанавливается предѣльный срокъ для разрѣшенія ходатайствъ о постройкѣ новыхъ церквей (2 мѣсяца — въ вазѣ, 1 мѣсяцъ — въ санджакѣ и вилайетѣ; но въ высшей инстанціи, въ Константинополѣ, срокъ не назначается, а говорится лишь глухо объ «ускореніи» формальностей). Въ жандармерію дается обѣщаніе ввести 10 % не-мусульманъ. Говорится объ облегченіяхъ при взиманіи недоимокъ, о большей пропорціональности при раскладкѣ налоговъ, о консолидаціи «десятка» и переоцѣнкѣ земельнаго налога, въ случаѣ жалобъ на его неправильность.

Между тѣмъ, систематическое истребленіе армянъ въ Малой Азіи шло своимъ чередомъ. За нимъ послѣдовало занятіе оттоманскаго банка армянскими революціонерами (26-го августа) и рѣзня на улицахъ Стамбула, «по всѣмъ признакамъ организованная властями и легко могшая быть предупрежденной своевременнымъ вмѣшательствомъ со стороны турецкихъ войскъ», — какъ должны были констатировать представители державъ въ Константинополѣ. Дипломатія снова встрепенулась. Англійскій кабинетъ разослалъ (21-го октября) меморандумъ, въ которомъ резюмировалъ исторію турецкихъ провокацій и европейскихъ попытокъ вмѣшательства. Въ меморандумѣ было засвидѣтельствовано, что «хотя согласіе султана на реформы въ армянскихъ вилайетахъ было дано годъ тому назадъ, но для исполненія ихъ ничего серьезнаго не было сдѣлано, за исключеніемъ назначенія нѣсколькихъ христіанскихъ чиновниковъ»^[53]. Дипломаты снова заговорили строгимъ языкомъ съ турецкими чиновниками и съ самимъ султаномъ. Въ результатѣ султанъ рѣшился опубликовать декретъ, распространявшій реформы, предназначенныя для шести армянскихъ вилайетовъ, — на всѣ вилайеты имперіи (11-го ноября). Къ своему большому удивленію, однакоже, дипломаты не нашли въ опубликованномъ текстѣ самыхъ важныхъ постановленій изданнаго за годъ передъ тѣмъ закона. Въ новомъ законѣ не говорилось ни слова о допущеніи къ нѣкоторымъ должностямъ христіанскихъ чиновниковъ, о совѣтахъ при вали, мутессарифахъ и каймакамахъ и т. п. Другими словами, онъ бралъ назадъ даже тѣ скромныя уступки, которыя, полгода передъ тѣмъ, даны были Македоніи, благодаря предстательству русскаго правительства. Тѣ постановленія, которыя остались въ законѣ, всѣ имѣли форму простого подтвержденія прежнихъ распоряженій правительства, никогда не отмѣненныхъ формально, но никогда и не вводившихся въ дѣйствіе^[54].

Такимъ образомъ, новое давленіе европейской дипломатіи привело къ изданію закона, который, въ буквальномъ смыслѣ, свелъ къ нулю результаты всѣхъ ея предъидущихъ усилій. Какъ бы для того, чтобы рельефнѣе оттѣнить этотъ итогъ, сравнительно съ первоначальными предположеніями державъ, въ томъ же ноябрѣ 1896 г., третій македонскій конгрессъ въ Софіи сгруппировалъ самыя благопріятныя изъ этихъ первоначальныхъ предположеній и опубликовалъ въ видѣ своей минимальной программы. Эта программа остается и до сихъ поръ оффиціальнымъ выраженіемъ того, къ чему стремится македонское національное движеніе. Еще недавно она была вновь перепечатана въ одномъ автономистскомъ македонскомъ органѣ. Характеристикой этой программы мы и закончимъ настоящую статью. Вотъ, прежде всего, самъ этотъ небольшой и чрезвычайно интересный документъ:

«1) Изъ теперешнихъ солунскаго, битольскаго и скопскаго вилайета образуется одна область резиденціей Солунью (слѣдуетъ опредѣленіе границъ, воспроизводящее, за исключеніемъ Солуни и Бодены, пограничную линію Санъ-Стефанскаго трактата) (а).

2) Назначается генералъ-губернаторомъ („главнымъ управителемъ“) области на пятилѣтній срокъ лицо, вполнѣ удовлетворяющее условіямъ справедливости и терпимости и принадлежащее къ господствующей народности (b).

3) Генералъ-губернаторъ управляетъ областью при помощи областного собранія, избраннаго непосредственно самимъ населеніемъ, при строгомъ соблюденіи правъ меньшинства. Оно рѣшаетъ всѣ вопросы, касающіеся внутренняго устройства области (с).

4) Личность и жилище всѣхъ гражданъ области должны быть одинаково неприкосновенны. Цензура печатнаго слова не существуетъ (d).

5) Всѣ областные чиновники назначаются изъ той народности, которая преобладаетъ въ ихъ мѣстѣ служенія. Высшіе изъ нихъ назначаются султаномъ, по предложенію генералъ-губернатора, а остальные назначаются прямо самимъ генералъ-губернаторомъ (е).

6) Языкъ главныхъ народностей въ области будетъ оффиціальнымъ наравнѣ съ турецкимъ во всѣхъ областныхъ учрежденіяхъ; административнымъ единицамъ будетъ предоставленъ, выборъ одного изъ этихъ языковъ для оффиціальныхъ сношеній (f).

7) Учебное дѣло христіанскихъ народностей всецѣло предоставляется заботамъ соотвѣтствующихъ училищныхъ организацій (g).

8) Для поддержанія порядка а тишины въ области организуется областная жандармерія, основанная на началахъ рекрутской системы и непосредственно подчиненная генералъ-губернатору. Эта жандармерія, вмѣстѣ съ своими офицерами, составляется изъ мѣстныхъ народностей, пропорціонально ихъ численности, не превышая 1 % мѣстнаго мужского населенія. Высшіе офицеры этой жандармеріи назначаются е. и. в. султаномъ, по предложенію генералъ-губернатора, а остальные назначаются прямо самимъ генералъ-губернаторомъ (h).

9) Бюджетъ и налоги области опредѣляются народнымъ собраніемъ. 25®/а дохода области вносятся въ правительственную казну, а остальное употребляется на нужды области (і).

10) Одновременно съ назначеніемъ генералъ-губернатора назначается спеціальная коммиссія, въ которой будутъ достаточно представлены мѣстныя народности и которая подъ предсѣдательствомъ генералъ-губернатора выработаетъ подробности упомянутыхъ реформъ (к).

11) Всѣмъ политическимъ преступникамъ, осужденнымъ и не-осужденнымъ, а также и всѣмъ заподозрѣннымъ въ неблагонадежности областнымъ уроженцамъ, находящимся внѣ родины, дается общая и полная амнистія (l).

12) Подобныя реформы вводятся и въ адріанопольскомъ вилайетѣ» (m).

(a) «Это территоріальное разграниченіе не только не противорѣчить предшествовавшимъ турецкихъ мѣропріятіямъ подобнаго рода, но, въ существенныхъ чертахъ составляетъ просто возстановленіе административныхъ границъ Македоніи, существовавшихъ наканунѣ послѣдней русско-турецкой войны. Оно вполнѣ обнимаетъ естественныя границы Македоніи въ географическомъ, этнографическомъ и торговокъ отношеніи и вполнѣ сообразно, какъ съ мнѣніемъ, которое преобладало на константинопольской конференціи 1876 г. (см. II-me protocole, Séance du 16 (28) décembre 1876), такъ и съ духомъ Берлинскаго трактата (см. XIII протоколъ берл. конгресса), руководившимъ европейской дипломатіей всегда, когда рѣчь заходила о мирномъ разрѣшеніи восточнаго вопроса.

(b) Этотъ пунктъ совершенно сходенъ съ проектомъ конст. конф. 1876 (см. Réglement organique de la Bulgarie, ст. 4, парагр. 1 и 6), a также и съ духомъ выработаннаго въ 1880 г. восточно-румелійской коммиссіей проекта реформъ въ Турція (см. „Loi des Vilayete de la Turquie d’Europe“, titre I, art 21 et titre II, art 27, alinéa 3.

(c) Этотъ пунктъ вполнѣ сходенъ съ проектомъ конст. конф. (ibid. ст. 4, пункты 7—17, также какъ и съ проектомъ вост.-рум. европ. комм. (см. ibid. titre IV, art 82).

(d) Этотъ пунктъ вполнѣ сходенъ съ проектомъ вост.-рум. европ. комм. (см. ibid. titre I, art. 4, 11, 15 и 19).

(e) Этотъ пунктъ вполнѣ сходенъ съ проектомъ конст. конф. (ibid. ст. 3) и соотвѣтствуетъ проекту восгочно-рум. европ. комм. (см. ibidem, titre I, art 21, alinéa 2 и titre XVI, art. 293).

(f) Этотъ пунктъ вполнѣ сходенъ съ проектомъ конст. конф. (ibid. ст. 7, п. 5) и съ духомъ проекта вост.-рум. европ. коми. (см. ibid. titre I, art. 22).

(g) Этотъ пунктъ весьма сходенъ съ ст. 1-й „Закона о народномъ просвѣщеніи“ въ Турціи 1869 г.

(h) Этотъ пунктъ вполнѣ сходенъ съ проектомъ конст. конфер. (ibid. ст. 8, п. 8) и съ духомъ проекта вост.-рум. европ. комм. (см. ibidem, titre XVII, ст. 806, 807, 310).

(і) Этотъ пунктъ соотвѣтствуетъ проекту конст. конфер. (см. ibid. ст. б, п. 11).

(k) Этотъ пунктъ вполнѣ сходенъ съ XXIII статьей, 3 п. Берлинскаго договора.

(l) Этотъ пунктъ соотвѣтствуетъ проекту констант. конф. (ibid. ст. 9).

(m) Этотъ пунктъ вполнѣ сходенъ съ XXIII ст. 2 п. Берлинскаго договора».

Какъ видно изъ цитатъ, сопровождающихъ каждый параграфъ македонской программы, комитетъ хотѣлъ поставить свой проектъ въ непосредственную связь съ проектами, выработанными европейской дипломатіей, именно съ проектомъ константинопольской конференціи въ его первоначальномъ, несмягченномъ видѣ^[55] и съ новымъ «Loi des Vilayets» 1880 г., составленнымъ румелійской коммиссіей. Но, очевидно, передъ глазами составителя носился совсѣмъ другой идеалъ автономной провинціи, — именно, румедійскій органическій уставъ, и автономную Македонію онъ представлялъ себѣ по образцу Восточной Румеліи, — съ нѣкоторыми измѣненіями въ пользу первой (напр., въ вопросѣ о національности губернатора). Но такъ какъ разница между румелійскимъ уставомъ и европейскими проектами македонскаго автономнаго устройства весьма значительна, и такъ какъ составитель не хотѣлъ, по понятнымъ причинамъ, ссылаться на уставъ, а предпочелъ поставить свою программу подъ охрану европейско-македонскихъ проектовъ, то ему пришлось прибѣгнуть къ довольно рискованнымъ комментаріямъ законовъ, на которые онъ ссылался въ оправданіе статей своей программы. Получившіяся путемъ такихъ комментаріевъ нововведенія мы отмѣтили выше курсивомъ. Въ первомъ пунктѣ программы авторъ ея могъ съ полнымъ основаніемъ ссылаться на предъидущія попытки дипломатіи — слить по нѣскольку вилайетовъ въ одну автономную область. Нельзя считать нововведеніемъ и того, что онъ провелъ границы этой области, въ общихъ чертахъ, такъ какъ ихъ проводилъ Санъ-Стефанскій трактатъ, основываясь отчасти на старыхъ административныхъ дѣленіяхъ, отчасти на этнографіи населенія.

Нововведеніемъ является въ данномъ случаѣ только нѣкоторое расширеніе границы къ югу и, въ особенности, желаніе сдѣлать Солунь столицей автономной Македоніи. Считаю нужнымъ оговориться, что, отмѣчая это и послѣдующія нововведенія, я не имѣю въ виду входить въ оцѣнку ихъ по существу, а просто отмѣчаю ихъ, какъ черты, характеризующія разбираемую программу. Что касается оцѣнки по существу, она можетъ быть сдѣлана, конечно, только по соображенію относительно степени исполнимости этихъ требованій, а степень исполнимости ихъ зависитъ всецѣло отъ той обстановки, въ которой они будутъ практически предъявлены, какъ основа для дѣйствительнаго обсужденія. Въ настоящемъ своемъ видѣ эти требованія скорѣе служатъ показателемъ тѣхъ стремленій населенія, отъ которыхъ его руководители не могутъ отказаться даже въ минимальной программѣ, не подвергаясь упрекамъ въ измѣнѣ тому дѣлу, которому взялись служить. Сдѣлавъ эту оговорку, возвращаюсь къ характеристикѣ македонской программы. Второй пунктъ ея, какъ уже замѣчено, идетъ дальше не только македонскихъ проектовъ, но и румелійскаго устава, требуя назначенія губернаторомъ болгарина. Требованіе это построено довольно искусно, хотя и не особенно убѣдительно — на 21-й статьѣ законопроекта о вилайетахъ 1880 г.^[56].

Выборъ областного собранія «непосредственно населеніемъ» противорѣчитъ законопроекту 1880 г., но соотвѣтствуетъ, дѣйствительно, требованіямъ константинопольской конференціи, осуществленнымъ послѣ войны, относительно Восточной Румеліи. Опредѣленіе компетенціи собранія, въ той общей формѣ, въ которой оно сдѣлано въ параграфѣ третьемъ, нѣсколько двусмысленно. Законопроектъ 1880 г. прямо перечисляетъ списокъ вопросовъ, по которымъ собраніе можетъ законодательствовать: въ первомъ пунктѣ этого списка значатся «законы, имѣющіе цѣлью регулировать функціонированіе организма, созданнаго настоящимъ закономъ». Перемѣны въ самомъ этомъ организмѣ обусловлены требованіемъ двухъ-третей голосовъ. Все это нѣсколько ограничиваетъ общее требованіе программы.

Назначеніе областныхъ чиновниковъ изъ преобладающей «народности», несомнѣнно, есть опять-таки новая черта македонской программы, точно также какъ и подобное же требованіе относительно губернатора. Европейскіе проекты говорятъ лишь о чиновникахъ изъ преобладающаго «вѣроисповѣданія». Назначеніе высшихъ чиновниковъ Портой предложенію губернатора соотвѣтствуетъ первоначальному требованію константинопольской конференціи, но только если подъ высшими чиновниками разумѣть областныхъ начальниковъ; если же сюда присоединить представителей главныхъ отраслей центральной администраціи области, а также высшихъ судейскихъ и военныхъ чиновниковъ, тогда подобное постановленіе мы найдемъ лишь въ уставѣ Восточной Румеліи. Постановленіе относительно уравненія «мѣстнаго языка» съ турецкимъ, въ болѣе мягкой формѣ, сдѣлано въ первоначальномъ проектѣ константинопольской конференціи; но въ проектѣ 1880 оно потерпѣло, какъ мы знаемъ, сильныя; ограниченія. Участіе областного собранія въ назначеніи налоговъ обставлено въ европейскихъ проектахъ оговорками, которыя исчезаютъ въ короткой формулировкѣ македонской программы. Процентъ доходовъ провинціи, обращаемый въ пользу казны (25 %) — ниже опредѣленнаго константинопольской конференціей, не говоря уже о проектѣ 1880 г. Наконецъ, требованіе относительно выработки подробностей автономнаго устройства при помощи мѣстной коммиссіи, также какъ и требованіе распространенія тѣхъ же реформъ на адріанопольскій вилайетъ, никакъ не можетъ основываться на § XXIII Берлинскаго трактата, такъ какъ тамъ мѣстная коммиссія назначалась для совсѣмъ иной роли и реформы предусматривались совсѣмъ иного рода. Проекты мѣстныхъ коммиссій должны были, по ст. XXIII, пройти двойную санкцію Порты и европейской коммиссіи. Объ этихъ инстанціяхъ македонская программа не упоминаетъ совсѣмъ. Европейское участіе въ выработкѣ македонской автономіи еще менѣе предусматривается въ ней, чѣмъ необходимость опредѣлить прерогативу султана.

Надо признаться, что составленная такимъ образомъ македонская программа можетъ разсчитывать на полное осуществленіе лишь при необычайно благопріятномъ для національныхъ стремленій стеченіи обстоятельствъ. Требованія константинопольской конференціи, на которую эта программа ссылается предпочтительно передъ проектамъ 1880 года, какъ извѣстно, повели къ войнѣ. Безъ войны и побѣды едва ли могли бы и теперь быть навязаны Турціи македонскія условія. Но для осуществленія македонской программы Европа воевать не станетъ; въ крайнемъ случаѣ, можно было бы ожидать развѣ только европейской оккупаціи, т.-е. исхода, едва ли желательнаго для большинства самихъ македонцевъ. Дѣло начнется, — и началось уже, — конечно, съ другого конца, — съ дипломатическаго вмѣшательства. Едва ли нужно быть пророкомъ, чтобы предсказать, что возстаніе въ Македоніи можетъ лишь придать этому вмѣшательству болѣе или менѣе энергическій характеръ, но врядъ ли измѣнитъ его по существу. Въ виду этого, минимальная программа должна быть значительно понижена, чтобы имѣть шансы на немедленное осуществленіе. Разумѣется, такого пониженія трудно ждать отъ македонскихъ комитетовъ; это — дѣло болѣе привычное для дипломатическихъ канцелярій; и переходя къ этой сферѣ отношеній, можно только желать, наоборотъ, чтобы программа не была уже понижена слишкомъ, понижена настолько, что мѣстное населеніе отказалось бы удовлетвориться уступками, даже въ качествѣ временныхъ, а Порта пріобрѣла бы опять возможность свести эти уступки къ бумажной реформѣ, какъ бывало безчисленное количество разъ прежде. Если исторія предъидущихъ дипломатическихъ попытокъ надѣлить турецкія провинціи автономіей можетъ научить чему-нибудь въ будущемъ, то, конечно, смыслъ этихъ уроковъ будетъ заключаться въ полномъ недовѣріи въ Голымъ обѣщаніямъ Порты и въ признаніи необходимости требовать отъ нея болѣе серьезныхъ гарантій. Этотъ опытъ прошлаго учитъ насъ, что —

1) Коммиссія изъ чисто-турецкихъ чиновниковъ, въ родѣ недавно назначенной для скопскаго вилайета, не можетъ сдѣлать ничего для реформы. Она или систематически будетъ бездѣйствовать, исполняя тайное желаніе своего повелителя или, въ случаѣ проявленія энергіи, подвергнется его же гнѣву, какъ, кажется, уже и случилось съ только-что упомянутой коммиссіей.

2) Коммиссія съ участіемъ европейскихъ делегатовъ можетъ выработать очень хорошій законопроектъ, который, однако, очень скоро превратится въ простой историческій документъ, если не будетъ сопровождаться гарантіями въ выполненіи.

3) Гарантіи, которыхъ пробовала требовать Евроіа, сводятся въ слѣдующимъ:

a) Назначеніе высшихъ чиновниковъ съ согласія державъ.

b) Устройство европейской контрольной коммиссіи (конечно, не въ такомъ скромномъ видѣ, какъ послѣдняя, при помощи которой послы напугали Порту въ 1896 году).

c) Назначеніе европейскихъ чиновниковъ и офицеровъ для введенія проектированныхъ реформъ.

4) Жандармерія изъ войскъ нейтральной державы.

е) Временная оккупація.

4) Наконецъ, приходится констатировать, что Порта не отвергала только тѣхъ гарантій, которыя на нее налагались силой событій. Сила же событій проявлялась или въ ослабленной формѣ — европейскаго соглашенія, или въ болѣе энергичной формѣ — индивидуальнаго вмѣшательства. Именно на такое вмѣшательство со стороны Россіи — безсознательно или сознательно надѣется македонская масса. Одними предостереженіями ее не заставишь выбросить изъ головы эту idée fixe, тѣмъ болѣе, что самыя предостереженія она готова всегда истолковать по-своему. Если ее предупреждаютъ, — значитъ, о ней отечески заботятся; если ей грозятъ оставить ее на произволъ судьбы, — значитъ, въ случаѣ крайности за нее и заступятся. Одна русская газета недавно обнаружила склонность разсуждать совершенно такимъ же образомъ, рискнувъ заявить, что на македонскій вопросъ слѣдуетъ смотрѣть какъ на наше русское семейное дѣло съ султаномъ. Это — опасная точка зрѣнія. Становиться на этотъ путь едва ли удобно, если принять въ разсчетъ, что, идя по нему, можно придти туда, куда мы пришли въ 1877 году. Ошибиться свойственно каждому, но упорствовать въ ошибкѣ было бы неумно, какъ говоритъ одна древняя пословица.

Изъ того, что мы не должны быть «славянофилами» въ стилѣ 1877 года, вовсе, однако, не слѣдуетъ, чтобы намъ слѣдовало превратиться въ туркофиловъ. Россія имѣетъ достаточно тяжести на европейскихъ вѣсахъ, чтобы оказать свое давленіе, не налегая на нихъ всей своей массою. Но имѣетъ ли она интересъ создавать на Балканскомъ полуостровѣ новую автономную единицу, имѣющую сыграть впослѣдствіи роль второй Восточной Румеліи? Разборъ этого вопроса завелъ бы насъ далеко за предѣлы настоящей статьи. Отвѣты на него даются весьма различные. По нашему личному мнѣнію, вопросъ рѣшается утвердительно. Россіи выгоднѣе имѣть на полуостровѣ сильнаго союзника, чѣмъ слабаго вассала, — а чтобы сохранить себѣ выгода союза, нужно только немножко больше умѣнья, которымъ, къ несчастію, мы не всегда обладали.

П. Милюковъ.

"Вѣстникъ Европы", №№ 5—6, 1899

---

1. Синяя книга. Turkey № 2 (1877). Correspondence respecting tbe Conference at Constantinople and the affaire of Turkey. Presented to both Houses of Parliament. 1877. Стр. 213. Донесеніе, отъ 4 января.
2. Проектъ Скайлера и Церетелева; см. Turkey, 2, 29 и 42.
3. Ib. 48—49.
4. Turkey, 2, стр. 105—106.
5. Ibid., 22.
6. Ibid., 40—41. Ср. стр. 72—73, 261.
7. Ib. 38, 62, 216.
8. Turkey, 2, стр. 217—222, 184—186.
9. Turkey, 2, 302—303.
10. Депеша Солсбери отъ 18 января 1877 г., Turkey, 2, стр. 310.
11. Западная и южная границы Санъ-Стефанской Болгаріи, хотя и проведенная слишкомъ приблизительно, по очевидно невѣрнымъ картамъ, въ общемъ соотвѣтствовала предѣламъ славянскаго населенія Македоніи. По 6-ой статьѣ трактата, эта граница шла: «по западной границѣ Враньской казы (теперь отданной Сербіи) до хребта Шаръ-дагъ; отсюда поворачивая на западъ, линія пойдетъ по западнымъ границамъ казъ Кумановской, Кочанской (? Качаникской) и Балканделенской (Тетовской) до горы Корабъ (т.-е. по южному скату Шаръ-планины). Отсюда (пересѣкая Шаръ-дагъ и захватывая часть албанскаго населенія) рѣкой Велештицей до ея сліянія съ Чернымъ Дрнномъ. Направляясь отсюда на югъ по Дрину и затѣмъ по западной границѣ Охридской казы къ горѣ Линъ (полуостровъ на зап. берегу Охридскаго озера) граница пойдетъ западными предѣлами казъ Горчи и Старово (опять задѣвая албанское населеніе) до горы Граммосъ (есть село Грамошта, влашское, въ верховьяхъ Дѣвола). Затѣмъ (черезчуръ обще, оставляя за предѣлами Болгаріи часть славянскаго населенія) черезъ Костурское озеро пограничная линія (оставляя въ сторонѣ Бодену) подойдетъ къ р. Могленицѣ .и внизъ но ея теченію, проходя на югъ отъ Бнидже-Вардара, направится черезъ устье Вардара и черезъ р. Галикъ къ деревнямъ Парга и Сарай-кой. Отсюда (оставляя въ сторонѣ Салоники) серединой озера Бешикъ-гöль (т.-е. оставляя на югъ Халкидикскій полустровъ, населенный греками) къ устью рѣкъ Струны и Карасу (турецкое названіе предъидущей рѣки) и морскимъ берегомъ до Буру-голь».
12. Ср. П. А. Матвѣева, Болгарія послѣ Берлинскаго конгресса. Спб. 1887 г., стр. 221—222. Дальнѣйшія наблюденія автора, впрочемъ, совсѣмъ не сходятся съ нашими.
13. Le Traité de Berlin annoté et commenté par Benoit Brunswik. Paris, 1376, стр. 73—74.
14. См. этотъ проектъ въ двухъ редакціяхъ въ «Синей книгѣ», Turkey, № 9 (1879 г.), Correspondence respecting the proceedings of the European commission for the Organization of Eastem Roumelia. Part I, 85, 111. Дальнѣйшія цитаты относятся къ этой же публикаціи.
15. Turkey, № 9, Part I, стр. 268—264, 296—299, 360—864, 886—394, 402—407, 450—461. Part II, стр. 696—601, 662, 694, 709, 731—740, 783—785, 796—802.
16. Всѣ изложенныя соображенія прямо высказывались въ засѣданіяхъ коммиссіи преимущественно австрійскими и англійскими представителями, Каллаемъ и Друммондомъ Вольфомъ. На переговоры съ зажиточнымъ элементомъ провинціи также имѣется достаточно прямыхъ указаній въ «Синей Книгѣ». См. I, стр. 107, 117, 163, 178, 207, 241—242, 391—392; II, стр. 503 (параллель изъ Княжества: the leading Bulgarians of the Principality are hecoming alarmed at certain proposais of Prince Dondoukoff, by which the principal functionaries are to be chosen by popular election, a measure which they consider directed against the few whose education qualifies them for prominent posts in the Administration), 598 (il est nécessaire d’entourer le gouverneur général d’un groupe de personnes indépendantes de la faveur des masses, éclairées et modérées, sur lesquelles il puisse s’appuyer), 718, 793.
17. Это имѣлось въ виду, еще до начала засѣданіи коммиссіи, графомъ Акдраши, и было (неоффиціацьно) обѣщано въ концѣ ея засѣданій турецкимъ делегатомъ, Ассимъ-пашой. Turkey, № 9, I, стр. 10; II, стр. 974.
18. Turkey, № 9, I, 79—81, 97, 372.
19. Turkey № 15 (1880) Correspondence respecting the new law for the european provinces of Turkey. Part I, 28.
20. Протоколы салоникской коммиссіи, см. въ только-что цитированной «Синей Книгѣ», Turkey, № 15, I, 109—124.
21. Turkey, № 15, II, стр. 226—280.
22. Ibid. I, стр. 31.
23. Лордъ Фицморисъ, вмѣсто Дрюммонда-Вольфа; бар. Коземъ, вмѣсто Каллая; ово, вмѣсто кн. Цертелева и полк. Шепелева.
24. «Turkey», № 16, I, стр. 2—3. «Если событія покончатъ съ турецкой династіей въ Европѣ», — прибавлялъ Др. Вольфъ, — «то въ такомъ случаѣ населеніе, обезпеченное уже раньше пріобрѣтенными вольностями, не такъ легко сдѣлается слѣпымъ орудіемъ или жертвой иностраннаго честолюбія или коварства».
25. Ibid. 87.
26. Его текстъ см. ibid. I, стр. 33—83. Текстъ, выработанный коммиссіей, см. въ Синей книгѣ, «Turkey», № 16 (1880), Despatch from lord Е. Fitzmaurice inclosing the new law for the European provinces of Turkey. Протокола засѣданій см. въ «Turkey», № 16, Parts I—II.
27. См. текстъ ея въ Синей книгѣ, «Turkey», № 2 (1877), стр. 114—122.
28. «Turkey», № 9, I, стр. 202, 218, 268—265, 286.
29. Именно: 1) мустехаръ, 2) дафтердаръ (директоръ финансовъ), 3) директоръ юстиціи, 4) мектубджи, иди начальникъ корреспонденціи, 6) директоръ общественныхъ работъ, земледѣлія и торговли, 6) директоръ народнаго просвѣщенія и 7) адайбей, или жандармскій полковникъ.
30. По первоначальному проекту Дрюммонда-Вольфа («Turkey», № 9, II, 539), комитетъ составлялся изъ одиннадцати членовъ, выбранныхъ собраніемъ: изъ нихъ четверо — изъ числа членовъ засѣдавшихъ по праву, изъ семи другихъ — трое изъ меньшинства, и только четыре остальныхъ изъ большинства. Затѣмъ, вслѣдствіе несогласія русскихъ депутатовъ, Рингъ внесъ поправку, по которой число членовъ было девять, — изъ нихъ пятеро изъ большинства, четверо изъ меньшинства (ibid., 661). Послѣ новыхъ возраженій русскихъ коммиссаровъ, французскій уполномоченный предложилъ добавить къ девяти дѣйствительнымъ членамъ трехъ кандидатовъ, — въ томъ числѣ двухъ отъ большинства (ibid., 653, 661). Наконецъ, при второмъ чтеніи, русскіе делегаты согласились на новую уступку, вслѣдствіе которой составъ комитета былъ: десять дѣйствительныхъ членовъ и три кандидата; шестеро изъ числа первыхъ и двое изъ числа вторыхъ должны были принадлежать къ большинству (ibid. 963). Полемику по поводу учрежденія постояннаго совѣта его, кромѣ указанныхъ мѣстъ, см. ibid., 1, 448; II, 652—654; 661—665. Замѣчанія о дѣйствительной роли «постояннаго комитета» см. въ книгѣ Матвѣева, «Болгарія послѣ берлинскаго конгресса», стр. 226—227, 285—237. Ср. также «Дневници на Постоянний Комитетъ за 1879—1884 гг. (скратени протоколии, изд. на Народномъ Събранне, София, 1890, 6 томовъ)».
31. «Turkey», № 16, стр. 155.
32. «Turkey», № 9, part II, стр. 535, 595—603, 902—3.
33. «Turkey»: № 16, II, стр. 244. Въ турецкомъ законопроектѣ передъ перечнемъ предметовъ вѣдомства генеральнаго совѣта стояли очень осторожныя выраженія: «Les Conseils Généraux… eont autorisés à exprimer leurs opinions et proposer les amendements aux loix et réglements», по такимъ-то предметамъ (ibid., I, 34). Коммиссари приняли-было выраженіе § 13-го румелійскаго устава, по которому эти предметы входятъ въ исключительную компетенцію собранія. Но въ окончательномъ текстѣ слово: «исключительная», было выкинуто.
34. Ср. его вступительныя объясненія при обсужденіи проекта румелійской коммиссіи, «Turkey», № 9, II, стр. 708.
35. «Turkey», № 15,1, 198. Отмѣтимъ еще неудачную попытку Фицмориса, подсказанную одной греческой петиціей, — ввести въ законъ постановленіе о новой группировкѣ нахій, соотвѣтственно національности жителей. Эта идея тоже проводилась на константинопольской конференціи русскими, въ интересахъ христіанскаго большинства. Фицморисъ воспользовался ею въ интересахъ греческаго меньшинства.
36. «Turkey», № 15, II, 213—214.
37. Именно, чиновники и главы духовныхъ общинъ данной административной единицы выбирали изъ списка лицъ, имѣющихъ право быть выбранными въ совѣтъ этой единицы, тройное количество кандидатовъ, затѣмъ посылали списокъ этихъ кандидатовъ въ такого же рода избирательную коллегію ближайшей низшей единицы, выбиравшей изъ списка двойное количество кандидатовъ. Получивъ эти списки, данная единица составляла новый списокъ лицъ, получившихъ наибольшее количество голосовъ во всѣхъ низшихъ подраздѣленіяхъ этой единицы, опять въ двойномъ количествѣ сравнительно съ числомъ лицъ, имѣющихъ быть назначенными. Этотъ послѣдній списокъ пересылался начальнику слѣдующей высшей единицы (изъ общины — начальнику казы, изъ казы — начальнику санджака, изъ санджака — начальнику вилайета), который уже и назначалъ изъ двойного числа представленныхъ ему кандидатовъ надлежащее число «выборныхъ» членовъ совѣта той единицы, которая присылала списокъ. См. Aristarchi-bey, II, 284—8.
38. «Turkey», № 9, II, стр. 795—800, 965.
39. «Turkey», № 15, II, стр. 260—269.
40. «Turkey», № 9, II, 908—910, 997 и § 346 Р. О. У.
41. «Turkey», № 15, II, 181, 183, 225.
42. Вся остальная часть турецкаго законопроекта, трактовавшая о вопросахъ внутренняго благоустройства провинціи, была просто опущена коммиссаромъ, такъ какъ забота объ этихъ вопросамъ признана входящей въ компетенцію областного собранія.
43. «Turkey», № 15, II, стр. 247—248.
44. Ibidem, I, 86; II, 277.
45. Рѣчь ген. Обручева при прочтеніи прокламаціи къ болгарамъ имп. Александра II. «Turkey», № 9, II, 1026.
46. Bérard, «La politique de sultan», 1897, стр. 282.
47. Ministère des affaires étrangères. Documents diplomatiques. Affaires arméniennes. Projets de réformes dans l’empire ottoman. 1893—1897. Paris. 1897. Въ книгѣ B. Берара, написанной раньше выхода этой «Желтой книги», можно найти много яркихъ иллюстрацій цитированнаго въ текстѣ заключенія Камбона.
48. Меморандумъ и проектъ пословъ см. въ цитированной «Желтой книгѣ», стр. 45—66.
49. Ibid., стр. 61, 71—75, 79—81, 85—94.
50. Ibid. 136—138.
51. 142, 143—145, 148—150, 151—162.
52. Ibid. 226—229.
53. Ibid. 301—302.
54. Ibid. 320—323.
55. Въ этомъ видѣ проектъ былъ выработавъ въ предварительныхъ засѣданіяхъ европейскихъ делегатовъ, 21 и 23 декабря 1876, предъявленъ и приложенъ къ протоколу конференціи 11 (23) декабря и обсуждался на слѣдующихъ засѣданіяхъ (си. «Turkey», 2, 148, 153—156, 168, 217—222). Не совсѣмъ понятна, поэтому, ссылка примѣчанія на протоколъ 2-го засѣданія конференціи.
56. «Quiconque possède les connaissances et la capacité exigées par la loi, est admis, eans distinction de race ni de religion, aux fonctions publiques y compris celles de Yali (т.-е. губернаторомъ можетъ быть назначенъ и болгаринъ). Lorsque la majorité est musulmane, les mutessarifs et les caïmacams (но не губернаторъ) seront musulmans, et là où la majorité est non-musulmane, les mutessarifs et les calmacams seront non-miisulmans… la préférence sera donnée à ceux, qui connaissent, en même temps que le turc, la langue du pays, c’est-à-dire, la langue parlée par la majorité des habitants».