Из поездки в Испанию (Подолинский)/РМ 1882 (ДО)

Из поездки въ Испанию
авторъ Сергей Андреевич Подолинский

Опубл.: 1882. Источникъ: az.lib.ru

Изъ поѣздки въ Испанію

Вопросъ о національныхъ особенностяхъ все болѣе и болѣе вырывается на передній планъ въ политикѣ, въ экономіи, въ наукѣ, — однимъ словомъ, почти во всѣхъ сторонахъ народной жизни. Онъ одинаково интересуетъ какъ приверженцевъ объединенія, для которыхъ часто отличительныя черты мелкихъ народностей являются главными препятствіями, такъ и крайнихъ федералистовъ, основывающихъ на этихъ чертахъ главнѣйшія доказательства въ пользу своихъ политическихъ мнѣній. Крупнѣйшія событія современной исторіи, повидимому, оправдываютъ стремленія объединителей, если только однихъ успѣховъ достаточно для оправданія какой-либо системы. Менѣе чѣмъ въ двадцать лѣтъ и изъ весьма разрозненныхъ элементовъ составились двѣ великія державы: Итальянское королевство и Германская имперія. Если вѣрить словамъ огромнаго большинства западно-европейскихъ публицистовъ и ученыхъ, то и панславизмъ есть не что иное какъ — безсознательное еще — стремленіе всѣхъ славянъ слиться подъ властью одной могучей державы.

Въ наши намѣренія не входитъ принципіальное разсмотрѣніе такихъ общихъ политическихъ вопросовъ и если мы въ началѣ этихъ очерковъ о нихъ упоминаемъ, то только потому, что во время путешествія по Испаніи, предпринятаго прошлою весною, мы на каждомъ шагу наталкивались на національныя различія и на безчисленные вопросы, возникавшіе по ихъ поводу. Между тѣмъ Испанія — страна объединенная уже около трехъ сотъ лѣтъ тому назадъ и притомъ въ такое время, когда центральныя правительства были энергичнѣе, чѣмъ теперь, и имѣли возможность оказывать большее давленіе на своихъ противниковъ. Тѣмъ не менѣе никто не сочтетъ парадоксомъ, если мы выразимъ мнѣніе, что испанскій народъ — одинъ изъ наименѣе однородныхъ. Съ этимъ мнѣніемъ вообще согласны даже централисты, несмотря на то, что послѣ Франціи Испанія объединена, приблизительно въ теперешнихъ границахъ, гораздо ранѣе.

Но если общее представленіе о неоднородности испанской націи ера ли вызоветъ возраженія, то нельзя сказать того же о ея степени, о причинахъ ее производящихъ, о формахъ, въ которыхъ она проявляется. Чѣмъ именно отличаются между собой группы людей все-таки очень родственныхъ, какъ велики эти различія, насколько они приводятъ къ замѣтнымъ, бросающимся въ глаза, явленіямъ въ народной жизни — вотъ вопросы, на которые мы постараемся хоть отчасти отвѣтить, немного на основаніи собственныхъ наблюденій, а болѣе при помощи мѣстныхъ печатныхъ источниковъ и оффиціальныхъ документовъ.

I.
Общій составъ населенія.

Въѣзжая въ Испанію по обыкновенной дорогѣ изъ Парижа въ Мадридъ, то-есть черезъ Бордо, Байону и Санъ-Себастіанъ, подучаешь очень рѣзкое впечатлѣніе о различіи между національностями французскою и испанскою. До Байояы, въ городахъ по крайней мѣрѣ, слышенъ почти вездѣ французскій языкъ, болѣе или менѣе чистый, затѣмъ онъ на короткое время смѣняется характернымъ бэарнскимъ нарѣчіемъ, потомъ въ теченіе двухъ-трехъ часовъ видишь въ вагонахъ нѣсколькихъ басковъ и слышишь ихъ совершенно непонятную рѣчь, затѣмъ, почти внезапно, около Миранды всѣ начинаютъ говорить по-кастильски, то-есть почти чистымъ литературнымъ языкомъ Испаніи. Этотъ рѣзкій переходъ мнѣ пришлось впрочемъ наблюдать въ обратномъ порядкѣ, такъ какъ по западной дорогѣ я ѣхалъ лишь на возвратномъ пути изъ Испаніи.

Совершенно иное впечатлѣніе о взаимныхъ отношеніяхъ народностей, составляющихъ Францію и Испанію, получилъ я, постепенно спускаясь къ югу вдоль береговъ Средиземнаго моря. Желая сначала ближе ознакомиться съ тою частью населенія Франціи, составные элементы котораго еще менѣе утратили свои первоначальныя черты, гдѣ возможность различныхъ лингенетическихъ и этнографическихъ переходовъ гораздо болѣе, чѣмъ между рѣзко обособившимися сѣверными французами и кастильцами, — я предпринялъ пѣшкомъ нѣсколько экскурсій въ горы средней Франціи и затѣмъ прожилъ по нѣскольку дней въ главныхъ городахъ южныхъ провинцій: Ліонѣ, Вьеннѣ, Валенсѣ (на Ронѣ), Оранжѣ, Миньонѣ, Арлѣ, Марсели, Тулонѣ, Гіерѣ, Нимѣ, Монпелье, Нарбоннѣ и Перпиньянѣ. Не входя теперь въ подробности насчетъ того, что касается Франціи, скажу только, что тутъ впечатлѣніе получилось совершенно иное. Различія между нѣкоторыми населеніями Франціи и Испаніи сильно сгладились въ моемъ представленіи, но за то мнѣ стало еще болѣе ясно, что и французская національность еще далеко не дошла до того этнографическаго единства, о которомъ хлопотали всѣ парижскія правительства, начиная съ деспотической тираніи Людовиковъ XI и XIV и кончая якобинизмомъ Робеспьера.

Во многихъ отношеніяхъ можно сказать, что Испанія начинается раньше, чѣмъ кончается Франція. Такъ, напримѣръ, при переходѣ изъ департамента Оды въ Восточные Пиренеи, въ бывшій Русильонъ, менѣе двухсотъ лѣтъ тому назадъ присоединенный къ Франціи, внѣшность многихъ вещей тотчасъ же принимаетъ иной характеръ. Постройки становятся крупнѣе и выбѣлены известью или выкрашены въ разные цвѣта, подобно домамъ во многихъ русскихъ городахъ. Еще болѣе бросается въ глаза при переѣздѣ въ Восточные Пиренеи высшій уровень сельскохозяйственной культуры. Искуственное орошеніе полей, луговъ и виноградниковъ начинаетъ играть самую выдающуюся роль. Въ одномъ, очень небольшомъ, Русильонѣ болѣе 30.000 гектаровъ земли орошаются каналами при помощи воды двухъ небольшихъ рѣчекъ, Тэта и Taxa. Кто привыкъ считать Испанію за страну безводную, каменистую, прожженную солнцемъ, тотъ удивится, увидѣвъ, до какой степени, по свѣжести зелени, по богатству культивированной" растительности, первая провинція, носящая испанскій характеръ, превосходитъ Лангедокъ и даже Провансъ. Не слѣдуетъ забывать, впрочемъ, что Каталонія — во всѣхъ хозяйственныхъ отношеніяхъ — первая страна въ Испаніи и потому не нужно дѣлать заключенія объ остальныхъ провинціяхъ по впечатлѣнію, производимому ею.

Такимъ образомъ вдоль Средиземнаго моря переходъ отъ Франціи къ Испаніи оказывается почти незамѣтнымъ, а различія, которыя существулотъ, говорятъ скорѣе въ пользу послѣдней страны. На мѣсто заражающихъ воздухъ болотъ, и стоячихъ лужъ, покрывающихъ берега департаментовъ Герб и Оды, въ Русильонѣ оказывается прекрасно орошенная я воздѣланная равнина, а далѣе — красивые склоны Пиреней, прорѣзанные террасами и засаженные виноградомъ. Вмѣсто сѣрыхъ, полуразрушенныхъ, часто заброшенныхъ мазъ, т. е. сельскихъ домиковъ, разбросанныхъ хуторами, южнаго Лангедока, опустѣвшаго благодаря усиленной смертности, вызываемой вліяніемъ болотныхъ лихорадокъ, появляются чисто выбѣленные, по большей части двухъэтажные, дома каталонскихъ крестьянъ, всегда окруженные зеленью фруктовыхъ садовъ и виноградниковъ. Наконецъ и внѣшній видъ жителей становится иной. Обитателя и особенно обитательницы западнаго берега Роны (Лангедока) далеко не могутъ по красотѣ своего типа сравниться съ обитателями Прованса, напримѣръ въ окрестностяхъ Арля и Марселя. Правда, и каталонцы не красивы, но ростомъ они выше лангедокцевъ, сложены лучше изъ ихъ манерѣ держать себя замѣтно уже вліяніе Испаніи: они умѣютъ соединять самую изысканную вѣжливость съ полнымъ сознаніемъ собственнаго достоинства.

Чѣмъ же объяснить тотъ фактъ, что, смотря по тому, откуда въѣхать, изъ Франціи въ Испанію, она покажется или страною ей совершенно чумою, иди же ея естественнымъ продолженіемъ, разграниченнымъ только чисто условными, политическими причинами? — Отвѣтъ на этотъ вопросъ весьма простой: Франція и Испанія состоятъ обѣ изъ разнородныхъ этническихъ элементовъ. Иныя изъ племенъ, ихъ составляющихъ, чужды между собою, какъ, напримѣръ, кастильцы, баски и бретонцы; другіе же, какъ, напримѣръ, провансальцы, лангедокцы, каталонцы, близко родственны, чтобы не сказать — почти тождественны. Нужно знать составъ обѣихъ народностей, французской и испанской, прослѣдить исторію ихъ образованія, собрать черты сходства и различій въ каждой изъ провинцій, и тогда только истинный смыслъ отношеній этихъ элементовъ между собой и къ господствующимъ народностямъ, объединившихъ ихъ въ одно централизованное государство, станетъ понятнымъ, а изслѣдованія объ оригиналъ пыхъ чертахъ жизни каждой провинціи получатъ надлежащій интересъ и, быть-можетъ, даже извѣстное значеніе для культуры и жизни какъ частей, такъ и слитнаго цѣлаго.

Изслѣдованія о племенномъ составѣ древнѣйшаго населенія Иберійскаго полуострова еще крайне неполны, хотя нужно отдать справедливость, что начались они очень рано, а въ послѣднія пятнадцать лѣтъ велись съ достаточною настойчивостью и энергіей. Орудія изъ доисторической эпохи были найдены въ Испаніи уже въ XVI столѣтіи и отъ 1534 года есть печатная работа одного ученаго монаха, по имени «Beates», описывающая такія орудія, найденныя въ Аррагоніи. Во второй половинѣ XVIII вѣка (1755 г.), въ такое время, когда это еще далеко не составляло научнаго догмата, Marin у Mendoza утверждалъ уже, что въ Испаніи когда-то существовалъ соціальный строй, предшествовавшій знанію металловъ. Но только во второй половинѣ нынѣшняго столѣтія археологическія изслѣдованія стали основываться на серьезныхъ фактическихъ открытіяхъ костей человѣка, доисторическихъ орудій и иныхъ остатковъ.

Въ 1850 году Casina de Prada нашелъ въ наносахъ, около монастыря St. Isidro, подъ Мансанаресомъ, кременныя орудія, аналогичныя съ найденными во Франціи и Бельгіи. Съ тѣхъ поръ антропологическая школа въ Испаніи становится приблизительно на ту же передовую точку зрѣнія, на которой стоить значительная доля членовъ Парижскаго Антропологическаго Общества. Въ настоящее время она дала уже нѣсколько замѣтныхъ представителей своей наукѣ. Изъ нихъ Villanova замѣчателенъ но большому числу находокъ и описаній, изданныхъ имъ начиная съ 1860 года, а Francesco Tubino, изъ работъ котораго мы почерпаемъ большую часть касающихся сюда подробностей, какъ талантливый и энергичный представитель передоваго направленія въ испанской антропологіи^[1].

Черепы изъ до-историческихъ или вообще очень древнихъ эпохъ, найденные въ различныхъ мѣстностяхъ Иберійскаго полуострова, показываютъ, что и въ то время населеніе его состояло изъ нѣсколькихъ племенъ, рѣзко между собою отличавшихся. Замѣчательно, что почти всѣ древнѣйшія находки относятся къ окраинамъ полуострова, а не къ центральнымъ его областямъ. Наиболѣе драгоцѣнные результаты дали пещеры около Гибралтара и раскопки въ окрестностяхъ Гранады, затѣмъ финикійскіе рудники въ Милагро, въ Астуріи, и баскскія кладбища въ Цараусѣ и Вилагро. Послѣднія три мѣстонахожденія относятся уже къ исторической эпохѣ, хотя и очень древней. Кромѣ того найдено нѣсколько череповъ отъ мумій гуанчей, на Канарскихъ островахъ, а также различные остатки въ Португаліи при раскопкахъ у Бабесо д’Ару да.

Несмотря на различіе въ формѣ найденныхъ череповъ, между ними есть не мало и сходства. Почти безъ исключенія, въ большей или меньшей степени, всѣ они принадлежатъ къ типу длинноголовыхъ (долихоцефаловъ), т. е. такихъ, у которыхъ длина превосходитъ ширину въ отношеніи 100:75 или еще болѣе. Это доказываетъ, что древнѣйшіе обитатели Иберійскаго полуострова, въ большинствѣ по крайней мѣрѣ, принадлежатъ къ одной породѣ, которую и принято называть иберійскою. Длинноголовые черепа, найденные въ Испаніи, довольно рѣзко различаются между собою на два типа. Первый представляетъ собою черепа хорошо развитые, большихъ размѣровъ, съ вмѣстимостью равною или превышающею вмѣстимость череповъ современнаго населенія. Скелеты, относящіеся къ этимъ черепамъ, показываютъ, что племя, къ которому они принадлежали, отличалось довольно высокимъ ростомъ и очень крѣпкимъ тѣлосложеніемъ. Такого рода черепа найдены еще въ Гасконіи въ пещерахъ Бро-Маньонъ и нерѣдко встрѣчаются въ Марокко. Между живущими нынѣ племенами такого рода черепа, при соотвѣтствующемъ тѣлосложеніи, всего чаще можно найти у басковъ. Второй типъ череповъ, найденныхъ въ Испаніи въ большемъ количествѣ, почти во всѣхъ мѣстонахожденіяхъ (Гибралтаръ, Гранада, Бабесо д’Аруда въ Португаліи), также опредѣленно длинноголовый, но уже небольшой величины, плоскій, плохо развитой, похожій на типъ, найденный въ Германіи около Бантрата. Впрочемъ, люди съ подобными и даже еще меньшими черепами и теперь цѣлыми селами встрѣчаются въ Бастилліи, въ провинціи Салачпанка. Наконецъ, въ-третьихъ, нѣкоторые изъ древнѣйшихъ череповъ не могутъ быть вполнѣ отнесены къ типу длинноголовыхъ, а скорѣе къ смѣшанному (мезотицефалы), подобному находимымъ въ пещерахъ Фюрфозъ въ Бельгіи. Эти черепа также встрѣчаются въ разныхъ мѣстахъ — въ Андалузіи, Португаліи и т. д.

Такимъ образомъ основнымъ элементомъ нынѣшняго испанскаго народа слѣдуетъ считать иберійскую породу людей, представителями которой, далеко не. чистыми однако, въ настоящее время можно считать басковъ, занимающихъ теперь едва тридцатую часть полуострова. Кромѣ того соплеменники иберійской породы, по всей вѣроятности менѣе смѣшанные, живутъ еще въ Марокко (берберы) и въ Алжиріи (кабилы), хотя, повидимому, между ихъ языкомъ и говоромъ басковъ (Эусвара) нѣтъ ничего общаго. За то по формѣ черепа и развитію скелета всѣ они больше подходятъ къ крупному кро-маньонскому типу. Это значитъ, что уже въ древнѣйшую эпоху жители Иберіи и сѣверной Африки были между собой въ близкомъ родствѣ, но это доисторическое родство не слѣдуетъ смѣшивать съ сравнительно недавнимъ наплывомъ семитовъ (мавровъ) въ Испанію въ VIII вѣкѣ, ни также съ финикійской и карѳагенскою колонизаціей, тоже семитскаго происхожденія.

На основаніи именъ горъ, рѣкъ и городовъ можно заключить, что иберійцы (баски) занимали сначала большую часть полуострова, отъ Гасконскаго залива до самыхъ Столбовъ Геркулеса^[2]. По всей вѣроятности, это племя населило Испанію, подвигаясь съ юга на сѣверъ, изъ Африки въ Европу. Напротивъ, съ сѣвера на югъ, черезъ Пиренеи, подвигались племена кельтовъ, составляющихъ въ настоящее время второй изъ болѣе существенныхъ элементовъ испанскаго народа. Эпоха переселенія этихъ племенъ неизвѣстна, но во всякомъ случаѣ она очень давняя. Кельты остались отчасти почти несмѣшанными съ иберійцами, судя по именамъ мѣстностей, особливо въ Галиціи и большей части Португаліи. За то весь югъ полуострова и берегъ Средиземнаго моря долго оставались почти совершенно въ рукахъ иберовъ. Они занимали кромѣ того болѣе плодородныя части центральной плоской возвышенности, долину рѣки Эбро, оба склона Пиреней, пространство между склонами Севеннъ и Ліонскимъ заливомъ, вплоть до Генуи и даже далѣе до подножія Апеннинъ и Тессинскихъ алыгъ. Большая часть плоской возвышенности, составляющая средину Испаніи: обѣ Кастилліи, Манча, Эстремадура и прочія были заселены породой, смѣшанной изъ кельтовъ и иберовъ и называвшейся потому кельтиберами.

Къ этимъ двумъ основнымъ элементамъ національнаго состава скоро стали присоединяться и другіе. Кадизъ и Малага имѣютъ происхожденіе финикійское, т. е. семитическое. Нынѣшняя Картагена, прославившаяся своими республиканскими движеніями и страстнымъ стремленіемъ къ мѣстной автономіи, наслѣдница древняго Карѳагена. Греческіе островитяне, родосцы, закинфцы, также основывали свои колоніи на берегахъ Иберія. Но вліяніе Рима скоро стало самымъ рѣшительнымъ изъ всѣхъ. Южная Испанія, Бетида, теперешняя Андалузія, стала однимъ изъ центровъ римской цивилизаціи. Она дала Риму нѣсколькихъ императоровъ и притомъ изъ лучшихъ, напримѣръ Траяна, Адріана, и языкъ Рима сталъ господствующимъ на всемъ полуостровѣ, за исключеніемъ развѣ тѣхъ долинъ Кантабрійскихъ горъ, въ которыхъ и до сихъ поръ удержалось нарѣчіе Эускара.

Паденіе Римской имперіи привело въ Испанію, какъ и всюду, толпы бѣлокурыхъ варваровъ сѣвера, свевовъ, алановъ, вандаловъ. Значительная часть изъ нихъ скоро смѣшалась съ мѣстными жителями, а еще большая часть не выдержала перемѣны образа жизни и климата и постепенно вымерла. Думаютъ, впрочемъ, что племя свевовъ приняло нѣкоторое участіе въ образованіи галиційской народности. Прочнѣе другихъ оказалось племя визитовъ, многочисленное, хорошо организованное и съ большими задатками къ цивилизаціи. Такъ, напримѣръ, по распоряженію Алариха, былъ выкопанъ большой каналъ, и до сихъ поръ орошающій равнину города Тарбъ въ южной Франціи^[3]. Визиты въ наибольшемъ числѣ вошли въ составъ кастильскаго населенія и этимъ, можетъ-быть, обусловливаются, съ одной стороны, сдержанная важность и солидность въ обращеніи кастильцевъ, съ другой — также ихъ стремленія къ завоеваніямъ и къ централизаціи.

Послѣ сѣверной Европы во второй разъ наступила очередь Африки принять участіе въ составленіи испанской національности. На этотъ разъ, впрочемъ, явились опять племена уже знакомыя жителямъ Иберіи, т. е. арабы, семиты, близко родственные финикійцамъ, и берберы, старшіе братья самихъ иберовъ. Въ теченіе семи столѣтій, отъ VIII до XV, колонизація африканскихъ элементовъ шла безпрепятственно черезъ Столбы Геркулеса, и хотя впослѣдствіи мавры и были изгоняемы съ ожесточеніемъ, но иные изъ нихъ перешли въ христіанство, другіе же еще прежде смѣшались съ мѣстными племенами и потому вліяніе ихъ пребыванія на населеніе, особенно въ Андалузіи и Валенсіи, оказалось громадное. Болѣе двухъ тысячъ арабскихъ названій, преимущественно относящихся къ предметамъ, обнаруживающимъ высшую степень культуры, вошли въ составъ кастильскаго нарѣчія, а слѣдовательно и литературнаго языка всей Испаніи.

Во время мавританскаго владычества евреи особенно процвѣтали въ Испаніи. Служа и нашимъ и вашимъ, т. е. христіанамъ и магометанамъ, они захватили, какъ вездѣ, въ свои руки торговлю, а также и сборъ налоговъ. Число евреевъ на полуостровѣ дошло до 800.000; но когда, наконецъ, мавры были побѣждены и короли Аррагоніи и Бастиліи не нуждались болѣе въ евреяхъ, для доставленія денежныхъ средствъ къ продолженію борьбы, тогда они не стали болѣе сдерживать взрывъ народнаго негодованія. Народъ сталъ преслѣдовать евреевъ вездѣ и чѣмъ только могъ: желѣзомъ, огнемъ, пытками, кострами, и все-таки не могъ насытить своей ненависти. Нѣкоторыя семейства евреевъ изъ страха приняли христіанство, но такихъ было очень мало, — большинство ихъ погибло или бѣжало въ Германію, Польшу, на Балканскій полуостровъ. Гоненія евреевъ въ Испаніи окончились лишь послѣ полнаго ихъ истребленія иди изгнанія. Это одинъ изъ немногихъ примѣровъ въ исторіи, гдѣ племя, почти съ милліоннымъ населеніемъ, должно было совершенно очистить занимаемую имъ территорію.

Цыгане, хотя также совершенно чуждые испанскому населенію, удержались въ значительномъ числѣ во многихъ городахъ юга, особенно въ Гранадѣ. Они не богаты, съ большою охотой и полною наивностью исполняютъ обряды католической церкви и потому инквизиція, истребившая столько еретиковъ, мавровъ и евреевъ, не воздвигла ни одного востра для сожженія цыгана. Часть испанскихъ цыганъ ведетъ еще до сихъ поръ кочевой образъ жизни, но большинство ихъ въ страшной нуждѣ, тѣснотѣ и грязи живетъ по городамъ.

При такой смѣси различныхъ племенъ не удивительно, что населеніе Испаніи не успѣло стать однороднымъ, но сложилось въ нѣсколько отдѣльныхъ типовъ, смотря по тому, которая изъ составныхъ частей являлась преобладающей. Большинство антропологовъ въ Испаніи признаетъ въ настоящее время существованіе четырехъ главныхъ народностей, отличныхъ между собою и по племенному составу, и по языку. Всѣ эти языки обладаютъ кромѣ того еще каждый нѣсколькими нарѣчіями.

Первый типъ представляетъ народность басковъ, занимающихъ въ Испаніи провинціи Гвиноскоа, Алава, Бискайя и часть Наварры. Это почти чистые представители иберовъ. Говорятъ они языкомъ непохожимъ ни на одно изъ извѣстныхъ нарѣчій, который по строенію своему не имѣетъ аналоговъ въ Европѣ. Онъ не принадлежитъ къ числу сливающихся (аглютинативныхъ) языковъ, подобно мадьярскому, но скорѣе построенъ по еще простѣйшему тину нарѣчій сѣверо-американскихъ индійцевъ. Впрочемъ, число корней чисто баскскаго происхожденія невелико и всѣ предметы, вошедшіе въ употребленіе послѣ окончанія каменнаго доисторическаго періода, носятъ названія, обладающія корнями латинскими или иныхъ европейскихъ языковъ. Сами баски называютъ свой говоръ общимъ терминомъ — эвскара, но онъ различается на шесть ели на семь различныхъ нарѣчій, повидимому, не очень даже между собой сходныхъ.

Вторая народность, лузитанская, занимаетъ большую часть Португаліи и въ Испаніи распространена по провинціи Галиціи и небольшой части Эстремадуры. По своему происхожденію испанскіе лузятане почти чистые кельты. Лзыкъ ихъ, достигшій литературнаго развитія въ Португаліи, въ Испаніи раздробленъ на нѣсколько нарѣчій, не имѣющихъ иной литературы кромѣ народныхъ пѣсенъ. Существуетъ впрочемъ еще особое астурійское нарѣчіе, такъ-называемый бабль; теперь оно въ сильномъ упадкѣ, но все-таки обладаетъ нѣсколькими современными стихотворцами.

Каталонцы, третья главная народность нынѣшней Испаніи, далеко не представляютъ той однородности въ своемъ составѣ, какъ баска и лузитане. Кромѣ того и ближайшія мѣстныя различія у каталонцевъ еще значительнѣе. Тѣмъ не менѣе вездѣ — въ Провансѣ, въ Лангедокѣ, въ Барселонѣ, въ Валенсіи — иберы составляютъ главную основу каталонскаго типа. Въ Провансѣ есть значительная примѣсь лигу ровъ и грековъ, а въ Лангедокѣ — кельтовъ и германцевъ. Въ Каталоніи смѣсь еще больше: финикіяне и карѳагеняне, греки и массиліоты, римляне, арабы, норманны, французы, евреи — всѣ внесли свою долю въ составъ каталонской народности. На югѣ Каталоніи, въ Валенсіи, примѣсь.мавританской крови также значительна, если еще не больше, чѣмъ въ Андалузіи. Но на всемъ этомъ пространствѣ господствуетъ одинъ языкъ, разбитый, правда, на большое число нарѣчій. Главныхъ изъ нихъ въ Испаніи три: каталонское, которымъ говорятъ въ провинціяхъ Барселонѣ, Жиронѣ, Леридѣ и Таррагонѣ. Нарѣчіе это обладаетъ богатою литературой и имъ говорятъ всѣ сословія, такъ что кастильскій языкъ служитъ только для сношеній съ испанцами другихъ провинцій, для оффиціальной переписки, для Преподаванія въ высшихъ и среднихъ учебныхъ заведеніяхъ. Второе нарѣчіе, валенсійское, распространенное въ провинціяхъ Кастеллавѣ, Валенсіи, отчасти и въ Аликанте, несмотря на изобиліе мавританскихъ словъ, наиболѣе походитъ на языкъ трубадуровъ. Въ Валенсіи высшія сословія уже большею частью приняли кастильскій языкъ, но весь народъ еще говоритъ мѣстнымъ нарѣчіемъ. Третье нарѣчіе каталонскаго языка, майорканское, удержалось на Балеарскихъ островахъ въ наибольшей чистотѣ и всего менѣе вытѣснено кастильскимъ.

Наконецъ, четвертое господствующее племя, кастильское, по своему составу также очень сложно. Оно заключаетъ болѣе кельтскихъ и германскихъ элементовъ, чѣмъ каталонское, а въ южной своей области, въ Андалузіи, еще очень значительную примѣсь арабовъ и берберовъ. Кастильскій языкъ наиболѣе разработанъ литературно и онъ же служитъ общимъ оффиціальнымъ языкомъ во всѣхъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ и во всемъ судопроизводствѣ, кромѣ тѣхъ изъ баскскихъ округовъ, которые еще судятся по своимъ мѣстнымъ правамъ (фуэросомъ), подъ деревомъ «Гверники». Изъ нарѣчій кастильскаго языка, андалузское, по обилію мавританскихъ словъ, представляетъ довольно значительныя отличія отъ литературнаго языка.

По физическому типу различія населеній весьма значительны по окраинамъ, но на центральныхъ плоскихъ возвышенностяхъ, напротивъ, постепенно смягчаются и представляютъ всевозможные переходы между болѣе опредѣленными типами. Въ общемъ можно сказать, что ростъ людей становится ниже отъ сѣвера къ югу, но и на югѣ въ горныхъ округахъ онъ выше, чѣмъ въ равнинахъ. Голова вообще больше и короче на сѣверѣ и на западѣ, т. е. тамъ, гдѣ примѣсь кельтомъ значительнѣе. Страннымъ образомъ на возвышенностяхъ между Эбро и Гвадалквивиромъ нерѣдко встрѣчается косозубіе (прогнатизмъ), считающееся признакомъ африканскихъ расъ и наиболѣе развитое у негровъ^[4]. Быть-можетъ во время процвѣтанія рабства негровъ въ Испаніи, въ XVI и XVII столѣтіяхъ, кастильцы, какъ господствующее племя, держали наибольше рабовъ и наибольше съ ними смѣшались. Въ Португаліи по крайности значительная примѣсь негрской крови къ мѣстному населенію считается доказаннымъ фактомъ^[5].

Въ мадридскомъ Антропологическомъ музеѣ существуетъ интересная коллекція череповъ изъ различныхъ провинцій, изученіе которой очень поучительно, ибо монетъ бросить нѣкоторый свѣтъ на значеніе рѣзкихъ національныхъ особенностей и письменныхъ отличій. Нужно сознаться, что въ сущности всѣ испанскіе черепа меньше и хуже развиты, чѣмъ французскіе. Но и между ними есть большія различія. Черепа басковъ широки, но поразительно плоски. Народъ этотъ, впрочемъ, далеко не глупый, отличается живостью и въ то же время большою солидностью характера, но почти никогда не даетъ личностей съ сколько-нибудь выдающимися способностями. Среди басковъ не бываетъ великихъ поэтовъ, ораторовъ, артистовъ. Совершенно противуположный баскамъ типъ имѣютъ черепа андалузцевъ. Ойи очень длинны и довольно высоки, но при этомъ чрезвычайно узки. Какъ извѣстно, характеръ ума андалузцевъ отличается живой воспріимчивостью и большою талантливостью, но при этомъ очень часто полнымъ отсутствіемъ всякой глубины и серьезности. Черепа кастильцевъ представляютъ средній типъ наиболѣе уравновѣшенный и въ то же время и наиболѣе развитой, за исключеніемъ развѣ еще череповъ каталонцевъ. Осмотръ подобной коллекціи череповъ, если только придавать хоть какое-либо значеніе новѣйшимъ антропологическимъ изслѣдованіямъ, можетъ объяснить вліяніе иныхъ историческихъ фактовъ и способствовать правильному пониманію взаимныхъ отношеній народностей. Если дѣйствительно разностороннему гармоническому развитію всѣхъ частей головнаго мозга соотвѣтствуетъ такое же развитіе ума и характера, то не удивительно, что кастильцы должны были одержать побѣду надъ остальными народностями, несмотря на то, что политическая организація басковъ была уравновѣшеннѣе и справедливѣе, а также несмотря и на то, что каталонцы и андалузцы были образованнѣе, талантливѣе и живѣе.

II.
Каталонцы, ихъ страна и культура.

Доѣхавши до Перпиньяна, имѣемъ полное право сказать, что находимся въ Испаніи, не заботясь о политической границѣ. Городъ этотъ въ полномъ смыслѣ слова представляетъ собою переходный пунктъ между двумя странами, и притомъ переходъ этотъ, еще внутри границъ Франціи, есть самый рѣзкій изъ всѣхъ встрѣчающихся на пути отъ Ниццы до Валенсіи. Самый городъ уже совсѣмъ непохожъ на французскіе. Дома всѣ оштукатурены и большею частью выкрашены въ пестрые цвѣта, но еще большее различіе представляетъ внутреннее убранство церквей. Я долженъ сознаться, что перпиньянскій соборъ мнѣ очень понравился, хотя онъ именно представляетъ собою напыщенный испанскій характеръ церковной архитектуры. Золота, серебра, иконъ въ золотыхъ и серебряныхъ ризахъ тамъ столько же, какъ и въ самыхъ богатыхъ православныхъ церквахъ. Кронѣ того всѣ стѣны, отъ низу и до самаго верха, покрыты фресками, довольно хорошими; но самое оригинальное — это громадное количество статуй, одѣтыхъ и раскрашенныхъ. Каждая изъ нихъ, взятая въ отдѣльности, правда, очень некрасива, но когда ими наполнена вся церковь, то, при фантастическомъ освѣщеніи сквозь разноцвѣтныя стекла, картина становится очень эффектна. Конечно, во всемъ этомъ не можетъ быть и рѣчи о строгой красотѣ, подобной, напримѣръ, миланскому собору, но на мало образованныхъ и сильно вѣрующихъ людей такія церкви должны производить необыкновенно-торжественное впечатлѣніе.

Дорога отъ Перпиньяна до Барселоны представляетъ все время рядъ самыхъ блестящихъ картинъ. По выѣздѣ, на крутомъ поворотѣ, вдругъ показываются Пиренеи, и притомъ не постепенно, не издали выходятъ онѣ за меньшими горами, но разомъ стоятъ передъ глазами въ лицѣ одного изъ крупнѣйшихъ представителей всей цѣпи — Mont Canigon, возвышающагося до 2.785 метровъ. Мнѣ никогда не приходилось видѣть гору, которая бы такъ внезапно и рѣзко возвышалась на такую высоту надъ равниной и гдѣ бы снѣжная линія обозначалась такъ отчетливо и правильно. Немного болѣе чѣмъ до половины Канигу покрытъ лѣсомъ и дугами, а потомъ вездѣ почти на равной высотѣ начинается сплошной снѣгъ, блестящій отъ солнца, въ то время какъ нижняя часть горы остается матовой. Далѣе продолжается цѣпь вершинъ такой же высоты, но Канигу стоитъ отдѣльно и потому особенно эффектенъ. Подвигаясь дальше и оставляя за собою главную цѣпь Пиреней, чувствуешь, какъ ужасный севеннскій вѣтеръ слабѣетъ и воздухъ становится — хотя почти не теплѣе, но за то какой-то необыкновенно мягкій. Растительность принимаетъ болѣе опредѣленный южный характеръ, не потому, впрочемъ, чтобы въ южной Франціи не могли расти почти всѣ растенія Испаніи, но оттого именно, что они тамъ только могутъ существовать при извѣстномъ уходѣ, въ Испаніи же растутъ сами собою. Поэтому дикорастущая флора Испаніи сейчасъ же отличается большимъ количественнымъ отношеніемъ южныхъ растеній къ другимъ. Такому впечатлѣнію много способствуетъ еще обычай обсаживать дороги столѣтниками (агавами).

Хотя Пиренеи немного ниже Альпъ, но относительная ихъ высота надъ равниной скорѣе даже больше и общая картина горной цѣпи не менѣе величественна. Но характеръ вершинъ совсѣмъ иной. Пиренеи оканчиваются обыкновенно острыми вершинами, но очень рѣдко голыми скалами, подобно Альпамъ. На югѣ растительность въ горахъ подымается выше и потому, за исключеніемъ очень высокихъ пиковъ, всѣ вершины Пиреней еще покрыты лѣсомъ. Лѣса въ испанской части Пиренейскихъ горъ пока еще главнымъ образомъ государственные. Часть изъ нихъ лѣтъ 15 тому назадъ была распредѣлена между общинами и отдается долями частнымъ лицамъ въ аренду для эксплоатаціи, но не продается въ полную собственность. Такимъ образомъ лѣса въ Пиренеяхъ не истребляются и все-таки приносятъ около 5 % дохода.

Громадное различіе сельскохозяйственной культуры, поразившее меня при въѣздѣ въ департаментъ Восточныхъ Пиреней, становится въ Каталоніи еще замѣтнѣе. На всемъ разстояніи до Барселоны, кромѣ высочайшихъ вершинъ, я не видалъ пространства невоздѣланной земли величиною въ десятину. Виноградники доходятъ до такой высоты и притомъ на самыхъ крутыхъ склонахъ, что часто трудно бываетъ разсмотрѣть, гдѣ они прекращаются. Между тѣмъ въ южной Франціи, даже въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ Монпелье, небольшіе холмы, покрытые соснами, такъ-называемыя пинеды, иди особымъ кустарникомъ chène biège, и въ такомъ случаѣ именуемые гарртами, остаются безъ всякой культуры. Додины въ Каталоніи также сплошь засажены частью виноградомъ, частью фруктовыми деревьями, остальное же засѣяно хлѣбомъ, обыкновенно пшеницей чистой иди смѣшанной съ рожью. Не рѣдко грядка винограда чередуется съ грядкой пшеницы; но особенно поражаютъ сравнительно большія пространства, засаженныя бобами, люпинусами и другими растеніями изъ семейства мотыльковыхъ. Много также прекрасныхъ сѣнокосовъ изъ эспарцета и клевера, частью обыкновеннаго пурпурнаго, частью же другаго, кровяно-краснаго, котораго прежде мнѣ не случалось видѣть. Красота каталонскихъ пейзажей необыкновенно разнообразна и это зависитъ отъ того, что между горами, острыми и крутыми, пролегаютъ не узкія долины, въ обыкновенномъ смыслѣ этого слова, но болѣе или менѣе обширныя равнины. Такимъ образомъ почти вездѣ одновременно съ горнымъ характеромъ мѣстности все-таки есть обширные открытые виды. При вполнѣ южномъ характерѣ растительности, въ Каталоніи нѣтъ и слѣда того раскаленнаго, высушеннаго тона, какой встрѣчается въ южной Франціи и Италіи; напротивъ, здѣсь зелень густая и свѣжая, какъ на сѣверѣ, и только своими свѣтлыми оттѣнками, на большомъ разстояніи, когда нельзя различить породъ, изобличаетъ свой южный характеръ.

Несомнѣнно, главная причина такого блестящаго состоянія культуры — это орошеніе, начинающееся еще передъ Перпиньяномъ и, съ небольшими перерывами, продолжающееся до Валенсіи и еще дальше на югъ. Всѣ равнины Каталоніи изрѣзаны углубленіями двоякаго рода: каналами и дорогами, которые издали трудно отличить, такъ какъ большая часть проселочныхъ дорогъ углублена въ почву, иногда почти на сажень. По этой дорогѣ болотъ уже нигдѣ нѣтъ, кромѣ весьма небольшихъ около города Санта-Калана де-Фарнесъ, который извѣстенъ своимъ неудовлетворительнымъ санитарнымъ состояніемъ.

Одинъ молодой испанскій литераторъ, съ которымъ я познакомился въ Барселонѣ, на мое замѣчаніе о превосходствѣ испанской агрономической культуры надъ французской, отвѣчалъ мнѣ: «Не спѣшите восхищаться, — Испанія страна дикости и нищеты, но окружена она каймою цивилизаціи и богатства». Впослѣдствіи, имѣя по цѣлымъ суткамъ передъ глазами вполнѣ пустынныя равнины Манчи и обѣихъ Кастиллій, я убѣдился въ полной справедливости этого выраженія. Но въ Каталоніи, къ счастью, эта кайма широкая. Горы далеко отходятъ отъ моря, верстъ на 20—30, даже на 50, да притомъ и самыя горы побѣждены культурой. Онѣ изрѣзаны террасами, засажены виноградомъ и фруктовыми деревьями вездѣ, гдѣ только представляется къ тому хоть малѣйшая возможность. Климатъ — теплый, ясный и довольно сухой — дозволяетъ расти винограду на такихъ высотахъ, какъ, вѣроятно, нигдѣ въ Европѣ. Проѣзжая по желѣзной дорогѣ у самаго подножія послѣднихъ отроговъ Пиреней, любуешься прекрасною картиной. Съ одной стороны блестящее синее море глубокими заливами врѣзывается въ материкъ, окаймленный круто спадающими въ воду красными скалами. Съ противоположнаго бока, сколько глазъ обхватитъ, всѣ холмы и горы покрыты до половины своей высоты свѣтлою зеленью виноградниковъ, а выше вдругъ, безъ всякаго перехода черезъ иную растительность, слѣдуютъ, почти черные отъ контраста, сосновые лѣса. Между Перпиньяномъ и Жироной на каждой почти изъ большихъ вершинъ — замокъ, сторожевая башня противъ сарациновъ, или каплица, и невольно удивляешься настойчивости и искусству населенія, которое на такихъ высотахъ, частью почти недоступныхъ, могло воздвигнуть столько зданій, замѣчательныхъ не только по величинѣ, но и въ архитектурно-художественномъ отношеніи.

Впрочемъ не слѣдуетъ и удивляться такой усиленной культурѣ здѣшней мѣстности. Каталонцы съ незапамятныхъ временъ и до сихъ поръ считаются самыми трудолюбивыми и самыми искусными работниками въ Испаніи. «Каталонецъ и камень превратитъ въ хлѣбъ» — говоритъ пословица, противъ которой никто не будетъ спорить, кто видѣлъ, на какихъ дикихъ скалахъ небольшія пространства, огороженныя и поддержанныя каменными стѣнами, засѣяны пшеницей.

Каталонцы и по лицу, и по костюму, особенно по послѣднему, значительно отличаются отъ своихъ южно-французскихъ соплеменниковъ. Очень многіе мужчины носятъ на головѣ фригійскій колпакъ, красный, точь-въ-точь такой, въ какомъ рисуютъ Французскую республику и который недавно еще былъ строго запрещенъ во Франціи, какъ эмблема радикализма. Ба ногахъ они носятъ, какъ и большая часть испанцевъ, сандаліи, состоящія изъ плотной веревочной подошвы и перекрестной тесьмы черезъ верхнюю поверхность ноги для поддержки подошвы. Большая часть крестьянъ имѣютъ уже чулки, но нѣкоторые носятъ сандаліи и на босую ногу, между прочимъ даже солдаты, и это по формѣ, что кажется очень страннымъ при общей обмундировкѣ, похожей на французскую. Крестьяне ходятъ частью въ блузахъ, но больше въ курткахъ изъ грубаго бархата, и опоясаны широкими цвѣтными шерстяными кушаками. Женскій костюмъ менѣе характеренъ: платье темнаго цвѣта и свѣтлый платокъ на головѣ. На сѣверѣ Каталоніи какъ женщины, такъ и мужчины имѣютъ пристрастіе къ матеріямъ огненно-краснаго цвѣта въ клѣткахъ. Женщины, даже высшихъ сословій, носятъ ихъ на плечахъ, а мужчины въ видѣ галстуховъ. Ростомъ каталонцы выше и сложеніемъ крѣпче провансальцевъ, но лицомъ гораздо хуже и мужчины, и женщины. Вообще у нихъ лица большія, грубыя, съ крупными носами. У крестьянъ, несмотря на здоровый складъ тѣла, лица вообще утомленныя и рано покрываются морщинами. Они впрочемъ имѣютъ скорѣе видъ людей утомленныхъ трудомъ, чѣмъ больныхъ. Этому нельзя и удивляться, сравнивъ усиленную каталонскую культуру съ культурой южной Франціи. Несмотря на этотъ утомленный видъ, въ каталонцахъ поражаетъ ихъ живость, и притомъ не столько въ разговорахъ, сколько въ движеніяхъ. Говорятъ они не больше и не быстрѣе южныхъ французовъ, но не могутъ спокойно сидѣть на мѣстѣ въ вагонѣ, постоянно вскакиваютъ, смотрятъ въ окно и вообще имѣютъ видъ людей очень любопытныхъ, напоминая своими манерами немного нашихъ южнорусскихъ евреевъ. Такою живостью каталонцы отличаются не только въ молодости, но и въ болѣе зрѣломъ возрастѣ.

Во всемъ у нихъ однако замѣтно, что они люди уже давней цивилизаціи. Совершенство здѣшней культуры могло быть вызвано только ея продолжительностью и кромѣ того только при достаточно-густомъ населеніи и съ очень раздробленнымъ землевладѣніемъ крестьянъ-собственниковъ. Какъ увидимъ дальше, всѣ эти условія дѣйствительно существуютъ въ Каталоніи.

Первенство каталонцевъ въ Испаніи не ограничивается однимъ хлѣбопашествомъ. Можно сказать даже, что въ другихъ отношеніяхъ, напри, въ фабрично-промышленномъ и въ торговомъ, Каталонія еще рѣшительнѣе идетъ впереди всѣхъ остальныхъ провинцій. Въ настоящее время только въ четырехъ сѣверныхъ провинціяхъ существуетъ болѣе 700 хлопчато-бумажныхъ фабрикъ, на которыхъ занято 104.000 рабочихъ. Бумажныхъ нитокъ производится 17.500.000 килограммовъ, а тканей 200.000.000 метровъ^[6].

Почти всѣ города Каталоніи носятъ фабричный характеръ, и когда подъѣзжаешь къ нимъ, то прежде всего бросаются въ глаза высокія черныя трубы и длинныя казарменныя строенія съ безчисленными окнами. По фабрики въ Испаніи не придаютъ городамъ того мрачнаго вида, который онѣ имѣютъ въ Англіи или въ Бельгіи. Работа на фабрикѣ среди вѣчнаго тумана, густаго угольнаго дыма, сырости, въ холодномъ климатѣ гораздо тяжелѣе и болѣе вредитъ здоровью, чѣмъ тамъ, гдѣ она производится при открытыхъ окнахъ, окруженная густою, чуть не тропическою, растительностью, и гдѣ на одинъ дождливый день приходится по крайней мѣрѣ семь ясныхъ. Тамъ, столь важные на сѣверѣ, вопросы объ осушеніи помѣщеній, о вентиляціи отступаютъ на задній планъ. Кромѣ того, каталонскіе рабочіе не принадлежатъ къ числу людей, дозволяющихъ эксплоатировать себя безропотно. Барселона была уже свидѣтельницей безчисленныхъ стачекъ, мелкихъ бунтовъ и нѣсколькихъ настоящихъ революцій. Соціальное движеніе въ Испаніи сильно и теперь, несмотря на всѣ строгости, имѣетъ наибольшую силу, послѣ Андалузіи, именно въ Барселонѣ. Правительство очень боится и сильно не любитъ этотъ городъ, работящій, шумный и веселый, и съ двухъ сторонъ грозитъ ему крѣпкими цитаделями, менѣе дѣйствительными для защиты порта, чѣмъ для усмиренія жителей.

Барселона, по выраженію Сервантеса, «городъ единственный, мѣстоприбываніе любезности и отечество храбрыхъ людей», дѣйствительно очень красивый городъ. По внѣшнему характеру своему Барселона совершенно современный европейскій городъ, съ широкими прямыми улицами, обсаженными громадными платанами, съ блестящими кафе и магазинами, съ необыкновенно роскошнымъ базаромъ цвѣтовъ и съ постояннымъ уличнымъ оживленіемъ всѣхъ большихъ городовъ юга. Барселонскій портъ, но движенію своему первый въ Испаніи, замѣчателенъ также по чистотѣ и порядку, которые въ немъ господствуютъ. Онъ могъ бы служить призеромъ для другихъ большихъ приморскихъ городовъ юга, напр. Марсели или Генуи, которые въ этомъ отношеніи далеко отстали отъ Барселоны. Но главная слава Барселоны — это ея художественное и умственное движеніе. Театры ея — первые въ Испаніи не только? по величинѣ, но и по качеству артистовъ; университетъ всегда переполненъ студентами; медицинскій факультетъ стоитъ на уровнѣ современнаго знанія, чего нельзя сказать объ остальныхъ медицинскихъ факультетахъ Испаніи, сравнительно очень многочисленныхъ. Число литературныхъ обществъ и клубовъ довольно значительно и нѣкоторые изъ нихъ обладаютъ прекрасными помѣщеніями и очень хорошими библіотеками, какъ я могъ въ томъ убѣдиться лично, такъ какъ иностранцы съ величайшею любезностью допускаются къ занятіямъ. Изысканная любезность и гостепріимство впрочемъ не составляютъ спеціальной черты каталонцевъ, но, насколько я могъ убѣдиться вообще, хотя и въ другихъ формахъ, присущи всѣмъ испанцамъ. Говорятъ впрочемъ, что аррагонцы характера надменнаго, но насколько это справедливо, я не знаю.

Будучи вообще однимъ изъ важнѣйшихъ научныхъ и литературныхъ центровъ въ Испаніи, Барселона въ послѣднее время опять стала главнымъ пунктомъ возрожденія литературы спеціально каталонской. Судьба этой литературы, нѣсколько разъ падавшей и потомъ опять возрождавшейся, тѣсно связана съ очень сложной исторіей каталонской народности, которой мы здѣсь касаться не ноженъ, но о которой должны сказать, иго она особенно замѣчательна по той энергіи и тѣмъ примѣрамъ самопожертвованія, которые каталонцы всегда обнаруживали при отстаиваніи своей мѣстной независимости. Сколько живучести въ этомъ народѣ, видно изъ того, что въ нѣсколько десятковъ послѣднихъ лѣтъ, при облегчившихся обстоятельствахъ, каталонская литература, совершенно было погибшая послѣ разрушенія Барселоны въ 1714 году, достигла снова такого процвѣтанія, что насчитываетъ до трехсотъ нынѣ живущихъ писателей^[7]. При этомъ тутъ вовсе не входятъ въ счетъ литераторы каталоно-провансальскаго языка, живущіе во Франціи, но только испанцы, пишущіе на трехъ мѣстныхъ нарѣчіяхъ: каталонскомъ, валенсійскомъ и болгарскомъ.

Въ теченіе своей перемѣнчивой судьбы каталонская литература имѣла три главныхъ періода процвѣтанія. Первый изъ нихъ обыкновенно зовутъ провансальскимъ, второй собственно каталонскимъ и третій валенсійскимъ.

Первая изъ этихъ эпохъ начинается съ конца XII столѣтія и продолжается по начало ХІІІ-го, вторая — съ конца ХІІІ-го столѣтія и третья — начиная съ XV-го до XVII-то.

Когда именно сложился каталоно-провансальскій языкъ въ формы подобныя нынѣшнимъ, доподлинно неизвѣстно. Есть однако указанія на то, что начало его очень древнее. Въ то время, когда Цезарь явился въ Испанію, въ бывшей греческой колоніи Эмпоріи существовало три языка: греческій, латинскій и мѣстный. Цезарь призналъ законнымъ употребленіе только двухъ послѣднихъ языковъ во всѣхъ оффиціальныхъ сношеніяхъ и приказалъ грекамъ отказаться отъ ихъ роднаго языка и также изъясняться на латинскомъ или на языкѣ страны^[8]. Тѣмъ не менѣе извѣстно, что даже между ІХ-мъ и ХІІ-мъ столѣтіемъ языкъ каталонцевъ еще не успѣлъ сложиться и мало походилъ на теперешній. Въ литературныхъ произведеніяхъ ІХ-то и X столѣтія, писанныхъ по-латыни, встрѣчаются только отдѣльныя каталонскія выраженія, а въ концѣ Х-то и въ XI уже цѣлыя фразы и изреченія. Въ ХЛ-мъ столѣтіи многіе отрывки изъ твореній трубадуровъ написаны уже чисто по-каталонски.

Въ тѣ времена связь между береговыми жителями Средиземнаго моря была очень сильная, и притомъ связь преимущественно не политическая, а именно культурная. Не удивительно поэтому, что, за незначительный мѣстными видоизмѣненіями, всѣ эти народности говорили однимъ общимъ языкомъ, тѣмъ, который господствовалъ на «турнирахъ трубадуровъ» и на «судахъ любви». Границы его распространенія шли отъ Аликанте въ Испаніи до Марсели и даже далѣе, до первыхъ генуэзскихъ повеленіи. Въ настоящее время различія стало больше: во Франціи только обитатели Руеильона (восточныхъ Пиреней) говорятъ почти чистыхъ каталонскихъ нарѣчіемъ, напротивъ жители Прованса выработали собственную литературу, а обитатели Лангедока въ послѣднее время также сильно трудятся надъ созданіемъ своей мѣстной письменности. Подъ вліяніемъ этихъ причинъ единство стараго литературнаго каталонскаго языка нарушено, письменность ближе придерживается современныхъ мѣстныхъ говоровъ простаго народа и вмѣсто одной каталоно-провансальской литературы существуетъ но меньшей мѣрѣ пять: двѣ во Франціи и три въ Испаніи.

Первый періодъ каталонской литературы слѣдуетъ назвать провансальскимъ не только въ виду полнаго тогда единства языка, во также и потому, что литературная иниціатива вышла изъ Прованса. Большинство первыхъ трубадуровъ были провансальцы и когда, вслѣдствіе брака Романа Беретера III Барселонскаго съ дольче провансальской, обѣ страны соединились политически, то и литературы ихъ слились въ одну и вліяніе болѣе выработанной провансальской оказалось преобладающихъ.

Послѣ перваго изъ извѣстныхъ трубадуровъ, Гильоха изъ Паутье, слѣдовалъ цѣлый рядъ другихъ происхожденіемъ частью изъ Прованса, частью изъ Католоніи. Съ объединеніемъ этихъ двухъ странъ усиливался и контрастъ между югомъ и сѣверомъ Франціи. Въ то время, правда, еще не существовало ни Франціи, ни Испаніи. Наслѣдники Карла Великаго властвовали на сѣверъ отъ Луары, надъ герцогствами Нормандіей и Бретаньой, надъ графствами Талтиньей и Анжу, между тѣмъ какъ весь югъ, т. е. герцогство Аквитанія и графства Овернь, Раду, тулуза, Провансъ и др. были независимы и находились въ союзѣ съ Барселоной. Адальбертъ Тадьяранъ, на притязаніе Гуго Бапета навязать югу свою королевскую власть, отвѣчалъ вопросомъ: «кто назначилъ тебя королемъ?» — и былъ единодушно подержанъ всѣми своими южными соплеменниками. Что касается до Испаніи, то большая часть ея территоріи еще находилась въ рукахъ мавровъ, за исключеніемъ небольшихъ королевствъ Бастиліи (Старой), Аррагона и Наварры и незначительнаго пространства на западѣ, изъ котораго со временемъ образовалась Португалія.

Между Парижемъ и Тулузой не существовало никакого сродства", за то, напротивъ, было очень близкое между Тулузой и Барселоной. На сѣверныхъ французовъ смотрѣли почти какъ на варваровъ, и не удивительно, что даже много позже Петрарка, этотъ «послѣдній изъ трубадуровъ», говоря о французахъ, выразился: «Теперь я понялъ, что они варвары, такъ какъ не пишутъ стиховъ и не понимаютъ языка Гомера».

Впрочемъ не только поэзія, но и весь общій уровень цивилизаціи на югѣ стоялъ гораздо выше: Особенно замѣчательны вѣротерпимость и мѣстная автономія, которыми отличались всѣ страны, населенныя каталоно-провансальскою народностью. Въ этомъ направленіи сліяніе съ Барселоной оказало особенно полезное дѣйствіе на Провансъ. Феодализмъ скоро ослабѣлъ, права городовъ были подтверждаемы графами или даже ими даровались болѣе свободныя конституціи по образцу каталонскихъ муниципалитетовъ; литература и поэзія не подвергались никакимъ стѣсненіямъ со стороны правительствъ и т. д. Равенство въ обращеніи между сословіями есть вообще одно изъ отличительныхъ свойствъ жителей юга, но тамъ, гдѣ, несмотря на существованіе мелкихъ феодальныхъ владѣтелей, каждый городъ въ сущности былъ почти самостоятельною республикой, гдѣ каждый работникъ могъ свободно выражать свое мнѣніе на народныхъ собраніяхъ, -тамъ это равенство должно было еще болѣе упрочиться и войти въ нравы населенія. Особенно замѣчательно положеніе женщины въ этотъ счастливый періодъ жизни каталонскаго народа. Почтя раба въ сѣверной Франціи, а также въ мавританскихъ калифатахъ, она пользовалась уваженіемъ и независимостью вездѣ, гдѣ господствовалъ языкъ трубадуровъ. Женщины предсѣдательствовали на праздникахъ, на турнирахъ, на судахъ любви и были даже судьями въ литературныхъ состязаніяхъ.

Но этотъ періодъ процвѣтанія былъ не дологъ. Настала мрачная эпоха крестовыхъ походовъ противъ альбигойцевъ; хищныя и грубыя шайки сѣвера подъ предводительствомъ Симона де-Монфора наводнили югъ и огнемъ и мечомъ истребили всѣ блестящіе задатки тамошней цивилизаціи. Со смертью дона Педро Аррагонскаго на поляхъ Мурата, первый періодъ, провансальскій, литературы и общественной жизни юга долженъ считаться законченнымъ.

Но графство Барселона устояло противъ этого погрома и скоро даже стало оправляться. При Хайме (Jaime) I путемъ улучшенія мѣстнаго самоуправленія, учрежденія «совѣта ста», путемъ основанія высшихъ школъ (университетовъ) въ Леридѣ, Монпелье, Перпиньянѣ, Валенсіи и Польмѣ, введеніемъ каталонскаго языка въ законодательство и судопроизводство открытъ новый періодъ мѣстной литературы, самостоятельно каталонскій. къ этому періоду относятся, между прочимъ, знаменитый ученый, философъ и алхимикъ Раймондъ Лугліо, Морфръ Эрменгутъ, авторъ «Катехизиса любви», подавшаго, какъ говорятъ, Дангу первую мысль къ его «Божественной комедіи», и цѣлая плеяда писателей и трубадуровъ, имена которыхъ теперь конечно почти забыты, но въ то время пользовались громкою славой на всемъ романскомъ юго-западѣ.

Вмѣстѣ со смертью послѣдняго изъ графовъ барселонскихъ, дона Мартина Гуманнаго, извѣстнаго какъ одинъ изъ лучшихъ каталонскихъ ораторовъ, и съ присоединеніемъ Батадоніи, но рѣшенію ея народнаго представительства, къ Аррагонскому королевству, значеніе Барселоны, какъ интеллектуальнаго и литературнаго центра, стало понемногу падать, «Академія веселой науки» закрылась и поэтическая производительность каталонскаго народа перешла главныхъ образокъ въ Валенсію. До здѣсь каталонская литература въ значительной степени утратила свой самостоятельный характеръ. Аузіасъ Марчъ, такъ-называемый Валенсійскій Петрарка, извѣстный изъ поэтовъ этой школы, дѣйствительно былъ подражателемъ Петрарки, и вообще вліяніе итальянской поэзіи оказалось очень сильнымъ въ этотъ третій, валенсійскій, періодъ развитія каталонской литературы. Развитіе Кастильскаго государства, централизація и выгоды, сопряженныя съ служеніемъ оффиціальной литературѣ господствующаго языка еще болѣе способствовали паденію мѣстной словесности. Тѣмъ не менѣе почти двѣсти лѣтъ существовала и даже процвѣтала въ Валенсіи каталонская поэзія, прежде полнаго поглощенія ея кастильскою, первые толчки къ развитію которой были даны самими каталонцами. Политическія движенія, происходившія въ Валенсіи и Барселонѣ во время борьбы за сохраненіе каталонской независимости и окончившіяся сначала покореніемъ Валенсіи, а затѣмъ осадой и разрушеніемъ Барселоны въ 1714 году, нанесли окончательный ударъ существованію самостоятельной литературы въ этой провинціи въ теченіе пяти столѣтій, отъ 1213 до 1714 года, шедшей впереди всей Испаніи во всемъ, что касалось умственнаго развитія.

Почти въ теченіе цѣлаго столѣтія послѣ 1714 года не слышно было о каталонской литературѣ. Нѣсколько отдѣльныхъ писателей старались, правда, снова вызвать въ ней жизнь, но всѣ усилія ихъ были совершенно безуспѣшны. Въ нынѣшнемъ столѣтіи первому удалось Антонію де-Капкани и Манналау, своими «Историческими Записками», плодомъ многолѣтнихъ трудовъ, снова возбудить интересъ къ литературѣ и исторіи Каталоніи. Нужно отдать также справедливость академія историческихъ наукъ, которая, издавъ «Библіотеку каталонскихъ писателей» и давши этимъ путемъ сильный толчокъ къ знакомству съ старою литературой, способствовала наступившему, при облегченныхъ политическихъ условіяхъ нынѣшняго столѣтія, возрожденію современной каталонской литературы. Какъ мы уже видѣли, возрожденіе это пошло такъ быстро, что въ настоящее время существуетъ самостоятельно политическая и литературная пресса на каталонскомъ языкѣ, періодически назначаются литературно-поэтическія состязанія (inegos florales), какъ во времена процвѣтанія трубадуровъ, пишутся на каталонскомъ языкѣ даже научныя и спеціальныя сочиненія, — однимъ словомъ, существуютъ всѣ признаки, подающіе надежду, что самостоятельное существованіе этой провинціальной литературы теперь обезпечено^[9].

Ходъ политической и экономической жизни Каталоніи въ общемъ соотвѣтствовалъ ходу развитія ея литературы. Почти въ теченіе цѣлаго XVIII столѣтія Барселона была лишена всякаго политическаго вліянія въ Испаніи и такъ велико было ея униженіе, что горожане сами, какъ милости, просили уничтоженія своихъ послѣднихъ муниципальныхъ правъ^[10]. Только эпоха борьбы за конституціонную свободу въ началѣ нынѣшняго столѣтія, въ которой каталонцы приняли самое живое участіе, дала случай Барселонѣ возобновить свою старую политическую традицію и стать рѣшительно на сторону свободы. Во время кратковременнаго существованія федеративной республики, послѣ отказа короля Амедея отъ престола, вліяніе каталонцевъ въ правительствѣ стало преобладающимъ. Предсѣдатель совѣта Пини Маргалъ и четверо изъ министровъ были изъ Каталони. Такое явленіе, невиданное со времени объединенія и полнаго административнаго господства кастильцевъ, возбудило сильное негодованіе мадридской печати, стремившейся доказать, что каталонцы желаютъ завоевать Испанію, сдѣлать Барселону столицей на мѣсто Мадрида и т. д. Какъ извѣстно, это политическое вліяніе каталонцевъ продолжалось очень короткое время и въ настоящую минуту вся Испанія опять находится подъ гнетомъ централизованной администраціи, состоящей преимущественно изъ кастильцевъ. Но нельзя не признать, что если не въ политическомъ, то въ экономическомъ отношеніи каталонцы преобладаютъ въ большей части страны и что Барселона — промышленная и торговая столица Испаніи. Въ большей часа городовъ Кастиліи богатѣйшіе купцы и фабриканты — каталонцы, а торговые обороты Барселоны и Валенсіи равняются оборотамъ всѣхъ остальныхъ городовъ страны. При этомъ движеніе барселонскаго порта растетъ очень быстро: въ 1868 году оно равнялось 1.236 судамъ съ грузомъ въ 263.6ЫS тоннъ, а въ 1876 г. — уже 1.907 судамъ съ грузомъ въ 671.122 тонны. Въ одинъ первый семестръ 1877 года вошло 879 судовъ съ 359.989 тоннами, чѣмъ доказывается постоянство роста оборотовъ. Почти такъ же быстро развивается и береговое (каботажное) мореплаваніе. Вмѣсто 2.153 судовъ съ 118.301 тонной груза въ 1868 году уже было въ 1876 г. 4.344 суда съ 390.236 тоннами^[11].

Не удивительно, что при подобномъ оживленіи экономической сто рои общественной жизни въ Каталоніи началось движеніе и въ литературѣ въ наукѣ, въ искусствѣ. Во всемъ этомъ движеніи теперь замѣчаете сильное стремленіе сохранить и развить спеціально каталонскій черти, поднять жизнь провинціальную, оберечь себя отъ нивелирующаго вліянія всякой централизаціи. Посему движеніе это совершенно справедливо зовется каталонизмомъ, такъ какъ оно не есть ни собственно политическое, или научное, или литературное движеніе, а именно совокупность всѣхъ движеній, во всѣхъ отрасляхъ общественной жизни, составляющихъ оригинальность каталонской культуры. Мнѣ пришлось присутствовать на конференціи, читанной по поводу основанія большой ежедневной газеты каталонскомъ языкѣ, «Diari Catalа», и эту конференцію, вмѣстѣ съ первымъ нумеромъ самой газеты, можно считать за программу болѣе или менѣе общую всему теперешнему каталонизму. Читавшій конференцію, опять изъ редакторовъ «Каталонскаго ежедневника», началъ съ разсмотрѣнія обвиненія каталонцевъ въ сепаратизмѣ, въ стремленіи отдѣлиться отъ Испаніи и основать отдѣльное государство, быть-можетъ даже ей враждебное. Онъ указалъ на всю неосновательность подобныхъ обвиненій, происходящихъ отъ непониманія вопроса или отъ недоброжелательнаго смѣшиванія понятій о мѣстной автономіи, о свободномъ развитіи языка и литературы, — съ понятіемъ объ отдѣльномъ политическомъ существованіи. По его слонамъ, каталонская передовая партія вовсе не желаетъ отдѣленія отъ родственныхъ племенъ, составляющихъ вмѣстѣ съ нею общее отечество, Испанію, но только желаетъ добиться полной свободы для развитія тѣхъ изъ народныхъ особенностей католонцевъ, которыя, какъ, напримѣръ, языкъ и литература, необходимы для сохраненія ихъ народной оригинальности. Во всемъ остальномъ каталонизмъ сливается съ обыкновеннымъ понятіемъ о федерализмѣ и демократіи. Мы хотимъ, — говорится въ программѣ^[12], — идти впередъ рѣшительно во всемъ, въ наукѣ и въ религіи, въ искусствахъ и въ политикѣ, но въ то же время мы всегда будемъ имѣть въ виду и спеціальную цѣль — возрожденіе нашей провинціальной жизни.

Возрожденіе это, впрочемъ, какъ мы видѣли, въ значительной степени уже началось. Муниципальное управленіе Барселоны — одно изъ самыхъ независимыхъ и просвѣщенныхъ не только въ Испаніи, но на всемъ югѣ Европѣ, и въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ имъ достигнуты уже удовлетворительные результаты. Народное образованіе, особенно высшее и среднее, достигло въ Каталоніи сравнительно широкаго распространенія. Кромѣ университета, въ Барселонѣ есть и спеціальныя учебныя заведенія, одиннадцать обществъ для народнаго образованія, восемь академій, девять благотворительныхъ учрежденій и пр.

Несмотря однако на богатство края и на усиленный трудъ каталонскихъ крестьянъ, въ городахъ еще много бѣдности и нищенство развито сильно, хотя далеко не такъ, какъ въ южной Испаніи. Кромѣ того большинство нищихъ въ Барселонѣ — дѣйствительные калѣки, что не удивительно при постоянныхъ войнахъ и революціяхъ въ Испаніи. Тѣмъ не менѣе значительное число нищихъ въ Барселонѣ оказывается особенно поразительнымъ, когда узнаешь, что благотворительность въ этомъ городѣ организована хорошо и въ широкихъ размѣрахъ. Госпиталей тамъ не менѣе 14, пріюты также находятся въ достаточномъ количествѣ. Къ сожалѣнію, самые большіе изъ госпиталей, напримѣръ, Santa Cruz, а также громадный пріютъ Caridad, добываютъ себѣ денежныя средства главнымъ образомъ путемъ продажи лотерейныхъ билетовъ. На каждомъ шагу, на большихъ улицахъ, стоятъ бури съ объявленіями и ежедневными курсади, около которыхъ народъ собирается толпою. Несомнѣнно, что это поддерживаетъ праздность и національную страсть испанцевъ къ игрѣ. Такимъ образомъ оказывается, что госпитали и пріюты сами работаютъ дли своего наполненія и даже увеличиваютъ зло, вмѣсто того, чтобы способствовать окончательному его искорененію.

Если Барселону можно справедливо считать интеллектуальнымъ центромъ всей Каталоніи, то въ отношеніяхъ политическомъ и экономическомъ южныя провинціи больше тяготѣютъ къ Валенсіи, городу еще несомнѣнно каталонскому, но уже значительно отличающемуся отъ Барселоцы, по составу своего населенія, его нравамъ, по характеру его культуры, по степени его европейской шлифовки. Характеръ мѣстности южной части Каталоніи и образъ жизни сельскаго населенія также иные, чѣмъ на сѣверѣ. Правда, за небольшими перерывами, можно сказать, что вся Каталонія, отъ восточныхъ Пиреней до границъ провинціи Аликанте, представляетъ собою одинъ садъ по разнообразію и интенсивности культуры, но лучшая изъ гуэртъ, сплошь орошенная равнина, занимающая все пространство отъ моря до самыхъ горъ и засаженная фруктовыми деревьями, достигаетъ полнаго блеска только въ провинціяхъ Кастелланѣ и Валенсіи. На всемъ этомъ протяженіи горы далеко отступаютъ отъ берега, на 20 верстъ и болѣе, и необозримыя пространства покрыты одними апельсинными деревьями, вѣтви которыхъ въ началѣ мая гнутся подъ тяжестью почти спѣлыхъ уже апельсинъ. Мѣстами апельсинныя плантація смѣняются виноградомъ, оливками, персиковыми, абрикосовыми, гранатовыми деревьями. Все это — главные предметы здѣшней культуры. Хлѣбопашцы Валенсіи, пользуясь традиціями, перешедшими къ нимъ отъ мавровъ, а можетъ-быть еще и отъ римлянъ, задерживаютъ при выходахъ изъ долинъ всю воду, какъ текучую, такъ и атмосферные осадки, и спускаютъ ее въ бассейны, а оттуда распредѣляютъ для орошенія по всѣмъ плантаціямъ. Самая знаменитая изъ этихъ гуэртъ и есть именно долина Гвадалавіара, заключающая, между прочимъ, въ себѣ и городъ Валенсію. Здѣсь орошенія начались еще при римлянахъ, во были значительно усовершенствованы махрами. Восемь главныхъ каналовъ и безчисленное множество побочныхъ служатъ для распредѣленія воды, доводящей, при надлежащемъ удобреніи, производительность почвы до такой степени, что кукуруза достигаетъ до трехъ саженъ вышины, а сѣно на искуственныхъ лугахъ косятъ до 9—10 разъ въ годъ. Въ теченіе одного года успѣваютъ иногда произвести оборотъ изъ 4—5 посѣвовъ различныхъ растеній. Каналы проведены двумя способами, смотря по потребностямъ орошаемыхъ растеній. Для деревьевъ они обрамлены невысокими плотниками, которыя стоитъ прорѣзать въ какомъ-либо мѣстѣ, чтобы полить деревья, посаженныя нарочно для этого рядами въ небольшія углубленія. Пшеницу, напротивъ, орошаютъ сплошь и это удивительно ускоряетъ ея ростъ. Въ окрестностяхъ Валенсіи уже 4 мая, по новому стилю, я видѣлъ пшеницу выше человѣческаго роста, хотя она только-что выбрасывала колосъ. Говорятъ, что на этихъ орошенныхъ нивахъ пшеница даетъ средній урожай самъ 36, то-есть въ 6 разъ больше чѣмъ въ южной Россіи и въ 4 раза чѣмъ на удобренныхъ поляхъ Англіи. Вслѣдствіе такого большаго расхода воды, почти всѣ рѣки восточнаго склона Испаніи, напримѣръ, Сегура, Хукаръ, Гвадалавіаръ, едва доводятъ до моря ⅐ до ¼ общаго количества воды, получаемаго ими изъ горъ. Даже весною въ Гвадалавіарѣ такъ мало воды у его устья, что во время моего пребыванія въ Валенсіи на руслѣ рѣки, очень широкомъ въ стѣнахъ города, ежедневно производилось ученье кавалеристовъ.

Не менѣе богата и, быть-можемъ, еще тщательнѣе воздѣлана гуэрта, орошенная водами рѣки Хукара, протекающаго южнѣе Валенсіи. Мнѣ пришлось видѣть ее уже по дорогѣ изъ Валенсіи въ Мадридъ, отчасти въ провинціи Аликанте, извѣстной своимъ особенно жаркимъ климатомъ. Здѣсь культура риса преобладаетъ уже надъ другими хлѣбами, а въ южной, степной части, гдѣ климатъ чрезвычайно сухъ, финиковыя пальмы растутъ оазисами, въ нѣсколько тысячъ и даже десятковъ тысячъ деревьевъ, почти такъ же хорошо, какъ и въ Африкѣ. Самая знаменитая изъ этихъ пальмовыхъ рощъ находится около Эльке, среди равнины, орошенной небольшою рѣчкой Виналопо, и содержитъ около 35.000 финиковыхъ пальмъ^[13]. Эта роща составляетъ главный доходъ жителей, отправляющихъ плоды во Францію, а листья въ Италію и города внутренней Испаніи для празднованія Вербнаго Воскресенья.

Но не только характеръ мѣстности и растительности южныхъ провинцій Каталоніи значительно отличается отъ сѣверныхъ, но и жилища валенсійскихъ крестьянъ совершенно иныя. Вмѣсто, большею частью, двухъэтажныхъ, европейской архитектуры, домиковъ здѣсь видимъ низенькія хатки, правда каменныя, но совершенно выбѣленныя на подобіе малороссійскихъ мазанокъ. Онѣ также крыты соломой, только форма крыши иная: она всего въ два склона вмѣсто четырехъ, а съ боковъ фронтоны, на переднемъ изъ которыхъ обыкновенно поставленъ небольшой деревянный крестъ. Хаты эти очень малы, но удивительно чисто содержатся. Ставни и оконныя рамы часто выкрашены въ синій цвѣтъ и тогда очень напоминаютъ внѣшнимъ видомъ жилища молдаванъ въ южно-русскихъ поселеніяхъ. Внутреннее устройство жилищъ впрочемъ совершенно иное. Входъ очень большой и занимаетъ почти цѣликомъ одну изъ боковыхъ стѣнъ. Сѣней нѣтъ и входъ непосредственно продолжается въ комнату почти во всю длину постройки. Съ противоположной входу стороны однако есть еще отгороженныя пространства, повидимому, чрезвычайно малыя. Общее впечатлѣніе жилища заставляетъ предполагать большую бѣдность населенія, несмотря на богатство края. Главная причина — это тѣснота и черезчуръ малая величина участковъ въ орошенной гуэртѣ, между тѣмъ какъ вблизи, на плоскихъ возвышенностяхъ, почти никто не хочетъ жить, хотя и тамъ почва далеко не безплодна. Несмотря на тѣсноту, въ Валенсіи однако почтя нѣтъ большихъ селъ, — напротивъ, крестьяне почти всѣ живутъ отдѣльными хуторами среди своихъ поземельныхъ участковъ.

Городъ Валенсія также гораздо оригинальнѣе Барселоны и носитъ уже совершенно южно-испанскій характеръ. Церкви, которыхъ очень много, по архитектурѣ представляютъ что-то среднее между мечетями и византійскими церквами. На большей части изъ нихъ синіе купоны съ золотыми ободками и рисунками и иного лѣпной работы довольно хорошей. Внутренность собора вся. выложена мраморомъ, размѣры, его величественны, но архитектурный типъ слишкомъ смѣшанный.

Насчетъ жителей Валенсіи у сосѣдей ходятъ двѣ поговорки, одна другой, противуположныя и повидимому обѣ далеко не вполнѣ справедливыя. Первая изъ нихъ гласитъ: «Рай гуэрты населенъ дьяволами» и намекаетъ на крайнюю вспыльчивость и жестокость валенсійцевъ. Вторая, болѣе насмѣшливая, вѣроятно вызвана завистью къ ихъ усовершенствованной культурѣ и къ богатымъ урожаямъ благодаря орошенію: «Въ Валенсіи, говорить сосѣди, мясо — трава, а трава — вода; мущина тамъ — женщина, а женщина — ничто»..

Пробывъ всего нѣсколько дней въ Валенсіи, я конечно не могу судить о нравственномъ характерѣ ея жителей; но что касается ихъ внѣшняго вида и темперамента, то несомнѣнно, что вторая поговорка совершенно ложна въ томъ, что касается до людей. Валенсійцы по наружности худощавы, очень стройны, съ довольно темнымъ цвѣтомъ лица, черными блестящими глазами. Какъ мужчины, такъ и женщины довольно красивы, пр красота ихъ уже совершенно не европейская, да и въ сущности элементы африканскіе (иберы, берберы) и семитскіе (финикійцы, карѳагеняне, мавры) у нихъ рѣшительно преобладаютъ надъ европейскими (кельтами, римлянами, визиготами). По темпераменту они люди живые, энергичные и притомъ трудолюбивые. Въ послѣднемъ отношеніи они далеко превосходятъ своихъ южныхъ сосѣдей, обитателей Мурсіи. Особенно распространено въ Валенсіи пѣніе народныхъ пѣсенъ, которыми Испанія вообще гораздо бѣднѣе Италіи, а искусство въ танцахъ составляетъ даже нѣкотораго рода спеціальность и большая часть испанскихъ хореграфическихъ знаменитостей родомъ изъ Валенсіи.

Насчетъ жестокости валенсійцевъ и ихъ страсти въ кровопролитію разсказываютъ самыя невѣроятныя вещи. Такъ, наприм., увѣряютъ, что были случаи, когда, за неимѣніемъ быковъ для боя, нѣсколько молодыхъ людей рѣшались изображать изъ себя быка, лошадей и тореадаровъ. Тому изъ нихъ, который представлялъ быка, съ двухъ сторонъ головы привязывали по испанскому складному ножу (novaja) вмѣсто роговъ, а матадору давали такой же ножъ въ руки. Бой велся строго, по всѣмъ правиламъ обыкновеннаго боя быковъ, и оканчивался пролитіемъ цѣлыхъ ручьевъ человѣческой крови и смертью одного или нѣсколькихъ изъ участвующихъ. Все это дѣлалось при аплодисментахъ цѣлой толпы зрителей. На жизнь здѣсь смотрятъ не болѣе какъ на игрушку, всѣ вооружены громадными новахами и за малѣйшимъ оскорбленіемъ слѣдуетъ дуэль да ножахъ. Бываетъ однако и еще хуже: убиваютъ людей изъ хвастовства или просто по найму. Два крестьянина заспорили объ искусствѣ въ стрѣльбѣ. Одинъ изъ нихъ держалъ въ рукахъ заряженное ружье и, увидѣвъ въ сосѣдней улицѣ незнакомаго прохожаго, сказалъ: «смотри, хорошо ли я цѣлю», выстрѣлилъ и убилъ человѣка^[14]. Въ прежнее время Валенсія почти исключительно доставляла наемныхъ убійцъ къ мадридскому двору, гдѣ въ нихъ была большая потребность, а въ самомъ городѣ на базарѣ всѣ стѣны сосѣднихъ домовъ были покрыты крестами, соотвѣтствующими мѣстамъ убійствъ во время дракъ. Говорятъ, что даже теперь еще можно найти охотниковъ убивать за деньги и что этимъ не рѣдко пользуются для мести или изъ жадности, ради скорѣйшаго полученія наслѣдства. Всѣ эти разсказы, конечно, могутъ быть несправедливы и просто вызваны нелюбовью сосѣдей къ валенсійцамъ за ихъ горячій характеръ, за мавританскую внѣшность и проч. Къ сожалѣнію, однако, и статистика преступленій, все же болѣе достовѣрная, чѣмъ приведенные анекдоты, не говоритъ въ пользу жителей рая гуэрты, да и вообще всего каталонскаго племени.

До числу убійствъ двѣ валенсійскія провинціи, т. е. Бастелланъ и Валенсія, стоитъ во главѣ всѣхъ остальныхъ. По воровству только Кацересъ, Мадридъ и Сарагоеса немного превосходятъ Валенсію. Провинціи населенныя басками, а также островитяне Болеаръ и Канарій занимаютъ послѣднія мѣста по числу преступленій. То же самое можно сказать и о провинціяхъ населенныхъ лузитанами. Валенсійцы до сихъ поръ больше похожи на мавровъ, чѣмъ на испанцевъ. Самый костюмъ ихъ рѣзко отличается отъ всѣхъ европейскихъ одеждъ и, вѣроятно, очень мало измѣнился за послѣднія десять столѣтій. Они носятъ широкіе, короткіе штаны изъ бѣлаго полотна, опоясаны очень широкими кушаками краснаго или фіолетоваго цвѣта; бархатные жилеты у богатыхъ покрыты серебряными монетами, на ногахъ сандаліи въ родѣ каталонскихъ, но вмѣсто чулокъ бѣлые суконные гетры, оставляющіе колѣна и нижній суставъ ногъ не покрытыми. Голову они обыкновенно брѣютъ и завязываютъ шелковымъ шаткомъ яркаго цвѣта, сверхъ котораго носятъ шляпу низкой формы, украшенную лентами и розетками. Сверху почти всѣ носятъ еще пледы, но обыкновенно не шерстяные, какъ въ Каталоніи, по изъ очень толстаго полотна (рядовины), въ полосахъ разныхъ цвѣтовъ и съ длинной бахрамой, висящей до самой земли. Пледы эти по ткани и отчасти даже по узорамъ очень напоминаютъ простыя крестьянскій скатерти въ Малороссіи.

По разнообразію и пестротѣ костюмовъ, по оригинальности типовъ, но количеству сортовъ привозимой зелени и фруктовъ, базары города Валенсіи представляютъ собою одно изъ интереснѣйшихъ зрѣлищъ для путешественника. Очень непріятно поражаетъ только совершенно невѣроятное количество нищихъ, подобное которому мнѣ приходилось видѣть только въ Кіевской лаврѣ во время прихода богомольцевъ. Насколько можно судить по общему взгляду, нищіе составляютъ не менѣе 5 % всей толпы, наводняющей улицы, а это чрезвычайно много, если принять во вниманіе, что въ Валенсіи благотворительность, судя по величинѣ помѣщеній и числу постелей, организована немногимъ хуже, чѣмъ въ Берселонѣ. Кронѣ лотерей здѣшніе госпитали добываютъ деньги содержаніемъ откупѣ боя быковъ. Послѣднее средство въ Барселонѣ не существуетъ, такъ какъ тамъ вообще бои быковъ пришли въ совершенный упадокъ. Нельзя сказать также, чтобы Валенсія не представляла возможности для заработковъ. Хотя въ меньшей степени, чѣмъ Барселона, этотъ городъ очень промышленный и въ немъ, какъ это часто бываетъ на югѣ, вслѣдствіе большей легкости жизни, рядомъ съ развитіемъ крупнаго фабричнаго производства удержалось еще и мелкое самостоятельное ремесло. Такъ какъ тамъ почти всѣ работаютъ на дворѣ или въ почти открытыхъ мастерскихъ, то мнѣ не трудно было скоро ознакомиться съ главнѣйшими видами валенсійскаго производства. Между ремесленниками очень много кузнецовъ и слесарей, производящихъ большею частью тѣ мелкія металлическія работы, которыми такъ славится Испанія. Производство часовъ въ Испаніи также имѣетъ главнымъ центромъ Валенсію и на главныхъ улицахъ ея часто попадаются большіе магазины, повидимому съ богатымъ запасомъ часовъ. Кромѣ того есть нѣсколько прядильныхъ и ткацкихъ фабрикъ, фаянсовыхъ и гончарныхъ заведеній. Особенно бросается въ глаза значительное количество женщинъ, работающихъ въ небольшихъ мастерскихъ, почти на улицѣ, швейными машинами. Тѣсныя улицы Валенсіи съ ихъ высокими домами, съ постояннымъ стукомъ различныхъ машинъ и инструментовъ, съ толпою людей постоянно трудящихся и движущихся, представляется чѣмъ-то въ родѣ одной большой фабрики, а не рядомъ самостоятельныхъ жилищъ 110.000 населенія. Въ сущности оно такъ и есть, потому что торговля почти вся въ рукахъ нѣсколькихъ капиталистовъ, находящихъ пока еще болѣе выгоднымъ предоставлять ремесленникамъ работать у себя дома, чѣмъ затратить разомъ значительныя средства на устройство большихъ фабрикъ, покупку машинъ и на наемъ рабочихъ. Обороты Валенсійскаго порта, находящагося въ 4 километрахъ отъ города, въ мѣстечкѣ Грао, въ 1867 году дошли до 67.675.000 франковъ. Главные предметы вывоза: апельсины, шелковыя и шерстяныя ткани, фаянсы изъ Валенсіи и папиросная бумага, почти на всю Испанію, изъ города Алкоя. Ввозятъ всего болѣе перуанское гуано, потребляемое въ громадномъ количествѣ при интенсивной культурѣ гуэрты. Кромѣ того всѣ отношенія Испаніи съ ея колоніями, теперь уже довольно значительными, въ Алжиріи совершаются черезъ юго-восточные приморскіе города — Валенсію, Аликанте, Картагену, Альмерію.

Валенсійцы, вмѣстѣ съ басками, принадлежатъ къ немногимъ изъ подданныхъ нынѣшняго Испанскаго королевства, сохранившимъ кое-что изъ мѣстныхъ автономныхъ правъ, такъ-называемыхъ фуэроеовъ. Такъ, напримѣръ, до сихъ поръ распредѣленіе воды для орошенія и разборъ несогласій, происходящихъ по атому поводу, находится въ рукахъ мѣстныхъ общинъ. Но законодательная власть мѣстныхъ кортесовъ погибла послѣ жестокой междуусобной войны начала XVIII столѣтія, въ течете которой цѣлыя населенія были истребляемы: такъ, наприм., всѣ жители города Хативы, кромѣ нѣсколькихъ женщинъ и священниковъ, были перебиты кастильскими войсками до одного человѣка, а городъ сожженъ до тла. Память объ этихъ ужасахъ еще живетъ въ народѣ и вотъ главная причина того страннаго факта, почему валенсійцевъ, которые слывутъ республиканцами и радикалами, было такъ много въ рядахъ карлистовъ. Ненависть къ кастильскому правительству, защита фуэроеовъ, которую Донъ-Карлосъ вынужденъ былъ выставить на своемъ знамени, были главными побудительными причинами для валенсійцевъ, а вовсе не преданность главѣ дома Бурбоновъ, окончательно разрушившихъ ихъ самостоятельность.

Изъ предыдущаго видно, что если жители Валенсіи еще остались почти маврами по своему типу, по костюму, можетъ-быть даже по своей жестокости и восточному равнодушію къ человѣческой жизни, за то они уже вполнѣ стали каталонцами по языку, по охотѣ и способности къ труду, не только хлѣбопашескому, но ремесленному и фабричному, по силѣ своего мѣстнаго патріотизма, по умѣнью сохранить хоть нѣкоторые остатки мѣстнаго самоуправленія и придать ему широкое значеніе. Смягченіе нравовъ и распространеніе образованія являются теперь главными элементами для прогресса валенсійскаго народа, природное умственное развитіе котораго, равно какъ и экономическая культура и теперь уже довольно высоки.

III.
Народности кастильскаго говора.

Еще по дорогѣ изъ Барселоны въ Валенсію мнѣ пришлось ознакомиться съ первыми кастильцами изъ народа. Это были солдаты, ѣхавшіе занимать гарнизонъ въ Тартозу. Большая часть изъ нихъ были очень молоды, иные почти дѣти, потому что, если не ошибаюсь, и до сихъ поръ еще берутъ въ Испаніи 18-ти-лѣтнихъ рекрутъ. Несмотря на молодость, меня поразило ихъ умѣнье держать себя, ихъ вѣжливость и сдержанныя манеры. Не было слышно въ вагонѣ ни дикихъ криковъ и пѣнія съ взвизгиваніемъ, какъ мнѣ случалось наблюдать у венгерскихъ гонведовъ, ни плоскихъ и сальныхъ остротъ, какъ у нѣмцевъ. Все время, напротивъ, шелъ ровный и веселый разговоръ солдатъ между собою иди съ каталонскими крестьянами, и, прислушавшись, я былъ очень пораженъ узнавши, что разговоръ. идетъ о различіяхъ между Кастиліей и Каталоніей. Я зналъ, что мѣстный патріотизмъ сильно развитъ въ Испаніи, но не думалъ, чтобы даже въ простомъ народѣ эти вопросы возбуждали такой интересъ. Между тѣмъ они стали даже предметомъ народной поэзіи и одинъ изъ солдатъ скоро спѣлъ пѣсню, въ которой слова castillan и саtalon постоянно повторялись должно-быть въ смыслѣ противорѣчія или сравненія.

Дѣйствительно, противоположность между Каталоніей и Кастиліей очень рѣзкая во многомъ, начиная съ самой страны. Всего замѣтнѣе эта разница при переѣздѣ изъ Валенсіи въ Мадридъ. Изъ Валенсіи я выѣхалъ вечеромъ, и такъ какъ по этой дорогѣ приходится переѣзжать приморскую равнину въ одномъ изъ самыхъ ея широкихъ мѣстъ, то-есть на пространствѣ около 60 верстъ, то поѣздъ шелъ цѣлыхъ два часа, пока совершенно не стемнѣло, среди роскошныхъ садовъ гуэрты Гвадалавіара и Хукара. Но какъ только мы стали подыматься въ гору, вмѣсто теплаго, пахучаго воздуха апельсинныхъ плантацій въ окна вагона по временамъ стала врываться очень свѣжая трамонтама, т. е. горный вѣтеръ, соотвѣтствующій южно-французскому мистралю. Окружающая мѣстность приняла видъ дикій и невоздѣланный. Въ это время стало совершенно темно и я заснулъ, но черезъ два часа проснулся отъ сильнаго холода. Вѣтеръ превратился почти въ бурю, но луна сильно свѣтила и ясно можно было различить, что поѣздъ двигался среди степи, похожей на наши новороссійскія равнины. Вездѣ было гладко, пусто, ни одного дерева, ни одной постройки и только издали виднѣлась цѣпь горъ, которыя казались теперь, съ плоской возвышенности, небольшими холмами, а не настоящими горами, какими онѣ были вчера при взглядѣ съ приморской равнины. Когда стало свѣтло, то я увидѣлъ, что степи Манчи и Новой Кастиліи сильно отличаются отъ южно-русскихъ и притомъ не въ свою пользу. Вмѣсто нашего тучнаго чернозема на нихъ почва если и не совсѣмъ безплодная, то чрезвычайно каменистая. Крестьяне вынуждены среди поля складывать камни въ громадныя кучи, такъ какъ ихъ болѣе дѣвать некуда. Всходы хлѣба показались мнѣ до смѣтнаго низкими и рѣдкими въ сравненіи съ тѣми, которые я видѣлъ нѣсколько часовъ тому назадъ. Несмотря на небольшую высоту мѣстности, менѣе 700 метровъ надъ уровнемъ моря, она представляла такой пустынный характеръ, что я удивился, увидѣвъ, наконецъ, нѣсколько виноградниковъ и оливковыхъ плантацій. Сильный холодъ, несмотря на май мѣсяцъ и на 88° широты, заставилъ меня забыть, что я все-таки нахожусь въ странѣ болѣе теплой, чѣмъ самыя южныя оконечности Россіи.

Съ подобнымъ степнымъ характеромъ, изрѣдка только прерываясь рядами скалистыхъ холмовъ, совсѣмъ голыхъ или поросшихъ мелкимъ кустарникомъ, тянется мѣстность до самаго Мадрида, то-есть почти въ продолженіе 18 часовъ ѣзды по желѣзной дорогѣ. Столько-же почти продолжается эта степь и на сѣверъ отъ Мадрида, Это и есть та знаменитая плоская возвышенность, которую испанцы приводятъ въ оправданіе бѣдности своего края и большей части своихъ невзгодъ. Что можетъ быть сдѣлано, — спрашиваютъ они, — въ странѣ усѣянной камнями, пожженной солнцемъ, гдѣ постоянно бываютъ миражи какъ въ Сахарѣ, гдѣ на высотѣ 600—700 метровъ люди болѣютъ лихорадками, потому что вода, не находя достаточныхъ склоновъ въ почвѣ, застаивается и образуетъ болота? Кромѣ того вѣтры дуютъ въ степи съ такою силой, что жители вынуждены строить свои хаты не выше 2—2½ аршинъ подъ землею, съ плоскими крышами, безъ чердаковъ и безъ оконъ. За исключеніемъ немногихъ оазисовъ, порожденныхъ орошеніемъ, какъ напр. знаменитое королевское имѣніе Аранхувзъ на берегахъ Тахо, вся остальная Манча и Новая Кастилія вдоль этой дороги представляютъ собою крайне грустную картину. Голые холмы, иногда покрытые вѣтряными мельницами, но преданію тѣми самыми, съ которыми сражался Донъ-Кихотъ; села и города съ домами такими низкими, что ихъ едва замѣтно на каменистой почвѣ, и между прочими Алказаръ де Санъ-Хуанъ, одинъ изъ семи городовъ, имѣющихъ претензію быть родиной Сервантеса; стада овецъ и муловъ съ выбритыми на лѣто спинами; посѣвы хлѣба столь рѣдкіе, что даже выкинувши колосъ они не прикрываютъ почвы; мѣстами небольшія болота: таковъ общій характеръ страны, населенной племенемъ, покорившимъ своей власти всю остальную Испанію.

Само собой понятно, что страна, настолько безплодная или по крайней мѣрѣ такъ плохо воздѣланная, не въ состояніи содержать густаго населенія, и дѣйствительно на всей центральной испанской возвышенности живетъ среднимъ числомъ всего по 23 человѣка на квадратномъ километрѣ, т. е. десятью меньше средняго числа для всей страны. Отсюда ясно* что густота населенія окраинъ по крайней мѣрѣ вдвое больше центра. Въ нѣкоторыхъ кастильскихъ провинціяхъ населеніе упало до 13 жителей на квадратномъ километрѣ. Мы говоримъ — упало, потому что есть основанія предполагать, что въ прежнія времена оно было гораздо гуще и страна была гораздо Производительнѣе, чѣмъ теперь. Въ своемъ нынѣшнемъ состояніи Кастилія не могла бы занять того преобладающаго положенія въ жизни испанскаго народа, которое она теперь имѣетъ.

Судя но словамъ древнихъ писателей, долины Тахо и Гвадіаны были покрыты городами, пришедшими теперь въ совершенный упадокъ. Тахо былъ судоходенъ отъ Толедо до самаго моря. Эстремадура, теперь одна изъ пустыннѣйшихъ мѣстностей Испаніи, была очень населена во время римлянъ. Тамъ находилась колотя Августа Эмерита, самый значительный городъ на всемъ полуостровѣ. Въ Андалузіи (Бетидѣ) римляне, во время ея завоеванія, нашли цвѣтущіе города съ населеніемъ не только многочисленнымъ, но настолько образованнымъ, что оно обладало уже писанной исторіей^[15]. Во время владычества мавровъ число жителей главныхъ городовъ въ халифатахъ Кордовы, Гранады и Севилья доходило отъ трехсотъ тысячъ до милліона.

Несомнѣнно, что истребленіе и изгнаніе мавровъ было одной изъ причинъ уменьшенія народонаселенія, но дѣйствовали еще и другія причины съ еще большею силою. Самою главною изъ нихъ было именно преобладающее положеніе занятое кастильцами и ихъ стремленіе къ завоеваніямъ. По мѣрѣ того, какъ мавры уступали почву и удалялись къ югу, побѣдители строили на ней феодальные замки, монастыри, заводили военно-монашескіе ордена, напр. Алкантара, Колатрава и др., грабили крестьянъ и поощряли ремесло солдата-наѳиника. Трудъ пересталъ давать вѣрный заработокъ, всѣ усовершенствованіи въ хлѣбопашествѣ, произведенныя маврами, каналы для орошенія и пр., пришли въ упадокъ и страна приняла постепенно безплодный характеръ, которымъ она теперь отличается. Когда война съ маврами была окончена, открытіе Америки опять дало возможность населенію Кастиліи существовать не трудясь. Началась эра Конквистадоровъ, Кортеса, Пизарро и другихъ, большею частью всѣхъ родомъ изъ Эстремадуры. Успѣхи ихъ нанесли послѣдній ударъ сельскому хозяйству въ Испаніи, молодежь тысячами садилась на корабли, привлекаемая чудесами и богатствами Новаго Свѣта, какой-то духъ авантюризма проникъ все населеніе Кастиліи, къ земледѣлію стали относиться съ презрѣніемъ и земля перестала производить. Въ настоящее время въ Эстремадурѣ пространства въ 100 верстъ длины и 50 ширины никогда не пашутся, служа исключительно пастбищемъ для стадъ овецъ. Болѣе 40.000 пастуховъ съ этими стадами постоянно бродятъ съ мѣста на мѣсто, никогда не женятся, не имѣютъ потомства и потому представляютъ собою чистую потерю для народонаселенія^[16]. Не удивительно поэтому, что населеніе Эстремадуры, какъ и многихъ другихъ провинцій Испаніи, до сихъ поръ продолжаетъ уменьшаться. Только за три года (1857—1860) уменьшеніе это равнялось въ двухъ эстремадурскихъ провинціяхъ: 2,8 % въ Касересѣ и 0,3 % въ Бадахозѣ. Провинціи Кастилія, Толедо и Леонъ также представили значительное уменьшеніе именно 1,51 % и 2,44 %^[17].

Вмѣстѣ съ числомъ падала и культура населенія на плоской возвышенности. Такъ точно, какъ погибло когда-то блестящее хлѣбопашество въ Эстремадурѣ, почти исчезло мануфактурное производство Леона и Старой Кастиліи. Суконные заводы Авилы, Медины дель Кампо и Сеговіи когда-то славились во всей Европѣ. Въ одной Сеговіи было 34.000 рабочихъ, а теперь въ ней всего только 7.000 жителей. Такъ же точно пришли въ упадокъ Бургосъ, Леонъ и другіе города Старой Кастиліи. Но нигдѣ онъ не достигъ такой степени, какъ въ Саламанкѣ и ея провинціи. Ученые профессора этого, знаменитаго въ свое время, университета наканунѣ французской революціи еще съ ужасомъ и отвращеніемъ говорили о круговращеніи земли и о тяготѣніи небесныхъ свѣтилъ. Можно было пять лѣтъ пробыть студентомъ въ Саламанкѣ и вовсе не знать, что существуетъ математика^[18].

Единственный городъ Кастиліи, который дѣйствительно процвѣтаетъ, населеніе котораго быстро растетъ и цивилизаціи стоитъ на европейскомъ уровнѣ, это — Мадридъ. Но это вовсе не зависитъ отъ процвѣтанія окрестной мѣстности, которая, напротивъ, довольно пустынна и мало воздѣлана. Мадридъ-столица централизованнаго государства, и этого достаточно, чтобъ обезпечить ему извѣстную степень успѣшнаго развитія. Что же касается населенія, то мѣстные жители, кастильцы, составляютъ въ Мадридѣ незначительное меньшинство, городъ же преимущественно населенъ каталонцами изъ Пиренейскихъ горъ и съ Болеорскихъ острововъ, лузитанами изъ Галиціи и андалузцами. Почти всѣ рабочіе и ремесленники — каталонцы и лузитане. Прислуга, можно сказать, почти исключительно состоитъ изъ послѣднихъ. Интеллигенція и чиновничество, напротивъ, состоятъ преимущественно изъ андалузцевъ, самыхъ живыхъ, способныхъ и талантливыхъ между племенами кастильскаго говора. Этимъ перевѣсомъ андалузцевъ въ высшихъ сословіяхъ объясняется общій тонъ мадридской жизни, столь оживленной, и страсть жителей этого города къ развлеченіямъ, къ театрамъ, зрѣлищамъ, бою быковъ, но, съ другой стороны, и та неустойчивость въ политикѣ, постоянныя смѣны прогресса и реакціи, которыми ознаменовалась исторія Испаніи за все текущее столѣтіе. Причины всего этого нужно искать въ преобладаніи андалузцевъ, ибо характеръ собственно кастильцевъ совершенно иной.

Этнографическія отличія въ этой группѣ народностей впрочемъ довольно значительны, такъ какъ въ различныхъ мѣстностяхъ населенія, говорящія кастильскимъ языкомъ, отличаются между собою по племенному составу. Главнѣйшія различія представляютъ между собою народности аррагонцевъ, андалузцевъ и собственно кастильцевъ.

Жители Аррагона по происхожденію близко родственны каталонцамъ. Главную этнографическую основу и у нихъ составляютъ иберы. Во время процвѣтанія каталоно-провансальской цивилизаціи все населеніе береговъ Эбро говорило по-каталонски, но послѣ истребленія альбигойцевъ постепенно вліяніе Кастиліи стало преобладать и у аррагонцевъ не оказалось той силы сопротивленія чужому вліянію, которымъ до сихъ поръ отличаются обитатели Барселоны и Валенсіи. Постепенно языкъ побѣдителей сталъ господствующимъ на обоихъ берегахъ Эбро. Такая потеря самостоятельности въ одномъ изъ важнѣйшихъ проявленій психической жизни человѣка не могла не оказать вреднаго вліянія на развитіе литературы и распространеніе образованности, между аррагонцами. Дѣйствительно, они во многомъ отстали отъ своихъ сосѣдей — каталонцевъ и кастильцевъ. Особенно замѣчательна грубость нравовъ, возведшая въ обычай драки между деревнями, часто оканчивающіяся убійствами. Это — одна изъ причинъ значительнаго числа преступленій въ провинціяхъ Сарагоссѣ и Гуззкѣ. Въ мелочахъ аррагонцы такъ упрямы, что про нихъ составилась пословица: «они забиваютъ гвозди головою». Это имъ не помѣшало однако утратить не только свой языкъ, но и всѣ свои мѣстныя политическія права, которыя до послѣдняго времени удалось сохранить гораздо менѣе многочисленнымъ баскамъ. А между тѣмъ во время борьбы съ маврами короли Аррагона были «первыми среди равныхъ». Во время присяги король долженъ былъ стать на колѣни предъ верховнымъ судьей Аррагоны и выслушать слѣдующее посвященіе: «Мы, равные вамъ, но болѣе васъ могущественные, дѣлаемъ васъ нашимъ королемъ и господиномъ для того, чтобы вы охраняли ваши, льготы и нашу свободу. Если же нѣтъ, такъ нѣтъ». Въ настоящее время не только не осталось и слѣда отъ аррагооскихъ фуэросовъ, по и въ матеріальномъ отношеніи страна эта упала ниже, чѣмъ была въ XIII столѣтіи.

Благодаря природному богатству края, благосостояніе Андалузіи сохранилось лучше. Бронѣ того, традиціи мавританской цивилизаціи непосредственно перешли къ теперешнему населенію не только относительно сельскаго хозяйства и горнаго дѣла, и теперь процвѣтающаго въ Андалузіи, но также въ томъ, что касается развитіе науки, литературы, искусства. Почти во всѣхъ сферахъ интеллектуальной дѣятельности Испаніи преобладаетъ ихъ вліяніе. Ихъ достоинства и недостатки отражаются на всемъ народѣ. Краснорѣчіе политическое и литературное, національное свойство андалузцевъ, стало отличительною чертой въ новѣйшихъ произведеніяхъ испанской литературы и въ преніяхъ парламентовъ. Съ другой стороны, недостатокъ въ глубинѣ мысли, въ способности къ послѣдовательной и настойчивой разработкѣ вопросовъ, также отличительная черта жителей Андалузіи, отражается на всей умственной дѣятельности Испаніи.

Почти противоположнаго андалузцамъ характера и темперамента обитатели Бастиліи и Леона. Это — единственные испанцы, для которыхъ веселое настроеніе не есть обычное. Они отличаются ровностью и серьезностью въ обращеніи и говорятъ мало. Гордость и чувство собственнаго достоинства развито у нихъ едва ли не больше, чѣмъ у всѣхъ остальныхъ испанцевъ, но оно всегда соединено съ полнымъ уваженіемъ личности ближняго. Бра ли есть страна въ мірѣ, гдѣ бы равенство въ обращеніи между богатымъ и бѣднымъ, между чиновнымъ и нечиновнымъ, даже между образованнымъ и необразованнымъ — было бы больше, чѣмъ въ Мадридѣ. Съ другой стороны, однако, въ кастильцахъ чистой крови замѣчается какая-то слабость иниціативы, умственная лѣность и апатія, наклонность къ меланхоліи; послѣдняя особенно замѣтна въ Старой Бастиліи. Вотъ почему у кастильцевъ не хватаетъ силъ ни для матеріальной, ни для умственной работы, потребной для ихъ малонаселеннаго края, который, какъ мы видѣли, пустѣетъ еще болѣе, если только населеніе не возобновляется путемъ наплыва лузитанъ, каталонцевъ или другихъ народностей, сохранившихъ въ себѣ большую силу къ распространенію и заселенію.

Если мы сравнимъ положеніе народностей каталонскихъ съ кастильскими, то увидимъ, что побѣдители въ сущности находятся въ худшемъ положеніи, чѣмъ побѣжденные. Но и тутъ существуютъ большія различія. Всего больше сохранилась матеріальная и умственная культура въ Барселонѣ, т. е. тамъ, гдѣ удалось отстоять языкъ и литературу. Валенсія, начавшая подражать сначала итальянцамъ, а потомъ кастильцамъ, пострадала больше. Но всего ниже упалъ Аррагонъ, забывшій свой языкъ, утонченную культуру своихъ иберійскихъ соплеменниковъ и принявшій чужіе языкъ и культуру, въ то время еще весьма грубые. Съ тѣхъ поръ кастильцахъ и андалузцамъ удалось высоко развить этотъ языкъ и поднять эту культуру, но лишь потому, что они были для нихъ свои, между тѣмъ какъ Аррагонъ, принявшій чужіе, остался далеко позади своихъ прежнихъ соплеменниковъ — каталонцевъ и не могъ никогда догнать своихъ новыхъ товарищей по языку — кастильцевъ и андалузцевъ.

Но побѣда и владычество не принесли счастья и господствующимъ племенамъ. Они истощили силы Бастиліи, разбросали ея жителей по всему свѣту, обезлюдили ея степи. Въ Андалузіи они оторвали населеніе отъ настоящей работы, заставили громадныя массы молодежи броситься въ политику, адвокатуру, бюрократію, медицину, вообще на легкій заработокъ, и этимъ страшно повредили какъ матеріальной культурѣ самой Андалузіи, такъ и уровню интеллектуальнаго развитія и общественной нравственности во всей Испаніи. Побѣжденная Батадонія, съумѣвшая однако сохранить своихъ собственныхъ рабочихъ и свою собственную интеллигенцію, оказывается опять въ гораздо лучшемъ положеніи.

IV.
Лузитане и ихъ образъ жизни.

Если весь центръ Иберійскаго полуострова, а также южныя и восточныя его окраины, съ самаго начала исторіи, были театромъ безпрерывныхъ войнъ и переселеній, то, напротивъ, на сѣверо-западѣ сохранился уголъ, пользовавшійся все это время хоть относительнымъ спокойствіемъ. Уголъ этотъ, т. е. Галиція, сѣверъ Португаліи, часть Астурія и небольшой кусокъ Эстремадуры, населенъ народомъ кельтскаго происхожденія, сохранившимся сравнительно мало смѣшаннымъ, благодаря именно спокойствію своей жизни. Вѣроятно, благодаря той же причинѣ, т. е. сравнительной безопасности, разселеніе жителей приняло почти исключительно хуторской характеръ. Населеніе части Испаніи, говорящей лузитанскимъ языкомъ, почти вдвое по своей густотѣ превышаетъ общее населеніе страны (оно равняется 63 человѣкамъ на квадратн. километръ), но, несмотря на это, въ странѣ не только нѣтъ большихъ городовъ, но почти нѣтъ и селъ. Многіе административные центры состоятъ только изъ церкви, общественнаго зданія для управленія и трактира, всѣ же дома жителей разсѣяны по ближайшимъ лѣсамъ и долинамъ. Понятно, что при такомъ способѣ населенія всѣ этнографическія и лингвистическія различія должны сохраняться съ большею отчетливостью. Нигдѣ обособленность родовъ и семействъ не доходитъ до такой степени. Есть племена пастуховъ (vagneros), которые со временъ римлянъ не смѣшиваются съ другими населеніями и не измѣняютъ своего образа жизни. Астурійское нарѣчіе, боблъ, значительно отличается отъ португальскаго языка, но и въ Галиціи діалекты такъ различны, что жители одной долины почти не понимаютъ жителей сосѣдней, я, несмотря на близкое сродство, португальцы совсѣмъ не понимаютъ галиційцевъ (gallegos), — такъ отличенъ ихъ способъ произношенія отъ принятаго въ литературномъ нарѣчіи Португаліи.

Жители Галиціи — одни изъ самыхъ смирныхъ и покорныхъ между испанцами; имъ не приходилось упражнять свои силы и чувство независимости въ борьбѣ съ внѣшними врагами, а мѣстными владѣтелями они были доведены почти до полнаго порабощенія. По старымъ актамъ видно, что ихъ положеніе очень походило на положеніе нашихъ крестьянъ во время крѣпостнаго права, — ихъ продавали и закладывали по-одиночкѣ или отдѣльными семьями и т. д. Еще въ началѣ нынѣшняго столѣтія вся Астурія принадлежала всего 80 частнымъ владѣльцамъ и монастырямъ, а крестьяне, за немногими исключеніями, всѣ были крѣпостные. Никакой радикальной реформы, кромѣ личнаго освобожденія крестьянъ, не было произведено и только въ нѣкоторыхъ случаяхъ очень долговременной аренды, по рѣшенію судовъ, земля была оставлена за крестьянами.

Несмотря на такое, продолжающееся и до сихъ поръ, униженное состояніе сельскаго населенія, благодаря ровному, здоровому климату, физическое состояніе его недурно, а увеличеніе его численности идетъ быстрѣе, чѣмъ во всѣхъ другихъ частяхъ Испаши. При недостаткѣ мѣстной фабричной промышленности, значительное число галиційцевъ ежегодно уходятъ на отхожіе промыслы, всего болѣе въ Лиссабонъ и Мадридъ, гдѣ они нанимаются въ качествѣ прислуги или поденныхъ рабочихъ. Рабочая плата падаетъ иногда до смѣшнаго и равняется для взрослаго работница только пищѣ и двумъ реаламъ (½ франка) въ день. Несмотря на это, галлегамъ удается составитъ небольшія сбереженія, съ которыми они обыкновенно возвращаются на родину.

Кромѣ значительныхъ богатствъ въ стадахъ, Галиція обладаетъ еще цѣлымъ флотомъ — отъ трехъ до четырехъ тысячъ судовъ, съ экипажемъ до 20.000 человѣкъ, для рыбной ловли, особенно для ловли сардинокъ. Портовые города Виго и Корувья производятъ оборотовъ на 10—20 милліоновъ франковъ, но въ сущности Галиція все-таки страна самая отсталая въ Испаніи и населеніе ее принимаетъ наименьшее участіе въ умственной и политической жизни государства.

V.
Баски и ихъ фуэросы.

По красотѣ видовъ западная часть Пиренейскаго хребта далеко не можетъ сравняться съ восточнымъ. По дорогѣ изъ Бургоса до Миранды и Санъ-Себастіана не видно ни остроконечныхъ вершинъ, покрытыхъ снѣгомъ, ни церквей и замковъ, построенныхъ на береговыхъ горахъ Каталоніи, ни тамошней роскошной растительности и интенсивной культуры. Напротивъ, вершины горъ — какія-то притупленныя, долины равномѣрно покатыя и среди рѣдкихъ лѣсовъ и кустарниковъ вездѣ сквозитъ каменистая почва. Однако, чѣмъ ближе подъѣзжаешь къ горамъ, тѣмъ культура становится не хуже, а лучше. Послѣ Миранды уже не видимъ тѣхъ скученныхъ поселеній съ низкими домами, болѣе похожихъ на каменоломни, чѣмъ на города, которыми такъ изобилуетъ Кастилія. Баски, также какъ лузитане и валенсійцы, живутъ почти исключительно хуторами и каждый домъ у нихъ окруженъ фруктовымъ садомъ, состоящимъ преимущественно изъ яблонь, доставляющихъ населенію его любимый напитокъ, родъ яблочнаго кваса (zagardna). Но дома ихъ значительно отличаются ютъ валенсійскихъ: это — не маленькія хатки съ крошечными окнами, въ которыхъ не знаешь гдѣ берется воздухъ и свѣчъ для цѣлаго семейства, но настоящіе двухъ-этажные дома въ нѣсколько комнатъ.

Въ Мирандѣ я увидалъ первыхъ басковъ. Часть изъ нихъ были богатые крестьяне, одѣтые въ европейское платье, только въ синихъ беретахъ. Всѣ перешедшіе за средній возрастъ были очень полны и мнѣ это сейчасъ бросилось въ глаза потому, что за все пребываніе въ Испаніи мнѣ не пришлось видѣть ни одного тучнаго человѣка между крестьянами. Остальные баски были солдаты, одни изъ первыхъ, поставленныхъ тремя провинціями, Алавой, Бискайей и Гвинускоа, послѣ сокращенія ихъ фуэродовъ. Было также нѣсколько женщинъ, одѣтыхъ въ черныя платья, обычную женскую одежду у басковъ. На мой взглядъ, внѣшній типъ банковъ необыкновенно характеристичный и его трудно смѣшать съ какимъ-либо другимъ, только отличія его заключаются не въ тѣхъ признакахъ, на которыхъ обыкновенно останавливается вниманіе антропологовъ. По цвѣту волосъ и глазъ бываютъ баски брюнеты и блондины, а по формѣ головы встрѣчаются длинноголовые и короткоголовые; но если обратятъ вниманіе на форму лица, то увидишь, что, при вообще правильныхъ я красивыхъ чертахъ, у всѣхъ басковъ лица трехъугольныя, а не овальныя, — до такой степени нижняя часть лица узка въ сравненіи съ верхнею и такъ быстро съуживается лицо, начиная отъ глазъ къ подбородку. Въ сложеніи тѣла, вообще очень крѣпкомъ, развитіе ногъ однако несоразмѣрно велико, особенно сравнительно съ остальными испанцами, очень стройными и обладающими костною системой скорѣе слишкомъ нѣжной. Признавши басковъ за почти чистыхъ иберовъ или, что то же, почтя берберовъ, придется приписать вліянію настоящихъ семитовъ, финикійцевъ и арабовъ стройныя формы и темные глаза жителей Андалузіи и Валенсіи. У всѣхъ басковъ, которыхъ мнѣ пришлось видѣть, напротивъ, глаза были сѣрые иди свѣтлокаріе.

Не слѣдуетъ заключать изъ этого, однако, чтобы баски по внѣшнему виду нди по манерамъ походили на людей сѣвера. Ихъ рѣзкія черты и темный цвѣтъ лица сразу изобличаютъ южное происхожденіе; но особенно необыкновенная живость рѣзко отличаетъ ихъ отъ всѣхъ сѣверянъ. Въ теченіе нѣсколькихъ часовъ ѣзды отъ Миранды до Байоны всѣ баси, сидѣвшіе въ вагонѣ, ни на минуту не умолкали и не могли спокойно сидѣть на своихъ мѣстахъ, а постоянно переходили изъ одного отдѣленія въ другое, становились на скамейки, смотрѣли въ окна и т. д. Особенно шумно вели себя солдаты, и нужно сознаться, что по природной порядочности въ обращеніи они стоятъ гораздо ниже кастильцевъ. Если можно придавать какое-либо значеніе бѣглому впечатлѣнію, получаемому всего за нѣсколько часовъ ѣзды по желѣзной дорогѣ, то я долженъ сказать, что баски показались мнѣ людьми отлично организованными физически, живыми, веселыми, добродушными, но. не особенно одаренными умственно, не тонкими, художественными натурами. Народныя пѣсни на баскскомъ языкѣ, которыхъ при мнѣ солдаты спѣли нѣсколько, также не особенно мнѣ понравились — ни по мотивамъ, ни по манерѣ пѣть, слишкомъ крикливой. Въ общемъ однако, благодаря постоянной добродушной веселости, а также здоровымъ, красивымъ лицамъ, молодежь басковъ оставляетъ очень пріятное впечатлѣніе и невольно удивляешься ихъ способности безъ всякаго утомленія, въ теченіе цѣлыхъ часовъ, переносить такое оживленіе, которое, напримѣръ, для нашихъ крестьянъ было бы уже очень возбужденнымъ состояніемъ.

Мнѣ бросилось въ глаза, что большая часть солдатъ еще очень молодыхъ, въ возрастѣ отъ 21—23 лѣтъ, были увѣшаны множествомъ крестовъ и медалей, чего я не замѣчалъ у прежде видѣнныхъ мною испанскихъ войскъ. Изъ распросовъ я узналъ, что щедрая раздача военныхъ наградъ есть уловка нынѣшняго правительства, имѣющая цѣлью, по возможностію примирить басковъ съ потерей ихъ свободы отъ военной повинности. Дѣйствительно, со времени сокращенія фуеросовъ, было только три набора, да и то большая часть басковъ откупается отъ военной службы. Ненависть ихъ къ ней до того велика, что во Франціи одинъ департаментъ Нижнихъ Пиреней доставляетъ почти половину уклоненій отъ военной службы и ежегодно значительная часть баскской молодежи выселяется въ Южную Америку. Въ Испаніи за послѣдніе три года переселеніе также значительно усилилось и неудовольствіе все растетъ.

Не слѣдуетъ впрочемъ думать, что привязанность басковъ къ ихъ фуэроеамъ была основана главнымъ образомъ только на свободѣ отъ рекрутской повинности, которую они имъ обезпечивали. Напротивъ, вопросъ этотъ гораздо сложнѣе и фуэросы представляли собою остатки полнѣйшей политической самостоятельности.

Баски представляютъ собою одно изъ немногихъ населеній Иберійскаго полуострова, которыя не были вполнѣ покорены ни римлянами, ни арабами. Страбонъ съ ужасомъ говоритъ о храбрости контабровъ, о ихъ любви къ свободѣ, ихъ презрѣніи къ жизни, казавшихся ему почти сверхъестественными. Во время войны за независимость, они убивали другъ друга, чтобы только не попасть въ плѣнъ, а матери убивали собственныхъ дѣтей, чтобъ избавить ихъ отъ неволи. Взятые все-таки въ плѣнъ и распятые на крестахъ, они до послѣдней минуты пѣли побѣдныя пѣсни. Маврамъ также удалось занять только Алаву и часть Наварры, между тѣмъ какъ Бискайя и Гвиноскоа остались свободными, почему и до сихъ поръ всѣ жители этихъ провинцій считаютъ себя дворянами и рисуютъ гербы надъ дверьми своихъ домовъ. Послѣ изгнанія мавровъ баски совершенно свободно избирали своихъ военачальниковъ и Алава спеціально сохранила за собой право «мѣнять начальство семь разъ въ день»^[19].

Въ то время нынѣшнее населеніе басковъ было раздѣлено на большое число мелкихъ республикъ, находившихся однако, для взаимной защиты, въ тѣсной федеративной связи. Но внутри союза господствовала полнѣйшая личная независимость. Жилище баска, его лошадь и оружіе составляли его абсолютную собственность и никакое начальство не имѣло права входа въ его дверь безъ дозволенія хозяина. Въ случаѣ судебнаго разбирательства, обвиненный гордо выходилъ изъ своего дома и безъ стражи, одинъ, отправлялся подъ то дерево, гдѣ собирался общественный судъ. Въ нѣкоторыхъ долинахъ женщины подавали голосъ наравнѣ съ мужчинами и принимали участіе во всѣхъ общественныхъ дѣлахъ.

Тѣмъ не менѣе необходимость въ защитѣ вынуждала басковъ вступать въ союзы съ королями Наварры и Кастиліи, сохраняя при этихъ договорахъ полную свою независимость. Однако короли часто не соблюдали условій и, между прочимъ, король Наварры въ 1201 г. завялъ Виторію. Жители призвали на помощь Альфонса VIII Кастальскаго и передали twj городъ, а онъ съ своей стороны поклялся охранять всѣ ихъ мѣстные права. Въ 1332 году дворянство А лавы, подкупленное славой, окружавшей имя Альфонса XI, также рѣшило отдаться ему въ подданство, взявши и съ него клятву сохраненія всѣхъ фуаросовъ. Съ тѣхъ поръ хотя Иванъ I и присоединилъ было произвольно басковъ къ своему королевству, за ними однако осталось право смѣнить своего властелина я каждый новый испанскій король долженъ былъ присягать при вступленіи на престолъ, что свято будетъ соблюдать мѣстную автономію жителей.

Древнѣйшій письменный документъ относительно фуэросовъ былъ составленъ въ 1452 году, по желанію народнаго собранія, въ Гверникѣ. Передѣланный въ 1526 г., этотъ кодексъ, подъ именемъ «Fuero de Bizcaye», имѣлъ силу до послѣдняго времени. Сборникъ для провинціи А лавы былъ первоначально составленъ въ 1463 году, а для Гвинускоа въ окончательной формѣ въ 1696 году. Всѣ три кодекса были подтверждаемы всѣми королями Испаніи, въ томъ числѣ и Изабеллой II.

Сборники эти, предоставляя самую широкую независимость провинціямъ и отдѣльнымъ общинамъ, стараются оградить страну отъ захватовъ центральной власти. Въ первомъ параграфѣ бискайскаго фуэроса сказано, что король, принимая начальство надъ провинціей, обязанъ явиться лично въ Бильбао, Ларабезузу, Гверинку и Бермео и поклясться въ охраненіи фуэросовъ; если же онъ не явится въ теченіе года, то бискайцы Считаютъ себя свободными отъ всякихъ обязательствъ и всѣ приказанія короля сбудутъ выслушиваться, но не исполняться".

Въ томъ, что касается уголовнаго судопроизводства, всякому обвиненному бискайцу дается срокъ въ 30 дней самому явиться въ засѣданіе суда, ранѣе чего никто не имѣетъ права арестовать его, ни проникнуть въ его жилище. Съ 1841 года сталъ впрочемъ обязательнымъ Общій государственный уголовный кодексъ.

Муниципальная организація предоставлена на усмотрѣніе общинъ, но самостоятельность и выборное начало, какъ общіе принципы, считаются обязательными по фуэросамъ для всѣхъ общинъ. Въ различныхъ общинахъ выборы производились на весьма неодинаковыхъ основаніяхъ — иногда по общей подачѣ голосовъ, иногда выборщиками, иногда даже съ цензомъ или просто по жребію. Кромѣ того назначаются общія народныя собранія представителей — два раза въ годъ въ Алавѣ, одинъ разъ въ Гвинускоа и черезъ одинъ годъ въ Бискайи. Эти собранія соединяютъ въ себѣ всѣ полномочія и во время ихъ засѣданія никакихъ другихъ властей не существуетъ. Чтобъ имѣть право быть представителемъ, нужна быть родомъ изъ провинціи, домовладѣльцемъ, человѣкомъ незапятнанной чести и не менѣе 25 лѣтъ отъ роду.

Въ фуэросахъ заключается также иного правилъ относительно наслѣдства, приданого и т. п. Большая часть этихъ правилъ направлена къ тому, чтобы предохранить имущество отъ раздѣла. Въ Бискайи строго охраняется чистота крови. Поселеніе въ провинціи воспрещается навракъ и евреямъ, даже принявшихъ христіанство, также неграмъ и мулатамъ, и дозволяется только тѣмъ иностранцамъ, которые въ теченіе шестидесяти дней доставятъ доказательства чистоты крови.

Одинъ изъ важнѣйшихъ пунктовъ фуэросовъ — все-таки рекрутская повинность. По ихъ мнѣнію, баски, какъ дворяне, обязаны нести военную службу, но исключительно на своей территоріи. По бискайскому закону, на призывъ короля, они обязаны слѣдовать ему безвозмездно только до дерева Малото въ Луяндо, крайней точки провинціи. Жители Гвинускоа также несли военную службу и внѣ границъ провинціи, но только за особое жалованье; то же относится и до Алавы. Въ Гвинускоа солдаты сами избирали своего полковника, а въ Алавѣ депутатъ на кортесы былъ въ то же время и главнымъ военачальникомъ. Что же касается морской службы, то со времени Фердинанда Католика она обязательна въ Гвинускоа, а позже и въ Бискайи, но по циркуляру 1802 г. на особыхъ правахъ: такъ, напримѣръ, матросы изъ этихъ провинцій не подвергались дѣленію на чины, оставались также неподсудными военно-морскому кодексу, а въ случаѣ провинности подвергались наказанію только сообразно постановленіямъ фуэроса.

Свобода отъ налоговъ также была однимъ изъ правъ, обезпеченныхъ баскамъ фуэросами. Всѣ ихъ налоги ограничивались по отношенію къ королю платой за дома, построенные на его землѣ, небольшимъ налогомъ на добываемое желѣзо и портовою пошлиною. Кромѣ того въ Алавѣ позже стали платить еще и общеиспанскій пятипроцентный налогъ съ каждаго проданнаго товара, такъ-называемую алкабала. Кромѣ того крѣпостные, помимо работъ своимъ господамъ, платили королю особыя подати деньгами. Подати эти уничтожены кортесами 1812 года.

Подобнымъ же образомъ всѣ три провинціи пользовались полнѣйшею свободой торговли всѣми предметами первой необходимости, распространившеюся послѣ и на другіе товары. Такъ, напримѣръ, онѣ не платили никакихъ пошлинъ на спиртъ, табакъ, гербовую бумагу и проч. Въ 1841 году, по королевскому декрету, однако, край басковъ былъ введенъ въ таможенныя границы всего государства.

Конечно, центральныя власти всегда только съ неудовольствіемъ терпѣли всѣ эти исключительныя права басковъ и попытки подвести ихъ подъ общій уровень повиновенія были очень многочисленны; правда, онѣ были долго неудачны, но все-таки, наконецъ, привели къ совершенному подчиненію трехъ соединенныхъ провинцій общему законодательству Испаніи. Фуэросы не могли устоять, когда на нихъ начали нападать съ двухъ сторонъ — и центральное королевское правительство, и либералы, находившіе несправедливыми исключительныя права басковъ и желавшіе подвести ихъ подъ одинъ уровень съ остальнымъ населеніемъ. Они находили несправедливой особенно свободу басковъ отъ рекрутской повинности и отъ нѣкоторыхъ налоговъ. Съ другой стороны и баски, ревниво охраняя свои нрава, стали во враждебныя отношенія къ либераламъ, обвиняя ихъ въ безбожія, въ стремленіи окончательно подорвать королевскую власть. Абсолютизмъ центральной власти короля, при полномъ сохраненіи мѣстной автономіи, казался имъ политическою формой возможной и желательной, и вотъ почему они рѣшительно стали на сторону Донъ-Карлоса, во время большой карлистской войны тридцатыхъ годовъ. Баски терпѣли даже, изъ ненависти къ либераламъ, большія несправедливости и притѣсненія со стороны претендента, который во все время своего владычества надъ тремя провинціями ни разу не дозволилъ общаго собранія представителей. Поэтому онъ въ сущности и не пользовался большимъ сочувствіемъ населенія и какъ только начальникъ войскъ королевы Изабеллы II, Эспартеро, далъ баскамъ формальное обѣщаніе, что ихъ фуэросы будутъ сохранены, то они дѣйствительно сложили оружіе.

По настоянію Эспартеро, кортесы издали, 25 октября 1839 года, законъ, въ которомъ сказано:

"§ 1. Фуэросы Баскскихъ провинцій и Наварры подтверждаются, на сколько они не нарушаютъ единства конституціонной монархіи.

«§ 2. Правительство, какъ только къ тому наступитъ надлежащее время, выслушавши мнѣнія Баскскихъ провинцій и Наварры, предложитъ кортесамъ измѣненія въ фуэросахъ, необходимыя въ интересѣ самихъ провинцій и для соглашенія ихъ съ общимъ интересомъ народа и конституціи монархіи».

Такая неопредѣленная редакція дала полную возможность, благодаря пассивному сопротивленію басковъ, оставить до поры до времени фуэросы неприкосновенными. Только представители Наварры, гдѣ большинство населенія не баски, вошли въ особое соглашеніе съ министрами, по которому страна ихъ утратила большую часть своихъ мѣстныхъ правъ. Несогласія между правительствомъ и басками съ одной стороны и между басками и либералами съ другой привели къ тому, что во время послѣдней карлистской войны баски опять были на сторонѣ претендента.

Послѣ окончанія войны въ 1876 году снова было приступлено къ пересмотру вопроса о фуэросахъ. Президентъ совѣта министровъ Бановасъ поставилъ рѣшеніе вопроса въ зависимость не отъ большей или меньшей подлинности фуэросовъ, какъ это часто до тѣхъ поръ дѣлалось, но отъ общаго принципа, по которому свобода отъ налоговъ и рекрутской повинности одной части населенія не можетъ быть терпима въ государствѣ, гдѣ все остальное населеніе несетъ эти повинности.

Соотвѣтствующее тому рѣшеніе и было принято кортесами 21 іюля 1876 года. По этому закону баски обязаны доставлять контингентъ рекрутъ сообразно своей численности, а также уплачивать всѣ налоги наравнѣ съ прочими испанцами. Тѣмъ не менѣе распредѣленіе постановки рекрутъ и уплаты налоговъ предоставляется мѣстнымъ собраніямъ представителей. Не безъ большихъ затрудненій, однако все-таки доставлены были въ 1877 и 1878 годахъ рекруты изъ трехъ провинцій или деньги дли найма замѣстителей. Налоги также теперь уплачиваются и, повидимому, не возбуждаютъ такого сильнаго неудовольствія, какъ военная служба.

Тѣмъ не менѣе общее настроеніе въ Баскскихъ провинціяхъ еще очень возбуждено и о скоромъ примиреніи не можетъ быть и рѣчи. Правда, баски понимаютъ ошибку, въ которую они впали, подавъ руку помощи Донъ-Карлосу. Они ищутъ другихъ союзныхъ элементовъ и ходятъ слухи о соглашеніяхъ между собою разныхъ мѣстныхъ и кантональныхъ партій въ Валенсіи, Барселонѣ, Малагѣ и Картагенѣ съ Баскскими провинціями. Такое соглашеніе, конечно, окажется возможнымъ только въ случаѣ отказа басковъ отъ ихъ реакціонныхъ симпатій, но въ такомъ случаѣ оно представитъ большую силу, съ которой центральному правительству трудно будетъ справиться. Въ заключеніе сказаннаго мы видимъ, что триста лѣтъ стараній слить въ одно всѣ элементы, изъ коихъ слагается испанская національность, не привели къ желаемому результату и свободная федеративная форма общественной жизни заявляетъ свои права на существованіе.

С. П—скій.

"Русская Мысль", №№ 10, 1882

---

1. «Museo Archeologico». I. Madrid. Tubino. Введеніе, и Fernando FuJgaris: «Объ оружіи бронзовомъ и желѣзномъ». Кромѣ того: Tubino: «Essay d’une Anthropologie sociale». Въ Парижской Berne d’Anthropologie 1877 г. и отдѣльно у Leroux.
2. Reclus: «Géogr. Univers.», т. I, стр. 650.
3. Gustave Henzi: «La France agricole Region du Sud-Ouest». Paris 1868, стр. 43.
4. Tubino: «Essay d’une Anthropologie sociale».
5. См. Reclus, т. I, стр. 921.
6. Reclus, T. I, стр. 829.
7. Victor Balagner: «La literatura catalona». Madrid. 1876, стр. 14.
8. Idem.
9. Ibid, стр. 18—59.
10. Salvador Sanpere y Miquel Barcelona: «Sou paesat, present y porvenir.» Barcelona. 1879 г., стр. 224.
11. Ibid., стр. 255 и слѣд.
12. Diari Catala 1879 г., No-й 1. Barcelona.
13. Reclus, т. I, стр. 779.
14. Edmondo de Amicus l’Espagne. Paris, 1878 г., стр. 389.
15. Въ Малагѣ, а недавно также въ Осунѣ (Colonia Julia Genetiva) найдены тексты муниципальныхъ конституцій изъ временъ Цезаря и Домиціана, доказывающіе, что города испанскихъ провинцій пользовались почти полнымъ мѣстнымъ самоуправленіемъ.
16. Reclus, т. I, стр. 691.
17. «Nomenclatur General de la poblacidn de Espana». Madrid 1664.
18. Въ нѣкоторыхъ долинахъ провинціи Саламанки существуютъ совершенно одичавшія населенія. На манекенахъ, изображающихъ различные тины и находящихся въ мадридскомъ антропологическомъ музеѣ, видно, что люди эти не носятъ никакого бѣлья и никакой обуви. Вся одежда состоитъ у женщинъ изъ коротенькой, не достигающей колѣнъ, юпки изъ грубой и рѣдкой шерстяной ткани и изъ безрукавки изъ собачей или овечей шкуры шерстью наружу. мужчинъ только передникъ изъ шнуръ и родъ нагрудника, а вся задняя часть тѣла остается голою.
19. Louis Lande: «Basques et Navarrais». Paris. 1878, стр. 299 и слѣд.