Изъ общественной и литературной хроники Запада. править
«Современное общество, какъ соціологическій фактъ, можетъ быть необходимо, можетъ быть извинительно, въ виду неразвитой, но постоянно развивающейся человѣческой природы; но никто не увѣритъ себя, что оно само по себѣ прекрасно». Такъ говоритъ одинъ изъ критиковъ современнаго общественнаго строя, Обертонъ Гербертъ[1]. Разсматривая общество помимо его внутренняго значенія и историческихъ смягчающихъ обстоятельствъ, мы видимъ въ немъ только громадную толпу, на лицѣ которой запечатлѣнъ растерянный взглядъ, порождаемый суетой и безпомощностью.
Всякій почти признаетъ, что общество много суетится и безплодно тратитъ время, энергію, чувство, силы, — говоритъ онъ дальше, — но немногіе сознаютъ его безпомощность, хотя эта безпомощность почти равняется безпомощности людей на плоту, увлекаемыхъ пучиной Ніагарскаго водопада. Какъ изъ за лѣса деревьевъ не видать, такъ и обществу незамѣтно то, какъ ничтожна его власть самоуправленія и какъ оно безсильно надъ употребленіемъ собственныхъ дней и ночей. Многіе, конечно, жалуются на жизнь, которую они ведутъ. Они негодуютъ на потерю времени, на даромъ растрачиваемыя силы въ свѣтской суетѣ, на погоню за внѣшними развлеченіями и внѣшней обстановкой всей жизни, непремѣнно такъ, «какъ у всѣхъ», на отсутствіе семейной жизни, безпутную трату денегъ и неудовлетворенность, отсутствіе счастія — въ результатѣ. Но почему же, спрашивается, они не возстаютъ противъ этого? Почему палецъ о палецъ не ударятъ, чтобы помочь себѣ?
Отсутствіе индивидуальности, неспособность отличить того, что дѣйствительно ему нужно, недостатокъ силы воли для устройства жизни на свой образецъ — вотъ, по мнѣнію Обертона Герберта, главная причина зла.
«А между тѣмъ, — говоритъ онъ, — чего бы не могли богатые и обладающіе досугомъ классы общества достичь въ искусствахъ, литературѣ, соціологическихъ опытахъ, въ сближеніи между сословіями, еслибы только отказались отъ однообразной и скучной рутины жизни и бросили механически подражать другъ другу».
Обертонъ Гербертъ сравниваетъ свѣтскихъ людей съ протоплазмой: они существуютъ, питаются, перевариваютъ, монотонно отправляя всѣ эти простѣйшія функціи организма, безъ распредѣленія ихъ на различные органы, а слѣдовательно съ отсутствіемъ полноты и богатства жизни.
Безсиліе одного денежнаго богатства характеризуется Обертономъ Гербертомъ въ слѣдующихъ примѣрахъ: — нѣтъ такихъ денегъ, какія бы извѣстный классъ общества пожалѣлъ истратить на свой комфортъ и какъ мало достигается эта цѣль если подъ комфортомъ разумѣютъ безопасность, здоровье или чистоту. Свѣтъ строитъ себѣ большіе дома, наполняетъ ихъ мебелью. Мы видимъ, что въ большомъ домѣ все есть, что только можно купить за деньги; но только къ несчастію за деньги можно купить очень немногое. Деньги могутъ купить то, что кажется благами жизни, до онѣ не дадутъ знанія того, что есть дѣйствительное благо, ни умѣнья ими распоряжаться. И подобно тому какъ лорды и герцоги и великіе коммонеры еще не достигли того, чтобы мостовая не была покрыта грязью передъ ихъ домами, такъ нельзя сказать, чтобы они успѣли показать своимъ болѣе смиреннымъ ближнимъ хорошій примѣръ домашняго хозяйства, мудраго и толковаго примѣненія матеріаловъ, которые они потребляютъ въ такомъ изобиліи. Карлейль, говорятъ, сказалъ какъ-то, что англійская королева, съ ея арміями и флотами, ея богатствомъ и толпою слугъ не можетъ разсчитывать получить за столомъ стаканъ чистой воды и ломтя здороваго хлѣба; и та же нищета глядитъ намъ въ лицо отовсюду, среди наружной пышности и великолѣпія. На одномъ изъ самыхъ модныхъ скверовъ Лондона живетъ нѣкій лордъ. Три года тому назадъ, старшій сынъ его чуть не умеръ отъ тифа и съ тѣхъ поръ онъ употребилъ сотни фунтовъ на ассенизацію своего дома. Въ продолженіе нѣкотораго времени, пока продлится спасительный страхъ, новые порядки будутъ дѣйствовать, но въ концѣ концовъ домъ придетъ въ прежнее состояніе гигіенической запущенности, потому что никто въ домѣ, начиная съ самого лорда, — онъ слишкомъ занятъ законодательствомъ своей страны, — и кончая новой судомойкой, не находитъ времени и не чувствуетъ ни малѣйшей наклонности заниматься этимъ дѣломъ.
Еще строже высказывается о грѣхахъ общества знаменитая англійская писательница Уйда.
"Общество — говоритъ она — выражаетъ характеръ того вѣка, въ которомъ живетъ и всѣ пороки современнаго общества, пороки нашего вѣка: они заключаются въ снобизмѣ, алчности, безтолковой суетѣ, рабскомъ поклоненіи передъ великими міра сего и передъ богатствомъ, о происхожденіи или прочности коего никто не освѣдомляется.
«Не роскошь убійственна. Убійственны переѣданіе, злоупотребленіе табакомъ и отравленная атмосфера душныхъ комнатъ. Не думаю, чтобы богатые наслаждались красотой обстановки больше чѣмъ бѣдные въ наше время. Богатые слишкомъ для этого суетливы. Они живутъ второпяхъ, а нѣтъ художественнаго наслажденія безъ спокойствія. Своими красивыми аппартаментами они пользуются лишь тогда, когда въ нихъ толпится народъ. Великолѣпные парки и сады свои посѣщаютъ они рѣдко и неохотно. Сокровища искусства не радуютъ ихъ, если только онѣ не единственные въ своемъ родѣ. Дни ихъ, которые могли бы быть очаровательны, проходятъ въ суетливомъ снованіи по гостямъ и вредоносны отъ непрерывной ѣды».
Въ Англіи тяжелые завтраки, обильные полдники, длинные, скучные обѣды, не говоря уже о послѣполуденныхъ чаяхъ и ликёрахъ и винахъ, выпиваемыхъ на сонъ грядущій, наполняютъ больше половины дневныхъ часовъ. Обжорство оставляетъ единственную радость жизни, которая не надоѣдаетъ, пока за нее не приходится расплачиваться подагрой и диспепсіей. Маріонъ Кроуфордъ сухо замѣчаетъ: «безполезно было бы отрицать громадное вліяніе водки и азартныхъ игръ на современныхъ людей». И дѣйствительно безполезно для всякаго, кто хоть сколько нибудь знакомъ съ нашимъ обществомъ, и если мы замѣнимъ водку морфиномъ, то тоже самое надо сказать и о громадномъ числѣ женщинъ. Пьянство и азартная игра въ той или иной формѣ — вотъ самый распространенный порокъ образованнаго общества, которое порицаетъ англійскаго землепашца за пиво и кости, и осуждаетъ континентальнаго рабочаго за абсентъ и лоттерею.
Пьянство и азартная игра (въ самыхъ разнообразныхъ формахъ, но по существу одна и та-же) — вотъ любимое времяпрепровожденіе нашего времени. Все мірозданіе превращено нами въ игральныя кости: конь, который скачетъ или бѣгитъ рысью, голубь вылетающій изъ западни, собака прикованная къ скамьѣ на выставкѣ, и даже крыса борется за жизнь съ терріеромъ ради того, чтобы ускорить пульсъ игрока, сожигаемаго горячкой алчности.
"Мы великіе игроки, а игрокъ всегда представляетъ странную смѣсь нелѣпости и низости. Швыряніе деньгами не великодушіе: мы моты, но мы не щедры; мы бросимъ двѣ тысячи фунтовъ для развлеченія, но мы не пожертвуемъ пяти фунтовъ, чтобы выручить пріятеля изъ бѣды. Большинство изъ насъ живетъ свыше средствъ и естественнымъ результатомъ этого является скаредность въ мелочахъ и относительно лицъ, зависящихъ отъ насъ.
«Les divertissements sont infiniment moins raisonnables que ses ennuis», говоритъ Паскаль объ обществѣ своего времени, но тоже самое можно сказать и про наше, которое однако воображаетъ, что далеко ушло впередъ со временъ Пасваля. У современнаго общества нѣтъ возвышеннаго удовольствія, кромѣ музыки. Но музыка, когда ее слушаютъ въ толпѣ, утрачиваетъ половину своего вліянія.
Но главною и величайшей болѣзнью нашей эпохи является абсолютная неспособность переносить уединеніе или безмолвіе.
Политическіе ораторы становятся болтунами; искусство и литература торопливыми, бѣглыми замѣтками, урывками, занесенными на бумагу въ неохотно переносимые моменты ненавистнаго уединенія; жизнь проходитъ въ толпѣ, въ суетѣ, въ толкотнѣ галопомъ. День былъ потерянъ для Тита, если ему не удалось совершить добраго дѣла; для современнаго мужчины или женщины онъ потерянъ, если не проведенъ въ толпѣ. Ужасъ, какой внушаетъ одиночество въ наше время, доходитъ до болѣзни. Остаться одному безъ кого-либо, кто могъ его занять — просто нестерпимо для современнаго ума.
«La solitude n’effraie pas le penseur: il у а toujours quelqu' un ans la chambre», сказалъ одинъ остроумный писатель; но въ наши дни умный, какъ и дуракъ, одинаково бѣжитъ своего общества; и художникъ, такъ же какъ и дэнди стремится на бульваръ и въ толпу.
Ничего не можетъ быть раззорительнѣе этой ненависти къ собственному обществу, этому отсутствію рессурсовъ и понятій, независимыхъ отъ другихъ лицъ. Что раззоряетъ девяносто девять хозяйствъ изъ ста — это расходы на постоянное хожденіе въ гости и пріемы гостей. Каждый терпѣть не можетъ принимать гостей, но такъ какъ знаетъ, что долженъ принимать самъ, если хочетъ, чтобы его приглашали, а уединеніе онъ переносить не въ состояніи, то и раззоряется на пріемы. Трудно представить себѣ болѣе страшный признакъ décadence, какъ равнодушіе, съ какимъ les grands de la terre повсемѣстно продаютъ свои библіотеки и коллекціи. Вмѣсто того, чтобы сократить раззорительные расходы на вѣчныхъ гостей и воздержаться отъ развлеченій, на которыя они привыкли смотрѣть какъ на потребность, они предпочитаютъ продавать книги, картины и манускрипты, служившіе главнымъ украшеніемъ ихъ домовъ. Зачастую они продаютъ также и дѣдовскія помѣстья.
Въ ту минуту, какъ я это пишу, — говоритъ Уйда — большія помѣстья, бывшія во владѣніи одной англійской фамиліи въ продолженіе шестисотъ лѣтъ, продаются съ молотка. Эта роковая необходимость вызвана частію земледѣльческимъ кризисомъ, но гораздо больше образомъ жизни, сложившимся въ наше время такъ, что никакое состояніе, опирающееся на землю, его не выдерживаетъ. Еслибы люди пребывали въ своихъ помѣстьяхъ и жили скромно, доходовъ имъ хватило бы. Не отцовское помѣстье раззоряетъ ихъ; раззоряетъ ихъ лондонскій домъ, вѣчные гости, роскошные туалеты женщинъ, скачки, карточная игра мужчинъ, катанье по Нилу, зимовки въ Каирѣ, посѣщенія Монте-Карло, и непрерывный безостановочный вихрь развлеченій, которыя часто не доставляютъ даже истиннаго удовольствія, а терпятся изъ ложнаго стыда и дѣйствительной неспособности жить не въ толпѣ. Французское выраженіе, которымъ обозначается, что человѣкъ ведетъ модную жизнь, «être dans le train» — вполнѣ передаетъ, что такое современная модная и свѣтская жизнь.
И не въ одной только Англіи люди тяготятся своими помѣстьями и забрасываютъ ихъ.
По всей Италіи можно видѣть великолѣпныя виллы, брошенныя на произволъ судьбы или арендуемыя крестьянами. Ящерицы прячутся по щелямъ забытыхъ фресокъ, дикая виноградная лоза обвиваетъ мраморъ заброшенныхъ статуй; апельсины валяются не подобранными на мозаичныхъ полахъ громадныхъ и безлюдныхъ дворовъ. Почему это такъ? И въ прежніе вѣка мужчины и женщины любили веселиться и были не особенно щекотливы; но они любили и почитали также свои дома и помѣстья, и съ любовью украшали ихъ и заботились о нихъ. Только на исходѣ девятнадцатаго столѣтія эти великолѣпныя мѣста по всей Европѣ предоставлены въ жертву пыли и медленному, но вѣрному разрушенію, въ то время, какъ ихъ владѣльцы тратятъ время на игру или на спекуляціи, пьютъ пиво и водку въ клубахъ всего міра и покупаютъ акціи дутыхъ акціонерныхъ компаній.
Въ pendant къ этимъ обвиненіямъ, м-съ Литльтонъ Джель возстаетъ въ «Nineteenth Century» на «даромъ потраченные дѣвическіе годы». Она указываетъ на то, что благодаря болѣе позднимъ бракамъ и новѣйшему воспитанію женщинъ, создался новый классъ, прежде несуществовавшій, а именно: дѣвицъ въ возрастѣ отъ восемнадцати до тридцати лѣтъ. Эги дѣвицы, веселыя, образованныя, способныя женщины, дожидающіяся момента, когда онѣ выйдутъ замужъ и вмѣсто того, чтобы доставить имъ какой нибудь интересъ въ жизни и полезное занятіе, ихъ вывозятъ въ свѣтъ, думая, что единственнымъ и самымъ настоящимъ для нихъ дѣломъ — это душой и тѣломъ предаваться погонѣ за удовольствіями. Вотъ язва, разъѣдающая современную жизнь. И будетъ разъѣдать ее, пока будущихъ женъ и матерей не научатъ, что удовольствія и развлеченія должны служить отдыхомъ, послѣ труда, а не единственнымъ занятіемъ и цѣлью въ жизни. Однимъ изъ ближайшихъ результатовъ такого положенія дѣлъ является то, что замужнія женщины весьма неохотно занимаются домашнимъ хозяйствомъ и съ трудомъ привыкаютъ къ монотоннымъ обязанностямъ семейной жизни. Онѣ жаждутъ возбужденія, волненія, сильныхъ ощущеній. Такъ какъ мужья не могутъ имъ ихъ доставить, то онѣ прибѣгаютъ въ разнымъ ухищреніямъ, которыя если и не доводятъ ихъ въ концѣ концовъ до развода, то все же пагубно отражаются на ихъ семейномъ благополучіи. Но помимо эгоистическихъ соображеній личной невыгодности такого положенія дѣлъ для молодыхъ дѣвушекъ, есть другое соображеніе высшаго порядка. М-съ Джель напоминаетъ молодымъ дѣвушкамъ, что онѣ обязаны оправдать свое существованіе и служить общему благу. Но какъ, вотъ вопросъ? На это у м-съ Джель отвѣтъ готовъ. Въ провинціи, говоритъ она, и въ Лондонѣ, вокругъ каждой достаточной семьи толпятся вереницы молодыхъ дѣвушекъ, жизнь которыхъ представляетъ одинъ сплошной трудъ. У нихъ нѣтъ времени устроить для себя что либо въ смыслѣ культуры или развлеченія? Что дѣлаютъ для нихъ дѣвушки высшихъ классовъ? Если бы даже онѣ и захотѣли помочь, то общество такъ устроено; что это было бы трудно если не невозможно. «Надо же повеселиться молодымъ дѣвушкамъ?» но веселье въ виду того, чтобы длиться нѣсколько недѣль, обращается въ такой тяжкій трудъ, что требуется затѣмъ пробыть мѣсяцъ въ Гамбургѣ, чтобы возстановить ослабѣвшій организмъ. Послѣ всякихъ купаній наступаютъ охотничьи съѣзды. Вмѣсто того, чтобы быть средоточіемъ радости и свѣта для своихъ согражданъ, дѣвушка превращается въ жалкое, эгоистическое существо, проводящее самые цвѣтущіе годы жизни въ постоянныхъ разсѣяніяхъ.
Крайняя неудовлетворительность такого образа жизни сушитъ душу и пріучаетъ съ пустотѣ многихъ дѣвушекъ, которыя не умѣютъ или не хотятъ стряхнуть съ себя иго свѣтскихъ условій. Онѣ не понимаютъ, что въ нихъ сила націи и что онѣ должны были бы на тысячу ладовъ направлять своихъ бѣднѣйшихъ сестеръ. Пусть отдаютъ обществу свои вечера, если ужь это неизбѣжно, заключаетъ м-съ Джель, но пусть дни ихъ будутъ отданы на пользу ближнихъ. Пусть онѣ займутся судьбой модистокъ; пусть вспомнятъ про обездоленныхъ дѣвушекъ среднихъ классовъ, — дѣвушекъ, заработывающихъ дневное пропитаніе въ роли приходящихъ учительницъ, телеграфистокъ, школьныхъ учительницъ и т. д.
Пока въ Англіи предавались этимъ сѣтованіямъ, изъ Франціи подоспѣла своеобразная жалоба молодой дѣвушки на недостатокъ жениховъ, напечатанная на страницахъ «Figaro».
Послѣдній нашелъ нужнымъ обратиться за отвѣтомъ на затрогиваемый молодой дѣвицей вопросъ съ Александру Дюма сыну, какъ извѣстному спеціалисту по женскому вопросу. Остроумный писатель по пунктамъ разобралъ сѣтованія молодой особы и очень ѣдко разбилъ ее по всѣмъ пунктамъ. Письмо его разумно и поучительно въ высшей степени и чуть не впервые такъ обстоятельно и мѣтко разобраны неосновательныя требованія и эгоистическія притязанія женщинъ на легкую и пріятную долю, на безпечальное житіе за спиной мужа-батрака и законнаго поставщика всякой роскоши и удобствъ жизни. Надъ письмомъ Дюма и его доводами не мѣшало бы задуматься женщинамъ всего свѣта.
Молодая дѣвушка жалуется на то, что родители, давъ ей прекрасное образованіе, не снабдили ее значительнымъ приданымъ, а потому, когда ее начали вывозить въ свѣтъ, она цѣлыхъ два года протанцовала на множествѣ баловъ съ цѣлымъ легіономъ молодыхъ людей отъ шестнадцати и до двадцатидвухлѣтняго возраста, которые всѣ восхищались ею, но ни разу не встрѣтила претендента на свою руку. «Гдѣ, спрашиваетъ она, обрѣтаются женихи, мужчины отъ 30—35-лѣтняго возраста?» Дюма-сынъ упрекая ее за неблагодарность къ родителямъ, ѣдко замѣчаетъ, что это обычное явленіе у дѣвицъ, которымъ не терпится выдти замужъ, но прибавляетъ, что въ ея годы, — она объявляетъ, что ей всего 20 лѣтъ, — она черезъ чуръ торопится. И затѣмъ внушаетъ ей, что «мужчины вовсе не такъ глупы какъ думаютъ женщины и что тѣ, изъ которыхъ должны выйти хорошіе мужья, не ищутъ себѣ женъ въ собраніяхъ, гдѣ молодыя дѣвицы порхаютъ въ объятіяхъ первыхъ встрѣчныхъ. Время отъ времени, говоритъ Дюма, бѣдной дѣвушкѣ исключительной красоты, при содѣйствіи матери, болѣе нежели умной, удается выдти замужъ за молодого милліонера, чувственно влюбленнаго въ сироту, или готоваго жениться вопреки родительской волѣ, — но это рѣдкое исключеніе… Что касается восхитительныхъ молодыхъ людей, которые прелестно вальсируютъ, а въ промежуткахъ между танцами приносятъ мороженое своимъ дамамъ и восхищаются ихъ туалетами, то они знаютъ — потому что имъ самимъ въ другомъ мѣстѣ приходилось платить за такіе туалеты — чего они стоятъ мужьямъ и любовникамъ, а потому требуютъ отъ молодыхъ дѣвицъ, желающихъ продолжать носить такіе туалеты и послѣ замужества, чтобы онѣ принесли въ семью приданое, на которое ихъ можно было бы заказывать. Что касается тѣхъ, которые трудятся и принимаютъ жизнь съ серьезной стороны, у которыхъ намѣчена цѣль въ жизни, они не въ котильонѣ ищутъ подругу жизни…»
Далѣе молодая дѣвушка, объявляя, что говоритъ не отъ своего только имени, что такихъ какъ она у нее пятьдесятъ-восемьдесятъ подругъ и всѣ онѣ въ томъ же положеніи чающихъ движенія воды, — проситъ дать совѣтъ, какъ ей убить томительное время ожиданія пока придетъ избавитель, и какимъ образомъ увеличить свое приданое, присовокупляя при этомъ, что къ театру и искусству вообще у нее нѣтъ призванія, медицинѣ учиться бы рада, да слишкомъ много времени уйдетъ на это, и ей чего добраго станетъ тридцать и болѣе лѣтъ и она уже отцвѣтетъ; что торговлей заниматься считается неприличнымъ въ ея кругѣ, а педагогическая карьера переполнена. Что же ей спрашивается дѣлать?
На это Дюма отвѣчаетъ: «Что меня поражаетъ въ этой „profession de foi“ дѣвушки, которой еще нѣтъ двадцати лѣтъ, какъ симптомъ сословія, возрастъ пола — это врожденное презрѣніе, брызжущее со всѣхъ сторонъ женскаго элемента съ мужскому. Ни одного слова о любви, о преданности, о солидарности, объ идеалѣ. Ни слова о жертвѣ, которую она готова принести по части материнскихъ благъ, если бы ей посчастливилось встрѣтить честнаго человѣка, скромную долю котораго она готова была бы раздѣлить по христіански и съ легкимъ сердцемъ, и стать около него уважаемой женой и полезной матерью»…
Пророча сѣтующей на мужчинъ молодой дѣвушкѣ и ея пятидесяти или восьмидесяти подругамъ, которыхъ по мнѣнію Дюма, легіонъ, что онѣ всѣ останутся старыми дѣвами, онъ объявляетъ:
«Истина, милостивая государыня, та, что вы и пропасть другихъ молодыхъ дѣвушекъ вашей среды воспитаны въ понятіяхъ отсталыхъ. „Я не могу дать большого приданаго моей дочери, но она хорошенькая, образованная, честная, неужто же со всѣмъ этимъ она не найдетъ себѣ мужа!“ Ну вотъ представьте, что этого недостаточно, чтобы найти мужа такого, по крайней мѣрѣ, о какомъ вы мечтаете. Мужчины, которыхъ вы бы хотѣли, васъ не хотятъ, а тѣхъ, которые васъ хотятъ, вы не хотите, потому что роскошь, окружающая васъ, сдѣлала васъ честолюбивыми и алчными. Сколько бы васъ ни выставляли въ салонахъ, на морскихъ купаньяхъ, хоть на выставкѣ въ Чикаго, вездѣ будетъ тотъ же припѣвъ: гдѣ же приданое? Почему же мужчинамъ не требовать отъ васъ приданаго, если вы требуете отъ нихъ состоянія?..»
Предостерегая дѣвицу, что она и ей подобныя на скользкой дорогѣ и легко могутъ отчаявшись найти законнаго богатаго покровителя, принять незаконнаго, Дюма кончаетъ слѣдующимъ увѣщаніемъ: «Милостивая государыня, я не ручаюсь за васъ. У васъ принципъ крайне опасный, потому что вы презираете трудъ, который помогаетъ въ большихъ несчастіяхъ, утѣшаетъ въ великихъ горестяхъ, обновляетъ силы для всякой борьбы. Вы все думаете, что трудъ удѣлъ ничтожныхъ людей. Вы ошибаетесь. Нашъ старый міръ, трескающійся по всѣмъ швамъ, получитъ вновь прочные устои лишь при помощи и въ пользу тѣхъ, кто трудится, такъ какъ мужчины все болѣе и болѣе удаляются отъ брака и низводятъ любовь на степень простого удовольствія, то мѣщаночкамъ-безприданницамъ, какъ вы, придется отказаться отъ надежды быть законными милліонерками или герцогинями и примириться съ проституціей, если онѣ хороши собой и лѣнивы или искать себѣ какого-нибудь труда, если онѣ умны и горды. Не разсчитывайте больше на мужчинъ, милостивыя государыни, разсчитывайте на самихъ себя. Не презирайте такъ искусства, науки, промышленность, торговлю: въ нихъ жизнь и душа общества. Позаимствуйте отъ нихъ немножко того, что они даютъ намъ, мужчинамъ: то есть личное достоинство, котораго въ концѣ концевъ не даютъ ни тряпки, ни декольте, ни вальсъ. Это будетъ наилучшій способъ найти мужа….. Не заботьтесь поэтому объ округленіи своего приданаго, чтобы найти этого требовательнаго супруга, трудитесь, милостивая государыня, трудитесь; занимайтесь живописью, какъ Роза Бонеръ, литературой, какъ m-me Зандъ, драматическимъ искусствомъ, какъ Сара Бернаръ, философіей, какъ Элоиза, переводами, какъ m-me Дасье, промышленностью, какъ m-me Эраръ, торговлей, какъ m-me Бусико. Это можетъ быть не легко, но не такъ скучно, какъ безпрерывно искать мужа и менѣе унизительно, чѣмъ его не находить».
Но вернемся къ Англіи и къ ея злобамъ дня. Одной изъ наиболѣе крупныхъ является неомальтузіанство и какъ послѣдствіе его: убыль народонаселенія.
Въ 1840 г. населеніе Англіи, включая княжество Валлисъ или Уэльсъ, по новѣйшему исчисленію, равнялось 16.000.000. Въ 1860 г. оно достигло 20.000.000. Въ 1890 году насчитывалось почти 30.000.000. Въ остальныхъ частяхъ Соединеннаго Королевства наблюдалась та-же прогрессія приблизительно, если не считать убыли, причиняемой Ирландіи эмиграціей. Въ настоящее время населеніе возросло до 38.000.000 и если бы оно увеличивалось въ той же пропорціи, то доросло бы до 80.000.000 въ 1960 г. Англосаксонская волна грозила перелиться изъ тѣсныхъ предѣловъ отечества, какъ вдругъ… началась убыль въ приростѣ населенія. Хотя она не такъ велика, какъ напримѣръ во Франціи, но на столько замѣтна, что останавливаетъ на себѣ вниманіе наблюдателей и вызываетъ тревожные вопли у алармистовъ.
Съ 1837 по 1878 г. пропорція рожденій постоянно увеличивалась. Если взять среднюю цифру за десятилѣтній періодъ 1850—1859, то эта пропорція равняется 34 на 1.000, съ 1860 по 1869 она увеличивается до 35,1; съ 1870—1879 — до 35,5. Но слѣдуетъ замѣтить въ послѣдней таблицѣ замедленіе въ приростѣ, послѣднее десятилѣтіе число рожденій стало уменьшаться и это продолжается непрерывно съ тѣхъ поръ. Въ 1879 г. оно даетъ уже только 34,7; въ 1880 падаетъ до 34,2; пять лѣтъ спустя въ 1884 до 33,3; шесть лѣтъ позже, въ 1889 г. до 30,5.
Во всѣхъ остальныхъ частяхъ Соединеннаго Королевства повторяется тоже явленіе. Въ Шотландіи въ 1878 г. пропорція рожденій была 34,3 на 1.000 человѣкъ она упала въ 1888 г. до 30,5. Въ Ирландіи она упала съ 32, 1 въ 1878 году до 22,9 въ 1888. Для всего королевства она равнялась 33,3 въ 1879 г., десять лѣтъ позже она упала до 29,6.
Какія-же причины вызвали это явленіе? По курьезному совпаденію обстоятельствъ уменьшеніе числа рожденій какъ разъ началось годъ спустя послѣ открытія въ 1877 г. знаменитой мальтузіанской компаніи м-съ Анни Безантъ и Чарльсомъ Бредло. Эта компанія не создала существующаго положенія дѣлъ, но она надѣлала большого шума именно потому, что шумно возвела въ догматъ то, что начинало практиковаться тайкомъ.
Личность Чарльса Бредло слишкомъ извѣстна, чтобы о немъ говорить. Но Анни Безантъ далеко не пользуется такою же извѣстностью. Когда, по случаю своей мальтузіанской компаніи, она была привлечена къ судебной отвѣтственности, ей не было еще тридцати лѣтъ, значитъ теперь ей сорокъ-три года. Недавно она обратилась въ теософизмъ и даже по смерти г-жи Бловацкой стала «магатмой» то-есть главою новой религіи.
М-съ Безантъ задумала помѣшать бѣднякамъ производить бѣдняковъ. Надо замѣтить, что послѣ Мальтуса многіе изъ философовъ и публицистовъ поддерживали его принципы. Но м-съ Безантъ и м-ръ Бредло захотѣли обратиться къ болѣе значительной публикѣ чѣмъ та, которая читаетъ философскіе трактаты; они захотѣли вульгаризировать теорію, остававшуюся до тѣхъ поръ въ Англіи чисто умозрительной.
Въ 1877 г. они публиковали маленькую брошюрку, озаглавленную: Плоды философіи — совѣты молодымъ супругамъ. Сочиненіе написано не ими, но анонимнымъ авторомъ, настоящее имя котораго съ тѣхъ поръ обнаружилось: д-ромъ Ноультономъ. M-me Безантъ считала сочиненіе слабымъ, но когда правосудіе подвергло его преслѣдованіямъ по обвиненію въ непристойности, она громко заявила, что принимаетъ, такъ же какъ и ея ассоссье, полную отвѣтственность за изданіе. Они объявили, что раздѣляютъ изложенные въ немъ взгляды и готовы сѣсть на скамью подсудимыхъ. Процессъ былъ очень громкій. По обычаю обвиняемые нападали сами, вмѣсто того, чтобы защищаться и журналы распространили въ публикѣ воззрѣнія, на которыя нападали. M-me Безантъ защищалась сама. Ссылаясь на примѣръ Франціи, гдѣ семьи, какъ она утверждала, добровольно ограничиваютъ число дѣтей и гдѣ однако сыновняя любовь и фамильный духъ отличительныя черты націи, она провозгласила, что мальтузіанство нравственно. «Если вы насъ осудите, — заключила она, — мы подадимъ на васъ аппеляцію цивилизованному міру и онъ признаетъ насъ невиновными. Мы обратимся въ исторіи, которая будетъ насъ судить тогда, когда насъ не станетъ, а вашъ приговоръ не будетъ имѣть ни малѣйшаго значенія. Взвѣсивъ обстоятельство по существу дѣла, на разстояніи вѣковъ, исторія скажетъ, что мужчина и женщина, предстоящіе теперь передъ вами, зная нищету своего времени, страданія своихъ братьевъ, соединили свои усилія и жизни, чтобы принести спасеніе очагу бѣдняка и оказали услугу своей эпохѣ и своему поколѣнію. Исторія скажетъ: „они хорошо поступили“. А что вы сказали, не будетъ имѣть ровно никакого значенія».
Раздались рукоплесканія. Но тѣмъ не менѣе Брэдло и m-me Безантъ были присуждены къ шестимѣсячному тюремному заключенію и 200 фунтовъ стерлинговъ пени каждый. Надо прибавить, что m-me Безантъ была взята на поруки и не сидѣла въ тюрьмѣ.
По окончаніи процесса m-me Безантъ, какъ и заявляла, продолжала свое дѣло. Благодаря шуму, надѣланному процессомъ, 100.000 экземпляровъ Плодовъ философіи разошлось. Она остановила продажу этой брошюры, тѣмъ не менѣе и замѣнила ее болѣе обдуманнымъ сочиненіемъ Законъ народонаселенія, которое расходится еще лучше и переведено на многіе европейскіе языки.
«Населеніе Англіи возростаетъ, — говоритъ она, — на 200.000 душъ въ годъ. Оно достигнетъ 88.000.000 въ 1960 году.
Но развѣ это благо? вы радуетесь вашей плодовитости, но несчастные, подумайте-ка хорошенько. Черезъ десять лѣтъ тамъ, гдѣ 100.000 человѣкъ ищутъ занятій ихъ будетъ 120.000; тамъ гдѣ 100.000 человѣкъ берутъ пищу, топливо, одежду, придутъ 120.000. Цѣна на мясо уже поднялась и еще поднимется; зерно тоже стоитъ дороже. И не только продукты дорожаютъ, но и ухудшаются въ качествѣ. Пройдитесь по бѣднымъ кварталамъ Лондона, зайдите въ лавку и поглядите: сахаръ сомнительный, масло подозрительное, молоко синее, овощи гнилыя, не говоря о рыбѣ, отвратительной по виду и по запаху. Удивляйтесь послѣ этого блѣдному и чахлому виду бѣдняковъ».
Въ виду всего этого m-me Безантъ утверждаетъ, что супружеское невоздержаніе такой же порокъ, какъ и всякій другой. И надо сказать, что она находитъ поддержку въ другихъ мыслителяхъ и изслѣдователяхъ народнаго быта. Супружеская невоздержность часто ведетъ къ преступленію. Докторъ Ланкастеръ говоритъ, что въ одномъ Лондонѣ существуетъ 16.000 женщинъ, которыя истребили плодъ чрева своего; что часто онъ имѣлъ, если не легальное, то нравственное доказательство, что женщины отдѣлываются отъ ребенка, которымъ беременны. И такъ нищета, болѣзнь, убійство — вотъ результаты этой прибыли населенія.
Проповѣдь возъимѣла свое дѣйствіе въ особенности среди молодой буржуазіи, значеніе которой съ каждымъ днемъ возростаетъ въ Англіи, — класса лавочниковъ, какъ ихъ презрительно называютъ. Ихъ доходы невелики, а они любятъ комфортъ и умѣютъ разсчитывать не такъ, какъ пролетарій. Многіе изъ англичанъ высшихъ классовъ поздравляютъ себя съ тѣмъ, что средніе поддаются внушеніямъ m-me Безантъ. Они надѣятся, что уменьшеніе числа рожденій устранитъ соціальный кризисъ.
Всѣ мы привыкли болѣе или менѣе считать Лондонъ образцомъ благоустроеннаго города, но оказывается… il faut en rabattre. По крайней мѣрѣ вотъ впечатлѣнія посторонняго наблюдателя, именующаго себя на страницахъ «Fortnightly Review» «сыномъ Адама».
"Въ первый день пріѣзда въ Лондонъ я былъ пораженъ громадностью Лондона и непрерывной торговлей, совершающейся въ большомъ порядкѣ. Но затѣмъ меня поразило, что нѣкоторыя изъ главныхъ улицъ узки, извилисты и это влечетъ за собой большую потерю времени. Хотѣлъ бы я знать, во что обходится ежегодно безпрестанная блокада торговаго движенія, скажемъ хоть въ Ньюгэръ-Стритѣ или Чипсайдѣ и не хватило ли бы этой суммы, если бы ее капитализировать, на расширеніе улицъ. Слѣдуетъ также принять во вниманіе, что это зло ростетъ въ нѣкоторомъ родѣ въ геометрической прогрессіи вмѣстѣ съ ростомъ Лондона. Индивидуально каждый англичанинъ необыкновенно практиченъ и догадливъ, но когда англичане дѣйствуютъ сообща, они оставляютъ желать лучшаго. Улицы столицы міра недостаточно освѣщены газомъ, очевидно, низшаго качества и восхитительные электрическіе фонари какъ въ Парижѣ, Вѣнѣ или даже Миланѣ, здѣсь сочти неизвѣстны. Слабое развитіе электрическаго освѣщенія въ Лондонѣ происходитъ, какъ мнѣ говорили, отъ безразсудныхъ ограниченій одного министра-радикала, который въ своей ненависти къ монополіямъ задушилъ предпріятіе въ зародышѣ и лишилъ лондонцевъ неоцѣненнаго блага. Но, какъ мнѣ говорили, это нисколько не ослабило популярности м-ра Чемберлэна.
Нѣмцы и французы, да и всѣ вообще иностранцы, часто удивляются, почему англичане заворачиваютъ концы пантолонъ даже въ хорошую погоду: они дѣлаютъ это по привычкѣ, создавшейся въ силу необходимости. Никогда не видѣлъ я улицъ въ Вѣнѣ или въ Парижѣ въ такомъ грязномъ, почти непроходимомъ состояніи, какъ прошлой зимой. Въ Парижѣ, когда снѣгъ выпадетъ, его тотчасъ же подметаютъ. Въ Лондонѣ ему предоставляютъ замерзать на улицахъ, и затѣмъ, когда то соберутся и сгребутъ его въ грязныя кучи, придающія улицамъ неудобный и безобразный видъ. Здѣсь англійская практичность очевидно пасуетъ. Мнѣ говорятъ, что неопрятность лондонскихъ улицъ происходитъ отъ того, что въ Лондонѣ нѣтъ компетентнаго муниципальнаго управленія, какъ во всякой другой европейской столицѣ. Въ Лондонѣ существуетъ приходская система и надъ различными приходскими властями нѣтъ настоящей инспекціи…
Большая отсталость въ почтовомъ вѣдомствѣ констатирована «сыномъ Адама». «Сорокъ лѣтъ тому назадъ, — говоритъ онъ, — лондонская почта была лучшей во всемъ мірѣ; въ настоящее время континентальныя государства далеко обогнали ее во всѣхъ отношеніяхъ…»
Но и за предѣлами Лондона, забираясь въ глубь Великобританіи «сынъ Адама» находитъ много погрѣшностей и недосмотровъ. «Почему, спрашиваетъ онъ, не облѣсятъ Шотландію? Сотни и сотни квадратныхъ миль шотландскихъ горъ и долинъ вполнѣ пригодны для произростанія деревьевъ, а лѣса, научно культивированныя, какъ во Франціи и въ Германіи, представляютъ источникъ далеко не малыхъ доходовъ. Или же справедливо, какъ мнѣ говорили, что въ этомъ случаѣ эгоизму немногихъ богачей позволяютъ превращать почву, которая могла бы служить источникомъ національнаго богатства въ… пустыри, удобные для кабаковъ».
Состояніе лѣсоводства въ Англіи можетъ служить примѣромъ національной оплошности. Сто лѣтъ тому назадъ англичане были несомнѣнно первыми лѣсничими въ мірѣ. Они первые стали учить, какъ культивировать деревья и какъ украшать природу, не лишая ея естественной прелести. По всей Германіи парки называются англійскими садами. Ноисъ тѣхъ поръ, какъ Франція и Германія основали школы лѣсоводства, англійскому первенству наступилъ конецъ. Въ Великобританіи нѣтъ школы лѣсоводства и когда въ Остъ-Индіи требуются лѣсничіе, англичане должны ѣхать года на два учиться во Францію и въ Германію…
Полвѣка тому назадъ дороги по всей Великобританіи были лучшія въ мірѣ. Въ сущности, англичане, научили всѣ другіе цивилизованные народы важности хорошихъ путей. Въ настоящее время дороги въ Англіи несомнѣнно гораздо хуже чѣмъ въ Германіи и во Франціи. Здѣсь какъ и въ другихъ сферахъ жизни каждый англичанинъ въ отдѣльности заткнетъ за поясъ нѣмца или француза своимъ практическимъ смысломъ, но какъ скоро вопросъ становится правительственнымъ, англичане пасуютъ…
Образованіе бѣдныхъ классовъ въ Англіи оставляетъ желать много лучшаго. Техническое обученіе для бѣдняка девятнадцатаго вѣка является тѣмъ же, чѣмъ была система подмастерьевъ въ пятнадцатомъ, а техническое обученіе въ Англіи находится въ зачаткѣ. Воспитаніе среднихъ классовъ въ Англіи невѣроятно плохо, а воспитаніе высшихъ классовъ можетъ охарактеризоваться одной фразой: три четверти школъ для высшаго образованія въ Англіи существовали въ эпоху королевы Елизаветы.
— Въ наше время, — сказалъ Гёте, — побѣда останется за спеціалистами, а между тѣмъ не мало есть спеціальныхъ промысловъ и искусствъ, для которыхъ нѣтъ школы, достойной этого названія въ Великобританіи.
Характеристическимъ желаніемъ нашего вѣка является стремленіе охватить жизнь со многихъ пунктовъ, предоставить полную возможность дифференцировать способностямъ, такъ какъ только этимъ путемъ отдѣльный человѣкъ можетъ достичь наивысшаго развитія. Можно по справедливости сказать, что въ этомъ существенномъ пунктѣ жизнь въ Англіи бѣднѣе въ наше время, чѣмъ жизнь въ Германіи или во Франціи.
Въ заключеніе нельзя не упомянуть о бѣдственномъ фактѣ распространенія пьянства въ Англіи между женщинами въ ужасающей прогрессіи. Между тѣмъ, какъ въ 1878 г., число хенщинъ, арестованныхъ за пьянство, не превышало 5.673; въ 1884 г. за тотъ же проступокъ арестованныхъ оказалось 9.451. Но въ прошломъ году въ одномъ только Лондонѣ это число превысило 8.000, увеличившись на 500 сравнительно съ предыдущимъ годомъ. Въ Гласго 15.500 женщинъ были посажены въ тюрьму за пьянство. Изъ этихъ послѣднихъ 45 — рецидивистки, и цифра ихъ арестовъ колеблется между шестью и тридцатью четырьмя.
Въ Ирландіи столпомъ женскаго пьянства является одна сорокалѣтняя женщина, которая выдержала 700 арестовъ.
Въ Дублинѣ арестуютъ ежегодно среднимъ числомъ 10.000 женщинъ за пьянство.
Распивочныя или такъ называемые «bars», гдѣ прежде рѣдко можно было видѣть женщину, теперь насчитываютъ многочисленную женскую публику.
Во Франціи разыгрался недавно интересный процессъ, выходящій изъ ряда обыденныхъ, банальныхъ, криминальныхъ драмъ, какъ по соціальному положенію лицъ, замѣшанныхъ въ дѣлѣ, такъ и по психологической подкладкѣ его.
Мы постараемся дать читателямъ возможно обстоятельный психологическій анализъ этого дѣла.
Преступленіе — область загадочная. Міръ страстей, полный противорѣчій, еще доселѣ не изученъ вполнѣ ни поэтами, ни мыслителями. И для криминалиста онъ является вѣчно новымъ, несмотря на то, что мотивы преступленій стары какъ міръ.
Нѣкая Берта Круанъ обвиняется въ покушеніи на убійство своего мужа — Октава Круанъ.
Уже около 25 — 30 лѣтъ, въ замкѣ около Ворада (Loire-Inférieure) проживаетъ значительный предприниматель, Бріонъ, хорошо извѣстный въ околоткѣ, какъ человѣкъ состоятельный, ведущій крупныя дѣла.
Бріонъ составилъ себѣ состояніе своими усиліями. Не получивъ никакого наслѣдства, онъ взялъ за женой пятьдесятъ тысячъ франковъ и такъ «оплодотворилъ» этотъ скромный капиталъ, что въ 1867 г. его состояніе считалось въ двадцать шесть милліоновъ.
Онъ выстроилъ себѣ замокъ, въ стилѣ Людовика XIV, короля-солнца, съ садами, оранжереями и т. п. — въ точности воспроизводившими Версаль.
Къ этому замку принадлежали пятьдесятъ шесть фермъ и нѣсколько хуторовъ.
Кромѣ того у этого богача имѣлся роскошный домъ въ Алжирѣ, на улицѣ Альзасъ.
Но у милліонера была одна слабость.
Счастливый предприниматель, обязанный своимъ успѣхомъ только себѣ самому, онъ не могъ забыть того времени, когда ему приходилось гнуть шею передъ инженерами въ качествѣ младшаго служащаго. Онъ сохранилъ неумолимую ненависть къ школярамъ, политехникамъ, — вообще къ людямъ науки, чьи знанія и заслуги опредѣляются дипломами. Властный и деспотическій по природѣ, онъ гнулъ въ дугу всѣхъ окружающихъ и въ томъ числѣ жену, которая обязана ему нервной болѣзнью, выражающейся въ припадкахъ безотчетнаго ужаса.
Для пополненія портрета прибавимъ, что г. Бріонъ, питая озлобленіе противъ школьной науки, усердно разработывалъ «науку страсти нѣжной» и число его похожденій по меньшей мѣрѣ равняется итогу въ «тысячу и три» Лепорелло.
Въ концѣ концовъ однако г. Бріонъ встрѣтилъ столь же непреклонную волю, какъ его собственная, и именно въ лицѣ своей дочери, m-lle Берты.
Молодая дѣвушка унаслѣдовала отъ отца его несокрушимую энергію и, какъ оказалось впослѣдствіи, его печальную наклонность къ увлеченіямъ.
За то въ нѣкоторыхъ другихъ отношеніяхъ она обладала діаметрально противуположными вкусами.
Такъ напримѣръ она не только не питала ненависти къ формѣ, но даже мечтала выйти замужъ за офицера. Мало того, она остановила свой выборъ на другѣ дѣтства, артиллерійскомъ поручикѣ, окончившемъ Политехническое училище.
Г. Бріонъ съумѣлъ однако выбить изъ нея эти суетныя стремленія и подчинить ее своему авторитету; но изъ столкновенія этихъ двухъ воль возникли самыя непредвидѣнныя собитія.
При г. Бріонѣ состоялъ въ это время въ качествѣ инженера и довѣреннаго лица нѣкто г. Октавъ Круанъ, за которымъ его патронъ признавалъ двойную заслугу: во первыхъ, несмотря на кратковременное пребываніе въ Ecole centrale, онъ рѣшительно ничего не вынесъ изъ своего спеціальнаго обученія, во вторыхъ, не уставалъ выражать безграничное nomme къ милліонамъ промышленника.
Этого-то господина Бріонъ и избралъ себѣ въ зятья.
Говорятъ, что m-lle Берта, оскорбленная въ своемъ женскомъ достоинствѣ и въ своихъ дѣвическихъ мечтахъ, дала понять претенденту, что ему не совсѣмъ-то безопасно дѣлаться соучастникомъ преслѣдованій, которымъ она подвергалась.
Г. Круанъ и ухомъ не повелъ. Онъ принялъ ея слова за выходку капризнаго и избалованнаго ребенка, надѣленнаго приданымъ, изъ-за котораго стоило похлопотать.
Бракъ состоялся.
Двое дѣтей родилось отъ него. Старшему нынѣ шестнадцать, младшему девять лѣтъ.
Однако, молодая m-me Круанъ не замедлила приступить въ исполненію своей угрозы и заставила мужа поплатиться за счастье быть ея супругомъ.
Добиваясь исполненія своихъ желаній съ той непреклонной волей, которой одарила ее судьба, она скоро пріобрѣла себѣ репутацію, о которой говорятъ съ усмѣшкой, но въ которой свѣтъ, загипнотизированный обаяніемъ огромнаго состоянія, относится крайне снисходительно. Послѣдняя исторія ея, года два тому назадъ, заняла исключительное мѣсто въ скандальной хроникѣ Нанта, гдѣ проживали Круаны.
M-me Круанъ познакомилась съ нѣкимъ Кернеромъ, который служилъ въ манежѣ берейторомъ.
Г. Кернеръ — красивый брюнетъ съ молодецкой осанной и великолѣпными черными глазами.
Эти достоинства плѣнили г-жу Круанъ и она влюбилась въ красавца-берейтора до безумія.
Въ началѣ этой связи, въ іюнѣ 1890 г., умеръ г. Бріонъ, на семьдесятъ девятомъ году отъ рожденія и передъ смертью позаботился лишить свою дочь той части наслѣдства, какую только могъ отнять у нея по закону.
Все же однако ей достался изрядный кушъ.
Это событіе укрѣпило связь между Кернеромъ и m-me Круанъ.
Необходимость скрывать ее отъ мужа скоро наскучила имъ и они рѣшились избавиться отъ этого совершенно излишняго лица.
Въ сентябрѣ 1890 г. они исчезли изъ Нанта, захвативъ съ собой дѣтей Круана, и явились въ Парижъ.
Г. Круану удалось узнать адресъ бѣглецовъ. Какъ человѣкъ спокойный, разсудительный и благоразумный, онъ не сталъ упрекать жену, а обратился въ ней съ увѣщаніемъ, съ «душеспасительнымъ словомъ».
— Противъ душеспасительнаго слова не устоишь, — сказалъ Плюшкинъ. — И точно, г-жа Круанъ не устояла. Она согласилась вернуться къ супругу.
Вѣрнѣе, принять къ себѣ супруга, такъ какъ семья Круановъ возстановилась на этотъ разъ въ Парижѣ, гдѣ дѣти были отданы въ лицей.
Недолго длилось это затишье.
Однажды, въ январѣ 1891 г., Круанъ, вернувшись домой вечеромъ, нашелъ квартиру пустой.
Терзаясь безпокойствомъ и злыми предчувствіями, онъ отправился въ лицей, гдѣ ему сказали, что дѣти его отпущены послѣ обѣда по просьбѣ матери, которая ушла съ ними и еще не вернулась.
М-me Круанъ снова сошлась съ Бернеромъ. Но будучи несостоятельной супругой, m-me Круанъ нѣжная и рѣшительная мать. Она не хотѣла разставаться съ дѣтьми и увезла ихъ съ собою и съ своимъ любовникомъ, который, впрочемъ, какъ говорятъ, относится къ нимъ съ чисто отеческой нѣжностью.
Они путешествовали подъ именемъ г. и г-жи Кернеръ съ прислугой, экипажами — цѣлымъ хозяйствомъ, словомъ, всюду швыряя деньгами; посѣтили Ниццу, Ментонъ, Монте-Карло, всѣ большіе города Италіи; и наконецъ, утомленные разъѣздами, основались на виллѣ близь Женевы, въ двухъ шагахъ отъ границы.
Тутъ и накрыла ихъ французская полиція.
Г. Круанъ отправился въ Женеву и обратился къ французскому консулу, который обѣщалъ принять мѣры для возвращенія ему дѣтей.
Затѣмъ, сговорившись съ швейцарскими властими, онъ устроилъ цѣлую облаву.
Съ наступленіемъ ночи вилла была оцѣплена полицейскими, г. Круанъ проникъ въ нее и овладѣлъ дѣтьми.
По возвращеніи въ Парижъ молодые Круаны были отданы на попеченіе доминиканцевъ Арвейля, которые взялись блюсти ихъ въ цѣлости и сохранности отъ возможнихъ покушеній со стороны матери и г. Кернера.
Но m-me Круанъ не собиралась разыгрывать драму или комедію. Она обратилась къ суду и затѣяла процессъ о разводѣ.
Пока тянулся процессъ, ей было разрѣшено видѣться съ дѣтьми разъ въ двѣ недѣли.
Тутъ начинается драма. Прошлымъ лѣтомъ г. Круанъ отправился съ сыновьями въ Бель-Иль, а его супруга поселилась въ Квиберонѣ. Каждыя двѣ недѣли мальчики отправлялись къ ней на пароходѣ утромъ и возвращались вечеромъ.
Однажды отецъ ждалъ-ждалъ ихъ и не дождался. Они не вернулись въ назначенное время. Понятно, что у него явилась мысль о похищеніи и бѣгствѣ, и онъ провелъ ночь въ смертельномъ безпокойствѣ. Но на слѣдующее утро дѣти явились. Они опоздали на пароходъ.
Послѣ этого маленькаго приключенія г. Круанъ рѣшился сопровождать своихъ дѣтей въ ихъ поѣздкахъ къ матери. Онъ рѣшилъ, что будетъ прогуливаться по морскому прибрежью, пока не придетъ время отъѣзда. Такъ онъ и сдѣлалъ, отправился съ дѣтьми въ Квиберонъ, погулялъ по бережку и вернулся благополучно.
Спустя нѣкоторое время нѣсколько мѣстныхъ носильщиковъ возбудили вниманіе полиціи своимъ странныхъ поведеніемъ. Они сорили деньгами, пьянствовали и вообще вели себя настолько странно, что за ними стали слѣдить, потомъ задержали, подвергли допросу и вынудили отъ нихъ слѣдующее показаніе.
Г-жа Берта Круанъ при посредствѣ нѣкоей ясновидящей уплатила имъ тысячу франковъ съ тѣмъ, чтобы они изловили ея супруга во время прогулки по морскому берегу, размозжили ему голову и бросили трупъ въ море.
По здравомъ обсужденіи дѣла они рѣшились уклониться отъ исполненія этого порученія. Они надѣялись, что г-жа Круанъ не рѣшится привлечь ихъ въ отвѣтственности за «обманъ довѣрія». И такъ г. Круанъ остался цѣлъ и невредимъ и прогулка по морскому берегу не принесла ему ущерба. Но судъ все таки притянулъ къ отвѣту г-жу Круанъ, ея служанку и ясновидящую.
Г-жа Круанъ бѣжала въ Швейцарію, но вскорѣ соскучилась, вернулась во Францію и добровольно отдалась въ руки правосудіи. Теперь она сидитъ въ тюрьмѣ.
Какъ видимъ, все дѣло вертится на показаніи носильщиковъ. Изъ вышеизложеннаго видно, что это ребята теплые и врядъ ли много заботятся объ истинѣ и поэтому трудно рѣшить, кто тутъ подкупалъ и для чего. Кто отъ кого желалъ отдѣлаться? Жена отъ мужа путемъ убійства? Мужъ отъ жены помощью ложнаго обвиненія?
Во всякомъ случаѣ предстоитъ занятный процессъ.
Съ легкой руки французовъ повсюду въ Европѣ начинается «генеральная прочистка». Вездѣ воровъ уличаютъ и въ кутузку сажаютъ: въ Италіи, въ Румыніи, въ Германіи минули было, да и затихли, — испугались должно быть. Дѣло хотя и тяжелое, но право трудно понять, за что собственно нападаютъ на Францію нѣкоторые. Что въ ней воры есть? Такъ гдѣ же ихъ нѣтъ? Что ихъ въ кутузку запираютъ? Такъ что же съ ними дѣлать?
Въ общемъ этотъ скандальный процессъ представляетъ съ извѣстной стороны явленіе, имѣющее утѣшительное значеніе. Онъ свидѣтельствуетъ о ростѣ общественной совѣсти, и надо надѣяться укрѣпитъ существующій строй въ дружественной намъ странѣ. И здѣсь, какъ во всемъ остальномъ, Франція стоитъ во главѣ европейскихъ націй.
Но есть въ этомъ процессѣ одна подробность, которая невольно заставляетъ грустно пожимать плечами. Фердинандъ Лессепсъ приговоренъ къ пятилѣтнему тюремному заключенію. Возникаетъ вопросъ объ исключеніи его изъ Академіи. Кажется Академія не желаетъ этого. Но если даже она вычеркнетъ его изъ списка «безсмертныхъ», то не вычеркнетъ его исторія. Безсмертіе не зависитъ отъ судебныхъ приговоровъ.
Виноватъ-ли Лессепсъ? Да, какъ виноватъ — съ точки зрѣнія строгой морали — всякій полководецъ, прибѣгающій къ военнымъ хитростямъ… Онъ велъ кампанію — этимъ все сказано. Реклама, подкупъ «нужныхъ людей», муссированіе предпріятія, — все это, говорятъ, необходимо для великихъ промышленныхъ предпріятій, какъ шпіонство или засады на войнѣ. Такъ по крайней мѣрѣ думали до сихъ поръ. Можетъ быть со временемъ будетъ иное, можетъ быть обновится и этотъ міръ: финансовый, биржевой, промышленный, — но если это и будетъ, то не скоро, судя по всему что мы замѣчаемъ вокругъ себя. Во всякомъ случаѣ Лессепсъ человѣкъ старыхъ понятій, онъ велъ дѣло, полагаясь на свой геній, велъ его такъ, какъ ведутся подобныя кампаніи, и… потерпѣлъ пораженіе. Вотъ его и казнятъ. Наполеонъ послѣ Ватерлоо не былъ хуже Наполеона послѣ Аустерлица; но послѣ Аустерлица къ Наполеону ѣздили на поклонъ владѣтельныя особы, а послѣ Ватерлоо Наполеона засадили на островъ Св. Елены. Лессепсъ послѣ прорытія Суэзскаго канала былъ не лучше теперешняго Лессепса, но послѣ Суэзскаго канала Лессепсъ оказался «великимъ французомъ» и благодѣтелемъ человѣчества, а послѣ Панамы Лессепсъ произведенъ въ мошенники…Такъ-таки прямо и отчеканили въ судебномъ приговорѣ: «за мошенничество»… Горе побѣжденнымъ!
Лессепсъ — человѣкъ идеи; его увлекало грандіозное предпріятіе, великое дѣло, которое, въ случаѣ удачи, принесло бы неисчислимыя выгоды человѣчеству. Онъ ничего не нажидъ отъ Панамы, кромѣ убытковъ. А вотъ настоящіе «живоглоты», какъ банкиръ Оберндорферъ, «ампошировавшій» три милліона, остаются цѣлы и невредимы. Онъ правъ и святъ, онъ хитилъ «на законномъ основаніи», и судъ отпускаетъ его съ миромъ… Кажется, что порою трудно примирить юридическую правду съ правдой нравственной.
Характерно восклицаніе Лессепса-сына на судѣ: что же мнѣ было дѣлать съ этими пьян5ами!.. Бѣдняга! Сначала Рейнаки, Артоны, Герцы, Оберндорферы — стая коршуновъ, одинъ другого ненасытнѣе, — потомъ судъ.
Шарль Лессепсъ тоже ничего не нажилъ отъ Панамы. Это не хищникъ, не биржевой бандитъ. Сынъ «великаго француза», онъ мечталъ продолжать славныя традиціи, и попался какъ куръ во щи, вѣрнѣе какъ карась въ стаю щукъ.
Утѣшительно, по крайней мѣрѣ, что не всѣ щуки избѣжали судебныхъ сѣтей. Рейнака только смерть спасла отъ отвѣтственности, Корнелія Герца спасаетъ пока болѣзнь, Артонъ вынужденъ «скрываться».
Вскрытіе трупа Рейнака повидимому не дало опредѣленныхъ результатовъ. Это вызвало со стороны нѣкоторыхъ нареканія на докторовъ: вотъ молъ наука, возилась-возилась и не съумѣла добиться толку. Нареканія неосновательныя, такъ какъ наука можетъ опредѣлить присутствіе яда въ организмѣ, но сказать, что смерть послѣдовала отъ этого яда — далеко не всегда возможно. Только значительное количество минеральнаго яда, обнаруженное во внутренностяхъ трупа, можетъ служить доказательствомъ смерти отъ отравленія, если же найдены лишь слѣды мышьяка, сулемы и т. п., то никакого вывода на этомъ фактѣ основать невозможно. Мышьякъ, напримѣръ, такое распространенное тѣло, что слѣды его отыщутся въ каждомъ трупѣ. Напомнимъ по этому случаю восклицаніе Орфилла на процессѣ Лафаржъ, обращенное къ предсѣдателю суда: — «Мышьякъ, г-нъ предсѣдатель! Но я найду его въ вашемъ креслѣ, въ вашемъ тѣлѣ, если вы позволите мнѣ подвергнутъ васъ анализу».
Незначительныя дозы ядовъ мы сплошь и рядомъ принимаемъ вмѣстѣ съ пищей, съ виномъ и т. п., въ особенности при нынѣшнемъ развитіи фальсификаціи. Въ виду этого доктору, открывшему слѣды минеральнаго яда въ трупѣ, поневолѣ приходится быть осторожнымъ.
Что касается до органическихъ ядовъ, то они большею частью отличаются непрочностью и быстро разлагаются въ организмѣ. Притомъ же послѣдній самъ выработываетъ яды — птомаины, лейкомаины, — которые при жизни окисляются и разрушаются, а по смерти могутъ скопиться въ трупѣ и повести къ ложнымъ заключеніямъ о смерти вслѣдствіе отравленія, тѣмъ болѣе, что эти ядовитыя соединенія до сихъ поръ мало изслѣдованы.
Словомъ дѣло это вовсе не такъ просто, какъ можно бы было думать.
Нѣсколько времени тому назадъ интересный процессъ имѣлъ мѣсто въ Нью-Іоркѣ.
Обвиняемый упорно отрицалъ преступленіе (убійство старухи); его загипнотизировали и заставили говорить посредствомъ внушенія. Онъ не только сознался въ преступленіи, но и разсказалъ сцену убійства, сообщивъ самыя точныя детали.
Нѣкоторыя газеты, подхвативъ этотъ случай, замѣчаютъ, что если эта система войдетъ въ общее употребленіе, то составитъ большой прогрессъ въ судебной практикѣ: благодаря гипнотическому сну обвиняемый самъ будетъ доставлять свѣдѣнія о своемъ преступленіи; его хитрость, осторожность, самообладаніе ни къ чему не поведутъ, его упорство будетъ сломлено.
Правда, что многіе «сантиментальные» люди возмущаются этой новой процедурой, называя ее безчестной и предательской.
Къ несчастію приходится признать, что во всѣ времена и у всѣхъ народовъ сознаніе вынуждалось у обвиняемаго средствами, которыя можно резюмировать такъ: пытка физическая, пытка нравственная.
Заподозрѣннаго въ преступленіи и теперь пытаютъ. Если вы имѣли несчастіе навлечь на себя подозрѣніе, васъ запираютъ, для пресѣченія способовъ уклониться отъ суда и слѣдствія въ тюрьму, гдѣ обращаются съ вами не какъ съ человѣкомъ, а какъ съ No такимъ-то…
«Гдѣ судъ, тамъ и неправда», — говоритъ Платонъ Каратаевъ у Толстого. Въ этомъ отношеніи введеніе гипнотизма въ судебную практику не представитъ ничего новаго или необычайнаго.
Но тутъ возникаютъ сомнѣнія иного рода. Во первыхъ, далеко не всякаго можно загипнотизировать; большинство людей усиліями воли могутъ противиться внушенію; стало быть этотъ способъ не можетъ имѣть такого общаго значенія, какъ думаютъ нѣкоторые.
Во вторыхъ, можно ли полагаться на показаніе загипнотизированнаго. Тутъ является нѣкоторое противорѣчіе, даже абсурдъ, — вотъ какого рода:
Показаніе душевно-больного не принимается судомъ.
Ну а показаніе человѣка, находящагося въ гипнотическомъ снѣ? показаніе сомнамбула? Вѣдь очевидно, что этотъ человѣкъ находится въ ненормальномъ состояніи, что его, по крайней мѣрѣ въ теченіе гипноза, можно сравнить съ душевно-больнымъ. Почему же его показаніе принимается за истину, на основаніи которыхъ можно его повѣсить или совершить надъ нимъ «электрокуцію»[2], новый способъ казни, изобрѣтенный нашими заатлантическими друзьями?.. Можно ли принимать показанія ненормальныхъ, душевно-больныхъ, истеричныхъ? Оставляемъ этотъ вопросъ открытымъ.
По поводу новаго пріема вынуждать сознаніе обвиненнаго посредствомъ гипнотизма, можно вспомнить о прежнихъ пріемахъ, практиковавшихся съ той же цѣлью въ разное время.
Пытка, уничтоженная не болѣе столѣтія тому назадъ, быстро вынуждала сознаніе. «Допросъ» производился съ помощью вздергиванія на дыбу, огня и всего чаще «шотландскихъ башмаковъ». — Это прекрасный способъ, — говоритъ одинъ старинный писатель, — онъ лучше всякаго другого сохраняетъ за обвиняемымъ свободу духа.
Шотландскіе башмаки состояли изъ двухъ деревянныхъ дощечекъ, которыми стискивали ногу подсудимаго и между которыми загоняли молоткомъ больше деревянные клинья. Каждый ударъ производилъ жестокую боль, заставлявшую кричать несчастнаго, подвергнутаго такому «допросу».
Допросъ продолжался даже послѣ признанія обвиняемаго, дабы получить «подтвержденіе» признанія.
Вотъ, напримѣръ, протоколъ допроса, произведеннаго въ Парижѣ въ началѣ XVIII вѣка. Дѣло шло о покражѣ золотого подсвѣчника въ церкви. Обвиняемый, нѣкто Дюгонъ, былъ приведенъ въ камеру пытокъ; ему надѣли шотландскіе башмаки и прежде, чѣмъ успѣли завинтить ихъ, онъ, ужаснувшись предстоящей пытки, сознался въ преступленіи и отвѣчалъ утвердительно на всѣ вопросы.
Тѣмъ не менѣе ему загнали первый клинъ; несчастный завылъ отъ боли; его спрашиваютъ, онъ повторяетъ свое прежнее показаніе. При второмъ клинѣ, говоритъ протоколъ, онъ подтвердилъ прежнее показаніе и сказалъ, что у него не было соучастника, на третьемъ тоже упорствовалъ и повторялъ, что соучастниковъ у него не было. «Видя, что онъ впалъ въ обморокъ и на губахъ его появилась пѣна, мы приказали освидѣтельствовать его хирургу, сьёру Брашу, который намъ заявилъ, что Дюгонъ въ опасномъ состояніи и врядъ-ли можетъ дольше переносить пытку; въ виду этого мы велѣли развязать его, снять башмаки и положить его на матрацъ. Спрошенный еще разъ, на матрацѣ, онъ снова поклялся, что все сообщенное имъ вѣрно. Былъ составленъ протоколъ, который онъ подписалъ».
Нѣтъ, какъ не поносятъ нашъ fin de siècle, онъ все же лучше добраго стараго времени.
Часто невинные взводили на себя преступленія въ надеждѣ умилостивить палачей и сократить пытку, и такимъ образомъ подвергались казни за преступленія, которыхъ никогда не совершали.
Старинные пріемы выводятся изъ употребленія, но и въ наше время «пріемы» судебныхъ слѣдователей оставляютъ желать многаго даже въ самыхъ просвѣщенныхъ государствахъ. Такъ, напримѣръ, въ Соединенныхъ Штатахъ полицейскіе инспектора, обязанные производить слѣдствіе, вносятъ въ исполненіе своихъ обязанностей такую суровость, жестокость, даже цинизмъ, что не разъ вызывали протесты со стороны филантропическихъ обществъ и печати.
По слухамъ, подсудимыхъ пытаютъ голодомъ и жаждой. Пытаютъ холодомъ, оставляя зимой въ нетопленной камерѣ, въ легкой одеждѣ, при недостаточномъ питаніи. Лѣтомъ запираютъ въ душныя, не провѣтриваемыя каморки. Въ случаѣ сознанія, несчастнымъ обѣщаютъ разныя «смягченія».
Далѣе, американскіе слѣдователи употребляютъ и болѣе хитрыя средства съ цѣлью развязать языкъ обвиняемымъ.
Во-первыхъ, практикуется опьяненіе посредствомъ водки и вина. Извѣстно, какія страданія испытываютъ люди, привыкшіе къ употребленію крѣпкихъ напитковъ, если ихъ разомъ лишить этого.
Наркотическія средства, въ небольшихъ дозахъ, тоже приводятъ въ состояніе, подобное опьяненію. Хлороформъ и анэстетическія средства вообще вызываютъ состояніе полусна, въ которомъ индивидуумъ не властенъ надъ своими словами: онъ отвѣчаетъ на всѣ вопросы; онъ утратилъ волю.
Эта потеря воли достигается также съ помощью бромистаго калія. Повидимому, американскіе медики не стѣсняются прибѣгать къ подобнымъ опытамъ съ цѣлью вызвать отъ подсудимаго признаніе, разсказъ о преступленіи, — разсказъ, о которомъ онъ и не подозрѣваетъ, когда проснется, но который тѣмъ не менѣе служитъ убійственнымъ орудіемъ противъ него на судѣ.
Перечисленныя средства можно назвать физіологическими, но и въ психологическихъ пріемахъ американскіе слѣдователи, какъ говорится, собаку съѣли. Много толковъ возбудила ловкость полицейскаго инспектора Бириса, который, не молвивъ слова съ обвиняемымъ, безъ всякаго допроса, посредствомъ однихъ психологическихъ впечатлѣній, заставилъ его сознаться въ преступленіи. Вотъ въ чемъ заключалось преступленіе: нѣкій субъектъ былъ убитъ ударами молотка, тѣло его упаковано въ чемоданъ и отправлено по желѣзной дорогѣ. Предполагаемый виновникъ преступленія слылъ за стойкаго малаго; его арестовали, и не подвергая никакому допросу, посадили въ одиночное заключеніе, причемъ сторожамъ приказано было не говорить съ нимъ ни слова. На слѣдующій день его приводятъ въ комнату, гдѣ передъ нимъ проходятъ знакомыя ему лица: кузнецъ, у котораго онъ взялъ молоть; старьевщикъ, продавшій ему чемоданъ; извощикъ, перевозившій чемоданъ, когда въ немъ лежалъ трупъ. Но никто изъ этихъ лицъ не говоритъ ни слова.
Обвиняемый вернулся въ камеру въ страшномъ волненіи, считая себя погибшимъ. Вечеромъ его снова приводятъ въ ту же комнату, гдѣ онъ замѣчаетъ знакомый ему чемоданъ. Почти потерявъ сознаніе, онъ закрываетъ глаза рукою, но г. Бирисъ предлагаетъ ему сѣсть на кушетку, онъ смотритъ на нее: она покрыта кровавыми пятнами; это та самая кушетка, на которую онъ повалилъ старика ударами молота. Тутъ несчастный не выдержалъ и сознался въ преступленіи.
Его судили и казнили. Г. Бирисъ заслужилъ похвалы и поздравленія со стороны магистратуры за ловкость, съ которой онъ вынудилъ признаніе. — «Сорокъ восемь часовъ непрерывнаго волненія въ безусловномъ одиночествѣ раздавили, сломали волю преступника, который устоялъ бы быть можетъ противъ двадцатидневнаго допроса, очныхъ ставокъ и проч.».
Это смущеніе преступника, волненіе, которое онъ испытываетъ, опасаясь, что его вина будетъ узнана, часто утилизировалось съ цѣлью добиться сознанія.
Нѣкогда въ Польшѣ примѣнялся такой способъ: судья протягивалъ жезлъ и заподозрѣнные должны были проходить подъ нимъ. Предполагалось, что жезлъ долженъ опуститься на голову преступника, и часто смущеніе послѣдняго доходило до того, что, подойдя въ жезлу, онъ падалъ на колѣни и сознавался. Если же у него хватало духа пройти вслѣдъ за остальными, то волненіе его служило яснымъ указаніемъ для судьи, который и опускалъ жезлъ на голову преступника.
Тѣмъ же смущеніемъ преступника, которое выражается русской пословицей: «На ворѣ шапка горитъ», — пользовались шарлатаны, угадывавшіе воровъ и убійцъ съ помощью волшебной палочки.
Знаменитый гадатель Жанъ Эймаръ открылъ съ помощью подобной палочки убійцу купца въ Ліонѣ. Сообразивъ, что преступникъ долженъ находиться въ числѣ бродятъ, задержанныхъ послѣ убійствъ, онъ велѣлъ выстроить ихъ на тюремномъ дворѣ и сталъ обходить ихъ съ волшебной палочной. Передъ однимъ изъ нихъ, — безъ сомнѣнія тѣмъ, чье лицо выразило наиболѣе смущенія, — палочка перевернулась; онъ сознался въ убійствѣ и былъ колесованъ.
Примѣненіе гипнотизма въ судебной практикѣ было испытано и въ Европѣ. Въ 1884 г. одинъ итальянскій слѣдователь, усыпивъ обвиняемаго, вынудилъ у него сознаніе. Но присяжные нашли этотъ способъ нечестнымъ и вынесли оправдательный приговоръ.
Говорятъ, что нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, Стамбуловъ, пользуясь пребываніемъ въ Софіи нѣкоего доктора, прославившагося изслѣдованіями надъ гипнотизмомъ, предложилъ ему значительную сумму съ тѣмъ, чтобы тотъ загипнотизировалъ одного арестанта, заподозрѣннаго въ соучастіи въ заговорѣ Бельчева, и вынудилъ у него сознаніе и указаніе другихъ соучастниковъ. Но докторъ отказался.
Въ «Chamber’s Journal» напечатана недавно интересная статья, посвященная одному изъ вѣрныхъ, хотя и несносныхъ спутниковъ человѣка, — крысѣ.
Одно изъ характерныхъ свойствъ этого животнаго — страсть къ путешествіямъ. По крайней мѣрѣ врядъ ли найдется корабль, на которомъ бы не было крысъ. Повидимому онѣ такъ же непосѣдливы, какъ ихъ патронъ-европеецъ; такъ же какъ онъ одержимы безпокойнымъ духомъ изслѣдованія и страстью къ «познанію всякаго рода мѣстъ». Вмѣстѣ съ своимъ патрономъ онѣ разселились по всему земному шару: на многихъ островахъ великаго и другихъ океановъ фауна млекопитающихъ исчерпывается крысами, которыя были завезены туда европейцами.
До половины прошлаго столѣтія крысы (рѣчь идетъ здѣсь о сѣрой крысѣ или «пасюкѣ», Mus decumanus) обитали на равнинахъ центральной Азіи и вовсе не думали о путешествіяхъ, тѣмъ болѣе, что никогда не видали моря даже издали.
Но во второй половинѣ XVIII вѣка ими внезапно овладѣла «охота къ перемѣнѣ мѣстъ». Полчища крысъ двинулись изъ Азіи на западъ, переправились черезъ Волгу, наводнили южно-русскія степи, и отсюда распространились по Европѣ, всюду встребляя безобидную черную крысу (Mus rattus, пл преданію тоже явившуюся изъ Азіи вслѣдъ за крестоносцами).
Это великое переселеніе крысъ не прекратилось и до сихъ поръ; онѣ разселяются все дальше и дальше, забираясь въ самые отдаленные уголки земного шара.
Человѣкъ не безъ основанія считаетъ крысу символомъ домашняго хозяйства. Нѣтъ болѣе предусмотрительнаго животнаго. Въ естественномъ состояніи она собираетъ запасы провизіи на зиму, а очутившись въ средѣ человѣческаго общества, поселяется преимущественно въ кладовыхъ. Переселившись въ Парижъ, азіятскія крысы основали свою главную квартиру въ центральномъ рынкѣ. Обиліе всякаго рода припасовъ, заготовленныхъ для долгаго плаванія, привлекаетъ ихъ и на корабли.
Сопутствіе крысъ влечетъ иногда къ непріятнымъ послѣдствіямъ для корабля. Однажды на трехмачтовомъ кораблѣ «Командоръ», только что вышедшемъ изъ порта Гартпуля, произошелъ пожаръ, начавшійся съ трюма. Экипажъ успѣлъ спастись, но судно, нагруженное лѣсомъ, сдѣлалось добычей пламени.
Началось слѣдствіе; капитанъ и матросы съ трудомъ успѣли доказать свою невинность. Только случайность — одна тѣхъ тѣхъ случайностей, которыя иногда даютъ совершенно неожиданное направленіе слѣдствію — избавила ихъ отъ обвиненія.
Виновницей катастрофы оказалась крыса. Эта неопытная путешественница не знала, что на кораблѣ строго воспрещается неосторожное обращеніе съ огнемъ. Однажды, отправившись на поиски съѣстного, она набрела на сальную свѣчку. Сальная свѣча лакомый кусочекъ. Эскимосы ѣдятъ сальныя свѣчи. Европейскіе путешественники въ полярныхъ странахъ вздыхаютъ объ этомъ блюдѣ: такъ по крайней мѣрѣ было съ Нансеномъ во время его знаменитой Гренландской экспедиціи. Мудрено-ли, что крыса не могла устоять передъ соблазномъ. Правда, свѣча была зажжена, но это препятствіе не устрашило предпріимчивую путешественницу; она взяла свѣчу въ зубы и унесла въ трюмъ, гдѣ у нея было заведено хозяйство между сосновыми досками. Полчаса спустя грузъ пылалъ какъ свѣчка.
Съ счастію, одинъ изъ матросовъ вспомнилъ о свѣчкѣ, которую онъ оставилъ на нижней палубѣ, а его товарищъ замѣтилъ ея исчезновеніе за нѣсколько минутъ до пожара. Такимъ образомъ узнали истинную причину катастрофы.
Поджогъ корабля крысой къ счастію рѣдкое явленіе; гораздо чаще онѣ приводятъ къ потопленію корабль. Ихъ крѣпкіе и неутомимые зубы прогрызаютъ самыя толстыя доски, вслѣдствіе чего происходитъ течь. Эта опасность такъ велика, что большинство англійскихъ компаній принимаютъ ее въ разсчетъ при страховкѣ.
Нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, совершенно новый, только что отстроенный, корабль собирался выйти изъ одного англійскаго порта, какъ вдругъ въ немъ обнаружилась сильнѣйшая течь. Пришлось отложить плаваніе и заняться починкой корабля. Послѣ долгихъ поисковъ плотниковъ, которымъ была поручена починка, убѣдились, что крысы прогрызли кузовъ корабля въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ былъ обшитъ легкимъ блиндажемъ. Только тонкая металлическая пластинка не позволяла водѣ хлынуть въ корабль потокомъ. Томимые жаждой, догадливые грызуны прогрызли кузовъ корабля тамъ, гдѣ вода могла пробиваться лишь тонкой струйкой. Правда, этотъ неосторожный поступокъ доставилъ имъ только морскую воду, но животныя, привыкшія жить въ сточныхъ трубахъ, не разборчивы насчетъ питья.
Соленая вода такъ понравилась имъ, что тотчасъ по окончаніи починки, онѣ снова принялись за дѣло. На четвертый или пятый день плаванія, кораблю опять угрожала опасность потопленія.
Раздумывая, какъ отклонить опасность, капитанъ набрелъ на геніальную мысль. Онъ былъ старый морякъ и по опыту зналъ, что такое жажда. Итакъ онъ приказалъ ставить каждый день крысамъ миску съ водой. Изъ благодарности ли за эту любезность, или находя излишней дальнѣйшую работу, крысы оставили въ покоѣ корабль на все остальное плаваніе. Капитанъ одного изъ пакетботовъ, совершающихъ регулярныя плаванія между Англіей и Новой-Зеландіей, долженъ былъ пожалѣть о томъ, что не послѣдовалъ примѣру своего собрата, ставившаго крысамъ воду. По прибытіи парохода въ Ливерпуль, нѣсколько матросовъ принялись чистить резервуаръ съ прѣсной водой. На днѣ его оказалась груда крысьихъ костей. Томимыя жаждой крысы утопали въ немъ десятками, какъ Кларенсъ въ бочкѣ съ мальвазіей. Въ теченіе всего путешествія экипажъ и пассажиры пили крысиную настойку.
Избавиться отъ крысъ очень трудно. Въ одинъ годъ парочка этихъ грызуновъ произведетъ три, четыре дюжины дѣтенышей. При такой плодовитости самыя остроумныя ловушки оказываются недѣйствительными, тѣмъ болѣе, что крыса очень сообразительна. Отрава дѣйствуетъ вѣрнѣе, но сопровождается самыми непріятными послѣдствіями: разлагающіеся трупы крысъ заражаютъ корабль нестерпимой вонью и нерѣдко порождаютъ эпидеміи среди экипажа.
Англійскія компаніи пользуются услугами спеціалистовъ, истребляющихъ крысъ съ помощью особой породы собакъ-крысоловокъ.
Но лучшій способъ избавиться отъ этихъ несносныхъ спутниковъ изобрѣтенъ однимъ американскимъ капитаномъ. Къ несчастію не всегда возможно пользоваться этимъ остроумнымъ пріемомъ. Ботъ, о которомъ мы говоримъ, стоялъ въ гавани рядомъ съ кораблемъ, везшимъ грузы сыра. Онъ съумѣлъ подойти къ этому кораблю и перекинуть ночью на его палубу доску, намазанную саломъ. Привлеченныя запахомъ крысы немедленно переселились подъ англійскій флагъ.