1899
правитьН. В. Подвысоцкій.
правитьИЗЪ МОИХЪ ВОСПОМИНАНІЙ.
править— Что вы тамъ ни говорите, а я глубоко убѣжденъ, что въ жизни почти каждаго человѣка, кто бы онъ ни былъ и на какой бы ступенькѣ общественной лѣстницы ни находился, бывали болѣе или менѣе странные, изъ ряда вонъ выходящіе и загадочные случаи, — сказалъ какъ-то однажды, въ концѣ 60-хъ годовъ, мой давно уже умершій дѣдъ. Николай Ивановичъ Величко, обратясь къ маленькому, хорошо знакомому между собою обществу, собравшемуся послѣ обѣда въ его уютномъ кабинетѣ въ Вернигоровщинѣ, въ этомъ очаровательнѣйшемъ его имѣніи, въ которомъ все было такъ прекрасно устроено и въ которомъ на всемъ лежала какая-то особенная печать его доброты, сердечности и рѣдкаго въ то грубое крѣпостническое время человѣколюбія.
— Всѣ вы, мои друзья, — началъ Николай Ивановичъ послѣ маленькой паузы, — замѣтили, быть можетъ, надъ этимъ стариннымъ кожанымъ диваномъ, на которомъ я имѣю обыкновеніе спать, этотъ незатѣйливый портретъ нашего славнаго и столь знаменитаго поэта Александра Сергѣевича Пушкина, который въ 1825-мъ незабвенномъ для меня году сидѣлъ на этомъ самомъ диванѣ и самъ лично на этомъ же мѣстѣ повѣсилъ свой портретъ, рисованный здѣсь имъ самимъ.
Надо вамъ замѣтить, что въ это время петербургская администрація, а также и высшая провинціальная, не желавшая отставать отъ столичной, относилась не совсѣмъ дружелюбно къ нашему славному писателю. Многіе изъ нихъ вовсе не хотѣли признавать въ Александрѣ Сергѣевичѣ Пушкинѣ выдающагося дарованія и видѣть въ немъ человѣка, проникнутаго искренней и безкорыстной любовью къ отечеству, а напротивъ, признавали въ немъ субъекта неблагонамѣреннаго и вреднаго во всѣхъ отношеніяхъ, котораго слѣдовало всячески преслѣдовать. Въ этомъ особенно хотѣлъ отличиться тогдашній черниговскій губернаторъ, человѣкъ странный во многихъ отношеніяхъ и относившійся съ какимъ-то исключительнымъ враждебнымъ чувствомъ къ Александру Сергѣевичу, благодаря какимъ-то личнымъ счетамъ съ нимъ.
Ходили довольно упорные слухи, что Пушкинъ написалъ злую и ядовитую эпиграмму на нашего губернатора, которая не только его раздражала въ высшей степени, но которая, какъ ему было доподлинно извѣстно, дѣлала его смѣшнымъ въ глазахъ всѣхъ насъ. И мнѣ не разъ приходилось слышать отъ самого губернатора, какъ онъ называлъ публично Пушкина якобинцемъ, измѣнникомъ, котораго обязательно слѣдовало держать подъ арестомъ въ крѣпости, и т. п. вещи.
Произведенія Пушкина, которыми многіе изъ насъ тогда уже зачитывались, онъ не могъ видѣть равнодушно, считалъ безусловно предосудительными и было два-три случая, что, бывая у кого нибудь изъ насъ, завидя таковыя, онъ прямо бросалъ ихъ въ печку. Всей полиціи въ губерніи дано было секретное предписаніе: «строго наблюденіе имѣть, не будетъ ли въ пріѣздѣ въ подчиненной мнѣ губерніи такой-то Пушкинъ, а буде пріѣдетъ, немедленно донести, у кого изъ помѣщиковъ остановится, дабы все послѣдующее время имѣть за нимъ секретное неупустительное наблюденіе».
Однажды, въ концѣ лѣта, въ мѣстечкѣ Ични, которое, какъ вамъ всѣмъ извѣстно, отстоитъ отсюда въ нѣсколькихъ верстахъ, былъ проѣздомъ Александръ Сергѣевичъ и, остановившись тамъ на одномъ постояломъ дворѣ, встрѣтилъ мѣстныхъ помѣщиковъ, съ которыми по замедлилъ познакомиться и вступить въ самую оживленную бесѣду, вскорѣ перешедшую въ полемическій шумный спорь, при чемъ ойъ горячо отстаивалъ свои убѣжденія и рѣзко порицалъ установившіеся порядки. Но вдругъ, совершенно случайно, мимо этого дома, въ которомъ окна были отворены, проходитъ мѣстный полицейскій чинъ, обратившій невольное вниманіе на смѣлыя, задорныя рѣчи незнакомца, который отъ поры до времени появлялся въ окнахъ, благодаря тому, что ходилъ по комнатѣ.
Наведя немедленно справки относительно того, кто и откуда этотъ исключительный нарушитель тишины и спокойствія, — полицейскій, давно уже искавшій случая выдвинуться, пришелъ положительно въ телячій восторгъ, когда узналъ, что это тотъ самый Пушкинъ, о которомъ имѣлось у него секретное предписаніе самого губернатора. Сдѣлавъ кому слѣдуетъ строжайшее распоряженіе, чтобы Пушкину отнюдь не дали возможности уѣхать, пока онъ не вернется, чинъ со всѣхъ ногъ побѣжалъ домой, чтобы посовѣтоваться со своимъ начальствомъ, сирѣчь со своей дражайшей половиной, о томъ «какъ быть и что предпринять?» Въ виду исключительныхъ обстоятельствъ, былъ данъ мудрый совѣтъ немедленно переодѣться и неукоснительно слѣдить за подозрительной личностью.
И вотъ, по прошествіи какого нибудь часа, за экипажемъ Пушкина, направляющимся къ Вернигоровщинѣ, слѣдомъ двигался и другой экипажъ, въ которомъ сидѣлъ извѣстный вамъ чинъ, переодѣтый въ какой-то неопредѣленный костюмъ.
Когда Александръ Сергѣевичъ пріѣхалъ въ Вернигоровщину, обстоятельства мои сложились такъ, что меня тамъ не было. Но, тѣмъ не менѣе, онъ зашелъ въ домъ и, обходя всѣ комнаты, зашелъ также и въ этотъ кабинетъ, чтобы у письменнаго стола написать мнѣ что-то, какъ объ этомъ было имъ заявлено дворецкому, впустившему также въ домъ и переодѣтаго полицейскаго, личность котораго была ему давно извѣстна. Однако, у письменнаго стола Пушкинъ не сталъ ничего писать, вѣроятно потому, что весь столъ былъ загроможденъ разными бумагами и письмами, — онъ счелъ для себя болѣе удобнымъ, взявъ бумагу, перо и чернила, устроиться за отдѣльнымъ столикомъ, который придвинулъ къ этому дивану.
Пріѣхавъ часа черезъ четыре домой, я уже Александра Сергѣевича не засталъ у себя, но узналъ отъ своихъ перепугавшихся людей, что безъ меня пріѣзжалъ сюда какой-то подозрительный, никому неизвѣстный баринъ, который хотѣлъ передать мнѣ какое-то письмо и который въ кабинетѣ сначала немного полежалъ на диванѣ, облокотясь на правую руку, а потомъ что-то писалъ, придвинувъ къ себѣ маленькій столикъ.
Отъ нихъ же я узналъ, что слѣдомъ за этимъ бариномъ пріѣзжалъ всѣмъ здѣсь извѣстный полицейскій, но переодѣтый какъ-то странно, и что онъ имъ шепнулъ — не препятствовать этому барину дѣлать, что онъ захочетъ, а что онъ, полицейскій, будетъ за нимъ слѣдить.
Когда же пріѣзжій баринъ сталъ собираться, чтобы уѣхать, полицейскій заходилъ въ кабинетъ за своей шапкой и тоже вслѣдъ за нимъ уѣхалъ.
Узнавши все это, показавшееся весьма страннымъ, я отправился въ кабинетъ и засталъ тамъ дѣйствительно придвинутый столикъ къ дивану и письменныя принадлежности на столѣ, но какихъ бы то ни было писемъ не оказалось, и я былъ въ недоумѣніи относительно того, кто бы это могъ быть. Бросивъ взглядъ на спинку дивана, я невольно замѣтилъ надъ нею этотъ портретъ, нарисованный перомъ на моей бумагѣ, а когда я его показалъ моимъ людямъ, то всѣ признали въ немъ сходство съ тѣмъ бариномъ, который былъ и который уѣхалъ болѣе часа тому назадъ. Для меня сдѣлалось яснымъ, кто былъ мои дорогой гость.
Вслѣдъ за этимъ, портретъ былъ вправленъ подъ стекло и я имъ очень дорожу, а на этомъ диванѣ я сталъ часто засиживаться, мечтая о прожитомъ.
Наведенныя же справки у полицейскаго не привели ни къ чему, — онъ даже сталъ упорно отрицать свое посѣщеніе, утверждая, что все это была мистификація, а вмѣстѣ съ тѣмъ сталъ меня всячески избѣгать.
Губернаторъ же совершенно какъ-то перемѣнился ко мнѣ въ обращеніи и вскорѣ сдѣлалъ мнѣ самымъ наивнымъ образомъ даже крупную непріятность.
Только впослѣдствіи, года черезъ два, пришлось мнѣ узнать отъ одного чиновника особыхъ порученій при нашемъ губернаторѣ, что этому послѣднему, приблизительно въ то время, когда имѣлъ мѣсто у меня этотъ загадочный случай, были представлены два письма, совершенно скомпрометировавшія меня въ его глазахъ, при чемъ ему, чиновнику, извѣстно, что одно изъ этихъ писемъ было отъ поэта Александра Сергѣевича Пушкина, а другое отъ какого-то моего хорошаго знакомаго, судя по содержанію письма, но имя котораго онъ теперь вовсе по помнитъ.
Г. Новгородъ.
1899 г. 27 января.