СТ. ПШИБЫШЕВСКІЙ.
правитьИЗЪ КНИГИ «СИНАГОГА САТАНЫ».
правитьВсюду Демонъ! Сатана торжествуетъ. Нѣкогда пугало, средство укрѣпленія церковной власти — онъ становится всемогущимъ, міръ боится его и старается умилостивить. Люди боялись дышать, чтобы злой духъ не вселился въ тѣло. Въ четвертомъ вѣкѣ появляется чудовищная секта массалійцевъ, которые считаютъ себя одержимыми дьяволомъ; они безпрестанно мечутся во всѣ стороны, вопятъ, плюютъ, извиваются въ ужаснѣйшихъ конвульсіяхъ, чтобы оборониться отъ нечистаго, «ему же имя — легіонъ»…
Сатана принимаетъ тысячи образовъ. Онъ становится богословскимъ, идетъ въ пустыню и томитъ святыхъ отцовъ соблазнительнѣйшими вопросами, онъ сѣетъ въ душахъ ихъ тысячи сомнѣній и колебаній, онъ идетъ въ монастыри и разжигаетъ измученный мозгъ монаховъ обольстительными видѣніями, ночами онъ посѣщаетъ добродѣтельныхъ женъ, отнимаетъ у нихъ волю и разумъ и побуждаетъ ихъ Къ безстыдному разврату; онъ вселяется въ мозгъ сотенъ тысячъ вѣрующихъ и въ дикихъ вопляхъ проклинаетъ и богохульствуетъ.
Женщина Среднихъ вѣковъ была малокровна до крайности, она поражала своей грязью, ибо Средніе вѣка вообще болѣзненно боялись воздуха и воды; порабощенная мужчиной, отвергнутая церковью, презираемая даже самимъ Богомъ, Который создалъ ее изъ ребра Адама, женщина была совершеннымъ звѣремъ. Ея злые инстинкты пышно разрастались, какъ илъ на днѣ морскомъ. Мозгъ ея рождалъ бѣшено-мстительные замыслы противъ сосѣдки, посмотрѣвшей на нее косыми глазами, противъ мужа, угощавшаго ее пинками, противъ помѣщицы, которая порой, отъ скуки, приказывала ее сѣчь.
Малокровіе и порожденныя грязью кожныя болѣзни постепенно раздражали ея сладострастіе; она отдавалась каждому мужчинѣ, т.-е. безвольно давала насиловать себя, не испытывая никакого удовлетворенія.
Одна лишь вѣчно растущая жажда наслажденія, удовлетворенія, продолжительной половой оргіи мучила женщину-звѣря.
Она всегда находилась въ возбужденномъ состояніи. При дьявольскомъ «меланхолическомъ» темпераментѣ, въ этой «дьявольской купели», каждая мысль, каждое ощущеніе становилось ядомъ. Вопросъ о томъ, когда эта женщина стала вѣдьмой, сводится лишь къ тому, когда у нея появились первые признаки болѣзни.
И вотъ, въ одинъ прекрасный день это случается. Никогда она еще не чувствовала такого безпокойства. Она мучится болѣзненной жаждой убивать, рвать людей въ клочья, неистовствовать, кричать и вдругъ, точно ее гонитъ какая-то сила, она мчится безотчетно въ лѣсъ, не бѣжитъ, а летитъ, — чувствуетъ, что ее несетъ по воздуху, пока, наконецъ, она не падаетъ.
И вотъ рядомъ съ нею появляется инкубъ. Онъ очень красенъ, одѣтъ какъ охотникъ, немного хромаетъ, прячетъ хвостъ, насколько возможно, и роговъ его не видно, но она знаетъ навѣрно, что это чортъ. Ей страшно, но въ то же время ее мучитъ любопытство. Она знаетъ его могущество, она знаетъ, что онъ можетъ дать ей все, чего она ни пожелаетъ; въ это мгновеніе она не думаетъ о томъ, что деньги его оказываются потомъ пескомъ или грязью; ей очень страшно, но любопытство пересиливаетъ страхъ.
Между тѣмъ, чортъ приближается съ ласковыми, но весьма недвусмысленными движеніями. Онъ — молъ — знаетъ нужду ея сердца, знаетъ, чего ей не достаетъ, онъ согласенъ исполнить ея желанія; если она отдастся ему — conditio sine qua non — она не будетъ раскаиваться въ этомъ. Онъ становится все настойчивѣе. Она еще защищается, но чувствуетъ уже, какъ тяжесть его тѣла опустилась на нее, и она даетъ совершиться ужасному.
Это не сладострастіе; отъ этого больно и холодно, о, какъ холодно!
Придя въ себя, она замѣчаетъ, что удалилась отъ своей деревни на двѣ мили. Она дрожитъ, какъ въ ознобѣ, все тѣло разбито, ей страшно трудно идти назадъ, и только робкая надежда, что желанія ея исполнятся, поддерживаетъ ее на ногахъ.
Но ни одно изъ ея желаній не исполняется, страшная мука, раскаяніе и страхъ передъ адомъ, страхъ, что ее живую утащутъ въ адъ, доводитъ ее до безумія. Она переживаетъ, бокъ-о-бокъ съ храпящимъ мужемъ, ужасную ночь. Адъ съ его ужасными пытками разверзается передъ ея глазами, съ безумнымъ отчаяніемъ вперяетъ она въ него глаза, хочетъ молиться, но что-то насильно отрываетъ ее отъ молитвы, адскій хохотъ раздается въ комнатѣ, маленькіе зеленые огоньки носятся взадъ и впередъ, потомъ она слышитъ стуки въ стѣнахъ, растущіе до страшнаго грохота, ея постель кружится, одѣяло, которымъ она накрылась, начинаетъ плясать, она хочетъ разбудить мужа, но лежитъ, какъ скованная, и не можетъ двинуться — и вдругъ опять видитъ его.
И вновь испытываетъ она пытку холоднаго, какъ ледъ, полового акта, но теперь она уже не такъ боится и даже задаетъ вопросы своему адскому любовнику. Въ сущности онъ очень любезенъ. Онъ совѣтуетъ ей сходить къ вѣдьмѣ, которая живетъ въ лѣсу, и довѣриться ей; тогда она получитъ отъ нея травы, обладающія чудесной силой.
Когда дьяволъ покидаетъ ее, она впадаетъ въ тяжелый мертвый сонъ.
На другое утро, послѣ пробужденія, первая ея мысль — старая вѣдьма. Ея мужа послалъ куда-то помѣщикъ, а дѣ" тей у нея нѣтъ. Она съ нетерпѣніемъ ждётъ вечера.
Съ замираніемъ сердца, гонимая страхомъ, она приходитъ, наконецъ, къ наглухо запертому дому вѣдьмы.
Никто не помнитъ, когда страшная старуха пришла въ деревню. Ея боятся; когда она идетъ по улицѣ — на улицѣ паника. Матери убѣгаютъ съ дѣтьми, а если убѣжать невозможно, то творятъ крестное знаменіе или произносятъ имя Іисуса, старательно избѣгая прикосновенія къ — ней и не давая ей взглянуть на себя.
Но вѣдьма, повидимому, ни на что не обращаетъ вниманія, она только бормочетъ что-то подъ носъ, и время отъ времени кидаетъ на тотъ или другой домъ короткій, острый взглядъ.
Ее давно побили бы камнями за ея безчисленныя преступленія, но боятся помѣщицы, которая охраняетъ ее, такъ какъ получаетъ отъ вѣдьмы яды для тайныхъ цѣлей,
Между женщиной я вѣдьмой, которая, кажется, даже ждала ее, завязывается долгій разговоръ. Женщина возвращается домой, полная рѣшимости и мужества, и судорожно сжимаетъ въ рукѣ горшочекъ мази и палочку, которую она должна спрятать въ такомъ мѣстѣ, гдѣ ея не найдетъ никто, кромѣ принадлежащихъ къ «той же сектѣ»,
Наконецъ, наступаетъ желанная минута. Она извѣщена, что въ такой-то день состоится посѣщеніе «синагоги», Въ полночь она раздѣвается догола и натирается мазью, полученной отъ вѣдьмы. Натираетъ все тѣло, главнымъ образомъ подъ мышками, надъ сердцемъ, темя и половые органы.
Она впадаетъ тотчасъ же въ «твердый, какъ камень», сонъ, который продолжается очень недолго, часто только одно мгновеніе.
«Просыпается» и отправляется въ синагогу.
Какъ она попадаетъ туда, она не знаетъ. Помнитъ всѣ обстоятельства своего путешествія, знаетъ навѣрно, что шла пѣшкомъ, припоминаетъ, что по дорогѣ съ ней заговаривали, но больше ничего.
Долго ли она шла, или нѣтъ — она не знаетъ. Мѣсто, куда она наконецъ попадаетъ, ей немного знакомо. Это жуткое мѣсто на одной горѣ, о которомъ она уже раньше слыхивала, пустынная поляна, которая пользуется дурной славой — безъ дороги, безъ жилища поблизости.
Она уже застаетъ большое собраніе — мужчинъ (ихъ немного), женщинъ и дѣтей. Нѣкоторыхъ она, кажется, узнаетъ, но не совсѣмъ, такъ какъ очень темно и безпокойное пламя факеловъ искажаетъ фигуры, превращая ихъ въ страшныя привидѣнія.
Она видитъ женщинъ, полуобнаженныхъ, дико прыгающихъ взадъ и впередъ, въ растерзанныхъ платьяхъ и съ распущенными волосами, легко и быстро, точно у нихъ нѣтъ вѣса. Время отъ времени подымается вой: «Гаръ! Таръ! Шабашъ! Шабашъ 1» Вдругъ, какъ по данному знаку, всѣ присутствующіе становятся въ кругъ, заложивъ руки за спины попарно — мужчина (онъ большей частью дьяволъ-любовникъ) и женщина, спина къ спинѣ, и вотъ начинается ярый вихрь пляски. Головы все быстрѣе откидываются назадъ, подымается громкій ревъ распутныхъ пѣсенъ, прерываемыхъ задыхающимся, хриплымъ «Гаръ! Таръ! Дьяволъ! Дьяволъ! Прыгай здѣсь! Прыгай тамъ!»
Оргія въ дикихъ прыжкахъ, въ головокружительной путаницѣ достигаетъ своего апогея. Звѣрь вырвался наружу, алчная похоть смѣшивается съ жаждой крови, безуміе сладострастія разгорается въ головокруженіи.
Пляска разстроена, люди бросаются другъ на друга, мужчины и (женщины, безъ разбора, отецъ на дочь, брать на сестру, мужчина на мужчину, все собраніе извивается въ невѣроятнѣйшемъ противоестественномъ распутствѣ; какъ псы, лежатъ они другъ на другѣ, застывъ въ судорогахъ, и въ отвратительные стоны нечеловѣческаго, мучительнаго совокупленія врывается хриплое «Гаръ! Таръ!»
Женщина управляетъ сборищемъ и доводитъ его до экзальтаціи. Чтобы отречься отъ малѣйшихъ признаковъ стыда, она сплетаетъ руки за спиной, бросается на спину, подымаетъ вверхъ широко разставленныя ноги и съ хриплыми криками отдается фаллосу. Древняя жрица Кибелы просыпается въ ней съ удвоенной силой; теперь она — одержимая нимфоманіей фурія, фурія съ нечеловѣческой чувственностью, для которой грязь и отвращеніе — похотливыя наслажденія. Похоть завершается кровожадностью; она рветъ ногтями собственное тѣло, вырываетъ толстыя пряди волосъ изъ головы, царапаетъ себѣ грудь, но всего этого мало, чтобы насытить алчбу звѣря. Она бросается на ребенка, который приносится въ жертву Сатанѣ, рветъ ему грудь зубами, вырываетъ сердце, пожираетъ его, обливающееся кровью, или разрываетъ ему артеріи на шеѣ и пьетъ брызнувшую оттуда струю крови, или зажимаетъ его мягкую головку между ногъ и кричитъ: «Иди туда, откуда вышелъ!» Безчисленныя видоизмѣненія этого похотливаго убійства ребенка всегда являются ужасной жертвой кровожаднаго Сатаны, царящаго въ женщинѣ.
Послѣ этой подготовительной оргіи, которой заключается настоящій, реальный шабашъ, шабашъ вавилонянъ, грековъ и римлянъ, шабашъ до-манихейскій, начинается шабашъ послѣ-манихейскаго періода.
Фактическій элементъ исчезаетъ, сознаніе меркнетъ, разверзается безмѣрное царство ночи.
Появляется Сатана.
Чаще всего онъ принимаетъ образъ козла, но иногда видятъ его и въ человѣческомъ обликѣ. Онъ кажется сидящимъ на тронѣ, въ немъ есть что-то напоминающее человѣка, но все неясно, какъ бы затуманено
Лишь изрѣдка удается ясно видѣть его. Онъ страшенъ! Всѣ члены его разрослись до чудовищныхъ, гигантскихъ размѣровъ. На головѣ у него корона изъ черныхъ роговъ; одинъ изъ нихъ такъ ярко горитъ, что весь шабашъ освѣЩенъ имъ ярче, чѣмъ полной луной. Глаза его огромны, широко открыты и совершенно круглы. Это получеловѣкъ, полукозелъ, — у него человѣческія конечности, женскія, дрябло отвисшія груди; особенно же бросается въ глаза его гигантскій искривленный фаллосъ, похожій на огромный собачій хвостъ, раскаленно-красный, заканчивающійся женскими половыми органами.
Голосъ его страшенъ, но беззвученъ, хриплъ; его трудно понимать. «Онъ всегда выказываетъ большую надменность, соединенную съ манерами меланхолическаго принца, который скучаетъ».
Подъ пупомъ у него другое лицо, еще болѣе страшное, чѣмъ верхнее, съ широко разинутой пастью и высунутымъ языкомъ.
Лишь только онъ появляется, начинается месса. Ей предшествуетъ всеобщая исповѣдь, и каждый кается въ томъ, что сдѣлалъ добраго. Каются въ страшномъ грѣхѣ цѣломудрія, въ смертномъ грѣхѣ смиренія, терпѣнія, умѣренности и любви къ ближнему. Каются въ страшныхъ и противоестественныхъ грѣхахъ, заключающихся въ исполненіи десяти Моисеевыхъ заповѣдей, и горько скорбятъ о томъ, что упустили случай совершить преступленіе.
Козелъ слушаетъ внимательно и раздаетъ страшные удары, ибо онъ не любитъ половинчатыхъ.
Каждый вступающій въ его церковь долженъ цѣликомъ исполнять его заповѣди.
Послѣ исповѣди ему представляютъ тѣхъ, кто хочетъ вступить въ его церковь. Дрожа отъ страха, они предстаютъ передъ трономъ владыки.
— Чего ты хочешь? Хочешь стать однимъ изъ моихъ? — рычитъ онъ на пришельца.
— Да.
— Тогда желай и дѣлай то же, чего я желаю.
И вотъ вступающій произноситъ слѣдующую формулу:
— Отрекаюсь отъ Бога, отъ Іисуса Христа, Святого Духа, св. Дѣвы, святыхъ, святого Креста и т. д., во всемъ предаюсь въ твою власть и въ руки твои и не признаю иного бога, ибо ты богъ мой, а я твой рабъ.
Послѣ этого неофитъ цѣлуетъ Сатану въ лицо подъ пупомъ и ггѣмъ клянется въ вѣчномъ рабствѣ и въ покорности власти Дьявола.
Сатана когтями сцарапываетъ у него со лба слѣды крещенія, въ грязной купели неофитъ подвергается новому крещенію, причемъ онъ торжественна клянется никогда не принимать причастія иначе, какъ для преступныхъ цѣлей, клянется оплевывать и осквернять св. реликвіи, хранить тайну шабаша, вербовать новыхъ приверженцевъ для церкви Сатаны и посвящать ей всѣ свои силы.
Церемонія достигаетъ своей кульминаціонной точки въ страшной просьбѣ неофита къ Сатанѣ, чтобы онъ вычеркнулъ его изъ книги жизни и внесъ его въ книгу смерти. Дьяволъ ставитъ свой знакъ на вѣкахъ, плечѣ, губахъ неофита, женщинамъ же на грудномъ сосцѣ, чаще же на половыхъ частяхъ.
Договоръ съ дьяволомъ заключенъ, человѣкъ безвозвратно подпалъ дьяволу. Съ этого момента природа его совершенно измѣняется, въ душѣ его все переворачивается вверхъ дномъ, законъ, обуздывавшій до сихъ поръ звѣря, становится надъ нимъ безсильнымъ, всѣ добродѣтели, навязанныя ему закономъ, отбрасываются съ издѣвательствомъ, и женщина возвращается къ своей древней природѣ.
Вся мрачная, кошмарная исторія Среднихъ вѣковъ отражается въ ужасахъ шабаша.
Шабашъ — это оргіазмъ разнузданныхъ инстинктовъ, мощное возстаніе угнетенной плоти, мрачное аллилуія пригвожденнаго ко кресту язычества.