Изъ исторіи германскихъ университетовъ.
правитьИдеальная цѣль въ духовномъ развитіи народа несомнѣнно есть гуманизированіе духа. Исторія человѣчества съ совершенною ясностью указываетъ намъ на то, что, несмотря на безчисленное множество отступленій, человѣчество, тѣмъ не менѣе, прогрессируетъ въ этомъ направленіи — облагораживаетъ свою духовную жизнь. Эта гуманизація духа — рычагъ успѣховъ культуры, которая, въ свою очередь, споспѣшествуетъ развитію первой. Въ этомъ взаимнодѣйствіи заключается внутренній смыслъ прогресса; а онъ находится въ прямой зависимости отъ школъ, въ которыхъ юные умы получаютъ первыя, ничѣмъ неизгладимыя впечатлѣнія. Ученіе и воспитаніе окрыляютъ духовныя способности юношества и даютъ управленіе его развитію. Отъ состоянія школъ зависитъ, такимъ образомъ, характеръ прогресса даннаго народа.
Конечный пунктъ, въ которомъ окончательно вырабатывается духовный человѣкъ нашего времени, гдѣ облагораживается его природа, гдѣ обогащается онъ послѣднимъ результатомъ человѣческихъ знаній, есть высшая школа, университетъ. Первоначально университетъ не былъ твореніемъ правительственной иниціативы, которая, въ сущности, всегда идетъ за народнымъ направленіемъ, но не впереди его. Университетъ былъ плодомъ духовнаго развитія націи и до открытія книгопечатанія, даже долго и послѣ того, былъ единственнымъ мѣстомъ, гдѣ вырабатывалось открытое мнѣніе по всѣмъ вопросамъ народной жизни; онъ былъ авторитетомъ въ церковной жизни; онъ былъ прибѣжищемъ свободныхъ мыслителей; въ немъ совершались великія открытія человѣческаго ума. Съ XVI вѣка университеты были представителями свободной и благородной идеи гуманизаціи народной въ формѣ реформаціи, поддержкой въ стремленіяхъ государства въ усовершенствованіи церкви, политической жизни и общественныхъ отношеній.
Въ ряду старѣйшихъ, знаменитыхъ и полныхъ значенія высшихъ хохолъ Германіи былъ съ самаго своего основанія и таковымъ остается по сей день университетъ въ Гейдельбергѣ. Основанный въ то время, когда въ Германіи едва только загоралась заря образованія, въ 1386 году, онъ 500 лѣтъ высоко держалъ знамя науки. Пятьсотъ лѣтъ существованія! Тогда Америка была еще неизвѣстна европейцамъ! Это жизнь цѣлаго государства; сколько тысячъ людей подъ сѣнью этого произведенія человѣческой культуры стали дѣйствительно людьми! Въ высшей степени почтенна такая продолжительная жизнь, глубокаго уваженія достойны традиціи общественнаго учрежденія, пережившаго множество бурь вмѣстѣ съ народомъ, на пользу котораго оно существуетъ. Его блестящее состояніе по временамъ потухало подъ вліяніемъ народныхъ войнъ, хотя и на короткое время. Разрушительная тридцатилѣтняя война, превратившая въ развалины большую половину цвѣтущей Германіи, нанесла и городу Гейдельбергу, и его университету тяжелыя пораженія. Много лѣтъ и городъ, и университетъ не могли оправиться. Послѣ вестфальскаго мира онъ праздновалъ свой 300-лѣтній юбилей, но далеко не въ блестящемъ положеніи. Поднявшись на прежнюю высоту, университетъ во времени великихъ войнъ за независимость игралъ уже важную роль въ общественной жизни. Основанный курфюрстомъ Рупрехтомъ и приведенный послѣ разрушенія стараніями Карла Фридриха къ блестящему состоянію, въ настоящее время онъ составляетъ центръ умственной жизни южной Германіи и носитъ названіе Kuprecht-Carls Universität или Ruperto-Carola.
До III и начала XIII вѣковъ умъ удовлетворялся тѣмъ матеріаломъ, который доставляли ему ндошія школы того времени. Но съ разсвѣтомъ классической литературы на итальянской и французской почвахъ оказалась потребность въ знаніяхъ, превышающихъ умѣнье читать книги священнаго писанія. Аскетическое ученіе монаховъ не могло удовлетворить всѣхъ жаждущихъ знанія. Походы Фридриха Барбароссы знакомили германцевъ съ произведеніями иныхъ странъ и культурой совершенно иного народа. Фридрихъ Барбаросса, войдя въ столкновеніе съ сарацинами, вскорѣ доучилъ ихъ языкъ и полюбилъ пытливость ихъ ума. Подъ ихъ вліяніемъ онъ основалъ въ Неаполѣ университетъ въ 1224 году. Объявивъ высокое вознагражденіе людямъ науки, которые захотѣли бы быть публичными учителями, Фридриху удалось стянуть въ Неаполь значительное количество людей ума, вокругъ которыхъ стали собираться люди, искавшіе свѣта. Независимо отъ чьего бы то ни было вмѣшательства появились университеты въ Монпелье, Саламанкѣ и нѣкоторыхъ городахъ Италіи и южной Франціи.
До появленія университетовъ въ Германіи довольствовались монастырскими школами. Это были школы внутреннія (scholae interferes, claustrales) и внѣшнія (exteriores, сапопісае). Вмѣстѣ онѣ составляя! низшія шкоды (minor) и высшія (major). Въ первыхъ учились читать, писать, основнымъ положеніямъ христіантства, псалмамъ, духовному пѣнію, календарному счету и основнымъ правиламъ грамматики. Въ высшихъ школахъ изучали грамматику, реторику и діалектику (trivium), ариѳметику, геометрію, музыку, астрономію (quadrivium). Въ весьма немногихъ школахъ преподавались эти предметы, за неимѣніемъ учителей по этимъ наукамъ. Съ появленіемъ университетовъ учебные предметы высшихъ школъ перешли въ программу первыхъ, составивъ первоначальные предметы факультета искусствъ (artium), впослѣдствіи названнаго философскимъ.
Въ общественномъ и научномъ развитіи нѣмецкой національности замѣтно одно общее характерное направленіе, имѣющее мѣсто и до сихъ поръ, состоящее въ томъ, что для различныхъ цѣлей въ городахъ и внѣ ихъ составлялись общества (corporationen) для взаимной поддержки. Въ силу этой черты произошли цехи среди городскихъ гражданъ въ борьбѣ съ давлмяіемъ рыцарей и владѣтелей сосѣдей. Изъ того же стремленія произошли уже въ XII вѣкѣ свободные корпораціи, союзы, общества съ учеными цѣлями, учебныя общества, Lehr-Vereine. Находясь внѣ всякаго вліянія правительства или духовенства, обязанные существованіемъ только членамъ своего общества, союзы эти принимали въ, свою среду всякаго, жаждущаго просвѣщенія. На той же почвѣ составлялись въ университетахъ корпораціи студентовъ, существующія по наши дни. Ученые союзы составлялись и въ Италіи, хотя далеко не въ такомъ большомъ количествѣ.
Вездѣ, гдѣ только ни появлялся ученый человѣкъ собирались вокругъ него и ученики, нерѣдко въ огромномъ количествѣ. Такимъ путемъ возникли университеты въ Парижѣ, Салерно, Болоньи. Учителями были не только духовныя лица, но и свѣтскія. Обыкновенно было такъ, что учитель въ одной области знанія былъ ученикомъ въ другой. Мѣстами, гдѣ ученіе могло затянуться на продолжительное время, учащіеся устраивались вмѣстѣ, строили даже на скорую руку дома и, питаясь общею кухней, заняты были только ученіемъ. Такимъ образомъ собралась масса людей вокругъ Абеляра (ум. 1142), когда онъ долженъ былъ удалиться изъ Парижа за свои еретическія идеи. Тогда въ уединенномъ мѣстѣ, неподалеку отъ Труа, собралась масса людей, жаждущихъ слушать знаменитаго учителя. Скоро въ этомъ скромномъ мѣстѣ, гдѣ были построены жилища, развилась цѣлая школа философовъ. Въ знаменитому Азо (въ концѣ XII в.) собралось въ Болонью до 10,000 челов. учиться государственному праву. Слушатели названныхъ и многихъ другихъ учителей были не юноши со школьной скамьи, но люди возмужалые, чувствующіе потребность въ духовной пищѣ. Они не могли подвергнуть себя монастырскому затворничеству, но жили и учились тамъ, гдѣ ничто не мѣшало развитію ихъ пытливаго ума. Они не могли поучаться изъ книгъ, которыхъ въ то время еще совершенно не было, а рукописи въ крайне незначительномъ количествѣ стоили очень дорого. Въ этомъ заключается главная причина, что къ одному учителю собирались такими громадными массами. На зарѣ развитія науки учители находились внѣ всякихъ матеріальныхъ отношеній къ правительствамъ; они жили только тѣмъ, что добровольно доставляли ихъ ученики, независимо отъ какихъ бы то ни было регламентацій.
Происхожденіе такихъ старинныхъ университетовъ, какъ въ Болоньи и Парижѣ, совершенно неизвѣстно. Приблизительно Болонскій университетъ принялъ опредѣленныя формы въ 1110 году, а въ Парижѣ въ 1140. Они, повидимому, незамѣтно складывались, такъ сказать, независимо отъ правительственной иниціативы, безъ руководства какими-либо уставами. По уже въ началѣ существованія этихъ университетовъ мы видимъ два совершенно различныхъ направленія въ ихъ внутреннемъ учрежденіи. Въ Болоньи преобладало республиканское направленіе въ избраніи завѣдующихъ университетомъ и взаимныхъ отношеніяхъ, тогда какъ въ Парижѣ аристократическое направленіе было преобладающимъ. Въ Болоньи учащіеся выбирали изъ своей среды ректора, сенатъ, синдика, счетчика и двухъ педелей. Въ Парижѣ все количество учащихся раздѣлялось на четыре національности: французовъ съ почетнымъ именемъ — honoranda, пикардійцевъ, иначе fidelissima, нормандійцевъ — veneranda и англичанъ, а съ XV в. нѣмцевъ, иначе constantissima. Глава каждой національности назывался кураторъ (попечитель) или синдикъ. Однако, высшія права принадлежали не національностямъ, во учащимъ, а съ половины XIII вѣка теологамъ, составлявшимъ вмѣстѣ одно ученое общество, извѣстное подъ именемъ Sorbonne. Въ половинѣ XIV в. Парижскій университетъ былъ посѣщаемъ болѣе другихъ высшихъ школъ и пользовался высокою репутаціей. Здѣсь именно произошли обособленные кружки людей, преподающихъ близкія другъ къ другу научныя свѣдѣнія, которыя получили названія факультетовъ, здѣсь же получили начало и разныя ученыя степени.
По образцу Болонскаго университета возникло въ Италіи еще нѣсколько въ XIII и XIV вѣкахъ: Піаченца, Падуа, Неаполь.
Происхожденіе двухъ англійскихъ университетовъ въ Оксфордѣ и Кембриджѣ теряется въ глубокой древности. Несомнѣнно, что уже въ XI вѣкѣ въ этихъ городахъ существовали высшія школы, въ которыхъ учились люди, превзошедшіе сумму тогдашнихъ знаній.
Въ XII в. появилась высшая школа въ Упсалѣ, а въ XIV въ Краковѣ и въ Прагѣ (1348).
Городокъ Гейдельбергъ въ роскошной рейнской провинціи Пфальца растянулся на правомъ берегу узкаго, каменистаго Неккара, въ прелестнѣйшей узкой долинѣ, образуемой отрогами Оденвадьда, не въ далекомъ разстояніи отъ впаденія Неккара въ Рейнъ. Теперь городокъ, считающій коренныхъ жителей до 16,000, нѣсколько растянулся на широкую долину Рейна, но вся старая его часть лежитъ въ горахъ, покрытыхъ сосновыми и орѣховыми лѣсами. Коцебу въ своихъ запискахъ не можетъ говорить хладнокровно объ этой прелестной мѣстности. «Если ты человѣкъ, удрученный горемъ, ищешь утѣшенія своей больной душѣ, хочешь отдохнуть на донѣ природы, которая могла бы дать тебѣ успокоеніе своими несравнимыми прелестями, ступай въ Гейдельбергъ. Но если ты счастливъ, жизнь свою не хочешь омрачить скорбію, если ты хочешь сохранить покой души, оставайся въ Гейдельбергѣ». Безсмертный Гёте написалъ здѣсь свои лучшія произведенія подъ тѣнью вѣковѣчныхъ дубовъ и липъ древнѣйшаго тѣнистаго сада развалинъ древняго замка, любуясь божественнымъ пейзажемъ, раскинувшимся въ глубокой долинѣ.
Въ XIII в. мѣстечко уже называлось городомъ. Страшное наводненіе, постигшее этотъ городъ въ концѣ XIII вѣка, совершенно его разрушило, да такъ, что только лѣтъ чрезъ 70 онъ могъ придти въ прежнее состояніе. Замокъ курфюрстовъ стоялъ уже на одномъ изъ отроговъ высокой горы, господствующей надъ окрестностью. Желая поднять богатый и роскошный Пфальцъ до высоты самостоятельнаго и сильнаго государства, Рупрехтъ I задумалъ, помимо имѣющихся школъ для высшаго духовнаго образованія, основать и университетъ на подобіе тѣхъ, коихъ слава распространялась уже повсюду. Онъ находился въ хорошихъ отношеніяхъ съ папой и потому скоро получилъ отъ него разрѣшеніе на открытіе высшей школы, въ которой, главнымъ образомъ, должна была изучаться теологія, а всѣ преподаватели были каноники. Изъ всѣхъ документовъ, имѣющихся относительно основанія Гейдельбергскаго университета, можно заключить, что не сразу высшая шкода пришла въ то состояніе, когда было присвоено ей имя Universitas. Послѣдняя папская булла, утверждающая различныя привилегіи вновь открываемаго учрежденія, получена въ Гейдельбергѣ 1 октября 1386 года, а 18 октября университетъ признается существующимъ, такъ какъ къ тому времени былъ назначены уже ректоръ Marsilius и три профессора, конечно, каноники. 19 октября началось уже чтеніе лекцій. Marsilius читалъ логику, Reginaidus объяснялъ письмо апостола Павла къ Титу, Wünnenberg читалъ объ одной книгѣ Аристотеля.
Въ томъ же году приглашенный Raduicus училъ каноническому праву, а Angheren читалъ Noya jura.
Такимъ образомъ, въ началѣ существованія университета имѣлись представители различныхъ факультетовъ, кромѣ медицинскаго, котораго существованіе началось нѣсколько позже.
Черезъ годъ университетъ считалъ уже 1,500 человѣкъ студентовъ.
Отношенія университета къ папѣ и къ государю были во всей Германіи одинаковы. Такъ что, говоря о Гейдельбергѣ, мы тѣмъ самымъ говоримъ и о другихъ университетахъ и наоборотъ. Въ самымъ древнѣйшимъ обычаямъ университетовъ принадлежитъ раздѣленіе учащихся и учащихъ на «національности». Національность составляла самостоятельную единицу, внѣ всякаго отношенія къ научной спеціальности, которая имѣла своего декана, прокуратора и консоляра, какъ управителей. Въ Пражскомъ университетѣ собралось нѣсколько тысячъ учащихся и учащихъ нѣмецкой національности, число настолько большое, что они рѣшились отдѣлиться отъ другихъ національностей и ушли въ Лейпцигъ, гдѣ основали самостоятельный нѣмецкій университетъ въ 1409 году[1].
Университеты пользовались особыми привилегіями, исключавшими ихъ изъ обычныхъ отношеній гражданъ. Всѣ принадлежащіе въ университету были свободны отъ какихъ бы то ни было государственныхъ повинностей; кромѣ того, они не подвергались общему суду, но за проступки и преступленія судились собственнымъ судомъ. Привилегіи эти подтверждались всякимъ новымъ государемъ торжественно въ каѳедральной церкви города. Собственный судъ находился въ рукахъ ректора и сената, причемъ власть перваго выражалась внѣшнимъ знакомъ въ формѣ скипетра, который носили передъ нимъ. Съ правомъ собственнаго суда связано было и право вырабатывать самостоятельныя узаконенія, которыя утверждались государемъ данной страны. Въ этой функціи университетовъ принимали участіе до XV вѣка и всѣ учащіеся. Всѣ государственный власти обязаны были относиться къ членамъ университета съ величайшимъ вниманіемъ и оказывать имъ посильную помощь. Никто не могъ остановить профессора или студента во время его путешествія для осмотра вещей съ фискальною цѣлью или по какому-либо другому поводу. Привилегія эта имѣла громадное значеніе въ то неспокойное, неустроенное время въ XIII и XIV вѣкахъ, когда дорбги были совершенно не обезпечены. Всякій, осмѣлившійся обидѣть члена университета на дорогѣ, наказывался самымъ строгимъ образомъ. Тогда уже, разсказываютъ историки, даже крестьяне относились съ уваженіемъ къ почтеннымъ людямъ, хотя рыцари были нѣсколько иного мнѣнія по этому поводу.
Кромѣ того, университеты обладали спеціальнымъ правомъ имѣть своихъ собственныхъ повѣренныхъ, большихъ и малыхъ, magni et parvi nuncii. Первыми были почетные граждане, снабжавшіе учащихся деньгами за поручительствомъ членовъ національности, а вторые заботились о внѣшнихъ сношеніяхъ членовъ университета, о доставкѣ писемъ.
Они пользовались такими же привилегіями, какъ и всѣ члены университета. Въ то время почтъ не существовало, торговыя сношенія были совершенно не обезпечены. Поэтому весьма важно было имѣть особыхъ людей, при посредствѣ которыхъ возможно было бы сношеніе учащихся съ ихъ родителями и домомъ, откуда, конечно, получались и деньги. Передъ вступленіемъ въ должность эти повѣренные присягали въ честномъ исполненіи принятой на себя обязанности.
Ректоръ, важнѣйшее лицо въ университетѣ, былъ не только главнымъ судьей въ судебныхъ дѣлахъ, но и президентомъ университетскаго сената (consilium senatus universitatis), который завѣдывалъ всѣми дѣлами университета и состоялъ изъ профессоровъ. Ректоръ избирался первоначально на три мѣсяца, затѣмъ на полгода, а съ XVI вѣка на годъ.
Всякій, желающій учиться, не связывался ровно никакими формальностями, вступая въ число студентовъ. Онъ обязанъ былъ имматрикулироваться, платя за это ректору небольшую сумму, причемъ бѣдные освобождались отъ платы. Ни отъ кого не требовалось указанія на прежнее мѣсто ученія или возрастъ. Имматрикуляціей обязаны были не только учащіеся, но и профессора, равно какъ и книгопродавцы, повѣренные и прочіе члены университета. Всѣ присягали твердо держаться уставовъ. Рядомъ съ пожилыми людьми учились и юноши, отъ которыхъ ректоръ не принималъ присяги, а только бралъ честное слово. Всякій университетъ выбиралъ себѣ канцлера изъ людей, самыхъ высоко стоящихъ въ государствѣ. Такими людьми первоначально были, конечно, епископы. На ихъ обязанности лежало сношеніе съ папой, утвержденіе въ ученыхъ степеняхъ сдающихъ экзаменъ и наблюденіе за нравственностью всѣхъ членовъ университета. Съ XVI вѣка (со времени реформаціи) эту обязанность принимаютъ на себя государи данной страны, что имѣетъ мѣсто и до сихъ поръ.
Примѣру Парижскаго университета слѣдовали университеты германскіе въ раздѣленіи учебныхъ предметовъ на факультеты. Въ то время высшія знанія раздѣляемы были на науки (scientiae) и искусства (artes). Въ первымъ относились: теологія, церковное и гражданское право и медицина. Въ искусствамъ (artes liberales) относились: грамматика, реторика и музыка, составляя вмѣстѣ низшія искусства или trivium, а къ высшимъ, quadrivium, причислялись: діалектика, ариѳметика, геометрія, астрономія. Впослѣдствіи сюда же относились метафизика, мораль, реторика и физика. Всякое знаніе, выходящее изъ ограниченныхъ рамокъ названныхъ университетскихъ предметовъ, было совершенно исключаемо изъ предметовъ преподаванія. При раздѣленіи на факультеты принимались главнѣйшими теологія, юридическія и медицинскія знанія, которыя вмѣстѣ составляли facultates superior es, такъ какъ въ эти факультеты могли поступать люди, прошедшіе уже факультетъ искусствъ (facultas artium). Послѣдній факультетъ со времени реформаціи получилъ названіе философскаго факультета, сохранивши какъ имя, такъ отчасти и учебные предметы до сихъ поръ. Въ этомъ факультетѣ студенты получали свѣдѣнія въ классическихъ языкахъ. Во главѣ каждаго факультета стоялъ деканъ, облеченный по отношенію къ своему факультету такими полномочіями, какъ ректоръ по отношенію ко всему университету (consilium facultatis).
Люди, участвовавшіе въ основаніи университетовъ въ Болоньи, Салерно, Парижѣ, называли себя doctores, высшіе учителя и magistri — просто учителя. Тѣ же степени, по крайней мѣрѣ по имени, перешли и въ нѣмецкіе университеты. Въ этихъ послѣднихъ рѣдко кто оставлялъ университетъ, не достигнувъ одной изъ ученыхъ степеней, по меньшей мѣрѣ званія баккалавра, теперь не существующаго въ нѣмецкихъ университетахъ. Эта степень обозначала то, что теперь аттестатъ зрѣлости — Maturitätsgeugniss, т.-е. что юноша подучилъ столько знанія въ университетѣ, что можетъ приступить къ изученію какой-либо спеціальности. Вторая степень — лиценціатъ, оставшаяся теперь только въ духовныхъ семинаріяхъ католическихъ. Двѣ высшія степени — магистръ и докторъ — давали право читать лекціи. Люди, пріобрѣвшіе ученую степень, облекались въ особый talar — плащъ со многими складками.
Отсутствіе книгъ до открытія книгопечатанія естественнымъ образомъ вело за собою своеобразный методъ преподаванія. Учителя (pronuncitores) обязывались диктовать текстъ (ad pennamdare), предварительно ими сочиненный или же изъ книгъ уже извѣстныхъ авторовъ. Во время диктовки дѣлались замѣчанія относительно орѳографіи, прибавлялись комментаріи, что вмѣстѣ составляло огромную цѣнность для студента не только какъ источникъ знанія: книга, имъ написанная, имѣла большую денежную цѣну. При такомъ способѣ изученія науки cursus, т.-е. время, посвященное на изученіе главной части науки, было несравненно больше, нежели теперь. Курсъ искусства въ Гейдельбергѣ продолжался 6 лѣтъ, позже 4 года, въ XV в. онъ былъ сокращенъ до 3½ лѣтъ, а съ 1600 года онъ продолжался только 2 года. Медицинское искусство требовало отъ ученика семилѣтняго прилежнаго труда. Учителя могли въ любое время начинать и кончать свой курсъ, диктуя о чемъ имъ угодно. Въ статутахъ Вѣнскаго и Гейдельбергскаго университетовъ читаемъ: «Мы приказываемъ каждому читающему (pronuntianti), чтобы онъ диктовалъ вѣрно и безошибочно, медленно и ясно, съ обозначеніемъ параграфовъ, большихъ буквъ, запятыхъ и точекъ, какъ того требуетъ смыслъ, чтобы такимъ способомъ было облегчено списываніе.
Онъ не долженъ преднамѣренно сообщать невѣрное…» Тѣмъ не менѣе, ошибокъ бывало очень много, о чемъ можно судить, помимо сохранившихся рукописей, изъ наставленій Пражскаго университета, гдѣ сказано, что, вѣроятно, магистры виноваты въ ужасныхъ безпорядкахъ, ошибкахъ, опискахъ, встрѣчающихся въ диктантахъ.
За обученіе у профессора студенты вносили гонораръ, который только съ XV вѣка сталъ опредѣленнымъ, прежде всего, на философскомъ факультетѣ. Въ Гейдельбергѣ платилось за лекціи, продолжавшіяся одинъ мѣсяцъ, 1 грошъ, за лекціи въ теченіе 5 мѣсяцевъ — 4 гроша. Гораздо дороже стоили практическія занятія, состоявшія въ бесѣдахъ учениковъ съ учителемъ; тогда платилось въ четыре раза дороже.
Особенное значеніе имѣли публичные диспуты, происходившіе между учителями, когда ученики присутствовали въ качествѣ зрителей. Диспуты производились на латинскомъ, рѣдко на греческомъ языкахъ и имѣли значеніе турнировъ, когда спорящіе старались блеспуть краснорѣчіемъ и какимъ бы то ни было способомъ побѣдить своего противника. Эти публичные диспуты имѣли важное значеніе для спорящихъ, когда всякій могъ убѣдиться въ способностяхъ человѣка, къ которому послѣ того массами поступали ученики.
Но важнѣе всѣхъ диспутовъ считался disputatio quodlibetaria. Это былъ диспутъ самый торжественный, на которомъ присутствовали всѣ члены университета. Въ Гейдельбергскомъ университетѣ такіе диспуты повторялись ежегодно и продолжались нѣсколько дней. Тезисъ выбирался изъ области свободныхъ искусствъ по желанію диспутанта. Магистръ, который долженъ былъ диспутировать, избирался факультетомъ и обязанъ былъ отвѣчать оппонентамъ, но при этомъ всегда долженъ былъ защищать противуположное мнѣніе. Если бы, напримѣръ, оппонентъ сказалъ: «люди — животныя», то диспутантъ отстаивалъ противуположное мнѣніе; если же оппонентъ говорилъ, что «люди не звѣри», то на обязанности диспутанта было доказать, что люди именно животныя. Такая защита совершенно противуположныхъ мнѣній могла произойти въ одинъ и тотъ же день, что было особенно лестно диспутанту, развернувшему при этомъ случаѣ всю силу своего софистическаго краснорѣчія.
Жизнь нѣмецкаго университета въ его характерныхъ чертахъ была бы совершенно непонятна, если бы въ ея описаніи была опущена въ высшей степени любопытная черта, тотъ элементъ, которымъ до сихъ поръ проникнуто нѣмецкое студенчество. Рѣчь идетъ о такъ называемомъ «рукоположенія», посвященіи, depositio. «Beamis» (въ близкомъ переводѣ это слово значило бы балбесъ) назывался вновь поступающій въ университетъ юноша, — имя, соотвѣтствующее теперешнему «Fuchs». Ни одинъ изъ вновь поступающихъ студентовъ не могъ стать «ein Fachs», а потомъ «ein hrayer Bursch», пока онъ не былъ посвященъ въ эти званія. Посвященіе было обставлено такими ритуалами, которыхъ, конечно, теперь никто не согласится повторить, во которые въ то суровое время не претили никому.
Herr Depositor, одинъ изъ выдающихся молодцовъ, велитъ одѣться посвящаемому въ пестрое платье изъ различныхъ тканей. Размалевывается ему лицо, на курьезную шляпу привязываются ослиныя уши, а въ ротъ вставляются свиные клыки, на плечи надѣвается длинный черный плащъ. Одѣвъ такимъ образомъ нѣсколько человѣкъ, depositor гналъ длинною палкой диковинную толпу въ большую комнату, наполненную зрителями. Depositor, образовавъ кругъ изъ посвящаемыхъ, восклицалъ: «Kommt; Bachanten, tret’t herbei, euch will ich auf euer Fest deponiren auf das best». Затѣмъ продѣлывалъ онъ реверансы, насмѣхался надъ ними. Онъ говорилъ объ ихъ порокахъ, о недостаткахъ юношества и доказывалъ, что имъ весьма важно исправить свою жизнь прилежнымъ ученіемъ въ университетѣ.
Онъ предлагалъ имъ различные вопросы, на которые тѣ не могли отвѣчать съ клыками во рту. Ихъ усилія дать отвѣтъ вызывали всеобщій смѣхъ. Depositor спрашивалъ:
" — Имѣлъ ли ты мать?
" — Да.
« — Врешь, дурень, она тебя имѣла».
За невѣрный отвѣтъ слѣдовала пощечина.
" — Сколько блохъ идетъ въ одинъ шефель? — былъ вопросъ.
« — Ахъ, меня этому не училъ мой учитель».
Еще разъ пощечина.
« — Оселъ, блохи не идутъ, а скачутъ въ шефель», и т. п.
Огромнѣйшими ножницами стриглись волосы: «ты козелъ, имѣешь много лишнихъ волосъ, я изъ сожалѣнія чищу тебя». Особенною длинною ложкой чистились уши: «глупыми твоими поступками загрязнились уши; и чищу ихъ тебѣ для науки, а не для глупыхъ дѣяній».
Большимъ напильникомъ подпиливались ногти: «пилю тебѣ руки, обозначая этимъ, что ты своими руками можешь дѣлать все, что тебѣ прилично». Depositor вытаскивалъ изъ мѣшка большія деревянныя щипцы, которыми трясъ за шею такъ долго, пока вывалятся свиные зубы; затѣмъ вытаскивались изъ шляпы уши, разумѣется съ присказкой, соотвѣтствующей случаю.
Beant ложился на животъ, потомъ на спину, затѣмъ на одинъ и на другой бокъ, а его таскали по полу въ такомъ положеніи: «литература и искусство отполируютъ тебя подобнымъ же образомъ». Послѣ многихъ другихъ комичныхъ продѣлокъ подавалось depository ведро воды, которую онъ выливалъ на голову новиціанту, а затѣмъ вытиралъ его грязною тряпкой.
Претерпѣвъ разнообразныя символическія дѣйствія, посвящаемый отправлялся къ декану философскаго факультета. Этотъ, проэкзаменовавъ приведеннаго въ школьной наукѣ, поучалъ его, какую долженъ онъ вести жизнь, какъ студентъ. Послѣ того клалъ онъ ему въ ротъ соли и поливалъ вино на голову. Положеніе соли, какъ символъ разума, сопровождалось словами: «твоя рѣчь должна быть услащена солью»; послѣ поливки виномъ новиціантъ былъ окончательно вымытъ отъ всякой дряни и входилъ въ новую жизнь.
Такимъ образомъ, оказывается, что depositio было не студентами выдуманная комедія, но церемонія, признанная начальствомъ университета, такъ какъ никто не могъ записаться въ студенты, не подвергшись предварительно посвященію.
Безпардонная часть студентовъ выработала такія условія жизни юношей внѣ университетскихъ стѣнъ, которыя приводили въ отчаяніе всѣхъ порядочныхъ людей. Это злоупотребленіе свободой частной жизни студентовъ извѣстно подъ именемъ пеннализма. Depositio, посвященіе, было только началомъ той безпардонности, которая развилась между студентами въ XV вѣкѣ и существовала въ неприкосновенномъ своемъ видѣ почти цѣлый вѣкъ. Уже въ XVII вѣкѣ правительства приступили къ самымъ крутымъ мѣрамъ, чтобы освободить университеты отъ зла, развиваемаго пеннализмомъ. Поступающій студентъ долженъ былъ примкнуть volens-nolens къ какой-либо національности. Къ тому времени, какъ послѣ каникулъ съѣзжались въ университетъ новички, старые студенты, schönsten, рыскали въ окрестности города по дорогамъ, излавливая вновь прибывающихъ. Путемъ дружеской бесѣды новичекъ заманивался въ кнейпу, гдѣ былъ на славу угощаемъ. Съ этого момента братья не оставляли уже его болѣе въ одиночествѣ. Новиціантъ втягивался въ безконечный кутежъ, а когда становился фуксомъ, то уже бывалъ преданъ душою и тѣломъ грубой, пьяной жизни. Фуксъ принадлежалъ какому-либо старому буршу вполнѣ. Если тотъ былъ пьянъ, фуксъ долженъ былъ стащить его домой, ждать его по цѣлымъ ночамъ гдѣ приказано, подавать ему пиво, набивать трубку, убирать за нимъ, доставлять деньги въ случаѣ нужды, платье[2]. Такой служебный срокъ продолжался 1 годъ, 6 мѣсяцевъ, 6 недѣль, 6 дней, 6 часовъ и 6 минутъ, послѣ чего фуксъ просилъ позволенія окончить службу, sich absolvieren, и давалъ всему своему ближайшему обществу генеральную попойку. Послѣ того онъ самъ становился шористомъ, занимающимся бритьемъ головы при посвященіяхъ.
Буйство пьяной молодежи не ограничивалось стѣнами кнейпы; студенты производили безпорядки и въ городѣ, на что нерѣдко жители жаловались и въ сенатъ, и куратору, но эти не могли унять ихъ. Нерѣдко дѣло доходило до открытыхъ дракъ, особенно съ придворными юношами. Въ XVII вѣкѣ нѣсколько правителей государствъ собрались для обсужденія общихъ дѣдъ въ Регенсбургѣ. Тогда-то, между прочимъ, и рѣшено было не принимать того студента въ университетъ, который въ другомъ университетѣ принадлежалъ къ какой-либо національности. Очень понятно, что подобное постановленіе не повело ни къ какимъ результатамъ, такъ какъ никто не признавался въ принадлежности къ національности, а, вновь поступивъ, продолжалъ прежнюю жизнь. Дикая жизнь студентовъ кончилась, по крайней мѣрѣ, въ своихъ эксцентричныхъ формахъ, съ началомъ реформаціи, когда на мѣсто убійственной мертвечины профессоровъ, не удовлетворявшихъ духовнымъ требованіяхъ молодыхъ людей, появились свѣжія требованія жизни, открылся путь свободной критики, наука пошла по пути реформаціи во всѣхъ отношеніяхъ. Съ измѣненіемъ общественныхъ и политическихъ отношеній измѣнилась и жизнь студентовъ. Если и въ настоящее время мы видимъ въ корпораціяхъ студентовъ принципы древняго пеннализма, то это проявляется въ такой слабой мѣрѣ, что не мѣшаетъ молодежи стоять на пути истиннаго прогресса.
Было бы совершенно несправедливо ставить въ вину только молодежи ея буйную жизнь. Вообще все общество отличалось грубостью нравовъ съ нашей точки зрѣнія, а студенты тѣмъ болѣе могли впасть въ крайность. Достаточно того, что сами профессора были не свободны отъ грѣховности тогдашней молодежи, а они были исключительно каноники. Въ статутахъ Вѣнскаго университета говорится, какъ должны вести себя студенты въ университетѣ; «они не должны на лекціяхъ кричать, свистать, выть, вообще должны держать себя миролюбиво, а внѣ лекціи избѣгать общества отъявленныхъ людей, картежниковъ…» Если подобныя элементарныя предупрежденія нашли мѣсто въ статутахъ, то, должно быть, горькій опытъ продиктовалъ ихъ составителямъ статутовъ.
Первоначально во всѣхъ университетахъ, какъ извѣстно, профессорами были исключительно лица духовнаго званія, какъ единственно образованные люди. Незадолго до реформаціи стали находить необходимымъ для процвѣтанія университета допустить къ преподаванію и лицъ свѣтскихъ. Либеральный Фридрихъ I, пфальцграфъ, встрѣтилъ сильный отпоръ со стороны клики гейдельбергскихъ клериковъ, пожелавъ замѣстить каѳедру медицины однимъ докторомъ. Просьба, отправленная папѣ по этоху поводу, осталась безъ отвѣта. Только наслѣднику Фридриха удалось достичь цѣли, и то послѣ того, когда былъ отправленъ спеціальный посолъ для испрошенія отвѣта. Разрѣшеніе было дано, но съ такими ограниченіями, что сенатъ университетскій не находилъ возможнымъ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ допускать къ чтенію лекцій допущеннаго доктора. Однако, черезъ 6 лѣтъ было разрѣшено чтеніе лекцій свѣтскому человѣку, и, притомъ, женатому. Тѣмъ не менѣе, сенатъ не выдавалъ ему жалованья болѣе года, пока самъ курфюрстъ не вмѣшался въ споръ. Только съ реформаціей отношенія измѣнились, когда свѣтскія лица стали составлять преобладающій элементъ на профессорскихъ каѳедрахъ.
Учебныхъ пособій вплоть до конца XVII вѣка не существовало никакихъ, кромѣ тщательно составляемыхъ библіотекъ. Въ настоящее время Гейдельбергскій университетъ обладаетъ одною изъ превосходнѣйшихъ библіотекъ въ Европѣ. Основаніе этой библіотеки было положено еще въ 1436 году, когда курфюрстъ завѣщалъ университету въ Гейдельбергѣ собранныя имъ рукописи на латинскомъ и нѣмецкомъ языкахъ. Вскорѣ было поручено профессору Агриколя скупить книги по классической древности въ Италіи. Уже съ тѣхъ поръ гейдельбергская библіотека не имѣла себѣ равной по содержанію книгъ. Въ XVI вѣкѣ Людовякъ V, любитель естествознанія, обогащалъ ее книгами медицинскаго содержанія. Въ настоящее время сохранились живописныя развалины башни съ боку прелестнаго гейдельбергскаго замка, въ которой вѣками сохранялись книжныя сокровища. Время и огонь разрушили строеніе, но большая часть книгъ спасена. Никто изъ профессоровъ или учащихся не имѣлъ права брать книги на домъ, по могъ пользоваться ими въ особой комнатѣ, Bücherei, при библіотекѣ. Только своему сыну Людовикъ V разрѣшалъ брать рукописи во дворецъ, но и то на короткій срокъ.
Еще до введенія книгопечатанія ученые люди собирались на книжныя ярмарки для покупки рукописей. Лрмарка во Франкфуртѣ, гдѣ впослѣдствіи началось печатаніе книгъ, была самою обширной по. своимъ оборотамъ. Съѣзжались туда ученые люди и производили обмѣнъ своихъ сочиненій на другія или продавали свои книгопродавцамъ.
Тридцатилѣтняя война причинила Гейдельбергскому университету много зла, какъ и всему городу. Съ благословенія папы, Тилли разрушалъ все, что попадалось на пути. Большая часть города была сожжена, а къ самымъ чувствительнымъ потерямъ университета принадлежитъ расхищеніе вѣками собираемыхъ книжныхъ сокровищъ. Когда Тилли шелъ на городъ, то его государь, Максимиліанъ I, далъ обѣщаніе папѣ Григорію XV прислать ему въ подарокъ замѣчательную гейдельбергскую библіотеку. Поэтому тотчасъ же по взятіи города появился папскій библіотекарь, который и увезъ большую часть книжныхъ сокровищъ. Всего взять не могъ онъ потому, что ни въ городѣ, ни въ окрестностяхъ не могъ найти ни людей, которые уложили бы все, ни ящиковъ, ни веревокъ. По его разсчету, нужно было бы имѣть болѣе 500 подводъ, чтобы уложить только то, что казалось болѣе цѣннымъ (1622 годъ). Однако, 196 ящиковъ были упакованы и отправлены въ Римъ.
Произведена человѣческаго ума, казалось бы, не должны подвергаться регулированію со стороны людей постороннихъ, могущихъ только поучаться у мыслителей. Не такъ думали тѣ, которые имѣли достаточно основанія опасаться за ложность своего положенія, за критику своихъ дѣйствій и мнѣній. Уже съ самаго начала проведенія папскаго авторитета въ католической церкви были представители оппозиціи, оспаривавшіе эту власть. Ни папа, ни инквизиція не могли, конечно, допустить потрясенія своего созданія, а потому и стали употреблять самое страшное давленіе, какое вообще можетъ быть произведено на интеллектуальнаго человѣка: они прибѣгли къ цензурѣ сочиненій. Уже въ началѣ XV вѣка книги духовнаго сочиненія цензуровались не гласно членами инквизиціи. Но когда дѣло пошло на ладъ, то Александръ VI издалъ эдиктъ въ 1498 году относительно недопущенія въ оборотъ книгъ, содержаніе коихъ не согласовалось съ принципами абсолютизма церкви. Въ скоромъ времени (1520) въ Италіи народилась узаконенная армія цензоровъ, бдительно давящая малѣйшее проявленіе умственной критики. Въ Германіи цензура разцвѣла нѣсколько позже. Всѣ сочиненія Лютера были напечатаны безъ цензуры, но уже въ половинѣ XVI в. заманчивый примѣръ Италіи далъ свои плоды и въ Германіи. Тогда университеты принимаютъ на себя роль высшей инстанціи для давленія на произведенія человѣческой мысли. Деканы разрѣшали въ обращеніе книги, относящіяся къ ихъ спеціальности. Вся система цензуры охранялась правительствами отдѣльныхъ государствъ. Въ 1580 году изданъ былъ указъ, на основаніи котораго ни одна книга не могла быть продана на ярмаркѣ во Франкфуртѣ безъ разрѣшенія особой коммиссіи, учреждаемой ежегодно для просмотра появляющихся на ярмаркѣ книгъ.
Въ Гейдельбергѣ находимъ уже въ 1525 году ограниченія въ продажѣ книгъ; изъ документовъ становится яснымъ, что крестьянская война развязала руки власть имущимъ, какъ вообще всякая война ведетъ за собою реакцію въ общественномъ сознаніи, въ прогрессѣ общества. Подъ вліяніемъ ужасовъ войны гейдельбергскіе ученые стали искать спасенія въ строгой цензурѣ ученыхъ сочиненій. Книгопродавцы и переплетчики должны были присягать въ церкви, что не будутъ ни продавать, ни переплетать книгъ, не дозволяемыхъ къ свободному обращенію. Изъ исторіи культуры Европы намъ извѣстно, что вообще книгъ появлялось въ свѣтъ очень и очень немного.
Управленіе города принуждало въ 1525 году присягнуть двоихъ книгопродавцевъ, одного переплетчика и одного пергаментаріуса, въ вѣрности курфюрсту и всѣмъ его распоряженіямъ касательно книгъ. До эти почтенные люди наотрѣзъ отказались исполнить приглашеніе. Тогда правители города стали обвинять непослушныхъ въ томъ, что они распространяли возбудительныя брошюры противъ дѣйствій курфюрста. Обвиненные не оправдывались въ совершенно несправедливо взводимомъ на нихъ обвиненіи, но обратились съ просьбой къ университету о защитѣ. Дѣйствительно, въ этомъ случаѣ университетъ оказался стоящимъ на высотѣ своего призванія. Университетъ in corpore предъявилъ протестъ курфюрсту въ томъ, что присяга хотя и должна быть произведена, на не курфюрсту, а ректору, какъ представителю университета, которому вѣдать надлежитъ ученыя сочиненія. На этотъ разъ курфюрстъ уступилъ.
Университетъ, основанный въ XIV вѣкѣ, естественнымъ образомъ до XVI вѣка подвергался многократнымъ преобразованіямъ, особенно на отношенію вознагражденія профессоровъ, ихъ отношенія къ учащимся и затѣмъ привилегій всего учрежденія. Всякій курфюрстъ, вступая на престолъ, необходимо утверждалъ привилегіи университета. Орано, устарѣвшей научной системы реформы долго не касались. Дѣло ограничивалось, тажимъ образомъ, исключительно внѣшнею стороной — упорядоченія отношеній университета къ городу и правительству, главнымъ образомъ, управленія учрежденіемъ. Въ теченіе трехсотъ почти лѣтъ главное преобразованіе ограничилось, какъ упомянуто выше, предоставленіемъ права свѣтскимъ лицамъ быть преподавателями медицинскихъ наукъ, а затѣмъ выборъ ректора измѣнился въ томъ смыслѣ, что, вмѣсто выбора его на полгода, онъ сталъ избираться на цѣлый годъ всею корпораціей профессоровъ.
Университетъ давно уже требовалъ преобразованій, но только реформація, вызвавшая массу новыхъ отношеній въ обществѣ, окончательно толкнула и университеты на путь прогресса, вырвала и ихъ изъ затхлой жизни схоластики. Ректоромъ въ 1558 году былъ пфальцграфъ Іоганнъ, человѣкъ образованный и ревностный реформаторъ. Благодаря его вліянію, университетскій обскурантизмъ долженъ былъ уступить мѣсто пробивающемуся свѣту.
Этою реформой вводилось въ университетъ евангелически-протестантское направленіе вмѣсто исключительно католическаго. Всякій студентъ, поступая въ университетъ, долженъ былъ присягать ректору, что будетъ исполнять требованія университета, но для дѣтей графовъ и князей "читалось достаточнымъ простое рукопожатіе вмѣсто присяги. Поступающій платилъ 10 крейцеровъ (15 коп.), кромѣ дѣтей высокопоставленныхъ ницъ, ничего не платившихъ. Вознагражденіе профессоровъ было значительно поднято, но оставлено неравнымъ. Напр., на теологическомъ факультетѣ полагалось три ординаріуса, изъ которыхъ первый получалъ 250 флориновъ, второй — 200, а третій — 160. При этомъ имъ было поставлено въ обязанность читать текстъ священнаго писанія «fleissig und ver atändlih und in kein Weg mit noötigen, getreumbdten Opinionen und verwirten Bophismoten» не заниматься. Профессора медицинскихъ знаній были въ то время еще въ загонѣ. Трое медиковъ, читавшихъ терапію, патологію и физіологію, получали по 180,160 и 140 флориновъ въ годъ. Для изученія анатоміи дозволялось пользоваться трупами повѣшенныхъ преступниковъ, тогда какъ прежде можно было упражняться только на животныхъ. Профессора-медики, имѣющіе въ городѣ практику, должны были брать съ собою и учениковъ. Всѣ они, помимо жалованья, получали значительное количество вина, крупы и муки изъ виноградниковъ и полей, принадлежавшихъ университету.
Студенты обязаны были платить профессорамъ за читаемыя ими лекціи, но только въ томъ случаѣ, если лекціи эти читались на дому. Если же профессоръ пользовался для своихъ лекцій общественною аудиторіей университета, то эти лекціи были доступны всякому желающему его слушать. Съ новымъ уставомъ профессоръ сталъ болѣе привязанъ къ своему мѣсту, что опять-таки повліяло благотворно на правильность ученія. Прежде профессоръ могъ въ любое время года оставить свое мѣсто и переселиться, куда ему вздумается, оставивъ своихъ учениковъ, или же переселиться въ другой городъ вмѣстѣ съ учениками. Теперь же, когда семестры были обозначены точно каникулами, лѣтними и зимними какъ теперь (лѣтніе продолжались съ 13 іюля по 12 августа), то и лекціи заканчивались только къ тому времени и жалованье профессорамъ выдавалось въ концѣ семестра. Въ Гейдельбергѣ вскорѣ стали появляться лучшіе профессора и пустѣвшій было университетъ снова сталъ пополняться массою студентовъ. Многимъ профессорамъ оказалось выгоднымъ безъ жалованья читать лекціи, только за вознагражденіе отъ студентовъ.
Въ 1588 г. реформа была закончена введеніемъ общежитія бѣднѣйшихъ студентовъ, какъ стипендіатовъ, а богатые, т.-е. тѣ, которые получали не менѣе 14 гульденовъ въ семестръ изъ дому, обязаны была жить на особыхъ общихъ квартирахъ. Распоряженіе это было вызвано частыми жалобами жителей города на студентовъ, уничтожавшихъ ихъ виноградники, обижавшихъ ихъ дочерей и вообще производившихъ въ городѣ скандалы.
Тридцатилѣтняя война причинила жестокое разореніе въ южной Германіи. Гейдельбергъ пострадалъ не менѣе другихъ городовъ. Онъ былъ выжженъ почти весь, замокъ курфюрста сгорѣлъ на половину, нѣсколько зданій, принадлежавшихъ университету, были разрушены. Студенты и профессора разбѣжались въ разныя стороны. Болѣе 20 лѣтъ университетъ былъ пустъ. Только послѣ Вестфальскаго мира нѣсколько- профессоровъ собрались во Франкфуртѣ-на-Майнѣ, чтобы снова начать прерванное ученіе. Въ 1686 году университетъ праздновалъ свой трехсотлѣтій юбилей при весьма печальной обстановкѣ.
Не успѣлъ университетъ сколько-нибудь оправиться, какъ снова въ 1693 году ворвались въ городъ побѣдоносныя войска «христіаннѣйшаго короля» Людовика XIV и докончили разрушать то, что не было истреблено тридцатилѣтнею войной. Снова университетъ былъ разогнанъ, студенты и профессора должны были бѣжать. Нашелся смѣльчакъ, профессоръ Іоганнъ Фабриціусъ, который оставилъ свое собственное имущество врагу, а самъ съ нѣсколькими студентами день и ночь работалъ надъ связываніемъ и упаковкой университетской библіотеки и архива, которые ему удалось перевезти сначала во Франкфуртъ, а потомъ для большей безопасности въ Марбургъ. Въ теченіе семи лѣтъ не было ни одного учащагося на развалинахъ нѣкогда прекраснаго города. Послѣ вторичнаго разоренія осталось въ городѣ только 200 человѣкъ жителей.
Пуста была касса государственная, бѣдны стали жители цвѣтущаго Пфальца, но курфюрстъ Іоганнъ Вильгельмъ прилагалъ всѣ стараніи къ тому, чтобы снова возстановить университетъ въ прежнемъ его блескѣ. Дѣйствительно, ему удалось скопить столько денегъ, что была начата постройку зданія, по тому времени]колоссальнаго, которое окончено въ 1735 году и существуетъ по сей день. Въ немъ читаются лекціи юридическаго и теологическаго факультетовъ.
Реакція, однако, началась вскорѣ послѣ разрушительныхъ войнъ. Прежнее исключительное реформаторское направленіе науки начинаетъ вытѣсняться тлетворнымъ вліяніемъ іезуитовъ. Допущенные въ количествѣ только двухъ человѣкъ къ преподаванію въ университетъ, они въ скоромъ времени нашли себѣ защитниковъ и, несмотря на протесты всей коллегіи профессоровъ, быстро овладѣли всѣмъ преподаваніемъ въ университетѣ, школахъ и управленіемъ общественныхъ квартиръ, иначе «коллегій».
Успѣхи знанія, тѣмъ не менѣе, прорывались въ стѣны университета. Въ періодъ вліянія іезуитовъ было положено начало минералогическому кабинету, былъ расширенъ ботаническій садъ, назначенъ спеціальный профессоръ химіи, судебной медицины и хирургіи. Съ тѣхъ поръ стали присылать трупы изъ госпиталя въ Гейдельбергѣ и Мангеймѣ для практики въ анатоміи. Тогда же было положено начало прекрасному правилу печатать въ концѣ каждаго семестра распредѣленіе лекцій на будущій семестръ, а книжки эти разсылались по другимъ университетамъ и продавались повсюду. Теперь этотъ обычай измѣненъ въ смыслѣ удобства въ томъ отношеніи, что издается въ Берлинѣ Universität Kalender, въ которомъ желающій можетъ узнать, гдѣ и кто читаетъ такія-то лекціи.
Въ 1786 году правительство обратило. вниманіе на два пункта. Для университета были значительно увеличены отчисляемые спеціальные доходы различныхъ городовъ. Такимъ образомъ, тотъ или другой городъ доставлялъ въ особое отдѣленіе государственнаго казначейства опредѣленное количество денегъ и натурой вино и хлѣбъ, которые затѣмъ препровождались въ университетъ и подлежащія коллегіи. Профессора, попрежнему, получали жалованье деньгами и часть натурой виномъ и мукою[3].
Въ то же время было обращено вниманіе на поведеніе студентовъ. Всѣмъ казались особенно зазорными постоянныя дуэли между студентами и азартныя игры. Было постановлено, что всякій студентъ, оскорбленный или нѣтъ, но дуэлирующій, подвергался многонедѣльному заключенію въ карцерѣ. Это же наказаніе грозило и игроку въ карты. Съ тѣхъ поръ и по сей день, когда дуэли, все-таки, продолжаются, хотя приняли чистокомическій характеръ, а азартныя игры исключены изъ студенческаго общества, карцеръ постоянно заключаетъ въ своихъ стѣнахъ одного или нѣсколькихъ студентовъ. Но это заключеніе имѣетъ совершенно другое значеніе. Молодой фуксъ, не посидѣвшій въ карцерѣ, не будетъ почтеннымъ буршемъ. Онъ обязательно долженъ нарваться на скандалъ, чтобы высидѣть подъ ванномъ. Конечно, это относится въ «corpstadenten», а не къ «wildestudenten», т.-е. не къ принадлежащимъ къ какой-нибудь корпораціи….
Во время французской революціи весь Пфальцъ, въ томъ числѣ и Гейдельбергскій университетъ, находились подъ давленіемъ сильно распространившагося ордена іезуитовъ-лазаристовъ. Въ ихъ рукахъ находилось преподаваніе въ университетѣ. Старый университетъ обязанъ былъ лучшими своими днями протестантизму и свободѣ мысли, по когда эта alma mater праздновала свой четырехсотлѣтій юбилей, то она считала 30 католическихъ профессоровъ-іезуитовъ и только 4 человѣка протестантовъ, причемъ трое изъ послѣднихъ состояли профессорами теологіи по принципамъ реформаціи. Въ университетѣ сидѣли люди, большею частью монахи Доминиканскаго ордена, которыхъ знанія ограничивались латинскими текстами изъ сочиненій отцовъ церкви. Одинъ изъ нихъ переводилъ, напримѣръ, «ans langer Weile» словами «propter longum quoniam», и это профессоръ классической древности[4].
Одинъ, профессоръ «морали», на задаваемые ему вопросы имѣлъ обычай отвѣчать: «unus asinus plus potest negare quam decern docti probare»[5]. Въ такой школѣ, гдѣ профессоръ греческой литературы съ трудомъ pasбиралъ греческій текстъ, многое было возможно. Тамъ Канта называли собакой, а всякаго свободнаго мыслителя предавали анафемѣ. И это въ стѣнахъ философскаго факультета!
Такой духъ, свирѣпствовавшій между учеными, соотвѣтствовалъ общественному развитію подъ вліяніемъ католическихъ монаховъ. Они не отказывались отправлять богослуженіе за излеченіе собаки одной изъ мѣстныхъ ханжей; утромъ отправляли мессу, прося дождя, а въ полдень молились за засуху у того же алтаря.
Молодые, пылкіе юноши, вступавшіе въ университетъ, сразу натыкались на такія чудовищныя явленія, выносить которыя имъ казалось оскорбительнымъ. Прямой протестъ былъ невозможенъ. Поэтому-то мы встрѣчаемся вновь съ прискорбнымъ явленіемъ, имѣвшимъ мѣсто среди студенчества Германіи въ XVIII и началѣ XIX вѣка.
Между студентами стали образовываться «союзы» (Studentenorden). Первый такой орденъ былъ запрещенъ въ Геттингенѣ въ 1748 году, но такое же запрещеніе встрѣчаемъ сновавъ 1762 году, стало быть, орденъ продолжалъ существовать, несмотря на запрещеніе. Тѣмъ не менѣе, въ 1802 году открывается тайный орденъ въ Тюбингенѣ и оказывается, что жъ нему принадлежало большинство студентовъ Гейдельберга[6]. Цѣль упомянутыхъ орденовъ — самообразованіе, нравственная чистота, противодѣйствіе вліянію іезуитовъ и обскурантному вліянію мелкихъ правительствъ. Но когда эти общества не могли уже существовать по причинѣ неусыпнаго ихъ преслѣдованія, они выродились въ два направленія: одно изъ нихъ «землячество» — «Landsmanschaften», другое, развившееся гораздо позже, въ 1818 году, allgemeine deutsche Burschenschaft. Первое изъ нихъ было тѣ же «національности», также безъ идеальныхъ стремленій, но и безъ дикости поступковъ, второе же сохранило принципы орденовъ.
По сей день прежнія корпораціи, землячества, какъ продолженіе «національностей», не потеряли своего значенія. Братство между членами землячества, какъ главный связующій элементъ всего ихъ общества, было не всегда таковымъ, какъ то желательно было въ принципѣ. Дружба, легко вызываемая въ юномъ сердцѣ, замѣнялась, да и замѣняется, нерѣдко чистоформальными отношеніями, правилами землячества. Тѣмъ не менѣе, члены одного союза, встрѣтившись впослѣдствіи на жизненномъ пути, тотчасъ же, въ силу традиціи, подаютъ другъ другу руку помощи. Студентъ, вошедшій въ одну изъ такихъ корпорацій, а ихъ каждый университетъ считаетъ по нѣскольку и къ нимъ принадлежало и принадлежитъ большинство студентовъ, становился совершенно инымъ человѣкомъ. Всѣ его помыслы, весь его день принадлежалъ своей корпораціи. Правда, члены корпораціи удалялись отъ школы на два, на три семестра, проводя большую часть дня въ кругу членовъ, въ кнейпѣ, гдѣ пѣсни, пиво и веселье поглощали юную душу. При всемъ томъ, юношу, прошедшаго чрезъ такое горнило, можно тотчасъ же отличить среди другихъ, не бывшихъ въ союзѣ. Атмосфера, въ которой каждый считаетъ своимъ долгомъ выступить защитникомъ всѣхъ, всѣ одного, вырабатываетъ духъ смѣлости, свободолюбія. До 1847 года, т.-е. до того момента, осуществленія котораго такъ страстно желали члены союза, онъ имѣлъ громадное воспитательное значеніе, но съ тѣхъ поръ, когда цѣль въ значительной мѣрѣ уже достигнута, союзъ потерялъ свое существенное значеніе.
Побѣдоносныя войны Наполеона I принизили совершенно Германію, по сильно возбудили юныя головы германской молодежи. Въ учрежденіяхъ студенческихъ союзовъ или братствъ начинаетъ проглядывать принципъ объединенія Германіи. Въ ихъ пѣсняхъ, сочиненныхъ въ это время, находимъ очень многія именно съ этимъ оттѣнкомъ. Студенты ясно увидѣли, что приниженіе ихъ отечества было прямымъ слѣдствіемъ разъединенія единой національности на отдѣльныя, враждебныя между собою государства. Уже многіе юноши положили свою жизнь въ борьбѣ съ сильнымъ врагомъ, а другіе, по почину берлинскихъ гимнастическихъ обществъ, подготовляли себя, вырабатывали физическія силы и укрѣпляли духъ въ этихъ учрежденіяхъ.
Вѣнскій конгрессъ не удовлетворилъ германскаго общества, но когда, къ тому же, оказалось, что и слабыя надежды на то, что въ этомъ собраніи представителей государствъ вопросъ объ объединеніи Германіи не можетъ подучить своего надлежащаго разрѣшенія, воинственный духъ молодежи дошелъ, казалось, до крайнихъ предѣловъ. Студенты Гейдельбергскаго университета совершенно отбились отъ рукъ.
Война кончилась. Въ 1815 я 1816 годахъ оставшіеся въ живыхъ студенты стали изъ подковъ возвращаться въ университеты для продолженія прерваннаго ученія. Именно они внесли въ прежнюю среду свѣжія идеи, укрѣпившіяся подъ градомъ пуль, въ виду товарищеской крови. Они нашли далеко не удовлетворяющими ихъ свѣжимъ убѣжденіямъ старые порядки въ университетѣ, дикіе принципы прежнихъ «корпорацій», гдѣ, попрежнему, свирѣпствовалъ кутежъ, гдѣ только съ пассивною насмѣшкой относились къ застарѣлымъ университетскимъ порядкамъ. Теперь еще сильнѣе утвердилось въ молодыхъ людяхъ убѣжденіе, что отъ отдѣльныхъ правительствъ помощи ждать нечего. «Единство возлюбленной, кровью обагренной родины», — вотъ постоянный лозунгъ молодежи. Эти идеальныя стремленія не легко было осуществить въ дѣйствительности.
Между тѣмъ, время Метерниха и его принциповъ начинало сказываться, а университеты находились въ прежнемъ порядкѣ.
Тогда-то, въ 1816 году, зародилась идея среди студентовъ Іенскаго университета слить прежніе союзы въ одно общество, къ которому принадлежали бы всѣ студенты Германіи, съ цѣлью осуществленія тѣхъ идеальныхъ стремленій, подъ вліяніемъ которыхъ находились не только они, но и лучшая часть германскаго общества: объединенія Германіи съ освобожденіемъ отъ деспотической тираніи (§ 4 устава). Въ 1817 году члены іенскаго братства разослали по всѣмъ университетамъ приглашеніе на общее собраніе всѣхъ сочувствующихъ идеѣ братства. Мѣстомъ собранія былъ выбранъ Вартбургъ, близъ Эйзенаха, дворецъ, залы котораго могли бы вмѣстить громадную массу народа; кромѣ того, это — историческое мѣсто, связанное съ реформаціей. Изъ всѣхъ 12 университетовъ подучились отвѣты, выражавшіе полное сочувствіе идеѣ. Великій герцогъ веймарскій далъ свое согласіе на устройство празднества. Былъ выбранъ день 18 октября, какъ день трехсотлѣтняго юбилея реформаціи. Къ этому дню собралось однихъ членовъ прежнихъ братствъ болѣе 500 человѣкъ. Іенское знамя, вышитое дѣвушками города своимъ защитникамъ въ 1816 году, теперь собрало около пяти тысячъ человѣкъ. Въ 8½ ч. утра при звукахъ военной музыки и звонѣ всѣхъ церковныхъ колоколовъ развернулось оно надъ массой представителей университетовъ, одѣтыхъ въ черное платье и украшенныхъ дубовыми вѣнками.
Праздникъ начался пѣніемъ гимна: «Еще feste Burg ist unser Gott». Вечеромъ въ Эйзенахѣ присоединилось и ополченіе провинціи съ своимъ знаменемъ, что еще болѣе увеличило торжество праздника, заключившагося церковною службой въ Эйзенахѣ при звукахъ пѣсни, сочиненной генералъ-суперинтендентомъ Рэбэ. Да второй и третій день праздника обсуждались общіе интересы братства, причемъ весьма порицался образъ дѣйствій студенческихъ корпорацій, занимавшихся, главнымъ образомъ, кутежомъ и далекихъ отъ животрепещущихъ вопросовъ времени.
Во время праздника собрались представители 14 германскихъ университетовъ и положили учредить общегерманское братство. м
Совершенно неожиданно для большинства участниковъ вечеромъ на третій день праздника появилась незначительная толпа молодежи, въ которой-нѣкоторые участники несли корзины съ книгами, другіе держали въ рукахъ билеты съ именами книгъ, предающихся проклятію. Разложивъ костеръ, они, подобно Лютеру въ 1520 году, бросили въ огонь тѣ книги, которыя, по ихъ мнѣнію, достойны были проклятія, это — исключительно сочиненія, трактующія въ пользу существовавшаго порядка. Такихъ книгъ и брошюръ нашлось 28.
Праздникъ въ Вартбургѣ какъ по идеѣ, такъ и выполненію находилъ, съ одной стороны, одобреніе многихъ, съ другой — сильныхъ порицателей, воспользовавшихся случаемъ для проведенія своихъ цѣлей. Во всякомъ случаѣ, это, повидимому, незначительное событіе было чревато послѣдствіями, отозвавшимися на всѣхъ германскихъ университетахъ.
Тотчасъ же явился доносъ оберрегирунгсрата фонъ-Камисъ, который представилъ великому герцоцу веймарскому это событіе въ самыхъ черныхъ краскахъ, особенно напиралъ на auto-da-fé книгъ и указывалъ на статьи закона, на основаніи которыхъ участники въ праздникѣ должны подвергнуться наказанію.
И вотъ началось обузданіе, кончившееся только черезъ 27 лѣтъ съ германскою революціей, имѣвшею своимъ послѣдствіемъ нынѣшнюю конституцію Германіи.
Прусское правительство издало 18 октября 1819 года циркуляръ, принятый и всѣми университетами Германіи, существенная сторона котораго заключалась въ слѣдующемъ:
— «Для всякаго университета назначается особенный уполномоченный, снабженный соотвѣтственными наставленіями и широкою властью. Онъ можетъ быть или прежній попечитель, или особеннымъ довѣріемъ удостоенное лицо. Обязанность его состоитъ въ самомъ строгомъ наблюденіи надъ исполненіемъ установленныхъ законовъ и дисциплинарныхъ правилъ; въ наблюденіи надъ духомъ преподаванія профессорами какъ въ стѣнахъ университета, такъ и внѣ его; онъ даетъ ему должное направленіе, соотвѣтственное предположенному правительствомъ, не вмѣшиваясь, однако, непосредственно въ научный методъ. Уполномоченный обязанъ посвятить все свое вниманіе всему, что только можетъ служить улучшенію нравственности юношества и внѣшнему порядку».
Въ слѣдующихъ параграфахъ союзныя правительства обязуются изгонять изъ университета всякаго профессора, который сталъ бы «злоупотреблять своими обязанностями и перешелъ бы границы своего призванія, подкапываясь подъ существующія государственныя учрежденія». Далѣе было обращено вниманіе на общегерманское Burschenschaft, которое находили необходимымъ искоренить совершенно; при этомъ правительства уговаривались никогда не принимать на государственную службу того, кто разъ былъ замѣченъ въ принадлежности къ какому-либо тайному обществу.
Съ объявленія приведеннаго циркуляра отношенія между профессорами и студентами, правительствомъ и университетомъ сдѣлались просто враждебными. Конечно, не всѣ университеты были подтянуты до такихъ строго-полицейскихъ отношеній. Такъ, Гейдельбергскій университетскій сенатъ, принявъ циркуляръ, отказалъ въ безусловномъ повиновеніи уполномоченному. Въ прусскихъ же университетахъ дѣло было поставлено строже. Тамъ тотчасъ же стали отличать профессоровъ, преданныхъ полицейскимъ распоряженіямъ, отъ людей, не вступившихъ на дорогу реакціи[7]. Въ то время въ Берлинскомъ университетѣ были профессорами Шлейермахеръ и Савиньи, знаменитыя свѣтила науки, составившіе эпоху въ области человѣческой мысли. Уполномоченный при этомъ университетѣ (между прочимъ, другъ Гёте) циркулярно предписалъ университетскому сенату, указывая на двухъ названныхъ профессоровъ, какъ сочувствующихъ общегерманскому буршеншафту, исправить въ этомъ отношеніи свое поведеніе.
Руководство университетами не могло, конечно, ограничиться наблюденіемъ, безъ примѣненія принудительныхъ мѣръ по отношенію къ студентамъ. Правительства обратили вниманіе на то обстоятельство, что студенты посѣщаютъ лекціи только нѣкоторыхъ излюбленныхъ профессоровъ, не обращая вниманія на другихъ. И въ этомъ случаѣ берлинское правительство подало совѣтъ къ исправленію такого поведенія студентовъ. Совѣтъ былъ принятъ почти всѣми союзными правительствами и университетами, кромѣ Іенскаго и Гейдельбергскаго.
Съ тѣхъ поръ, какъ существуютъ германскіе университеты, знанія студентовъ никогда никѣмъ не провѣрялись, пока студентъ учился. Его докторскій экзаменъ и диссертація принимались за доказательство его знаній. Держать же этотъ экзаменъ онъ могъ, когда ему заблагоразсудится. Вотъ на этотъ-то пунктъ было, между прочимъ, обращено вниманіе, съ цѣлью занять студентовъ обязательнымъ слушаніемъ лекцій и дачей отвѣтовъ. Въ извѣстные періоды семестра профессора должны были репетировать пройденную часть науки, экзаменуя студентовъ и выставляя имъ отмѣтки въ формѣ suficit и non sufirit. Вскорѣ оказалось, что эта мѣра не привела къ цѣли, такъ какъ многіе профессора отказались отъ такой провѣрки своихъ слушателей, а студенты совершенно перестали посѣщать лекціи иныхъ профессоровъ. Тогда эта мѣра была замѣнена другою. Рѣшено было допускать къ экзамену только тѣхъ учащихся, которые посѣщали опредѣленныя лекціи. Чтобы провѣрить степень усердія студентовъ въ посѣщеніи лекцій, студенты, входя въ аудиторію профессора, обязаны были записывать свои фамиліи на приготовленномъ листѣ бумаги. Результатъ и этой мѣры не достигъ цѣли. На листахъ бумаги тѣхъ профессоровъ, которые согласились примѣнить предписанную мѣру, обыкновенно оказывалось записаннымъ огромное количество слушателей, а въ аудиторіи сидѣло очень мало. Профессоръ, къ удивленію своему, читалъ, что одинъ и тотъ же студентъ оказывался присутствующимъ въ нѣсколькихъ лицахъ. Такое явленіе могло произойти только потому, что отсутствующаго товарища записывали порознь нѣсколько присутствующихъ лицъ. Кромѣ того, посѣщеніемъ профессора удостоивали классическіе мудрецы: Nicolaus Aristoteles, Trauriger Diogenes, ein Bursch, ein Fuchs ohne Nähme и т. п. Когда и эта мѣра оказалась недѣйствительною, то прусское правительство приказало всѣмъ профессорамъ читать въ опредѣленномъ зданіи, а студенты должны были входить только чрезъ одну дверь. Въ передней они обязаны были вѣшать свои шапки, если не было верхняго платья, а шапки эти выдавались только по окончаніи лекцій. Уже въ концѣ перваго семестра разумность мѣры выяснилась вполнѣ. Аудиторіи въ большинствѣ случаевъ оставались пустыми, хотя часто число шапокъ не оставляло желать ничего лучшаго[8].
1847 годъ положилъ конецъ реакціи. Университеты съ тѣхъ поръ стали мѣстомъ, гдѣ наука доступна всякому, желающему ее изучать.
Гейдельбергскій университетъ въ теченіе послѣднихъ 25 лѣтъ постоянно привлекаетъ къ себѣ значительное количество русской учащейся молодежи. Проходитъ рѣдкій семестръ, чтобы русскихъ было менѣе 30 человѣкъ. Это большею частью люди, изучающіе медицину, кончившіе курсъ въ реальныхъ училищахъ. Всю эту семью связуетъ «русская пироговская читальня». Она представляетъ собою интересное явленіе въ томъ отношеніи, что это единственная русская библіотека за границей, существующая уже болѣе 25 лѣтъ исключительно членскими взносами и имѣющая запасный капиталъ въ нѣсколько сотъ марокъ. Основаніе ея было положено покойнымъ Пироговымъ, когда онъ былъ посланъ за границу съ молодыми военными врачами для изученія хирургіи въ нѣмецкихъ госпиталяхъ. Самъ онъ жилъ постоянно въ Гейдельбергѣ, куда и присылались газеты и кое-какія книги. Съ тѣхъ поръ читальня переживала и черные дни, заброшенная на чердакъ. Но болѣе десяти лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ она поставлена правильно и оказываетъ значительныя услуги русскимъ.
- ↑ Университеты содержались на спеціальныя средства, предоставленныя имъ правителями страны. Такъ, Гейдельбергскій университетъ получалъ доходы съ двухъ монастырей, значительнаго куска земли я виноградниковъ за берегу Рейна, а въ 1391 году, съ изгнаніемъ евреевъ изъ города, получилъ всѣ ихъ дома и имущество. Со введеніемъ реформаціи на содержаніе университетовъ были переданы многіе монастыри и доходы прежнихъ іезуитскихъ орденовъ.
- ↑ Тотъ же фуксъ обязанъ балъ списывать у другихъ диктанта профессоровъ для своего принципала и самъ же платилъ за одолженіе.
- ↑ Reichlin-Meldeg: «Gesch. d. Univers. Heidelberg».
- ↑ Oeismar: «Deutschland im 18 Jahrhundert». 1881. Lаukhard. Selbstbiographie. (1792—1798).
- ↑ Одинъ оселъ въ состояніи больше отрицать, чѣмъ десять ученыхъ доказать.
- ↑ Такіе ордена легко слагалась, такъ какъ студенты постоянно составляли изъ себя корпораціи, хотя безъ опредѣленныхъ идеальныхъ цѣлей.
- ↑ Raumer: «Gesch. d. Universitäten». Koch: «Die preussiscben Univers.». 1839.
- ↑ Koch: «Die preus. Umv.».