Diderot.
1.
правитьСкоро вскучишься людьми, у коихъ душею бываетъ умъ; надежны одны тѣ, y коихъ умомъ душа. Вовенаргъ сказалъ; мысли высокія истекаютъ изъ сердца. Можно прибавить: и пріемлются сердцемъ. Слова человѣка съ умомъ цыфры; ихъ должно примѣнять, высчитывать, повѣрять: слова человѣка съ душею дѣянія. Онѣ увлекаютъ воображеніе, согрѣваютъ сердце, убѣждаютъ умъ.
2.
правитьЖенщины господствуютъ въ жизни силою слабостей своихъ и нашихъ. Онѣ напоминаютъ изваяніе, представляющее Амура, который обуздалъ льва. Онъ царь, но дитя сѣлъ ему на шею.
3.
правитьО Херасковѣ можно сказать, что онъ сохранилъ до старости холодность, замѣтную въ первыхъ стихахъ его молодости.
4.
правитьМузыка искуство независимое; живопись подражательное и слѣдовательно подвластное. Послѣдняя говоритъ душѣ посредствомъ глазъ и дѣйствуетъ преимущественно на память. Первая только по условію покорилась опредѣленнымъ формамъ и всеобъемлюща. Есть музыка безъ нотъ, безъ инструментовъ. Въ живописи все вещественно: отнимите кисть, карандашъ, и она не существуетъ. Живое въ ней оптическій обманъ. Истинное въ ней: краски, кисти, холстъ, бумага — мертвое. Въ музыкѣ обманъ то, что въ ней есть мертвое. Ноты цыфры ея, соображеніе строевъ математика, все это условное, безжизненное. Живое въ ней почти не осязается чувствомъ. Живопись сначала была ремесломъ, рукодѣльемъ; уже послѣ сдѣлалась она твореніемъ. Музыка, твореніе первобытное и только изъ угожденія прихотямъ, или недостаткамъ человѣческимъ сошла въ искуство. Шумъ вѣтровъ, рокотъ волнъ; трескъ громовъ, стоны соловья, изгибы человѣческаго голоса, вотъ музыка довременная всѣмъ инструментамъ. Живопись наука: музыка способность. Искуство говорить наука благопріобрѣнная; но даръ слова родовое достояніе человѣка. Не будь частей рѣчи, не будь словъ, но менѣе того были бы звуки неопредѣленные, сбивчивые, но все болѣе или менѣе понятно для употребляющихъ: не будь нотъ, генералъ-баса, a все была бы музыка. Музыка чувство: живопись понятіе. Въ первой чувство родило понятіе: въ другой отъ понятія родилось чувство. Господствующее сродство музыки съ нами: ея преходчивость. Мы симпатизируемъ съ тѣмъ, что также минутно, также неутвердимо, также загадочно, неопредѣленно, какъ мы. Звукъ потрясъ нашу душу и нѣтъ его, наслажденіе обогрѣло наше сердце и нѣтъ его. Въ живописи видны уже расчетъ разсудка, цѣль, намѣреніе установить преходящее, воскресить минувшее, или будущему передашь настоящее. Это уже промышленность. Въ музыкѣ нѣтъ никакихъ хозяйственныхъ распоряженій человѣка, минутнаго хозяина въ жизни. Душа порывается отъ радости или печали: она выливается въ восклицаніе, или стонъ. Ей не хотѣлось передать свои чувства другому, а не могла она утаить ихъ въ себѣ. Они въ ней заговорили, какъ Мемнонова статуя, пораженная лучемъ денницы. Вотъ музыка. Есть солнце гармоніи; оно дѣйствуетъ на своихъ поклонниковъ, согрѣваетъ и оплодотворяетъ ихъ гармоническою теплотою. Часто слышишь, что живопись предпочитается какъ упражненіе, болѣе независимое отъ обстоятельствъ, болѣе времени убивающее, и слѣдовательно прибыльнѣе для сбывающихъ съ рукъ его излишество. Тутъ идетъ дѣло о пользѣ, a я и о наслажденіи думать не хочу: говорю о потребности, о необходимости. Горе музыканту или поэту, принимающемуся за пѣсни отъ скуки. Оставимъ это промышленникамъ. Несчастный, уязвленный въ душѣ, какъ бы ни былъ страстенъ къ живописи, возметсяли за кисть въ первую минуту пораженія; развѣ послѣ, когда опомнится и покорится разсудку, предписывающему разсѣяніе. Безъ сомнѣнія музыкантъ и поэтъ, если живо поражены, не станутъ также считать стоны, или сводить звуки; но ни въ какое время, какъ въ минуты скорби душевной, душа ихъ не была музыкальнѣе и поэтичнѣе. Однако же и живопись имѣетъ въ насъ природное соотвѣтствіе. Мы часто спускаемъ взоры съ подлинной картины природы, и задумчиво заглядываемся на повтореніе ея въ зеркалѣ воды, отражающемъ ее слабо, но съ оттѣнками привлекательными. Человѣкъ по возвышенному назначенію ищетъ совершенства: но но тайной склонности любуется въ несовершенствахъ. Неотразимо чувствуя въ душѣ преимущество музыки надъ живописью, я готовъ почти примѣнить сказанное мною о живописи въ поэзіи, въ сравненіи съ музыкою, признавая однакожъ въ поэзіи много свойствъ живописи совершенно чуждыхъ, a съ музыкою сродныхъ. Впрочемъ музыка одна и нераздѣльная (une et indivisible), какъ покойная французская республика. Въ поэзіи много удѣльныхъ княжествъ: есть поэзія ума, поэзія воображенія, поэзія нравоученія, поэзія живописная и поэзія чувства, которая есть законнѣйшая, ближайшая къ общей родоначальницѣ поэзіи природы, поэзіи вѣчной. Есть же поэзія безъ стиховъ: на стихи безъ поэзіи указывать нечего. Въ условленномъ выраженіи поэзіи есть слишкомъ много примѣси прозаической. Поэзія ангелъ въ одеждѣ человѣческой; музыка прозрачно подернута эфирнымъ покровомъ. Она ничего не представляетъ и все изображаетъ: ничего не выговариваетъ и все говоритъ: ни за что не отвѣтствуетъ и на все отвѣчаетъ. Языкъ поэзіи, стихотворство, есть языкъ простонародный, облагороженный выговоромъ. Музыка языкъ отдѣльиый, цѣльный. Ихъ можно примѣнить къ письменамъ демотическимъ (народнымъ) и гіератическимъ (священнослужебнымъ), бывшимъ въ употребленіи у древнихъ Египтянъ. Музыка усовершенствованные, возвышенные іероглифы: въ нихъ все мірскіе же знаки изображали человѣческія понятія. Въ музыкѣ знаки безтѣлесные возбуждаютъ впечатлѣнія отвлеченныя. Въ поэзіи есть представительство чего-то положительнаго; въ музыкѣ все неизъяснимо, все безотвѣтственно, какъ въ идеальной жизни очаровательнаго и стройнаго сновидѣнія. Что ни дѣлай, a таинственность, неопредѣлимость. Вотъ вѣрнѣйшая прелесть всѣхъ наслажденій сердца. Мы прибѣгаемъ къ изящнымъ искуствамъ, когда житейское, мірское уже слишкомъ намъ постыло. Мы ищемъ новаго міра, и вожатый, далѣе водящій по сей тайной области, есть вѣрнѣйшій любимецъ души нашей.
5.
правитьЧто за страсть, если она не страданіе? Не даромъ на языкѣ христіанскомъ имѣютъ онѣ одно значеніе. Должно пить любовь изъ источника бурнаго: въ чистомъ она становится усыпительнымъ напиткомъ сердца. Счастье тотъ же сонъ.
6.
правитьОткровенная женщина говаривала; люблю старшаго своего племянника за то, что онъ уменъ: меньшаго, хотя онъ и глупъ, за то, что онъ мой племянникъ.
7.
правитьОпытность не дочь времени, какъ говорится ложно, но событій (Pradt de la Belgique.)
8.
правитьРивароль говорилъ о союзникахъ въ продолженіе революціонной войны: они всегда отстаютъ одною мыслію, однимъ годомъ и одною арміею, (Тутъ же).
9.
правитьМнѣ всегда забавно видѣть, какъ издатели и біографы сатириковъ ограждаютъ божбами ихъ совѣсти отъ подозрѣніи въ злости и стараются читателей удабривать въ пользу ихъ. Не все ли равно распинаться за хирурговъ въ томъ, что они не кровожадные душегубцы. Клеветникъ убійца: но сатирикъ операторъ, срѣзывающій наросты и впускающій щупъ въ заразительныя раны. Къ тому же не часто ли видимъ, что писатель на бумагѣ совершенно другой человѣкъ изустно. Забавный комикъ на сценѣ можетъ въ домашнемъ быту смотрѣть сентябремъ, a трагикъ быть весельчакомъ. Умъ вольный козакъ и не всегда покаряется дисциплинѣ души и права. Душа всегда та же: умъ разнообразенъ, какъ оборотень. Дидероть говоритъ: «зачѣмъ искать автора въ лицахъ, имъ выводимыхъ? Что общаго въ Расинѣ съ Гоѳоліею, въ Моліерѣ сь Тартюфомъ?»
10.
правитьЛучшая эпиграмма на Хераскова отпущена Державинымъ безъ умысла въ одѣ: Ключь.
Священный Гребеневскій ключ!
Пѣвца безсмертной Россіяды
Поилъ водой ты стихотворства.
Вода стихотворства, говоря о поэзіи Хераскова, выраженіе удивительно вѣрное и забавное!
11.
правитьЧтобы твердо выучиться людямъ: не подслушивать, a подмѣчать ихъ надобно. Одни новички проговариваются: но и у самыхъ мастеровъ сердце не рѣдко пробивается на лицѣ, или въ движеніяхъ. Зашедши въ гости, графъ Р. забылъ золотую табакерку въ сертукѣ; спохватившись, выходитъ онъ въ переднюю и, вынимаетъ ее изъ кармана. Замѣтя это, одинъ изъ лакеевъ поморщился и сдѣлалъ губами безмолвное движеніе, которое выпечатало невольное признаніе: ахъ, если бы я это зналъ!
12.
правитьФилиппъ писалъ Аристотелю; не столько за рожденіе сына благодарю боговъ, сколько за то, что онъ родился въ твое время. Многіе классики не столько радуются творенію своему, какъ тому, что оно создано по образу и подобію Аристотеля.
13.
правитьИ овцы цѣлы и волки сыты, было въ первый разъ сказано лукавымъ волкомъ, или подлою овцею. Счастливо то стадо, вокругъ коего волки околѣваютъ съ голода.