Изъ воспоминаній о сотрудничествѣ въ «Русскихъ Вѣдомостяхъ».
правитьМои воспоминанія о сотрудничествѣ въ «Русскихъ Вѣдомостяхъ» относятся къ дальнему времени.
Въ началѣ 1878 г. братъ мой Павелъ Ивановичъ Бларамбергъ, приглашенный къ соучастію въ редакціонной работѣ «Русскихъ Вѣдомостей» въ качествѣ переводчика и сотрудника по политическому отдѣлу, тяжко заболѣлъ.
Врачи предписали продолжительный отдыхъ на югѣ. П. И. долженъ былъ покориться; но, желая закрѣпить за собой свое сотрудничество, онъ обратился ко мнѣ съ просьбой замѣстить его на время его отсутствія, которое могло продлиться семь-восемь мѣсяцевъ и даже болѣе.
Редакторъ «Русскихъ Вѣдомостей» выразилъ согласіе на мое замѣстительство, и наканунѣ своего отъѣзда изъ Москвы братъ ввелъ меня въ редакцію и представилъ H. С. Скворцову, его помощнику, В. Н. Невѣдомскому и А. И. Лукину (Скромный Наблюдатель) и вкратцѣ познакомилъ меня съ его работой. Онъ чувствовалъ себя настолько нездоровымъ, что каждое усиліе войти въ болѣе подробныя объясненія вызывало въ немъ утомленіе, и потому я, не докучая ему разспросами, удовольствовалась тѣми бѣглыми, элементарными указаніями, которыя онъ счелъ возможнымъ мнѣ дать о ходѣ своей повседневной газетной работы.
Признаюсь не безъ робости вошла я на слѣдующій день въ редакцію.
Я не была новичкомъ въ литературномъ трудѣ; съ переводами и компиляціями была давно знакома; но ближайшаго участія въ повременной ежедневной прессѣ, даже въ скромной роли переводчицы, я не принимала.
Редакція «Русскихъ Вѣдомостей» помѣщалась тогда въ Юшковомъ пер., близъ Мясницкой.
Сама редакція занимала двѣ комнаты… Одна поменьше — кабинетъ редактора; другая — свѣтлая, просторная — служила рабочей комнатой для всѣхъ остальныхъ членовъ редакціи.
Здѣсь за однимъ и тѣмъ же широкимъ, длиннымъ столомъ, день за днемъ и по ночамъ, работали совмѣстно всѣ члены редакціи.
Сознавая свою неопытность, я приходила раньше другихъ, чтобы во время справиться съ пачками газетъ — французскихъ, англійскихъ, нѣмецкихъ — сложенныхъ, вмѣстѣ съ длинными полосками бѣлой писчей бумаги, на столѣ передъ моимъ кресломъ.
Нѣкоторыя были уже отмѣчены цвѣтными карандашами, и я тотчасъ же принималась за переводъ или компиляцію отчеркнутыхъ статей. Вскорѣ послѣ меня появлялся помощникъ редактора, Василій Николаевичъ Невѣдомскій, главный завѣдующій политическимъ отдѣломъ, и усаживался на концѣ стола, рядомъ со мной.
Это былъ человѣкъ лѣтъ сорока пяти, высокій, плотный, но не толстый;
нѣсколько чопорный, онъ имѣлъ видъ скорѣе вице-директора департамента, чѣмъ журналиста. Весьма образованный, пунктуальный до педантизма, онъ многимъ не нравился своей холодной сдержанностью, не допускающей фамильярности, и своей требовательностью. Очень самолюбивый и по тому самому внѣшне высокомѣрный, всегда готовый какъ-бы дать отпоръ мнимымъ посягательствамъ на его авторитетъ помощника редактора, — онъ былъ человѣкъ вполнѣ воспитанный и съ нимъ несмотря на его въ сущности безобидныя слабости работать было легко.
Совершенную противоположность представлялъ собой Александръ Петровичъ Лукинъ. Насколько Невѣдомскій являлъ собой типъ петербуржца, настолько Лукинъ — типъ москвича того далекаго времени, то-есть конца семидесятыхъ годовъ девятнадцатаго столѣтія.
Говорливый, веселый, беззаботный Лукинъ былъ тогда въ расцвѣтѣ своихъ силъ. Его юморъ, не всегда тонкій, порой лавировалъ между дозволеннымъ и недозволенныхъ въ области строгой литературной этики «Русскихъ Вѣдомостей», не брезгая иной разъ касаться даже и не провѣренныхъ слуховъ… Редакція не одобряла пріемовъ, не соотвѣтствующихъ направленію серьезной газеты.
А. П. былъ самолюбивъ, не легко шелъ на уступки, но уступки все-таки достигались благодаря такту и миролюбію редактора.
Въ кругу читателей талантливые фельетоны А. И, имѣли большой успѣхъ какъ въ Москвѣ, такъ и въ провинціи, и воскресные фельетоны за подписью «Скромный Наблюдатель» читались нарасхватъ.
Помимо еженедѣльныхъ фельетоновъ на Лукинѣ лежало и завѣдываніе внутреннимъ отдѣломъ… Онъ садился на другой конецъ стола, противъ Невѣдомскаго, и нѣкоторое время наша совмѣстная тройственная работа ничѣмъ не нарушалась.
Съ двухъ часовъ редакціонная комната начинала оживляться. Приходили сотрудники… Иные приносили свои статьи, иные присаживались къ нашему столу дописывать свою рукопись, или прокорректировать свою статью; входили и выходили репортеры… Около Лукина шелъ порой негромкій, но оживленный говоръ. На нашемъ концѣ стола разговоръ велся краткій, исключительно дѣловой. Невѣдомскій съ изысканной вѣжливостью привѣтствовалъ сотрудниковъ; сжато и кратко отвѣчалъ на обращенныя къ нему просьбы и также кратко, дѣловито и вѣжливо давалъ требуемыя отъ него свѣдѣнія или указанія и, уклоняясь отъ недѣловыхъ разговоровъ, углублялся въ свою работу.
Приблизительно около четырехъ часовъ приходилъ редакторъ. Дружески пожавъ намъ руки, Николай Семеновичъ торопливой, неслышной походкой проходилъ въ свой кабинетъ.
Когда, я вызываю въ памяти то далекое прошлое, уже затуманенное забвеніемъ, я съ трудомъ улавливаю черты лица H. С. — Мнѣ вспоминается только тихій спокойный голосъ, спокойныя движенія, трудоспособность безъ устали, безъ отдыха; не выдвигая себя и оставаясь какъ бы въ сторонѣ, но, какъ казалось мнѣ тогда, тридцать пять лѣтъ тому назадъ, такъ кажется теперь, когда прошлое вновь всплываетъ передо мной, что печать порядочности, бережнаго до щепетильности отношенія къ печатному слову, первоначально далъ газетѣ, заслужившей уваженіе какъ московскихъ, такъ и провинціальныхъ читателей, именно Николай Семеновичъ.
Умѣя привлекать лучшихъ сотрудниковъ, онъ предоставлялъ имъ полную свободу, и молодые профессора московскаго университета, избравъ «Русскія Вѣдомости» для своей научно-публицистической дѣятельности, всегда встрѣчали въ скромномъ редакторѣ этой газеты сочувствіе и умѣлую поддержку.
Какимъ я видѣла H. С. въ теченіе свыше восьми мѣсяцевъ въ редакціи, такимъ онъ оставался и у себя.
Лѣто 1878 г. онъ жилъ въ Сокольникахъ на дачѣ Мазаева.
Однажды послѣ невыносимо душнаго дня, проведеннаго въ редакціи,
А. П. Лукинъ предложилъ мнѣ проѣхать въ Сокольники. На возвратномъ пути мы заѣхали на дачу Мазаева.
Николай Семеновичъ благодушествовалъ, сидя на ступенькахъ своего балкона и отдаваясь непривычному отдыху. Увидавъ насъ, онъ спустился съ крылечка и поспѣшилъ навстрѣчу, протягивая намъ обѣ руки. Улыбка удовольствія расплылась на его добромъ лицѣ, на которомъ трудъ и заботы уже начертали глубокія морщины. Усадивъ насъ на балконѣ за чайный столъ, онъ, сѣтуя, что Ольги Ивановны, его жены, нѣтъ дома и мнѣ придется довольствоваться его неумѣлымъ хозяйничаніемъ, самъ сѣлъ за самоваръ, рѣшительно отклонивъ мое предложеніе заварить чай и съ той же довольной усмѣшкой сталъ усердно угощать насъ и чаемъ и вареньемъ и проч.
Лукинъ былъ въ ударѣ. Онъ такъ и сыпалъ анекдотами и забавными замѣчаніями, заставляя меня смѣяться до слезъ… Смѣялся и Николай Семеновичъ, одобрительно кивая головой, какъ бы говоря: «Вотъ это я понимаю!.. Вотъ, это юморъ. Настоящій юморъ!.. Тонкій и безобидный!»..
Часы летѣли незамѣтно. Мнѣ казалось, что я продолжаю сидѣть въ редакціи, только не запахъ типографскихъ чернилъ и бумаги, а ароматъ левкоя и резеды благотворно обвѣваетъ мою утомленную голову; во всемъ остальномъ это была та же дружеская атмосфера, та-же мягкость, порядочность, вдумчивость…
Съ двухъ часовъ наша редакція, какъ я сказала выше, оживлялась… Сотрудники и лица, имѣющія то или другое отношеніе къ нашей газетѣ, появлялись въ редакціонной комнатѣ. Одни присаживались къ нашему столу, вели корректуру своихъ статей, или исправляли еще не набранную рукопись, другіе одинъ за другимъ проходили въ кабинетъ редактора для личныхъ переговоровъ.
На фонѣ этихъ лицъ, болѣе или менѣе хорошо мнѣ извѣстныхъ, выдѣляется свѣтлый обликъ Александра Ивановича Чупрова.
Кто въ Москвѣ, въ университетской, въ общественной, въ научно-литературной средѣ, не зналъ А. И. Чупрова и кто, зная его, или даже просто мелкомъ встрѣчая, не подпадалъ подъ вліяніе его обаятельной личности? Подобно тому, какъ онъ, при большой эрудиціи, обладая выдающимся даромъ слова, овладѣвалъ съ каѳедры вниманіемъ своей аудиторіи, — такъ на страницахъ «Русскихъ Вѣдомостей» онъ вызывалъ горячія симпатіи читателей яснымъ, сжатымъ и при томъ изящнымъ слогомъ своихъ талантливыхъ, научно-публицистическихъ статей.
Простота, мягкость А. И. не имѣли себѣ равныхъ, и въ редакціи «Русскихъ Вѣдомостей» его авторитетъ признавался столь же неоспоримымъ и благотворнымъ, какъ и въ стѣнахъ университета.
Во время моего 8-ми-мѣсячнаго сотрудничества внѣшнія политическія или внутреннія общественныя явленія вносили въ редакціонную среду то или иное настроеніе. Свѣтъ и тѣни чередовались; но многіе факты уже изгладились изъ моей памяти.
Припоминается мнѣ лишь одинъ, это такъ-называемая «мясницкая исторія».
Въ кіевскомъ университетѣ произошли безпорядки… Случай незаурядный для того времени. Нѣсколькихъ студентовъ арестовали и присудили къ высылкѣ. Арестованные по доставленіи ихъ въ Москву прослѣдовали въ закрытыхъ экипажахъ съ вокзала на вокзалъ въ сопровожденіи довольно большой толпы московскихъ студентовъ, пожелавшихъ проводить кіевскихъ товарищей до пункта ихъ отправленія изъ Москвы. Путь шелъ черезъ Охотный рядъ. Здѣсь, — кому изъ чиновъ полиціи пришла злосчастная и преступная мысль разсѣять толпу студентовъ при помощи мясниковъ Охотнаго ряда, — осталось неизвѣстнымъ, — произошло нѣчто безобразное!.. Избивали беззащитныхъ людей; избивали ни въ чемъ неповинныхъ прохожихъ; проѣзжающихъ стаскивали съ пролетокъ… Студенты спасались бѣгствомъ за ограду университета, въ стѣнахъ университета, въ аудиторіяхъ, гдѣ въ то время шли лекціи…
Вѣсть объ избіеніи быстро разнеслась… Въ редакціи царило смятеніе… Одинъ за другимъ приходили репортеры все съ новыми, и новыми негодованіе вызывающими, вѣстями. Ночью, слѣдующей за тѣмъ памятнымъ днемъ, очередной номеръ «Русскихъ Вѣдомостей» былъ отпечатанъ и снятъ со станка въ присутствіи чиновъ полиціи.
Въ теченіе восьми слишкомъ мѣсяцевъ здоровье моего брата настолько окрѣпло, что онъ могъ снова приняться за работу; а я вскорѣ уѣхала въ Петербургъ, затѣмъ за границу и въ Москву на жительство болѣе не возвращалась.
Лишь десять лѣтъ спустя я приняла снова участіе въ «Русскихъ Вѣдомостяхъ», перешедшихъ за смертью H. С. Скворцова въ собственность товарищества на паяхъ.
Дѣло товарищества пошло блестяще. Редакція перешла въ свой собственный домъ въ Чернышевскомъ переулкѣ, занявъ обширное помѣщеніе, ничего общаго не имѣющее по простору и комфорту со скромнымъ помѣщеніемъ въ Юшковомъ переулкѣ.
Въ іюлѣ 1888 г. былъ напечатанъ мой первый фельетонъ: «Въ чаду» (Эскизъ), и съ той поры я помѣстила на страницахъ «Русскихъ Вѣдомостей» около шестидесяти статей.
Переѣхавъ въ 1889 г. на жительство въ Среднюю Азію, я годами не покидала нашей дальней окраины и бывала въ Москвѣ только проѣздомъ. Имѣя въ своемъ распоряженіи только нѣсколько часовъ отъ поѣзда до поѣзда, я не упускала случая заѣхать въ редакцію и повидаться съ редакторомъ В. М. Соболевскимъ.
Рѣдкія свиданія и мимолетныя бесѣды всегда вызывали во мнѣ чувство уваженія и симпатіи къ руководителю газеты, въ которой я такъ долго сотрудничала. Несмотря на тяжкую болѣзнь и все усиливающуюся мучительную глухоту Василій Михайловичъ, оставаясь вѣрнымъ традиціямъ эпохи великихъ реформъ и не поступаясь своими убѣжденіями, не покидалъ своего труднаго поста, хотя смерть, расширяя кругъ одиночества, скосила почти всѣхъ тѣхъ сотрудниковъ, съ которыми онъ началъ свою редакторскую дѣятельность…
С.-Петербургъ.
Май 1913 г.