Уже предвѣстникъ дня, осыпанный росою,
Повѣялъ легкій вѣтръ надъ утренней горою:
Аврора востаетъ съ румяныхъ облаковъ,
Унизанъ розами превыспреннихъ садовъ,
Златой ея вѣнецъ полнеба озаряетъ;
Уже по стану кликъ геройской пробѣгаетъ;
Въ доспѣхахъ воины; ударилъ трубной громъ,
И съ шумомъ разлилось веселіе кругомъ, —
Готфредъ — впреди полковъ. — Какъ Царь,
Какъ другъ правдивой
Питаетъ, правитъ жаръ отваги торопливой,
О дивный трудъ Вождя! — удобнѣе стократъ
Сдержать стремленье волнъ въ кипящій Сциллы адъ?
Удобнѣй стать противъ Бореевъ устремленныхъ
Съ утѣса Аппенинъ на гибель флотовъ тлѣнныхъ?
Готфредъ — богъ ратныхъ бурь, — и чуждые препонъ,
Хранятъ и въ быстротѣ устройство и законъ.
Не стоны ихъ несутъ; ихъ крыла увлекаютъ;
Желанья пламенны полетъ ихъ упреждаютъ:
Казалось, не бѣжитъ отъ мѣдныхъ стопъ земля;
Но солнце мещетъ взоръ на блѣдныя поля:
Зардѣлась окрестность, огнемъ его палима, —
И загорѣлися верхи Ерусалима. —
О радость! — вотъ Сіонъ! — Голгофа! — Божій градъ!
Се ты Ерусалимъ! привѣтствуемъ стократъ!
Такъ смѣлые пловцы, игралище волненій,
Для славы суетной далекихъ откровеній,
При блескѣ чуждыхъ звѣздъ, воюя Океанъ,
Блуждаютъ бѣдные, — корысть враждебныхъ странъ! —
Уже отчаянье сердца ихъ застужаетъ,
Но вдругъ желанной брегъ ихъ взоры поражаетъ;
Во изступленіи, безмолвны, издали,
Другъ другу кажутъ видъ синѣющей земли;
Еще приближились: — еще туманъ яснѣе,
Знакомѣе мѣста, и сердце веселѣе;
Открылось!…. воплями потрясся горній сводъ, —
Какъ будто не было, ни бѣдъ, ни непогодъ. —
Но радость перваго на Божій градъ воззрѣнья
Смѣнилась трепетомъ святымъ благоговѣнья;
уныніемъ святымъ исполнились сердца:
Всякъ мнилъ; се бренное пристанище Творца!
Здѣсь Оно рождено, страдалъ, здѣсь гробу покорился,
Здѣсь, рушитъ смерти плѣнъ, на небо возвратился.
Взоръ томной, тихій шагъ, склоненная глава,
Рыданье, токи слезъ, прерывныя слова,
Являли скорбію веселье разтворенно;
Несется томной гулъ надъ ратью умиленной.
Такъ бурный ропщетъ вѣтръ, ударясь въ мрачный лѣсъ:
Скрыпъ корней, листьевъ шумъ возходитъ до небесъ;
Такъ ярая волна, разбита скалами,
Реветъ — и вопль ея вторится межъ горами,
Всѣ ратники, благихъ ревнители вождей,
Текутъ по ихъ слѣдамъ священною стезей;
Стоны облажены, отринутъ шлемъ пернатый,
И злато, броней блескъ, и всякъ уборъ богатый,
Смиреніемъ Креста униженны въ конецъ,
Отвергли суеты и помыслы сердецъ;
Съ очами полными росы благоговѣнья
Они въ себѣ винятъ холодность умиленья,
Такъ здѣсь, Спаситель мой, гласитъ герой стеня,
Такъ здѣсь излита кровь святая за меня!
И я, безчувственный, къ слѣдамъ Твоимъ касаюсъ!
И я въ источникъ слезъ еще не превращаюсь!
И сердце льдяное не таетъ отъ скорбей!
Согрѣйся хладна грудь! — терзайся, рвись, болѣй!
Преступная душа, теперь ли мнѣ измѣнишь!
Ты вѣчностію слезъ минутъ сихъ не замѣнишь! —
Такъ плакали Креста послушные сыны.
Межъ тѣмъ невѣрныхъ стражъ, съ бойничной вышины,
Чрезъ горы и луга простря свое вниманье,
Зритъ вихря мглистаго далеко волнованье;
То заревомъ оно, то пламеннымъ столбомъ,
То тучею грозитъ, стремящей бурной громъ;
Еще мгновеніе — туманы разступились?
Горящій рядъ мечей и всадники открылись.
О Небо! возопилъ — оттоль: оттоль возсталъ
Сей праха черной вихрь — сей, пламень льющій валъ? —
Отколь сія гроза? — къ оружію! на стѣны!
Къ защитѣ граждане, спокойствомъ обольщенны!
Къ защитѣ! — брань зоветъ! — несется супостатъ!
Ужь близокъ. — Стонетъ гулъ — основы стѣнъ дрожатъ! —
За копья! за мечи! се онъ! — се тучи яры,
Стремящія на насъ погибельны удары! —
Восколебался градъ! и старецъ и младой,
Слезящая толпа, недружная съ войной,
И жены, чуждыя геройственной науки,
Подъемлютъ къ олтарямъ трепещущія руки;
Въ доспѣхахъ ратники, воспитанны въ бояхъ,
Въ доспѣхахъ селянинъ, могущій стать въ рядахъ;
Волнуются вкругъ стѣнъ; стоятъ — вратамъ опора;
Все движетъ Аладинъ; — все плодъ его надзора!
Раздавъ велѣнія потребныя вождямъ,
Султанъ безтрепетной въ бойницу входитъ самъ,
Которая, возставъ между двумя вратами,
Казалось, царствуетъ надъ доломъ и горами;
Отсель онъ видитъ, гдѣ бушуетъ яра брань,
И гдѣ его нужна спасительная длань.
Предъ нимъ Эрминія, Эрминія прекрасна! —
По смерти родшаго, оставивъ домъ, — нещастна!
Оставивъ милой градъ и падшій тронъ отцовъ,
Въ Царѣ она нашла и друга и покровъ.
Клоринда между тѣмъ летитъ на поле боевъ,
Съ ней многіе текутъ; одна впреди героевъ.
Аргантъ среди засадъ въ таинственной глуши,
Едва, едва смирялъ пылъ ярыя души;
Мгновенье каждое казалося часами;
Клоринда всѣхъ крѣпитъ и взоромъ и словами:
«Теперь, теперь, друзья, мы подвигомъ благимъ
Надежду первую Востока утвердимъ!»
Рекла, — и зритъ толпу противныхъ отдѣленну,
Богатствомъ добычи безвременно прельщенну;
Почти у самыхъ вратъ отважные тогда
Стремились въ станъ угнать питающи стада.
Безтрепетная къ нимъ; стѣснились вкругъ ловитвы;
Гордонъ, ихъ вождь, даетъ знакъ гибельныя битвы.
Герой великихъ силъ, но слабый передъ ней —
Ударъ — и роетъ прахъ онъ тяжестью своей,
И жертва первая свершилась богу брани!
Невѣрныхъ сонмища подъемлютъ къ небу длани;
Гремитъ веселій плескъ, и жреческій совѣтъ
Сію побѣду чтитъ предвѣстіемъ побѣдъ. —
Клоринда гордая въ среду полка влетаетъ,
Ея рука сто рукъ геройскихъ замѣняетъ;
Невѣрные во слѣдъ стезей кровавыхъ сѣчь,
Которую отверзъ ея ужасной мечь, —
Тѣснятъ, терзаютъ, жмутъ, кружатся въ вихряхъ праха; —
Корысть возвращена. — Сраженны, чужды страха,
Въ порядкѣ Рыцари отходятъ къ высотамъ;
Отъ сонма помощь къ нимъ несется по лугамъ.
Какъ вѣтръ порывистой, крутя пески сыпучи,
Какъ огнь падетъ изъ нѣдръ громоносящей тучи,
Велѣніемъ вождя Готфреда устремленъ
Танкредъ, спѣшитъ Танкредъ, и ихъ разрушенъ плѣнъ.
Его геройской видъ, отвага, стройность, сила,
Царя невѣрнаго вниманье поразила. —
Онъ чтилъ его однимъ изъ избранныхъ вождей.
Потомъ склоняся къ той, которой трепетъ страстной
Давно уже сказалъ, кто рыцарь сей опасной,
Царевна, онъ гласитъ, ты зрѣла Гальску рать,
Ты можешь ихъ вождей и въ шлемахъ познавать!
Повѣдай мнѣ, кто сей, столь стройной, торопливой,
Играющій копьемъ съ улыбкой горделивой?
Изрекъ. — Отвѣтомъ вздохъ и слезы лишь однѣ!
Скрываетъ слезы, вздохъ въ сердечной глубинѣ;
Но влажный взоровъ блескъ, но блѣдныхъ устъ дрожанье
Являютъ тайное души ея страданье. —
Красавица молчитъ, вздыхаетъ, плачетъ вновь;
Наружною враждой одѣвъ свою любовь,
Увы! рекла она, его давно я знаю….
Злодѣйства помню всѣ… въ груди моей питаю.
Онъ кровью нашихъ силъ долины упоилъ,
Онъ воды трупами въ рѣкахъ остановилъ;
Всѣ травы, чары всѣ науки ухищренной
Не могутъ врачевать имъ раны нанесенной!
Столь тягостенъ ударъ!.. Ахъ! Витязь сей, Танкредъ;
Боюсь, чтобъ не погибъ…. чтобъ лютой мечь… нѣтъ! нѣтъ!
Когда бы плѣнникомъ его я принимала!
Когдабъ живому я всю силу показала
Той мести сладостной, для коей я жива!
Вѣщала; тяжкой вздохъ прервалъ ея слова….
Всѣ, всѣ они, рекъ Царь, найдутъ иль плѣнъ, иль гробы….
(Слѣпой! онъ страсть любви щиталъ восторгомъ злобы)!
Клоринда между тѣмъ, склоненна на лукѣ,
Къ Танкреду понеслась; — копье въ ея рукѣ,
Стеклись, ударили въ забрала шлемовъ мѣдныхъ:
Змѣятся въ воздухѣ изгибы молній блѣдныхъ;
Часть шлема у нее отбитая летитъ;
Еще ударъ… онъ снятъ… неожиданной видъ!
На сталь брони волна златыхъ власовъ упала,
Въ ужасномъ ратникѣ красавица предстала. —
Ланиты въ пламени… горитъ враждою взглядъ.
И въ самомъ гнѣвѣ милъ! — Чтожъ будетъ въ часъ отрадъ,
Въ часъ нѣжныя любви? — Танкредъ ожесточенный,
Гдѣ мысль твоя? — гдѣ взоръ? — ужели ослѣпленный,
Еще ты не позналъ небесныхъ сихъ очей?
Вотъ радость! вотъ тоска! мечта души твоей!
Ахъ! въ сердцѣ у тебя сіе изображенье;
Спроси его; оно разсѣетъ заблужденье,
Се та, которую узрѣла страсть твоя
Въ тѣни древесъ, въ водахъ прохладнаго ручья;
Познай: броня и шлемъ сей, лаврами покрытый,
Таили отъ любви взоръ милый и ланиты!
Сей видитъ наконецъ…. смущенъ, недвижимъ, нѣмъ! —
Она, сокрывъ главу, противъ него съ мечемъ;
Онъ вспять, она за нимъ; женетъ, — бѣжитъ нещастной.
И гряды жертвъ лежатъ стезей его ужасной.
Но лютая къ его привязана слѣдамъ:
Постой, сразись, речетъ, и вдругъ къ его стопамъ
Повергнула двоихъ, двѣ мщенію препоны;
Разимый не разитъ, не хощетъ обороны,
Взоръ быстрой не къ мечу, къ симъ взорамъ устремленъ,
Гдѣ страшной богъ любви гласитъ безсмертной плѣнъ.
Ахъ! что моя рука? — Герой въ себѣ вѣщаетъ,
Ударъ мой въ воздухѣ безплодно погибаетъ;
Удары прелестей не тщетны, не умрутъ,
Сквозь мѣдную броню въ сердца они идутъ!
Рѣшился наконецъ искать, — но не любови, —
Погибели искать, чтобъ съ жизнью, съ токомъ крови
Излить и таинство нещастное предъ ней,
Чтобы узнала все, что онъ ей ее злодѣй,
Что плѣнникъ, рабѣ ея трепещущій, смиренный.
О ты, которой взоръ, свирѣпствомъ воспаленный,
Являетъ, что тебѣ здѣсь въ тысячахъ враговъ
Врагомъ лишь только я…..оставь ряды полковъ,
Отдѣлимся…. нашъ долгъ познать другъ друга болѣ;
Тамъ силы мы свои извѣдаемъ по волѣ. —
Пріемлетъ договоръ. — Съ блистающимъ мечемъ,
Забывши, что главы не кроетъ бранный шлемъ,
Свирѣпая летитъ; за ней Таньредъ унылой,
Преступникъ, предъ своей открытою могилой.
И битва началась. — Помедли, онъ речетъ,
До брани совершимъ мы брани сей завѣтъ.
Остановилася. — Любовь, тоска, томленье
Въ страдальческую грудь вливаютъ дерзновенье.
"Коль мира утвердить не хочешь ты со мной,
Внемли завѣтъ, изрекъ рыдающій Герой.
Вотъ сердце: рви его, воительница дивна!
Оно не можетъ жить, коль жизнь тебѣ противна!
Оно твое давно…. не властенъ въ немъ, сражай
И собственну корысть себѣ ты возвращай! —
Смотри: вотъ здѣсь рука. — Кидаю шлемъ, забрало…
Вотъ грудь открытая… что медлишь, или мало?
Иль помощь для тебя? или мой нуженъ плѣнъ?
Воззри: срываю я броню свою съ раменъ…
Повелѣвай, рази…. Еще Танкредъ нещастной
Стремился изражать тоску любви ужасной,
Какъ вдругъ невѣрныхъ сонмъ свирѣпостью рѣки
Нахлынулъ съ воплемъ къ нимъ: смѣшалися полки,
Разятъ… И варвары теперь не устояли;
Иль хитрость, или страхъ къ твердынямъ ихъ погнали.
Единъ изъ Христіянъ… конечно… врагъ красы,
Зря юной всадницы волнуемы власы,
Свирѣпой къ ней спѣшитъ, приближился, надъ жертвой
Заноситъ грозной мечь; — къ нему Танкредъ полмертвой;
Постой? вскричалъ; летитъ, неудержимъ ни чѣмъ,
И мечь ничтожнаго отбилъ своимъ мечемъ,
Но совершенъ ударъ — дымится легка рана,
Съ власами русыми смѣшалась кровь багряна,
И капли рѣдкія на бѣлу грудь падутъ:
Таковъ художника испытаннаго трудъ,
Рубина нѣжной огнь на златъ такъ пылаетъ.
Танкредъ неистовый какъ левъ въ лѣсахъ рыкаетъ;
Къ убійцѣ нискому склоняетъ свой полетъ.
Но ратникъ вспять потекъ. — Танкредъ за нимъ во слѣдъ,
Какъ Вышняго перунъ, гроза неизбѣжима. —
Клоринда смутная, безмолвна, недвижима,
Не знала, что начать, не вѣрила очамъ;
Потомъ съ толпой своихъ пустилась ко стѣнамъ.
Но часто на бѣгу претящею являлась:
И отступала вдругъ, и вдругъ остановлялась.
Бѣжитъ, преслѣдуетъ, побѣждена, и нѣтъ?
Не хочетъ уступить, не хочетъ и побѣдъ!
Таковъ является на битвищахъ отрадныхъ
Волъ ярый среди псовъ, горячей крови жадныхъ:
Уставитъ ли рога: — разсѣялись дождемъ:
Бѣжитъ, — и всѣ за нимъ, и всѣ впилися въ немъ.
Безстрашная главу щитомъ пріосѣняетъ,
Ударъ удару въ слѣдъ безплодно погибаетъ;
Такъ Мавръ, стремясь назадъ, искусенъ на играхъ
Остановить меча враждебнаго размахъ.
Уже гонимые, гонящіе смѣшенны,
Боряся, утекли подъ горды града стѣны: —
Внезапно страшный вопль раздался по странамъ,
Невѣрныхъ полчища? подобяся волнамъ,
Разлились изъ засадъ, и долы наводнили:
Мгновенно Христіянъ Срацыны окружили,
Терзаютъ, гонятъ, жмутъ, — и самъ Аргантъ съ полкомъ,
Какъ смерть, отчаянныхъ предсталъ передъ лицомъ.
Черкесъ неистовый, въ огнѣ и буряхъ хладный,
Исходитъ изъ рядовъ, какъ волкъ изъ нырищь гладныхъ,
Ужь всадникъ пылкихъ лѣтъ, отвагою влекомъ,
Глотаетъ влажну пыль, попранъ своимъ конёмъ,
Уже вкругъ грознаго лежали труповъ горы;
Ненасытимые пылаютъ адомъ взоры;
Копье его летитъ отломками на прахъ;
Онъ поднялъ страшной мечь! противнымъ новый страхъ!
Клоринда съ нимъ дѣлитъ лавръ чести и искусства;
Уже Арделіонъ, лишенный жизни чувства,
Лежитъ сѣдый Герой, въ преклонныхъ младъ лѣтахъ:
Подпору старости онъ зрѣлъ въ двоихъ сынахъ;
Надежда тщетная! — закрывъ отца собою,
Старѣйшій сынъ Алкандръ палъ смертною косою.
Младый меча избѣгъ; для нихъ любившій жить,
Увы! онъ не возмогъ ихъ смерти раздѣлить! —
Межъ тѣмъ Танкредъ, горя отмщенья жаждой лестной,
Напрасно мнилъ постичь врага своей любезной,
Эфирный конь его отъ казни уносилъ.
Герой, остановясь, взоръ къ спутникамъ склонилъ,
И зритъ, что преданны слѣпой геройской страсти,
Предѣлы перешли, и на краю напасти,
Объятые врагомъ; — даетъ коню брозды,
Летитъ — храбрѣйшихъ сонмъ течетъ въ его слѣды,
Дружина вольная, цвѣтъ рати, огражденье!
Ренальдъ, смиритель битвъ, красавицъ восхищенье,
Ренальдъ напереди. — Не столь порывистъ громъ!
Уже Эрминія, познавъ его шеломъ,
На коемъ израженъ орелъ быстропарящій,
Познавъ сей стройный станъ, сей видъ, врагамъ грозящій,
Вотъ, вотъ, гласитъ Царю, отважнѣйшій изъ всѣхъ,
Въ сей мышцѣ положенъ судьбиной битвъ успѣхъ!
Нѣтъ равнаго ему въ искусствѣ ратныхъ преній; —
Соперникъ нерожденъ: Младенецъ — богъ сраженій! — --
Когдабъ враждебна рать могла въ себѣ сочесть
Еще подобныхъ трехъ; — прости Востока честь!
Во узахъ Христіянъ владыкибъ возстенали
И Полдня и Зари народы бы познали
Со трепетомъ его законовъ новый свѣтъ;
И хитрый Нилъ, въ горахъ сокрывшій свой хребетъ,
Склонилсябъ тройственной къ стопамъ его главою, —
Его зовутъ Ренальдъ;. одной своей рукою
Скорѣе махинъ всѣхъ онъ стѣны потрясетъ,
А сей, котораго отликой злачной цвѣтъ
На сребренной бронѣ, — Дунонъ его названье,
И слава прадѣдовъ и дѣлъ его блистанье
Со всѣми первыми сравнить его могли;
Лѣта ему права начальства принесли.
Другой — окрестъ его… какъ черной дубъ великій,
Жернандъ, отважный-братъ Норвежскаго владыки;
Въ немъ сердце гордости самой воплощено,
Блестящихъ дѣлъ его позорное пятно!
Сіи два рыцаря … единство безпримѣрно!
Во сребренныхъ броняхъ, супругъ съ супругой вѣрной!
Гилдиппа! Одоардъ! влюбленныхъ образецъ
И храбростью въ бояхъ и нѣжностью сердецъ!
Рекла. — Въ сей лютый часъ свирѣпа буря брани
Расколыхалася — стѣснились съ дланьми длани —
И льется кровь рѣкой. — Танкредъ съ Ренальдомъ тамъ,
Гдѣ ратники густѣй, гдѣ мечь отпоръ мечамъ;
За ними въ слѣдъ Дудонъ съ дружиною громовой;
Кружится, сѣетъ смерть, на нивѣ онъ лавровой.
Аргантъ, и самъ Аргантъ Ренальдовой рукой
Стѣсненъ и пораженъ, адъ видитъ предъ собой —
Едва подъемлется… погибъ бы дерзновенной!
Но вдругъ Ренальдовъ конь, въ порывахъ закруженной,
На землю грянулся со всадникомъ своимъ;
Стѣснившись рыцари, приникли въ помощь къ нимъ.
Тогда язычники, смятенны ярымъ страхомъ,
Помчались ко стѣнамъ, и тылъ закрыли прахомъ;
Аргантъ съ Клориндою стояли, какъ оплотъ,
Какъ мѣдная скала противу бурныхъ водъ.
Текутъ послѣдніе и бьются въ отступленьѣ,
Усилій Христіянъ преграда и томленье! —
За ними реяся, какъ пчелы за стѣной,
Безбѣдно варвары побѣгъ скрываютъ свой.
Дудонъ увѣренный, побѣдѣ предается,
Весь въ пламени, въ пыли неистовый несется,
Все рубитъ, всѣхъ разитъ, какъ лѣтнюю траву.
Единымъ махомъ снялъ Тигранову главу:
Алзара не спасли съ колчугой мѣдны латы;
Разшибенъ по частямъ Корбана шлемъ пернатый:
Ихъ чела, руки, грудь… ужаснѣйшій позоръ!
Все рана лишь одна, смущающая взоръ!
И ты, о Амуратъ! окончилъ дни любезны! —
Мегмедъ и Альманзоръ, сраженій столбъ желѣзный,
Въ безплодной ярости пьютъ кровью влажной прахъ! —
Аргантъ въ душѣ своей безвѣстной слышитъ страхъ,
Скрежещетъ великанъ… остановился къ бою,
Кружится… отступилъ къ трепещущему строю….
И вдругъ нечаянный, какъ свитый клубомъ змей,
Напрягнулся, сверкнулъ громовою струей,
И мечь въ ребро вождя открытое вонзаетъ:
Въ кровавомъ паръ жизнь изъ раны истекаетъ;
И очи томныя, объяты смертной тьмой,
Сковалъ желѣзной сонъ и тягостной покой;
Трикраты онъ открыть глаза свои стремится,
Чтобъ милымъ свѣтомъ дня въ послѣдни насладиться,
Трикраты, опершись на локоть, встать хотѣлъ,
Трикраты упадалъ… вдругъ взоръ оцѣпенѣлъ,
Упали вѣжди… смерть оледенила члены;
Нѣмъютѣ влагою холодной орошенны! — --
Неистовый Аргантъ, еще ненасытимъ,
Чрезъ блѣдный трупъ протекъ къ убійствіямъ инымъ;
Свирѣпой радостью кипятъ кровавы взгляды,
Хохочетъ, — и склонясь на Гальскіе отряды,
Сей мечь, гласитъ, мнѣ даръ отъ вашего Царя,
Еще дымится онъ, весь кровію горя;
Повѣдайте Царю, какъ я за даръ примѣрной
Теперь ему воздалъ… онъ будетъ веселъ вѣрно!
Скажите, въ семъ мечѣ безцѣннѣе стократъ
Доброта прочная, чѣмъ блещущій нарядъ! —
Скажите, что онъ самъ то скоро испытаетъ,
Что медлитъ, иль меня во станъ ожидаетъ? —
Приду! не долго ждать! его не дологъ страхъ!
Изрекъ, героевъ сонмъ вскипѣлъ при сихъ словахъ.
Стѣснились, гордостью безумной оскорбленны,
Летятъ на дикаго, какъ вихрь воспламененный….
Летятъ… но гдѣ борецъ? — … Сліясь съ своей толпой,
Онъ спѣсь и стыдъ сокрылъ за градскою стѣной,
Какъ буря съ горъ валитъ, дыша зимой и хладомъ?
Посыпались со стѣнъ каменья грознымъ градомъ?
Какъ туча снѣжная въ свистящей быстротѣ,
Сѣкутся, реются тьмы стрѣлъ на высотѣ;
Убійственная мгла надъ ратью отягчилась,
Ліется смерть дождемъ — и Храбрость изумилась;
Недвижны рыцари… и полчища Срацинъ
Безбѣдно входятъ въ градъ… Но се Бертольдовъ сынъ!
Течетъ, не знающій ни страха, ни закона,
Свершить достойну казнь губителю Дудона. —
Чего вы ждете здѣсь? — почто стоять? — пойдёмъ
(Со громомъ бурныхъ словъ, раздался брони громъ),
Или не слышите къ вамъ крови вопіющей? —
Или откажетесь отъ чести васъ зовущей?
Какъ? мщенію преграда можетъ быть? —
Вашъ гнѣвъ, вашъ правой гнѣвъ, твердыня преградить! —
Нѣтъ, нѣтъ! хотя она и крѣпче адаманта,
Хоть сложена изъ горъ, не защититъ Арганта!
Найдемъ его вездѣ, изроемъ сердце скалъ!…
На приступъ, воины! — и первой побѣжалъ! —
И храбрые за нимъ, кипящими волнами.
Уже осыпанъ шлемъ нещетными стрѣлами,
Вихрь камней надъ главой, громады вкругъ него,
Вездѣ ревуща смерть — не видитъ ничего. —
Высокое чело, какъ небо предъ грозою,
Нахмуренно, страшитъ рѣшительной борьбою;
Ланиты гнѣвныя то блѣдны, то горятъ,
И сердца въ глубинѣ трепещетъ смутный градъ,
Мужаютъ рыцари… Срацыны цѣпенѣютъ,
Ихъ руки на мечахъ бездѣйственны хладѣютъ.
Уже побѣды часъ… но мудрый Сегіеръ
Владыки именемъ слова къ нему простеръ;
Исполненъ твердости прямой и непреложной,
Претитъ отвагѣ онъ вождя неосторожной: —
"Вспять, вспять ступай Герой; не здѣсь тебѣ чреда! —
Отъ храбрости твоей не здѣсь мы ждемъ плода!
Вѣщаетъ такъ Готфредъ, " — Ренальдъ остановился,
Безмолвный, трепеталъ; покорный, онъ ярился!
Какъ бурная волна, стѣсненна между скалъ,
Окаменълъ…. но гнѣвъ въ глазахъ его блисталъ.
Невольно вспять текутъ геройскія дружины, —
И смотрятъ съ трепетомъ на отступъ ихъ Срацыны!..
Тогда послѣднюю пріемлетъ честь Дудонъ:
Побѣды хвальной звукъ смѣнили плачь и стонъ;
Унылые друзья съ померкшими очами
Несутъ бездушный трупъ межь ратными рядами.
Готфредъ, на высотѣ горы уединенъ,
Въ то время озиралъ искусство градскихъ стѣнъ.
Се градъ на двухъ холмахъ основанъ укрѣпленныхъ,
Неравной высоты, другъ къ другу обращенныхъ;
Межъ ними, какъ рѣка, глубокой долъ лежитъ,
Солиму пышную онъ на полы дѣлитъ.
Съ трехъ странъ погибельно ко граду приближенье;
Отъ сѣверной едва примѣтно возвышенье;
Сія открытая для воинства страна
Стѣною страшною и рвомъ ограждена. —
Земля, нѣжнѣйша мать сыновъ своихъ любимыхъ,
Исполнила весь градъ ключей неистощимыхъ,
Искусство воды ихъ размножило въ садахъ;
Внѣ града заперты изходища въ горахъ.
Лугъ черенъ, мертво все, ни рѣкъ, ниже потока,
Не кроетъ въ лѣтній зной деревьевъ тѣнь глубока,
Не тѣшатъ странника лазуревы цвѣты,
Все пусто. — Тамъ вдали съ нагорной высоты
Возносятся лѣса, духовъ геенскихъ сѣни,
Жилище мрачное коварствъ и обольщеній! —
Блаженный Іорданъ отъ утренней зари
Катитъ, величествомъ исполненны струи;
Отъ Запада валы Средьземна моря воютъ,
Кипя, въ пескахъ бреговъ безплодну ярость кроютъ;
На Сѣверѣ Бетель, склоненный предъ тельцомъ,
И съ блѣднымъ Самаритъ невѣрія челомъ;
Межь ними Вифліелмъ, туманомъ покровенной,
Смиренна колыбель Зиждителя вселенной!
Такъ мудрый вождь племенъ летающимъ умомъ
Измѣривалъ сей градъ и окрестность кругомъ,
И выгоды страны и мѣстоположенія,
И перстомъ указалъ, гдѣ полю быть сраженья,
Гдѣ слабая страна, гдѣ приступа вѣнецъ…
Эрминія его узрѣла наконецъ.
Се онъ! гласитъ Царю? сей мужъ подъ багряницей,
Съ величіемъ въ очахъ, съ простертою десницей,
Которой, кажется, уставы подаетъ,
Осанистъ, знаменитъ…. сей дивный мужъ Готфредъ,
Судьбами Вышняго рожденный для короны,
Онъ знаетъ и Вождя и ратника законы;
Начальникъ и судья, въ совѣтахъ и въ бояхъ,
Вездѣ Герой великъ, вездѣ противнымъ страхъ;
Единый лишь Раймондъ съ нимъ мудростію равенъ:
Одинъ Танкредъ, Ренальдъ толикожь въ битвахъ славенъ. —
Я знаю Витязя, (отвѣтствовалъ тиранъ),
Носящій нѣкогда посла священный санъ,
Я зрѣлъ, какъ предводилъ онъ праздничные лики
При блещущемъ дворъ Галлійскаго Владыки. —
Я зрѣлъ, какъ онъ ломалъ на играхъ копій рядъ. —
Еще онъ отрокъ былъ, но силами богатъ;
Тогда уже въ рѣчахъ, во взорахъ и въ сраженьѣ
Являлъ высокое свое предназначенье,
Тогда я предвѣщалъ, что будетъ онъ Герой…
Нерадостный пророкъ! — Покрытые слезой,
Здѣсь взоры Аладинъ безмолвно потупляетъ;
Но вскорѣ укрѣпясь, — вѣщай мнѣ, продолжаетъ,
Кто сей, столь близкій съ нимъ, грядущій о странѣ?
Одинъ въ нихъ взоръ, должны быть чувства въ нихъ однѣ:
Подобье дивное… онъ ниже только станомъ;
Сей Балдуинъ, рекла Царевна предъ тираномъ,
Не образомъ однимъ, дѣлами братъ и другъ! —
А сей, которому внимаетъ ратный кругъ,
Который, кажется, Вождю даетъ совѣты? —
Сей рыцарь есть Танкредъ. — Враги, друзья, клевреты,
Всѣ строгаго ума дивятся быстротѣ;
Сей старецъ посѣдѣлъ въ военной тѣснотѣ,
Искусный соплетать врагу сокрыты ковы,
Творитъ онъ изъ засадъ лѣса себѣ лавровы! —
А сей, вдали одинъ, златой носящь шеломъ?
Царя Британска сынъ, безтрепетный Гильйомъ
Съ нимъ Гвелфъ, гроза враговъ, соперникъ храбрымъ равный,
Породой, знатностью и саномъ достославный,
Высока, крѣпка грудь, широки рамена:
Вотъ признаки его. — Онъ воинства стѣна!
Но злѣйшаго не зрю межь ними супостата?
Въ комъ трона моего и племени утрата! —
Ужели ты, Бомонтъ, коварства полный врагъ,
Ужель позналъ ты стыдъ? и кроешься въ шатрахъ?
Вѣщала… между тѣмъ Гошфреда умъ испытный
Мѣста всѣ обозрѣлъ, и явныя, и скрытны.
Богатый въ средствахъ Царь нисходитъ въ сонмъ друзей.;
Онъ вѣдалъ: труденъ путь нагорною стезей;
Тамъ должно брань вести съ Природою угрюмой,
И къ Сѣвернымъ вратамъ склонился ратной думой,
Въ долинѣ противъ нихъ строй ставитъ онъ большой,
Простерши рати цѣпь до башни Угловой.
Какъ выспренній орелъ единымъ быстрымъ взмахомъ
Упавшій на корысть, уже убиту страхомъ,
Онъ крыла воинства стѣснялъ и разширялъ,
И третью града часть во трепетѣ держалъ.
Искусство, съ хитростью сражаяся Природы,
Пресѣкло съ прочихъ странъ пути и переходы: —
Извержетъ ли враговъ въ засады злобной градъ? —
Внезапно встрѣтитъ ихъ въ окопахъ скрытой адъ;
Союзникиль придутъ къ Солимѣ въ защищенье? —
Широки рвы, валы неистовымъ прещенье! —
Исполнивъ тако долгъ священнѣйшій вождямъ,
Онъ сердце преклонилъ къ печали и слезамъ. —
Дудона славнаго останки дорогія
Пріемлютъ почести послѣднія, святыя:
Стенящій, горестный друзей его соборъ
Стоитъ, склоня на трупъ отъ слезъ померкшій взоръ;
Увядшій другъ лежитъ въ виду передѣ полками
На ложѣ, ратными украшенномъ вѣнцами;
Трофеи вкругъ него поставлены чредой,
Знамена плѣнныя служили пеленой. — --
Пришествіемъ Вождя и вопль и плачь удвоенъ;
Явился къ нимъ Готфредъ, ни мраченъ, ни спокоенъ;
Всю горесть подавилъ въ геройской онъ душѣ;
Волнуемый тоской, сражаемый вотще,
На тѣло устремивъ недвижимыя очи,
Стоитъ въ безмолвіи; какъ призракъ въ мракѣ ночи!
Не слезы и не плачь, вѣщаетъ наконецъ —
Ты долженъ воспріять отъ преданныхъ сердецъ,
Почившій для земли, для неба пробужденный,
Отъ праха смертнаго къ безсмертью воскриленный!
Ты славой озарилъ побѣдный путь Креста,
Ты жилъ и умеръ ты, какъ избранный Христа! —
Окончаны труды и мужества и Вѣры!
Оставлены друзьямъ великіе примѣры!
Блаженная душа! спокой твой грозный взглядъ!
Нѣтъ брани, нѣтъ враговъ въ обители отрадъ!
Блаженствуй и ликуй…. намъ слезы! намъ рыданья!
Не твой, но жребій нашъ достоинъ состраданья!
Въ тебѣ утрачена часть важна насъ самихъ!
Въ тебѣ лишились мы силъ собственныхъ своихъ!
Но если то, что міръ здѣсь смертью называетъ,
Земныя помощи друзей твоихъ лишаетъ;
Въ замѣну, предстоя предъ Господомъ благимъ,
Небесну помощь ты испросишь въ горѣ имъ!
Ты смертный — слѣдуя и долгу и закону,
Оружье смертное намъ ставилъ въ оборону…
Безсмертный….. ахъ! позволь надеждой льститься сей,
Предъ нами потечешь незримой ты стезей;
Архистратигъ небесъ, ты вѣрныхъ предъ полками,
Всерушащими днесь одѣнешься громами….
О горній Духъ! внуши молитвенный обѣтъ,
Скажи, устрой нашъ путь, будь вѣстникъ намъ побѣдъ!
Когда судьба велитъ, коль славою вѣнчанны,
Мы подвигъ совершимъ и клятвы нами данны:
Тогда тебѣ, Герой, мы жертвы принесемъ!
Тогда твои хвалы во храмахъ воспоемъ!
Вѣщалъ; и се, спустясь Царица темно-крыла,
Послѣдній гаситъ лучь небеснаго свѣтила.
Сонъ сладкій усыпилъ мученія въ сердцахъ,
И не течетъ слеза страдальца на очахъ! —
Одинъ Готфредъ, одинъ, покоя отчужденный,
Вниманіемъ къ стѣнамъ Солимы увлеченный,
Вращалъ въ своемъ умѣ махины грозныхъ силъ,
И приступъ учредя, немного опочилъ.
Но съ Фебомъ возстаетъ для должностей печальныхъ,
Самъ шествуетъ во слѣдъ обрядовъ погребальныхъ. —
Въ лугу, надъ коимъ холмъ утесистый нависъ,
Останки Витязя вмѣщаетъ кипарисъ,
И пальма гордая вкругъ вѣтви разширяетъ;
Въ тѣни ея Герой по буряхъ почиваетъ;
Спустилась гробна дска, омыта токомъ слезъ;
Синклитъ на небеса мольбы свои вознесъ;
На вѣтвяхъ пальмовыхъ повѣшены богаты
Оружья плѣнныя, мечи, доспѣхи, латы,
Которыя Дудонъ, Сиріянъ, Персовъ страхъ;
Доселѣ пріобрѣлъ въ щастливѣйшихъ бояхъ.
Близь древа щитъ его съ геройскимъ одѣяньемъ;
И дска о немъ гласитъ печальнымъ надписаньемъ:
Здѣсь въ мирѣ спитъ Дудонъ… пришлецъ, остановись,
Предъ прахомъ сильнаго смиренно преклонясь!
Исполнивъ тако долгъ, печали посвященный,
Другъ Вѣры и Любви сталъ паки Вождь военный.
Подъ кровомъ избранной дружины изъ полковъ,
Онъ древосѣковъ шлетъ въ глубокій мракъ лѣсовъ;
Къ дубравѣ страшной сей, сокрытой за горами,
Сиріянинъ привелъ ихъ тайными стезями.
Тамъ грозны зиждутся махины прошивъ стѣнъ,
Тамъ хитрый умъ творитъ Солимѣ страхъ и плѣнъ. —
Кипящіе въ трудахъ другъ друга упреждаютъ,
Дубравы мрачныя отъ ихъ сѣкиръ стенаютъ;
Тамъ эхо дикое отъ первыхъ міра дней
Впервые слышитъ стукъ, впервые зритъ людей.
Подъ грознымъ остріемъ багрянаго булата
Падетъ высокій кленъ и сосна кудревата,
И пальма стройная и томной кипарисъ;
Съ гедерой соплетясь, скончался нѣжной тисъ,
Пустыни дикія старѣйшины почтенны,
Огромный древній дубъ и кедръ превознесенный,
Необоримые для бурей и вѣковъ,
Лежатъ въ сырой травѣ безъ вѣтвей и листовъ.
Тамъ ратники стѣснясь, деревья тянутъ роемъ,
Желѣзна гнется ось, скрыпятъ колеса съ воемъ;
Рабочихъ крикъ и стонъ, стукъ млатовъ, звонъ мечей
Женутъ изъ дебрей птицъ и изъ пещеръ звѣрей. —
Мрзлквъ.