ФАУСТЪ.
Философовъ права и медицину,
И догматы, увы! я изучилъ,
Надъ книгами не разгибая спину
Сидѣлъ и не жалѣлъ труда и силъ.
Такъ время шло, такъ шли года
Безцѣльнаго безплоднаго труда;
Магистромъ, докторомъ зовусь давно я
И десять лѣтъ не вѣдая покоя,
Учениковъ по области познанья
Вожу то вкривь, то вкось, впередъ и вспять,
Но вижу самъ средъ этого блужданья
Лишь то, что ничего нельзя познать.
Печальное, жестокое сознанье,
Мнѣ, правда, равныхъ нѣтъ межъ докторовъ,
Учителей, магистровъ и поповъ;
Меня не мучатъ тщетныя сомнѣнья,
Я не боюсь чертей и вѣчныхъ мукъ,
За то мнѣ также чужды наслажденья
И я не вѣрю, чтобы свѣтъ наукъ
Помогъ исправитъ, научить людей
И сдѣлать сердце чище и добрѣй.
Нѣтъ у меня ни денегъ, ни имѣнья,
Ни почестей, ни власти никакой,
Нѣтъ, дольше жить такъ нѣтъ терпѣнья
И магіи предался я душой.
Бытъ-можетъ въ ней таинственное слово
Мнѣ ключъ подастъ къ невѣдомому краю,
Чтобъ мнѣ не нужно было вѣчно снова
Учить другихъ тому, что самъ не знаю;
Быть-можетъ тамъ мнѣ духъ покажетъ ясно
Зародышъ первыхъ темныхъ силъ творенья
И я пойму ихъ сущность и движенье,
Все то, что я въ словахъ искалъ напрасно.
О, мѣсяцъ полный, еслибъ съ высоты
Конецъ моихъ мученій видѣлъ ты!
Я здѣсь сидѣлъ бывало столько разъ
И бодрствовалъ одинъ въ полночный часъ.
Былъ столъ бумагой, книгами заваленъ,
А ты глядѣлъ такъ ласковъ и печаленъ.
О, еслибъ могъ теперь я на горахъ
Идти въ твоихъ серебряныхъ лучахъ,
Въ пещерахъ вмѣстѣ съ духами носиться
И, по лугу бродя въ твоемъ сляньи,
Освобожденъ отъ призрака познанья,
Въ твоей росѣ цѣлебной освѣжиться.
Я здѣсь еще! Ужель исхода нѣтъ
Изъ той тюрьмы, гдѣ все мнѣ жить мѣшаетъ,
Куда и неба даже милый свѣтъ
Въ цвѣтныя стекла грустно проникаетъ.
Здѣсь кучи книгъ, изъѣденныхъ червемъ,
Пергаментовъ, покрытыхъ слоемъ пыли,
Горой вездѣ навалены кругомъ
И стѣны всѣ до сводовъ заслонили;
Здѣсь мѣста нѣтъ для воздуха и свѣта
И въ тѣснотѣ набито все биткомъ
Ретортами, бумагами, старьемъ;
Такъ вотъ твой міръ! Зовется міромъ это.
Ужель еще не можешь ты понять,
Что сердце такъ сжимается отъ боли,
Что тяжело становится дышалъ,
Что жить и дѣйствовать нѣтъ силъ, ни воли,
Когда тотъ міръ, гдѣ былъ ты сотворенъ,
Куда поставилъ Богъ живыхъ людей,
Ты промѣнялъ на дымъ и окруженъ
Скелетами и грудою костей.
Бѣги, бѣги скорѣе въ міръ широкій,
Лишь эту книгу захвати съ собой.
Въ которой текстъ таинственно-глубокій
Начертанъ Нострадамуса рукой.
Познаешь ты теченіе свѣтилъ,
И, коль природа твой откроетъ слухъ,
Въ душѣ найдешь источникъ новыхъ силъ,
Познавъ какъ говоритъ лишь съ духомъ духъ;
Напрасно здѣсь сухое размышленье,
Чтобъ смыслъ священныхъ знаковъ всѣхъ понять.
Кругомъ я духовъ чувствую паренье,
Коль слышите — должны вы отвѣчать.
Что за блаженство вѣетъ неземное,
Какой отрады полонъ этотъ видъ,
Какъ снова жизни счастье молодое
Святымъ ключемъ въ крови моей кипитъ!
Не богъ ли начерталъ волшебный знакъ,
Что утолилъ въ груди моей волненье,
Смѣняя радостью мои томленье,
И дивнымъ свѣтомъ замѣняетъ мракъ?
Онѣ мнѣ природы силы открываетъ;
Не богъ ли я? Мнѣ все кругомъ такъ ясно;
Природы смыслъ, что я искалъ напрасно,
Мой взоръ въ чертахъ таинственныхъ читаетъ,
Я понялъ, что мудрецъ намъ обѣщаетъ
И смыслъ правдивыхъ словъ его постигъ:
Нѣтъ, царство духовъ смертнымъ не закрыто,
Но умъ, но сердце у тебя убито,
Смѣлѣй въ зарѣ купайся, ученикъ!
Какъ связано здѣсь каждое звено,
Какъ въ цѣломъ все сплетается въ одно!
Низводятъ силы неба неизмѣнно
Съ высотъ къ землѣ рядъ ведеръ золотыхъ
То снова въ небо поднимаютъ ихъ
И наполняя весь просторъ вселенной
Въ движеніи созвучьями звенятъ.
Какую прелесть здѣсь находитъ взоръ,
Увы, лишь взоръ… Природа! гдѣ просторъ,
Гдѣ грудь твоя — источникъ жизни каждой,
Земли и неба вѣчнаго родникъ,
Куда-бы жадно я теперь приникъ?
Течетъ, поитъ, — а я все мучимъ жаждой.
Твой знакъ не такъ вліяеть на меня,
Ты духъ земли, тебѣ я ближе и роднѣе,
Уже я чувствую себя сильнѣе
И сердце полно новаго огня.
На бой готовъ я въ міръ идти опять
И горести земли и счастье испытать,
Готовъ идти навстрѣчу урагану,
И при крушеніи дрожать не стану.
Стемнѣло надо мной,
Свѣтъ мѣсяца померкъ,
Дрожитъ, дымится лампа
И красные лучи мерцаютъ
Надъ головой моей.
Отъ оводовъ этихъ вѣетъ ужасъ
И я дрожу,
Ты здѣсь! ты, ты, кого я звалъ такъ страстно,
Откройся мнѣ!
Какъ сердце рвется,
Волнуется глубоко, грудь
Готова чувства новыя вдохнутъ.
Явись! тебѣ я отдался душою,
Явись! хотъ жизнь возьми, но встань передо мною!
ДУХЪ.
Кто звалъ меня?
ФАУСТЪ.
Ужасный видъ!
ДУХЪ.
Ту сферу, гдѣ я долго былъ прикованъ,
Оставилъ я, призывомъ очарованъ
И что жъ?
ФАУСТЪ.
Твой видъ, увы, меня страшитъ.
ДУХЪ.
Твой взоръ искалъ меня среди вселенной
И жаждалъ ты услышать голосъ мой;
Меня склонилъ твой зовъ — я предъ тобой,
Но что съ тобою, что за страхъ презрѣнный?
Гдѣ полубогъ, чей голосъ мнѣ звучалъ,
Кто всей душой ко мнѣ рвался и звалъ?
Гдѣ грудь, которая, полна желанья,
Въ себѣ создавъ, носила мірозданье,
Могла блаженствомъ нашимъ трепетать
И жизнью нашею могла дышать?
Гдѣ Фаустъ, который звалъ меня, гдѣ онъ?
А ты, моимъ дыханьемъ потрясенъ,
Склоняешься въ безсильномъ страхѣ
И какъ ничтожный червь дрожишь во прахѣ.
ФАУСТЪ.
Духъ огненный, какъ ты, я твердъ душою
Я Фаустъ, и мы, мы разные съ тобою.
ДУХЪ.
Ношусь я живою волной
Впередъ и назадъ,
Рожденье, могила,
Измѣнчивый рядъ, —
Но та же въ нихъ сила.
Что волны на морѣ
И радость, и горе.
Такъ времени пряжи немолчное слышу жужжанье
И тку Божеству я живое его одѣянье.,
ФАУСТЪ.
О, ты, что міръ широкій обтекаешь,
Какъ близки мы! какъ сходны мы съ тобой!
ДУХЪ.
Ты сходенъ съ тѣмъ, кого ты понимаешь,
А не со мной.
ФАУСТЪ.
Какъ! не съ тобой?
Такъ съ кѣмъ?
Какъ! я подобье Божества,
И я тебѣ не равенъ даже?
О, смерть моя, мой фамулусъ опять,
И моего блаженства нѣтъ и тѣни!
Когда всю полноту моихъ видѣній
Сухой педантъ приходитъ нарушать.
ВАГНЕРЪ.
Простите, декламацію я слышалъ,
Трагедію читали вы одни,
Я поучиться этому искусству вышелъ,
Оно не мало значитъ въ наши дни.
И я слыхалъ — порой актеръ бы могъ
Священнику полезный дать урокъ.
ФАУСТЪ.
Да, коль священникъ сдѣлался актеромъ.
Какъ это и случается порой.
ВАГНЕРЪ.
Когда сидишь одинъ и бѣглымъ взоромъ
Лишь въ праздникъ видишь міръ передъ собой
Какъ въ телескопъ далекія видѣнья,
Кого править имъ посредствомъ убѣжденья.
ФАУСТЪ.
Коль чувства нѣтъ, — стараніе напрасно,
И если рѣчь не изъ души течетъ
И не звучитъ плѣнительно и властно —
Она сердца другихъ не увлечетъ.
Сидите же, прилежно составляя
Лишь изъ чужихъ остатковъ винигретъ,
Огонь въ той кучкѣ пепла раздувая,
Гдѣ искры пламени и жизни нѣтъ.
Глупцы и дѣти пусть такой работѣ
Любуются — ихъ можете развлечь,
Но вы сердецъ къ себѣ не привлечете,
Коль не отъ сердца будетъ литься рѣчь.
ВАГНЕРЪ.
Однако, рѣчь оратора блаженство;
Мнѣ, знаю, далеко до совершенства…
ФАУСТЪ.
Пусть только честныхъ ищетъ онъ побѣдъ.
Гдѣ правда есть и искреннее чувство,
Немного надо тамъ искусства
И въ пустозвонствѣ глупомъ нужды нѣтъ.
А ваши рѣчи, что прикрасами полны,
Нарядно такъ блистаютъ завитками —
И безотрадны всѣ, и холодны,
Какъ вѣтеръ межъ осенними листами.
ВАГНЕРЪ.
О, Боже, какъ искусства длиненъ путь,
А жизни нашей коротко теченье!
Да, я въ моемъ критическомъ стремленьи
Порой боюсь за голову и грудъ.
Какъ трудно, сколько надо намъ бороться,
Чтобъ только до источниковъ дойти!
И прежде, чѣмъ достигнуть полъ-пути,
Бѣднягѣ часто умереть придется.
ФАУСТЪ.
Пергаментъ? Жажды вѣчнаго мученья,
Повѣрь, не утолить такимъ ключемъ,
И ты нигдѣ не встрѣтишь облегченья,
Коль не найдешь его въ себѣ самомъ.
ВАГНЕРЪ.
Простите, есть большое наслажденье
Схватить духъ времени, его теченье,
Узнать, что думалъ прежде нашъ мудрецъ
И до чего дошли мы наконецъ.
ФАУСТЪ.
О, да! До звѣздъ достигли мы сейчасъ.
Мой другъ! семью печатями отъ насъ
Закрыта книга тайная былаго,
А то, что вы зовете — духъ временъ,
Повѣрь, не значитъ ничего другаго,
Какъ собственный вашъ духъ, гдѣ временами,
Вѣковъ неясный образъ отраженъ.
Когда въ него любуетесь вы сами,
Нѣтъ, даже видѣть это грустно
И убѣжать хотѣлось-бы скорѣй.
Вѣдь это складъ Для мусора и хлама,
И въ лучшемъ случаѣ пустая драма
Съ прекрасною моралью прописей.
ВАГНЕРЪ.
Но міръ, и наше сердце и сознанье,
Ихъ каждому хотѣлось бы узнать.
ФАУСТЪ.
О, да, что называется познанье,
Кто смѣлъ дитя по имени назвать?
А тѣ, кто что-нибудь сказать могли
М не таили глубоко познанья,
Открывъ толпѣ и мысли, и желанья, —
Тѣхъ вѣчно распинали или жгли…
Но, другъ мой! поздно, встрѣтимся мы вскорѣ,
Теперь разстаться намъ пора.
ВАГНЕРЪ.
Охотно я сидѣлъ бы до утра
И слушалъ васъ въ ученомъ разговорѣ;
До завтра, въ свѣтлый день Христова Воскресенья.
Я буду васъ проситъ рѣшить еще сомнѣнья.
Прилежно мнѣ пришлось науки изучать,
Я знаю многое; но все хотѣлъ бы знать.
ФАУСТЪ (оставшись одинъ).
Какъ умъ его въ погонѣ безотрадной
Всѣ эти мелочи не утомятъ,
Сокровищъ ищетъ онъ рукою жадной,
И земляныхъ червей нашедши, радъ;
И этотъ голосъ могъ раздасться здѣсь,
Гдѣ онъ являлся, чудной силой вѣя,
Гдѣ отъ его дыханья трепеталъ я весь…
Но нѣтъ, скажу спасибо и тебѣ я,
Бѣднякъ, ты мнѣ помогъ на этотъ разъ.
Да, ты прервалъ тоски моей мученье
И отъ отчаянья меня ты спасъ.
Я былъ такъ малъ, такъ велико видѣнье
Подобье божества, я почиталъ
Себя такъ близко къ истинѣ небесной,
Я. дивный свѣтъ ея вкушалъ,
Казалось, сбросивъ обликъ мой тѣлесный
Я, большій херувимовъ, съ ними властно
Природы царство обтекалъ кругомъ,
И божеству была душа причастна,
Но голосъ твой меня сразилъ какъ громъ.
Съ тобой, увы, не долженъ я равняться,
Я могъ привлечь тебя, къ тебѣ прорваться,
Но удержать, увы, тебя не могъ!
А въ этотъ чудный, свѣтлый мигъ
Я былъ такъ малъ и такъ великъ,
Но ты, напомнилъ мигѣ жестокій рокъ.
Кто скажетъ мнѣ, отдаться ли влеченью,
Гдѣ благъ искать и какъ бѣжать отъ зла?
Ахъ жизни нашей свѣтлому теченью
Мѣшаетъ все: и чувства и дѣла.
Такъ на лучи божественнаго свѣта
Порою надвигается туманъ.
Когда мы благъ достигли въ мірѣ этомъ,
Все лучшее намъ кажется — обманъ.
Живыя чувства наши и мечты
Блѣднѣютъ подъ напоромъ суеты.
Съ надеждою фантазіи полетъ
На вѣчность крылья простираетъ,
Но въ маломъ цѣль она найдетъ,
Гдѣ счастіе за счастьемъ погибаетъ.
Въ груди забота прячется глубоко
И сердце гложетъ тайно и жестоко,
Она тревожитъ радость и покой,
Одну смѣняя маску за другой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нѣтъ, я не богъ, а червь ничтожный!
Такъ онъ, переползая прахъ дорожный,
Живетъ въ немъ, пищи ищетъ онъ
И въ немъ раздавленъ вдругъ и погребенъ.
Да, все, что здѣсь тѣснится по стѣнамъ
Добычею для моли и забвенья,
На полкахъ весь бездушный пестрый хламъ,
Онъ замыкаетъ духъ мой въ мірѣ тлѣнья.
Ужели здѣсь сидѣть еще года,
Читать-ли этихъ томовъ груду
Чтобъ только знать, что жилъ счастливецъ иногда,
Но люди вѣчно мучились повсюду?
Ты, черепъ! что глядишь такъ на меня,
Какъ будто говоришь: «въ былыя лѣта
Мой взоръ, какъ твой, искалъ слянья дня,
Но только мракъ нашелъ онъ вмѣсто свѣта».
Смѣетесь вы, колеса и машины!
Я съ вами перейти хотѣлъ порогъ,
Л у дверей стоялъ, но вы пружины, отомкнули
Не не вошли въ замокъ.
Загадочна природа и ясна
И съ духомъ говорятъ въ ней силы сами,
Чего-жъ не хочетъ намъ открыть она,
Не вырвать ни винтомъ, ни рычагами.
Ты, утварь старая! стоишь тутъ годы,
Съ тѣхъ поръ какъ моего отца здѣсь нѣтъ,
И лампа, здѣсь нависнувшіе своды,
Своимъ огнемъ коптишь ты много лѣтъ.
О, лучше-бъ скудный даръ я расточилъ,
Чѣмъ здѣсь подъ бременемъ его томиться,
Все то, что ты въ наслѣдье получилъ,
Пріобрѣти, чтобъ мочь имъ насладиться.
Что безполезно намъ — то бременемъ ложится.
Лишь то, что мигъ родитъ — лишь то ему годится.
Но отчего мой взоръ туда прикованъ,
Какъ будто стклянка та для глазъ моихъ магнитъ,
И я волшебнымъ свѣтомъ очарованъ,
Какъ будто мрачный лѣсъ вдругъ мѣсяцемъ залить.
Привѣтъ тебѣ, фіалъ мой драгоцѣнный,
Теперь беру тебя какъ даръ священный,
Въ тебѣ я чту искусство, умъ людской,
Волшебный сокъ, хранитель чудныхъ силъ.,
И сонъ, и смерть въ себѣ ты заключилъ!
Даровъ твоихъ хозяинъ жаждетъ твой!
Я на тебя гляжу — и боль стихаетъ,
Беру — желанья буря замираетъ,
Его приливъ въ душѣ смолкаетъ самъ,
Я ухожу въ широкій океанъ природы,
У ногъ зеркальныя сверкаютъ воды
День новый манитъ къ новымъ берегамъ.
Пылая, колесница съ тверди звѣздной
Ко мнѣ летитъ, и я уже готовъ
Нестись туда эѳирной этой бездной
Для новыхъ дѣлъ среди другихъ міровъ.
Какъ жизни полнота блаженство это,
Ничтожный червь, оно въ груди твоей,
Да отвернись лишь отъ земнаго свѣта,
У солнца не проси его лучей
И въ роковую дверь врывайся смѣло,
Гдѣ рады всѣ прокрасться бы тайкомъ.
Теперь пора — пускай докажетъ дѣло
Что человѣкъ не прахъ предъ божествомъ
Предъ темной бездною не содрогайся,
Гдѣ призраки фантазію страшатъ,
Ко входу тѣсному все подвигайся,
Хоть на пути пылаетъ цѣлый адъ.
На смѣлый шагъ ты долженъ радостно рѣшиться
Хотя бъ съ опасностью въ ничтожествѣ разлиться
Ко мнѣ сюда, ты, чаша дорогая,
Давно не любовался на тебя я
Въ забвеньи ты стояла рядъ годовъ,
Но прежде на пирахъ моихъ отцовъ
Порою оживляла ихъ бесѣду,
Тебя передавалъ сосѣдъ сосѣду.
Рѣзьбы твоей узоры золотые,
Обязанность рисунокъ объяснить,
И вдругъ до дня, всю разомъ осушить
Напомнили мнѣ ночи молодыя.
Я никому теперь тебя не передамъ,
Не дашь ты пищи новымъ остротамъ.
Нѣтъ, опьяняетъ скоро влага эта.
Тебя наполнить темною волной
По край напитокъ этотъ дорогой,
Мной приготовленный, избранный мной — …
Богъ мой заздравный кубокъ для разсвѣта.
ХОРЪ АНГЕЛОВЪ.
Христосъ Воскресъ!
Смертнымъ спасенье
И избавленье
Отъ прегрѣшенья.
Радость съ небесъ.
ФАУСТЪ.
Что тамъ за гулъ? Какой невнятный тонъ
Изъ рукъ невольно чашу вырываетъ
Колокола, ужели этотъ звонъ
Ужь наступленье пасхи возвѣщаетъ?
Вы, хоры, неужели пѣсня эта
Звучитъ залогомъ новаго завѣта
И пѣсню ангеловъ напоминаетъ?
ХОРЪ ЖЕНЩИНЪ.
Мы Его сами
Опеленали
И со слезами
Въ гробъ опускали;
Вотъ мы приходимъ,
Брезжеть разсвѣтъ,
Но не находимъ —
Здѣсь Его нѣтъ.
ХОРЪ АНГЕЛОВЪ.
Въ день воскресенья
Благо любившему,
Долго скорбившему,
Переносившему
Всѣ искушенья.
ФАУСТЪ.
О пѣсни чудныя, зачѣмъ во прахъ
Несетесь вы ко мнѣ изъ горней сферы
Звучите тамъ, гдѣ есть любовь въ сердцахъ.
Я слышу вѣсть, но не хватаетъ вѣры;
Да, вѣрой только чудеса родятся,
А я за вами не могу подняться
Въ тотъ свѣтлый міръ, гдѣ вѣсти тѣ звучатъ,
Но я отъ васъ не въ силахъ оторваться
Вашъ звукъ опять влечетъ меня назадъ.
Бывало въ тишинѣ субботней ночи,
Едва колоколовъ раздастся звонъ,
Въ душѣ звучитъ призывомъ чуднымъ онъ;
Молитвы слезы застилаютъ очи
И сладкія неясныя стремленья
Влекутъ туда въ луга, лѣса и горы,
И среди слезъ, рыданья и моленья
Духовный міръ вдругъ прозрѣваютъ взоры.
Въ былые дни, та пѣсня мнѣ звучала
И радостно, и нѣжно такъ,
Но и теперь она мнѣ помѣшала
Послѣдній сдѣлать грустный шагъ.
Звучи, звучи божественное слово!
Я плачу, я къ землѣ вернулся снова.
ХОРЪ УЧЕНИКОВЪ
Здѣсь погребенный
Снова воскресъ Онъ
И просвѣтленный,
Среди небесъ Онъ.
Творчества море
Онъ проникаетъ,
Насъ только горе
Здѣсь ожидаетъ;
И мы рыдаемъ,
Горькіе дни
Ждемъ и страдаемъ
Въ мірѣ одни.
ХОРЪ АНГЕЛОВЪ
Въ день Воскресенья
Міру принесъ
Радость спасенья
Съ неба Христосъ.
Благо любившему,
Долго молившему,
Слово носившему,
Жизни вкусившему!
Вотъ вашъ Учитель,
И Искупитиль
Близится къ вамъ,
Съ вами Онъ Самъ.
КН. Д. ЦЕРТЕЛЕВЪ.