Так как русская пресса не подчинена республиканской цензуре, ежедневно уродующей столбцы «Начала», то из доходящих до нас разрозненных номеров русских газет можно составить себе некоторое представление о том, что происходит на нашей далекой родине. Мы, разумеется, далеки от дерзкой попытки перенести на страницы парижского издания сообщения и суждения московских, киевских, самарских или томских газет. То, что допустимо и уместно на варварском меридиане Томска, совершенно несовместимо с темпераментом цензуры в стране четырех революций и прав человека и гражданина. Мы вынуждены поэтому пользоваться материалом с чрезвычайной осторожностью и о самых заведомых подлецах говорить если не почтительным, то вежливым тоном. Читатели должны с этим считаться.
Прежде всего приходится констатировать, что прорастание либерализма совершается в России значительно медленнее, чем это представляется отличающемуся чрезвычайной пылкостью агентству Гаваса[1]. Так называемые общественные организации, надеявшиеся расковырять постепенно щели отечественных свобод, подвергаются сейчас самым неожиданным стеснениям. Вскоре после назначения гр. Бобринского министром земледелия по газетам распространился слух о предстоящем назначении в товарищи министра… г. Пуришкевича. Гавас, в качестве знатного иностранца, может конечно и в Пуришкевиче усмотреть ветвь прорастающего либерального древа. Но в России очень хорошо знают, что такое курский депутат, и потому даже обшитый толстой кожей российский обыватель слегка охнул при этой вести от изумления. Назначение, однако, не состоялось, и сам Пуришкевич разъяснил, что он «пока» отказался.
Правда, несколько позже состоялось внезапное назначение на пост министра внутренних дел октябристского депутата г. Протопопова. Незачем говорить, в какой мере это назначение окрылило Гаваса. Но г. Протопопов поспешил облить всех энтузиастов российского прогресса лоханью холодной воды. «Вы спрашиваете, какова моя программа? — разъяснил новый министр журналистам: но как у члена объединенного кабинета, у меня не может быть своей программы, — обратитесь за этой последней к г. Штюрмеру». Что же касается программы г. Штюрмера. ..
Правда, на правительственных верхах сделан за последние недели один почти что несомненный шаг на пути прогресса: создано министерство народного здравия. Собственно еще несколько лет тому назад известно было, что черносотенный профессор Рейн томится тоскою по министерскому портфелю. Этого томления, однако, никто не брал в серьез, а с началом войны о профессоре все забыли. Но сам он, как видим, не забыл о себе. «Рейн торжествует,— пишет „Речь“. Ни в одном государстве нет особого министерства народного здравия. Но России оно так необходимо, что совет министров за полтора месяца до созыва думы экстренно, в порядке 87 ст., провел его, точно меру против германского нашествия».
Даже «Новое Время» ошарашено этим скоропостижным творческим актом и пишет, что новое министерство «явилось яко тать в нощи» — выражение тем более соблазнительное, что «тать» означает, как известно, по-славянски: вор. Более того: дубровинское «Русское Знамя» пишет, что «затея Рейна не что иное, как химера, задуманная из тщеславия или гордого самолюбия» и спрашивает: «Чем же и кем будут искуплены материальные жертвы, которых требует существование этой химеры?».
Но наперекор всем недоумениям новое министерство существует, как выражение непостижимых для Гаваса путей русского прогресса.
87 статья призвана, однако, служить не только народному здравию, но и народной нравственности: очевидно, в интересах этой последней г. Штюрмер собирается, как сообщают московские газеты, наделить духовенство избирательными правами при близких выборах в московскую городскую думу. Таким образом, 87 статья, предназначавшаяся для неотложных и непредвиденных дел, должна будет на сей раз помочь вырвать московское самоуправление из национал-либеральных когтей г. Челнокова. Вряд ли даже сам жизнерадостный Гавас увидит в этой мере доказательство неуклонного шествия к лучезарным целям.
Одновременно с этим «Новое Время», как выражается «Киевск. Мысль», открыло новый фронт на газетном своем поле — и ведет полемическое наступление на Финляндию. Ежедневно суворинская газета сравнивает Финляндию с Канадой и Австралией и попрекает Финляндию грехами черной неблагодарности. Всякий без труда понимает, чем пахнет наступление на мало укрепленном финляндском фронте. «Новое Время» в том отношении похоже на проф. Рейна, что не расстреливает своего пороху зря.
Открывая поход на Финляндию, суворинская газета в то же время решительно выступает против мифа о республиканско-демократических тенденциях войны на стороне союзников и об охранении Германией монархического начала. На этот счет наш официоз решительно расходится с Кропоткиным.
«Новое Время» приводит исторические данные, как прусские короли лишали престолов других монархов. Прусский король участвовал в утверждении во Франции республики не меньше, чем Жюль Фавр или Гамбетта, закоренелые республиканцы. «Прусские государи, — пишет „Новое Время“, —монархи только для самих себя. Они без малейшего стеснения лишают престола монархов, им враждебных. 'Не опасаясь за прочность своего собственного престола, они содействуют учреждению республиканского строя у своих соседей».
Таким образом можно, повидимому, с полным правом констатировать, что на нашей родине установился достаточно твердый курс, который находит одинаково яркое выражение как в законодательных экспромтах по 87 статье, так и в успокоительных суждениях «Нового Времени» насчет полной безопасности войны для монархического начала.
Но беда в том, что в этом твердом курсе есть изъян, именуемый продовольственным вопросом. Рост цен и повсеместный недостаток предметов первой необходимости побудили г. Штюрмера, достаточно обремененного внешней политикой России, взять в свои руки высшее руководство продовольственным делом в стране. Отечественные аграрии, ставши стеной против потребителей, заявили, что лягут костьми, но не сделают скидки. Гр. Бобринский решительно встал на защиту их интересов. Этим он вызвал против себя ожесточенные нападки, которых мы не станем воспроизводить, дабы не портить крови охраняющим входы. Достаточно того, что «Земщине» пришлось защищать министра земледелия от органов, которые, по ее словам, позволяют себе делать неприличные наскоки на министра земледелия гр. А. А. Бобринского.
Военный министр Шуваев, исходя из соображений о продовольствии армии, выступил, в противовес гр. Бобринскому, за понижение цен на хлеб. Аграрии немедленно зачислили его в «левые». Незачем пояснять, насколько вредны такого рода конфликты не только для твердых цен, но и для твердого курса. Когда на последнем совещании по продовольствию большинством двух голосов принято было предложение о понижении твердых цен на хлеб (от 5 до 15 проц.), в прессу немедленно проник слух, что «Бобринский крайне утомлен усиленной работой и волнениями в связи с твердыми ценами, и вскоре уедет в продолжительный отпуск в свое имение „Смела“ („Речь“)».
Слухи о министерских переменах вообще не сходят с газетных столбцов. Почти каждый день кто-нибудь отправляется в «ставку» для, так называемых, решающих переговоров. Вместе с тем приближается момент возобновления работ Думы. В депутатских кругах начинают «поговаривать» о желательности ее досрочного созыва[2]…
