8. Движение первых пилигримов до начала похода 1095-97 г.
править(около 1120 г.)
Начинается
ИСТОРИИ ИЕРУСАЛИМСКОГО ПОХОДА,
написанной каноником и хранителем ахенской церкви альбертом,
Книга первая
правитьI. Начинается первая книга Иерусалимского похода, где рассказаны достославные деяния светлейшего герцога Готфрида: его подвигами и трудами святой город освобожден от неверных и возвращен сынам св. церкви.
Давно уже, и так до сего дня, те неслыханные и приводящие в изумление события внушали мне горячее желание примкнуть лично к тому походу и помолиться там. Но мое намерение не могло быть осуществлено по различным препятствиям, и потому я возымел дерзость по крайней мере передать воспоминанию потомства все, что мне рассказывали и объясняли участвовавшие в самом походе; я думал таким образом, не оставаясь праздным, быть в некотором смысле соучастником подвига, если не телом, то помыслами души. С этою целью я предпринял по мере своих сил описать неопытною и так сказать ребяческою рукою труды и бедствия, непоколебимую веру и благой заговор (bona conspiratio) из любви ко Христу мужественных властителей и других мужей; а именно, как они оставили отечество, родных, жен, сыновей и дочерей, города, замки, поля, царства и все блага мира сего, верное для неверного, и искали изгнания во имя Христа; как они отважно и с силою великой совершили путь в Иерусалим и, торжествуя, избили тысячи тысяч полков турецких и сарацинских; и как сделали доступным вход к св. Гробу Господа нашего Иисуса Христа, уничтожив налоги и подати с пилигримов, желавших вступить в Иерусалим.
По объяснении в этой первой главе причин, побудивших взяться за литературный труд, и по изложении программы сочинения, автор в следующих главах (II-VI) весьма коротко говорит о Петре Пустыннике, о его странствовании в Палестину, о проповеди в Европе и только упоминает о том, что был Клермонтский собор, определивший предпринять крестовый поход. Видно, что автор до сих пор имел мало сведений под рукою, и притом считал главным предметом рассказа самое странствование крестоносцев, к которому он и приступает с VII главы.
VII. В год от воплощения господня тысяча девяносто пятый (по нашему счислению, где с января начинается новый год, это [111] происходило уже в 1096 г.), четвертого индикта, в 43-й год королевства и 13-й — империи Генриха Четвертого, как короля, и Третьего, как императора римлян и Августа, при папе Урбане II — прежде же звали его Одо (Odardus) — в восьмой день месяца марта, Вальтер (Walterus, откуда нов. франц. форма Gauthier), по прозванию Неимущий (Senzevehir, т.е. Sans avoir), знаменитый рыцарь, сопровождаемый великим числом пеших франков из Галлии (Francigenae, т.е. французов), и имея с собою всего восемь рыцарей, вступил, по убеждениям Петра Пустынника, в Венгрию и направил свой путь к Иерусалиму. Государь Каломан, христианнейший король венгров, узнав о его мужественных предприятиях и их цели, встретил его благосклонно, и дал ему позволение пройти в мире по землям своего государства и право делать закупы. Так он и прошел, не встретив никакой вражды или неприятности до самой Белегравы (Belegrava, ныне Белград), города болгар, миновав Малевиллу (Malevilla, н. Землин), местечко расположенное на пределах Венгрии. Там он на судах переехал весьма спокойно реку Мароэ (Маrоё, н. Морава); но 16 человек из его дружины, без ведома самого Вальтера, остались еще в Малевилле для закупки оружия, между тем, как он сам находился на другой стороне реки. Несколько беспутных венгров, видя, что Вальтер и его армия удалились, отняли у них оружие, одежды, золото и серебро, и, обобрав таким образом, отпустили нагишом. Приведенные в отчаяние и лишившись оружия и имущества, они ускорили шаги и явились в Белград, где Вальтер и его войско раскинули палатки вне стен для отдыха; там они рассказали в подробностях все испытанное ими бедствие. Вальтер перенес это известие, потому что не имел охоты возвращаться для мести. В ту же ночь, когда присоединились к нему его ограбленные спутники, он просил у князя болгар и у городского магистрата позволения купить у них для себя и для своего войска съестных припасов; но те, приняв их за бродяг и мошенников, не пустили их на рынок. Вальтер и его дружина, оскорбленная таким отказом, бросились на быков и баранов, которые бродили рассеянно, выпущенные на паству, и хотели увести их с собою; тогда между болгарами и пилигримами завязалась серьезная ссора и дело дошло до оружия. Между тем, как число болгар все росло до того, что достигло 140 тысяч, несколько пилигримов, отделившись от остальной массы, были захвачены ими в одной молельне, где они думали укрыться. Болгары, увеличив свои силы, в то время, как Вальтер терял людей и бежал с остальными, напали на молельню и сожгли в ней 60 человек; другие с трудом успели спастись, защищая свою жизнь, но большая часть их была переранена. После этого несчастного приключения, стоившего ему множества людей, Вальтер, оставив свое войско рассеянным, скрывался 8 дней в лесах Болгарии и наконец прибыл в весьма богатый город Ниссу, лежащую в центре этой страны. Найдя там ее герцога и князя, он принес ему жалобу на нанесенный обиды. Князь в своем милосердии призвал его правым во всем и в знак [112] миролюбия снабдил его деньгами и оружием. Сверх того, он дал ему провожатых для мирного прохода по всем городам Болгарии, Стерницу, Финополю и Адрианополю, и право делать закуп припасов, пока он не придет вместе с войском в императорский город Константинополь, столицу всего государства греков. Прибыв туда, Вальтер просил смиренно и убедительно государя императора о позволении жить в мире в его владениях и покупать съестные припасы, пока не присоединится к нему Петр Пустынник, по убеждению которого он предпринял странствование; собрав вместе тысячи народу, они могли бы тогда переправиться на судах через морской рукав св. Георгия (н. Босфор) и были бы гораздо более в состоянии вступить в борьбу с турками и другими язычниками. Действительно, государь император, по имени Алексей (т.е. Комнен), отвечал благосклонно на эту просьбу и согласился на все.
VIII. Несколько времени спустя после отправления Вальтера, пошел в Иерусалим и Петр, сопровождаемый бесчисленною армиею, как песок морской, которая сошлась около него из различных государств и состояла из французов (Francigenae), швабов, баваров и лотарингов. Направляясь к королевству венгров, он, вместе с следовавшею за ним армиею, раскинул палатки перед вратами города Циперон. Разместившись там, Петр отправил послов к правителю Венгрии, прося дозволения войти в эту страну и совершить по ней путь вместе с своими людьми. Разрешение было дано, с условием, чтобы армия не предавалась грабежу и мирно следовала по дороге, покупая все необходимое, без ссор и брани, за деньги. Петр был весьма обрадован таким знаком благорасположения короля к нему и его спутникам, и проходил мирно по королевству венгров, платя и принимая все вещи в должном числе, по правде, в законном весе; так он шел вместе с своею армиею, без всяких задержек, до Малевиллы. Но приблизившись к земле этого города, он и все его люди узнали по слухам, что граф этой страны, по имени Гуц (Guz), один из вельмож короля венгров, увлекаемый корыстью, собрал отряд вооруженной конницы, и вместе с герцогом Никитою, князем болгар и правителем города Белграда, решился на самый бесчестный поступок, а именно, они определили, чтобы Никита, собрав свою отважную пехоту, напал и избил авангард армии Петра, а Гуц с конницею взялся атаковать арьергард; таким образом, они могли бы легко разграбить все имущество такой многочисленной армии, состоявшее в лошадях, золоте, серебре и одеждах, который предполагалось разделить. Узнав о том, Петр не хотел верить, чтобы венгры и болгары, народ христианский, осмелились совершить такое преступление. Но подойдя к Малевилле, он и его спутники увидели на стенах города еще висевшие трофеи и оружие тех 16-ти человек из армии Вальтера, которых венгры захватили, как отставших назади, и безжалостно ограбили. Видя такое оскорбление, нанесенное их братьям, и узнав их оружие и трофеи, Петр возбуждает своих спутников к мести. Немедленно [113] зазвучали трубы, и они с поднятыми знаменами бросились к стенам, осыпали тучею стрел занимавших укрепление и поражали их без устали таким множеством дротиков, что венгры, не имея сил сопротивляться ярости осаждавших галлов, оставили стены и не смели думать померяться с ними силами даже внутри самого города. Тогда некто Готфрид, по прозванию Бурель, уроженец города Этампа (de Stampis), начальник двухсотенного отряда пехоты и знаменосец, человек крепких сил, видя, что бегущий неприятель бросил укрепления, схватил случайно найденную им лестницу и кинулся на стену. Райнольд, из замка Брея (de Breis), знаменитый рыцарь, накрыв голову каскою и одев панцирь, следует за Готфридом на укрепления, и в то же время все другие рыцари и пешие люди стараются всеми силами ворваться. Видя себя стесненными и в великой опасности, венгры соединились для защиты в числе 7 тысяч человек; выйдя из города восточными воротами, они удалились на вершину крутой скалы, у подошвы которой протекает Дунай, и которая с этой стороны была неприступна. Но большая часть из них, не имея возможности спастись вследствие узкого прохода ворот, была избита на месте; других умертвили пилигримы во время их бегства на скалу; наконец, многие, бросившись с высоты, утонули в волнах Дуная; большинство же спаслось, переплывая реку в лодках. В этом деле пало до 4 тысяч венгров; пилигримы потеряли всего 100 человек, кроме раненых. По одержании такой победы, Петр и его люди оставались шесть дней в Малевилле, найдя там огромные запасы хлеба, скота вьючного и мелкого, наполненных бочек, и множество лошадей.
IX. Об этой победе пилигримов и об избиении венгров герцог Никита был извещен множеством трупов обезглавленных и изувеченных, которые были принесены течением Дуная к Белграду, где река, описав дугу, продолжает свой путь, в расстоянии одной мили от Малевиллы. Герцог созвал своих и держал с ними совет; но пораженный страхом, он не решился выжидать Петра в Белграде и сделал все приготовления к тому, чтобы удалиться со всеми сокровищами из Белграда в Ниссу, надеясь, что там ему будет лучше защищаться противу сил французов, римлян (т.е. итальянцев) и немцев, так как этот город был окружен твердыми стенами. Своим же согражданам он приказал бежать вместе с стадами в леса, горы и неприступные места, чтобы иметь время призвать на помощь Константинопольского императора и принять меры к сопротивлению дружинам Петра, а вместе отмстить за венгров, на основании дружественного договора и союза, соединявшего его с Гуцом, графом и князем Малевиллы. Шесть дней спустя, к Петру явился поспешно гонец из города от франкских колонистов (advenae); извещая об угрожающей опасности, он ему сказал: «Король венгров собрал всю свою армию и идет, чтобы отомстить за своих; наверное никто из вас не уйдет от его оружия, ибо король и все родственники и друзья умерщвленных вами возмущены и оплакивают их избиение; торопитесь перейти Мораву и уходите отсюда скорее». Петр и его [114] спутники немедленно оставили Малевиллу; унося с собою богатую добычу и ведя стада и всех лошадей, они приступили к переправе через Мораву. Но на всем берегу они нашли не более 150 судов, что было весьма недостаточно для спасения такого множества пилигримов от опасности, угрожавшей им в случае прибытия короля со всеми его силами. Потому большое число, для которых не хватило судов, употребили все усилия для переправы и изготовили плоты из бревен, перевязанных ивовыми прутьями. Пока они переплывали через реку и не имея руля были уносимы и часто отделялись от своих спутников, пинценары, населявшие Болгарию, умертвили многих стрелами. Петр, видя, что его люди тонут, приказал баварам, швабам и другим немцам, напоминая им о клятве повиновения, подать помощь французам, своим братьям. Они сели немедленно на семь судов, и потопили семь барок с пинценарами, из которых семеро только были захвачены в плен; приведя их к Петру, они умертвили пленных по его приказанию. Отмстив таким образом за своих и переправившись чрез Мораву, Петр вступил в обширные леса Болгарии, ведя за собою обоз с съестными припасами и добычею, похищенною в Белграде. Идя семь дней по тем неизмеримым лесам, он подошел наконец вместе с своими людьми к городу Ниссе, защищенной твердыми стенами. При этом пилигримы перешли каменный мост по какой-то реке, протекающей пред городом, заняли громадный луг, покрытый прекрасною зеленью, и раскинули палатки по берегу той реки.
X. Устроив таким образом полчища пилигримов, Петр, в своей предусмотрительности и с согласия старейших из своих спутников, отправил посольство к герцогу Никите, князю Болгарии, находившемуся в том городе, просить у него позволения делать закупки. Герцог благодушно согласился, с условием, чтобы ему дали заложников; он опасался, что эта многочисленная ватага может причинить оскорбления и насилия, как она поступила в Белграде. Вальтер, сын Валерамна. из замка Бретейль (Breteil), что близ Бове (Beluatium, н. Beauvais), и Готфрид Бурель из Этампа, были выданы герцогу в залог. Они отправились, и герцог их принял; пилигримы получили дозволение покупать все, а те, которым нечем было заплатить, были наделены щедрою милостынею жителей города. Ночь прошла спокойно, и князь с верностью возвратил Петру полученных от него заложников. Сто человек из немцев, имевших накануне вечером ничтожный спор с каким-то болгаром по поводу покупок и продажи, остались позади армии, которую повел Петр, и, поджегши семь мельниц на реке под мостом, обратили их в пепел; они сожгли сверх того несколько домов, построенных за городскою чертою и тем удовлетворили свою необузданность. Жители, увидев свои дома в пламени, пошли все сообща к своему герцогу Никите, говоря, что Петр и его спутники — лжехристиане, воры, а не мирные люди, ибо они, умертвив герцогских пинценаров в Белграде, и избив множество венгров в Малевилле, осмелились теперь поджечь здания, и забыли [115] благодарность, к которой они были обязаны множеством благодеяний.
XI. Герцог, выслушав жалобы своих людей и узнав о нанесенном им оскорблении, приказал всем взяться за оружие и приготовил конницу, собранную им в Нассе, еще когда он узнал о нападении и взятии Малевиллы, с тем, чтобы пуститься в погоню за пилигримами и воздать им все причиненное ими зло. Выслушав слова герцога Болгарии, команиты и множество венгров вместе с пинценарами, присоединившимися к ним для защиты города, за известное жалование, схватились за свои роговые и костяные луки, надели кольчуги и, привязав значки к своим копьям, пустились в погоню за Петром, который шел спокойно с своею армиею. Отсталые и те, которые следовали в арьергарде, были избиты и перерезаны без всякой пощады; двигавшиеся медленно телеги и повозки остановлены; женщины, девицы и юноши уведены: оставаясь пленниками и в изгнании до настоящего времени в земле болгарской, они были похищены со всем своим имуществом и стадами, которые следовали за ними. Среди тревоги и убийств неожиданных для пилигримов, какой-то Ламберт, спасенный быстротою коня, догнал Петра, который не знал ничего о случившемся. Он рассказал ему все подробности и прибавил, что те ужасы и бедствия произошли от немцев, которые сожгли мельницы. Петр идя на одну милю впереди, не имел никаких других известий; встревоженный выслушанным рассказом, он немедленно созвал мудрейших и более смышленых мужей своего войска, и сказал им:
XII. «Нам угрожает страшная беда, вследствие неистовства бессмысленных немцев; множество наших и самих немцев пало под стрелами и ударами герцога Никиты и его войск, в наказание за пожар, о котором я ничего не знал. Враги захватили наши повозки, наши богатства и наши стада. Мне кажется, будет лучше всего вернуться к герцогу и заключить с ним мир, так как наши были не справедливы к нему именно в то время, когда его сограждане доставили нам миролюбиво все, в чем мы нуждались». На основании такого мнения и слов Петра, вся армия вернулась к городу Ниссе и снова раскинула палатки на том же месте, где они стояли прежде, с тем, чтобы Петр принес извинение за себя и шедших впереди сподвижников, и успокоив герцога, возвратил бы пленников и повозки. Но пока он вместе с мудрейшими из мужей был занять приведением в исполнение своего плана и готовился принести извинение в обдуманных наперед словах, толпа бессмысленных юношей в тысячу человек, исполненная легкомыслия и задора, народ неукротимый и необузданный, перешли, без всякого повода и причины, каменный мост и безрассудно бросились на стены к городским воротам. Тысяча же других молодых людей, таких же взбалмошных, пустившись в брод и по мосту, понеслись на помощь первым, с страшными криками и бранью, не смотря на голос Петра, своего предводителя, напрасно запрещавшего им идти вперед и желавшего вместе с [116] благоразумными людьми восстановить мир. В минуту такого ужасного неповиновения, вся остальная армия, исключая тех двух тысяч человек, осталась с Петром, не одобрившим того нападения, и никто не тронулся с места, чтобы помочь тем последним. Болгары, видя такое разногласие в народе и понимая, что им будет легко справиться с теми двумя тысячами, вышли из двух ворот, вооруженные стрелами и пиками, наносящими широкие раны, и бросились вперед в большом числе; они стеснили пилигримов и обратили их в бегство; двадцать из них свалились с моста в воду и утонули; другие, в числе трехсот, побежали к мосту вниз искать неизвестного им брода и погибли от оружия и волн. Наконец, те, которые оставались с Петром на другом берегу реки, и которым он помешал принять участие в том безумном предприятии, видя такую жестокую погибель своих, не могли отказать себе в удовольствии поспешить им на помощь и, надев шлемы и панцири, полетели к мосту, не обращая внимания на Петра. С обеих сторон завязалась упорная битва; стрелы, мечи и копья были пущены в дело. Но так как болгары овладели прежде и мостом, и бродом, то пилигримы не могли перейти на другую сторону и были вынуждены обратиться в бегство. Петр, видя своих побитыми и обращенными в бегство, отправил послом к герцогу Никите одного болгара, который решился предпринять святой поход в Иерусалим, с просьбою вступить с Петром в личные переговоры и условиться о заключении мира именем Господа; так то и случилось.
XIII. Когда весть о мире была объявлена народу Петра и восстание успокоилось, в ожидании восстановления полного согласия, пешая чернь, мятежная и неисправимая, захватя и нагрузив телеги и повозки, пустилась в дорогу. Напрасно Петр, Фулько и Райнольд останавливали их и убеждали дождаться окончательного восстановления мира, они не могли отвратить тех безумных мятежников от предпринятого ими намерения. Хотя граждане и видели, что Петр и другие главные вожди старалась воспрепятствовать отправлению и удержать телеги и повозки, но им казалось, что они заранее уговорились с народом,, чтобы устроить бегство. Вследствие того, выйдя из городских ворот вместе с всадниками герцога, они начали их преследовать изо всех сил, и на пространстве двух миль избили множество народу и захватили отсталых в плен. Повозка, которая везла сокровищницу Петра, наполненную страшным количеством золота и серебра, была захвачена; ее взяли и, отвезя вместе с пленниками в Ниссу, поместили в казнохранилище герцога; остальная добыча была разделена между всадниками. Болгары избили множество народу; они увели детей с матерями и бесчисленное количество замужних женщин и незамужних. Петр и те, которым удалось спастись, рассеялись по широким и мрачным лесам; одни по пустыням, другие чрез пропасти, все бежали поспешно, как овцы, преследуемые волками. Наконец, Петр, Райнольд из Брея, Вальтер, сын Валерамна Бретейльского, Готфрид Бурель и Фулько Орлеанский соединились случайно на вершине какой-то горы с 500 воинов, и с первого [117] раза можно было подумать, что это было все, что осталось от 40 тысяч человек. Петр, видя, до чего доведена была его армия и предаваясь печальным размышлениям, тяжело вздыхал; ему было грустно видеть свои полки истребленными, тогда как болгарам дело стоило жизни одного человека, и не мог поверить, чтобы из 40 тысяч рассеянных и бежавших, никто не пережил поражения. По его совету, собравшиеся с ним на вершине горы начали подавать знаки и трубить в рога, чтобы пилигримы, разбежавшиеся по горам, лесам и пустыням, могли услышать крики Петра и его людей и присоединиться к ним для продолжения пути. Еще не кончился день, а уже 7 тысяч человек, услышав подаваемые знаки, явились к ним. Собравшись вместе с различных сторон, они отправились в путь и прибыли к городу, в котором не нашли ни людей, ни вещей; там они расположились лагерем и поджидали, не подойдут ли к ним другие спутники. Но не найдя в оставленном жителями местечке никаких съестных припасов, они впали в большую крайность; они лишились более двух тысяч телег и повозок с пшеницею, житом и мясом, годным для пищи, и не встречали никого, кто мог бы их снабдить чем-нибудь. Это несчастие приключилось им в июле месяце, когда хлеб и всякие плоды поспевают в той стране и желтеют перед жатвой. Пока народ мучился голодом, люди, более находчивые, придумали жарить зёрна, поспевшие в окрестностях оставленного города, и питать ими томившийся голодом народ. Три дня они держались этою пищею, а между тем, рассеявшиеся беглецы сошлась в числе около 30 тысяч; десять тысяч погибло.
XIV. Этим временем посланные герцога прибыли в Константинополь к государю императору и донесли ему о бедствиях, испытанных болгарами; они рассказали ему, как армия пилигримов избила венгров в Малевилле, и как, прибыв к городу Ниссе, они заплатили жителям ее злом за добро, хотя, впрочем, и были наказаны за то. Император, узнав о случившемся, отправил послов к Петру, который уже вышел из оставленного жителями города, так что послы нашли его вместе со всею армиею в городе Стернитце, и в силу приказания императора передали ему следующее: «Петр! до государя императора дошли тяжкие обвинения против тебя и твоего войска, ибо в пределах его собственного государства вы производили грабежи и беспорядки. Вот почему император запрещает тебе оставаться в городах, до самого прибытия в Константинополь, более трех дней. На основании императорского указа, мы предпишем всем городам, чрез которые ты будешь проходить, чтобы они в мире продавали тебе и твоим людям все необходимое, и ни в чем не препятствовали тебе на пути, потому что ты христианин, и все твои люди также христиане. Император прощает тебе вполне те преступления, которые совершили твои люди, по своей необузданности и ярости, против герцога Никиты, ибо они дорого заплатили за нанесенные ими обиды». Петр, выслушав это мирное посольство государя императора, весьма обрадовался и, пролив слезы восторга, возблагодарил Бога, [118] который после строгого, но заслуженного, наказания, поставлял ему благополучие представиться вместе с своими людьми великому и именитому императору.
XV. Повинуясь его приказаниям, Петр оставил Стернитц и со всем своим народом отправился к городу Финополю. Там, рассказав в присутствии греческих горожан свои бедствия, он получил именем божиим и Христа ради большие подарки византийскою монетою, серебром, лошадьми и мулами: так были тронуты все жители его рассказом. Когда наступило третье утро, он, снабженный всем необходимым, радостно отправился к Адрианополю. Там он оставался два дня, которые и провел вне города, а в третий день отправился далее. Между тем, явилось новое посольство от императора с приглашением торопиться в Константинополь, ибо император горел желанием увидеть Петра вследствие тех рассказов, которые он о нем слышал. Когда он прибыль к этому городу, его войско получило приказание расположиться в отдалении от стен, но ему было дано полное право покупать для себя все необходимое.
XVI. Петр, человек небольшого роста, но великого сердца, и сильный словом, был вместе с Фулько приведен послами к императору, желавшему убедиться, таков ли был Петр, как о нем носилась молва. Петр, войдя к императору с самоуверенностью, приветствовал его именем Господа Иисуса Христа, и потом рассказал в подробности, как он из любви и по милости Христа оставил отечество, чтобы посетить св. Гроб; изложил бедствия, испытанные им в последнее время, и возвестил о том, что могущественные и благородные графы и герцоги идут по его следам, горя желанием предпринять поход в Иерусалим и поклониться св. Гробу. Император, видя теперь сам Петра и услышав из его уст его обеты, спросил его, чего оп хочет, и чего он желает от него. Петр просил его дать ему в своей милости, чем прокормить себя и своих, присоединив к тому, что он потерял бесчисленные богатства, вследствие неблагоразумия и мятежа своего войска. Выслушав эту униженную просьбу и тронутый сочувствием, император приказал отсчитать ему двести золотых византийской монеты, а для его войска выдал одну меру монет называемых тартаронами. После этого свидания, Петр удалился из дворца императора, и, заслужив его благорасположение, оставался еще 5 дней в лагере под Константинополем. Вальтер Неимущей раскинул палатки в том же самом месте, и с этой минуты они соединились и делили между собою съестные припасы, оружие и все необходимое для жизни. По прошествии пяти дней, собрав свои палатки, и переплывя пролив св. Георгия на судах, которые были доставлены императором, они вступили в пределы Каппадокии и через горы прибыли к Никомедии, где и переночевали. После того они расположились лагерем у гавани, называемой Цивитот. Купцы являлись туда беспрерывно, подвозя на кораблях съестные припасы, хлеб, вино, масло, жито и сырь, и продавали пилигримам свой товар, не дорожась и не обмеривая. Пока они наслаждались [119] изобилием всего съестного, занятые исключительно восстановлением истощенных сил, послы христианнейшего императора явились к Петру и его армии и принесли запрещение идти горами к Никее, опасаясь засад и козней турок, и приказали ждать, пока увеличатся силы прибытием новых христиан. Петр и с ним весь христианский народ приняли с готовностию приказание и советы императора и провели в пирах два месяца, живя в мире и радости и засыпая в полной безопасности от нападений всякого врага.
XVII. Но по истечении двух месяцев, пилигримы, распустившись от праздной жизни и изобильной пищи и не слушая слов Петра, даже действуя против его воли, отправились через горы на земли города Никеи и во владения султана (ducis) турецкого Солимана (т.е. Килидж-Арслана); награбив крупного, мелкого скота, быков, овец и козлов, принадлежавших грекам, которые были в рабстве у турок, они привели их к своим спутникам. Видя такие поступки, Петр был поражен глубокою печалью; он знал, что все это не пройдет им безнаказанно, и очень часто предупреждал, убеждая следовать советам императора и отказаться от подобных предприятий; но напрасно он говорил мятежному и бессмысленному народу. Так как первое предприятие им удалось, то они не опасались более препятствий к грабежу, и молодые люди, столь же храбрые, сколько и легкомысленные решились взять с собою несколько вооруженных шаек и на глазах у самих турок искать добычи на лугах и пастбищах, расположенных у самых стен города Никеи, и возвратиться с нею в лагерь. Они соединились в числе семи тысяч пехоты и только 300 хорошо вооруженных рыцарей, и, с шумом подняв знамена, пошли на добычу и успели похитить 700 быков и множество мелкого скота на лугах Никеи, потом, возвратившись в лагерь Петра, они задали большое пиршество, и продали много скота грекам и матросам, подданным императора. Немцы, видя, как хорошо удалось предприятие римлян и французов (Romanis et Fracigenis, т.е. жителям Италии и Галлии), и как они несколько раз возвращались, не встретив препятствий и обогащенные добычей, воспылали сами подобною же корыстью и составили отряд из 3 тысяч человек пехоты и всего 200 всадников; распустив красные и пурпуровые знамена, они прошли по проложенным дорожкам в горах и явились к замку, принадлежавшему самому Солиману, человеку богатому, герцогу и князю турок; замок был расположен на месте, где заканчивались горы и лес, в трех милях расстояния от города Никеи. С военными криками они напали на замок, овладели им и перебили всех его обитателей, исключая греков-христиан, которые были пощажены; но все другие, найденные ими в замке, были умерщвлены или изгнаны. Овладев замком и очистив его от жителей, они были обрадованы находившеюся в нем богатою добычей. Упоенные победой, они решились с общего согласия занять это место, откуда им было бы легко овладеть всею землею и всем княжеством Солимана, и куда они могли бы сносить со всех сторон добычу и съестные припасы, постоянно ослабляя [120] Солимана и выжидая армию высоких князей, о которой говорили, что она уже приближается.
XVIII. Между тем, Солиман, герцог и князь турок, осведомленный о прибытии христиан и их грабежах, собрал 15 тысяч своих людей во всей Романии и в царстве Хорозане, искусных воинов, вооруженных роговыми и костяными луками, и отличных стрелков. Два дня спустя после победы немцев, он явился в Никею, спеша из отдаленных стран и ведя за собою многочисленную дружину. Его досада и гнев увеличились, когда он узнал, что немцы овладели его замком, избив и изгнав всех бывших в нем. На третий день, с восходом солнца, Солиман выступил с своею дружиной и отправился к укреплению, занятому немцами. Его знаменосцы вместе с стрелками бросились храбро на приступ и осыпали стрелами немцев, мужественно защищавшихся с высоты стен; но, не имея возможности противиться более и быв вынуждены сойти со стен, чтобы спастись от стрел, осыпавшись их градом, изнеможенные и лишенные всех средств, они удалились во внутрь укрепления, где могли бы укрыться от дротиков. Турки, видя, что немцы отошли от стен, начали готовиться к решительному приступу; но осажденные, засев внутри и защищая свою жизнь, противопоставляли копья всякому, кто только показывался на стенах; другие же поражали мечем и обоюдоострыми топорами, так что турки не смели продолжать приступа. Убедившись, что их стрелы, при всей многочисленности, не могли повредить немцам при новом способе их защиты, осаждавшие нанесли всякого рода дерева к воротам замка, подложили огня, и ворота замка вместе со многими внутренними зданиями загорелись; наконец, пожар распространился во все стороны: одни из осажденных сгорели, другие бросились с высоты стен и искали спасения. Но турки устремились на беглецов и истребили их мечем; около 200 молодых людей, красивых и статных, были взяты и уведены в плен; все остальные погибли от меча и стрел.
XIX. Отомстив так жестоко, Солиман возвратился вместе с своими и пленными немцами; и весть об этом кровавом побоище скоро достигла лагеря Петра. Смерть товарищей возбудила в пилигримах чувство самой живой скорби и поразила их сердца. Удрученные горем, они часто совещались друг с другом, идти ли им немедленно отмстить за братьев, или дождаться возвращения Петра. Петр за несколько дней перед тем отправился в Константинополь просить императора в пользу своей армии об уменьшении цен на предметы первой необходимости. Когда пилигримы держали между собою совет, Вальтер Неимущий решительно отказался идти для отомщения, пока дело не будет узнано обстоятельнее и пока не вернется Петр, советам которого следовали во всем. Этот отказ сдерживал народ в течение 8 дней, и все ожидали возвращения Петра; но Петр не мог никаким образом получить от императора дозволения возвратиться. В восьмой день, турецкие всадники, люди прославленные в военном искусстве, вышли из Никеи в числе ста человек и объехали всю страну и города, [121] расположенные в горах, чтобы собрать точный известия о добыче, награбленной французами (Galli). Говорят, что в тот же день они отрубили голову многим пилигримам, которые бродили рассеянно, партиями в 10, 15 и более человек. В лагере Петра распространился слух, что турки находятся по соседству и убивают пилигримов, рассеянных по стране, но сначала никто не верил, чтобы неприятель мог так далеко отойти от Никеи. Однако, многие предлагали отправиться для преследования турок, если они окажутся по близости.
XX. Удостоверившись наконец в истине слуха, народ пришел в большое волнение; все пешие люди отправились к Райнольду из Брея, Вальтеру Неимущему, Вальтеру из Бретейля и Фулько Орлеанскому, бывшим главными вождями армии Петра, и требовали у них отомстить смерть братьев и положить предел дерзости турок. Но сначала вожди решительно отказались идти, пока не придет Петр и не выскажет своего мнения. Готфрид Бурель, начальствовавший пехотой, услышав такие ответы, объявил, что эти знаменитые рыцари слишком робки в военном деле, и горько упрекал всех, кто препятствовал своим товарищам отмстить туркам за кровь своих братьев. Вожди, не имея сил переносить долее оскорбления и упреки Готфрида и его единомышленников, и исполненные негодования и озлобления, объявили, что они готовы презреть силы и засады турок, хотя бы то стоило им жизни. Рано утром в четвертый день рыцари и пеши? люди, соединившись в лагере, получили приказание вооружиться; зазвучали рога, и все собрались на войну. В лагере остались только те, которые не могли носить оружия, расслабленные женщины, в несчетном множестве. Вооруженные люди вместе составили армию в двадцать пять тысяч пехоты и 500 тяжеловооруженных рыцарей и пошли к Никее, чтобы вызвать на битву герцога Солимана и турок, утомленных войною, и отомстить смерть братьев. Разделившись и образовав шесть отрядов, из которых каждый имел свое знамя, они разошлись направо и налево. Удалившись на три мили от гавани и стоянки при Цивитоте — а Петра все не было, и он ничего не знал — они, исполненные гордости, с величайшим криком и шумом вступили в леса и горы; тем временем и Солиман вошел в тот же лес, но с противоположной стороны; идя из Никеи с бесчисленною армиею, он намеревался напасть неожиданно на французов в их лагере, застать их в расплох и всех истребить мечем. Но услышав крик и шум, произведенный христианами, Солиман сначала был изумлен, не зная, что это за шум, ибо намерение пилигримов ему было совершенно неизвестно. Узнав же, что сами христиане приближаются к нему, он сказал своим: «Вот, те франки здесь, к которым мы идем; будьте уверены, они идут для борьбы с нами; оставим поспешно лес и горы и выйдем на широкую равнину, где нам свободно будет биться, и они не найдут для себя убежища». При этих словах, турки поспешно повиновались и с величайшею тишиной оставили лес и горы. [122]
XXI. Между тем, французы, не зная ничего о появлении Солимана, выступили также из леса и гор с криком и гамом, и неожиданно увидели в долине армию Солимана, изготовленную к бою. Ободряя друг друга именем Божиим, они сначала выпустили вперед два отряда, составленные из 500 рыцарей. Солиман, видя приближение этих двух отрядов, опустил лошади поводья; его люди сделали тоже и поразили кафолических рыцарей неслыханным и невыносимым криком. Затем, турки, устремившись на два отряда и осыпав их градом стрел, рассеяли и отделили от армии, шедшей за ними. Услышав стук оружия и крики турок, преследовавших с жестокостью их братьев, пилигримы, находившиеся в арьергарде и потому не успевшие выйти из лесу, соединились вместе в узком проходе, которым они следовали, чтобы загородить его и не допустить турок в горы. Два первые отряда, отрезанные турками от главной армии, опрокинулись на них, но, не имея возможности попасть в лес и горы, направились к стороне Никеи. Потом возвратившись внезапно и испуская страшные крики, они снова бросились в средину турок и, ободряя друг друга, конные пеших и пешие конных, избили в короткое время до 200 турецких всадников. Заметив, что рыцари берут над ними верх, турки начали стараться ранить лошадей стрелами, и таким образом спешили могучих атлетов Христа.
XXII. Вальтер Неимущий пал пораженный семью стрелами, которые пронзили его панцирь и дошли до самого сердца. Райнольд из Брея и Фулько Шартрский (Carnutensis), мужи именитые в своих странах, испытали ту же мученическую смерть под ударами неприятеля; по они пали, нанеся и туркам чувствительную потерю. Вальтер из Бретейля, сын Валерамна, и Готфрид Бурель, начальник пехоты, успели убежать кустарниками и чащами и присоединились к армии в узком проходе, где она стояла, не принимая участия в бою. Лишь только узнали о их бедствии и поражении, пилигримы бросились спасаться по дороге к Цивитоту, по той самой, которою они пришли, не заботясь нисколько о защите от неприятеля. Турки же, торжествуя свою победу, умерщвляли несчастных пилигримов и преследовали их, нанося им смерть на пространстве трех миль, до самого лагеря Петра. Ворвавшись в лагерь, они поражали мечем слабых, больных, клериков, монахов, пожилых женщин, грудных детей, не щадя никакого возраста, и сохраняя в живых только молодых девиц и монахинь, которых черты и красота производили на них впечатление; они уводили с собою также несовершеннолетних юношей, отличавшихся особенно красивым лицом; равным образом они увезли в Никею серебро и одежды и овладели лошадьми, мулами и всеми драгоценными вещами, даже палатками. На морском берегу, недалеко от Цивитота, находится древняя и оставленная крепость, туда-то и бросились три тысячи пилигримов в надежде укрыться в ней. Но не найдя там ни ворот, ни застав, и не имея никакой помощи, в страхе за жизнь, они заложили вход щитами, [123] накатили громадных камней и мужественно защищались копьями, деревянными луками, бросая каменья рукой. Турки, не видя возможности добраться до осажденных, окружили укрепление со всех сторон, и так как оно не имело кровли, то они начали бросать стрелы на воздух, чтобы они, падая сверху, могли поражать и убивать несчастных, и чтобы остальные, устрашенные тем, принуждены были сдаться. Говорят, что действительно многие христиане была ранены и убиты таким образом; но так как они еще более боялись жестокости со стороны нечестивых, то ничто не могло заставить их решиться выйти из укрепления.
XXIII. Солнце достигло половины пути, когда христиане вошли в укрепление, и турки напали па них. Но так как первые защищали свою жизнь мужественно, то никакие ухищрения неприятеля, ни самый мрак ночи не могли принудить их оставить свое убежище. Наконец, какой-то грек, верующий и кафолический, ночью переправился за море и рассказал Петру, находившемуся еще в столице, о бедствиях, которые испытываются его спутниками, и о поражении всей остальной его армии. Узнав о том с скорбным сердцем, Петр отправился молить императора, Христа ради, о помощи той жалкой горсти пилигримов, последнему остатку от стольких тысяч народу, и не допустить их погибнуть без утешения и в терзаниях под ударами тех палачей, император был тронут, услышав рассказ Петра и узнав, что его спутники осаждены, и приказал собрать отвсюду туркополов и другие войска из всех наций своего государства; им было повелено с поспешностью переплыть пролив, помочь бежавшим и осажденным христианам и принудить турок снять осаду. Действительно, турки, узнав об указе императора, ночью оставили крепость и увели с собою пленных и с ними добычу. Таким образом, запертые и осажденные пилигримы-рыцари спаслись от рук нечестивых.
В XXIV и XXV главах, автор, окончив рассказ о судьбе армии Петра и Вальтера Неимущего, возвращается в Европу, чтобы описать новый поход немецкого священника Годескалька с 15 тысячами лотарингов, швабов, бавар и др.; но все они почти до одного человека погибли в Белграде, избитые венграми за бесчинства, которым они предавались в стране. После того, автор переходит к описанию похода графа Эмико, который своим характером отличался от всех предыдущих.
XXVI. В начале лета того же самого года (1096), когда Петр и Годескальк отправились в путь с своим войском, выступили в поход и другие бесчисленные дружины христиан из различных государств и земель, а именно из Франции, Англии, Фландрии и Лотарингии. Пылая огнем божественной любви и возложив на себя знамение креста, они стекались толпами со всех сторон, неся с собою все хозяйство, съестные припасы, оружие, и все, что было необходимо для их пути в Иерусалим. Эти люди, выходя из своих государств и городов отдельными партиями, соединялись потом в одно целое, но они не воздерживались от предосудительных и чувственных страстей, были неумеренны в пище [124] и увеселялись вместе с женщинами и девушками, которые оставили свои дома с тем же легкомыслием и под предлогом пилигримства предавались всякому безрассудству.
XXVII. Не знаю, по воле ли божества, или вследствие умственного заблуждения, они восстали с жестокостью против иудейского народа, рассеянного по всем городам, и жестокосердно избили его, особенно в Лотарингии, утверждая, что тем они полагают начало своему походу и борьбе с врагами веры христовой. Такое избиение иудеев совершили первыми граждане города Кельна, напав неожиданно на то небольшое число их, которое обитало там; они переранили и изувечили почти всех самым бесчеловечным образом, срыли их дома и синагоги и разделили между собою множество денег. Устрашенные такими жестокостями, иудеи в числе 200 бежали и ночью переплыли на судах в Дейтц (Nussia); но встреченные пилигримами и крестоносцами (cruce signati) были все умерщвлены и ограблены, так что не спаслось ни одного человека.
XXVIII. Вскоре после того, пилигримы, сообразно своему обету отправились в путь и прибыли в Майнц, соединившись там в огромном числе. Граф Эмико, муж весьма знатный и могущественнейший в той стране, с большим отрядом немцев ждал в городе пилигримов, которые стекались туда по королевской дороге со всех сторон. Иудеи, населявшие Майнц, узнав об избиении своих братьев и желая спастись от насилия явились в надежде сохранить жизнь к епископу Ротгарду, и поручили его охранению все свои огромные сокровища; они рассчитывали много на его покровительство, так как он был епископ города. Первосвятитель Майнца тщательно укрыл несметные деньги, принесенные ему иудеями, а их самих поместил на обширной платформе своего дома, чтобы спасти от Эмико и его спутников; свое жилище он считал самым безопасным местом в то время. Но Эмико и его толпища, по совещании друг с другом, выступили с восходом солнца и, пуская стрелы и копья, напали на иудеев, заключенных в том месте, возвышенном и открытом. Потом, сломав запоры и ворота, они ворвались и избили мечем до 700 тщетно защищавшихся против превосходных сил; женщины были одинаково перерезаны, и младенцы обоего пола избиты. Иудеи, видя, что, христиане вооружились против них и против детей не щадя пола, обратили свои силы друг на друга на своих единоверцев, детей, жен, матерей и сестер, и убивали себя. Матери — страшно выговорить — перерезывали ножом горло грудным младенцам, других прокалывали, предпочитая губить их собственными руками, нежели отдать на жертву мечу необрезанных.
XXIX. Весьма не многие из иудеев спаслись от смерти, и некоторые приняли крещение, более по страху, нежели из любви к вере христианской. Граф Эмико, Кларебольд из Вандейля, Фома и все это отвратительное сборище мужчин и женщин вместе с огромною добычею, отправились в Иерусалим, чрез королевство венгров, где было принято давать пропуск пилигримам по [125] королевской дороге. Но когда они прибыли к крепости короля, называемой Мезебургом и окруженной болотами, образуемыми разливом Дуная и Лейты (Lintax), мост и ворота оказались запертыми, по приказанию короля Венгрии, ибо венгры находились в великом страхе, после того как они избили пилигримов (т.е. спутников Вальтера, Петра и Годельскалька), трупы которых заражали еще воздух при появлении новой армии. Она была сильнее всех предыдущих и состояла из 200 тысяч пехоты и конных людей: но конных было не более 3000. Найдя ворота запертыми и не имея возможности проникнуть в страну, они расположились лагерем в долине и отправили к королю посольство с мирными предложениями; но ни на их просьбы, ни на их обещания не было обращено никакого внимания. Эмико, Кларебольд и Фома, люди прославившиеся своими подвигами, держали тогда совет с мудрейшими из своих и определили опустошить все окрестные владения короля и до тех пор не оставлять свои позиции, пока не будет устроен мост чрез болото и Лейту, чтобы иметь возможность приблизиться к стенам крепости, разрушить их и открыть таким образом проход себе силою. Долго они стояли пред крепостью, начиная с половины июля и строили мост, беспокоя часто осажденных; но ее защитники мужественно сопротивлялись, отвечали дротиками повсюду, и с обеих сторон пало много людей. Иногда более отважные выходили из крепости, откидывали франков за мост на другую сторону реки; иногда перевес был на стороне франков, пони, потеснив неприятеля и нанеся многим раны, загоняли венгров в укрепление. Но однажды, в девятом часу, Фома, Кларебольд и Вильгельм вышли с 300 рыцарей, одетых в панцири и шлемы и ловких наездников, и устроили засаду в том месте, где венгры обыкновенно переплывали на судах для защиты своей земли, с тем чтобы сразиться с ними, если представится к тому удобный случай, или увести скот, если попадется такой на полях, Следуя по течению реки в этой надежде, они встретили 700 всадников короля венгров, на боевых конях и отлично вооруженных, они шли на рекогносцировку (ad explorandum) христианской армии. Видя невозможность разойтись с галлами, они бросились на их отряд и дали сражение, но побежденные и израненные были опрокинуты; потом они пустились в бегство по местам им хорошо известным и с горем и печалью переплыв на судах, возвратились домой. В этой схватке Вильгельм столкнувшись с начальником венгерского отряда, родственником короля по боковой линии, мужем знаменитым с белоснежными волосами на голове, лишил его жизни. Эта победа исполнила радостью всю армию; вся ночь прошла в празднествах, и в лагерь привели множество пленных венгров.
XXX. После целого ряда битв такого рода, которые с каждым днем увеличивали потерю людей, армия начала утомляться, чему много содействовал недостаток съестных припасов; но наконец мост был готов, и по нему прошло множество вооруженных людей, сражаясь с противниками, а другие пустились по болоту, чтобы, мужественно напасть на Мезебург. Поставив машины (applicitis ingeniis) [126] они пробили стену в двух различных местах, стеснили венгров и старались во многих пунктах сделать отверстия на тот случай, если осажденные продержатся до следующего дня. Король Каломан и вся его дружина сели поспешно на коней с готовностью бежать в королевство Россию (vesrus regnum Russiae), если вся сила галлов. по овладении крепостью, вторгнется в их страну. С этою целью, они починили мосты, пришедшие в ветхость, чтобы беспрепятственно перейти болота и реки, отделявшие их от России, если нужда принудить к тому. Но в ту минуту, когда они уже сделали огромный пролом в стене, не знаю, по какому случаю, или по какому несчастью, во всей армии распространился такой ужас, что все обратились в бегство, рассеялись в различные стороны, и понеслись, как овцы, преследуемые волками, ища повсюду убежища и забывая о своих собратьях. Венгры, видя, что эти грозные витязи исчезли мгновенно и торопливо бежали, вышли толпою за королем, начали преследовать бегущих, умерщвляя множество, забрали не мало пленных и без устали преследовали остальных в течение большой части ночи. Пеших людей обоего пола было побито столько, что воды Дуная и Лейты побагровели. Огромное число несчастных, желая спастись от угрожающей смерти, с слепым мужеством бросались в волны Дуная и погибали от быстроты течения. Удивительное дело: потонуло такое число народу, что местами в реке исчезала вода под трупами, которые она несла на себе! Эмико, Фома, Кларебольд, Вильгельм и некоторые другие, лошади которых были в состоянии бежать, ушли целы и невредимы; некоторые же укрылись в болотной траве и в кустарниках, или ушли, благодаря ночной темноте. Эмико вместе с своими людьми ушел обратной дорогой и возвратился домой; Фома, Кларебольд и многие из их людей направились в Каринтию и Италию. Так рука Промысла поднялась на пилигримов. потому что они прегрешили пред очами его, предаваясь безмерно чувственным наслаждениям и избив бесчеловечно иудеев, народ конечно изгнанный и враждебный Христу, но они избили их более по корысти, нежели из мести за Бога, ибо Господь есть судья праведный, и не принуждает никого силою, и против воли, наложить на себя иго кафолической веры.
XXXI. Встречались и другие омерзительные преступления среди того громадного сборища людей безумных и легкомысленных, преступления очевидно ненавистные Господу, и верующие не осмелятся даже представить себе, что это могло случиться. Некоторые признавали гуся и козу одинаково наделенными даром Духа святого и брали этих животных руководителями на пути в Иерусалим; им оказывалось почтение, и эти люди, сами подобные животным, оставались в своем заблуждении с совершенным спокойствием души. Да убоятся сердца верующих подумать, что Господь Иисус желает, чтобы гроб, где лежало его святейшее тело, был посещен бессмысленными глупыми животными, и чтобы эти животные руководили христианскими душами, которые он искупил ценою крови и омыл от нечистоты идолослужения; возносясь на небо, он поставил [127] вожатаями и наставниками своего народа святых епископов и аббатов, людей достойных божества, а не грубых скотов, лишенных разума! Но удивительно-ли, что в наше новое время встречаются такие ужасы и такой срам среди стольких тысяч человек, на голову которых Господь и обратил наказание? Если во времена Моисея, Иисуса Навина и других служителей Божиих, неправда жила посреди праведных, то она была наказана и очищена лозою величия того, кто есть Бог возмездий (Продолжение см. ниже в ст. 16).