ІЕРОМОНАХЪ АНТОНІЙ БОЧКОВЪ
правитьВъ «Русской Старинѣ», октябрь 1888 г., февраль и іюль 1889 г., я съ особеннымъ любопытствомъ прочелъ замѣтки и статьи А. А. Чумикова объ "Алексѣѣ Поликарповичѣ Бочковѣ (бывшемъ впослѣдствіи іеромонахѣ о. Антоніи), съ свѣдѣніями о немъ за первую половину жизни его въ мірѣ, причемъ въ одной замѣткѣ приведенъ отзывъ о немъ: «лицо оригинальное и малоизвѣстное». Эти свѣдѣнія о немъ были дотолѣ неизвѣстны мнѣ, но очень любопытны для меня, потому что я сблизился съ о. Антоніемъ лишь въ 1850—1860 годахъ, въ Петербургѣ. А сблизясь съ нимъ, оцѣнивъ достоинства его и глубоко чтя память его, желаю и могу сообщить извѣстныя мнѣ свѣдѣнія о немъ за вторую половину жизни его — въ монашествѣ, до смерти его около 1872 года.
Когда и гдѣ именно полагалъ онъ начало своего иночества — мнѣ неизвѣстно, равно и то, въ какихъ монастыряхъ онъ бывалъ. Знаю только, что онъ былъ въ Оптиной пустыни, позже въ Николаевскомъ Староладожскомъ (1859), Череменецкомъ (Лужскаго уѣзда, Петерб. губ., 1862) и, наконецъ, въ Николо-Угрѣшскомъ (Моск. губ.) монастыряхъ. Знаю, что онъ былъ два раза (въ 1854—55 и 1862—68) годахъ въ Св. Землѣ и Іерусалимѣ, имѣю у себя нѣсколько духовныхъ стихотвореній его, писанныхъ имъ въ эти годы собственноручно, красивымъ почеркомъ, и слышалъ отъ него любопытные разсказы о Св. Землѣ, Іерусалимѣ и храмѣ Воскресенія Христова въ немъ. Въ 1859 г., въ 1-ю недѣлю великаго поста, я прожилъ, говѣя, въ Николаевскомъ Староладожскомъ монастырѣ на р. Волховѣ, гдѣ о. Антоній, въ санѣ іеромонаха, былъ духовникомъ, и моимъ также. Позже, въ началѣ 1860-хъ годовъ, я посѣтилъ его въ Череменецкомъ Іоанно-Богословскомъ монастырѣ, въ которомъ онъ былъ игуменомъ (этотъ монастырь находится въ Лужскомъ уѣздѣ, Петерб. губерніи, верстахъ въ 20 отъ г. Луги). Сблизясь съ о. Антоніемъ, я нашелъ въ немъ весьма умнаго и какъ свѣтски, такъ и духовно высокообразованнаго человѣка, по своему, нѣсколько восторженному, характеру имѣвшаго свои личныя, особенныя, идеальныя понятія объ истинномъ иночествѣ, которымъ не соотвѣтствовали его понятія о состояніи его у насъ. Его идеаломъ была созерцательная иноческая жизнь и онъ не сочувствовалъ, вообще говоря, кромѣ исключеній, внутренней жизни нашихъ монастырей, сопряженной съ разнообразными административными (канцелярскими) и сельско-хозяйственными заботами. Это особенно я имѣлъ возможность замѣтить при посѣщеніи его въ Череменецкомъ монастырѣ, гдѣ онъ былъ игуменомъ; это же разъяснило мнѣ и послѣдовавшее вскорѣ перечисленіе его на покой въ Николо-Угрѣшскій монастырь, въ 17 верстахъ отъ Москвы, на берегу р. Москвы, по приглашенію настоятеля этого монастыря, о. архимандрита Пимена. Въ этомъ монастырѣ о. Антоній уединился въ его скитѣ, но скончался не въ немъ, а въ Москвѣ и замѣчательною смертію, по слѣдующему случаю. Въ годъ его смерти (кажется, 1872) лѣтомъ, въ Москвѣ, въ городскихъ больницахъ, особенно въ большой Екатерининской для чернорабочихъ, на Страстномъ бульварѣ, распространился злокачественный, заразительный тифъ. Духовныя требы надъ больными и умиравшими въ больницахъ, въ большомъ числѣ, совершало приходское духовенство ближайшихъ приходскихъ церквей, но никакъ не успѣвало совершать ихъ ежедневно и еженощно. Поэтому московскій митрополитъ Филаретъ издалъ воззваніе ко всѣмъ мужскимъ монастырямъ Московской епархіи, съ приглашеніемъ изъ нихъ іеремонаховъ къ добровольному служенію больнымъ и умиравшимъ въ московскихъ больницахъ. По полученіи этого воззванія въ Николо-Угрѣшскомъ монастырѣ, однимъ изъ первыхъ отозвался на призывъ о. іеромонахъ Антоній Бочковъ. Дружественно расположенный къ нему архимандритъ Пименъ, изъ участія къ нему, представлялъ ему, что идти на призывъ въ Москву — значило идти почти на смерть. Но о. Антоній, въ порывѣ христіанскаго милосердія къ ближнимъ, съ мужествомъ и твердостью настоялъ на своемъ рѣшеніи идти въ Москву — и пошелъ. Едва прибывъ туда, въ Екатерининскую больницу, онъ сразу же приступилъ къ исправленію духовныхъ требъ для всѣхъ больныхъ и умиравшихъ отъ тифа, исправлялъ ихъ ежедневно, еженощно, почти ежечасно, не имѣя при этомъ почти ни минуты покоя, отчего, конечно, истомился, ослабѣлъ, получилъ расположеніе къ заразѣ, заразился и слегъ въ постель. Болѣзнь быстро развилась и вела къ смерти, но умиравшій не лишился сознанія, диктовалъ келейнику свою послѣднюю волю, и напутствованный св. тайнами, мирно скончался истинно-христіанскою смертію. Тѣло его было перевезено въ Николо-Угрѣшскій монастырь и погребено въ его скитѣ, по лѣвую сторону скитской церкви, послѣ соборнаго отпѣванія, съ архимандритомъ Пименомъ во главѣ.
Глубоко чтя память почившаго, я въ іюлѣ 1879 года посѣтилъ могилу его и за панихидой по немъ горячо помолился объ упокоеніи души того, который, ради Христа, столь доблестно пожертвовалъ собою и своею жизнію на благо страдавшей и умиравшей меньшой братіи своей.
17 іюля 1889 г.