ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.
правитьВЛАДИМИРЪ, великій Князь Кіевской.
РОГНЕДА, нареченная Гориславою, его супруга.
СВЯТОПОЛКЪ, Князь и мнимый сынъ Ярополковъ.
ДОБРЫНЯ, сродникъ Владимировъ.
ИЗЯСЛАВЪ, сынъ Гориславинъ, отъ Владимира.
ЗОЛИБА, великій жрецъ.
КЛИДА, мамка Гориславина.
Вѣстникъ.
Придворные.
Вельможи.
ДѢЙСТВІЕ I.
правитьВЛАДИМИРЪ.
Изчезло прежнее мое къ богамъ вниманье,
И самое на вѣкъ изчезло упованье;
Священный ужасъ тотъ, который ощущалъ,
Когда я капища и храмы посѣщалъ,
Во равнодушіе сей ужасъ претворился;
Гдѣ Бога видѣлъ я, мнѣ тамъ кумиръ открылся!
ДОБРЫНЯ.
Ты самъ защитникъ былъ, Владимиръ, сихъ боговъ;
Принудилъ вѣрить въ нихъ князей, народъ, сыновъ:
По волѣ я твоей вездѣ кумировъ ставилъ;
Не твердо держишься священныхъ царскихъ правилъ;
Коль подданныхъ твоихъ къ сей вѣрѣ ты привлекъ,
И самъ себя рабомъ сей вѣры ты нарекъ.
Въ законѣ слабый Царь быть можетъ самъ нещастливъ
ВЛАДИМИРЪ.
Что я сооружилъ, я то разрушить властнъ.
ДОБРЫНЯ.
Но трудно, Государь, преображать умы,
И то не уважать, что обожали мы.
Хоия всечасною покрыты темнотою,
Но мы, о! Князь, своей довольны слѣпотой;
Ты самъ насъ ослѣпилъ, и сихъ боговъ намъ далъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Не тако мышлю я, какъ прежде разсуждалъ;
Неразумѣнія тогда покрытый мракомъ,
Тѣнился божества я тѣнью и призракомъ:
Съ народомъ странствовалъ невѣжества въ ночи,
Теперь являются мнѣ Истинны лучи,
За нею слѣдую; однако дамъ свободу
Законы избирать, вельможамъ и народу.
Ты вѣдаешь мое усердіе къ себѣ,
Я вѣрность тритцать лѣтъ доказывалъ тебѣ;
Мой первый есть законъ, и Богъ мой добродѣтель;
Кумиры суть мои Россія и владѣтель.
Се главныя моя Владимиръ, божества,
Но помня дружбы долгъ, и помня долгъ родства,
Въ который все мое блаженство полагаю,
Тебя какъ подданный, мой князь, остерегаю,
Какъ другъ совѣтую, какъ сродникъ говорю;
Во предпріятіи твоемъ опасность зрю.
Отторгнуть отъ боговъ, надѣюсь, безопасно
Единой новостью плѣняемый всечасно,
Въ порабощеніи твой дремлющій народъ:
Но сонмище сіе, подобно току водъ,
Который волновать и малый вѣтръ удобенъ;
Онъ кротокъ подъ жезломъ, разторгнувъ узы, злобенъ,
Не забывай о! Князь, что гордыя жрецы,
Отъ подданныхъ твоихъ такъ чтимы, какъ отцы,
И помни, что хотя со славою владѣешь,
Въ боярехъ ты враговъ, во ближнихъ ты имѣешь,
Отважный Святополкъ….
ВЛАДИМИРЪ.
Проникъ я мысль твою!
Но въ Богѣ утвердилъ надежду всю мою,
Въ томъ Богѣ, сотворилъ который всю вселенну!
Коль поклонялися народы древу тлѣнну;
Поклонятся они нетлѣнну Существу,
И нашимъ разумамъ понятну Божеству.
Отваженъ Святополкъ, но дерзкій Князь не знаетъ,
Не знаетъ чей онъ сынъ, кого отцемъ считаетъ,
Я средствы можетъ быть надежныя сыщу,
Сего младаго льва чрезъ кои укрощу.
ДОБРЫНЯ.
Но памятна ль тебѣ, Владимиръ, Горислава,
О коей вся твоя болѣзнуетъ держава?
Отринута тобой, прибѣшая къ богамъ,
Она простерла грусть и жалость по сердцамъ;
А сожалѣніе коль мѣры превосходитъ,
Досады, ропотъ, гнѣвъ и тленье производитъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Но сожалѣніе къ несчастной сей женѣ
Не мщенье и не гнѣвъ произвело во мнѣ;
Хотя моя рука Рогвольда сокрушила,
Побѣда жребій тотъ съ ея отцемъ рѣшила;
Когда бы было то угодно небесамъ,
Я могъ бы отъ него лишишься жизни самъ;
Иныя въ обществѣ, другія правы въ полѣ;
Разрушилъ Полоцкъ я, разрушилъ по неволѣ;
Но самъ я возрыдалъ среди побѣды той.
Рогнеда младостью, стенаньемъ, красотой,
Отмстила за отца, отмстила мнѣ Рогнеда,
Въ очахъ ея ждала Владимира побѣда,
И сожалѣніе вдохнуло мнѣ любовь,
Которая мою воспламенила кровь;
Я сталъ невольникомъ, и прелесть сей дѣвицы,
Внушила гнусный мнѣ порокъ братоубійцы;
Вопль совѣсти моей тогда во мнѣ умолкъ;
Мной въ ревности убитъ несчастный Ярополкъ!
Я скипетръ пріобрѣлъ и тронъ рукой кровавой;
Тогда имяновалъ Рогнеду Гориславой,
Дабы женихъ ея, отецъ, и злополучный рокъ,
Рогнеды съ имянемъ твердиться ей не могъ,
Я тронъ съ ней раздѣлилъ, но все то безуспѣшно,
Рогнеда подъ вѣнцемъ рыдала безутѣшно;
Ея унылый стонъ досаду мнѣ внушалъ,
И слезный токъ ея мой пламень потушалъ;
Мысль она, что меня Рогнеда не любила,
Всѣ искры моея любови истребила:
Но горькихъ слезъ ея причины не ищу;
Ея съ сыномъ возвратишь спокойство я хощу….
Ее жрецъ и Святополкъ! они враги мнѣ оба;
Пойдемъ! прискорбна ихъ бесѣда мнѣ и злоба!
ЗОЛИБА.
Какой суровый къ намъ Владимиръ мещетъ взглядъ!
Въ чертахъ его лица презрѣніе и хладъ:
Не чтитъ сей Князь боговъ, ни жертвъ не возжигаетъ,
Скучаетъ въ капищахъ, и насъ пренебрегаетъ;
Погибъ тотъ человѣкъ, кто зло такое зритъ,
И мщеньемъ общую напасть не предваритъ!
СВЯТОПОЛКЪ.
Но боги оскорблять князей не дозволяютъ!
ЗОЛИБА.
Коль князи ко богамъ почтенья не являютъ,
Почтенія хранить не должно къ нимъ въ сердцахъ,
Передъ богами князь, какъ мы, такой же прахъ;
Не чтущій божества, хоть Царь вселенной буди,
Онъ людямъ общій врагъ, ему враги всѣ люди.
Что сей тщеславный князь владѣетъ въ сей странѣ,
Что здѣсь усилился, онъ тѣмъ обязанъ мнѣ;
Но на челѣ его народомъ нашимъ чтиму,
Зрю кровью братнею покрыту діадиму!
Что я напомнилъ то, прости мнѣ Святополкъ!
Мнѣ совѣсть разтерзалъ отецъ твой Ярополкъ;
Вездѣ мнѣ кажется отмщенія онъ проситъ,
Отмщенія врагу, кто здѣсь порфиру носитъ,
И кѣмъ изъ свѣта онъ злодѣйски изтребленъ.
СВЯТОПОЛКЪ.
Увы! родитель мой! теперь ты прахъ и тлѣнъ,
Но тлѣномъ будучи ты чувствуешь отмщенье;
А сынъ твой, слабый сынъ, живетъ въ порабощеньѣ;
Не чувствуетъ того, что совѣсть говоритъ,
И на убійцу онъ спокойнымъ окомъ зритъ:
Не князи мы, рабы Владимировой власти:
Мы терпимъ отъ него презрѣнье и напасти;
Простерту руку ту мы должны лобызать,
Которой хощетъ онъ во узы насъ вязать,
Единаго отъ насъ алкая почитанья,
Не дозволяетъ намъ въ уныньи и роптанья;
Минется ли когда неволя такова!
ЗОЛИБА.
Дѣянья нуждны намъ, о сынъ мой! не слова;
Кто порицаніемъ языкъ свой отравляетъ,
Душевны слабости, не храбрость тотъ являетъ,
И клевета гнусна, подобно какъ и лесть:
Въ обидахъ не слова, нужна въ обидахъ месть,
СВЯТОПОЛКЪ.
И вся она теперь изъ сердца изтощится!
Престанетъ тѣнь твоя, родитель мой, крушиться,
Сражусь отчаянный съ противнымъ мнѣ царемъ,
Въ чертогахъ у него, предъ самымъ олтаремъ,
И месть въ его крови оставлю потушенну.
ЗОЛИБА.
Зрю младость я твою еще не искушенну,
Рожденъ о Святополкъ! ты храбрый духъ являть,
Но храбростью своей учися управлять;
Пылая мщеніемъ не видишь ты препоны,
Котору учинятъ тебѣ, народъ, законы;
Противу моря ты опасностей идешь,
Не укротишь валовъ, и въ бездну самъ падешь;
Представь народъ къ Царю привязанный любовью;
Всегда ли омывать кинжалы станемъ кровью?
При томъ Россійскому престолу нуженъ Князь,
Который бы блисталъ порфирой не стыдясь,
И будешь ты сего величества достоинъ,
Лишь будь искусный мужъ, и буди кроткій воинъ.
Намъ явныхъ мятежей не можно здѣсь возжечь,
Успѣхи помрачитъ блеснувшій въ градѣ мечь:
Владимиръ думаетъ законъ принять отъ Грековъ,
Отъ сихъ привѣтливыхъ, но хитрыхъ человѣковъ,
Которы силятся въ единомъ томъ успѣть,
Подъ видомъ святости чтобъ царствами владѣть;
Опишемъ пагубнымъ сіе непостоянство,
Народу бѣдственнымъ представимъ христіанство,
Дающе бремена и новы узы имъ,
И мы къ Владимиру вниманье истребимъ,
Народную любовь преобратимъ въ злодѣйство,
Я ненависть вдохну, ты злоустроишь въ дѣйство,
СВЯТОПОЛКЪ.
О пастырь мой! тебѣ во всёмъ покоренъ и.
Хотя встревоженъ умъ, кипитъ вся кровь моя,
И за родителя отмщеніемъ пылаетъ;
Священный твой совѣтъ сей пламень утоляетъ;
Влекущаго меня къ отмщенью каждый часъ,
Запечатлѣется на время сердца гласъ.
Но утотованну волненія отраву,
Принудимъ напередъ взалкати Гориславу;
Печаль, она себя въ котору облекла,
И плачемъ весь народъ къ любови привлекла,
Коль можешь быть она въ нашъ умыслъ пріобщенна,
Въ народѣ вспыхнувъ месть, не будетъ потушенна…
Но се она идетъ — о коль прискорбный видъ!
Отмщати за себя онъ кажется велитъ.
ЗОЛИБА.
Дщерь горести и слезъ! терзаема тоскою,
Куда стремишься ты, душѣ искать покою!
Ахъ! кажется и днесь предписанна судьбой,
Во храмъ боговъ печаль влечется за тобой.
ГОРИСЛАВА.
Къ чему мнѣ въ горести, къ чему прибѣгнуть болѣ,
Не вижу ни луча утѣхи ни отколѣ,
Осталися теперь въ сей бѣдственной странѣ,
Друзья, родня, отцы едины боги мнѣ!
КЛИДА.
И только горькихъ слезъ ліющіяся токи!
ЗОЛИБА.
Не всѣ свирѣпы здѣсь; и боги не жестоки.
Внимаютъ плачущихъ моленіямъ они,
И могутъ премѣнить во свѣтлы мрачны дни;
Со умиленіемъ къ престолу ихъ прибѣгни.
СВЯТОПОЛКЪ.
И слабость свойственну рабынямъ ты отвергни,
Престань въ уныніяхъ цвѣтущій вѣкъ губить,
И Гориславою престань отнынѣ быть,
Явись Рогнедою, и бѣдства укротятся,
Не всѣ Владимиры тираны здѣсь родятся;
Во сластолюбіе супругъ твой погруженъ,
Такъ хощетъ и боговъ перемѣнять какъ женъ;
И что тебѣ твоя молитва помогаетъ,
Молитва ко богамъ, онъ коихъ отвергаетъ!
ЗОЛИБА.
Забудь его; тебѣ останутся друзья,
И боги Кіевски, и Святополкъ, и я!
ГОРИСЛАВА.
Постой! не льсти мнѣ ты ни дружбой, ни услугой;
Съ Владимировой днесь бесѣдуешь супругой,
Ты помнишь то, что онъ владѣтель въ сей странѣ;
Коль онъ меня забылъ, кто въ мірѣ нуженъ мнѣ?
Я въ немъ единомъ чту отраду, счастье, славу;
Владимиръ мнѣ супругъ, отецъ онъ Изяславу;
Коль вѣрностью его безсильна я привлечь,
Могу ли въ немъ любовь холодностью возжечь!
И естьли жалость вы еще ко мнѣ храните,
Какъ я супруга чту, и вы подобно чтите.
ЗОЛИБА.
Не о почтенье мы, Рогнеда, говоримъ,
На бѣдства мы твои во смутномъ духѣ зримъ,
И насъ твоя крушитъ печаль и часть сурова,
Какова мщенія ты хощешь?
ГОРИСЛАВА.
Никакова! —
Отмщеніе мое всходяще до небесъ,
Есть мой всечасный стонъ и токи горькихъ слезъ.
Стенаніевъ моихъ когда не внемлютъ боги,
Мнѣ въ мірѣ нѣтъ иной ко счастію дороги.
О разліянная болѣзнь въ груди моей!
Терзай меня, круши! но заключайся въ ней. —
Роптаніе тогда досады лишь сугубитъ,
Коль кто любилъ кого, я больше не возлюбитъ.
СВЯТОПОЛКЪ.
Предъ гордымъ Княземъ ты смиряешья вотще,
Онъ врагъ мной и злодѣей;…
ГОРИСЛАВА.
Но онъ мнѣ милъ еще!
ЗОЛИБА.
Коль наши дружески совѣты отвергаешь,
Худую на боговъ надежду возлагаешь,
Страшись со Княземъ ты Перунова огня,
ГОРИСЛАВА.
Пускай разитъ сей огнь, но ахъ! одну меня.
ЗОЛИБА.
Увянуть хощешь ты, Царица, въ лучшемъ цвѣтѣ?
ГОРИСЛАВА.
Супругъ меня забылъ, на что мнѣ жить во свѣтѣ?
СВЯТОПОЛКЪ.
Коль свѣтъ забыла ты несчастливо любя,
То знать не трогаютъ безчувственну тебя,
Ни Ярополкова всечасно тѣнь стеняща,
Ни кровь Рогвольдова, отмщенія просяща,
Ни братіевъ твоихъ, ни сестръ плачевный рокъ,
Ни подданныхъ твоихъ въ оковахъ слезный шокъ,
И естьли все сіе исчисливъ ты спокойна,
Такъ ты тоски и слезъ несчастная достойна!
ГОРИСЛАВА,
Спокойна!.. чувства я не вѣдаю сего:
Князь! Князь! иль ты лица не видишь моего,
Не примѣчаешь слезъ по немъ рѣками текшихъ,
Не слышишь стоновъ ты мой духъ почти извлекшихъ;
Чемъ сердце томное съѣдается мое,
Слезами на очахъ написано сіе:
Но подлинно къ другимъ я чувствамъ неспособна,
Кумирамъ каменнымъ являюся подобна,
Едва біется грудь, едва не мерзнетъ кровь;
Я чувствую одну несчастную любовь,
Которая во мнѣ всѣ чувствы погасила.
СВЯТОПОЛКЪ.
Велика сей любви, но безполезна сила!
ЗОЛИБА.
Умрешь въ тоскѣ, умрешь симъ чувствамъ волю давъ,
Скрѣпись…
ГОРИСЛАВА.
Ахъ! естьли бы не сынъ мой Изяславъ,
Давнобъ окончила мою несносну муку,
Давнобъ моей рукой….
СВЯТОПОЛКЪ.
Простри къ злодѣю руку.
Дерзни невольничьи оковы разрывать,
И непрезрѣнная Царица будь и нашъ.
ГОРИСЛАВА.
Коль ты коварствами меня не уловляешь,
Такъ знай, что ты мой слухъ и сердце оскорбляешь;
Мнѣ рѣчь твоя страшна; пойду къ моимъ богамъ,
Нигдѣ отрады нѣтъ, моя отрада тамъ;
Оплачу тамо я мои напасти многи!
ЗОЛИБА.
Иди! несчастную да успокоятъ боги!
СВЯТОПОЛКЪ.
Доколѣ мы ея любви не истребимъ,
Не привлечемъ ее ко умысламъ своимъ.
ЗОЛИБА.
Во дерзновеніи, о Князь! ты не умѣренъ;
Будь скроменъ, ежели ты дѣйствовать намѣренъ;
Коль хочешь мятежа пожаръ произвести,
Умѣй ты въ тайнѣ огнь къ возженію нести;
Измѣна торжествомъ въ успѣхахъ нареченна;
Но полный есть порокъ измѣна обличенна.
Сія несчастная и слабая жена,
Быть въ наши таинства вводима не должна;
Ея стенаніе, ея намъ слезы нужны;
А намъ смиренія и кротости наружны,
И Князя обмануть удобна скромность та.
Ты знаешь, что сіи священныя врата,
Которыя во храмъ Перуновъ заключенны,
Вѣщаютъ зло, когда бываютъ отворенны;
Надъ Гориславою подѣйствуютъ они,
И вспламенятся въ ней отмщенія огни.
Иди мой сынъ! иди ко подвигу полезну,
Мы скрытой молніей низвергнемъ Князя въ бездну,
Да боги путь явятъ тебѣ своей рукой.
СВЯТОПОЛКЪ.
Мнѣ предводитель мечь, свѣтило, разумъ твой:
Въ народѣ нѣкую довѣренность имѣю,
Ядъ злобы во сердцѣ, и святость въ души всѣю.
ДѢЙСТВІЕ II.
правитьГОРИСЛАВА.
Что сердце томное, ахъ! что ты ощущаешь?
Какой мнѣ новый страхъ, душа моя, вѣщаешь!
Или мольбы мои мнѣ ставятся виной;
Я ужаса бѣгу, онъ слѣдуетъ за мной.
Когда Перуна я въ объятіяхъ держала,
Вся внутренна во мнѣ тревожилась, дрожала,
И древо видѣлось одушевленнымъ мнѣ.
Нѣтъ, Клида! зрѣла я конечно не во снѣ:
Кумиръ въ моихъ рукахъ явился оживленнымъ,
Не твердымъ камнемъ былъ, онъ былъ не древомъ тлѣннымъ,
Движеніе имѣлъ и стонъ произносилъ.
Сей стонъ! родительскимъ подобенъ стонамъ былъ,
Которой памятенъ мнѣ къ вѣчныя печали!
Увы? они меня злодѣйствомъ уличали…
Нѣтъ больше для меня, ужъ нѣтъ покою здѣсь,
Страдаю; трепещу, мятется духъ мой весь!
КЛИДА (ее поддерживая)
Ихъ тѣни страждущи отраду въ томъ находятъ,
Когда на дщерь свою печальный взоръ возводятъ,
Но не въ тоскѣ тебя желаютъ зрѣть они,
Для пользы вящшія твои имъ нужны дни,
Мечтаются тебѣ ихъ тѣни возмущенны
За тѣмъ, что отъ тебя за смерть не отомщенны.
ГОРИСЛАВА.
Мнѣ мстишь! — увы! — кому за ихъ я смерть отмщу!
Когда свирѣпаго убійцу я ищу,
Ищу, и нахожу любезнаго супруга;
Пребеззаконною явится мнѣ услуга,
Услуга, чѣмъ моимъ родителямъ должна….
Ахъ! дочь Рогвольдова Владимиру жена,
КЛИДА.
Неволей брачныя уставленны союзы,
Чувствительнымъ сердцамъ суть тягостныя узы,
И дозволяютъ ихъ и боги разрывать,
И клятвы, данныя неволей, забывать.
ГОРИСЛАВА.
Всѣ клятвы и богамъ, которы приносила,
Всѣ клятвы брачныя, я съ сердцемъ согласила,
Владимиръ слышалъ ихъ, Перунъ, народъ и храмъ,
Клятвопреступники ужасны небесамъ!
КЛИДА.
Но клятвы данныя Владимиромъ забвенны.
ГОРИСЛАВА.
Тѣмъ паче ясной мои быть должны соблюденны,
Когдабъ мы оба ихъ изгнали изъ сердецъ,
Разторгся бы давно супружескій вѣнецъ.
Хоть изтребилася во князѣ страсть любовна,
Я будучи вѣрна, предъ княземъ не виновна,
Что онъ раскается, льщу сердце, льщу мой духъ;
Къ совѣтамъ пагубнымъ не приклоню мой слухъ
Но Святополкъ идетъ — - Слова его суровы,
Всегда приносятъ мнѣ тоску и слезы новы!
СВЯТОПОЛКЪ.
Не сѣтуй, что въ твоей несчастливой судьбѣ,
Пріумножаю плачъ, ко скорбямъ скорбь тебѣ;
Пекуся о тебѣ и жалостію тронутъ,
Однако не одни здѣсь жены только стонутъ,
Стонаетъ весь народъ, наполненъ градъ тоски,
Гнѣтомый бременемъ мучительской руки;
Владимиръ гордости границъ не полагаетъ,
Съ пришельцами себя въ чертоги заключаетъ,
Пріемлетъ ихъ къ совѣтъ, пренебрегаетъ насъ,
Изъ храминъ наконецъ онъ изгналъ женъ сей часъ,
Мы терпимъ, но давно привыкли мы къ терпѣнью,
Насъ вопли княжьихъ женъ влекутъ ко сожалѣнью;
Владимиръ громъ вознесъ несчастливыхъ губя,
И грянетъ можетъ быть на первую тебя;
Не защащаема супруга перьвой правомъ
Ты будешь странствовать въ степяхъ со Изяславомъ.
ГОРИСЛАВА.
Какую новость мнѣ жестокій князь принесъ!
Вину въ слезамъ! но я бываю ли безъ слезъ?
Владимирсъ, мнѣ вѣщаешь ты суровость,
Ужъ десять лѣтъ грызетъ меня такая новость;
Отвержетъ онъ! — но я отверженна давно;
Что въ градѣ, что въ степи, мнѣ бѣдствовать равно,
Равно мнѣ слезы лишь, но неравно въ злой долѣ,
Быть другомъ иль врагомъ съ сѣдящимъ на престолѣ.
СВЯТОПОЛКЪ.
Однако хощешь ли изшедъ изъ моря бѣдъ,
Въ отечество твое сокрыться съ сыномъ….
ГОРИСЛАВА.
….Нѣтъ!
Тѣ средства, кои я къ спасенію предвижу,
Тѣ средства во твоихъ совѣтахъ ненавижу;
Владимиромъ тоски въ волнахъ погружена,
Владимиромъ изъ нихъ изторгнуться должна,
Мнѣ ль разумъ упражнять въ коварствахъ и въ обманѣ?
О! небо, что я есмь? песчинка въ океанѣ,
Песчинка слабая падущая на дно,
Погибну, иль спасусь, для свѣта все равно.
КЛИДА.
Но неравно для насъ, и не равно для сына,
Котораго съ твоей сопряжена судьбина.
ГОРИСЛАВА.
Есть боги на сиротъ взирающи съ небесъ,
Перемѣняющи на радость токъ ихъ слезъ.
СВЯТОПОЛКЪ.
Боговъ ты защищать клялась предъ небесами!
ГОРИСЛАВА.
Они сильнѣй меня и защитятся сами!
СВЯТОПОЛКЪ.
Отечеству любовь и подданнымъ яви.
ГОРИСЛАВА.
Люблю Владимира, и нѣтъ иной любви,
Ахъ! нѣтъ, къ которой бы умѣла я рѣшиться!
Но долгъ и вамъ велитъ враждебныхъ думъ страшиться,
Межъ вами сѣять я разврата не хочу,
И клеветы твои предъ Княземъ умолчу;
Однако далѣе злыхъ мыслей не стремится,
Я стражду паче всѣхъ, съ меня примѣръ возмите,
Любите князя вы…
СВЯТОПОЛКЪ.
Съ небесъ которы зрятъ,
Иное Боги мнѣ иное говорятъ,
Я болѣе тебѣ досады не прибавлю;
На произвольную тебѣ напасть оставлю;
Рвись, мучься съ сыномъ ты, терзайся и стени,
Другова жребія твои не стоятъ дни!
КЛИДА.
Простертую къ тебѣ ты отвертаешь руку,
Которой онъ твою пресѣчь намѣренъ муку!
ГОРИСЛАВА.
Которой хощетъ онъ всѣ раны разтравить,
И въ сердцѣ радости послѣдни умертвить;
Нѣтъ!… другомъ тотъ моимъ во вѣкъ не наречется,
Кто до Владимира и мыслью злой коснется!
КЛИДА.
Губя цвѣтущія дни вѣка своего,
Дивлюсь, что пламенно такъ любишь ты его!
Во слабости такой тебѣ не подражаю;
Повсеминутно я Рогвольда вображаю,
Въ пыли, межъ воиновъ лежащаго въ крови!
И матерь зрю твою достойную любви….
ГОРИСЛАВА.
Молчи!… не вображай минуты преужасной,
Лишь пуще дѣлаетъ она меня несчасной,
Всю душу вонъ влекутъ толь страшныя слова,
На что меня мертвить, почти ужъ я мертва!
КЛИДА.
Но ты къ Владимиру сихъ чувствіи не имѣла,
Какъ слава дѣлъ его вкругъ Полоцка гремѣла;
Какъ предковъ онъ твоихъ престолъ окровавилъ,
Подъ лаврами себя твоимъ очамъ явилъ,
Когда заразами твоими воспаленный,
Онъ брата ревностью замучилъ ослѣпленный!
ГОРИСЛАВА.
Мой врагъ подъ лаврами тогда мнѣ страшенъ былъ,
Но врагъ сей сдѣлавшись супругомъ, сталъ мнѣ милъ,
Увы! Владимиромъ мой убіенъ родитель!
Но ахъ! въ убійцѣ семъ предсталъ мнѣ побѣдитель,
Любовникъ во врагѣ въ злодѣѣ нѣжный другъ,
Въ моемъ гонителѣ, и Царь мой, и супругъ!
КЛИДА.
И самъ Владимиръ здѣсь… коль грозны взоры мещетъ!
ГОРИСЛАВА.
(Увидя Владимира.)
Волнуется мой духъ, вся внутренна трепещетъ!
ВЛАДИМИРЪ.
Въ позорной празности несвойственной Царю,
На слабости мои я смутнымъ окомъ зрю;
Давно меня не зритъ подъ лавромъ горислава,
Умолкъ побѣды громъ, уснула здѣсь и слава;
Я въ морѣ слабостей любовныхъ утопалъ,
Въ ея оковахъ я какъ плѣнникъ засыпалъ;
Но воздремавшая душа моя проснулась,
Мракъ скрылся, слава мнѣ моя напомянулась;
Настали времяна, за нею въ слѣдъ мнѣ течь,
И узы отложивъ простерть къ побѣдамъ дочь,
Прибавишь ко вѣнцу Россійску лавры новы,
Разторгнувшу свои, разторгнуть женъ оковы.
Влекомъ изъ Кіева со воинствомъ моимъ,
Любовны цепи снявъ, я далъ свободу имъ;
Но ты по первенству, по Княжеской породѣ,
Ты Горислава здѣсь живи въ иной свободѣ,
Супруги Царскія права оставь себѣ,
Тебя вельможи чтутъ, я буду другъ тебѣ;
Останься безъ меня народомъ здѣшнимъ чтима,
Хоть мной оставлена, но всѣми ты любима.
ГОРИСЛАВА.
Что можетъ мнѣ мой рокъ пріятнѣй учинить!
И кто любовь мою мнѣ можетъ замѣнить!
Ахъ! дай мнѣ Государь, ахъ! дай едину волю,
Всегда оплакивать мою несчастну долю;
Не надобно мнѣ Князь вниманіе ни чье,
Что мнѣ въ чужемъ, коль я утратила твое?
Но ахъ умолкну я!…
ВЛАДИМИРЪ.
Коль гордое упорство!
Крушитъ меня твой плачь, крушитъ и непокорство,
На то ли мнѣ тебя съ собою купно зрѣти,
Улику совѣсти чтобъ вѣчную имѣть,
Твоими быть всегда терзаему рѣчами,
Которыми меня разишь ты какъ мечами,
Не знаю, какъ твою мнѣ скорбь имяновать?
И ненависть могу я въ ней подозрѣвать!
ГОРИСЛАВА.
О! Князь ты новый ядъ мнѣ въ сердце изливаешь,
Уже и слезы ты мои подозрѣваетъ!
Коль сердце мучится мое во мнѣ когда,
Не о Рогволдѣ я терзаюся тогда,
Не стѣны Полоцки во прахъ преобращенны,
Не рокъ приходитъ мой мнѣ въ мысля возмущенни,
Не свѣта за меня лишенный Ярополкъ,
Давно плачевный гласъ о нихъ во мнѣ умолкъ;
Родителей, престолъ, гражданъ я позабыла,
Сильнѣйшая печаль печаль сію убила;
Коль плачу я о чемъ, такъ плачу я стеня,
Что болѣе уже не любить ты меня,
Что страсть твоя…..
ВЛАДИМИРЪ.
….Уже изъ сердца истощенна.
Тобой она зажглась, тобой и потушенна.
Я помню, что я былъ твоихъ причиной слезъ;
Но право то войны, и воля то небесъ,
Опредѣляющихъ намъ жребій въ ратномъ полѣ,
Кому торжествовать и быть кому въ неволѣ;
Я твой разрушилъ тронъ; но ты отмстила мнѣ,
Во побѣжденной сталъ я плѣнникомъ странѣ,
Любовь моя тебѣ уронъ твой заплатила,
А ты на тронъ возшедъ, мнѣ и на тронѣ мстила:
Поверженъ предъ тобой, какъ рабъ твои многи дни
Твой стонъ одинъ внималъ и слезы зрѣлъ одни,
Я жаръ къ тебѣ являлъ, ты хладъ ко мнѣ являла,
Тушила пламень мой, и нѣжность умаляла,
Мнѣ стонъ твой, скорбный видъ, твой плачъ и мрачный взглядъ
Вѣщали, что тебѣ ужасенъ я какъ адъ;
И страсть моя къ тебѣ изъ мыслей излетѣла,
ГОРИСЛАВА.
Увы! такъ я тебѣ противной быть хотѣла?
Такъ стонъ, сей тяжкій стонъ, и слезы кои лью,
Когда въ очахъ твоихъ холодность зрю твою,
И стонъ, и грусть сія, и всѣ мои печали,
Въ моей несклонности меня изобличали?
Въ несклонности къ тебѣ! — о коль нещастна я!
Что звѣрствомъ кажется и нѣжна страсть моя;
Но любитъ ли мой духъ тебя, иль ненавидитъ,
То видятъ весь народъ, Перунъ, и небо видитъ.
Вы, коихъ прахъ томитъ позорна страсть моя,
Скажите вы, о комъ рвалась и рвуся я.
Вину тоски моей родители скажите,
Но не ево, меня за плачъ мой накажите.
ВЛАДИМИРЪ.
Я горькихъ слезъ твоихъ причины не ищу,
Не мстить тебѣ, тебя зрѣть щастливу хощу;
Какимъ желаешь здѣсь ты насладишься правомъ?
ГОРИСЛАВА.
Пусти меня въ мою страну со Изяславомъ,
Гдѣ прахъ теперь лежитъ родителей моихъ;
Я стану омывать слезами тробы ихъ;
Тамъ подданныхъ моихъ едины кости тлѣютъ,
Лишь враны тамъ живутъ, и только вѣтры вѣютъ
Одни развалины, гдѣ градъ стоялъ и тронъ,
И раздаваться тамъ мой будетъ плачъ и стонъ,
Пусть буду я рыдать съ младенцемъ въ злой судбинѣ;
Опасна быть могуль живущая въ пустынѣ!
Ахъ! нѣтъ, опасною тебѣ могу я быть,
Что буду я и тамъ еще тебя любить!
ВЛАДИМИРЪ.
Коварствуй! и влеки меня во ослѣпленье,
Ставь сѣти мнѣ свои, ты ставь во уловленье,
Ужасны для тебя, какъ я сіи мѣста,
Противенъ воздухъ сей, страна пріятна та,
Гдѣ тронъ поверженный, разрушенныя стѣны,
Не погребли еще злодѣйства и измѣны,
Гдѣ тѣни странствуютъ еще враговъ моихъ;
Достойну зрю тебя родителей твоихъ!
Но помни естьли твои супругъ тебя забудетъ,
То Горислава здѣсь, Рогнедой паки будетъ.
ГОРИСЛАВА.
Не Гориславою хочу Рогнедой быть,
Рогнеду ты любилъ, а ту престалъ любить!
ВЛАДИМИРЪ.
Сей лестью не любовь вселяешь мнѣ презрѣнье!
ГОРИСЛАВА.
Постой о Государь! храни ко мнѣ почтенье,
Не возгордися тѣмъ, что я тебя люблю;
Я все могу стерпѣть, презрѣнья не стерплю;
Смотри, чтобы не сталъ казаться побѣдитель,
Не сталъ казаться мнѣ, мой врагъ, злодѣй мучитель.
ВЛАДИМИРЪ.
Угрозы женскія я ставлю ни во что,
Люби иль ненавидь, равно щитаю то.
РОГНЕДА.
Когда бы та любовь, котора въ сердцѣ тлится,
Могла бы въ ненависть, любовь преобратится,
Рогвольдова бы тѣнь престала тосковать,
Не стала бы я слезъ единыхъ проливать;
Слезамибъ ты омылъ надъ Полоцкомъ побѣду,
И гордую тогда узналъ бы ты Рогнеду!
ВЛАДИМИРЪ.
Поди отъ глазъ моихъ!.. увы! постой на часъ!
Въ минуту вспыхнулъ гнѣвъ, въ минуту и погасъ!
О благѣ я твоемъ, какъ нѣжный другъ радѣю,
А ты отвѣствуешь мнѣ будто бы злодѣю;
Великодушіе и жалость я кажу,
Въ тебѣ суровости и гордость нахожу,
Или къ моимъ врагамъ ты хочешь пріобщиться?
ГОРИСЛАВА.
Ахъ! льзяль тебѣ мой князь, моей любви страшиться!
Когда губятъ кого, меня губитъ она;
Не дѣлаю того, что дѣлать я должна;
Тоскую, сѣтую, слезами обливаюсь,
Вотъ все враги твои, съ которыми я знаюсь;
Мой сынъ, любезный сынъ, рожденный отъ тебя,
Не можетъ въ младости вступиться на себя,
Онъ учится рыдать и бѣдствовать со мною,
Съ твоею плакатъ въ вѣкъ, назначенной женою;
Не опасайся насъ! — Есть можетъ быть враги,
Отъ коихъ жизнь, мой Князь, и скипетръ ты бреги,
Враги сокрытыя не слезы явно льющи,
Но сѣти вкругъ тебя въ молчаніи плетущи;
Ты око, Государь, недремлюще имѣй,
Страшися лести ихъ, а не тоски моей!
ВЛАДИМИРЪ.
Она несчастлива! но я, мой другъ, жалѣю,
Что въ сердцѣ къ ней любви взаимной не имѣю!
ДОБРЫНЯ.
Но словъ не надлежитъ ея пренебрегать,
И возвѣщаему опасность отверть.
Хоть бури плаватель не зритъ въ спокойномъ морѣ,
Но буря взволновать пучину можетъ вскорѣ,
И въ самой тишинѣ боится вѣтровъ онъ,
Народъ твой Окіанъ, корабль въ волнахъ, твой тронъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Несчастный человѣкъ, такой бы былъ владѣтель,
Которой бы любя народъ и добродѣтель,
Рачащій какъ отецъ о подданныхъ своихъ,
Страхъ въ сердцѣ бы носилъ, подозрѣвая ихъ;
Которы на людей перуны слѣпо мещутъ,
Мучители одни на тронахъ ихъ трепещутъ!
Бояться должно ли злодѣевъ благъ творцу,
И безпокойну быть между сыновъ отцу?
ДОБРЫНЯ.
Ты подданнымъ отецъ, и то мнѣ Князь извѣстно,
Что съ твердою душей быть слабости невмѣстно;
Но есть о Государь, строптивыя сердца,
Которы суть враги всегдашнія вѣнца.
Мнѣ памятны слова смущенной Гориславы,
И памятны иныхъ Князей развратны нравы.
ВЛАДИМИРЪ.
Ихъ нравы вредны имъ; а мнѣ извѣстно то,
Что на меня роптать не можетъ здѣсь ни кто.
Я царства моего разпространилъ предѣлы,
Я грады новыя устроилъ, новы селы,
Законы кроткія изрекъ я сей странѣ,
Которы подданнымъ полезнѣй, нежель мнѣ,
Изкоренилъ грабежъ, обманы и злодѣйство,
Pocсiю за одно я чту мое семейство.
Въ объятія твои вдовъ принялъ и сиротъ,
Такіяжь сѣмяна дадутъ терновый плодъ?
Нѣтъ, другъ мой, какъ отецъ я Россами владѣю,
Враговъ я не имѣлъ, и нынѣ не имѣю.
ДОБРЫНЯ.
Любимъ ты всѣми былъ, и не имѣлъ враговъ,
Доколѣ презирать не начиналъ боговъ;
Законъ въ понятіи не почитаю строгомъ,
Мнѣ Богъ Владимировъ моимъ явятся богомъ;
Какую вѣру ты владѣя ни имѣй,
Мной будешь ты любимъ, лишь праведно владѣя;
Но тайныя враги бываютъ государства,
Одни отъ слѣпоты, другія отъ коварства,
Которы за святой почтутъ себѣ предлогъ
Возжечь смятеніе, что ихъ поруганъ богъ.
И суевѣріе усердія въ личинѣ,
Придастъ похвальный видъ измѣны злой причинѣ,
Тогда въ опасности, о Князь, твой будетъ тронъ;
Отъ Грековъ ты берешь супругу и законъ;
Доколѣ новости сіи не утвержденны,
Быть должны стражею всегда мы огражденны.
ВЛАДИМИРЪ.
Что хочешь дѣлай ты, ставь стражу ты, иль нѣтъ;
Участія ни въ чемъ Владимиръ не беретъ;
Коль есть враги, моихъ враговъ пренебрегаю;
На Бога я судьбу, на правду возлагаю,
Сумнѣній отъ себя и тѣни удалю,
Не оскорблю людей, ихъ другомъ быть люблю;
Храни ты не мое, народное спокойство,
На тронѣ трепетать Монарховъ слабыхъ свойство;
Увѣрить, что враговъ сокрытыхъ не страшусь,
Скажи, что въ комнаты идя не возвращусь,
И не питающій сумнѣнія во нравѣ,
Иду безъ трепета въ чертогъ ко Гориславѣ,
Гдѣ стражи нѣтъ, отколь убѣгнутъ страхи прочь.
Покровы мрачныя уже спустила ночь,
Вину движенья войскъ заутра имъ представимъ,
И съ ними берега Днепровскія оставимъ.
ДОБРЫНЯ.
Да будешь нощь сія безбѣдной для тебя;
Но помни, что твоя супруга и любя
Страдала, — страждущій бываетъ къ мести близокъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Но для Владимира и видъ сумнѣній низокъ!
ДѢЙСТВІЕ III.
правитьО тѣни страждущи оставьте вы меня!
Не рвите вы души передо мной стеня!…
За мной они текутъ!… И раны мнѣ являютъ,
Ихъ томныя слѣды весь домъ окровавляютъ!
Увы! родитель мой! любезна мать моя!
Не мстите мнѣ! уже и такъ отмщенна я,
Вашъ прахъ передо мной томится и стонаетъ,
Гдѣ скрыться? ваша дочь убѣжища не знаетъ;
Владимиръ мучитъ тамъ, дщерь мучите вы здѣсь!
Вы скрылися отъ глазъ, но духъ встревоженъ весь!
ГОРИСЛАВА.
Увы! почто меня оставила ты Клида!
КЛИДА.
Страшуся твоего отчаяннаго вида!
Что сдѣлалось съ тобой? глаза твои въ слезахъ,
На блѣдномъ на лицѣ написанъ смертный страхъ,
Или о бѣдственной своей узнала долѣ?
ГОРИСЛАВА.
Какова ожидать еще мнѣ бѣдства болѣ?
Всю ярость на меня рокъ лютый истощилъ,
Свирѣпствовалъ, гремѣлъ, и жребій мой рѣшилъ;
До высочайшія простерлось зло степени;
Родителей моихъ представились мнѣ тѣни.
Ахъ! видѣла я ихъ, я видѣла въ крови,
Они враги моей супружеской любви.
Вся совѣсть, мысли всѣ, на части раздѣленны,
Колеблются они ничѣмъ не подкрѣпленны;
Страдаю, гибну я, что зляй сеи доли есть?
КЛИДА.
Сія не поразишь тебя не можешь вѣсть.
ГОРИСЛАВА.
Вѣщай!… пусть всѣ бѣды въ одну совокупятся,
И дни мои однимъ ударомъ прекратятся.
КЛИДА.
Одними видами тревожится твой духъ,
Но сердце уязвитъ какъ мечь, сей новый слухъ;
Не ожидала ты судьбины толь плаченной,
Владимиръ съ Греческой спрягается Царевной;
Однако можетъ быть пуста сія молва.
ГОРИСЛАВА.
Ахъ! праведенъ сей слухъ, всѣ праведны слова,
Вѣщаютъ мнѣ о томъ сей воздухъ, домъ и стѣны,
Вездѣ изображенъ ужасный видъ изнѣны;
Но наше сердце днесь вѣщаетъ мнѣ о томъ,
Владимиръ пасмуренъ вступилъ въ Рогвидинъ домъ;
Не соотвѣтствуя моимъ слезамъ и стону,
Онъ рекъ: заутра я отсель иду къ Херсону;
Хощу я новаго искать побѣдъ плода!…
За чѣмъ сей гордый Князь, за чѣмъ идетъ туда;
Новархамъ первымъ онъ своею славой равенъ,
Неколебимостью любови лишь не славенъ.
По томъ на одръ сей Князь безмолвствуя возлегъ,
Бесѣду онъ мою и сына пренебрегъ;
Со страхомъ на него я очи обращала,
Неизреченную тоску я ощущала,
И слезы пролила! — вдругъ въ явѣ иль во снѣ,
Моихъ родителей явились тѣни мнѣ,
Затрепеталъ чертогъ, и тѣни мнѣ любезны,
Являя раны мнѣ потоки лили слезны,
Я зрѣла лица ихъ, я ихъ внимала гласъ,
Отмсти Владимиру, вѣщали мнѣ, за насъ;
Отмсти за насъ! увы! нашъ прахъ ты долго мучишь,
Отъ перваго Жреца орудіе получишь,
Которое вонзи Владимиру во грудь;
Бѣжала я отъ нихъ, и забывала путь,
Ихъ видѣла, на что я очи ни взводила,
Отъ ногъ моихъ земля, казалось, уходила….
Не знаю какъ въ сіи достигла я мѣста…
Ахъ! скройся! скройся ты плачевная мечта!
КЛИДА.
Почто, когда тебя въ объятіяхъ носила,
Почто несчастную тебя не умертвила,
Иль жизни твоея плачевной въ первый день,
Почто не смертная тебя покрыла тѣнь!
Свершается все то, что я ни предвѣщала;
Совмѣстницъ я твоихъ въ печали посѣщала….
О коль ихъ бѣдственъ. рокъ! коль жалостны ихъ дни!
Стыдятся въ горести на свѣтѣ взглянуть очи;
Ихъ Князь ихъ и супругъ отъ взора отвергаетъ,
И весь ихъ дворъ теперь, весь градъ пренебрегаетъ;
Онъ имх любовь являлъ, подобно какъ тебѣ,
И равной съ ними ты подвергнешься судьбѣ,
Ты будешь можетъ быть Гречанкиной рабою.
ГОРИСЛАВА.
О храмъ! Перуновъ храмъ! клянуся предъ тобою,
Предъ вами, тѣни, я родительски клянусь,
Что я позорной сей судьбины не дождусь;
О жизни не пекусь и не пекусь о сынѣ,
Препоручу его всевидящей судьбинѣ….
Несчастный Изяславъ! но мнѣль рабою быть,
И лютаго еще Владимира любишь!
Вамъ боги сироту, я вамъ его вручаю,
Пойду и жизнь мою во храмѣ окончаю!
Прости въ послѣдній разъ!.. ожесточенъ мой духъ!…
Какія жалобы пронзаютъ здѣсь мой слухъ,
Но кто передо мной!…
КЛИДА.
Родительскія тѣни,
Рыдаютъ здѣсь они и произносятъ пени,
Что ты несчастна дщерь не мстящая на нихъ,
Вооружается противу дней твоихъ.
ГОРИСЛАВА.
Оставь, оставь меня, о лютое мечтанье!
Ахъ! слышу вашъ я стонъ, совѣты и роптанье,
Но не внимая вамъ, скончаю жизнь теперь!..
Увы! отверзлися ужасна храма дверь,
Что значитъ страхъ такой!..
КЛИДА.
Золиба къ намъ приходитъ!
ГОРИСЛАВА.
Онъ Блѣденъ, видъ его мнѣ смертный страхъ наводитъ,
На что отверзъ, на что ты страшныя врата?
ЗОЛИБА.
Смутила весь мой духъ ужасная мечта,
Во храмѣ мнѣ твои родители явились,
И двери предо мной со громомъ отворились;
Иду къ тебѣ.
ГОРИСЛАВА.
Какой въ рукѣ твоей кинжалъ!
ЗОЛИБА.
Которымъ твой супругъ Рогвольда поражалъ!
Кинжалъ на олтарѣ лежащій указала,
И блѣдна тѣнь его мнѣ рѣчь сію сказала:
Рогнеда сынъ отмстить за смерть мою должна.
ГОРИСЛАВА.
Ахъ! кровь на немъ моихъ родителей видна.
Увы! лишаюсь силъ!…
ЗОЛИБА.
Отмстя за кровь кипящу!
Вонзя кинжалъ во грудь въ чертогахъ Князю спящу!
ГОРИСЛАВА.
Престань суровостью мнѣ сердце заражать,
Насъ Боги могутъ ли къ убійству воружать?
Ахъ! прежде жизни быть сама хочу лишенна.
ЗОЛИБА.
Умри, коль хочешь ты, но только отомщенна,
Покорствуй небесамъ, послушай ты Боговъ,
Карай родительскихъ и божіяхъ враговъ!
Ихъ жрецъ тебѣ велитъ привесть ихъ волю въ дѣство.
ГОРИСЛАВА.
Нѣтъ! долженъ сей кинжалъ мое карать злодѣйство,
Я страстію могла ко ихъ врагу горѣть,
И я должна теперь, не мой супругъ умреть.
ЗОЛИБА.
Я разрѣшаю бракъ и ты отмщать во власти.
ГОРИСЛАВА.
Ты разрѣшаешь бракъ! но кто отъ нѣжной страсти,
Кто сердце отъ любви къ супругу разрѣшитъ?
ЗОЛИБА.
Тотъ Богъ, который здѣсь судьбину всѣхъ вершитъ,
Рази!…
ГОРИСЛАВА, (Взявъ книжалъ.)
Подай! увы! колеблются чертоги!
Къ жилищу моему не вижу я дороги!
Все меркнетъ вкругъ меня!
ЗОЛИБА, (взявъ ее за руку.)
Иди во свой чертогъ;
Но помни, что тебя гремящій видитъ Богъ,
На жизнь твою дерзать тебѣ онъ запрещаетъ!
ГОРИСЛАВА.
Не то мнѣ сердце днесь, увы, не то вѣщаетъ.
О Боги не явлюсь виновной ни предъ кѣмъ,
Виновны оба мы, такъ оба и умремъ.
Иду!… трепещетъ грудь!… о! Боги подкрѣпите;
Или свирѣпости во грудь мою вступите.
ЗОЛИБА (слыша сраженіе.)
Но что за вопль возсталъ!… я слышу звукъ мечей,
Чье шествіе сюда, и стонъ внимаю чей?
Приходитъ Святополкъ, смущенъ, обезоруженъ!
СВЯТОПОЛКЪ (въ отчаяніи.)
Увы! погибли мы!… покровъ Боговъ намъ нуженъ.
Я свергнуть въ нощь сію Владимира хотѣлъ,
Со множествомъ друзей во Княжей дворъ влетѣлъ,
И стражу я сломилъ… Внезапу дерзновенный
Добрыня съ воинствомъ предсталъ вооруженный,
Лишилъ меня щита, союзниковъ плѣнилъ…
ЗОЛИБА.
Себя несчастнымъ ты и всѣхъ насъ учинилъ.
Рогнеда поразить супруга устремленна,
Но вопль Владимира возбудитъ усыпленна.
СВЯТОПОЛКЪ.
Предупрежду напасть, за нею поспѣшу,
И съ помощью Боговъ убійство совершу.
ЗОЛИБА.
Надежду тщетную на промыслъ ихъ имѣешь,
Лишенъ меча, друзей, ты въ чемъ теперь успѣешь?
Владимиръ живъ! — онъ живъ! его внимаю гласъ!
Погибло все! пойдемъ! да скроютъ боги насъ!
СВЯТОПОЛКЪ (идущій за жрецомъ въ храмъ.)
Злой случай, не мятежъ мою отъемлетъ славу!
КЛИДА (одна)
Увы! на казнь влечетъ Владимиръ Гориславу!
ВЛАДИМИРЪ (держащій кинжалъ Гориславѣ)
Измѣнница! я зрѣлъ кинжалъ въ рукахъ твоихъ!
Ты въ умыслы вошла; тотчасъ открой мнѣ ихъ,
Отъ громкихъ воплей и мятежныхъ пробудился,
И паче во твоемъ злодѣйствѣ утвердился.
ГОРИСЛАВА.
Велѣли Боги мнѣ кинжалъ вонзать въ тебя,
А я хотѣла имъ пронзить сама себѣ!
ВЛАДИМИРЪ.
Когда меня во гробъ злодѣйски низвергаешь,
Еще ко хитрости, еще ты прибѣгаешь,
Ты льстишь, покорствуешь, свирѣпостью дыша,
Въ тебя вмѣстилась всѣ Рогвольдова душа;
Но онъ злодей мой былъ; а ты моя супруга,
Въ немъ и врага щиталъ, въ тебѣ щиталъ я друга,
И другъ сей кровь мою намѣрился пролить.
ГОРИСЛАВА.
Съ тобой дѣляща жизнь и смерть я раздѣлить,
Съ тобой не жалостнымъ супругомъ уповала:
Но мнѣ свирѣпости судьба не даровала;
Не обращалася я въ умыслахъ ни съ кѣмъ,
На что чужой мнѣ ядъ! ядъ въ сердцѣ есть моемъ,
Довольно бы его къ возженью мести стало,
Но ахъ! противъ любви явилось яда мало,
И я сама мой вѣкъ кончала за тебя.
ВЛАДИМИРЪ (подавая ей кинжалъ.)
Кинжалъ въ твоихъ рукахъ вонзи его въ себя,
Да будетъ собственнымъ змія пронзенна жаломъ!
ГОРИСЛАВА.
Весь родъ мой истребилъ, мой Князь, ты симъ кинжаломъ.
Что должно дѣлать мнѣ въ отчаяньи моемъ,
Я вижу кровью то написано на немъ.
О ближнія мои ихъ свѣта изтребленны!
Моими горькими слезами окропленны,
Осталось для меня на семъ кинжалѣ глазъ,
Лишь крови нѣсколько запекшейся отъ васъ,
Сей крови жалостной отмщенія просящей.
ВЛАДИМИРЪ.
Моей погибели и смерти мнѣ хотящей.
ГОРИСЛАВА.
Владимиръ, ты привыкъ свой мечь окрововлять,
И гнѣвъ свой въ пагубномъ убійствѣ утолять,
Благопріятствуетъ теперь тебѣ судьбина,
Рази меня рази! спаси лишь только сына!
Коль не совсѣмъ въ тебѣ умолкло естество,
Ты тронься на его взирая сиротство,
На младость лѣтъ его, на бѣдность, на мучеья,
Являй ко мнѣ одной твое ожесточенье;
Рази, и съ предками меня соедини.
КЛИДА (на колѣняхъ.)
Увы и съ ней меня несчастную казни!
ВЛАДИМИРЪ (поднимая обѣихъ.)
Жестокія! вы мнѣ злодѣйски нынѣ мстите,
Въ мучителя меня преобразить хотите;
Но вамъ теперь душа изобразитъ моя,
Защитникъ ли и другъ, иль врагъ вамъ больше я;
Я вижу вашу злость, за злость не отомщаю,
Невѣрность вашу зрю, невѣрность вамъ прощаю:
Чту женской слабостью, что долженъ наказать,
Забуду все! . . . престань и ты меня терзать;
Не твой кинжалъ меня, но стонъ твой убиваетъ.
ГОРИСЛАВА.
Всѣ горести твоя супруга забываетъ:
Не только въ жизни сей меня остановить,
Одинъ твой взглядъ меня удобенъ оживить.
ДОБРЫНЯ (имѣя щитъ и мечъ въ рукахъ)
Исполнилося все, что мною предреченно,
Смятенье вспыхнуло, но мною потушенно;
Я въ помощь съ воинствомъ ко стражѣ прибѣжалъ,
И бурю мятежа чрезъ силу удержалъ,
Измѣнники твоей касаяся державы,
Ломились съ имянемъ въ домъ Царскій Гориславы,
Одни разсѣяны, другія взяты въ плѣнъ.
ВЛАДИМИРЪ.
А я сея зміи коварствомъ уловленъ,
Я съ нею о ея судьбинѣ сокрушался,
Когда вѣнца отъ ней и скипетра лишался,
Изрядный жаръ любви готовила ты мнѣ.
ГОРИСЛАВА.
Что слышу я, того не зрѣла и во снѣ;
На что мнѣ, Государь, на что твоя держива!
Жить въ свѣтѣ безъ тебя не можешь Горислава.
Извѣстно было мнѣ, что нѣкій умыслъ есть,
Воити въ него любовь, открыть претила честь!
ВЛАДИМИРЪ.
Ты вѣдала о томъ, и мнѣ не объявила,
Убійца ты, хотя меня не умертвила;
Злодѣй тотъ, кто себя въ измѣнники включитъ!
И вѣдая о томъ, злодѣй кто умоляетъ.
Я подданныхъ имѣлъ, и чаялъ быть спокоенъ;
Священный сей покой злодѣями разстроенъ.
А все сіе терплю, терплю я отъ тебя.
ГОРИСЛАВА.
Ты раздражилъ Боговъ, такъ самъ вини себя.
ВЛАДИМИРЪ.
Или, несчастная, запрись въ твои чертоги:
Но ежели тебя къ убійству нудятъ Боги,
Такъ ты оставь Боговъ свирѣпыхъ таковыхъ,
Въ божницы не входи учиться зла у нихъ;
Коль будешь волѣ ты моей повиноваться,
Симъ только предо мной ты можешь оправдаться,
Терпѣнье я имѣлъ, однако не забудь,
Что можешь рушиться оно когда нибудь.
ГОРИСЛАВА (ухоля.)
Питай ко мнѣ враждой свои ты мысли тверды;
Коль ты не милосердъ, мнѣ Боги милосерды!
ВЛАДИМИРЪ.
Чей мечь въ рукахъ твоихъ!
ДОБРЫНЯ.
Сей острый мечь и щитъ
Тебѣ начальника измѣны объявитъ;
Онъ помощію тьмы ночной отъ насъ укрылся,
Но чаютъ, что въ сіи чертоги удалился.
ВЛАДИМИРЪ (взявъ щитъ.)
Я болѣе сего и вѣдать не хочу.
Сей щитъ, увы! сей мечь, слезами омочу;
О! коль несчастны тѣ владѣтели бываютъ,
Которые враговъ во ближнихъ познаваютъ!
Стыдъ съ ними быть въ родствѣ и жалость ихъ карать,
Не могутъ Княжеской души не раздирать;
И кто изъ подданныхъ монарху вѣренъ будетъ,
Коль ближнія родство, супруга долгъ забудетъ!
Сумнѣнье новое раждается во мнѣ!
О небо! не яви во злѣйшей ихъ винѣ.
ДОБРЫНЯ.
Захваченныя мной мятежники суровы,
Для безопасности заключены въ оковы;
Но искры первыя измѣны истребить,
Вели ихъ смертію, Владимиръ, погубить,
Грызенья совѣсти преступникамъ прибавятъ,
Велѣлъ знатнѣйшихъ я передъ тебя представить,
Звучатъ оковы здѣсь, и се приводятъ ихъ.
ДОБРЫНЯ.
Что дѣлать повелишь?
ВЛАДИМИРЪ.
Сними оковы съ нихъ!..
Коль мы врагамъ себя свирѣпыми являемъ,
Лишь пуще ихъ вражду въ ихъ мысляхъ растравляемъ;
Да наказуются щедротами они;
Не смерть мнѣ подданныхъ, мнѣ надобны ихъ дни!
ДОБРЫНЯ (Когда упадаютъ освобожденныя невольники на колѣни.)
Великодушіе сіе неизреченно!
ВЛАДИМИРЪ.
Оно по должности Монаршей учиненно.
Востанте! вижу днесь на вашихъ я челахъ,
Возженное у васъ раскаянье въ сердцахъ.
Ахъ! льстился прежде я, что я дѣтьми владѣю,
Что подданныхъ любя, моимъ друзьямъ радѣю;
Увидѣлъ въ чадахъ я злодѣевъ наконецъ!…
Коль вы не дѣти мнѣ, я наглъ еще отецъ.
Какъ строгій судія свирѣпость ощущаю,
Но какъ родитель васъ моихъ дѣтей прощаю.
ДОБРЫНЯ.
Коль корня сей вражды, о Князь, не истребить,
Такъ древа ты сего самъ вѣтви подкрѣпить,
Подъ тѣнь котораго злодѣи притекаютъ,
На жизнь твою съ своимъ начальникомъ алкаютъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Сего несчастнаго начальника сыщу,
И такъ это какъ сихъ, любезный другъ, прощу;
Мой духъ веселіе въ щедротахъ ощущаетъ;
Тотъ малъ, кто помнитъ зло; великъ тотъ, кто прощаетъ,
Идите!… Мучусь я!…. Но вѣдай ты единъ,
Что сей сокрытый врагъ, что Святополкъ, мой сынъ.
ДОБРЫНЯ.
Твой сынъ! о Государь! твой братъ ему родитель.
ВЛАДИМИРЪ.
Будь важной тайны сей до времени хранитель.
Намѣренъ какъ отецъ я сына наказать,
Теку обнять его, простить и лобызать.
ДѢЙСТВІЕ IV.
правитьЗОЛИБА.
Бѣги чертоговъ сихъ злодѣйствомъ окруженныхъ,
Бѣги сихъ мѣстъ, бѣги, въ пороки погруженныхъ;
Тебя отсюду, князь, честь гонитъ, а не страхъ;
Но въ ближнихъ кройся ты до утрія лѣсахъ,
Погаснетъ, можетъ бытъ, Владимирова слава;,
Во храмѣ скрыта здѣсь стояща Горислава,
На жертву не отдавъ супруга намъ она,
Сама быть жертвою руки своей должна;
Ея текуща кровь потребуетъ отмщенья,
И вогорится огнь въ народѣ возмущенья.
Умретъ!… Рогнеды смерть, и слезный гласъ жреца,
Удобны отвращать суровостью сердца;
Коль ближнія Царя и други покидаютъ,
Подпоры зыблются и троны упадаютъ;
Вѣнецъ, порфира, тронъ не дѣлаютъ Царей;
Царь тотъ же человѣкъ и нижшій безъ людей;
А естили въ нощь сію Владимиръ въ храмъ явится,
Моей предъ олтаремъ рукою умертвится.
СВЯТОПОЛКЪ
Что всѣми онъ любимъ, Золиба, не забудь;
Насъ можетъ и сія надежда обмануть.
ЗОЛИБА.
Тогда оставь ты, Князь, оставь Днепровы бреги,
Идя въ страну, гдѣ есть суровы Печенеги,
Сіи всегдашніи Россійскія враги;
Вдохни имъ огни войны, и дерзость въ нихъ зажги;
Ты безъ Владимира во градъ сей возвратишься,
И здѣсь торжественно на тронѣ утвердишься,
Пустъ славой онъ гремитъ и побѣдитъ Херсонъ,
Тебѣ вручатъ вѣнецъ я, Боги и законъ!
Не умствующій Царь, не увѣнчанный воинъ,
Но любящій боговъ престола есть достоинъ.
Иди мои сынъ, престолъ Россійскій ждетъ тебя.
СВЯТОПОЛКЪ.
Въ объятіи боговъ вручаю днесь себя!
Едва, едва мои отсель влекутся ноги,
И помрачаются и храмы и чертоги.
Я ужасъ чувствую взирая къ небесамъ!..
Чья тѣнь является?….
ВЛАДИМИРЪ.
Кто здѣсь?
СВЯТОПОЛКЪ.
Владимиръ самъ!
ВЛАДИМИРЪ.
Се ты о Святополкъ?… тебя ни темность ночи,
Ни свѣтлый день въ мои не представляютъ очи;
Куда ты кроешься?… О Князь! возми сей щитъ!
Мнѣ кажется, что онъ тебѣ принадлежитъ.
СВЯТОПОЛКЪ.
Онъ мнѣ принадлежитъ!
ВЛАДИМИРЪ.
Терзаемый признаньемъ,
Взгляни на Князя ты, взгляни ты со вниманьемъ,
Скажи, ты другъ ли мнѣ.
СВЯТОПОЛКЪ.
Тебѣ я другъ ли?.. Нѣтъ!
И ясно на щитѣ написанъ мой отвѣтъ.
ВЛАДИМИРъ.
Такъ ты противъ меня возстать не устрашился,
Забылъ со мной родство, къ злодѣямъ пріобщился.
И не стыдишься ты намѣреній такихъ?
СВЯТОПОЛКЪ.
Стыжусь, что не привелъ ко окончанью ихъ!
ВЛАДИМИРЪ.
Коль къ сану моему почтеніе теряешь,
Ты друга во врага несчастный претворяешь.
СВЯТОПОЛКЪ.
Я врагъ Царю, коль Царь богамъ злодѣемъ сталъ,
Которыхъ прежде самъ любилъ и почиталъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Тебѣ ли, юноша, быть строгимъ судіею
Надъ волею моей, надъ совѣстью моею!
Я храмы зиждѣнъ здѣсь, кумировъ ставилъ сихъ,
И зная ихъ тщету, разрушить властенъ ихъ.
Погибни вѣра та, которая внушаетъ
Ко ближнимъ ненависть, и дружбу разрушаетъ;
Въ тебѣ развратный духъ посѣялся отъ ней.
СВЯТОПОЛКЪ.
Величествомъ души я есмь обязанъ ей;
Ты правя скипетромъ, быть выше смертныхъ чаешь;
Мы существуемъ ли, того не примѣчаешь;
Сей гордостью надменъ ты въ насъ вперяешь страхъ,
И думаешь, что мы передъ тобою прахъ:
Но знай, что люди есть, которые имѣютъ
Достоинства Царей, хотя и не владѣютъ;
Не мысли во своей ты счастливой судьбѣ,
Что ползавъ предъ тобой мы бога чтимъ въ тебѣ,
Что любимъ всѣ тебя… я первый ненавяжу,
Въ тебѣ несчастный сынъ отцеубійцу вижу!
ВЛАДИМИРЪ.
Но кто родитель твой?
СВЯТОПОЛКЪ.
Родитель тотъ мнѣ былъ,
Кого во градѣ семъ злодѣйски ты убилъ.
Коль ненавидишь самъ и кровныхъ не жалѣешь,
Желать моей любви ты права не имѣешь.
ВЛАДИМИРЪ.
Имѣю болѣе, чѣмъ вображаешь ты,
Взгляни ты на мои и на свои черты,
На слезный токъ взгляни, изъ глазъ который льется,
Дай руку мнѣ свою, и зри, какъ сердце бьтся.
Зри трепетъ мой, мои вздыханія внемли!
СВЯТОПОЛКЪ.
Не мни, чтобъ токи слезъ меня смягчить могли;
Когда бы острый мечъ въ моей рунѣ явился,
Слезамя бъ купно ты и кровію омылся.
ВЛАДИМИРЪ.
Постой и обуздай строптивый духъ на часъ;
Теперь мы здѣсь одни, никто не видятъ насъ;
Коль ты мое родство, о Князь, привелъ въ забвенье,
О юности твоей забылъ мое радѣнье,
Слаба противъ меня твоя едина рѣчь,
Умножь вражду твою, возьми, возьми сей мечъ!
Присяги преступя и должности границу,
Возьми, рази меня, сокроетъ нощь убійцу;
Не уважай теперь порфиры ни вѣнца,
Природу устраши, и порази отца!….
Отца отъ коего произведенъ ты крови,
Котораго къ тебѣ вся грудь полна любови!
Увы мой сынъ! мой сынъ!
СВЯТОПОЛКЪ.
Что, боги, слышу я!
Я сынъ твой, Государь, и кровь во мнѣ твоя!
ВЛАДИМИРЪ.
Сумнѣнью своему содѣлай окончанье,
Ты помнишь матери твоей рукописанье;
Прочти сіе письмо. (Отдаетъ ему письмо)
СВЯТОПОЛКЪ.
Любезна мать моя,
Твоей руки черты кроплю слезами я!
Прости любезный сынъ! Я горьку жизнь кончаю,
Но тайну, Святополкъ, тебѣ препоручаю,
Что предписаніемъ любови и судьбинъ,
Не Ярополковъ ты, Владимировъ ты сынъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Что кровь тебѣ гласитъ!
СВЯТОПОЛКЪ (на колѣняхъ.)
Увы! родитель мой!
До внутренной моей проникнулъ голосъ твой,
Иную кровь въ моемъ я сердцѣ ощущаю,
И взоры на тебя другія обращаю,
Мнѣ кажется, что я уничтожаюсь весь,
И въ ново существо преображаюсь днесь!
ВЛАДИМИРЪ.
Востань! мой сынъ, востань! не гнѣвъ и отомщенье
Я въ сердцѣ несъ къ тебѣ, но дружбу и прощенье.
СВЯТОПОЛКЪ (воставъ.)
Позволь мнѣ грудь сію позволь облобызать,
Которую хотѣлъ я мучить и терзать!
ВЛАДИМИРЪ.
Постой! согласіе съ родителемъ воставить,
Скажи мнѣ, можешь ли кумировъ ты оставить!
СВЯТОПОЛКЪ.
Оставить мнѣ боговъ? любезны мнѣ они!
Я ими чрезъ тебя мои имѣю дни,
Страшуся словъ твоихъ!..
ВЛАДИМИРЪ,
Страшишься видовъ тлѣнныхъ,
И суевѣріемъ понятій впечатленыхъ;
Внемля: изъ древа ли изсѣченный кумиръ
Свѣтила сотворилъ и сей украсилъ міръ?
Того ли жизни мы своей почтимъ виною,
Кто принялъ бытіе, и здѣсь поставленъ мною!
О! сынъ мой, разсмотри; то тлѣнъ и камни то,
Прахъ въ труду собранный, мечта, или ничто;
Есть Богъ, о комъ вамъ вселенная вѣщаетъ,
Его глаза не зрятъ, го сердце ощущаетъ!
До ощущенія достигнути сего,
Оставь кумировъ сихъ, чти Бога одного!
СВЯТОПОЛКЪ.
Перуна богомъ мы единымъ почитали!
ВЛАДИМИРЪ.
Мы истинну тогда отъ сердца отметали;
Но я сихъ идоловъ намѣренъ истребить.
СВЯТОПОЛКЪ.
Дай время, Государь, кумировъ мнѣ забыть.
ВЛАДИМИРЪ.
(Ударяетъ громъ во храмѣ.)
Иди въ объятія!…
СВЯТОПОЛКЪ.
Но что за громы внемлю!
Я слышу подъ собой колеблемую землю!
Трепещетъ, движется, падетъ Перуновъ храмъ!
ВЛАДИМИРЪ.
Лукавство злобствуетъ, таятся козни тамъ;
Служащія жрецы безмолвнымъ истуканамъ,
Привыкли прибѣгать ко страхамъ и обманамъ.
Иду, и усмирю бунтующихъ жрецовъ.
СВЯТОПОЛКЪ.
Постой! о, Государь! ты встрѣтишь тамъ враговъ,
Которыхъ на тебя кинжалы изощренны,
И двери смерть тебѣ представятъ отворенны!
ВЛАДИМИРЪ.
Не опасаюся, мой сынъ, враговъ такихъ;
Коль кроются они, пренебрегаю ихъ;
Злодѣйство, не кумиръ во храмѣ громы мещетъ,
Зри слабости его!
СВЯТОПОЛКЪ (Удерживая)
Весь духъ во мнѣ трепещетъ.
Постой!….
ВЛАДИМИРЪ (Приближаясь ко дверямъ)
Отверзитесь ужасныя врата!
ВЛАДИМИРЪ.
И Горислава здѣсь! о страшная мечта!
ЗОЛИБА (Во вратахъ поднимая кинжалъ.)
Злодѣй Боговъ! прими на нихъ мое отмщенье!
ВЛАДИМИРЪ (Нападая на Золигу съ мечемъ.)
Прими злодѣй мой казнь! прими за возмущенье!
ЗОЛИБА (Уходя во внутренности храма.)
О нечестивый Царь! будь проклятъ отъ боговъ;
Раждай злодѣевъ ты! рождай ты не сыновъ!
СВЯТОПОЛКЪ.
Золиба, государь! въ отмщеніи опасенъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Но онъ Владимиру ни мало не ужасенъ.
А ты виновница злой участи моей,
Сеголь я ждалъ плода отъ нѣжности твоей?
Злодѣйка дней моихъ!…
СВЯТОПОЛКЪ.
Лице ея блѣднѣетъ,
Едва дыханіе, едва она имѣетъ!
ВЛАДИМИРЪ.
Не жизнь, но злость ее потухла въ ней на часъ.
ГОРИСЛАВА.
Увы!
СВЯТОПОЛКЪ.
Вѣщаетъ смерть ее дрожащій гласъ!
ГОРИСЛАВА (приближаясь.)
Уже ли въ вѣчность я изъ свѣта преселилсь?…
Владимирова тѣнь! и здѣсь ты мнѣ явилась!
ВЛАДИМИРЪ.
Давно достойная во преисподней быть,
Ты дышешь на земли еще меня губить.
ГОРИСЛАВА.
О боги! жалости ко мнѣ вы не явили,
Когда безпамятну меня не умерщвили!
ВЛАДИМИРЪ.
Союзница, моихъ измѣнниковъ, враговъ,
За чѣмъ входила ты, за чѣмъ во храмъ боговъ?
ГОРИСЛАВА.
Просити у боговъ ходила защищенья,
И на тоску мою тебѣ, о Князь! отмщенья,
Но за любовь къ тебѣ меня Перунъ винитъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Любовь нещастною тебя и учинитъ;
Ты ею какъ змія скрываясь подъ цвѣтами,
Ядъ въ сердцѣ заключа, ласкаешь мнѣ устами;
Опасенъ только есть открытый намъ злодѣй,
Но, врагъ ласкающій страшнѣе всѣхъ людей.
Ты кроткой агницей, моимъ очамъ являлась,
Когда въ умѣ твоемъ измѣна составлялась,
Когда готовилась супруга умертвить!
ГОРИСЛАВА.
Умѣлъ ты и меня свирѣпствомъ отравить.
Ахъ! слезы ты мои и нѣжность ненавидишь.
СВЯТОПОЛКЪ.
Она во всемъ права, во мнѣ врага ты видишь;
Супругу я твою кинжаломъ воружалъ,
Я мщеньемъ на тебя въ ней душу раздражалъ;
Золибою во храмъ неволей привлеченна,
Она противъ себя была ожесточенна,
Мечь въ грудь себѣ вонзить она была должна,
ВЛАДИМИРЪ.
Но ты раскаялся, не кается она.
Себя ты и меня въ сей жизни только мучишь,
Но вскорѣ лютая желанну смерть получишь;
Коса ужъ надъ твоей главой ея виситъ.
ГОРИСЛАВА.
Она мученія несчастной прекратитъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Коль Царскій слыша гнѣвъ, являешься спокойна,
Такъ ты несчастная умреть мечемъ достойна.
ДОБРЫНЯ.
Какъ чада своего владѣтеля любя,
Повсюду ищемъ мы, любезный Князь, тебя.
Густая нощи тьма въ насъ робость умножала,
И въ разныхъ видахъ намъ нашъ рокъ воображала;
Но живъ ты! руку мы лобзаемъ днесь твою.
ВЛАДИМИРЪ.
Сей вѣрностью пронзенъ, сладчайши слезы лью;
Меня спасла моя всещедрая судьбина,
И возвратила мнѣ во Святополкѣ сына;
Благодарю небесъ, что сжалились они,
И превратили нощь плачевну въ ясны дни!
Мое злощастіе полезнымъ мнѣ щитаю!
Супруга я лишенъ, но сына обрѣтаю.
СВЯТОПОЛКЪ.
Непостижимая судьба моя уму,
Ко оправданію послужитъ моему.
ГОРИСЛАВА.
О коль несчастенъ тотъ, которому страданье,
И слезы лишь одни бываютъ въ оправданье!
Ахъ! для чего судьбой не здѣшняя страна,
Моимъ отечествомъ мнѣ страждущей дана?
Я съ сыномъ бы моимъ не только князя чтила,
Была бы прощена, хоть Князю бъ измѣнила,
Почто я бѣдная во свѣтѣ родилась!
Почто во младости и прелесть мнѣ далась!
Съ родителями жизнь безъ ней бы я скончала,
Не вспламеняла бы, и въ вѣкъ не огорчала,
Не огорчала бы я сердца ни чьего.
Властитель чувствъ моихъ, и рока моего!
Изъ словъ, изъ глазъ твоихъ, изъ мыслей примѣчаю,
Что скоро отъ тебя я жизнь мою скончаю;
Увы! когда въ моихъ очахъ погаснетъ свѣтъ,
И какъ мой сынъ меня безгласну призоветъ.
Воспомни, что твоя свирѣпость погубила
Жену, которая тебя какъ жизнь любила,
ВЛАДИМИРЪ.
Съ какою хитростью удобна льстить жена,
Когда питаетъ желчь, и мыслитъ зло она!
ВОЕНАЧАЛЬНИКЪ.
Вражда, о Государь, въ жрецахъ воспламенилась,
И безразсудна чернь къ ихъ сонму преклонилась;
Подобно какъ рѣка въ перуновъ храмъ течетъ,
Золибина ихъ злость къ смятенію влечетъ;
Вдохнулъ отмщеніе во звѣрскія онъ нравы;
Чернь хочетъ сына взвесть на царство Гориславы,
Твое презрѣніе толкуютъ ко богамъ;
Зажжется вскорѣ бунтъ, спѣши скоряй во храмъ.
ВЛАДИМИРЪ.
Сей пламень мятежа тѣмъ самымъ истребится,
Чѣмъ онъ питается, и разожженнымъ зрится,
Съ народомъ я моимъ сражаться не хощу,
Мятежныхъ сихъ сыновъ любовью укрощу.
Иди, мой другъ, возставь спокойны дни во градѣ;
Прощаю и самихъ жрецовъ я къ ихъ досадѣ!
А ты, которою толь вѣрно я любимъ,
Въ которой образъ мы священной правды зримъ.
Тебя народы чтутъ и защищаютъ боги;
Рогнедой нынѣ ставъ, иди въ твои чертоги;
Содѣлать я хочу твоимъ слезамъ конецъ,
Одежды брачныя взложи златый вѣнецъ;
Умножишь моего къ тебѣ вниманья болѣ,
Представлю я тебя народу на престолѣ;
Тогда и ты яви, и я сіе явлю,
Какъ любишь ты меня, какъ я тебя люблю*
ГОРИСЛАВА.
Что мною ты любимъ, что весь мой духъ прельщаешь,
Увы! то знаютъ всѣ, единъ лишь ты не знаешь!
ВЛАДИМИРЪ, Святополку.
Усердіе твое, мой сынъ, мнѣ докажи,
Ступай и стражей домъ Рогнединъ окружи;
Останься съ ней, доколь услышишь повелѣнье,
Вести ее на мой престолъ за преступленье.
СВЯТОПОЛКЪ.
Загладишь всѣ мои вины передъ тобой,
Я въ жертву жизни отдамъ тебѣ, родитель мой.
ВЛАДИМИРЪ.
Жизнь въ жертву посвящай отечеству во брани,
А мнѣ любовь; иной не требую я дани!
ВЛАДИМИРЪ Придворнымъ.
Вы други вѣрныя и ближнія мой,
Которымъ я открылъ всѣ таинства свои,
Вамъ лесть и слѣпота язычества извѣстна,
Понятна истинна и благодать небесна;
Избавьте вы меня кумирницъ вредныхъ сихъ;
Для развращенія довольно въ градѣ ихъ,
Отъ сихъ нелѣпыхъ вы меня Боговъ избавьте,
Очистите сей храмъ, и въ немъ престолъ поставьте
Здѣсь славу идоловъ намѣренъ я затмить,
И кровію олтарь злодѣйскою омыть,
Изторгнуть корень зла и обуздать кичливость,
Владѣтелю одна потребна справедливости;
Коль нужну строгость я теперь употреблю,
На твердыхъ я столпахъ законъ возстановлю,
Подписывая казнь хоть жалость ощущаю,
Законъ вѣщаетъ казнь, не я ее вѣщаю.
Кумира свергните, внесите тронъ во храмъ,
И повелите всѣмъ предстать вельможамъ тамъ.
И такъ я предаю на смерть мою супругу?
И возвѣстить молва всему земному кругу,
Что Князь Владимиръ сталъ убіица и злодѣй!
Дерзну ли самъ по томъ казнить я злыхъ людей!
Вина Рогволдова и братняя отмщенна,
А ты душа моя еще не насыщенна,
И жаждешь крови ты! какой? какихъ враговъ?..
Мучитель! идольскихъ страшнѣе ты боговъ….
Увы! что вижу я! мое злодѣйство истаща,
Мнѣ Ярополкова явилась тѣнь стеняща!
Какой она ко мнѣ суровый мещетъ взлядъ….
Прости мою вину, возлюбленный мой братъ!
Но тѣнь сокрылася!… ахъ! сей не ты причина,
Лишь страхи внутренны и совѣсть лишь едина!
Я суетно въ себѣ тиранскихъ чувствъ ищу;
Нѣтъ! нѣтъ! не варваръ я, супругу я прощу!
Карай твоихъ враговъ, мнѣ царскій домъ вещаетъ;
А милости вопіетъ: Царь щедрый всѣ прощаетъ;
Къ щедротѣ жалость духъ, къ отмщенью долгъ влечетъ;
Прощу! но слабымъ свѣтъ меня весь наречетъ,
И вышня власть мнѣ мечь которыя вручила,
Употреблять сей мечь меня и научила;
Рагнеда въ гордости престоломъ душу льститъ?
Прощаетъ ей супругъ, но Царь ей не проститъ.
ДѢЙСТВІЕ V.
правитьСВЯТОПОЛКЪ.
Царю и городу спокойство возвращенно,
Смятеніе жрецовъ и черни укрощенно:
Владимиръ взоромъ ихъ, какъ громомъ поразилъ,
Золаба мечь въ себя въ отчаяньи вонзилъ;
Жрецы смирилися… но есть молва во градѣ,
Ко гибели твоей, Владимиру къ досадѣ,
Супругъ твой склоненъ былъ вину твою простить,
И больше не хотѣлъ тебѣ онъ нынѣ мстить;
Во паки гнѣвъ его какъ буря возмутился,
Навѣтъ противъ тебя нечаянный сложился,
Что златомъ ты народъ старалась уловить,
На царство сына взвесть, супруга умертвить;
Я клеветѣ такой едва ли вѣрить смѣю.
ГОРИСЛАВА.
Ахъ! кромѣ слезъ, иныхъ сокровищь не имѣю!
Кого нещастная? къ чему вину склонить!…
Коль сильному легко безсильну обвинить!
СВЯТОПОЛКЪ.
Безсильны стонъ и плачъ тебя отъ бѣдъ избавитъ:
Мой Царь велѣлъ тебя во храмѣ семъ оставить.
ГОРИСЛАВА (взирая на храмъ и на вельможей.)
Сіе почтеніе въ сей пагубной странѣ!
Сію Владимиръ честь! сей тронъ готовитъ мнѣ!
Воззрѣти не могу ко храму безъ боязни!…
Нѣтъ, вижу не престолъ, я вижу мѣсто казни.
СВЯТОПОЛКЪ (взирая на вельможей.)
Наводитъ ужасъ мнѣ печальны очи ихъ!
ГОРИСЛАВА.
Я вижу смерть мою написанну на нихъ!…
О чемъ рыдаешь ты, о чемъ мой сынъ любезный!
ИЗЯСЛАВЪ.
Я вижу во твоихъ очахъ источникъ слезный!
ГОРИСЛАВА.
Или ты не привыкъ еще къ слезамъ моимъ!
Ты повседневный былъ, мой сынъ, свидѣтель имъ;
Въ слезахъ мы свѣтлый день, въ слезахъ луну встрѣчаемъ.
Мы только ими грусть сердечну облегчаемъ.
ИЗЯСЛАВЪ.
Я чаялъ, что твоимъ бѣдамъ пришелъ конецъ,
Что съ нами сжалился Владимиръ мой отецъ.
СВЯТОПОЛКЪ.
Страдающихъ сердецъ едино облегченье,
О слезы! нашихъ бѣдствъ и грусти уличенье,
Вы бѣдныхъ питіе непользующе имъ,
Когда свирѣпый рокъ для нихъ неукротимъ,
Но камни твердыя токъ водный умягчаетъ,
И плачемъ укрощенъ жестокій нравъ бываетъ,
Иду Царю внушить невинность вашу я.
ИЗЯСЛАВЪ.
Любезна мать!
ГОРИСЛАВА.
Мой сынъ!
ИЗЯСЛАВЪ.
Дрожитъ рука твоя,
И подсѣкаются твои во плачѣ ноги!
Пойдемъ скоряй отсель, пойдемъ въ свои чертоги.
ГОРИСЛАВА.
Твоя отъ грусти мать нигдѣ не убѣжитъ,
Которая у ней теперь въ груди лежитъ;
Но мнѣ и твой и мой назначилъ повелитель
Дождаться здѣсь ево, Владимиръ твой родитель,
ИЗЯСЛАВЪ.
Давно родителя, давно я не видалъ,
Давно дражайшихъ рукъ его не лобызалъ,
Когда, любезна мать, предъ нами онъ предстанетъ,
Уже ли какъ отецъ на сына онъ не взглянетъ;
Въ объятія къ нему могуль прибѣгнуть я!
ГОРИСЛАВА.
Ты кровь ево мой сынъ, увы! и кровь моя!
Любовь къ нему являть, тебѣ не воспрещаю…
Ахъ! смертную тоску въ душѣ я ощущаю,
Смотрѣньемь на него не насыщаю глазъ.
Объемлю, можешь быть, ево въ послѣдній разъ!..
ИЗЯСЛАВЪ.
Какія горести! какія и стенанья!
Всю силу, твоего я чувствую страданья,
Но что ты рвешься такъ? гдѣ зрѣлъ я божество,
Владимиръ для тебя устроилъ торжество,
И предъ твоими всѣ преклонятся ногами.
ГОРИСЛАВА.
Я скоро, Изяславъ, соединюсь съ богами,
И наградятъ мое терпѣніе они,
Твои въ покровѣ ихъ да процвѣтаютъ дни;
О бѣдный Изяславъ! на толь во свѣтъ родился,
Чтобы ты плакалъ въ вѣкъ, рвался, страдалъ, крушился?
ИЗЯСЛАВЪ.
Возлюбленная мать, твой взоръ объемлетъ мракъ,
Ахъ! въ жизни никогда ты не рыдала такъ!
Какую новую ты горесть ощущаешь?
Печали отъ меня ты въ первый разъ скрываешь!
Когда ты не дѣлишь со мной тоски стеня,
Знать болѣе уже не любишь ты меня*
ГОРИСЛАВА.
Тебя я не люблю! ахъ! естьлибъ не любила,
Безъ горести бы жизнь, безъ жалости губила;
Я только отъ того мученье и терплю,
Что любишь ты меня, что я тебя люблю;
Когда родитель твой лице свое покажетъ,
Родитель твой тебѣ о сей печали скажетъ.
ИЗЯСЛАВЪ.
Къ его ногамъ, увы! несчастный упаду!
И утѣшителя въ моемъ отцѣ найду.
ГОРИСЛАВА.
Не нужны, Святополкъ, твои мнѣ разговори,
Мое несчастіе твои являютъ взоры;
Когда ты обо мнѣ Владимиру сказалъ,
Что онъ отвѣтствовалъ? какой онъ видъ казалъ?
СВЯТОПОЛКЪ.
Ко милосердію не зрю ни малой тѣни,
Я тщетно обнималъ въ слезахъ его колѣни!
Свирѣпый нѣкій огнь блисталъ въ его очахъ,
Гнѣвъ зрѣлся на лицѣ, смятеніе въ рѣчахъ,
Хотя является души его страданье,
Но самое это ужасно воздыханье;
Всему двору твою вину повѣдалъ онъ,
И рекъ, не я казню Рогнеду, но законъ.
Я защищалъ тебя, но нѣкій лжесвидѣтелъ
Во мракѣ вамъ твою представилъ добродѣтель;
И словомъ, Царь велѣлъ тебѣ во храмъ итти;
И на престолъ возсѣсть….
ГОРИСЛАВА.
Прости! мой сынъ прости!
Ахъ! казнь бы мнѣ была отрада, не мученье,
Но горько вѣчное съ тобою разлученье.
Ожесточились всѣ противъ тебя сердца;
Нѣтъ друга у тебя, нѣтъ брата ни отца!
Ахъ! скоро у тебя и матери не будетъ,
Тебя, несчастный сынъ, весь свѣтъ тогда забудемъ;
Но можетъ быть моей несчастливъ ты виной,
И злополученъ тѣмъ, что въ свѣтъ родился мной.
Когда погаснетъ свѣтъ, какъ жизнь моя увянетъ,
Судьбина гнать тебя, любезный сынъ, престанетъ.
Нѣтъ! рокъ намъ повелѣлъ во весь нашъ вѣкъ рыдать:
И роду цѣлому Рогвольдову страдать!
Отецъ мой живота лишился со державой;
Блеснули счастія лучи надъ Гориславой,
Но въ тучу мрачную сокрылися они,
Дабы печальнѣе мои содѣлать дни;
Я зрѣла матери любезной кровь текущу,
Кровь братіевъ моихъ на небо вопіющу!
Къ печали праха ихъ прольется и моя…
Да не прольется кровь, любезный сынъ, твоя!
Коль весь мой, боги, poдъ вы истреблять хотите,
Осталась я одна! единой мнѣ и мстите!
Такое мщеніе щедротою почту,
Бросайте громъ въ меня! спасите сироту!
Прости!
ИЗЯСЛАВЪ.
Какой мнѣ страхъ твои уста вѣщаютъ!
Увы! любезну мать у сына похищаютъ!
Хладѣетъ кровь моя! уходитъ свѣтъ отъ глазъ!
ГОРИСЛАВА его поддерживая.
Приди Владимиръ къ намъ, взгляни теперь на насъ;
Ахъ! сжалилсябъ и ты супругу ненавидя,
Въ ее объятіяхъ стеняща сына видя!
ИЗЯСЛАВЪ приходя въ себя.
Еще я зрю тебя, возлюбленная мать!
Не долго будемъ мы другъ друга обнимать!
Но прежни нѣжности отъ глазъ твоихъ сокрылись,
Зрю блѣдность на лицѣ! черты перемѣнились!
СВЯТОПОЛКЪ.
Не защищаютъ васъ ни жалость, ни любовь,
Прольется скоро здѣсь супруги Царской кровь:
Прими послѣднія мои теперь услуги,
Мои тебя спасутъ отъ смерти вѣрны други;
Сокройся ты отсель въ дремучія лѣса,
Подъ свой покровъ тебя пріимутъ небеса,
Сокройся, Княжій гнѣвъ доколѣ утомится;
Готово все, спѣши отсюду удалиться.
ГОРИСЛАВА.
Мнѣ помощь не нужна, не нуженъ твой совѣтъ,
Мнѣ казни мѣстомъ весь пространный зрится свѣтъ,
Какія пустыни, какія быстры рѣки,
Дремучія лѣса, какія человѣки
Нещастную жену отважатся принять,
Котору могъ супругъ измѣной обвинять?
И я сама себя злодѣйкою прославлю,
Коль скроюся отсель, а сына здѣсь оставлю.
СВЯТОПОЛКЪ.
Зря, какъ рыдаетъ онъ, возьми его съ тобой.
ГОРИСЛАВА.
Онъ царствовать рожденъ, нерабствовать, судьбой,
Онъ царствовать рожденъ, а не въ лѣсахъ скитаться.
ИЗЯСЛАВЪ.
Ни жить мнѣ безъ тебя, ни здѣсь не льзя остаться.
СВЯТОПОЛКЪ.
Недавно сыномъ я Владимировымъ сталъ;
Мучителемъ его я прежде почиталъ,
Мучитель скрылся днесь, и зрится мнѣ родитель
Ужасный судія и грозный повелитель;
Но сердца утолить кипѣнье моего,
И совѣсть сохранить, я скроюсь отъ него!
ГОРИСЛАВА.
Нѣтъ, Князь! ты долженъ быть родителю послушенъ;
Владимиръ вашъ отецъ ко всѣмъ великодушенъ.
Свирѣпъ онъ кажется терзая и гоня,
Съ моимъ несчастливымъ семействомъ лишь меня.
Но строгихъ слѣдуетъ судебъ онъ въ томъ уставу.
Останься съ нимъ, и будь защитникъ Изяславу.
Онъ братъ тебѣ! онъ сиръ! несчастливъ бѣденъ, младъ!
Ахъ! презритъ безъ меня весь дворъ его, весь градъ.
Будь ты отцемъ ему! будь братомъ! буди другомъ!
И оправдай меня передъ моимъ супругомъ!
Иду! во храмъ иду жестокой казни ждать!
СВЯТОПОЛКЪ.
По тѣлу моему онъ будетъ въ храмъ вступать!
Когда на свѣтѣ кто терзается и страждетъ,
Имѣетъ слабый духъ, коль смерти онъ не жаждетъ;
Жизнь наша тѣнь одна; когда кончаетъ вѣкъ,
Совсѣмъ разрушится во свѣтѣ человѣкъ;
Въ послѣдній для него разъ солнце закатится,
И вся его тоска съ нимъ въ землю погрузится.
На что страдающимъ бѣдъ злѣйшихъ ожидать?
Жизнь кончить надлежитъ и перестать страдать.
Кончину предварить минутою одною,
Дерзнешь ли ты пресѣчь, твой вѣкъ своей рукою?
Возьми кинжалъ!
ГОРИСЛАВА (Принимая кинжалъ и намѣреваяся заколоться.)
Подай! сама сразивъ себя,
Женоубійцемъ слыть не допущу тебя….
Владимиръ! твой порокъ не будешь свѣту явленъ;
Кинжаломъ буди симъ отъ варварства избавленъ!
ИЗЯСЛАВЪ бросясь къ ней.
Въ меня кинжалъ вонзи! въ меня вонзи сперва!
ГОРИСЛАВА.
Обезоружили меня твои слова!
СВЯТОПОЛКЪ.
Владимира его печальный голосъ тронетъ;
>Увидя здѣсь ево природа въ немъ возстонетъ!
Предстатъ родителю вели въ слезахъ еду.
ИЗЯСЛАВЪ.
Рыдающій его колѣна объиму!
ГОРИСЛАВА Изяславу.
Надежды не имѣвъ смягчить судьбину люту,
Пойдемъ стенать съ тобой оставшую минуту!
СВЯТОПОЛКЪ.
Уже Владимровъ вдали внимаю гласъ,
Сокройтесь отъ его на время грозныхъ глазъ!
Сіи ли новію внушенія закона?
Во всемъ стремленіи пылаетъ злость отъ трона;
И кто отъ стрѣлъ ея и молній убѣжитъ,
Когда жены она несчастной не щадитъ.
ДОБРЫНЯ.
Князь, сжалься ты надъ ней!
ВЛАДИМИРЪ входя.
Нѣтъ! жалости не внемлю!
Совѣтовъ ни какихъ къ щедротѣ не пріемлю,
Измѣнница умреть моимъ мечемъ должна!
Уже на тронъ взошла съ величествомъ она!
Вельможи подкрѣплять Россійскій тронъ рожденны,
На коихъ всѣ мои дѣянья утвержденны,
Вы сами вѣрные свидѣтели тому,
Позоръ иль честь принесъ я трону моему?
Вашъ часто видѣлъ взоръ, и осязали длани
Тѣ язвы, получалъ которы я во брани.
За Кіевскій престолъ я крови не щадилъ,
Въ трудахъ отечества блаженство находилъ,
И нынѣ нахожу! — Но злоба и лукавство,
Мнѣ горькимъ дѣлаютъ мое самодержавство,
Порфиру бремянемъ, и тернами вѣнецъ!
Преобратилась власть въ въ узы наконецъ;
И долженъ буду я, или престолъ оставить,
Или отъ язвы сей отечество избавить.
Что вы друзья мой, изъ вашихъ чту очей!
Злодѣйку только зрю въ супругѣ я моей.
Закона строгости въ душѣ я осуждаю;
Мой извлекая мечь, колеблюся, рыдаю;
Но какъ законы чтить я вамъ примѣръ явлю,
Заплакавъ общаго злодѣя истреблю.
Умри несчастная, пришла твоя кончина.
ИЗЯСЛАВЪ, на колѣняхъ.
Увы! родитель мой!
ВЛАДИМИРЪ.
Кого я вижу!
ИЗЯСЛАВЪ.
Сына!
Въ безмѣрной ярости мою ты мать рази,
Но прежде сыну въ грудь свирѣпый мечь вонзи;
Коль тѣсенъ свѣтъ тебѣ и съ нею и со мною,
Рази насъ! но меня не дѣлай сиротою.
ВЛАДИМИРЪ (Въ смущеніи.)
Ахъ! кто тебя, мой сынъ, симъ нѣжностямъ училъ?
Меня твой взоръ! твой видъ! твой голосъ умягчилъ!
На всей моей душѣ я жалость ощущаю.
Возстань мой сынъ! возстань!… я мать твою прощаю.
ИЗЯСЛАВЪ (Рогнеда съ сіе время низходитъ со престола.)
Вторично ты мнѣ жизнь, родитель мой, даешь.
ГОРИСЛАВА.
Легка мнѣ смерть, его коль сыномъ ты зовешь.
ВЛАДИМИРЪ.
Я вверженъ былъ тобой во глубину печали,
Твои меня слова и взоры огорчали;
Но мало убивалъ меня еще твой стонъ,
Ты мыслила отнять и жизнь мою и тронъ!
Любимъ отъ подданныхъ, я мучимъ былъ тобою;
Суди меня теперь! суди меня съ собою!
ГОРИСЛАВА.
Увы! мой Князь, ужъ я и такъ осуждена,
Несчастнѣйшая ставъ во свѣтѣ семъ жена.
Ахъ! трономъ я себя и въ мысляхъ не ласкала,
Одной любви твоей, одной любви искала,
Но ежели я тѣмъ отъемлю твой покой,
Что воздухомъ однимъ дышу, мой Князь съ тобой,
Что я на солнечны лучи съ тобой взираю,
Такъ умертви меня! спокойна умираю!
ВЛАДИМИРЪ.
Вся милостію моя наполнилася грудь!
Нашли твои слова и очи къ сердцу путь!
Иди въ объятія! несчастная супруга,
Гонителя забудь и зри во мнѣ ты друга!
СВЯТОПОЛКЪ.
Премѣну такову какой содѣлалъ богъ?
ГОРИСЛАВА.
Кто сердце, Князь, твое смягчить мгновенно могъ?
ВЛАДИМИРЪ.
Законъ, который насъ душевно просвѣщаетъ,
Законъ сей и врагамъ прощеніе вѣщаетъ.
Я долго правды зрѣлъ лучи издалека;
Но благодати днесь коснулась мнѣ рука,
И мой смягчила духъ: вражду мою забудьте,
Владѣйте Полоцкомъ и мнѣ друзьями будьте.