Золотое пенснэ.
правитьВъ 1894 году Шерлокъ Гольмсъ работалъ съ особеннымъ усердіемъ. Всѣ его подвиги я, по обыкновенію, записывалъ, и на полкахъ моей библіотеки стоятъ три объемистыхъ тетради, описывающія дѣятельность Гольмса въ этомъ году. Выборъ при такомъ богатствѣ матеріала очень труденъ. Извольте разбираться въ этой массѣ и извлечь изъ нея наиболѣе типичныя дѣла, — такія дѣла, при разслѣдованіи которыхъ талантъ Гольмса развернулся въ своемъ полномъ блескѣ.
Въ этомъ именно году Гольмсу пришлось разслѣдовать возмутительное дѣло о красной піявкѣ. Тогда же онъ распуталъ тайну ужасной смерти банкира Кросби. Кромѣ этого, въ томъ же періодѣ мы разслѣдовали нашумѣвшую трагедію въ Аддльтонѣ.
Дѣло о наслѣдствѣ Смита и Мортимера относится къ той же эпохѣ. Одновременно съ этимъ Гольмсъ выслѣдилъ и арестовалъ французскаго убійцу Гюре. За это онъ получилъ собственноручное благодарственное письмо отъ президента французской республики и орденъ Почетнаго Легіона.
Оставимъ, однако, эти любопытныя исторіи и остановимся на дѣлѣ другого рода. Я говорю объ исторіи, имѣвшей мѣсто въ Іокслей Ольдъ-Плэсъ. Гольмсъ съ необычайнымъ мастерствомъ выяснилъ всѣ обстоятельства, которыя сопровождали смерть молодого Виллогби Смита.
Стоялъ ноябрь. Была бурная, дождливая ночь. Гольмсъ и я просидѣли весь вечеръ въ молчаніи. Бэкеровская улица была погружена въ мракъ и холодъ. По окнамъ хлесталъ дождь.
— Да, Ватсонъ, — произнесъ Гольмсъ, откидываясь на спинку кресла, — хорошо, что намъ не приходится путешествовать въ такую погоду. Эге! это что такое?
Среди завываніи вѣтра мы ясно разслышали, какъ къ дверямъ нашего дома подъѣхалъ и остановился кэбъ. Изъ экипажа вышелъ человѣкъ.
— Чего ему нужно? — произнесъ онъ вопросительно.
— Чего ему нужно? Насъ, по всей вѣроятности; а что намъ нужно, бѣдный Ватсонъ? Намъ нужны пальто, шарфъ, калоши и все прочее, что полагается въ такую погоду. Погодите-ка, кажется, кэбъ уѣзжаетъ! Есть еще маленькая надежда на то, что насъ съ вами оставятъ въ покоѣ. Этотъ господинъ удержалъ бы кэбъ, если бы разсчитывалъ на насъ. Идите внизъ, товарищъ, и отоприте дверь. Прислуга уже спитъ.
Въ свѣтѣ лампы, висѣвшей въ передней, я безъ труда узналъ нашего ночного посѣтителя. Это была. Стэнли Гопкинсъ, молодой полицейскій инспекторъ, на котораго Гольмсъ возлагалъ большія надежды.
— Онъ дома? — спросилъ взволнованно Гопкинсъ.
— Пожалуйте, пожалуйте, дорогой сэръ! — раздался сверху голосъ Гольмса. — Надѣюсь, что вы не покуситесь на наше спокойствіе въ такую бурную ночь?
Гопкинсъ поднялся по лѣстницѣ. Его непромокаемое пальто даже блестѣло, до такой степени оно было мокро. Я сталъ помогать ему раздѣваться, а Гольмсъ тѣмъ временемъ растапливалъ каминъ.
— Садитесь, Гопкиисъ, и грѣйтесь! — произнесъ Гольмсъ, — а докторъ тѣмъ временемъ пропишетъ вамъ лекарство, ингредіентами котораго являются лимонъ, горячая вода и еще кое-что, очень полезное въ такую погоду. Вотъ вамъ сигара, Гопкинсъ; у васъ, повидимому, важное дѣло. Безъ дѣла никто въ такую погоду по Лондону не ѣздить.
— Вы правы, мистеръ Гольмсъ, у меня сегодня было много хлопотъ. Вы читали въ нынѣшнихъ газетахъ объ іокслейскомъ дѣлѣ?
— Сегодня я не читалъ газетъ, Гопкинсъ.
— Ну, и ничего не потеряли. Въ газетахъ были маленькія замѣтки объ этомъ дѣлѣ и въ нихъ ничего, кромѣ вранья не было. Я все время работалъ сегодня. Вѣдь эта исторія случилась въ Кентѣ, въ семи миляхъ отъ Чатама и въ трехъ — отъ ближайшей станціи желѣзной дороги. Меня вызвали телеграммой въ три часа пятнадцать минутъ въ Іокслей-Ольдъ-Плэсъ; я прибылъ въ пять, произвелъ слѣдствіе, въ Чарингъ-Кроссъ вернулся съ послѣднимъ поѣздомъ и оттуда прямо къ вамъ.
— Изъ этого я заключаю, что вы не уяснили себѣ дѣла?
— Совершенно вѣрно, мистеръ Гольмсъ, въ этомъ дѣлѣ я ровно ничего не понимаю. Такого запутаннаго дѣла у меня никогда еще не было, хотя вначалѣ оно мнѣ казалось простымъ до идіотизма. Главное въ томъ, что мотивъ въ преступленіи совершенно отсутствуетъ. Это-то меня и мучаетъ — не могу я отыскать мотива, и шабашъ. Убитъ человѣкъ — фактъ налицо, но зачѣмъ его убили? Этого понять невозможно. Зачѣмъ понадобилось его убивать?
Гольмсъ закурилъ сигару и откинулся назадъ.
— Я васъ слушаю, — сказалъ онъ.
— Факты у меня всѣ собраны, — продолжалъ Стэнли Гопкинсъ, — но что означаютъ эти факты этого я совершенно не понимаю. Исторія этого дѣла такова. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ деревенскій домъ, называемый Іокслей-Ольдъ-Плэсъ, былъ нанятъ немолодымъ господиномъ, котораго зовутъ профессоромъ Корамъ. Профессоръ — человѣкъ больной. Большую часть дня онъ проводить въ кровати, а ходитъ, всегда опираясь на палку. Изъ дома онъ не выходитъ, иногда только садовникъ катаетъ его по двору на креслѣ. Сосѣди, посѣщавшіе профессора, отзываются о немъ очень хорошо и говорятъ, что онъ человѣкъ очень умный.
У профессора есть немолодая домоправительница, мистриссъ Маркеръ, и прислуга — Сусанна Тарльтонъ. Обѣ служатъ у него давно, съ тѣхъ поръ, какъ онъ поселился въ Іокслей-Ольдъ-Плэсъ. Эти женщины имѣютъ хорошую репутацію.
Профессоръ работаетъ надъ какимъ-то ученымъ изслѣдованіемъ, и года, тому назадъ ему пришлось нанять секретаря. Первые два секретаря у него подолгу не служили, зато третій, мистеръ Виллогби Смитъ, прожилъ у него долгое время. Это былъ очень молодой человѣкъ, только что окончившій университетъ. Профессоръ былъ имъ очень доволенъ. Работа Смита состояла въ томъ, что по утрамъ онъ писалъ подъ диктовку профессора. Вечеромъ же онъ дѣлалъ выборки изъ разныхъ сочиненій, и вообще, производилъ черную работу. Виллогби Смитъ учился сперва въ Эпингемской школѣ, а затѣмъ въ Кембриджѣ. И тутъ и тамъ онъ пользовался хорошей репутаціей. Онъ былъ извѣстенъ какъ хорошій, трудолюбивый молодой человѣкъ съ прекраснымъ поведеніемъ.
И вотъ этотъ-то молодой человѣкъ былъ найденъ сегодня утромъ мертвымъ въ кабинетѣ профессора, при чемъ все указываетъ на то, что здѣсь имѣло мѣсто убійство…
Такъ разсказывалъ Гопкинсъ, а дождь между тѣмъ продолжалъ хлестать въ окна. Мы съ Гольмсомъ придвинулись поближе къ камину. Молодой инспекторъ продолжалъ:
— Обыщите всю Англію и вы не найдете ни одного дома, который бы жилъ болѣе замкнутой и свободной отъ внѣшнихъ вліяній жизнью, чѣмъ Іокслей-Ольдъ-Плэсъ. Иногда обитатели этого дома не выходили за садовую калитку по цѣлымъ недѣлямъ. Профессоръ былъ погруженъ въ свою работу, и внѣшній міръ для него не существовалъ. Молодой Смитъ тоже не заводилъ знакомствъ съ сосѣдями и жилъ такъ же замкнуто, какъ и его патронъ. Женщины также никогда не отлучались изъ дома. Садовникъ Мортимеръ — старый солдатъ, тоже человѣкъ съ хорошей репутаціей. Этотъ Мортимеръ не живетъ, впрочемъ, въ самомъ домѣ; для него отведенъ небольшой коттеджъ въ три комнаты, находящійся въ противоположномъ концѣ сада.
Вотъ вамъ и всѣ обитатели Іокслей-Ольдъ-Плэсъ. Калитка сада находится въ нѣсколькихъ стахъ ярдахъ отъ большой дороги, соединяющей Лондонъ съ Чатамомъ. Запирается она на задвижку и въ садъ войти легко.
Наиболѣе важныя показанія дала Сусанна Тарльтонъ, которыя я вамъ и сообщу. Дѣло было утромъ, между одиннадцатью и двѣнадцатью часами; профессоръ Корамъ находился еще въ постели: когда плохая погода, профессоръ встаетъ не раньше полудня. Сусанна въ это время вѣшала занавѣси въ одной изъ спаленъ верхняго этажа. Домоправительница была также чѣмъ-то занята въ задней части дома. Виллогби Смить сидѣлъ у себя въ спальнѣ, гдѣ онъ и работалъ. Сусанна, однако, слышала, какъ онъ вышелъ изъ спальни и прошелъ по коридору въ кабинетъ, приходившійся какъ разъ подъ комнатой, въ которой она вѣшала занавѣски. Смита Сусанна не видала, но узнала его по шагамъ. Онъ ходилъ быстро и твердо.
Какъ затворилась дверь кабинета, Сусанна не слыхала, но черезъ минуту или больше раздался ужасный крикъ. Это былъ дикій, хриплый стонъ. Сусанна не могла разобрать, кто это кричитъ — мужчина или женщина. Затѣмъ упало что-то тяжелое, весь старый домъ задрожалъ, и все смолкло. Прислуга сперва окаменѣла отъ страха, а затѣмъ опомнилась и бросилась внизъ по лѣстницѣ. Дверь кабинета была затворена. Сусанна отворила ее. На полу лежалъ Виллогби Смитъ. Сперва Сусанна думала, что молодой человѣкъ просто упалъ. Она стала его поднималъ, по увидѣла, что у него изъ шеи течетъ кровь. На шеѣ виднѣлась маленькая, но глубокая рана ножомъ, который пробилъ артерію. Орудіе преступленія лежало тутъ же на полу. Это былъ маленькій старинный ножикъ съ ручкой изъ слоновой кости. Ножикъ этотъ лежалъ всегда на письменномъ столѣ профессора.
Сперва казалось, что Виллогби Смитъ уже умеръ, но когда Сусанна вылила ему на голову холодной воды изъ графина, онъ открылъ на минуту глаза.
— Профессоръ, это была она! — прошепталъ онъ.
Дѣвушка клянется, что умирающій произнесъ именно эти слова. Онъ еще пытался сказать что-то и махалъ правой рукой, но силы его скоро оставили. Онъ упалъ навзничь и умеръ.
Между тѣмъ къ мѣсту происшествія прибыла домоправительница, но она пришла слишкомъ поздно и словъ умирающаго не слыхала. Оставивъ Сусанну около него, она поспѣшила въ спальню профессора. Онъ сидѣлъ на постели и страшно волновался. Онъ слышалъ крикъ и понялъ, что произошло что-то ужасное. Мистриссъ Маркеръ готова, поклясться, что профессоръ былъ въ этотъ моментъ только въ нижнемъ бѣльѣ. Одѣваться самъ профессоръ не могъ, а одѣвавшему его Мортимеру было приказано прійти въ 12 часовъ. Профессоръ заявилъ, что слышалъ заглушенный крикъ, но что болѣе ничего не знаетъ. Онъ не можетъ даже понять, что означали слова умирающаго: «профессоръ, это была она». Профессоръ думаетъ, что молодой человѣкъ произнесъ эти слова въ бреду.
По словамъ профессора, у Виллогби Смита враговъ не было, и причина преступленія для него совершенно не понятна. Прежде всего, онъ послалъ садовника Мортимера въ мѣстную полицію. Немного времени прошло, прежде чѣмъ главный констебль далъ мнѣ знать по телефону о происшедшемъ. До моего прихода никто ни къ чему не прикасался. Все осталось, какъ было въ моментъ преступленія, было также строго воспрещено ходить по саду и двору. Мнѣ представился блестящій случай примѣнить ваши теоріи къ практикѣ, мистеръ Гольмсъ; все, что нужно, было налицо
— Все, кромѣ самого мистера Шерлока Гольмса, — отвѣтилъ, саркастически улыбаясь, Гольмсъ. — Ну, ну, однако, разсказывайте. Что вамъ удалось сдѣлать?
— Прежде всего, я долженъ просить васъ, мистеръ Гольмсъ, взглянуть на. этотъ планъ дома. Планъ этотъ не точный и не полный, но онъ дастъ вамъ нужное представленіе о мѣстѣ драмы. Вамъ станетъ понятно направленіе моего слѣдствія.
И инспекторъ развернулъ листъ бумаги, на которомъ былъ набросанъ воспроизведенный мною здѣсь планъ. Гольмсъ разложилъ у себя на колѣняхъ эту бумагу и сталъ внимательно со разсматривать. Я приблизился также.
— Планъ этотъ не точенъ. Въ немъ указаны только наиболѣе важные пункты. Остальное вы можете увидѣть сами. Прежде всего, надо выяснить, какъ убійца вошелъ въ домъ. По моему мнѣнію, онъ вошелъ въ домъ задней дверью черезъ садъ, — этой дорогой онъ могъ легче всего проникнуть въ кабинетъ. Если бы онъ пошелъ инымъ путемъ, онъ бы запутался. Убѣжать онъ могъ опять таки только этой дорогой, такъ какъ другіе два выхода были загорожены. По одному изъ нихъ бѣжала въ кабинетъ Сусанна, а другой выходъ ведетъ прямо наверхъ, въ спальню профессора. Я поэтому сосредоточилъ все свое вниманіе на садовой дорожкѣ, которая была влажна отъ дождя и должна была сохранить слѣды.
Изслѣдованіе это показало мнѣ, что намъ приходится имѣть дѣло съ осторожнымъ и опытнымъ преступникомъ. На дорожкѣ никакихъ слѣдовъ мною не найдено. Видно, однако, что кто-то прошелъ по травѣ около дорожки. Поступилъ, такимъ образомъ, преступникъ умышленно, чтобы не оставить никакихъ слѣдовъ. Какихъ-нибудь опредѣленныхъ отпечатковъ я такъ и не нашелъ. Видно только, что трава была смята; что это слѣды убійцы — несомнѣнно, такъ какъ ни садовникъ, ни прислуга утромъ по саду не ходили, а дождь начался съ ночи.
— Одну минуту, прервалъ Гольмсъ, — а куда ведетъ садовая дорожка?
— На большую дорогу.
— А далеко эта дорога?
— Около ста ярдовъ.
— Ну, стало-быть, вы могли найти слѣды между калиткой и большой дорогой?
— Это пространство, къ сожалѣнію, вымощено.
— Гмъ!.. Ну, а на большой дорогѣ?
— Сплошная грязь, болото.
— Гадко. Ну, а эти слѣды по травѣ? Въ какомъ направленіи они идутъ — къ дому или отъ дома?
— Опредѣлить это невозможно, никакихъ отпечатковъ.
— Нога большая или маленькая?
— Нельзя опредѣлить.
Гольмсъ сердито фыркнулъ.
— Сегодня лилъ все время дождь, — воскликнулъ онъ, — теперь тамъ самъ чорть въ слѣдахъ не разберется. Ну, да нечего дѣлать, теперь бѣдѣ ужъ не поможешь. Разсказывайте, Гопкинсъ, объясняйте, какъ вы удостовѣрились въ томъ, что вы ни въ чемъ не удостовѣрились.
— О, нѣтъ, мистеръ Гольмсъ, я удостовѣрился въ очень многомъ! Я узналъ, что кто-то проникъ въ домъ извнѣ, при чемъ этотъ кто-то принялъ всѣ мѣры предосторожности. Затѣмъ, я изслѣдовалъ корридоръ. Онъ покрыть циновкой и слѣдовъ не носить. Я, такимъ образомъ, добрался до кабинета. Мебели тамъ немного; главное украшеніе составляетъ большой письменный столъ и при немъ бюро. Представьте себѣ два ряда выдвижныхъ ящичковъ, а посерединѣ небольшой шкапъ. Таково это бюро. Ящики были отперты, шкафъ запертъ. Я спрашивалъ прислугу: ящики эти всегда сохранялись отпертыми, и ничего цѣннаго въ нихъ не хранилось. Цѣнныя бумаги были именно въ запертомъ шкапу, но попытки на взломъ я не замѣтилъ, да и профессоръ говоритъ, что все тамъ осталось въ цѣлости. Грабежа, во всякомъ случаѣ, не было.
Теперь надо сказать нѣсколько словъ о трупѣ молодого Смита. Тѣло лежало около бюро, съ лѣвой стороны. Рана находится на правой сторонѣ щеки и нанесена сразу. Немыслимо предположить, что Смитъ нанесъ себѣ эту рану самъ.
— А можетъ-быть, онъ упалъ на ножъ? — замѣтилъ Гольмсъ.
— Совершенно вѣрно. И мнѣ эта мысль приходила въ голову; но ножъ мы нашли въ нѣсколькихъ футахъ отъ трупа, и, стало-быть, это предположеніе ошибочно. Кромѣ того, надо считаться со словами, которыя молодой человѣкъ произнесъ, умирая. Наконецъ, въ зажатой правой рукѣ мертвеца была найдена весьма важная вещественная улика…
Стэнли Гопкинсъ вынулъ изъ кармана небольшой свертокъ бумаги, развернули, его и вынулъ золотое пенснэ. Черный шелковый шнурокъ былъ оборванъ въ двухъ мѣстахъ и болтался во всѣ стороны.
— У Виллогби Смита было прекрасное зрѣніе, произнесъ Гопкинсъ, — тутъ и вопроса быть не можетъ. Очевидно, онъ сорвалъ это пенснэ съ лица своего убійцы.
Гольмсъ взялъ пенснэ и началъ его разглядывать съ величайшимъ интересомъ и вниманіемъ. Онъ надѣвалъ ихъ себѣ на носъ и пробовалъ читать, затѣмъ онъ подошелъ къ окну и началъ глядѣть черезъ пенснэ на улицу, затѣмъ онъ разглядѣлъ пенснэ при яркомъ свѣтѣ лампы и, наконецъ, посмѣиваясь, принесъ къ столу и написалъ на листѣ бумаги нѣсколько строкъ. Листъ онъ подалъ Стэнли Гопкинсу.
— Вотъ все, что я могу для васъ сдѣлать, — сказалъ онъ, — это вамъ можетъ пригодиться.
Удивленный инспекторъ прочиталъ вслухъ:
«Требуется женщина съ хорошими манерами, прилично одѣтая; у нея очень толстый носъ и очень близко сидящіе глаза; когда глядитъ, прищуривается; плечи нѣсколько сутуловатыя. Есть основаніе предполагать, что втеченіе послѣднихъ нѣсколькихъ мѣсяцевъ эта дама была по крайней мѣрѣ два раза въ одномъ и томъ же оптическомъ магазинѣ. Въ виду тою, что стекла въ пэнснэ очень сильныя, а оптическихъ магазиновъ очень мало, то выслѣдить эту женщину не представляетъ особеннаго труда».
Гольмсъ улыбался, глядя на наши удивленныя лица.
— Это — дедукція, и притомъ очень простая, — сказалъ онъ, наконецъ. — Вообще же говоря, трудно придумать предметъ, болѣе удобный для умозаключеній, чѣмъ очки. А это пенснэ презамѣчательное и даетъ большой матеріалъ для выводовъ. То, что это пенснэ принадлежитъ женщинѣ, я вижу изъ того, что оно очень изящно, и, кромѣ того, я принимаю во вниманіе фразу умирающаго Смита; преступницу я называю хорошо воспитанной и одѣтой, какъ подобаетъ, женщиной. Дѣлаю я это заключеніе на томъ основаніи, что золотая оправа пенснэ очень дорога и изящна. Лицо, имѣющее такое пенснэ, не можетъ одѣваться плохо. Обратите теперь вниманіе на пружину этого пенсію. Она оказывается слишкомъ широкой для вашего носа, а это доказываетъ, что носъ этой женщины очень широкъ у своего основанія; носы этого рода всегда бываютъ короткіе и грубые по формѣ. Впрочемъ, въ данномъ случаѣ возможны исключенія, и я поэтому на этомъ пунктѣ особенно настаивать не буду. Иду далѣе. У меня лицо узкое, но и я не могу сосредоточить своихъ глазъ въ центрѣ этихъ стеколъ или хотя бы около центра. Что отсюда слѣдуетъ? То, что глаза этой женщины очень близко одинъ отъ другого поставлены. Замѣтьте, Ватсонъ, что стекла вогнуты, и сильно вогнуты, что указываетъ на большую близорукость. Близорукіе же люди всегда морщатся, прищуриваются и горбятся, плечи у нихъ почти непремѣнно сутуловаты.
— Я согласенъ съ вашими выводами, — сказалъ я, — но я не понимаю, какимъ образомъ вы дошли до заключенія, что эта женщина была два раза въ одномъ и томъ же оптическомъ магазинѣ.
Гольмсъ взялъ въ руки пенснэ.
— Обратите вниманіе на то, — сказалъ онъ, — что зажимы этого пенснэ покрыты тонкими кусочками пробки, что дѣлается для того, чтобы смягчить давленіе металла на носъ. Одинъ изъ этихъ кусочковъ потерялъ цвѣтъ и изношенъ, а другой почти совсѣмъ новый. Очевидно, этотъ пробковый зажимъ былъ поставленъ совсѣмъ недавно; что касается другого зажима, то степень его изношенности показываетъ, что онъ поставленъ не болѣе нѣсколькихъ мѣсяцевъ тому назадъ. Зажимы имѣютъ одну и ту же форму, а изъ этого видно, что эта дама исправляла свое пенснэ оба раза въ одномъ и томъ же магазинѣ.
— Ей Богу, это удивительно! — воскликнулъ восхищенный Гопкинсъ. — Подумать, что всѣ эти улики были у меня въ рукахъ, а и не имѣлъ о нихъ и понятія. Впрочемъ, я собирался объѣхать всѣ оптическіе магазины Лондона.
— Да, это нужно сдѣлать… Ну, а что вы мнѣ можете сказать еще?
— Да ничего, мистеръ Гольмсъ. Я думаю, что вы знаете объ этомъ дѣлѣ столько же, сколько и я, пожалуй, даже больше. Мы наводили справки не видалъ ли кто чужихъ людей на большой дорогѣ или около вокзала. Результатъ получился отрицательный. Но что меня всего болѣе повергаетъ въ недоумѣніе, это — отсутствіе мотивовъ въ преступленіи. Ну, какъ объясните это убійство, скажите, пожалуйста?
— Ну, въ этомъ я вамъ сегодня помочь не могу; но вы, какъ кажется, хотѣли, чтобы мы ѣхали завтра съ вами?
— Да, мистеръ Гольмсъ, я ужъ очень васъ прошу объ этомъ. Поѣздъ изъ Чарингъ-Кросса въ Чатамъ идетъ въ шесть часовъ утра. Въ Іокслей-Ольдъ-Плэсъ мы прибудемъ между восемью и девятью часами.
— Прекрасно, мы съ этимъ поѣздомъ и поѣдемъ. Въ этомъ дѣлѣ есть черты, дѣлающія его очень интереснымъ, и я съ удовольствіемъ имъ займусь. Однако, уже около часа ночи; намъ надо все-таки немного поспать. Вы ложитесь на диванѣ противъ камина. Завтра передъ отъѣздомъ я зажгу спиртовую лампочку и угощу васъ кофе, Гопкинсъ.
Къ утру дождь пересталъ итти, но утро было холодное. Холодное зимнее солнце поднималось надъ болотистыми берегами Темзы; рѣка угрюмо извивалась, стремясь къ морю. Когда я вижу Темзу, мнѣ всегда вспоминается, какъ мы преслѣдовали Іонафана Малаго и его андижанца.
Послѣ долгаго и утомительнаго путешествія, мы сошли, наконецъ, на маленькой желѣзнодорожной станціи въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Чатама. Пока запрягали лошадь, мы спѣшно позавтракали въ мѣстной гостиницѣ и пріѣхали, такимъ образомъ, въ Іокслей-Ольдъ-Плэсъ совершенно готовыми приступить къ дѣлу.
У садовой калитки насъ встрѣтилъ констебль.
— Ну, какія новости, Вильсонъ?
— Никакихъ, сэръ.
— Никого въ окрестностяхъ не видали?
— Никого, сэръ. На станціи увѣряютъ, что вчера съ поѣздомъ никто сюда не пріѣзжалъ.
— А въ трактирахъ и гостиницахъ вы не справлялись?
— Справлялись, сэръ, но и тамъ ничего не знаютъ.
— Ну, понятно, убійца могъ прибыть изъ Чатама, да и квартировалъ онъ, навѣрное, тамъ. Вотъ эта садовая дорожка, о которой я намъ говорилъ, мистеръ Гольмсъ. Я вамъ ручаюсь, что вчера на ней не было никакихъ слѣдовъ.
— А слѣды въ травѣ по какой сторонѣ шли?
— Вотъ по этой сторонѣ, сэръ. Видите ли эту узкую полоску травы между тропинкой и клумбой? Теперь я не вижу тамъ никакихъ слѣдовъ, но вчера они различались явственно.
Гольмсъ наклонился надъ травой.
— Да, здѣсь кто-то прошелъ, — произнесъ онъ. Очевидно, эта дама должна была итти очень осторожно. Она рисковала каждое мгновеніе оступиться и оставить слѣдъ или на дорожкѣ, или на клумбѣ.
— Да, это рѣшительная госпожа, но всѣмъ признакамъ.
По лицу Гольмса что-то пробѣжало.
— А вернулась она, по вашему мнѣнію, тѣмъ же путемъ?
— Да, другой дорогой она не могла пройти.
— По этой узенькой полоскѣ травы?
— Конечно, мистеръ Гольмсъ.
— Гмъ, въ таковомъ случаѣ она выкинула замѣчательно трудный фокусъ, замѣчательно трудный! Однако, дорожку мы оглядѣли. Идемъ далѣе. Эта дверь, выходящая въ садъ, оставалась отпертой? Да? Значить, преступникъ проникъ въ домъ безъ труда. Убійство было не предумышленное. Если бы она замышляла преступленіе, она запаслась бы оружіемъ, котораго у нея не было. Она схватила первый предметъ, попавшійся ей подъ руку, и именно разрѣзной ножъ съ письменнаго стола. Шла она по этому корридору, не оставляя на циновкѣ никакихъ слѣдовъ. Зачѣмъ она очутилась въ кабинетѣ. Сколько времени она тутъ пробыла? У насъ нѣтъ данныхъ, чтобы рѣшить этотъ вопросъ.
— Не болѣе нѣсколькихъ минуть, сэръ. Я позабылъ вамъ сказать, что домоправительница мистриссъ Маркеръ входила въ кабинетъ за 15 минутъ до катастрофы. Тамъ никого не было.
— Прекрасно, это уясняетъ дѣло. Итакъ, наша дама пошла въ кабинетъ и стала тамъ что-то дѣлать… Что она дѣлала? Она подошла къ письменному столу. Зачѣмъ? Не затѣмъ, чтобы рыться въ ящикахъ. Если бы въ ящикахъ било что-нибудь цѣнное, они были бы заперты. Ей нужно было нѣчто, запертое въ бюро. Ну, да, я вижу на бюро царапину. Зажгите-ка спичку, Ватсонъ. Отчего вы мнѣ не сообщили объ этомъ, Гопкинсъ?
Царапина, о которой говорилъ Гольмсъ, была на мѣдномъ замкѣ, справа отъ замочной скважины. Царапина шла на протяженіи четырехъ дюймовъ.
— Я видѣлъ эту царапину, мистеръ Гольмсъ, но у замочныхъ скважинъ вы всегда найдете царапины.
— Но эта царапина свѣжая, она сдѣлана недавно. Смотрите, какъ она блеститъ. Если бы эта царапина была сдѣлана давно, мѣдь успѣла бы потускнѣть. Взгляните-ка на нее черезъ мое увеличительное стекло. И потомъ, глядите-ка, по обѣимъ сторонамъ бороздки, похожія на темное вещество. Это — лакъ. Здѣсь ли мистриссъ Маркеръ?
Пожилая женщина съ печальнымъ лицомъ вошла въ комнату.
— Вчера утромъ вы обтирали пыль съ этого бюро?
— Да, сэръ.
— А эту царапину вы видѣли?
— Нѣтъ, сэръ, не видала.
— Конечно, не видали. Если бы царапина здѣсь была, вы бы смахнули съ нея лакъ. А гдѣ ключъ отъ этого бюро?
— У господина профессора. Онъ носить его на часовой цѣпочкѣ.
— Это обыкновенный ключъ?
— Нѣтъ, сэръ, здѣсь замокъ системы Чобба.
— Очень хорошо, вы можете уйти, мистриссъ Маркеръ. Мы двигаемся понемногу впередъ. Наша дама, стало-быть, вошла въ комнату, подходить къ бюро, открываетъ его или старается открыть. Въ то время, какъ она этимъ занята, въ комнату входитъ молодой Виллогби Смитъ. Женщина торопливо вынимаетъ ключъ и дѣлаетъ царапину на замкѣ. Молодой человѣкъ схватываетъ ее, а она, желая освободиться, хватаетъ попавшійся ей подъ руку ножъ и ударяетъ его въ шею. Ударъ оказывается роковымъ. Онъ падаетъ, а она убѣгаетъ, унося съ собой то, зачѣмъ приходила, или же, можетъ-быть, и съ пустыми руками. Здѣсь ли служанка Сусанна? Скажите намъ, Сусанна; могъ ли кто-нибудь уйти черезъ эту вотъ дверь прежде, чѣмъ вы вбѣжали въ кабинетъ?
— Нѣтъ, сэръ, это невозможно. Я бы съ лѣстницы увидала того, кто уходилъ бы въ эту дверь. И потомъ эта дверь скрипитъ, и ее рѣдко когда отворяютъ. Я бы услыхала.
— Значитъ, эту дверь мы со счета скинемъ, — сказалъ Гольмсъ: — наша лэди, очевидно, ушла тою же дорогой, которой пришла. А вотъ этотъ корридоръ, если не ошибаюсь, ведетъ въ спальню профессора. Наружу этимъ корридоромъ выйти нельзя?
— Нѣтъ, нельзя, сэръ.
— Вотъ и прекрасно, мы пойдемъ по этому корридору и познакомимся съ профессоромъ… Эге, Гопкинсъ, глядите-ка, это важно, это очень важно. Корридоръ профессора тоже выстланъ циновкой.
— Ну, и что же изъ этого, сэръ?
— Какъ, вы не видите, что это относится прямо къ дѣлу? Ну, да ладно, впрочемъ, я не настаиваю на этомъ обстоятельствѣ. Можетъ-быть, я и ошибаюсь… Однако, это мнѣ кажется интереснымъ… Войдите, Гопкинсъ, со мною и познакомьте меня съ профессоромъ.
Пройдя по коридору, приблизительно равному по длинѣ тому, который велъ въ садъ, мы очутились у небольшой лѣсенки, наверху которой виднѣлась дверь. Постучавъ въ эту дверь, Гопкинсъ ввелъ насъ въ спальню профессора.
Это была очень большая комната. Стѣны ея были уставлены до самаго потолка книгами. Томы, которые не могли найти себѣ мѣста на полкахъ, лежали кучами въ углахъ комнаты или же возвышались правильно сложенными стопками. Кровать стояла на самой серединѣ комнаты. Хозяинъ дома сидѣлъ на ней, прислонившись спиной къ подушкамъ. Я рѣдко видалъ такія оригинальныя физіономіи. На насъ глядѣло худое лицо съ орлинымъ носомъ. Изъ глубокихъ орбитъ, скрытыхъ густыми, нависшими бровями, глядѣли пронзительные черные глаза. Волосы и борода у профессора, были бѣлые, какъ снѣгъ, но борода вокругъ рта была покрыта желтыми пятнами. Среди массы бѣлыхъ волосъ торчала зажженая папироса. Вся комната была пропитана запахомъ табака. Старикъ протянулъ Гольмсу руку, и я замѣтилъ на рукѣ тѣ же желтыя пятна, что и въ бородѣ, отъ никотина.
— Вы курите, мистеръ Гольмсъ? — заговорилъ профессоръ на прекрасномъ англійскомъ языкѣ съ едва замѣтнымъ иностраннымъ акцентомъ, — прошу васъ, возьмите папиросу. И вы, сэръ, возьмите, и вы… Я вамъ особенно рекомендую эти папиросы, онѣ — особенныя, я ихъ выписываю изъ Александріи, отъ Іонадеса. Онъ присылаетъ мнѣ по тысячѣ. Со стыдомъ признаюсь, что я выкуриваю эту тысячу въ двѣ недѣли. Это дурно, сэръ, очень дурно, но что же дѣлать, надо же и намъ, старикамъ, чѣмъ-нибудь развлекаться. Табакъ и ученый трудъ — вотъ и все, что мнѣ осталось отъ жизни.
Гольмсъ закурилъ папиросу и началъ быстро осматриваться.
— Впрочемъ, я ошибся, теперь у меня остался только табакъ, — продолжалъ профессоръ: — увы, какимъ ужаснымъ образомъ прерваны мои научныя работы! Кто могъ предвидѣть эту страшную катастрофу? Такой милый и порядочный молодой человѣкъ! Я его училъ въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, и изъ него вышелъ неоцѣненный помощникъ. Что вы думаете объ этомъ дѣлѣ, мистеръ Гольмсъ?
— Я еще не уяснилъ себѣ этого дѣла.
— Я буду очень вами признателенъ, если вы прольете свѣтъ на эту темную и загадочную исторію. Вѣдь я буквоѣдъ и инвалидъ. Остаться безъ сотрудника для меня равносильно смерти. Вы можете себѣ представить, я даже способность мыслить, послѣ этого случая, потерялъ. Вы другое дѣло — вы человѣкъ дѣйствія, дѣловой человѣкъ. Разбираться въ дѣлахъ подобнаго рода вы привыкли. Васъ никто не проведетъ, и я ужасно радъ, что вы приняли участіе въ нашемъ горѣ.
Пока профессоръ говорилъ, Гольмсъ шагалъ взадъ и впередъ по спальнѣ. При этомъ я замѣтилъ, что онъ курилъ съ невѣроятной быстротой. Было очевидно, что онъ сошелся во вкусахъ съ профессоромъ, и что александрійскія папиросы ему очень нравились.
— Да, сэръ, это — ужасный ударъ! — снова заговорилъ старикъ, — вы видите эту груду бумагъ на боковомъ столѣ? Это — мое главное сочиненіе. Я дѣлаю анализъ документовъ, найденныхъ въ коптскихъ монастыряхъ Сиріи и Египта. Работа эта очень серьезная. Она измѣнитъ, радикально измѣнитъ взгляды человѣчества на религію; но кончу ли я ее? Теперь, когда мой помощникъ такъ неожиданно умеръ, я сильно въ этомъ сомнѣваюсь. Здоровье мое быстро слабѣетъ. Боже мой, мистеръ Гольмсъ, вы, кажется, еще скорѣе, чѣмъ я, курите.
Гольмсъ улыбнулся.
— Я знатокъ въ табакѣ, отвѣтилъ онъ, беря изъ коробки папиросу, — безпокоитъ долгими вопросами я васъ, профессоръ Корамъ, не буду. Вѣдь въ моментъ совершенія преступленія вы были въ кровати и ничего, стало-быть, не видали. Я вамъ хотѣлъ задать только одинъ вопросъ. Скажите, что могли означать, по вашему мнѣнію, слова Смита: «Профессоръ, это была она!»
Профессоръ покачалъ головой.
— Сусанна, крестьянская дѣвушка. — отвѣтилъ онъ, а вы, конечно, знаете, до какой степени тупы, непроходимо тупы эти крестьяне. Я думаю, что молодой человѣкъ бредилъ и говорилъ что нибудь безсвязное. Сусаннѣ же показалось, что онъ произнесъ эту фразу, которая тоже, впрочемъ, не имѣетъ смысла.
— Такъ. Ну, а какъ вы объясните эту трагедію?
— Можетъ быть, это былъ несчастный случай, а можетъ быть — это я, джентльмены, говорю такъ, между нами, — мы имѣемъ дѣло съ самоубійствомъ. У молодыхъ людей бываютъ тайныя скорби. Можетъ быть, какая-нибудь любовная исторія, о которой мы не знаемъ, повела къ этому прискорбному концу. Это вѣроятнѣе всего. Въ убійство я не вѣрю.
— А что же тогда дѣлать съ этимъ пенснэ?
— Ну, я же вамъ говорю, что я не спеціалистъ. Я человѣкъ науки и мечтатель. Объяснять преступленія — не мое дѣло. Но все-таки объяснить пенснэ можно. Можетъ быть, это пенснэ — память возлюбленной. Иногда у влюбленныхъ бываютъ разныя странности. Возьмите, пожалуйста, еще папиросу, мистеръ Гольмсъ, онѣ вамъ нравятся, а мнѣ это очень пріятно… Ну, да, такъ вотъ я и говорю: иногда молодые люди, влюбленные другъ въ друга, обмѣниваются носовыми платками, вѣерами, перчатками. Отчего же не предположить, что онъ получилъ отъ своей возлюбленной на память пенснэ? Мистеръ Гопкинсъ говорить, что нашелъ какіе-то слѣды въ травѣ, но я думаю, что тутъ произошла ошибка. Что касается ножа, то онъ могъ отлетѣть прочь въ то время, какъ несчастный упалъ на полъ. Я представляю себѣ это дѣло именно такъ. Можетъ быть, я и по-дѣтски разсуждаю, но, право же, мнѣ кажется, что Виллогби Смитъ окончилъ жизнь самоубійствомъ.
Гольмса, повидимому, поразило такое объясненіе дѣла. Онъ продолжалъ ходить взадъ и впередъ, истребляя папиросу за папиросой.
— Скажите мнѣ, пожалуйста, профессоръ Корамъ, произнесъ онъ, наконецъ, — что такое хранится у насъ въ шкапикѣ въ бюро?
— Ничего такого, на что могли бы польститься воры: семейныя бумаги, письма моей бѣдной жены, университетскіе почетные дипломы. Да вотъ вамъ ключъ, поглядите сами.
Гольмсъ взялъ ключъ, взглянулъ на него и отдалъ назадъ.
— Благодарю васъ, это едва ли нужно, отвѣтилъ онъ, — я предпочитаю погулять но саду и обдумать это дѣло, какъ слѣдуетъ. Тутъ есть много данныхъ, говорящихъ въ пользу вашей теоріи. Весьма вѣроятно, что это просто самоубійство. Прошу насъ извинить, профессоръ, что мы васъ побезпокоили. Мнѣ не придется васъ пока безпокоить, но послѣ завтрака, если позволите, я къ вамъ загляну. Въ два часа — не позже — я доложу вамъ о результатахъ моего разслѣдованія.
По саду мы съ Гольмсомъ гуляли въ молчаніи. Онъ былъ поразительно разсѣянъ.
— Ну что же, вы нашли ключъ къ тайнѣ? — спросилъ я.
— Это зависитъ отъ папиросъ, которыя я выкурилъ, отвѣтилъ Гольмсъ, — можетъ быть, я и ошибаюсь, но мою ошибку обнаружатъ папиросы.
— Дорогой Гольмсъ, что такое вы говорите?!
— Ладно, увидите потомъ, что я говорю правду. А если я и ошибаюсь, то вреда отъ этого никому не будетъ. Не забудьте, что у насъ оптическіе магазины въ запасѣ имѣются, но дѣло въ томъ, что я пробую рѣшить дѣло болѣе короткимъ путемъ. А, вотъ и наша добрая мистриссъ Маркеръ! Я намѣренъ доставить себѣ наслажденіе и побесѣдовать съ нею минуть пять. Можетъ-быть, она мнѣ скажетъ что-нибудь назидательное.
Мнѣ и прежде приходилось сообщать, что Гольмсъ обладалъ способностью, когда это ему было нужно, втираться въ милость у женщинъ. Не прошло и трехъ минутъ, какъ онъ уже бесѣдовалъ съ мистриссъ Маркеръ въ самомъ задушевномъ тонѣ, точно они были лѣтъ десять другъ съ другомъ знакомы.
— Совершенно вѣрно, мистеръ Гольмсъ, совершенно вѣрно изволите говорить, — говорила мистриссь Маркеръ, — курить онъ ужасно много, и днемъ курить, и ночью курить, все время куритъ. Я утромъ сегодня пришла къ нему и прямо въ ужасъ пришла. Прямо точно туманъ какой-то въ комнатѣ стоить. Этотъ бѣдный молодой мистеръ Смитъ тоже курилъ, но только не такъ, какъ господинъ профессоръ. А насчетъ здоровья господина профессора я ничего вамъ сказать не могу, мистеръ Гольмсъ. Пользу ли ему куренье дѣлаетъ или вредъ — этого я не понимаю.
— Ну, табакъ убиваетъ аппетитъ, — замѣтилъ Гольмсъ.
— Ничего я про это не знаю, сэръ.
— Ну, какъ не знаете? Небось, вашъ профессоръ мало кушаетъ?
— Это какъ случится — вотъ что я вамъ скажу, мистеръ Гольмсъ.
— Я готовъ держать пари, что онъ сегодня перваго завтрака не ѣлъ, да и второго, пожалуй, ѣсть не станетъ. Очень ужъ много онъ папиросъ выкурилъ.
— Ну, тутъ сэръ, вы маленько ошиблись. Онъ страсть какъ много кушалъ сегодня за первымъ завтракомъ. Я прямо никогда и не видывала, чтобы господинъ профессоръ столько кушалъ. Все, что подали, скушалъ, а ко второму завтраку заказалъ цѣлое блюдо отбивныхъ котлетъ. Я прямо даже удивилась. Какъ это я увидала вчера бѣднаго мистера Смита на полу и въ крови, я прямо къ пищѣ прикоснуться не могу, а господинъ профессоръ хоть бы что. У него даже аппетиту съ этого прибавилось.
Все утро мы пробродили съ Гольмсомъ по саду. Стэнли Гопкинсъ ушелъ въ деревню провѣрить дошедшій до него характерный слухъ. Слухъ этотъ гласилъ, что ребятишки изъ деревни видѣли вчера утромъ на Чатемской дорогѣ неизвѣстную въ околодкѣ женщину.
Что касается моего друга, то всякая энергія, повидимому, оставила его. Никогда онъ не велъ дѣла такъ вяло и лѣниво, какъ въ этотъ разъ. Онъ даже не встрепенулся и тогда, когда вернувшійся Гопкинсъ сообщилъ ему, что слухъ вѣренъ, и что дѣти видѣли вчера на Чатамской дорогѣ женщину, наружность которой совпадала до мельчайшихъ подробностей съ описаніемъ, которое сдѣлалъ Гольмсъ на основаніи пенснэ. Женщина эта, по словамъ дѣтей, была въ очкахъ или въ пенснэ.
Гольмсъ нѣсколько оживился только тогда, когда Сусанна, прислуживая намъ за столомъ, сообщила, что мистеръ Смитъ гулялъ вчера утромъ и вернулся домой только за полчаса до смерти. Я не могъ понять важности этою событія, но Гольмсу оно было, очевидно, на руку, такъ какъ, услышавъ слова Сусанны, онъ торжествующе улыбнулся.
Зачѣмъ Гольмсъ всталъ и, взглянувъ на часы, произнесъ:
— Ну, джентльмены, уже два часа; пойдемъ наверхъ и потолкуемъ съ нашимъ другомъ профессоромъ.
Старикъ только что окончилъ свой завтракъ. Пустое блюдо краснорѣчиво свидѣтельствовало о томъ, что домоправительница была права, говоря, что у ея хозяина хорошій аппетитъ. Старика уже успѣли одѣть, и онъ сидѣлъ въ креслѣ у камина. Во рту дымилась вѣчная папироска.
— Ну, мистеръ Гольмсъ, открыли ли вы эту тайну? — спросилъ онъ.
И онъ пододвинулъ моему другу большое блюдо съ папиросами. Гольмсъ прикоснулся къ блюду, и оно вмѣстѣ съ папиросами полетѣло на полъ. Около двухъ минутъ мы ползали по полу и собирали папиросы, раскатившіяся по всей комнатѣ. Когда мы поднялись, глаза у Гольмса сверкали, а на щекахъ появился румянецъ. Я зналъ, что такое выраженіе бываетъ у него только въ моменты побѣды.
— Да, — сказалъ онъ, отвѣчая на вопросъ профессора, — эту тайну я открылъ.
Стэнли Гопкинсъ вытаращилъ глаза отъ изумленія. На худощавомъ лицѣ стараго профессора мелькнуло что-то похожее на улыбку.
— Неужели? гдѣ же вы открыли эту тайну? Въ саду?
— Нѣтъ, здѣсь.
— Здѣсь? Когда же?
— Сейчасъ только.
— Вы, конечно, шутите, мистеръ Шерлокъ Гольмсъ. Извините меня, но, право, это дѣло слишкомъ серьезно для того, чтобы шутить.
— Профессоръ Корамъ, я выковалъ всѣ звенья моей логической цѣпи. Цѣпь эта крѣпка и неразрывна. Я не могу, правда, сказать, какую роль вы лично играли въ этомъ дѣлѣ, но это не бѣда; вы мнѣ скажете это сами, черезъ нѣсколько минуть. Пока же что, я воспроизведу передъ вами всю исторію, какъ она происходила. Слушайте, вчера утромъ въ вашъ кабинетъ вошла неизвѣстная мнѣ дама. Пришла она съ намѣреніемъ овладѣть документами, которые хранились у васъ въ бюро. Открыла она бюро своимъ ключомъ. Я видѣлъ вашъ ключъ. На немъ нѣтъ слѣдовъ отъ царапинъ, которыя мною замѣчены на замкѣ бюро. Отсюда я заключаю, что она не была вашей сообщницей и пришла къ вамъ въ домъ съ цѣлью васъ ограбить.
Профессоръ выпустилъ густой клубъ дыма и произнесъ:
— Это очень интересно и поучительно. Что же вы имѣете сообщить еще? Разъ ужъ вы такъ хорошо прослѣдили эту даму, то, значитъ, можете намъ сказать и то, что случилось съ нею потомъ?
— Постараюсь сдѣлать это. Во-первыхъ, эта дама была застигнута на мѣстѣ преступленія вашимъ секретаремъ, котораго она и убила ножомъ; я увѣренъ въ томъ, что преступленіе это было совершено безъ умысла. Просто несчастный случай: она пришла сюда безъ оружія, а убійцы приходятъ всегда вооруженные. Испугавшись своего поступка, она бросилась вонь изъ кабинета, но она очутилась въ совершенно безпомощномъ положеніи. Во время борьбы со Смитомъ она потеряла пенсію и поэтому различала предметы очень плохо: эта дама была очень близорука. Она бросилась бѣжать по корридору, воображая, что это тотъ же самый коррлдоръ, которымъ она пришла сюда. Оба корридора устланы циновкой, и ошибиться ей было легко. Она поняла свою ошибку слишкомъ поздно. Отступленіе было отрѣзано. Оставаться въ корридорѣ было также нельзя. Нужно было итти впередъ, и она пошла впередъ. Она поднялась по лѣстницѣ, отворила дверь и очутилась въ вашей комнатѣ.
Старикъ сидѣлъ съ разинутымъ ртомъ, дико глядя на Гольмса. На его выразительномъ лицѣ отражались изумленіе и страхъ. Онъ сдѣлалъ, однако, надъ собою усилія, пожалъ плечами и неискренно расхохотался.
— Очень тонко, очень тонко, мистеръ Гольмсъ, — сказалъ онъ, — но только въ вашей великолѣпной теоріи есть одинъ пробѣлъ. Вчера я цѣлый день не выходилъ изъ своей спальни.
— Я знаю это, профессоръ Корамъ.
— Значитъ, вы хотите сказать, что я лежалъ на своей постели и не видалъ, какъ эта дама вошла въ комнату?
— Я этого не говорилъ. Напротивъ, вы ее видѣли, узнали, разговаривали съ нею и помогли скрыться.
Профессоръ началъ пронзительно хохотать. Онъ всталъ съ кресла, глаза его сверкали, какъ угли.
— Вы сумасшедшій! — закричалъ онъ, — вы говорите безумныя вещи! Я помогъ ей бѣжать? Ну, а гдѣ же она находится теперь?
— Она находится здѣсь, — сказалъ Гольмсъ, указывая на большой книжный шкапъ, стоявшій въ углу комнаты.
Старикъ поднялъ руки кверху, конвульсіи передернули его угрюмое лицо, и онъ опустился въ кресло.
Въ ту же минуту дверца шкапа, на который указывалъ Гольмсъ, отворилась, и изъ него выскочила немолодая женщина.
— Вы правы! — воскликнула она на ломаномъ англійскомъ языкѣ, — вы правы, я здѣсь.
Женщина казалась черной отъ пыли. Все платье ея было облѣплено паутиной. Лицо ея вполнѣ соотвѣтствовало описанію Гольмса: чего онъ не предсказалъ, такъ это развитаго, говорившаго объ упорствѣ характера, подбородка. Женщина стояла передъ нами, щурясь отъ свѣта и стараясь разглядѣть наши лица.
Въ фигурѣ ея было что-то благородное, внушающее почтеніе. Стэнли Гопкнисъ приблизился и объявилъ ей, что она арестована. Женщина величественнымъ жестомъ отстранила отъ себя инспектора. Старикъ-профессоръ слѣдилъ за движеніями женщины съ явнымъ безпокойствомъ.
— Да, сэръ, я знаю, что лишилась правъ на свободу. Стоя въ шкафу, я слышала ваши разговоры и знаю, что вамъ извѣстно все. Я признаю свою вину. Молодого человѣка убила я. Но вы, сэръ, правы, говоря, что убійство не было предумышленнымъ. Я даже не знала, чѣмъ я его ударила, я не знала, что это ножъ. Я просто схватила первый попавшійся предметъ, я была въ отчаяніи и старалась высвободиться. Я вамъ говорю правду, господа.
— Я убѣжденъ, сударыня, что вы говорите правду, но вамъ, кажется, нездоровится; не лучше ли вамъ отдохнуть? участливо предложилъ Гольмсъ.
И дѣйствительно, женщина страшно поблѣднѣла. Лицо ея приняло пепельный оттѣнокъ. Она сѣла на кровать, но продолжала говорить:
— У меня осталось очень мало времени, а мнѣ нужно вамъ разсказать все, всю правду. Я — жена вотъ этого человѣка. Онъ не англичанинъ, а итальянецъ. Имени его я не назову.
— Боже тебя благослови, Анна! Боже тебя благослови! — воскликнулъ старикъ.
Она бросила на него взглядъ, исполненный глубокаго презрѣнія, и продолжала:
— Какъ ты, однако, бережешь свою жалкую жизнь, Сергіо. Жизнь эта принесла многимъ вредъ, а пользы ты не принесъ никому, даже самому себѣ. Однако, пусть тебя наказываетъ самъ Богъ, я отъ этого отказываюсь. Я и такъ, переступивши порогъ этого проклятаго дома, отяготила свою душу грѣхомъ. Однако, и буду разсказывать, а то будетъ поздно… Я вамъ уже сказала, господа, что я жена этого человѣка. Въ день нашей свадьбы ему было пятьдесятъ лѣтъ, а я была глупенькой двадцатилѣтней дѣвочкой. Произошло это въ Италіи, въ одномъ университетскомъ городѣ, котораго я не назову.
— Боже тебя благослови, Анна! — снова воскликнулъ профессоръ!
— Мы принадлежали къ одному тайному обществу революціоннаго характера. У насъ были товарищи. Былъ составленъ заговоръ на жизнь одного политическаго дѣятеля, и онъ былъ убитъ. Полиція арестовала многихъ, и вотъ этотъ господинъ — продался и выдалъ своихъ товарищей, въ томъ числѣ и меня, свою жену. Всѣ мы арестованы на основаніи его показаніи. Я была отправлена въ ссылку, а мой супругъ переселился въ Англію и живетъ здѣсь подъ чужимъ именемъ. Предосторожность нелишняя, ибо если наше общество узнаетъ о томъ, что онъ здѣсь, ему не сдобровать.
Старика, дрожащими руками закурилъ папиросу.
— Я въ твоихъ рукахъ, Анна, но ты всегда хорошо относилась ко мнѣ, — прошепталъ онъ.
— Но я вамъ еще не разсказала самой главной гнусности этого человѣка, — снова заговорила женщина. — Среди насъ былъ одинъ молодой человѣкъ, благородный, самоотверженный, любящій… Въ нравственномъ смыслѣ этотъ человѣкъ былъ полной противоположностью моего мужа, и мой мужъ его ненавидѣлъ. Этотъ человѣкъ не участвовалъ въ заговорѣ. Онъ не признавалъ насилія и отговаривалъ насъ отъ убійства. Онъ писалъ мнѣ письма по этому поводу, и эти письма могли бы его спасти на судѣ. Кромѣ того, я вела дневникъ, и изъ этого дневника также явствовала полная невиновность этого близкаго мнѣ человѣка. Но мужъ мой укралъ и дневникъ и письма. Онъ изо всѣхъ силъ старался, чтобы Энрико былъ осужденъ на смерть. Это ему, правда, не удалось, но Энрико была, приговоренъ къ пожизненному заключенію. Онъ еще и теперь томится, невинно осужденный, и ты знаешь объ этомъ, негодяй! Я щажу тебя въ то время, какъ ты не пощадилъ благороднѣйшаго изъ людей, человѣка, имя котораго ты недостоинъ произнести.
— Ты была всегда благородной женщиной, Анна, — сказалъ старикъ, закуривая новую папиросу.
Женщина хотѣла встать, но застонала и сѣла снова.
— Мнѣ пора кончить, — сказала она. — Отбывъ наказаніе, я поставила себѣ цѣлью отыскать дневникъ и письма для того, чтобы реабилитировать бѣднаго Энрико. О томъ, что мой мужъ уѣхалъ въ Англію, я знала. Послѣ поисковъ, продолжавшихся нѣсколько мѣсяцевъ, я открыла его мѣстопребываніе. О томъ, что мой дневникъ цѣлъ, я уже знала. Еще сидя въ тюрьмѣ, я получила отъ мужа письмо, въ которомъ онъ меня упрекалъ за измѣну, при чемъ цитировалъ буквально мой дневникъ.
Но я знала, что этотъ мстительный старикъ никогда не вернетъ мнѣ дневника по доброй волѣ. И вотъ я рѣшилась похитить то, на что я имѣла полное нравственное право. Я наняла агента, и онъ проникъ въ домъ моего мужа въ качествѣ личнаго секретаря. Это былъ твой второй секретарь, Сергіо, тотъ самый, который служилъ у тебя такъ недолго. Агенту удалось открыть, что нужные документы хранятся въ бюро. Онъ снялъ отпечатокъ съ замка и снабдилъ меня планомъ дома, сообщивъ при этомъ, что до полудня кабинетъ бываетъ почти всегда пустой, такъ какъ секретарь въ это время занимается съ мужемъ наверху. Я долго колебалась, но, наконецъ, набралась храбрости и отправилась добывать документъ. Мнѣ это удалось, но какой цѣной?
Я достала бумаги и запирала шкапъ въ то время, какъ этотъ молодой человѣкъ схватилъ меня. Юношу этого я видѣла этимъ же утромъ. Онъ встрѣтился со мной на большой дорогѣ, и я спросила у него, какъ пройти въ домъ профессора Корама. Я не знала, конечно, что онъ состоитъ у моего мужа секретаремъ.
— Ну такъ оно и есть! — воскликнулъ Гольмсъ: — вернувшись съ прогулки, секретарь сообщилъ объ этой встрѣчѣ профессору. Онъ и умирая, сказалъ: «это была она». «Она», т.-е. женщина, о которой онъ только что говорилъ съ своимъ хозяиномъ.
— Не перебивайте меня, — повелительнымъ тономъ произнесла женщина: — когда молодой человѣкъ упалъ, я бросилась вонъ изъ комнаты, ошиблась дверью и очутилась въ спальнѣ моего мужа. Онъ сталъ было мнѣ угрожать, а я ему тогда объяснила, что выдамъ его товарищамъ. Поступила я такъ не потому, чтобы боялась отвѣтственности, а потому, что мнѣ была нужна свобода. Я должна была освободить невиннаго Энрико. Сергіо испугался. Онъ понялъ, что наши интересы совпадаютъ, и только по этой причинѣ онъ и принялъ мою сторону. Онъ спряталъ меня въ этотъ вотъ шкапъ. Кормить меня онъ могъ, не возбуждая подозрѣній прислуги, въ виду того, что онъ обѣдаетъ всегда одинъ, въ своей спальнѣ. Мы уговорились такъ: какъ только полиція уѣдетъ, я покину домъ ночью для того, чтобы никогда болѣе не возвращаться. Но вы какъ-то проникли въ нашу тайну…
Женщина вынула изъ кармана небольшой пакетъ.
— Выслушайте мои послѣднія слова, — торжественно произнесла она. — Этотъ пакетъ долженъ спасти Энрико. Я довѣряю это дѣло вашей чести и вашей любви къ справедливости. Возьмите и передайте пакетъ въ итальянское посольство. А теперь я исполнила свой долгъ и….
— Держите, держите ее! закричалъ Гольмсъ.
И, бросившись къ женщинѣ, онъ вырвалъ изъ ея рукъ маленькій пузырекъ.
— Слишкомъ поздно! — прошептала, женщина, падая. — Слишкомъ поздно, я выпила ядъ, стоя въ шкапу. Голова кружится! — Я умираю! Помните, милостивый государь, о пакетѣ…
Мы ѣхали назадъ въ Лондонъ.
— Дѣло это простое, но въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ поучительное! говорилъ Гольмсъ. — Вся исторія вертѣлась около пенснэ. Едва ли бы намъ удалось открыть тайну, если бы умирающій случайно не сорвалъ съ лица убійцы это пенснэ. Стекла на этомъ пенснэ очень сильныя, и уже одно это указывало мнѣ, что ихъ собственникъ, безъ помощи пенснэ, долженъ очутиться въ положеніи совершенно безпомощнаго слѣпца. Вы вотъ хотѣли меня увѣрить, что она прошла, ни разу не оступившись, по узенькой полоскѣ травы, а я сказалъ тогда, какъ вы помните, что преступница выкинула очень мудреный фокусъ. Я ужо тогда былъ убѣжденъ, что это для нея было невозможно, развѣ что у нея были еще запасныя очки, но это рѣдкій случаи. Этимъ-то путемъ я и былъ наведенъ на гипотезу, что преступница, скрывается въ домѣ. Въ этомъ меня убѣждало и сходство корридоровъ. Она могла запутаться и, вмѣсто выхода, попасть въ спальню профессора. Я былъ поэтому насторожѣ съ самаго начала; я внимательно осматривалъ спальню профессора, разыскивая мѣста, гдѣ бы могъ спрятаться человѣкъ. Коверъ покрываетъ всю комнату и крѣпко прибить гвоздями. Изъ этого явствовало, что трапа искать нечего. Женщина могла скрываться за книгами. Въ старыхъ библіотекахъ, какъ вамъ извѣстно, бываютъ такіе уголки. Самое главное, что мнѣ удалось замѣтить, было слѣдующее. Я замѣтилъ, что на полу были навалены кучи книгъ, а рядомъ съ ними полка стояла пустая. Я рѣшилъ, что надо обратить вниманіе на этотъ пунктъ. Прослѣдить преступницу было легко. Коверъ въ спальнѣ темный, и наблюденіе не трудно. Я выкурилъ огромной количество прекрасныхъ папиросъ профессора и насыпалъ пеплу повсюду около подозрительнаго шкапа. Этотъ пріемъ простъ, но дѣйствителенъ. Уйдя изъ спальни профессора, я поймалъ мистриссъ Маркеръ и узналъ отъ ней, что профессоръ сталъ ѣсть больше, чѣмъ прежде. Я разспрашивалъ старуху при васъ, Ватсонъ, но вы, кажется, не понимали цѣли моихъ разспросовъ. Ну, я и понялъ, что онъ кого-то тамъ въ своей спальнѣ кормитъ. Когда мы вошли снова въ спальню, послѣ завтрака, я нарочно опрокинулъ блюдо съ папиросами. Стоя на колѣняхъ, я разсматривалъ полъ и увидалъ, что мой пепелъ раздавленъ, и что въ наше отсутствіе, кто-то выходилъ изъ шкапа… Однако, Гопкинсъ, мы прибыли уже на Чарингъ-Кроссъ; поздравляю васъ съ успѣшнымъ окончаніемъ дѣла. Вы, конечно, идете въ Скотландъ-Ярдъ, а намъ, Ватсонъ, надо побывать въ итальянскомъ посольствѣ.