ЗИГЗАГИ.
правитьДыгасъ.
правитьО Дыгасѣ, о сладкихъ звукахъ, о прекрасномъ іюньскомъ вечерѣ, о томъ, какъ мы, слушатели, плавали въ морѣ вокальнаго блаженства.
И о томъ, какъ мы потомъ, каждый изъ насъ, вернулись къ себѣ и мечтали о Дыгасѣ, и гладкихъ звукахъ, о прекрасномъ іюньскомъ вечерѣ и т. д.
— Дыгасъ! Это замѣчательно! Это такой пѣвецъ. Такая красота звука. Онъ мнѣ напомнилъ лучшія оперныя времена. Вы помните, какъ онъ взялъ эту верхнюю ноту въ «Жидовкѣ»?
— Помню ли я? Эта нота живетъ въ моей душѣ.
— Ахъ, Дыгасъ.
— О, Дыгасъ!
— Это было бы еще лучше, если бы…
— Если бы что?.. — оглянулись мы всѣ на сказавшаго:
Если.
— Если бы онъ пѣлъ и чаровалъ насъ своимъ голосомъ въ мирное время. Теперь, когда на нашихъ фронтахъ…
— Но, позвольте, неужели изъ за того, что теперь война, должно исчезнуть искусство? Перестаньте. Вы говорите абсурды.
— Театръ, однако, не былъ полный.
— Подождите, когда Дыгасъ пріѣдетъ къ намъ ко второй разъ, театръ будетъ полный. Публика уже замѣтила, какой это замѣчательный пѣвецъ.
— Публика ничего не замѣтила.
— Ну какъ такъ: ничего не замѣтила. Около меня сидѣла одна дама, которая во время исполненія Дыгасомъ романса Леонкавалло: «Разсвѣтъ» все время и учащенно вздыхала.
— Я знаю эту даму. Она уже немолодая и всегда вздыхается, когда поютъ о разсвѣтѣ. Для нея уже всѣ разсвѣты кончились.
— А романсъ Тости?
— Отчего онъ не спѣлъ арію Рауля?
— А какъ ты нашли Макарову-Шевченко?
— Это — прекрасная пѣвица.
— Изъ-за сегодняшняго концерта я еще не успѣлъ прочесть газеты. что сообщаетъ штабная телеграмма?
— Вотъ видите, вы тоже возвращаетесь къ войнѣ.
— Конечно, Дыгасъ — моментъ, а война — все.
— Говоритъ, онъ получаетъ въ оперѣ 48 тысячъ въ годъ.
— Этого мало. Если бы у меня были деньги, я платилъ бы ему 148 тысячъ. Такихъ пѣвцовъ надо беречь и холить. Это — гордость государства.
— Вокальная гордость.
— А вотъ вы никакая гордость.,
— Пожалуйста безъ личностей.
Потомъ, послѣ концерта, уставъ отъ апплодисментовъ и носятъ своей груди звуки Неаполя и Польши, мы. очарованные слушатели, блуждали по Садовой улицѣ.
Прекрасная іюньская ночь нашептывала сладкія грезы.
Тѣнистыя деревья изгибались вѣтвями другъ къ другу и намъ казалось, что они тоже принимаютъ участіе въ нашей бесѣдѣ и говорить, и шепчутъ о Дыгасѣ, о силѣ пѣнія, о красотѣ звуковъ, о побѣдѣ и искусства, объ умиротворяющемъ значеніи искусства, о бальзамѣ искусства, о томъ, какъ оно врачуетъ наши душевныя раны.
А ранъ много. Много ихъ есть.
И каждый день несетъ новыя и новыя раны…