1884.
правитьОТЪ АВТОРА.
правитьII.
правитьКомедія «Земцы» задумана мною давно; лѣтъ пять я присматривался къ вопросамъ въ ней затронутымъ. Наконецъ въ Майской книжкѣ 1874 г. «Вѣстника Европы» она была напечатана. Драматическая цензура тогда не разрѣшила пьесу къ представленію въ виду того, что въ ней впервые должны были явиться на сценѣ дебаты нашихъ земскихъ собраній, что тогда показалось несвоевременнымъ. Такимъ образокъ комедія пролежала годъ, послѣ чего была вновь просмотрѣна и исполненіе ея на сценѣ дозволено, только подъ другимъ заглавіемъ; я назвалъ ее: «Змѣй Горынычъ». Постановка на сцену этой комедіи представляла для меня (помимо моего авторства) большой интересъ и испытаніе. У насъ слишкомъ мало развита общественная жизнь; не только то, что мы называемъ «масса публики», но даже нѣсколько болѣе интеллигентная часть ея, слишкомъ ограничиваетъ свои интересы въ томъ кружкѣ, въ которомъ живетъ. Войдите въ любую гостиную, особенно въ маленькую гостиную средняго круга, вы рѣдко встрѣтите въ ней разнородные элементы; большею частью это всегда подборъ людей одной профессіи и ихъ семейства, коихъ интересы почти исключительно сосредоточены на этой профессіи. Прислушайтесь къ ихъ разговору: какъ много въ немъ пережевывается стараго хлама, всѣмъ извѣстнаго и наскучившаго, но близкаго жизни кружка, какъ мало затрогивается вопросовъ внѣ этой жизни. Такая общественная раздробленность, доходящая до того, что цѣлыми поколѣніями роднятся между собой люди однѣхъ профессій, представляетъ большія затрудненія автору современной общественной комедіи. Прежде эти раздѣлы все-таки были крупнѣе. Помѣщичій классъ военный и чиновный сливались вмѣстѣ, купеческій не далеко отходитъ отъ мѣщанскаго и крестьянскаго, служба выборная или правительственная мало разнились другъ отъ друга. Стремленія, манера эксплуатаціи, курьозы жизни были болѣе общи и потому скорѣе всѣмъ понятны. Возьмите напримѣръ такія крупныя черты, какъ грубое, прямое взяточничество, или обычный трепетъ, лесть, заискиваніе передъ сильнымъ, или непониманіе своихъ правъ, да и неопредѣленность ихъ, — какому классу все это не было присуще и почти одинаково понятно? Теперь хоть-бы и эти черты имѣютъ слишкомъ разнообразное проявленіе: взяточничество облекается въ форму аферы, лицомъ сильнымъ бываетъ иной разъ цѣлое выбирающее общество, — и проч., и проч. Словомъ, общественная жизнь усложнилась, ея интриги, ея борьба стали такъ многоразличны, сообразно съ дѣятельностью гдѣ онѣ проявляются, что самое вѣрное ихъ воспроизведеніе, особенно на сценѣ, при невозможности объяснять высказанное, требуетъ публику все-таки болѣе живущую общей жизнью, чѣмъ наша. Обстановка, въ которую вы облекаете идею вашей картины, вещь далеко не послѣдняя; она должна быть сразу понятна, ясна, ее зритель не долженъ объяснять себѣ, а воспринимать непосредственно, — только тогда впечатлѣніе будетъ полно. Нарисуйте картину жизни русскаго крестьянина въ русской избѣ и покажите ее иностранцу, никогда не бывавшему въ Россіи; какъ-бы ни было сильно впечатлѣніе сцены, онъ все-таки задумается надъ деталями обстановки. Онъ увидитъ лапоть, полушубокъ, картинку въ красномъ углу; онъ пойметъ, что это обувь, мѣховая одежда, картинка, — но его пытливый умъ долженъ дѣлать себѣ массу разъясненій: что за обувь? изъ чего сдѣлана? что за картинка? что она изображаетъ? — тогда какъ мы сразу видимъ, что это суздальская икона или лубочная картина, «страшный судъ» или «морозъ красный носъ».
Нашъ городской житель, а еще больше столичный, имѣющій сношеніе съ земствомъ только чрезъ мироваго судью, дворника, лавочника и т. п., слишкомъ, часто, среди своихъ вседневныхъ заботъ, и не знаетъ, и не хочетъ знать въ какой машинѣ онъ движется и двигаетъ. Вотъ первый пунктъ преткновенія, съ которымъ и принужденъ былъ встрѣтиться, затѣявъ писать пьесу изъ такой важной области, какъ земство. Мнѣ пришлось убѣдиться и не въ одной гостиной, что можетъ быть семь-восемь десятыхъ людей, составляющихъ даже интеллигентную часть нашей театральной публики, не даютъ себѣ толковаго отчета въ томъ: что такое земство? изъ какихъ элементовъ оно состоитъ? какого рода дѣятельность можетъ оно проявлять и развить? Мнѣ пришлось, прежде чѣмъ говорить о гласныхъ, о земскомъ собраніи и т. п., разсказать, публикѣ: что такое земство?.. А заставить театральную публику прослушать (хотя-бы и маленькую) лекцію, заставить публику войти въ интересы этихъ споровъ и интригъ вещь очень трудная и, понятно, я не могъ себѣ дать отчета насколько это можетъ удаться.
Далѣе, я очень хорошо понималъ, что многое, вставленное мною въ пьесу для наилучшаго развитія и характеровъ и основной интриги, будучи сказано съ подмостковъ нашей сцены, при данныхъ нашего театра, могло показаться длиннымъ, утомительнымъ, ослабить общее впечатлѣніе; и потому я рѣшился сдѣлать большія купюры. Кромѣ такихъ сокращеній во всей пьесѣ, я выкинулъ для сцены цѣлый третій актъ, имѣющій наиболѣе тонкій и эпизодическій характеръ, и перемѣстилъ кое-какія необходимыя детали изъ этого акта въ другіе. Но и въ такомъ примѣненномъ къ сценѣ видѣ, еще нельзя было ничего сказать опредѣленнаго въ пользу успѣха. Когда люди близкіе театру взглянули на пьесу, какъ на сценическое произведеніе, мнѣнія ихъ оказались до крайности разнорѣчивы. Между прочимъ, лица, долженствующія быть довольна компетентными, прямо и категорически заявляли мнѣ: «Зачѣмъ вы ставите эту пьесу? она провалится; это надо читать, но не давать на сценѣ; это будетъ скучно; это писано умомъ, а не талантомъ». Пускай провалится, отвѣчалъ я, мнѣ этотъ опытъ дороже постановки многихъ пьесъ, на успѣхъ которыхъ я могу разсчитывать навѣрняка.
Пьеса шла въ первый разъ въ Москвѣ, въ Октябрѣ прошлаго года. Я употребилъ все стараніе, чтобъ она была срепетована наивозможно тщательно. Въ вечеръ перваго представленія театръ былъ почти полонъ. Я не пошелъ въ залу публики, а прислушивался къ ходу пьесы изъ-за кулисъ. Первый актъ прошелъ довольно тихо, только въ концѣ слегка вызвали артистку, игравшую главную роль, но при этомъ особенно интересна была необычная въ нашихъ театрахъ тишина и вниманіе публики впродолженіи всего акта. Приходившіе на сцену въ антрактѣ зрители заявляли, что пьеса слушается съ большимъ интересомъ. Второй актъ обезпечилъ ея успѣхъ. Уже съ первыхъ сценъ публика перешла отъ спокойнаго строгаго вниманія къ тому оживленному участью, къ тѣмъ откликамъ легкаго рокота смѣха, который для насъ авторовъ такъ дорогъ. Въ одной изъ петербургскихъ газетъ корреспондентъ печаталъ, что будто сосѣдъ его въ театрѣ невольно воскликнулъ: «Проклятые артисты! отъ нихъ трудно оторваться». Наконецъ, послѣ того, какъ Причаловъ замѣтилъ Настѣ: «Пріятно быть богатой барышней, какое хочешь невѣжество сдѣлай, все съ рукъ сойдетъ», — участье публики разразилось самымъ дружнымъ рукоплесканіемъ. Понятно, что послѣ этого монолога Причалова и конецъ акта, какъ болѣе сценичныя мѣста, были привѣтствованы еще шумнѣе, что актъ съ земскимъ собраніемъ прошелъ еще удачнѣе, что пьеса имѣла успѣхъ. «Ну! вамъ лучше знать, что можетъ нравиться публикѣ» — великодушно шепнула мнѣ артистка, еще наканунѣ говорившая противъ постановки пьесы на сцену. Она ошибалась: я такъ-же, какъ она не зналъ этого заранѣе и нисколько не былъ увѣренъ въ успѣхѣ. Я вышелъ съ режиссеромъ на улицу, пріятно пахнуло на насъ свѣжимъ воздухомъ, намъ захотѣлось пройтись пѣшкомъ. Народъ валилъ изъ театра за нами гурьбой, шли какіе-то «кое-кто» изъ верхнихъ слоевъ театральной залы и обсуждали пьесу, провѣряя ее личнымъ опытомъ, личнымъ знаніемъ; стало-быть не скучали, прослушали съ интересомъ. Послѣ этого я уже не боялся за постановку въ Петербургѣ, въ провинціи. И тутъ пьеса прошла успѣшно, сдѣлалась репертуарною; а потомъ нерѣдко мнѣ и моимъ пріятелямъ случалось слышать въ корридорахъ и залахъ театра этотъ говоръ съ анекдотами и характеристиками лицъ, вызываемый тою или другою сценою пьесы, этотъ говоръ, которымъ утѣшили меня «кое-кто» изъ райка малаго московскаго театра въ вечеръ перваго представленія пьесы.
Театральная рецензія заговорила о пьесѣ самыми разнорѣчивыми, самыми разнообразными отзывами. Въ этой массѣ газетныхъ откликовъ можно было встрѣтить все: и серьезное строгое отношеніе къ дѣлу, и плохо скрытое недобросовѣстное озлобленіе, и упреки, и сочувствіе, и порицаніе, и похвалы, а главное самое курьозное противорѣчіе въ обсужденіи однѣхъ и тѣхъ-же сценъ и лицъ. Утверждали, что будто я выставляю моего Причалова идеаломъ, и тутъ-же прибавляли: хорошъ идеалъ, — и грубый, и увлекающійся. Кстати, не могу тутъ не подивиться: отчего это у насъ, стоитъ только вывести на сцену человѣка просто порядочнаго, честнаго, какъ сейчасъ-же его обзовутъ резонеромъ, искусственно вымышленной фигурой? хоть вамъ ни въ одномъ словѣ не укажутъ его фальшь; но ужь одно то, что онъ человѣкъ порядочный, дѣлаетъ его для иныхъ критиковъ неестественнымъ; не правда-ли, и странно, и смѣшно. И отчего онъ врачъ, а не инженеръ, не учитель? говорилъ одинъ; оттого что онъ не изъ медико-хирургической академіи, тенденціозный новаторъ, прибавилъ другой. Воображаю, что-бы заговорили, если-бъ я сдѣлалъ Причалова учителемъ и заставилъ говорить о народномъ развитіи, когда ужь однѣ рѣчи о правильномъ веденіи общественнаго хозяйства и о народномъ здравіи показались тенденціозными. И что онъ все болтаетъ, а ничего не дѣлаетъ? заявилъ кто-то, словно хотѣлъ, чтобы я привелъ на сцену толпу больныхъ, словно борьбу въ земствѣ дѣломъ не считаетъ… И что это за люди? одна только барышня правдива; нѣтъ барышня-то и фальшь; — одинъ только Тропиковъ живое лицо; нѣтъ Тропиковъ каррикатура и проч., и проч., и проч.
Не для того упомянулъ я о критикѣ, чтобъ оспаривать сумбуръ нѣкоторыхъ неумѣлыхъ порицаній, завзятыхъ искаженій, которые мнѣ слишкомъ давно и хорошо извѣстны до самыхъ мельчайшихъ изъ побудительныхъ причинъ; да и все это часто слишкомъ бьетъ въ глаза каждому читателю; но среди этихъ сужденій, мнѣ довелось прочитать упреки и замѣчанія серьезные и, думается, искренніе, по поводу которыхъ хотѣлось-бы сказать нѣсколько словъ.
Самый тяжелый упрекъ относится ко всей комедіи; именно: будто въ ней я дѣлаю набѣгъ на земство, подвожу его къ позорному столбу, подрываю значеніе нашего, только-что нарождающагося самоуправленія, тяну въ одну ноту съ покойной газетой «Вѣсть». Какимъ образомъ можно было сдѣлать изъ моей комедіи такой выводъ для меня было-бы совершенно непостижимо, еслибъ я не хотѣлъ тутъ видѣть почтенной, но къ сожалѣнію нѣсколько увлекающейся, страстности къ дѣлу, которое дорого мнѣ самому. Неужели-же въ самомъ дѣлѣ такъ отрадно выставлять пуще всего темныя стороны жизни? неужели такъ пріятенъ этотъ духъ отрицанія?… Повѣрьте: еслибъ дѣйствительно мои лица были каррикатурны, фальшивы, мои факты невѣрны, я бы первый этому радовался, и гораздо сильнѣе моихъ обличителей. Но пора-же наконецъ сознать, что мы выросли изъ этого болѣзненно-чуткаго состоянія, съ которымъ боязливо охраняешь даже дурную частность, чтобъ не попортить хорошаго цѣлаго. Кто изъ насъ не отдалъ дани этой ложной любви, тщательно скрывая и оправдывая передъ самимъ собой, а главное передъ врагомъ, язвы, сопутствующія всякому прекрасному начинанію. Со слѣпотой современниковъ «Домостроя», выдумавшихъ пословицу «сору изъ избы не выноси», мы слишкомъ часто, благодаря такой любви, приходили къ разочарованію и равнодушно отчаянно бросали и то хорошее, за которое такъ рьяно прежде схватывались. Утрировать недостатки, раздувать ихъ, шаржировать, конечно неумѣстно, но и скрывать ихъ тоже вредъ.
Такъ гдѣ-же однако шаржъ и эта кое-кѣмъ усматриваемая мрачная односторонность моей пьесы?
Прежде всего, мои герои совсѣмъ не такіе злодѣи, какими кажутся. Я радъ, что они такими кажутся, но, положа руку на сердце, скажите честно и откровенно: развѣ не большинство людей, съ которыми вы ведете дѣло, которымъ вы пожимаете руку, таковы какъ напримѣръ: Варенцовъ, Клемецкій, Безанецъ? — они ничтожны, пошловаты, глуповаты; но они масса; въ хорошее время, подъ вліяніемъ хорошихъ коноводовъ, они не будутъ дурными людьми. Не даромъ-же Варенцовъ выискалъ Причалова, и ухаживаетъ за нимъ, и оправдывается во всѣхъ своихъ пошлостяхъ и передъ нимъ, и передъ Настей, и передъ Клемецкимъ, и передъ самимъ собою. Не даромъ-же Клемецкій такъ податливъ на требованіе Насти… А Безанецъ!? — чего добивается этотъ добродушный дураку? тишины, спокойствія, отсутствія ссоръ; со своей дурацкой точки зрѣнія онъ стремится къ добру. Самый этотъ Змѣй Горынычъ Кружановъ (сколько ихъ на Руси) развѣ ужь такой исключительный извергъ? Причаловъ говоритъ, что онъ сосетъ кровь всего уѣзда; но вѣдь Причаловъ, можетъ быть, за часъ передъ этимъ видѣлъ больную забитую изсохшую фигуру мужика въ ея драномъ отрепьѣ, слышалъ его удушливый кашель, замазывалъ его раны; а вы, которые знаете объ этихъ ранахъ большею частью только чрезъ посредство чистой, четко отпечатанной, газетной бумаги, вы, издали охающіе объ нихъ какъ о вещи далекой, далекой, почти какъ объ ужасахъ страшной сказки, какое право имѣете вы бросать камень въ Кружанова? чѣмъ онъ хуже тѣхъ честныхъ коммерсантовъ, про которыхъ съ улыбкой снисхожденія (чуть-ли не одобренія) вы скажете: «какой плутъ и мошенникъ», но съ которыми вы водите хлѣбъ-соль, которыхъ привѣтствуете похвалами и тостами за тщеславно брошенный на доброе дѣло десятокъ тысячъ, а иногда даже за одно разливанное море самодурнаго гостепріимства. Кружановъ торгуетъ какъ всѣ: гдѣ можно пользоваться, пользуется, и чѣмъ больше, тѣмъ лучше. Пожалуй разсказывайте, что онъ тѣснитъ бѣдныхъ; кто-же ихъ не тѣснитъ? всякій, по мѣрѣ завоеваннаго нрава. Кружановъ дѣйствуетъ на законномъ основаніи и во имя хваленыхъ семейныхъ добродѣтелей, ради своей дочери. Да еще сверхъ того онъ благодѣтель; вы скажете, благодѣянія его ничтожны, но онъ могъ бы и ихъ не дѣлать… Отчего-же онъ вамъ такъ гадокъ?.. Полноте лицемѣрить, господа, совсѣмъ ужь вы не такъ брезгливы, какъ стараетесь казаться, и даже такіе мѣдные лбы и негодяи, какъ Тропиковъ и Дробининъ, далеко не изгнаны изъ вашей гостиной, отъ вашего карточнаго и обѣденнаго стола. Если вы стараетесь этого не видѣть, или видя нарочно завѣдомо отрицаете это, вы ужь дѣлаете шагъ къ примиренію, а отсюда недалеко и до сочувствія и до сообщничества. Наконецъ, всматриваясь далѣе въ дѣйствующихъ лицъ моей комедіи: развѣ этотъ самый Причаловъ не находитъ прямого отклика и въ однодворцѣ Лукьяновѣ, и въ грубомъ, но честномъ Крупинниковѣ, и въ дурковатомъ Саломанкинѣ, и въ другихъ, ему вторящихъ на собраніи, которыхъ тронуть подробнѣе не возводила, мнѣ экономія пьесы. Пускай-же, но совѣсти, скажутъ мнѣ многія-лы земства на Руси представляютъ лучшую картину и отчего движете лучшихъ людей такъ рьяно схватившихся за это самоуправленіе въ началѣ, теперь бѣжитъ больше изъ него, чѣмъ къ нему.
«Въ столицѣ и безъ меня много людей работающихъ, и если никто изъ нихъ не пойдетъ сюда въ глушь, долго еще будутъ всѣмъ распоряжаться вредные люди», — говоритъ Причаловъ и далѣе въ концѣ еще поясняетъ это: «оттого мнѣ многое удается и будетъ удаваться, что моя работа не служба, которую я взялся справлять, а необходимая потребность для счастья…», «и одному человѣку можно много сдѣлать въ земствѣ, только-бы искренно онъ любилъ свое дѣло». Вотъ тѣ основныя положенія, изъ которыхъ вытекла моя пьеса. Гдѣ главный недостатокъ нашего земства? — недостатокъ людей дѣятельныхъ и любящихъ самое дѣло. Проглядывая изъ пятаго въ десятое сухіе газетные земскіе отчеты, да еще профильтрованные (тоже во имя огражденія) губернаторской цензурой, — публика остается чужда земству" и столица, всасывая, прибавимъ и развращая, лучшія силы работниковъ, слишкомъ скупо дѣлится ими съ провинціей. Большинство людей интеллигентныхъ и энергическихъ до крайности неблагодарно относится къ мѣсту, которое дало имъ средства къ образованію, которое и при дальнѣйшей ихъ жизни служитъ часто источникомъ ихъ матеріальнаго благосостоянія. Предпочитая службу государственную или какую нибудь болѣе выгодную или видную дѣятельность, люди болѣе даровитыя осѣдаютъ въ столицахъ и большихъ городахъ, оставляя нашему захолустью развѣ только весьма немногихъ самоотверженныхъ фанатиковъ, да нѣсколько личностей со второстепенными способностями, скоро утомляющихся. Отсюда: если среда интеллигентная въ провинціи почти не пополняется даровитыми людьми, то понятное дѣло, что именно въ средѣ неразвитой (откуда даровитые не уходятъ) и являются наиболѣе сильныя, трудолюбивыя, настойчивыя натуры. Между тѣмъ кругозоръ этихъ темныхъ людей большею частью не расширяется далѣе ихъ повседневнаго личнаго копѣечнаго барыша, отчего они и дѣлаются кулаками. Сила кулачества и его нерѣдкія побѣды надъ честнымъ трудомъ, даютъ очень ловкую придирку всѣмъ вялымъ и лѣнивымъ доброжелателямъ отстраниться и отъ того маленькаго участья въ общемъ дѣлѣ, которое они еще готовы были взять на себя. Обидно вспомнить, но какъ не указать на множество фактовъ, гдѣ какой добудь даже очень добропорядочный человѣкъ не потревожитъ себя пріѣхать изъ своего помѣстья въ городъ, хоть-бы только для того, чтобъ на какихъ добудь выборахъ положить черный шаръ негодяю. «Зачѣмъ я поѣду?» — говоритъ иной, «тамъ все подтасовано, подкуплено, запоено, закормлено; мой шаръ ничего не прибавитъ». И не хотятъ они видѣть, какъ безконечно разнообразны эти общественныя столкновенія, какъ случайность какая добудь можетъ сдѣлать необходимымъ присутствіе одного лишняго хорошаго человѣка, какъ одинъ полезный пріѣздъ можетъ окупить десять безполезныхъ. Такимъ образомъ конечный результатъ всего выходитъ, что честные дѣятели остаются болѣе или менѣе одинокими борцами противъ цѣлой клики довольно солидарныхъ между собою кулаковъ. Борьба разумѣется трудна, но не безцѣльна, не невозможна; а самое дѣло земское такъ важно, такъ интересно и имѣетъ такую прекрасную будущность, что тутъ есть надъ чѣмъ потрудиться, есть изъ-за чего потерпѣть. Мнѣ хотѣлось показать это въ легкой и всѣмъ доступной формѣ комедіи; насколько это мнѣ удалось я судить не намѣренъ, но по праву могу сказать, что лжи въ моей комедіи нѣтъ. Конечно современное положеніе нашилъ земствъ не блистательное, но самое дѣло кроетъ въ себѣ источники такой работы, которая даетъ массу и интереса и наслажденія. Съ одной стороны стремленіе къ улучшенію общественнаго быта, лежащее въ основѣ земства, даетъ такое широкое поле дѣятельности, что всѣ лучшія качества энергическаго человѣка: его творчество, знаніе, гуманность, выдержка, прилежаніе и проч. найдутъ себѣ здѣсь самое отрадное примѣненіе; съ другой стороны, какъ не сильны эксплуататоры, какъ не подлы ихъ ухищренія, какъ не слабо развитіе эксплуатируемыхъ, все-таки понемножку эксплуатація выплываетъ наружу и масса всегда пойдетъ за честнымъ работникомъ, видя въ его трудѣ пользу себѣ. Даже самъ кулакъ эксплуататоръ можетъ значительно измѣниться подъ хорошимъ вліяніемъ. Когда ему докажутъ и словомъ и примѣромъ, что только по своей близорукости онъ видитъ себѣ барышъ въ чужомъ раззореніи, что раззоряя другихъ онъ раззоряетъ себя, то его дарованіе и предпріимчивость примутъ иной оборотъ. Не ясно-ли изъ всего этого, что и небольшое количество честныхъ людей въ силахъ бороться съ большимъ количествомъ эксплуататоровъ и ихъ побѣждать. Въ одномъ изъ близко знакомыхъ мнѣ земствъ, земская управа, состоявшая въ то время изъ добропорядочныхъ работниковъ, указала собранію на то, что крестьяне несутъ повинностей болѣе другихъ сословій, и предложила на этомъ основаніи дать крестьянамъ нѣкоторыя льготы при земской раскладкѣ. Собраніе согласилось. Понятно, какъ возопили крупные землевладѣльцы. Покатили жалобы, обвиненія, чуть не въ соціализмѣ. Прошли года; управа замѣстилась лицами враждебными приведенной мѣрѣ, но отмѣнить постановленіе какъ не старались, не могли, и до сихъ поръ оно остается въ полной силѣ. Въ такомъ-же родѣ основа картины земства и въ моей комедіи. Тянулось дѣло земства черезъ пень колоду въ радость и выгоду мошенникамъ, явился одинъ нѣсколько болѣе энергичный человѣкъ и перебударажилъ въ нѣкоторой степени все. Глядишь: люди молчавшіе заговорили, трусливые ободрились, наглые, подлые попритихли, мошенничество затруднилось, полезное предпріятіе облегчилось. И этотъ Причаловъ не случайность, онъ созданъ этимъ самымъ земствомъ: его подготовилъ самъ Змѣй Кружановъ, подготовилъ врагъ. Хорошіе черты Кружанова: его любовь къ дочери, заставляютъ воспитывать дочь въ Москвѣ, среди хорошихъ людей, заставляютъ приблизить къ себѣ Варенцова, пошляка, но не мошенника. Варенцовъ заманиваетъ Причалова, Настя впутывается въ его борьбу сторонникомъ его, Все это цѣпляется роковымъ образомъ одно за другое, одно изъ другаго вытекаетъ. Побѣда Причалова разумѣется тоже не конечная. Болѣзнь Кружанова есть только сценическая постановка, необходимая развязка комедіи, и очень можетъ быть (какъ и говорится у меня) завтра-же снова верхъ возьметъ опять какой-нибудь Змѣй. Дѣло не въ конечныхъ результатахъ, ихъ въ жизни нѣтъ. Пользу дѣла нельзя прямо ухватить руками, какъ отрѣзанный купонъ акціи, который можно продать у любого мѣнялы. Польза есть постоянное прогрессивное движеніе, хоть и съ временными колебаніями, все-таки движеніе, впередъ, и содѣйствовать ему есть то нравственное наслажденіе, та радость, которая одна только вѣчна и не пріѣдается.
Теперь я прямо скажу: пѣть диѳирамбы земству, потому только, что это хорошее и начинающееся учрежденіе, такъ-же безполезно или вредно, какъ не говорить о немъ вовсе. Работникъ, не зная въ чемъ работа, можетъ быть совсѣмъ не пойдетъ на нее по невѣдѣнію или по боязни къ неизвѣстному, но работникъ, котораго вы заманите восхваленіемъ, который бросится со всею жадностью къ доброму дѣлу, столкнувшись съ его темными сторонами, сейчасъ разочаруется и убѣжитъ; и это хуже, чѣмъ еслибы онъ и вовсе не появился. Нѣтъ, пускай онъ лучше знаетъ какая борьба ему предстоитъ, но знаетъ и то, сколько въ этой борьбѣ прелести и насколько онъ можетъ выйти изъ нея побѣдителемъ. По моему мнѣнію жалокъ тотъ, кого можетъ оттолкнуть моя картина земства и не велика бѣда, если онъ отъ земства отвернется, потому-что такой человѣкъ никогда не будетъ хорошимъ работникомъ; онъ еще и другихъ пожалуй заразитъ апатіей. Наоборотъ, если кому-нибудь крѣпко западутъ въ душу слова Причалова, какъ много умной честной радости можно черпать и ту тѣ, среди этихъ мошенниковъ, если кто приметъ комедію мою, какъ призывъ къ интересному и полезному труду и не побоится идти въ глушь, работа его даромъ не пропадетъ.
Второе обвиненіе уже значительно менѣе важно: нѣкоторые изъ критиковъ старались ослабить мой трудъ заявленіемъ яко-бы фактическихъ невѣрностей въ моей комедіи, происходящихъ отъ моего будто-бы незнанія провинціальной жизни. Конечно, странны иные наши столичные писатели, обсуждающіе широкую жизнь всероссійскую единственно изъ глубины своего кабинета; но не менѣе смѣшны и тѣ литераторы обыватели, которые, сидя по своимъ провинціальнымъ норамъ, взяли себѣ привиллегію говорить о провинціальной жизни, воображая, что эту жизнь они знаютъ лучше всѣхъ на свѣтѣ, потому только, что вѣкъ свой копошились въ грязи своего одного муравейника. Для этихъ я считаю не лишнимъ заявить, что въ моей работѣ, можетъ быть, болѣе добросовѣстности чѣмъ творчества. Я треть моего года постоянно провожу въ провинціи, и не въ одной; то тамъ, то здѣсь. Итакъ, чтобы хоть нѣсколько показать, что все мною выводимое на сцену провѣрено фактами аналогичными изъ дѣйствительной жизни, я укажу на одинъ упрекъ, который на первый взглядъ кажется какъ-будто и справедливымъ. Мнѣ ставили въ фалымъ, что я заставилъ моего Кружанова сдѣлать кирпичный заводъ въ 250 тысячъ, эта цифра показалась слишкомъ велика. «Какъ можетъ кирпичный заводъ стоить такъ дорого?» говорили мнѣ, «да если и натянуть его стоимость до этой цифры, то какъ плутъ Кружановъ могъ такъ обмишуриться, такія деньги кинуть такъ зря, не разсчитавъ заранѣ результатовъ»?.. Прежде всего я долженъ бы сказать, что не въ цифрѣ дѣло; я нарочно тутъ, въ печатномъ экземплярѣ, поставилъ 150,000, могъ-бы поставить 50,000 и думаю, ни ходъ пьесы, ни характеръ лицъ и ихъ дѣятельность нисколько отъ этого не измѣнился-бы. Но возьмемъ мою первоначальную цифру; она можетъ поразить только человѣка, не знающаго что такое заводъ. У насъ на Руси, если помѣщикъ выроетъ гдѣ-нибудь яму, надѣлаетъ сырцу и обожжетъ его, чтобъ сложить себѣ какую-нибудь ригу или амбаръ, то это ужь называется кирпичнымъ заводомъ; но вѣдь не о такомъ заводѣ идетъ рѣчь.
Если завести машинную обработку кирпича со всѣми усовершенствованіями для приготовленія глины, если кирпичи обжигать въ гофманскихъ, иначе вѣнскихъ, печахъ (коихъ каждая можетъ обойтись до 40.000), если прибавить къ этому покупку мѣста, выдѣлку гончаръ, дренажныхъ трубъ, — то цифра можетъ возрасти и выше моей. Подобныя попытки и притомъ тоже неудачныя бывали, можно указать факты. Сильнѣе замѣчаніе, что будто ловкій Кружановъ не могъ такъ промахнуться. Тутъ, во первыхъ, не надо забывать, что языкъ разговорный, есть языкъ фигуральный, онъ даетъ не отчеты точные, а только наглядную картину результата. Такъ если исправникъ говоритъ, что заводъ построенъ въ безлѣсномъ краю, что некому строить каменныя зданія, — это не значитъ, что дѣйствительно ужь ни сучка не найдешь топлива и ни души потребителя, а только, что общій разсчетъ операціи по такимъ-то причинамъ сведется на минусъ, на убытокъ. Таковыхъ-же предпріятій въ средѣ нашего самодурства, возникаетъ не мало. Когда я только начиналъ задумывать мою пьесу и искалъ затѣи, которая бы связывала моего героя съ земствомъ, я напалъ на такой случай: одинъ изъ Змѣевъ-Горынычей нашихъ провинцій, человѣкъ хитрый, умный и весьма плутоватый, подъ вліяніемъ какихъ-то техниковъ, задумалъ открыть каменноугольныя ломки въ такомъ мѣстѣ, гдѣ и не могло быть хорошихъ залежей угля. Люди знающіе, опытные, совѣтовали отказаться отъ этой мысли; но совѣтовали прямо рѣзко, не щадя его невѣжества, — тогда какъ сторонники дѣла, предвидя выгоды себѣ, льстили ему, ухаживали за нимъ. Кончилось тѣмъ, что онъ ухлопалъ до двухсотъ тысячъ, буравя землю и ища угля, и не отыскалъ ничего. Мнѣ даже сперва хотѣлось взять именно подобную операцію для комедіи и подложить земству гарантировать доходъ неудавшихся копей, какъ гарантируетъ несчастное Саратовское земство свою желѣзную дорогу. Еслибъ я писалъ романъ, я бы такъ и сдѣлалъ; но для комедіи операція съ шахтами, буравами, гарантіями и прочими подобными словами, казалась нѣсколько сложной и тяжелой. Слышалъ я, напримѣръ, и другой случай: какъ одинъ, тоже знаменитый по своему плутовству, купецъ затѣялъ заводъ для выдѣлки коноплянаго масла, войдя въ соглашеніе съ другимъ лицомъ. Выстроилъ заводъ, снабдилъ машинами, да прозѣвалъ заключить формальное условіе съ товарищемъ, а этотъ возьми да и откажись. Надо скупать коноплю для обработки, а денегъ у заводчика нѣтъ. Побился, побился, закрылъ заводъ и содержимое продалъ на сломъ. Я бы могъ насчитать и еще нѣсколько подобныхъ-же фактовъ, вполнѣ аналогичныхъ съ операціей моего Змѣя. Я выбралъ кирпичное дѣло только потому, что оно наиболѣе для всѣхъ понятно, ясно съ перваго слова. При этомъ дальнѣйшій упрекъ комедіи мнѣ кажется просто глупымъ или завѣдомо натянутымъ: кто;то заявилъ, что будто и ударъ съ Кружановымъ у меня совершается оттого, что Змѣя слишкомъ поражаетъ неудача сбыта кирпича въ земство. Кирпичи тутъ совсѣмъ второстепенное дѣло, это только одинъ изъ многихъ эпизодовъ, можетъ быть только болѣе характерный. Кружанова мутитъ и волнуетъ не коммерческая неудача, а то, что онъ видитъ, какъ изъ рукъ его уходитъ сила и власть; сцена въ земскомъ собраніи есть только послѣдній толчокъ, болѣзненность Кружанова проявляется съ перваго акта.
Мнѣ остается сказать еще нѣсколько словъ въ художественномъ отношеніи. Многіе изъ публики, привыкшіе видѣть въ концѣ всякой пьесы либо смерть, либо бракъ, были непріятно поражены, не встрѣтивъ у меня ни того, ни другаго; тѣмъ болѣе, что и то и другое было такъ легко и возможно, такъ какъ Кружановъ уже при смерти болѣнъ, а у Насти съ Причаловымъ завязывается дружба. Даже то обстоятельство, что я женилъ заранѣе моего доктора, не остановило отъ этой банальной пошлости. «Ахъ, что-же это такое?» воскликнулъ одинъ изъ зрителей, когда занавѣсъ опустился, послѣ четвертаго акта, «а я думалъ, что Причаловъ разведется съ женой и женится на Настѣ». Возникаютъ вопросы: скоро-ли умретъ Кружановъ или еще проторчитъ на бѣломъ свѣтѣ? что станется съ Настей? за кого она замужъ выйдетъ? и проч. и проч. въ томъ-же родѣ; говорятъ: пьеса не кончена. Но почему-же она была бы больше кончена, еслибъ вы узнали о смерти Кружанова? не все равно, умретъ онъ чрезъ недѣлю, чрезъ мѣсяцъ, или годъ? чѣмъ подвинулъ бы эту законченность брака Причалова съ Настей? — Мнѣ говорятъ: все-таки это было бы какъ-то успокоительнѣе, у Насти былъ бы покровитель. Отчего-же покровителемъ долженъ быть непремѣнно только мужъ, а не другъ? Сознайтесь, что вамъ нужно одно только брачное ложе или ложе могилы, чтобы разсчитаться и сдать въ архивъ эту исторію о двухъ врагахъ и примирительницѣ дочери.
Въ чемъ-же собственно состоитъ моя драма? гдѣ та нить интриги, которая ее путеводитъ?
Разумѣется главное лицо Настя; около нея вращается все остальное. Она воспиталась ни хуже, ни лучше, чѣмъ многія московскія богатыя барышни, больше воспитанныя, больше наученыя, чѣмъ развитыя — готовыя любить добро и ненавидѣть зло. еще не умѣя хорошенько отличать одного отъ другого. Настя встрѣчала отца всегда, такъ сказать, въ его праздничномъ видѣ, горячо любящаго, добраго, благодѣтельнаго; такъ-же и Варенцова съ его фразистыми рѣчами. Случай подвелъ ее къ ихъ будничной обстановкѣ; передъ ней раскрылась картина ихъ дѣятельности. А тутъ земская борьба наткнула ее на человѣка, который и примѣромъ труда, и прямо дружескимъ словомъ разъясняетъ ей, что старались затуманить другіе, до чего бы можетъ быть сама не додумалась ея неопытность, — онъ не далъ самодовольно, слѣпо, слащаво уснуть ея добрымъ порывамъ, онъ постоянно будилъ ихъ. И все это разразилось громовымъ ударомъ: позоромъ и болѣзнью любимаго отца. Отсюда рядъ разочарованій, рядъ потерь почти до отчаянія, но вмѣстѣ съ ними и рядъ пріобрѣтеній. Вѣра колеблется, знаніе возникаетъ и укрѣпляется. Опытъ жизни помогаетъ развитію, котораго не дали разговоры учителей. Послѣдній актъ подводитъ итоги всему. Насколько въ розовомъ цвѣтѣ кажется Настѣ все въ первомъ дѣйствіи, настолько мрачно и безвыходно въ послѣднемъ; одно реакція другого, но и то и другое обманъ. Мнѣ совѣтовали ради эффекта ввести тутъ сцену, о которой Настя кратко разсказываетъ; именно: какъ Тропиковъ и Дробининъ пріѣзжали рыться въ бумагахъ Кружанова. Мнѣ кажется это было бы совершенно лишнее. Что-жь бы эта сцена могла прибавить?исключительно сценическую суетню и эффектныя фразы — больше ничего. И эти лица и ихъ отношенія къ Кружанову и его дочери вполнѣ исчерпаны предъидущими дѣйствіями. Я ввелъ сюда только двѣ, такъ сказать, доколачивающія сцены, съ Блажинымъ и Дроздовой, потому что въ нихъ дѣлается уже упрекъ и самой Настѣ, потому что тутъ Настя видитъ себя самое участницей, сообщницей этой мошеннической клики. Подрядчикъ съ наивной откровенностью излагаетъ близкую связь Кружанова съ Тропиковымъ и проситъ помощи и совѣта, какъ отъ дочери Кружанова, какъ отъ человѣка замѣшаннаго въ дѣлѣ вліятельнаго; мѣщанка Дроздова, въ первомъ актѣ пресмыкавшаяся передъ Настей, теперь самымъ грубымъ образомъ упрекаетъ ее за ея обстановку, за платье, за мебель, рѣзко указываетъ на дочь, какъ на причину всѣхъ золъ отца. Все это доводитъ Настю до крайняго возбужденія, до мысли о самоубійствѣ, но подлѣ нея добрый, участливый человѣкъ; передъ нимъ она можетъ выплакать свою душу, что не дастъ ей дольше сосредоточиваться на своемъ отчаяніи, — и ея откровенные монологи, это тѣ разомъ хлынувшія слезы, которыя такъ облегчаютъ горе. Оттого уже не убитая, не упадшая духомъ, а рѣшительная, встрѣчаетъ она Варенцова, — не плачемъ, а язвительными замѣчаніями отвѣчаетъ на его пошлости. Переломъ совершился, кризисъ прошелъ, она знаетъ, что ей надо дѣлать, и пользуется первымъ случаемъ, чтобы прогнать Варенцова. «Прошлое кончено», говоритъ ей Причаловъ, «теперь вы другая и новая жизнь вамъ предстоитъ». И не всели равно для той Насти, которая живетъ и дѣйствуетъ въ комедіи, какъ будетъ дѣйствовать новая Настя? что она затѣитъ? за кого замужъ выйдетъ? когда умретъ? Прежняя Настя покончила свое существованіе, она завершила свой кругъ; глаза прозрѣли, иные взгляды, иныя мысли, иныя желанія въ ней роятся, — теперь пишите новые акты, новую комедію съ ея участіемъ, — это будетъ другое лицо. Какогоже конца нужно для комедіи, интригу которой и составляетъ именно эта переработка характера подъ вліяніемъ картины земской дѣятельности, подъ вліяніемъ ея хорошихъ и дурныхъ работниковъ? На предложеніе Причалова дать ей успокоительныхъ капель она говоритъ: «Дайте», — и этимъ однимъ словомъ, какъ будто хочетъ сказать: да мое отчаяніе слабость, я ее преодолѣю и буду жить, и найду новыя радости и новое честное хорошее дѣло. И первое дѣло само тотчасъ откликнулось. «Проснулся»!? говоритъ она, увидѣвъ вошедшую горничную, "пойдемте къ отцу, « — вотъ начало этой новой жизни: работа, утѣшеніе больнаго, безъ экзальтаціи, безъ увлекающейся страстности, спокойно, сознательно, разумно.
Меня просили прибавить тутъ нѣсколько болѣе кричащихъ заключительныхъ словъ; но, что хотите, мнѣ къ этимъ словамъ прибавлять рѣшительно нечего; все, что будетъ говориться дальше, будетъ новая пьеса.
1877.
P.S. He лишнимъ считаю прибавить еще одно замѣчаніе спеціально уже для антрепренеровъ, ставящихъ на сцену моего Змѣя. Одинъ изъ моихъ провинціальныхъ знакомыхъ разсказывалъ мнѣ, что у нихъ (въ губернскомъ городѣ) во время земскаго собранія давали мою пьесу, (въ провинціи все больше это время выбираютъ для постановки Змѣя) — и при этомъ роли были такъ распредѣлены, что лучшій актеръ игралъ Варенцова, а роль доктора Причалова досталась одному изъ самыхъ слабыхъ актеровъ труппы. Такимъ образомъ пьеса совершенно исковеркалась: всѣ реплики Причалова стушевались, монологи, прочитанные вяло и безцвѣтно, пропали, все значеніе этого лица отошло на третій планъ; а Варенцовъ еще какъ-то излишне подчеркнулъ свой монологъ противъ земства въ послѣднемъ актѣ. Брань пошляка выступила впередъ, отпоръ ей затерялся, — и въ результатѣ получилось какое-то тенденціозное обличеніе земства, согласное съ помянутымъ здѣсь упрекомъ. Я усиленно прошу гг. антрепренеровъ, если ужь они ставятъ» мою пьесу, позаботиться о томъ, чтобъ ее такъ не искажали. Главное вниманіе должно быть обращено на роли Причалова и Насти, онѣ должны быть наилучшимъ образомъ отдѣланы, чтобъ оттѣнять всю хорошую сторону земства, вопреки его многочисленнымъ врагамъ.
ЗЕМЦЫ
(ЗМѢЙ ГОРЫНЫЧЪ).
править
Кружановъ, Никита Яковлевичъ — первой гильдіи купецъ, потомственный почетный гражданинъ, голова въ думѣ и предсѣдатель уѣздной земской управы.
Настя (Настасья Никитишна) — его дочь (10 лѣтъ).
Варенцовъ, Александръ Алексѣевичъ — (32 лѣтъ), Тропиковъ, Семенъ Прохоровичъ — (45 лѣтъ), члены земской управы, дворяне.
Баронъ Безанецъ — уѣздный предводитель дворянства.
Причаловъ, Глѣбъ Степановичъ — земскій врачъ. Клемецкій, Карлъ Антоновичъ — судебный слѣдователь (29 л.).
Дробининъ, Максимъ Гавриловичъ — участковый мировой судья.
Дробинина, Христина Валерьяновна — жена его.
Бѣлочкинъ — исправникъ.
Крупинниковъ — помѣщикъ, отставной военный.
Жаровина — помѣщица.
Саламанкинъ — гласный изъ дворянъ, пріѣзжій изъ Москвы.
Бриталовъ — гласный изъ дворянъ (77 л.).
Блажинъ — подрядчикъ, мостовщикъ.
Дроздова — мѣщанка.
Власовъ, Мосей — волостной старшина.
Лукьяновъ — однодворецъ.
Волостной писарь.
Лакей Кружанова.
Лакей Клемецкаго.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
правитьПозвольте, господа, позвольте! — вниманіе!
Скажите, Семенъ Прохоровичъ, чтобъ музыка замолчала.
Музыка!.. молчи.
Господа! позвольте попросить прислушатъ.. (Все стихаетъ.) Допрежь всего позвольте поблагодарить: въ день мово ангела почтили посѣщеніемъ, не забыли… Теперь, этотъ мы день выбрали, чтобъ сообщить нашимъ друзьямъ и знакомымъ нашу семейную радость: возлюбленную нашу дочку, Настасью Никитишну, мы выдаемъ замужъ, (Всеобщій вздохъ.) за надзорнаго совѣтника Александра Алексѣевича Варенцова. (Цѣлуетъ дочь, потомъ Варенцова.) Будьте счастливы.
Шампанскаго, господа! шампанскаго берите! За здоровье Настасьи Никитишны и Александра Алексѣевича!.. За родителя ихъ, за Никиту Яковлевича!..
Многія лѣта и благоденствіе… и мирное житіе!… (Бѣжитъ къ двери.) Музыка! Тушъ! тушъ! (Музыка за сценой играетъ тушъ.) Урра!!.
Урра!!
Ну, дочка, — довольна?
А вы?.. какъ будто смущены? чего?
Немножко глупое это положеніе: смотрятъ на тебя, какъ на звѣря.
Ничуть не глупое! — Пускай смотрятъ и радуются. Одинъ разъ въ жизни замужъ то выходить! такой другой минуты не бываетъ.
Дай господи! дай господи!.
Батюшка! Микита Яколичъ! — въ такой-то часъ да къ тебѣ не допустить.. Смирно у двери стояла, ей-богу, смирнехонько… да слышу, пошли проздравлять жениха съ невѣстой… ну ужь извини моей холопской радости, — продралась; мажордома тваво въ бокъ ударила, не могу… милостивца нашего да въ такой часъ не проздравить? — что это!?
Ну, ну, ладно, старуха… спасибо.
Царевна ты наша свѣтлая, пташечка ты наша райская; дай тебѣ творецъ всемогущій и внучатъ, и правнучатъ дождаться, — красавица… (Почти всхлипывая.) Ручку… дозволь, матушка, ручку поцѣловать…
Ну! расходилась, старая.
Да какъ же намъ за васъ, за нашихъ благодѣтелевъ, не радоваться; да мы за васъ въ гробъ пойдемъ… съ малыми дѣтьми въ гробъ пойдемъ, ей-богу.
Посторонись, посторонись, старуха… позвольте…
Отцы родные! — что тамъ еще?
Еще торжество!.. еще что то!.. тише, тише…
Погодите, погодите… Никита Яковлевичъ, садитесь… вотъ такъ. (Усаживаетъ Кружанова.) Настасья Никитишна, пожалуйте къ родителю… Александръ Алексѣевичъ, сюда… Такъ, семейнымъ гнѣздомъ. (Ставитъ ихъ на кресломъ Кружанова.) Брысь! Старуха… Посторонитесь, посторонитесь, господа! (Въ дверь.) Музыка! — играйте «Славу». Пустить мужиковъ!
Что такое?
Ничего, ничего… Молчите, — слушайте.
Читать-съ?
Читай.
«Милостивому государю, купцу первой гильдіи и потомственному почетному гражданину, Никитѣ Яковлевичу Кружанову, отъ крестьянъ Карецкаго уѣзда, пяти волостей… (Кашлянувъ.) Милостивый государь, Никита Яковлевичъ! Пятнадцать лѣтъ вы всему нашему уѣзду отецъ-благодѣтель и благообразія и благоустройства насадитель… Премногія постройки, какъ-то: златый куполъ собора нашего, богадѣльня для вдовъ и сиротъ, новый корпусъ гостинаго двора и другіе подвиги милосердія, во вѣки свидѣтельствуютъ о вашемъ раченіи на пользу общественную…»
Громче! ничего не слышно.
Тссъ!..
«Наконецъ, вы же явились на помощь правительству въ заботахъ его о преуспѣяніи нашего благополучія и приняли на себя бразды правленія нашего земства. Съ тѣхъ поръ земство и Никита Яковлевичъ, Никита Яковлевичъ и земство, — слились воедино въ глазахъ всего нашего уѣзда…»
Рѣже читай; кто тебя гонитъ!
«Оставимъ, однако, исчисленіе всѣхъ подвиговъ вашихъ, — они хранятся въ сердцахъ каждаго изъ насъ; но уже самое сіе чувство побудило васъ, крестьянъ пяти волостей, по приговорамъ на сходахъ, преподнести вамъ, отецъ нашъ и первой гильдіи купецъ, наше русское сыновнее спасибо… много-премного довольны, — и да продлитъ господь дни живота вашего на радость и пользу намъ, на дальнѣйшее развитіе нашего земскаго дѣла. Читано и подписано на пяти волостныхъ сходахъ; за неграмотныхъ подписалъ писарь».
Браво! браво!!
Браво! браво!!
Я, господа… я тронутъ… Не ожидалъ… помилуйте, я недостоинъ…
О! вы достойны!.. вы болѣе чѣмъ достойны: вы… вполнѣ достойны.
Благодарю.
Позвольте почитать.
Ахъ, Никита Яковлевичъ, вы мнѣ потомъ списать позвольте, я въ мой альбомъ помѣщу.
И мнѣ! и мнѣ! и мнѣ списать…
Да что списывать, господа, — это напечатать надо… гласности предать… въ газету куда нибудь…
Непремѣнно! прекрасная мысль.
Карлъ Антоновичъ, у васъ тамъ въ Питерѣ редакція какая то знакомая… и"зьмитесь-ка, батюшка…
Съ удовольствіемъ.
Да надо-бы какъ-нибудь пополнѣй… все это-бы въ кореспонденціи описать: какъ это мужички пришли въ залу, и все это…
Да тамъ ужь редакція распишетъ; вы только ей кратенькое письмецо черкните.
Хорошо, хорошо.
Зачѣмъ это, господа? — не надо.
Отчего не надо?
Не безпокойтесь, — тутъ Никита Яковлевичъ голоса не имѣетъ… мы безъ него распорядимся.
Прекрасно написано: «Наше русское сыновнее спасибо…» просто и хорошо…
А главное-то что? — изъ народа; народъ пишетъ, меньшая братія любовь свою выражаетъ, — вотъ что важно… (Мужикамъ.) Ну, ребята, ступай, вамъ тамъ водка приготовлена.
Только ужь если посылать въ газеты, Карлъ Антоновичъ, такъ надо… Пойдемте ко мнѣ въ кабинетъ… Баронъ, смѣю васъ просить, пожалуйте съ нами…
Истинный вы счастливецъ, Александръ Алексѣевичъ… Какую невѣсту берете, въ какую семью вступаете… Вѣдь это что за почетъ!.. кому у насъ когда такой почетъ оказывали, какъ вашему родителю, Настасья Никитишна?.. Мужички вѣдь, простолюдины, благодарственный адресъ подносятъ.
А отецъ почему-то совѣстится, — не понимаю!.. Что за ненужная скромность. Благодарятъ, такъ вѣрно не за злое дѣло, а за добро.
За добро и богатыя милости…
Одного только я не хвалю: благодарить Никиту Яковлевича слѣдуетъ, за все слѣдуетъ, — только къ чему они тутъ земство приплели?
Ахъ, Антонина Карповна, опять эти вы жгучіе вопросы подымать изволите!.. такъ для служащаго человѣка даже неловко слушать…
Да не слушай, кто тебя неволитъ?.. а я всегда скажу прямо: два бѣдствія у насъ было на Руси, — иго монгольское, да вотъ теперь это земство… Для чего оно заведено?.. чтобъ деньги брать съ помѣщиковъ, — только!
Да; мамаша тоже все жалуется, что очень много денегъ берутъ въ земство, очень много…
Какъ денегъ въ земство?
Все съ насъ для мужиковъ.
Полноте, — для мужиковъ! для всѣхъ.
Какъ для всѣхъ? Христина Валерьяновна! Для мужиковъ, для однихъ мужиковъ. На земскую школу я вѣдь плачу; а на что она мнѣ? — я туда моего Володю учиться не отдамъ.
Мамаша тоже все жалуется: прежде, говоритъ, мужики чинили дорогу по уѣзду; гдѣ не хорошо, съ нихъ взыщетъ полиція, и все тутъ; а теперь съ насъ деньги за это берутъ.
А докторъ! — ему тоже деньги изъ земства идутъ, значитъ, мои-же; а ко мнѣ докторъ пріѣдетъ, я ему за визитъ особо плати. Кого даромъ-то онъ лечитъ? — однихъ мужиковъ.
Извините, вмѣшаюсь въ разговоръ: для васъ самихъ оно пользительно, чтобъ мужикъ былъ здоровый; потому, если мужикъ хвораетъ, да вымираетъ, кто-же у васъ работать будетъ?
Изъ другой губерніи придутъ.
Что вы?! оборони господи!.. И безъ того теперь цѣна на работника, богъ съ нимъ, какъ велика; а отъ пришлыхъ-то и совсѣмъ въ лѣсъ убѣжишь, отъ всякаго дѣла откажешься.
А наконецъ, если всѣ умрутъ?
Какъ всѣ?
Такъ всѣ, — вся Россія?
Полноте; вотъ тяпнули… На нашъ вѣкъ мужика хватитъ…
А мировой судья? Ему тоже земство платитъ жалованье… скажете и мировой судья не для всѣхъ?
Разумѣется, тоже для мужиковъ… Мужику лестно къ мировому идти судиться, потому-что въ волостномъ судѣ его розгами отдерутъ, а мировой помиритъ и въ кабакъ отправитъ выпить на мировую, вотъ какъ вашъ супругъ, Максимъ Гаврилычъ; и кабакъ свой поставилъ прямо противъ самаго дома, такъ это удобно: и близко, и пріятно; мнѣ-же въ кабакѣ мириться никакого наслажденья нѣтъ… а случись нужда какая, не ко всякому мировому и поѣдешь: иной тебѣ дерзости наговоритъ; къ другому за сорокъ верстъ заберешься, голодная цѣлый день насидишься, — ни онъ тебя позавтракать, ни пообѣдать не пригласитъ…
Не кормить-же цѣлый уѣздъ.
Вѣдь и мужику тоже.
Мужику лучше. Онъ взялъ краюшку хлѣба за пазуху, вотъ онъ и сытъ; ему къ мировому идти вмѣсто развлеченья… и выходитъ, что все это земство для мужиковъ, и деньги мы для нихъ-же въ земство даемъ.
Деньги нужны, Антонина Карповна; безъ денегъ нельзя.
Да я спрашиваю: для кого?
Это тамъ какъ по раскладкѣ, правительственное учрежденіе, — повинности… безъ повинностей нельзя… а земство для что? — это нашъ урокъ, для развитія… соберутся гласные и начнутъ спорить… и спорятъ… и день спорятъ, и недѣлю спорятъ, и дольше бываетъ.
Простите, вмѣшаюсь въ разговоръ, осмѣлюсь… у насъ не спорятъ… какъ напредки будетъ — неизвѣстно, а покамѣстъ у насъ смирно, ничего этого нѣтъ. Прочтутъ отчетъ, подпишутся всѣ, и сейчасъ къ предводителю обѣдать. Въ два дни всему дѣлу конецъ; сейчасъ всѣ и разъѣдутся.
Позвольте, господа! Я десять минутъ васъ слушаю и ничего не понимаю: земство для мужиковъ; земство, куда деньги даютъ; земство, гдѣ спорятъ; земство, гдѣ не спорятъ и обѣдаютъ у предводителя; мировые, гласные, доктора… все это китайская азбука для меня… Въ Москвѣ, у тети, гдѣ я росла, разговоровъ объ этомъ не было; объясните мнѣ: что такое земство?
Я вамъ это сейчасъ доложу.
Нѣтъ, не вы… (Варенцову, который въ сторонѣ разговаривалъ въ группѣ мужчинъ.) Александръ Алексѣичъ, пожалуйте сюда.
Что прикажете?
Я хочу испытать вашъ ораторскій талантъ. Прочтите намъ лекцію.
Объ чемъ угодно.
Объ земствѣ.
Ахъ, вотъ прекрасно выдумали; прекрасно, превосходно!.. объясните намъ все это… а то я сама все толкую: земство, земство, а что такое земство? — богъ его знаетъ.
Извольте-съ.
Садитесь, господа, разсаживайтесь, лекція начинается.
Ужь я знаю, что вы нагородите…
Сахарной воды прикажете?
Нѣтъ-съ, нѣтъ…
Герасимъ Панкратьичъ, не мѣшайте. Ну-съ, Александръ Алексѣичъ…
Милостивыя государыни и милостивые государи! вамъ, конечно, извѣстно, что въ каждомъ уѣздѣ нашей Имперіи живутъ люди, владѣющіе какимъ нибудь имуществомъ: у кого домъ, лѣсъ, фабрика, — у купца амбары, склады, лавки, — у крестьянъ избы, земля…
Да, но кто имъ далъ землю?
Позвольте-съ… Вотъ всѣ мы вмѣстѣ, владѣльцы какой нибудь недвижимой собственности въ уѣздѣ, и составляемъ земство уѣзда. Вы, разумѣется, знаете, господа, что, живя и хозяйничая въ одномъ мѣстѣ, мы можемъ встрѣтить такого рода нужды и потребности, которыя лучше и дешевле дѣлать въ складчину, на общій счетъ, и съ общаго согласія. Напримѣръ, каждому изъ насъ бываетъ нуженъ докторъ; но не держать-же каждому у себя особаго доктора, — каждому нужна дорога, но мы можемъ всѣ ѣздить по одной и той же дорогѣ. Вотъ для этихъ-то потребностей, милостивые государи, правительствомъ учреждено, чтобъ всѣ мы, земство, каждые три года выбирали изъ своей среды довѣренныхъ людей, которые-бы и занялись этимъ дѣломъ.
Прекрасно, Александръ Алексѣичъ, прекрасно.
Эти довѣренные люди называются гласными земства. Они собираются разъ въ годъ и составляютъ земское собраніе. Тутъ вотъ и разсуждаютъ объ этихъ общихъ потребностяхъ, какъ выполнить ихъ выгоднѣе и чтобы всѣмъ отъ нихъ была польза; тутъ высчитываютъ сколько денегъ все это будетъ стоить и какъ-бы справедливѣе собрать эти деньги со всѣхъ, съ кого сколько взять, какъ разложить общую трату на каждаго.
И по закону: что собраніе рѣшитъ, такъ тому и быть, никто ослушаться не смѣетъ.
Это должно быть очень интересно.
Возьмите, сударыня, какое это важное дѣло… Къ примѣру — судей мировыхъ все тоже земское собраніе выбираетъ и этакій судья три года всѣхъ насъ судитъ, и штрафъ можетъ взять, и въ тюрьму посадить… такъ если въ судьи-то мерзавца выберутъ…
Это что-жь у насъ за лекція, коли вы все впутываетесь и мѣшаете?!.
Максимъ Гаврилычъ, куда? куда?.. Не любитъ нашъ судья такія рѣчи.
Конечно, вы перебиваете.
Итакъ, господа, земское собраніе рѣшаетъ, что слѣдуетъ сдѣлать въ уѣздѣ на общій счетъ; но чтобы выполнить это рѣшеніе, чтобъ именно сдѣлать, что рѣшено, собраніе выбираетъ трехъ-четырехъ человѣкъ — это будетъ: земская управа; которая такимъ образомъ и распоряжается общимъ хозяйствомъ уѣзда: собираетъ деньги, исправляетъ дороги, заводитъ школы, нанимаетъ докторовъ и проч., и проч.
И жалованье управа получаетъ; гласные-то вѣдь даромъ, понимаете?..
У насъ предсѣдателемъ земской управы выбранъ Никита Яковлевичъ, а членами ея Тропиковъ, я, и…
А!! докторъ! — пожалуйте, пожалуйте!
Глѣбъ Степанычъ! Наконецъ…
Васъ всегда надо насильно тащить, приглашать, сами никогда не пріѣдете.
Я сейчасъ слышалъ, Настасья Никитишна, вы невѣста?.. Васъ можно поздравить?
Можно, поздравляйте, спасибо… А мы тутъ уроками занялись: Александръ Алексѣичъ читаетъ намъ лекцію о земствѣ… какое это интересное дѣло… А скоро у насъ будетъ собраніе?..
Черезъ полторы недѣли.
Пойду слушать; вѣдь можно?
Разумѣется.
Непремѣнно пойду, это ужасно интересно.
Я помѣшалъ вамъ, Александръ Алексѣичъ?
Напротивъ. Мнѣ больше нечего было говорить.
Да и что сказалъ-то — все глупости, совсѣмъ пустяки, не стоило слушать.
И не слушали-бы, Антонина Карповна… Я никогда не слушаю, чего не могу понять.
Виновата, простите… Гдѣ ужь намъ деревенщинѣ, съ вами столичными… (Крупинникову.) Пойдемте отсюда, Герасимъ Панкратьевичъ… Чего добраго, не кстати слово скажешь, передъ учеными людьми себя оконфузишь.
Пойдемте, промнемтесь по саду.
И мы съ вами.
Охота вамъ была, Настенька, задѣвать ее; теперь она полгода будетъ злиться.
Зачѣмъ-же она говоритъ дерзости?
Еще, пожалуй, непріятность подведетъ… Вы не знаете, какъ мы отъ нихъ это всѣхъ зависимъ…
Вы зависите? — глупости!.. съ вашимъ то положеніемъ, съ вашими деньгами…
Ну, что-жь деньги?..
Деньги все… съ деньгами некого бояться и можно жить, какъ угодно.
Ну, не совсѣмъ какъ угодно.
Почти. Неправда-ли, докторъ?
Правда. Хоть ударь перваго встрѣчнаго, не бѣда; конечно кого побѣднѣй. Заплатилъ потомъ за безчестіе и правъ.
Сейчасъ ужь и ударить!.. Никто никого бить не собирается; но мнѣ кажется, имѣя средства, всегда легче доставлять счастье и себѣ, и другимъ.
То есть какое счастье?
Высшее счастье человѣка: свободу, независимость и возможность дѣлать добро… Бѣднякъ часто принужденъ заискивать, — унижаться, встрѣчаетъ неудачи, озлобляется; а съ богатствомъ и добрымъ быть не трудно: только помогай кругомъ, да радуй всѣхъ.
У насъ въ прошломъ году казначей къ такому высшему счастью стремился: тридцать тысячъ казенныхъ денегъ хапнулъ… Не одобрили его стремленія, — сослали.
Глѣбъ Степановичъ!
Не всѣ же богатые воры и мошенники. Эти шутки здѣсь совсѣмъ неумѣстны, я говорю серьезно. Возьмите вотъ моего отца: за что его всѣ любятъ? за то, что его богатство позволяетъ ему дѣлать много добра.
И добра и зла, какъ вздумается, въ волю.
За зло не любятъ.
Такъ боятся.
Перестанемъ объ этомъ говорить… Ну что, право…
Какъ перестанемъ?! Именно послѣ того, какъ отца моего осуждаютъ?.. (Причалову.) Нѣтъ, теперь я настаиваю: вы должны объяснить ваши слова. Мой отецъ здѣсь предсѣдатель земской управы — и, какъ вотъ объяснилъ мнѣ сейчасъ Александръ Алексѣевичъ, онъ выбранъ цѣлымъ уѣздомъ, чтобъ распоряжаться общимъ имуществомъ, — стало-быть, онъ для васъ всѣхъ тутъ управляющій и слуга… это вы называете зломъ?
Иногда очень выгодно быть управляющимъ, — иногда и слуга значитъ больше, чѣмъ господинъ.
Отецъ служитъ не первый годъ, и его бы давно смѣнили, если-бъ не были имъ довольны, не любили его.
Вы непремѣнно хотите, чтобъ я вамъ это разъяснилъ?
Бога ради, Глѣбъ Степановичъ…
Непремѣнно хочу. Я требую этого.
Извольте… Я знавалъ, Настасья Никитишна, одну барыню, у которой была горничная, прехитрая баба… Поняла она маленькія барскія слабости, привычки, умѣла кстати услужить, польстить, — знала гдѣ нужно поддакнуть, гдѣ промолчать, что можно сболтнуть, что слѣдуетъ скрыть… привыкла къ ней моя барыня, не нарадуется… Вдругъ чтоже? глядитъ: горничная день ото дня становится неряшливѣе, работаетъ плохо, ужь и на руку не чиста и стибрить барское добро не прочь… бранится барыня — горничная грубитъ… Ну, говорю, прогоните ее… «Какъ можно!! Да она надѣлаетъ столько непріятностей: и насплетничаетъ, и обворуетъ, и убійцу въ домъ приведетъ.. Нѣтъ, нѣтъ, богъ съ ней!.. Она все таки заботлива, услужлива; безъ нея какъ-же я буду, безъ нея неудобно… Богъ съ ней, по крайней мѣрѣ, безъ тревогъ…» И вотъ горничная сдѣлалась полной хозяйкой въ домѣ… Мнѣ кажется, такая работа не больно трудна.
Горничная имѣетъ дѣло съ одной госпожей, а забрать въ руки цѣлый уѣздъ…
Еще легче. Гдѣ много людей, тамъ много слабостей, споровъ и ссоръ; угоди одному, пригрози другому, поддерживай ссору и вражду… мы-же такъ недовѣрчивы къ себѣ, такъ робки и слабы… Еще если вдругъ насъ придавить, пожалуй и встряхнемся; но навалиться потихоньку да во время по головкѣ погладить, — все снесемъ, ко всему привыкнемъ… мы добрые, воевать не любимъ, — лучше стерпимъ.
Я вамъ не вѣрю; не этимъ держится мой отецъ, — и вотъ вамъ доказательство: простые, неразвитые крестьяне собираются и подносятъ ему благодарственный адресъ.
Тутъ-то, я думалъ, вы и сами догадаетесь. Я объ этомъ адресѣ еще мѣсяцъ тому назадъ слышалъ: мужики все жаловались, что ихъ въ рабочую пору исправникъ въ волостные сходы сгоняетъ, грамату Никитѣ Яковлевичу писать.
Неправда!.. я вамъ не вѣрю и удивляюсь, что вы можете такъ говорить мнѣ, въ глаза, про моего отца.
Зачѣмъ-же вы меня спрашиваете?
Да; я виновата сама… но я не думала, что вы станете чернить человѣка, въ домѣ котораго вы обласканы, куда вы сами приходите въ гости.
Вы ошибаетесь: я былъ призванъ сюда — и по дѣлу; самъ бы я не пришелъ.
А! въ такомъ случаѣ я очень жалѣю, что васъ призвали.
Видите, любезнѣйшій Александръ Алексѣевичъ, вы напрасно поступаете, не спросясь вашей невѣсты. Зазвали вы меня сюда, упрашивали, увѣряли мою жену, что о какомъ-то дѣлѣ говорить хотите; а оказывается, я на имянины пріѣхалъ да на сговоръ.
Простите мнѣ это, Глѣбъ Степановичъ… побудьте такъ добры, позвольте мнѣ хоть разъ вамъ высказаться.
Сдѣлайте одолженіе.
Мы оба съ вами служимъ одному дѣлу: я членъ земской управы, вы земскій врачъ, — и оба хлопочемъ о пользѣ земства. Неужели-же наше дѣло лучше пойдетъ, если мы все другъ отъ друга сторониться будемъ, да другъ въ другѣ дурныя стороны отыскивать? вѣдь отъ нашей брани дѣло страдаетъ, поймите… Ну, каюсь, — да, я васъ поднадулъ; я васъ заманилъ сюда, чтобъ немножко толкнуть въ наше общество, сблизить…
Зачѣмъ?
Какъ-же? — вы у насъ служите почти годъ и никого не знаете.
Всѣхъ знаю, — многихъ лечилъ.
Это другое дѣло; теперь вы выбраны гласнымъ на новое собраніе, тутъ не одни медицинскіе вопросы пойдутъ на обсужденіе.
Ну что же?
Мнѣ хотѣлось, чтобы въ общемъ дѣлѣ.. обговорить, согласиться… а вы первымъ-же словомъ объявляете Настасьѣ Никитишнѣ, что отецъ ея — подлецъ.
Что жь? развѣ онъ честный человѣкъ?
Ну, не совсѣмъ же такъ…
Христосъ съ вами, Александръ Алексѣевичъ, словно вы не знаете, что у насъ ни одна земская затѣя не обходится безъ повальнаго и наглаго воровства!. По мнѣ тутъ честнаго мало, и входить въ соглашеніе съ людьми, систематически разоряющими уѣздъ…
Это намекъ и на меня.
Если хотите.
Послушайте — ради Бога, вникните въ дѣло. Я очень хорошо понимаю, что такое Никита Яковлевичъ, и если я съ нимъ три года въ земствѣ вожусь, то я не участникъ его, а жертва. Что мнѣ вытерпѣть приходилось, какъ часто у меня сердце кровью обливалось., вы и чуять не можете. Помните-ли ту сказку, въ которой говорится, что какой-то громадный Змѣй Горынычъ лежалъ тяжелымъ гнетомъ въ странѣ. Онъ держалъ въ плѣну князей и. царевенъ, и много народу, и никто не смѣлъ противиться его власти, такъ заковалъ онъ всѣхъ своей силой… Никита Яковлевичъ у насъ такой-же Змѣй Горынычъ, связи и деньги его сила, — ему нельзя иногда не потакать.
Еще-бы, — вы на его дочери жёнитесь.
А! Глѣбъ Степановичъ, это несправедливое обвиненіе. Я полюбилъ Настеньку еще въ Москвѣ, и, будь она чья угодно дочь, я никогда отъ нея не откажусь… Дѣло не въ насъ, — дѣло въ томъ, что человѣку хорошему и энергичному, какъ вы, не слѣдуетъ брезгать Никитой Яковлевичемъ, коли хочешь принести пользу краю. Вы сами сказали, что богатствомъ можно сдѣлать много зла, и мы должны мѣшать этому, хоть-бы даже прибѣгая къ надувательству… съ подлецомъ позволительны способы можетъ быть и не совсѣмъ честные.
Какъ-же это такъ?..
Мнѣ часто приходится поступать противъ своего желанія, скажу прямо, — противъ своей совѣсти; но что дѣлать? — если-бъ я противился, онъ бы выжилъ меня, и я не могъ бы принесть и той пользы, которую приношу. А теперь: то потакая ему, то обманывая его, я все таки тамъ и здѣсь могу сдѣлать добро… Вотъ васъ къ намъ пригласили; вѣдь вы для уѣзда какой драгоцѣнный человѣкъ, а кому уѣздъ этимъ обязанъ? — мнѣ.
Это для меня очень лестный отзывъ, но все*таки я не вижу необходимости кому-нибудь поступать противъ своей совѣсти.
Даже когда отъ этого ожидаешь пользы?
Отъ этого нельзя пользы ожидать, — это скользскій путь… разъ сталъ потакать, другой, третій, — а тамъ и пойдешь внизъ по лѣсенкѣ.
Какъ будто нельзя остановиться во всякое время?
Трудно.
Такъ какъ-же по вашему? — умыть руки и уйти?
Нѣтъ; спорить будемъ, войну поведемъ.
Да борьба тутъ невозможна: на земскомъ собраніи три четверти гласныхъ смотрятъ ему въ глаза; какъ онъ моргнетъ, такъ и дѣлается.
Три четверти — не всѣ.
Остальные молчатъ.
До поры до времени.
О! какъ видно, что вы еще не были у насъ на земскомъ собраніи! — Вы ихъ увидите, этихъ барановъ, тогда вспомните обо мнѣ… Повторяю вамъ: прямо, наперекоръ идти, ничего не добьешься… а между тѣмъ, вы бы могли сдѣлать очень много… Глѣбъ Степановичъ, я скажу вамъ совершенно откровенно: пользуйтесь минутой. Никита Яковлевичъ васъ ненавидитъ, но онъ васъ боится; когда онъ узналъ, что васъ выбрали гласнымъ въ земство, его такъ и перевернуло. Теперь онъ готовъ за вами ухаживать, какъ ни за кѣмъ изъ насъ; онъ самъ умолялъ меня затащить васъ сюда сегодня… Пользуйтесь этимъ: маленькую уступку, маленькую потачку здѣсь, тамъ, — и вы увидите, онъ сдѣлаетъ многое такъ, какъ вы захотите.
Нѣтъ, Александръ Алексѣевичъ, у меня на это способности не хватитъ. Что найду хорошимъ, противъ того говорить но стану, но въ сдѣлку съ совѣстью не пойду.
Ни въ чемъ рѣшительно?
Ни въ чемъ рѣшительно.
Тогда ненависть пересилитъ боязнь, — и онъ заставитъ васъ уйти изъ уѣзда, или погубитъ.
Э, полноте! — и Змѣй Горынычъ властвовалъ только, пока не пришелъ съ нимъ сражаться богатырь Добрыня.
Дай вамъ господи, богатырскую силу.
Ахъ, владыка небесный! и никто мнѣ не скажетъ, что такой дорогой гость къ намъ пожаловалъ… Отъ глубины сердца моего благодарность пріимите… Супруга ваша здоровы-ли?… А мы вѣдь и ихъ ждали сегодня… Не хочетъ насъ познакомить съ супругой, — этакой право!.. У меня вотъ теперь Настя изъ Москвы пріѣхала, можетъ, сошлись бы… чтобъ вамъ вдвоемъ-то сегодня?.. Позвольте, я за ними сейчасъ колясочку пошлю…
Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста!.. моя жена, знаете, рѣдко куда ѣздитъ…
Жаль, жаль!
Я и самъ сегодня…
Погодите, прежде всего… не могу, — обязанъ вамъ сказать: читалъ я вашъ отчетъ по медицинской части въ уѣздѣ, — упивался; просто пѣснопѣніе. Заранѣ на всѣ ваши предложенія согласенъ и благодарю. Воистину господь богъ послалъ васъ къ намъ; съ вашей помощью, мы всей Россіи образцомъ станемъ… Вамъ обязаны, Александръ Алексѣевичъ, — дали намъ человѣчка… (Жметъ руку Варенцову; говорить Причалову.) А видѣли-ли нашу невѣсту? — Пожалуйте-же въ залу.
Виноватъ, Никита Яковлевичъ; я, вѣдь, думалъ что меня зовутъ по дѣлу, оттого и заѣхалъ, а то мнѣ некогда.
Все больные?… Вы себя уморите, ей-богу. Это съ у васъ разсчетъ плохой: напрягаете вы себя до послѣдней возможности, а лишитесь всѣхъ силъ, такъ и никакой пользы никому не принесете.
Право бы остались…
Надо и отдохнуть когда-нибудь: развлечетесь, на молодежь глядя, или въ картишки перекинемся…
Нѣтъ, ужь вы меня не удерживайте.
Ну, ну, ну, ну, — какъ угодно… Я, вѣдь, предъ вашимъ дѣломъ, знаете какъ? — земнымъ поклономъ преклоняюсь; святое дѣло, божеское. Врачъ да священникъ — наши цѣлители, благодѣтели… (Обращаясь наполовину къ Варенцову.) Когда-же мы сойдемся-то?
Затѣмъ?
Черезъ полторы недѣли собраніе, вы у насъ гласный, — такъ, я чай, не мѣшало бы сговориться…
Чего-жь намъ прежде времени-то сговариваться? — на собраньи будемъ говорить.
Собранье послѣднее дѣло… а намъ бы съ вами прежде этакъ ознакомиться… что вы будете проводить, что я буду проводить…можетъ, совѣтъ какой… да мало ли какіе тутъ вопросы могутъ возникнуть!..
Незачѣмъ это, ни къ чему это не поведетъ.
Однако-если мы вдругъ на собраньи-то споръ подымемъ, да ссориться будемъ, да обидное другъ другу говорить? мирно то, кажется бы, и лучше.
Это ужь не отъ меня будетъ зависѣть… Никита Яковлевичъ, къ чему туману напускать? За годъ-то успѣли мы другъ друга узнать; какой же у насъ можетъ быть съ вами миръ?.. мѣняться вѣдь вы не станете, а я за вами не пойду; — и никакой угодливостью вамъ не сманить меня на свою сторону… о чемъ-же намъ разговаривать?
Вы это какъ-же-съ? — совсѣмъ окончательно?
Совсѣмъ окончательно, и не торгуйтесь, даромъ время потеряете. Хоть вы со мной цѣлый годъ объ этомъ разговаривайте, все то-же будетъ.
Очень жаль.
Прощайте.
Прощайте-съ. (Рукопожатіе. Причаловъ уходитъ. Обращаясь къ Варенцову.) Я вамъ говорилъ, что этого человѣка вы ничѣмъ не ублажите. Онъ еще намъ въ собраніи то такихъ блохъ натрясетъ!… А кто виноватъ? все вы: ваша рекомендація. Словно не могли мы безъ него обойтись.. Медицинская помощь! — дать намъ было тогда нашему же уѣздному врачу двѣсти рублей, вотъ вамъ и медицинская помощь!
Какъ же можно, Никита Яковлевичъ…
Да ужь извините; коли онъ такъ отъ насъ рыло воротитъ, мы тоже съ нимъ долго няньчиться не станемъ.
А! ну тебя!
Послушайте, Александръ Алексѣевичъ…
Что, Настенька?
Не трогайте меня. Скажите мнѣ, что значатъ эти ваши отношенія къ Причалову?
Какъ?
Вамъ говорятъ грубости въ глаза, васъ бранятъ, а вы молчите и терпите?.. Если онъ говоритъ правду, то вы всѣ здѣсь скверные люди, — если онъ лжетъ, то какъ у васъ хватаетъ духу его слушать, и къ нему ластиться, и не зажать ему рта?
Ахъ, Настенька, это очень запутанная вещь… онъ не то что лжетъ, но онъ все-таки увлекается и…
Я терпѣть не могу этихъ виляній; пожалуйста — безъ нихъ. Я полюбила васъ потому, что считаю васъ честнымъ и прямымъ человѣкомъ…
Но вѣдь бываютъ случаи, когда…
Не забывайте, Александръ Алексѣевичъ, что я могу любить только истинно честнаго и хорошаго человѣка; а это — «ни то, ни се» — мнѣ даже противно.
О, господи! отецъ требуетъ одного, дочъ другаго; не разорваться же мнѣ!
ВТОРОЕ ДѢЙСТВІЕ.
правитьХристя!.. полно же… полно голубокъ… Христя!.. поди сюда…
Оставьте меня; я вижу, что вы стали ко мнѣ гораздо суше, гораздо нелюбезнѣе съ тѣхъ поръ, какъ привезли сюда вашу Настю.
Ты мою дочь не смѣй трогать! — она мнѣ всѣхъ васъ дороже.. я за нее…
Что вы сердитесь?.. развѣ я что-нибудь противъ Настеньки говорю?.. Я сама ее обожаю, она ангелъ; но за что же быть суше со мной?
Ничего я не суше, все ты пустяки мелешь; а несообразнаго ты требуешь… дай, вишь, ей пять тысячъ! — такъ вотъ, вынь да положь… Словно рюмку водки просишь, право.
Да что жь? развѣ это деньги для васъ?
Небось щепки?
Пять тысячъ!?
Ты въ моихъ карманахъ считала, что-ли?
Пять тысячъ? для васъ? — съ вашимъ-то богатствомъ!.. да подите, — вы просто смѣшите меня; вы престо хотите поставить въ непріятное положеніе, — чтобъ я просила.
Ужь какъ я этого не люблю…
Знаю, знаю… липнуть, да цѣловаться, да нѣжничать — это ваше дѣло; а чуть объ деньгахъ заговорилъ, — кончено… для меня у васъ денегъ никогда нѣтъ; для меня вы ничего сдѣлать не хотите.
Ахъ, боже праведный! --это ужь и не знаю какъ назвать. Да я изъ-за тебя что грѣха на душу взялъ, такъ за тысячу рублевъ ни одинъ монахъ не отмолитъ… одно это подумай, что тваво мужа мировымъ судьей сдѣлалъ; для кого это, какъ не для тебя?.. вѣдь ему мѣсто въ Сибири, настоящее то; а онъ вонъ что у насъ.
Похвастались!.. Жалованьемъ, что-ли облагодѣтельствовали, — полторы тысячи дали!?
Что ты заговариваешь: жалованьемъ?.. Не знаю я, какъ онъ и съ кого деретъ!.. Помѣщикъ Загильдяевъ сколько ему заплатилъ, чтобъ онъ замялъ дѣло мѣщанки Протопоповой? сколько? — семьсотъ рублевъ заплатилъ, да рысака прислалъ гнѣдого… А если опять…
Довольно… Что вы со мной счеты что-ли сводить хотите? — такъ вѣдь я не купчиха. Не за деньги я васъ полюбила… Я вамъ отдала все, все… всю жизнь…
Плакать перестань. Пуще всего не плачь… Для пеня нѣтъ хуже, когда ты плачешь… Ну полно-же, поди, сядь сюда… (Сажаетъ ее подлѣ себя на диванъ и обнимаетъ.) Перестань, говорю… Ишь, право, глаза у тебя на мокромъ мѣстѣ: чуть что, сейчасъ въ слезы… Ты подожди маленько… торговое дѣло, знаешь какое? — милліонами владѣй, а шальныхъ денегъ не всегда подъ рукой сыщешь. Теперь у меня что затѣй: кирпичный заводъ одинъ въ полторасто тысячъ въѣхалъ. Погоди, вотъ кирпичи продамъ…
Ужь вы эти кирпичи полгода продаете, да никто ихъ что-то не покупаетъ.
Не могу-жь я ихъ себѣ въ убытокъ отдать! — какая ты… а вотъ, погоди, собранье будетъ, — я ихъ въ земство спущу.
Стало быть, послѣ собранья я могу разсчитывать?
Тамъ посмотримъ.
Не посмотримъ, а навѣрно… И вотъ тебѣ въ задатокъ — merci.
Кто тамъ? (Подходитъ къ двери и глядитъ въ нее.) Максимъ Гаврилычъ! что жь спрятался?.. Иди, — что ты?
Нѣтъ, вѣдь мнѣ ничего особеннаго не нужно.
Иди, иди… кстати мнѣ попріодѣться надо; посидишь тутъ, пока я буду готовъ. Придетъ кто, попросишь пообождать.
Хорошо-съ. (Кружановъ уходитъ.) Ну что?
Ахъ, отстань!.. ничего, — денегъ теперь нѣтъ.
И лжетъ навѣрно. Этакое купеческое отродье! надъ каждой копѣйкой трясется… Не умѣешь ты его въ рукахъ держать.
Пожалуйста… не тебѣ меня учить.
Царицѣ нашей, красавицѣ, — почтеніе… Ручку пожалуйте. (Цѣлуетъ ей руку; рукожатіе съ Дробининымъ.) Что это, сударыня, словно хмуриться изволите?
На васъ сердита, что плохой вы исправникъ.
Спаси насъ богъ! — чѣмъ могъ прогнѣвать васъ? ужь я, кажется, для васъ продать себя готовъ. Вчера отъ пріѣзжаго помѣщика Саламанкина колкостей да брани что наслушался, такъ выше горла.
Изъ-за меня?
Да-съ. Зачѣмъ я земскую полицію тревожу: сотскихъ да десятскихъ мужиковъ къ вамъ огороды копать посылалъ!?.. Вы, говоритъ, ихъ требуйте на полицейскія нужды, а барыня ваша и нанять можетъ.. Что-жь? — я молчалъ да покашливалъ; только-бъ онъ, пронеси создатель! тамъ гдѣ-нибудь, въ Петербургѣ или въ Москвѣ, не разсказывалъ… Право, ужь не знаешь, какъ и угождать! — и тамъ недовольны, и здѣсь недовольны…
Я оттого вами недовольна, что мало о красотѣ города заботитесь.
Какъ-же заботиться-то-съ?
Заводчикамъ помощи отъ васъ никакой нѣтъ. Вонъ Никита Яковлевичъ на пользу общую какой заводъ кирпичный сдѣлалъ… наработали кирпичей — и лежатъ они подъ дождемъ, мокнутъ, — никто покупать не хочетъ. Городъ какой большой, а каменныхъ домовъ только одинъ острогъ и есть; хуже деревни обыватели ваши себѣ избы-то строятъ.
Это, позвольте вамъ доложить-съ, тутъ ничего не сдѣлаешь; — это Никита Яковлевичъ сами маху дали, что заводъ устроили. Я имъ тогда говорилъ, что это дѣло не выгоритъ, такъ они никого слушать не любятъ. Какъ-же съ: первое дѣло, затѣваютъ кирпичный заводъ въ степи, гдѣ и лѣса по близости почти никакого нѣтъ; а кирпичу нужны дрова; вози ихъ туда, — во что они обойдутся?.. Теперь Никитѣ Яковлевичу продать свой кирпичъ дешевле двадцати двухъ рублей тысячу невозможно, себѣ убытокъ; а я вамъ сколько угодно изъ сосѣдней губерніи по пятнадцати рублей доставлю. Кто-же у нихъ станетъ покупать? сами посудите…
Ну, еслибъ много строили…
Опять и это-съ: затѣваютъ они все въ огромныхъ размѣрахъ; а край у насъ бѣдный, народъ все подлый, неимущій, — кому тутъ и строить-то?
А вы найдите — кому… окомъ полицейскимъ высмотрите; понудьте, похлопочите…
Нельзя хлопотать-то, Максимъ Гавриловичъ. Такое проклятое мѣсто, — не приведи богъ. Фабрикъ у насъ никакихъ нѣтъ; купцовъ — одинъ только Никита Яковлевичъ, а то вѣдь все дрянь, хуже всякаго мѣщанина… Какая у нихъ торговля? — все-же больше съ мужиковъ берутъ; а мужикъ у насъ… (Махаетъ рукой.) хуже, кажется, нигдѣ и нѣтъ… Вѣрите-ли, съ этими одними недоимками возишься, такъ, кажется, легче на двѣсти саженъ подъ землей руду отыскивать, ей богу. Грунтъ у насъ плохой, неурожайный… ну, въ другихъ уѣздахъ хоть скотъ есть, у кого корова, коза, — есть что продать; у насъ такъ вотъ ничего!.. хоть дери, хоть не дери… На прошлой недѣлѣ у одного мужика даже крыльцо продали, — что станешь дѣлать?
Какъ крыльцо?
Такъ: крыльцо… Избенка у него дрянная, а крыльцо было крѣпкое, на столбахъ, такое со ступеньками… ну, сломали его, продали за шесть гривенъ на недоимку…
Не много жь съ него взяли.
Да вѣдь что можно, Максимъ Гавриловичъ. — Съ пустого мѣста, хоть богу молись, взять нечего; землю-матушку не выпорешь, въ острогъ не посадишь; что она тебѣ дастъ, за то и спасибо… а къ тому же еще это и пьянство кругомъ, и работать никто не хочетъ… Эхъ!.. Ей-богу — кто бы побывалъ въ моей шкурѣ… а тутъ еще начальство гуманности требуетъ.
Неужто-жь, въ самомъ дѣлѣ, такъ и пропадать кирпичамъ?
Ну, Никита Яковлевичъ обернутся… Вонъ они соборъ строить затѣяли на общественныя приношенія, земскія какія постройки предпримутъ, — кирпичъ и посойдетъ… Только вотъ тоже имъ нынче немножко бѣда: не очень разгуляться-то ловко будетъ на земскомъ собраньи; — проскользнули туда въ гласные такіе люди, мѣшать будутъ… докторъ вотъ нашъ, этотъ хуже всего будетъ, — онъ во всемъ наперекоръ Никитѣ Яковлевичу пойдетъ… Кто вѣдь этого здѣсь не знаетъ; а не умѣли его отстранить, — выбрали, какъ выбрали мужики.
Еще не выходили? — Здравствуйте.
Семену Прохоровичу… (Замѣтивъ Блажина и Власова.) А! голубчики, свѣты-радости, — и вы пожаловали?.. (Дробининой.) Вотъ они, мудрецы-то наши, выбиральщики-то… они его гласнымъ сдѣлали.
Кого это-съ?
Врачевателя тѣлесъ нашихъ и душъ, Причалова доктора… Погодите, будетъ вамъ отъ Никиты Яковлевича головомойка.
Такъ развѣ это мы-съ?
Пособрались… Здравствуйте.
Ну, вы дѣлами будете заниматься, стало быть, я тутъ лишняя.
Садитесь. (Всѣ садятся.) Позвалъ я васъ сюда, Главнымъ манеромъ, сказать, что вы меня очень огорчили.
Чѣмъ? Микита Яковлевичъ.
Я-ли вамъ не былъ всегда помощникомъ, и деньгами, и совѣтомъ, и всѣмъ?.. Капиталишка у кого какой заведется, — куда его несете? — ко мнѣ. По пятнадцати процентовъ вамъ плачу.. Денегъ что-ли мнѣ безъ васъ негдѣ достать? Сколько хочешь достану… а беру я изъ жалости: что некуда вамъ съ деньгами дѣваться, да чтобъ вы мнѣ были преданные слуги… Подрядъ какой возьму, съ вами дѣлюсь… а отъ васъ никакой помощи себѣ не вижу.
Мы всѣ за васъ, Микита Яковлевичъ, — что вы?
Кто изъ народу повиднѣй, да побогаче, что мѣщане, что крестьяне, — всѣ вами живемъ.
Какъ-же теперь доктора земскаго, Причалова въ гласные выбрали.
Да развѣ мы? — Микита Яковлевичъ, развѣ мы?.. Мужики государственные выбрали, Іегорьевская волость.
Еще бы ты-то самъ! — Какъ ты допустилъ? допустилъ-то ты какъ? вотъ что.
Не въ моей волости, Микита Яковлевичъ, — я въ томъ не воленъ. Съ мужикомъ поди, вонъ, столкуй! — Антонъ староста говоритъ: «рабята, мы дохтуромъ оченно много довольны, пакости отъ него ни въ жизь, окромя добра, ничего не видали, — дохтура выбирайте, онъ за насъ буде». Какъ пошли его шаровать, — ну, почитай, всѣ шары въ бѣлую сторону и кладутъ.
А ты-то осипъ, что-ль? или горла жаль было?.. учить что ли тебя, какъ съ ими распоряжаться?.. Кому водки поднесъ, кому начальствомъ пригрозилъ…
Что-жь начальство!? Вонъ ихъ благородіе тоже не очень за насъ вступаются, все больше въ сторонѣ себя держутъ. Я имъ говорилъ, что Іегорьевская волость на дохтура гнетъ; чтобы имъ: пріѣхали бы на выборы сами, али-бы станового прислали… Небось, кабы они у ящика-то стояли, да мужикамъ-бы показывали, куда шары класть, не смѣли бы они супротивъ начальства выбрать.
Нельзя-съ мнѣ этого дѣлать, Никита Яковлевичъ, нельзя… Теперь, долго-ли, этотъ-же самый докторъ послалъ куда-нибудь въ Питеръ, въ газету; пропечатали… сейчасъ клеймо это… а я тоже въ зависимости служу.
Ну ужь мнѣ это клеймо — плевать!.. про меня печатай что хочешь; я, пожалуй, и самъ матерьялу доставлю, пиши… Эва? чего испугались. Другой разъ меня зови, — я цѣпь надѣну, такъ кого хочешь забаллотируютъ
Да вы чего, Микита Яковлевичъ, сумлеваетесь? что въ ёмъ, въ дохтурѣ-то? — все-таки все по вашему будетъ
Да, разсказывай? — Этакой одинъ въ собранье заберется. такъ онъ десятерыхъ стоитъ; вамъ бы лоскомъ лечь надо, чтобъ его только не пустить. Ты присмотрѣлся ли, какъ, онъ весь годъ-отъ свое дѣло справлялъ?.. Мы вѣдь тоже божьи люди, хвораемъ; а видали-ль его когда у себя?.. все въ уѣздѣ, да въ уѣздѣ; то тамъ къ мужикамъ поѣхалъ, то здѣсь.. Да еще это богъ съ нимъ; я человѣкъ богатый, и другого доктора найму… ну, полечи мужичка, слава богу, на доброе здоровье; посовѣтуй тамъ виномъ вытереться, въ баню сходить… ужь больно онъ тароватъ для нихъ, — вотъ вѣдь что.
Почти двѣсти рублей на одно лекарство вышло, — Христосъ небесный! — благо оно на земскія деньги куплено, даромъ мужикамъ выдается… совалъ, чай, всякому, нужно, не нужно, — не свое добро, не жаль.
Въ прошломъ мѣсяцѣ у насъ въ волости былъ, лекарства не хватило, такъ еще грозится: не стану, молъ, ѣздить; мнѣ здѣсь, молъ, дѣлать нечего, коли — лекарства не даете.
И когда-жь это видано было, чтобъ въ больницѣ всѣ кровати были заняты?.. Въ другомъ городѣ пріѣдешь въ больницу — любо: чисто, все блеститъ, больныхъ трое-четверо лежитъ, больше какъ бы для примѣру; а у насъ — грязь, духота, садомъ.. нагнано, нагнано народу — страсть!.. И не замѣть ему ничего. Я какъ-то сказалъ, такъ онъ еще мнѣ что загнулъ: у этихъ, молъ, такая болѣзнь, что по Высочайшему повелѣнію приказано ихъ даромъ лечить; хоть къ себѣ въ домъ кладите, коли въ больницѣ мѣста нѣтъ… мнѣ, говоритъ, все равно.
А со мной что было, Микита Яковлевичъ, — вотъ недѣльки двѣ, не больше, назадъ, мужичонка захворалъ, изъ рабочихъ; на волостномъ правленьи крышу чинили. Причаливъ пріѣхалъ, далъ лекарство, да на меня: это, говоритъ, вы всему виноваты, что у васъ работникъ хуже свиньи помѣщенъ! — развѣ, говоритъ, можно подъ дырявымъ навѣсомъ его на голой землѣ держать? теперь осень: и мокрота, и сыро, и вѣтеръ дуетъ. Ахъ, богородица-заступница! — инда потомъ разсмѣялся… Вхожу въ горницу то, вижу, жена послѣ обѣда спать ложится. Ну, говорю, Авдотья Лукьяновна, шабашъ намъ съ тобой больше нѣжиться, дохтуръ приказалъ, чтобъ на наши на пуховики рабочихъ класть, а намъ чтобы въ поле, подъ дождь, ложиться… ха, ха, ха…
Шутки шутками, а попробуй сговорить съ этакимъ человѣкомъ… У насъ доселѣ собранья земскія были — ангеламъ божіимъ утѣшенье: миръ и тишина; а теперь вѣдь это что будетъ, — и не знаю.
По мнѣ, ужь извините, Никита Яковлевичъ, а все таки вы тутъ маленько виноваты. Ваша воля, — чего вы его держите?.. вы его нанимали, вы ему и отказать можете.
Это-то мы ужь вчера рѣшили.
Отказали Причалову отъ должности?
Помаялись съ нимъ, довольно; со вчерашняго дня онъ ужь намъ больше не докторъ. Да въ этомъ что толку? — изъ гласныхъ вѣдь его такъ не вышвырнешь. Можетъ, еще въ переполохѣ самъ откажется, не пріѣдетъ, или что другое отстранитъ; а будетъ онъ въ собраньи, я вамъ впередъ говорю: держи ухо востро.
Микита Яковлевичъ, только прикажи, — впервой что-ль намъ?.. плечомъ поведешь, такъ догадаемся, какъ кому что говорить и что дѣлать.
Есть тоже и между вами… не на всякаго тоже понадѣйся… иной тебѣ съ лица преданъ, а въ душѣ у него коварство… этакихъ больше отстрани да попридержи.
У насъ тамъ въ залѣ-то рядышкомъ буфетецъ устроимъ… отощаешь вѣдь* тоже голоднымъ-то сидѣть… Ну, коли что, — и угости, счеты вѣдь наши знаешь.
Знаемъ, Семенъ Прохорычъ, знаемъ.
Опять скажу вамъ… (Входитъ Варенцовъ.) А! Александръ Алексѣевичъ: милости просимъ.
Здравствуйте.
Что хорошенькаго?
Хорошаго мало.. Я сейчасъ изъ управы. Мнѣ вчера нельзя было быть; а вы безъ меня тамъ рѣшили такое, дѣло.
Какое дѣло?
Вы, говорятъ, выгнали Причалова изъ земскихъ врачей.
Выгнали!.. Оборони богъ… а только докладъ мы его разбирали и, какъ онъ настоятельно требуетъ, чтобы по медицинской части расходы больше были, — откуда же деньги взять?.. вотъ мы и урѣзали его жалованье на половину… Ну, а коли онъ за тысячу рублевъ у насъ нанимался служить, такъ вѣдь за пятьсотъ не станетъ; мы и рѣшили другого врача поискать.
Я на это не согласенъ.
Позвольте, Александръ Алексѣевичъ, вѣдь это его собственное желаніе. Причалова… онъ самъ говаривалъ намъ не разъ, что на медицинскую часть, да на учебную, нужнѣе всего деньги, что лучше давать жалованья меньше служащимъ по земству…
Слыхалъ-съ, и я слыхалъ.
Такъ не у мировыхъ-же судей жалованье уменьшать?.. Я такого мнѣнія не подавалъ. Кто мнѣніе высказываетъ, съ того и бери.
Никита Яковлевичъ, это будетъ позоръ на весь уѣздъ? — Человѣкъ, которымъ мы могли гордиться, докторъ, какого нѣтъ, можетъ быть, ни въ одномъ земствѣ Россіи.. на насъ пальцами будутъ показывать.
Отъ этого не умремъ… Долго показывать не будутъ, рука устанетъ, — опустится.
Не мы начали, не мы кончимъ. Какіе служащіе мѣста лишаются, а міръ божій все по прежнему цвѣтетъ. Про иного на всю Россію кричатъ, что на немъ весь уѣздъ держится; кажется, возьми его прочь, — крушеніе полное будетъ; а глядишь, прокатили его на выборахъ черняками, и ничего, — все благополучно.
И оттого, что есть такіе болваны, мы тоже должны пренебрегать необходимымъ человѣкомъ?
Эхъ, Александръ Алексѣевичъ, ужь будто въ немъ такая нужда смертная?
Дѣло свое знаютъ-съ превосходно.
Что?
Нѣтъ-съ, я такъ, въ разговорѣ, ничего съ.
И безъ него люди жили, и при немъ умираютъ… а по правдѣ-то сказать, такъ отъ него только больше баловства въ уѣздѣ пошло. Завелъ теперь каждую недѣлю во всѣ волости пріѣзжать, да чтобъ въ волостныя правленія больные собирались, — что хорошаго!.. Мужикъ и радъ: ему бы работать надо, а онъ къ доктору идетъ, шляется, день-другой и пропадаетъ.
Ну, это вы такъ разсуждаете; но я не могу допустить…
Странный мнѣ этотъ разговоръ… я думалъ бы, теперче намъ спорить съ вами меньше всего пристало.
Какъ-же не спорить? какъ-же…
Я за васъ отдаю. Александръ Алексѣевичъ, мою дочь; большаго я въ мірѣ ни для кого не сдѣлалъ, потому мою Настю я больше всѣхъ на свѣтѣ цѣню и люблю… Отчего-жь я къ вамъ такъ? — оттого, что думалъ въ васъ всегда согласіе встрѣчать, и еще больше въ единомысліи дѣйствовать… а вы теперче изволите говорить… воля ваша, оно какъ будто ужь и неблагодарно… Я съ вами пока не ссорюсь; а не утаю отъ васъ: неблагодарностью меня пуще всего оттолкнуть можно…
Не могу же я заставить себя думать не такъ, какъ думается.
Вы думайте-то, что хотите, дѣйствовать-то только не мѣшайте.
Во всякомъ случаѣ, я этому дѣлу не причастенъ, Никита Яковлевичъ. Сердитесь или не сердитесь, — я умываю руки.
Это можете-съ; противъ этого возражать не станемъ.
А! какая большая компанія, все земскіе дѣятели!.. совѣщаніе происходило? Что-жь меня не подождали!
А что-жь ты, министръ мой дорогой, опаздываешь? по полямъ, по лугамъ скачешь? — а ты вовремя пріѣзжай. (Цѣлуетъ ее.) Нѣтъ вѣдь такой другой Насти, какъ моя, Александръ Алексѣевичъ, нѣтъ вѣдь, — а вы, богъ съ вами, спорите…
Обо мнѣ?
Нѣтъ, у насъ тутъ разговоръ былъ о докторѣ.
А, кстати, онъ вѣдь тоже пріѣхалъ со мной сюда.
Причаловъ?
Да… Онъ сейчасъ къ вамъ явится.
Что ему надо?
Почему-же мнѣ знать? я съ нимъ даже не говорила… Вижу, трясется на своемъ тарантасишкѣ; я обогнала его, проскакала мимо, сдѣлала граціозный салютъ, и больше ничего объ немъ не знаю.
Ну, какъ угодно, Никита Яковлевичъ, я теперь съ нимъ встрѣчаться не могу.
Что это значитъ?
Должно быть прослышали, объясняться пріѣхали.
Что прослышали?… Что-же это, ужь здѣсь, кажется, со мной разговаривать не хотятъ.
Не сердись, министръ, не сердись. Причаловъ насъ оставляетъ, онъ ужь больше не будетъ у насъ служить земскимъ врачемъ.
Почему?
Потому что расходовъ много, денегъ нѣтъ въ земствѣ: такъ ему надо было жалованье уменьшить на пятьсотъ рублей.
Въ самомъ дѣлѣ! — и изъ-за этого?..
Намъ бы всѣмъ уйти, Никита Яковлевичъ; пожалуй, еще скажетъ: заговоръ сочиняемъ тутъ…
Да, пойдемте, тутъ чрезъ корридоръ въ садъ… Я вамъ свои мысли этакъ вкратцѣ сообщу, вы ихъ и пообсудите межъ собой, когда я съ нимъ буду говорить… (Бѣлочкинъ, Блажинъ и Власовъ уходатъ.) А пока, Семенъ Прохоровичъ, примите вы его.
Нѣтъ, Никита Яковлевичъ, мнѣ съ нимъ встрѣчаться совсѣмъ не годится… да и не къ чему: онъ вѣдь со мной ни слова и говорить не станетъ… хоть я ему многолѣтіе пропой, языкомъ не шевельнетъ; вотъ, какъ мертвецъ, ей-богу.
Смѣшно глядѣть на васъ, какъ вы всѣ его боитесь; да хотите, я его приму?
А вотъ, въ самомъ дѣлѣ, превосходно. Позайми его, да полюбезнѣй; а я тутъ и подойду… Скажи, что занятъ, работаю.
Слушаю-съ.
Министръ ты мой!
Всѣ его боятся, всѣ… и Александръ Алексѣевичъ первый скрывается… это даже гадко…
Никиты Яковлевича нѣту-съ?
Вѣрно Причаловъ пріѣхалъ?
Точно такъ-съ.
Проси сюда. (Лакей уходитъ.) А это все-таки интересно съ нимъ такъ, съ глазу на глазъ, встрѣтиться… (Причаловъ входитъ.) Извините, Глѣбъ Степановичъ, что вмѣсто отца встрѣчаю васъ я; онъ чѣмъ-то тамъ занятъ, сейчасъ выйдетъ; а пока, если вамъ не скучно пять минутъ посидѣть съ презираемой вами дѣвицей.
Кто-жь вамъ сказалъ, что я васъ презираю?
О, вы не оправдывайтесь, — мнѣ вѣдь это все равно, презирайте пожалуй… да оно и естественно: другіе васъ здѣсь Христомъ считаютъ, а я нѣтъ, — другихъ вы въ глаза браните, и они только отмалчиваются, а я вамъ этого не позволю.. Вы опять по дѣлу пріѣхали?
По дѣлу.
Скажите, пожалуйста: пятьсотъ рублей — это много денегъ?
Какъ для кого… въ иномъ мѣстѣ нѣсколько семействъ этимъ цѣлый годъ проживутъ… Для васъ это деньги пустыя, — у васъ, чай, каждая сережка въ ушахъ дороже стоитъ.
А честно-ли изъ-за пятисотъ рублей отказаться отъ дѣла, которое считаешь полезнымъ обществу?
Если бы изъ-за этого пришлось съ голоду умирать, безчестнаго ничего нѣтъ… Но на что вамъ это?
А? вы меня не понимаете?.. Объясните-же мнѣ, какъ это вы, безкорыстный человѣкъ, отказываетесь отъ своей должности только оттого, что" вамъ уменьшили жалованье на пятьсотъ рублей?
Въ первый разъ слышу. Кто вамъ сказалъ?
Отецъ.
Въ первый разъ слышу.
Какъ же такъ?.. вѣдь онъ мнѣ прямо сказалъ, что вы ужь больше не земскій врачъ.
Стало быть, меня выгнали.
Кто-же могъ?
Земская управа и Никита Яковлевичъ, какъ ея предсѣдатель… А! стало быть, война началась…
Такъ вы сами не отказывались?
И не думалъ.
Что-жь это значитъ? объясните мнѣ…
Не имѣю никакого желанія объяснять.
Ну скажите, — развѣ это не грубый отвѣтъ?
Правдивый… Вѣдь вы сами не знаете, чего просите; вѣдь, если я вамъ стану объяснять, опять скажете, что браню.
Какъ будто нельзя обойтись безъ брани? — особенно, когда говоришь съ женщиной…
Развѣ женщина недостойна, чтобъ съ ней говорили откровенно?
Я совсѣмъ не противъ откровенности, — я ненавижу только вашу манеру разговаривать… все этакъ, съ желчью, со злобой…
Видно ужь такимъ уродился.
Отчего не быть мягче, снисходительнѣе… вы человѣкъ умный, дѣльный, — вы бы, можетъ быть, хорошо могли вліять на меня.
Очень мнѣ нужно на васъ вліять; мнѣ и безъ васъ дѣла много.
Ну вотъ! — за что такъ, сейчасъ и оборвать?.. вѣдь не совсѣмъ же я глупая, нестоющая никакого вниманія.
Нѣтъ, вы не глупая; но тѣмъ больше не зачѣмъ на васъ вліять.. У насъ здѣсь дѣла совсѣмъ не такъ тонко ведутся, чтобъ нельзя было своимъ умомъ догадаться, что хорошо, что дурно. Кто вамъ мѣшаетъ слѣдить за всѣмъ, что вокругъ васъ дѣлается?
А вы думаете, я не слѣжу? — Вы думаете, я уважаю всѣхъ, кто бываетъ у отца?.. да вотъ, напримѣръ, вашъ предводитель, — для меня просто невыносимъ.
Онъ еще безобиднѣе всѣхъ? онъ только не уменъ.
Я не могу равнодушно видѣть его надутую, баронскую физіономію… (Смѣясь.) А! что я съ нимъ сейчасъ сдѣлала! — вотъ школьница-то… скачу я по базарной площади и вижу, стоитъ нашъ баронъ, расфранченный, накрахмаленный, и передъ нимъ два купца какіе-то, безъ шапокъ, — и такъ-то онъ важно съ ними разсуждаетъ; а подлѣ нихъ преогромная лужа. Зло меня взяло… сдѣлала я по площади маленькую эволюцію, да какъ пущу мою лошадку галопомъ, — и прямо въ лужу… въ одно мгновеніе онъ былъ весь въ грязи… надо было видѣть бѣдняжку: съежился, маленькій сталъ, куда и баронство дѣвалось.; а я, какъ будто и не замѣтила, домой.
Пріятно быть богатой барышней.
Какъ?
Какое хочешь невѣжество сдѣлай, — все съ рукъ сойдетъ.
Нѣтъ, я вижу, вы просто поклялись хулить все, что я дѣлаю, — вы мнѣ не прощаете ни малѣйшей шалости.
Что мнѣ вамъ прощать, — я вамъ не гувернантка.
Ну, а все-таки… что-жь это большой грѣхъ — пошутить и посмѣяться надъ такимъ индѣйскимъ пѣтухомъ?
Конечно, не хорошо. Барона вы обидѣли безъ цѣли, безъ толку — это дурно; обидѣли богъ-вѣсть за что… вѣдь вы порядкомъ даже не знаете, хорошій онъ человѣкъ или нѣтъ, — за физіономію вѣдь обидѣли, видъ напыщенный не понравился… это ужь вдвое хуже… И рѣшились обидѣть въ увѣренности, что ничего вамъ за это не будетъ, ничѣмъ вы не рискуете, какъ возлюбленная дочь Никиты Яковлевича, — это ужь совсѣмъ скверно.
Такъ, вы до сотни насчитаете!.. Послушайте, скажите, чѣмъ вамъ угодить?
А развѣ надо?
По крайней мѣрѣ интересно… Не шутя; я вамъ даю мое честное слово, я искренно, горячо, интересуюсь всей этой здѣшней жизнью. Я жалѣю, что я не мужчина, а то бы служить у васъ стала… но все я путаюсь… съ кѣмъ изъ васъ говоришь, тотъ и хорошъ, съ кѣмъ говоришь, тотъ и правъ, — какъ тутъ добраться истины?
Посерьезнѣе вникайте въ дѣло… а то вы все больше слегка, да по верхушечкамъ; пять минутъ поболтали, сѣли на лошадь, да и пошли скакать… а вы хоть бы одинъ вопросъ, да со всѣхъ сторонъ, да до малѣйшей подробности прослѣдили, — небось, не запутались бы… Вотъ, напримѣръ, постарайтеська узнать, почему это многіе тутъ въ уѣздѣ противъ меня дѣйствуютъ? — я-ли дѣйствительно что скверное дѣлаю, или…
Простите, Глѣбъ Степановичъ, ради Христа, вотъ съ этими господами кончалъ. (Здороваются.) Слышали? вчера-то? Настя вамъ говорила?.. управа-то, какова?.. Я предупреждалъ васъ., настояли непремѣнно, чтобъ уменьшить вамъ жалованье… Этакого-то человѣка упустить изъ уѣзда'..
Отчего-же упустить? — я останусь служить и на половинномъ жалованьѣ.
Ну, нѣтъ, Глѣбъ Степановичъ, извините. Я за уѣздъ распинаюсь, скорбитъ душа моя по немъ; но губить такого, можно сказать, замѣчательнаго человѣка, какъ вы, я и для уѣзда не стану.
Помилуйте, Глѣбъ Степановичъ, ваши таланты ни намъ, ни вамъ принадлежатъ, а обществу… съ вашимъ-то знаніемъ погребать себя въ нашемъ захол устьи! — да за этакій грѣхъ всѣмъ уѣздомъ на страшномъ судѣ отвѣтишь.
Я грѣхъ беру на себя.
По долгу христіанскому надо всѣми силами вамъ препятствовать.. Вы человѣкъ семейный, жена у васъ есть, дитя растетъ, воспитывать должны; а средства ваши плохія, добыча здѣсь малая… за что же даромъ-то трудиться? — немилосердно такъ и къ себѣ, и къ семейству?.. Я ужь распорядился: уѣздному врачу предложилъ ваше мѣсто и онъ принялъ его.
Спасибо.
Вѣрьте чести, Глѣбъ Степановичъ, добра вамъ желаю, — оттого такъ и сдѣлалъ. Не здѣсь вамъ надо быть, а въ столицѣ, гдѣ васъ съумѣютъ цѣнить — и дорожить вами… Да садитесь пожалуйста; что-жь мы стоимъ?.. Закусить не угодно-ли?
Не безпокойтесь… Я пріѣхалъ сдѣлать вамъ маленькое предложеніе, но если я выгнанъ.. (Движеніе Кружанова.) ну все равно, отставленъ отъ моей должности врача, то мнѣ здѣсь дѣлать нечего… Позвольте только на прощанье спросить васъ: неужели вы меня считаете такимъ-же дуракомъ, какъ всѣ тѣ, которыхъ вы здѣсь за носъ водите?
Ахъ, Глѣбъ Степановичъ…
Вы говорите: мной больше дорожатъ въ столицѣ, — это правда; вы говорите это не зря: вы знаете, что у меня тамъ большая больница была къ моимъ услугамъ, что отъ паціентовъ не было отбою… мнѣ тамъ было бы выгоднѣе… но я оставилъ столицу; я переѣхалъ сюда, гдѣ у меня маленькое именьице, и сталъ служить по земству… и теперь, когда вы меня выгнали, все-таки не уйду… Я стану жить своими маленькими средствами и работать даромъ; знаете-ли почему?
Почему-съ?
Потому-что я знаю, что здѣсь въ уѣздѣ живетъ вредный человѣкъ, что онъ всѣхъ запуталъ въ свои сѣти, и послѣдній сокъ выжимаетъ изъ каждаго несчастнаго, который не въ силахъ съ нимъ бороться… потому-что, я знаю, въ столицѣ и безъ меня много людей работающихъ, и, если никто изъ нихъ не пойдетъ сюда, въ глушь, долго еще будутъ всѣмъ распоряжаться вредные люди.
Вотъ какъ объ насъ, Максимъ Гаврилычъ, — а?.. заслужили.
Этотъ вредный человѣкъ — вы, Никита Яковлевичъ; земская управа — вы, земское собраніе — вы, уѣздъ — вы… но, хоть много нечестныхъ людей васъ окружаютъ и грѣютъ они около васъ руки, большая часть все-таки люди глупые, неразвитые, которымъ вы очки втираете, которыхъ вы обманываете… вотъ для этихъ-то людей я здѣсь и остаюсь… Никто себѣ не врагъ, и не будете вы ими помыкать, если они поймутъ, что отъ васъ вредъ… Я каждый шагъ вашъ объясню, я ничего не пропущу вамъ, и постараюсь, чтобъ всѣ васъ поняли такъ, какъ понимаю я.
Все такъ валомъ и будете отвергать?
Я знаю, вы всѣхъ станете увѣрять, что я это дѣлаю изъ личной вражды, такъ какъ вы меня лишили мѣста; но это мнѣ все равно, — только бы люди повяли, что нечего имъ бояться васъ и преклоняться передъ вами — и что сами они лучше съумѣютъ распорядиться своей жизнью, чѣмъ ихъ благодѣтель.
Зачѣмъ вы это сдѣлали?
Что?
Зачѣмъ вы его отставили отъ должности?
Этого, Настенька, тебѣ касаться нечего… ты поди разодѣнься, кататься поѣзжай, — вотъ твое дѣло… не радъ я, что и пустилъ тебя тутъ при немъ…
Что-жь, я не живой человѣкъ что-ли? не должна ни видѣть, ни слышать? — и развѣ вы не отецъ мнѣ?
Да что ты? что ты? милая… да полно, не огорчайся… Мало-ли намъ въ какой грязи валандаться приходится… ты сторонись, тебѣ до этого дѣла нѣтъ… ты у меня царевна — и живи царевной, и заботъ никакихъ не знай… для тебя отецъ ни передъ чѣмъ не остановится, только бы тебѣ весело жилось…
Для меня…
То моя Настенька…
Оставьте меня!
Вотъ тоже гость проклятый навязался! зачѣмъ пріѣзжалъ? — только смутилъ мою дѣвочку.. И что за чума на насъ, что этого дьявола къ намъ жить принесло!
Коли онъ здѣсь-то такъ отчитываетъ, какъ-же онъ на земскомъ собраніи будетъ говорить?
На собраніи! Нѣтъ, на собраніе мы его не допустимъ. Я къ губернатору поѣду, я подъ судъ его подведу, а ужь онъ у насъ на собраніи не будетъ…
Мнѣ, коли позволите говорить, Никита Яковлевичъ: не стоитъ онъ того, чтобы вы изъ-за «него горячились; а отстранить его отъ собранія легко. Напишите вы на него жалобу отъ земской управы, а слѣдователя попросимъ начать слѣдствіе…
И лучше; безъ шуму, безъ хлопотъ… кто вѣдь подъ слѣдствіемъ, тотъ по закону не можетъ быть гласнымъ въ собраніи.
А уголовное преступленіе всегда можно придумать. Захоти, такъ вѣдь и блаженную душу ничего не стоитъ въ острогъ посадить.
Съѣзди, братъ, къ слѣдователю, привези его сюда вечеркомъ, а мы съ Тропиковымъ пока жалобу сочинимъ, — такую сочинимъ жалобу на Причалова, что не попасть ему въ собранье никоимъ манеромъ… Мы ему глотку-то зажмемъ. (Портьера на двери на половину обрывается.) Кто тамъ?
Это я… оступилась… и оборвала…
Что съ тобой, Настя?
Ничего, ничего!.. Нѣтъ, не ходите за мной.
Подслушали.
ТРЕТЬЕ ДѢЙСТВІЕ.
правитьЭто какимъ-же образомъ? Куда онъ поѣхалъ?
Не могу знать-съ… съ вечера еще вчера уѣхали.
И не ночевалъ дома?
И не ночевали съ.
Ну, слѣдователь!
Чай, изъ Дербиловки столичныхъ лошадей требовалъ?
Точно такъ-съ; они всегда на земскихъ лошадяхъ ѣздятъ.
Да изъ Дербиловки?
Да-съ.
Такъ это онъ слѣдствіе по амурной части производитъ, — у вдовы Крошкиной… плѣнилъ дамочку хорошенькую; молодецъ.
Какъ-же этакъ дѣлать, когда онъ самъ сегодня намъ назначилъ слѣдствіе?
Да они теперь скоро подъѣдутъ… безпремѣнно подъѣдутъ; извольте подождать.
А! вдова-мироносица… ты зачѣмъ здѣсь?
Въ ожиданіи-съ… Къ вамъ на квартиру бѣгалъ, — говорятъ: сюда у шли-съ… до необходимости съ вами словцо перекинуть.
Это объ чемъ?
Получилъ я ваше предписанье изъ управы…
Ну?
Что-жь это вы меня въ конецъ разорить, что-ли, хотите: приказываете, чтобъ я въ недѣлю семнадцать мостовъ справилъ?
Мнѣ какое дѣло, разоряйся.
Какъ-же такъ-съ, Семенъ Прохоровичъ?
Ты кто? ты мостовщикъ, подрядчикъ? ты взялся въ уѣздѣ всѣ дороги чинить, — и мосты и гати строить?.. У тебя въ контрактѣ стоитъ, чтобъ ты двадцать-восемь мостовъ построилъ, а у тебя ихъ всего пять, да и тѣ господь богъ милостію своей подпираетъ… А я членъ управы, мнѣ поручено за тобой слѣдить, чтобъ у тебя все исправно было, — ну я съ тебя и взыскиваю.
Что контрактъ, Семенъ Прохоровичъ!.. Зачѣмъ вы это все такъ говорить изволите?.. контрактъ самъ по себѣ, а мы съ вами сами по себѣ. Какъ мнѣ еще вамъ и угодить? — съ важнаго рубля, что мнѣ земство платитъ, тридцать копѣекъ вамъ идетъ…
Ну, разинулъ ротъ! — ори больше.
Я ничего-съ… только за что-же, право, тѣснить съ? Вы ужь лучше прямо мнѣ такъ скажите: какъ мнѣ это понимать-съ?
Истинный смыслъ тебѣ сообщить?
Вотъ, вотъ. Семенъ Прохоровичъ, именно, по душѣ!
А по душѣ, что тебѣ говорить? — Никита Яковлевичъ тобой недовольны.
За что же-съ?
За то, что мало его руку тянешь… Ты, коли знаешь, что онъ тебѣ благодѣтель, развѣ такъ долженъ дѣйствовать? Что отъ тебя проку? — только-что, молчишь… Ни отъ тебя старанья, ни отъ тебя рвенья никакого не видать… можетъ, ты еще какой подкопъ подъ Никиту Яковлевича сочиняешь.
Съ нами силы небесныя! — гдѣ ужь намъ… Какіе подкопы? — что вы?
Кто тебя знаетъ?.. Вонъ теперь Никита Яковлевичъ у насъ новый соборъ хотятъ строить, нашему граду украшеніе, храмъ божій… такъ ты объ этомъ звонить какъ долженъ? — съ утра всталъ, такъ пока опять спать не ляжешь, все и звони… Ты по уѣзду-то рыскаешь, что народу перевидаешь, — всѣмъ бы и звонилъ, и расписывалъ, и жертвовать бы посылалъ… а ты и самъ-то, какъ къ тебѣ подписку принесли, что далъ? срамъ вѣдь выговорить: десять рублей далъ… на этакое-то дѣло красненькой размахнулся! — жертвователь, поди!.. что-бъ тебѣ двугривенный дать, право…
Семенъ Прохоровичъ, да какіе жь наши достатки?
Ну вотъ и строй мосты.
Опять-же дохтуръ меня смутилъ, Причаловъ: вотъ, говоритъ, вы торговщики все на монастыри, да на церкви жертвуете, бога подкупать чаете; а когда съ васъ на дѣло требуешь, такъ упираетесь… ну, думаешь, и въ самомъ дѣлѣ, помолиться и въ старомъ соборѣ можно…
Это исторія чудесная, Семенъ Прохоровичъ, въ крайнемъ случаѣ мы и ее въ ходъ пустимъ. Какое-жь это медицинское дѣло, коли врачъ отъ жертвы въ пользу церкви отговариваетъ? — это богохульство!..
А что вы думаете? — вѣдь и въ самомъ дѣлѣ… (Блажину) Ладно, ты это не забывай; нужно будетъ, мы тобой тоже попользуемся… а пока тащи радужную на соборъ, и перестанемъ притѣснять.
Семенъ Прохоровичъ, сбавьте маненько…
Ахъ, отвались, пожалуйста.
Что дѣлать, — хорошо-съ… сто рублевъ предоставимъ; только предписанье отмѣните…
Какъ принесешь, такъ и отмѣнимъ.
Слушаемъ-съ.
Этакой народъ тугой, право; кажется, не прижми его, такъ онъ и богу молиться перестанетъ.
А на счетъ богохульства, надо серьезно подумать, Семенъ Прохоровичъ. Это всегда пригодится.
Здравствуйте. Вы зачѣмъ меня сюда звали?
Новости есть, для васъ полученныя… Простите, къ вамъ зайти самъ не успѣлъ, сюда спѣшилъ… (Ведетъ его къ аван-сценѣ.) Вотъ вы все огорчаете Никиту Яковлевича своимъ упорствомъ, а онъ все объ васъ, все только объ васъ и хлопочетъ.
Какъ это?
Вотъ онъ теперь въ губернскій городъ уѣхалъ, пять дней себѣ безпокойства задалъ… вѣдь одной ѣзды туда полторы сутокъ въ обратную… для кого же это? — для васъ; чтобы съ губернаторомъ повидаться и похлопотать… Я сегодня отъ нихъ письмо получилъ съ нарочнымъ; съ эстафетой прислано…
Что-жь онъ пишетъ?
Да вотъ… (Вынимаетъ письмо.) Позвольте, — вотъ: „Варенцову особо не пишу, некогда. Скажите ему, что его дѣла идутъ хорошо… губернаторъ мнѣ объявилъ, что онъ имъ очень доволенъ; всѣ, говоритъ, мои предписанья исполнялъ въ точности, преградъ и затрудненій не выказывалъ, и во время пріѣздовъ моихъ готовъ былъ на всякія услуги. Представленіе о немъ уже пошло въ Петербургъ“… Что скажете?
Очень хорошо. Спасибо.
Да-съ, а вотъ вы такъ нехорошо поступаете: жалобу земской управы на врача такъ и не подписали… а Никита Яковлевичъ вотъ что еще пишутъ: (Читаетъ.) „Настойте, чтобъ Варенцовъ подписалъ жалобу управы на Причалова… Не такъ-то отмѣнно будетъ, коли одинъ изъ членовъ земской управы, да еще ревизовавшій врача, станетъ сторониться отъ жалобы на него. Скажите, что я объ этомъ имѣлъ большой разговоръ съ губернаторомъ, и его превосходительство прямо поручилъ просить Александра Алексѣевича не спорить съ другими членами управы и выразилъ увѣренность, что въ такой просьбѣ ему, губернатору, отказано не будетъ…“
Дайте письмо. (Пробѣгаетъ письмо.) Дуракъ я былъ, что съ нимъ не поѣхалъ, при мнѣ бы никогда не удалось Никитѣ Яковлевичу настроить губернатора противъ Причалова.
Ну, да ужь что сдѣлано…
Я объясню губернатору…
Пока еще объясните; а все на первый разъ оно выдетъ, что артачитесь… Его превосходительство, конечно, у насъ справедливы, но повиновеніе любятъ безпрекословное… теперь онъ Никитѣ Яковлевичу обѣщалъ, что вы жалобу подпишите, и долженъ передъ Никитой Яковлевичемъ лжецомъ быть, — да еще когда самъ хлопочетъ вамъ мѣсто достать… я ужь не говорю, какъ Никиту Яковлевича вы этимъ оскорбите… и хорошо ли все для васъ будетъ, богъ вѣсть.
Вы съ вашимъ Никитой Яковлевичемъ скоро будете жилы изъ меня тянуть!
Ахъ, Александръ Алексѣевичъ, умный вы человѣкъ, а поступаете, какъ младенецъ… Ну, положимте, такъ по вашему, только и свѣту въ окошкахъ, что въ этомъ врачѣ, — вамъ-то что за него распинаться?.. что онъ вамъ сынъ? дочь что-ли?.. Вы ведите свою линію… Вы вотъ до сихъ поръ ухаживали за губернаторомъ, изъ кожи лѣзли передъ нимъ…
Изъ кожи лѣзли! — я былъ только вѣжливъ и внимателенъ.
Полноте, — вѣдь все это на моихъ глазахъ происходило. Вы, какъ членъ земской управы, совсѣмъ не обязаны ему отчеты давать да потворствовать, а вы это дѣлали… и я васъ хвалю: вы знаете, что губернаторъ имѣетъ силу въ Петербургѣ и можетъ вамъ мѣсто достать казенное… И вотъ, не ныньче-завтра, вы добьетесь своего, уѣдете изъ уѣзда, — и распоряжайтесь себѣ тамъ, какъ знаете. Зачѣмъ-же вамъ теперь сердить его превосходительство?. Своимъ упорствомъ вы себѣ много вреда сдѣлаете, а Причалову отъ этого никакой пользы не будетъ, и безъ васъ жалоба въ ходъ пойдетъ… Поразмыслите-ка объ этомъ.
Пускай подождутъ, — велика важность!… не умрутъ, что посидятъ часокъ въ сѣняхъ. (Входитъ.) Простите, что немножко опоздалъ… (Рукожатіе.) Ну, Семенъ Прохоровичъ, помянулъ я васъ; вы, кажется, дорожной частью завѣдуете; послѣ вчерашняго дождя ни по одной дорогѣ не проѣдешь, — шагомъ все время тащился… Только и есть у насъ одна хорошая дорога во всемъ уѣздѣ: къ Никитѣ Яковлевичу.
А вы зачѣмъ въ неуказанное мѣсто на земскихъ лошадкахъ ѣздите?
Куда?
Вамъ какая же казенная надобность къ милой душенькѣ, что вы даромъ то лошадей берете?.. вѣдь у насъ ничего не скроешь… Пошутилъ, пошутилъ, — не краснѣйте.. Впередъ не берите пару, а берите тройку, да ко мнѣ присылайте, я вамъ колясочку дамъ; легонькая, покойная, какъ въ люлькѣ будете качаться и мигомъ долетите… (Беретъ его подъ руку.) У васъ гдѣ наша бумажка?
Какая бумажка?
Жалоба на доктора.
А что?
Пожалуйте ее на минуточку. (Клемецкій вынимаетъ изъ запертаго стола бумагу и отдаетъ Тропикову, который беретъ перо, макаетъ его въ чернильницу и подходитъ къ Варенцову.) Угодно подписать?
Вы инквизиторы!.. дайте мнѣ только выбраться на открытую дорогу, — я вамъ все это припомню; вы запляшете по моей дудкѣ, какъ теперь меня плясать заставляете.
Милостивъ богъ, Александръ Алексѣевичъ, — что вы пугаете!.. Такъ я сегодня сообщу Никитѣ Яковлевичу, чтобъ онъ доложилъ губернатору, что, по желанію его превосходительства, вы подписали жалобу.
А ужь и всѣ мои обвинители собрались… и Александръ Алексѣевичъ? такъ и вы меня обвиняете?
Это такая гнусная интрига, что вы себѣ и вообразить не можете; они насильно притянули меня къ этому…
Да вы бы закричали — караулъ.
Вы все подсмѣиваетесь; а я вамъ говорю, мнѣ становится трудно жить на свѣтѣ. Не надѣйся я вырваться изъ этого рабства, получить чрезъ этихъ людей и силу и власть, я бы давно бросилъ эту службу… Никита Яковлевичъ нарочно поѣхалъ въ губернскій городъ, чтобъ губернатора впутать въ это дѣло… тутъ такая катавасія затѣвается…
Что вы ужь совсѣмъ потеряли почву подъ ногами?
Я готовъ къ тому, чтобъ вы бранили меня, Глѣбъ Степановичъ… браните, браните, хоть прямо въ глаза, — я возражать не стану, я на самое злое слово не разсержусь; потому что у меня въ душѣ глубокое сознаніе, что вы, когда нибудь, сами отдадите мнѣ справедливость… дайте мнѣ только пробиться на открытую дорогу, тогда судите меня; а пока, я молчу и терплю
Вы мнѣ прислали повѣстку, Карлъ Антоновичъ; вы вызвали меня въ качествѣ обвиняемаго…
Садитесь пожалуйста, Глѣбъ Степановичъ… Да!.. къ сожалѣнію я былъ принужденъ васъ побезпокоить… (Звонитъ; входитъ лакей.) Введите свидѣтелей.
Стало быть со всей торжественностью: со свидѣтелями. Не будетъ-ли еще и присяги?
Я принужденъ былъ васъ вызвать, потому что получилъ жалобу на васъ, по которой обязанъ произвести слѣдствіе… хоть я уже предвижу, что жалоба эта вамъ большаго вреда сдѣлать не можетъ…
На что-же жалуются?
Жалоба эта отъ земской управы, — васъ обвиняютъ въ растратѣ ввѣреннаго вамъ земскаго имущества… въ преступленіи по должности, по статьѣ 1089 устава уголовнаго судопроизводства.
Извольте взглянуть, господинъ слѣдователь, — тутъ приложенъ списокъ медикаментовъ и другаго матерьяла, полученнаго господиномъ докторомъ изъ управы… Теперь въ ихъ отчетѣ показано, что все это изведено; спрашивается — куда?… Извольте, вотъ свидѣтели скажутъ…
Позвольте мнѣ, Семенъ Прохоровичъ, самому распоряжаться… вы слѣдователь, или я слѣдователь?
Виноватъ-съ, виноватъ.
Что вы по этому дѣлу скажете?
Собственно про эти дѣла намъ извѣстно что? — такъ у насъ заведено: каждую недѣлю господинъ дохтуръ пріѣзжаютъ въ волостное правленіе, и приходятъ мужики лечиться… Лекарствія изъ земства получаются, и мужикамъ ихъ даютъ даромъ… Теперчи волость у насъ пограничная, и повадились къ намъ ходить не токма наши мужики; а изъ чужой губерніи, — за восемьдесятъ верстъ приходятъ… Я господину дохтуру значитъ сказывалъ, что, молъ, чужихъ мужиковъ гнать надо, а они не приказываютъ, — всѣхъ лечатъ… и наши лекарствія имъ даромъ даютъ.
Мы такъ-съ понимаемъ: что земство обязано своимъ крестьянамъ помогать, а не чужимъ; стало, коли чужимъ помогаетъ-съ, такъ это такъ, по прихоти, и медикаменты эти стало быть, непроизводительно, значитъ, растрачивается ввѣренный врачу земскій матерьялъ.
Позвольте, Семенъ Прохоровичъ…
Виноватъ-съ.
Вы что скажете?.. (Крестьянинъ мнется.) Имѣете вы что-нибудь сказать, по этому дѣлу?
Имѣемъ.
Что-все?
Чай пилъ.
Что такое?
Это онъ про тотъ случай разсказываетъ: однова пріѣхалъ къ намъ господинъ дохтуръ поздно, усталый, — сѣли чай пить; хвать въ погребецъ, анъ сахару нѣтъ… имъ фельдшеръ и принесъ пять кусковъ изъ тога сахару, что отъ земства выданъ на лекарствія… съ этимъ сахаромъ господинъ дохтуръ и пили чай.
Стало быть, земскій матерьялъ на меня пошелъ; опять растрата… чудесно.
А вы что можете сказать?
Пили чай.
Это ужь мы знаемъ; а больше что?
Больше ничего.
А вы?
Пили-съ… это такъ точно, — что-же!.. я въ тѣ поры волостному старшинѣ рожь молотилъ, такъ видѣлъ.
И по такимъ жалобамъ вы призываете меня къ слѣдствію?
Глѣбъ Степановичъ, я тутъ ни причемъ, — я машина. Вы, ради бога, не подумайте, что тутъ я дѣйствую; тутъ, дѣйствуетъ юридическій порядокъ: я получаю жалобу, — хоть бы я ее и безсмысленной считалъ, я обязанъ пустить ее въ ходъ… а тутъ, какъ угодно, Глѣбъ Степановичъ, тутъ въ принципѣ есть доля справедливости.
Въ чемъ это?
Ну, конечно, не въ стаканѣ чаю, — это глупости… я очень хорошо знаю, что вы сплошь и рядомъ тратите своихъ денегъ для земства гораздо болѣе пяти кусковъ сахару… но относительно пріема больныхъ, въ принципѣ вы не правы… Простите, Глѣбъ Степановичъ, — я понимаю, васъ побуждаютъ прекрасныя гуманныя чувства; но гуманность не всегда мирится съ практикой… вы служите земству здѣшняго уѣзда, исключительно здѣшнему уѣзду вы и должны помогать, — въ принципѣ это такъ… а вы даже здѣшній земскій матерьялъ раздаете въ чужія губерніи, чужимъ крестьянамъ, — это нельзя.
Я, какъ свидѣтель, имѣю прибавить: тутъ гуманность вовсе неумѣстна, — тутъ должно быть уважено право собственности; а то какой-же примѣръ для нисшихъ сословій?.. Намъ, мировымъ судьямъ, безпрестанно случается встрѣчать случаи полнѣйшаго отсутствія понятія о собственности… напримѣръ, въ чужомъ лѣсу грибы собрать или ягоды считается за ничто…
Глѣбъ Степановичъ, мы отстаиваемъ только принципъ собственности… Лекарство — собственность здѣшняго земства, собственность здѣшнихъ мужиковъ, а не чужихъ.
А какъ мнѣ отличить своихъ отъ чужихъ?
Какъ отличать… это…
Ко мнѣ сотнями больные приходятъ, на лбу у нихъ не написано, какого они уѣзда… Вѣрить имъ на слово, — чужіе станутъ лгать., или, можетъ быть, требовать отъ каждаго письменное свидѣтельство? чтобъ больной прежде чѣмъ къ доктору идти, шлялся еще въ волостное правленіе?.. да и этимъ развѣ поможешь? — развѣ крестьянину изъ чужого уѣзда трудно будетъ купить такое свидѣтельство у любого нашего мужика или у волостнаго старшины?.. Что жь, вы хотите развести торговлю этими свидѣтельствами, да взяточничество, да ложь?
Все-жь-таки нашему мужичку какой ни-на-есть да барышъ…
Вотъ вы и прикладывайте тутъ ваши принципы къ жизни… Полноте, не разорится нашъ уѣздъ, что истратитъ рублей сорокъ-пятьдесятъ на чужихъ крестьянъ; а чуете ли вы, что за эти деньги покупается?.. Давно ли и наши-то крестьяне стали ходить къ намъ лечиться? Мы радоваться должны, что они намъ вѣрить начинаютъ и перестаютъ насъ чуждаться, что начинаетъ въ нихъ являться сознаніе пользы… Не затруднять, а поощрять должны мы это, — слава богу, что ходятъ; за это и не сорокъ рублей можно заплатить… И если управа этого не понимаетъ, такъ пускай доставитъ мнѣ счетъ, я заплачу растрату, своими деньгами.
Господинъ слѣдователь, я прошу это оскорбленіе занести въ протоколъ.
Какое оскорбленіе?
Обвиняемый изволили выразиться про управу, что она не понимаетъ, и при томъ такимъ тономъ, какъ будто управа состоитъ изъ людей, которые ровно ничего не понимаютъ.
Виноватъ, Семенъ Прохоровичъ; я не могу принять такого заявленія.
Я-съ покорнѣйше прошу…
Семенъ Прохоровичъ, кто тутъ слѣдователь: я ели вы?
Дайте мнѣ взглянуть жалобу.
Вотъ-съ.
И только?.. и больше этого вы ничего не нашли?.. Семенъ Прохоровичъ, что-то ужь вы стали плохо работать. Неужели вы посильнѣе-то ничего взвести на меня, не съумѣли?
Намъ взводить на васъ ничего не приходится, и надобности нѣтъ… а только, имѣя попеченіе о земскомъ добрѣ…
Изъ-за такихъ жалобъ, Карлъ Антоновичъ, не для чего вамъ и огородъ городить. Зачѣмъ это торжество, эти свидѣтели? Я отъ-такихъ обвиненій отпираться Не Стану… (Взглянувъ еще разъ въ бумагу.) А! И вы жалобу подписали, Александръ Алексѣевичъ?
Я вамъ говорилъ, Глѣбъ Степановичъ: я буду до поры до времени терпѣливо молчать… мое положеніе хуже, чѣмъ каторжника въ колодкахъ… къ тому-же, я очень хорошо зналъ, что вы тутъ никакъ пострадать не можете, что все это кончится ничѣмъ…
Какъ ничѣмъ? вы не понимаете, для чего все это дѣлается?.. Развѣ тутъ судъ важенъ? — нужно только, чтобъ я былъ подъ слѣдствіемъ — и только эти двѣ недѣли, пока у насъ будетъ земское собраніе. Пускай потомъ окажется, что слѣдствіе вздорно и нелѣпо, хоть даже беззаконно, — все равно; пока я подъ слѣдствіемъ, я по закону не могу быть гласнымъ и участвовать въ собраніи, — вѣдь только этого и добиваются… а вамъ оно какъ будто неизвѣстно!.. вы подписываете жалобу… а вы, Карлъ Антоновичъ, хотите вести по ней слѣдствіе…
Странно право, какъ это-съ такъ спокойно выслушивать всѣ эти подозрѣнія… и молчать… и…
Не много выиграютъ тѣ, для кого вы такъ стараетесь, хоть бы и не былъ я гласнымъ, — и безъ меня найдутся люди, которые будутъ говорить то же, что я… Оттого-то и сталъ я такъ ненавистенъ, что многимъ ужь открылъ глаза… теперь вотъ и съ вами спорю, потому что вѣрю въ вашу молодость и честность. Вы не машина, это вы несправедливо сказали, вы себя дѣлаете машиной и отдаетесь въ руки… кому?.. Неужели-же для васъ тѣ блага, на которыя вы тутъ разсчитываете, такъ велики, что ничѣмъ другимъ вы лучшаго счастья не добьетесь?
Въ подкупѣ обвиняетесь, въ лихоимствѣ!
Куда — и за кѣмъ вы идете?… Взгляните вотъ хоть на это лицо: какъ оно жадно ждетъ, чтобъ я его назвалъ достойнымъ ему названіемъ… Кажется, выбрани я его сейчасъ на чемъ свѣтъ стоитъ, лучшаго подарка не могъ бы я ему сдѣлать: онъ бы сейчасъ-же сталъ преслѣдовать меня за обиду, а мировой судья тутъ-же, свой человѣкъ, Насадилъ бы меня въ тюрьму недѣли на двѣ… Не дамъ я вамъ этой радости, Семенъ Прохоровичъ, и не ждите.
Это чортъ знаетъ, Карлъ Антоновичъ, какая вы тряпка! — отпускаете обвиняемаго какъ ни въ чемъ не бывало…
Я васъ прошу осторожнѣе выражаться…
Прощайте… я тотчасъ-же отпишу Никитѣ Яковлевичу, какую мы отъ васъ надежду можемъ имѣть. Будутъ они вамъ благодарны, — Никита Яковлевичъ.
Вы, Карлъ Антоновичъ, на этого дурака не обращайте вниманія, — онъ дуракъ… я его сейчасъ успокою; а вечеромъ я къ вамъ зайду, мы вмѣстѣ обговоримъ… можетъ, и лучше что-нибудь придумаемъ противъ Глѣба Степановича, если эти пункты вамъ неловкими кажутся.
Чего-жь вы дожидаетесь? — пошли вонъ!
Благодаримъ покорно.
Какъ все это грустно!.. Этотъ Кружановъ съ своими клевретами все такіе…
Можно съ ума сойти отъ злобы и досады. Извольте тутъ бороться!
Да вѣдь что ужасно, Александръ Алексѣевичъ: все въ предѣлахъ законности… Хорошо тамъ Причалову разсказывать, прекрасныя идеи разводить; а какъ мнѣ отступить отъ законныхъ правилъ?
Но это будетъ просто безстыдно! — надо помѣшать этому во что бы то ни стало.
Что-жь вы не помѣшали подавать жалобу?
Я связанъ по рукамъ и по ногамъ, Карлъ Антоновичъ. Пока я еще не женатъ, не могу я идти прямо въ разрѣзъ противъ отца той, которую люблю больше всего на свѣтѣ! — это, можетъ быть, не совсѣмъ хорошо, но это естественно… да и наконецъ, что я могу сдѣлать? что? — меня бы не послушали… да и мой каждый шагъ зависитъ отъ этого человѣка. Дайте, вотъ я вырвусь изъ этого положенія, тогда…
А вы думаете, я отъ него не завишу?.. онъ можетъ меня такъ подвести, что богъ-знаетъ куда отсюда улетишь.. (Въ дверь заглядываетъ лакей.) Что тебѣ?.. (Лакей скрывается.) Иванъ!.. Куда*жь онъ, каналья, исчезъ!.. и не отвѣчаетъ… (Идя къ двери.) Иванъ!.. (Дверь отворяется и на порогѣ показывается Настя.) Настасья Никитишна!?
Настенька?.. откуда это вы?
Я тутъ у васъ въ сѣняхъ сидѣла… Мнѣ хотѣлось непремѣнно васъ видѣть, Карлъ Антоновичъ; но, когда я пришла, у васъ было много народу, и я не хотѣла имъ показываться, — я и прошла въ сѣни… а теперь мнѣ вашъ человѣкъ сказалъ, что вы одни съ Александромъ Алексѣевичемъ…
Зачѣмъ-же, Настенька, вамъ самимъ было идти? — вамъ стоило только приказать, и я бы привелъ его къ вамъ.
Да, пока еще привели бы, — а онъ пожалуй бы еще уѣхалъ куда-нибудь въ уѣздъ…
Садитесь-же, Настасья Никитишна.
Я вѣдь къ вамъ не въ гости пришла… я пришла вести съ вами серьезный разговоръ.
Приказывайте.
Я случайно узнала… нѣтъ, не случайно, — я слѣдила и подслушивала кое-какіе разговоры… ну да это все равно какъ… Я узнала, что противъ доктора ведутъ интригу: хотятъ, чтобъ онъ не попалъ въ гласные земскаго собранія, и для этого обвиняютъ тамъ его въ чемъ-то — и заставляютъ васъ вести слѣдствіе… Такъ ли я поняла все это, Александръ Алексѣевичъ?
Да, мнѣ кажется…
Что тамъ за кажется, кажется!! — бросьте вы эти объѣзды, говорите просто: такъ или нѣтъ?
Такъ.
Этому не бывать! — это низко!.. я не хочу, чтобъ такъ случилось… Я, Карлъ Антоновичъ, пришла требовать отъ васъ, чтобъ вы этого не дѣлали. Слышите, онъ долженъ быть на собраньи, непремѣнно?..
Настенька, успокойтесь… кто-же такъ говоритъ!..
Какъ кто говоритъ? всякій долженъ такъ говорить!.. да, я требую, и имѣю право требовать, — и меня должны благодарить за то, что я мѣшаю дѣлать низость!..
Настасья Никитишна, это рѣзко… позвольте вамъ сказать, что я на низость не способенъ…
Однако вы хотите вести это слѣдствіе?
Я обязанъ.
Обязаны?
По закону…
Законъ велитъ вамъ дѣлать гадости?
Вы очень торопливо судите.
Да вы мнѣ скажите сперва: по вашему мнѣнію, все это дѣло гадко или хорошо?
Я разсуждаю въ этомъ отношеніи…
Нѣтъ, однимъ словомъ отвѣчайте: гадко это или хорошо?
Ну, положимте… положимте — гадко… но дайте же мнѣ вамъ это объяснить… Чѣмъ мы виноваты, что люди пользуются законами для своихъ корыстныхъ цѣлей?.. Вотъ я сейчасъ говорилъ объ этомъ съ Александръ Алексѣевичемъ: мы поставлены блюсти законъ; какъ по буквѣ закона слѣдуетъ поступать, такъ мы и поступаемъ.
Даже, еслибъ въ душѣ считали это несправедливымъ?
Даже, если бъ считали несправедливымъ… Поймите-же меня, дорогая Настасья Никитишна: въ обществѣ прежде всего должно быть укоренено уваженіе къ закону, — чтобъ всякій зналъ, что законъ строго долженъ быть всегда соблюденъ… Если въ законѣ бываютъ несовершенства, они измѣнятся, — а уваженіе къ закону останется, строгія отношенія къ закону останутся… ради этого правила мало*ли противъ кого пойдешь! — самые прекраснѣйшіе и честнѣйшіе поступки осудишь…
Осудишь честнѣйшіе поступки!
Что дѣлать, — иначе родъ человѣческій никогда не пріучится уважать законъ.
Но, Карлъ Антоновичъ, въ настоящемъ случаѣ, законъ васъ не обязывалъ сдѣлать слѣдствіе сейчасъ. Отложили бы вы его недѣли на двѣ, произвели бы послѣ земскаго собранія, такъ оно бы и не помѣшало Причалову быть гласнымъ.
Покорно благодарю-съ?.. чтобъ всякіе Тропиковъ! да Добринины говорили, что я лицепріятенъ.
Очень вамъ нужно, что про васъ скажетъ Тропиковъ!
Правосудіе только тогда и можетъ идти прямымъ и безпристрастнымъ путемъ, когда оно останется слѣпо ко всѣмъ побочнымъ соображеніямъ… Мы дѣйствуемъ во имя высшихъ цѣлей…
Карлъ Антоновичъ, это пустыя слова.
Что-съ?
Не гнѣвайтесь, я дурно выразился. Я хотѣлъ сказать, что такими фразами можно оправдать какую угодно мерзость и лѣнь; такія фразы до того теперь засушили юридическіе йозги, что иной законникъ готовъ мѣрить поступки человѣческіе, какъ лавочникъ мѣряетъ ситецъ аршиномъ.
Какимъ-же это образомъ?
Прежде иной, бывало, пригнетъ законъ къ недоброму дѣлу, такъ ужь всѣ и знаютъ, что онъ душой покривилъ; а теперь юристъ сдѣлаетъ гадость, да самъ и пожалѣетъ о ней, да скажетъ, что это во имя уваженія къ закону, — онъ и правъ… Конечно, вы на это не способны; я говорю только противъ вашихъ фразъ: столько благороднѣйшихъ порывовъ изъ-за нихъ въ грязь топчатся, такъ ликуютъ отъ нихъ ябедники да негодяи, что, пока вы вашихъ высшихъ цѣлей будете дожидаться, разведёте только низость и никакого уваженія ни къ чему не увидите.
А! наконецъ-то вы и здѣсь заговорили, какъ въ Москвѣ! Спасибо, милый, я ужь начинала въ васъ сомнѣваться.
Законъ не виноватъ, Карлъ Антоновичъ; законъ всегда даетъ вамъ возможность пользоваться имъ осторожно, къ добру его направлять… и, какъ у годно, — вы видѣли, что въ этой жалобѣ на Причалова кроется гадкая интрига, вамъ слѣдовало жалобу продержать подъ сукномъ.
Да, вотъ когда дѣло другого касается, вы отлично умѣете все это разсказать и разобрать… Когда вы сами тутъ ничѣмъ не рискуете, такъ и совѣтъ даете, какъ поступать; а на дѣлѣ вы сами…
Ну, перестанемъ, перестанемъ спорить! Прекрасный вы, честнѣйшій человѣкъ, и я васъ глубоко люблю и уважаю… если что обидное сказалъ, не сердитесь, прошу прощенья, беру всѣ слова назадъ… Давайте-ка лучше всѣ втроемъ обсудимъ, какъ бы сдѣлать, чтобы эта интрига не удалась…
Да, сдѣлайте это!
Сдѣлать можно, конечно: въ растратѣ никакой корыстной цѣли не было; къ тому-же Причаловъ готовъ внести деньги… Я, пожалуй, хоть сегодня пущу слѣдствіе къ прекращенію, но окончательно рѣшить это можетъ только судебная палата; а вѣдь она за семьдесятъ-пять верстъ отсюда… пока дойдетъ, да пока разсмотрятъ… будь я тамъ, я бы скоро обдѣлалъ…
Такъ поѣзжайте; до собранія еще цѣлая недѣля…
Но, Настасья Никитишна… этакъ мы будемъ дѣйствовать противъ желанія вашего батюшки…
Такъ что-жь?.. его желаніе несправедливо — и кто его хоть немножко любитъ, не долженъ допускать, чтобы онъ былъ несправедливъ.
Никита Яковлевичъ будетъ этимъ чрезвычайно недоволенъ… и даже можетъ отомстить…
Вы боитесь!.. Я думала, вы только не хотите сдѣлать ему зло.
Да, конечно…
Такъ не бойтесь… я вступлюсь за васъ: я ему скажу, что я вамъ это поручила сдѣлать отъ его имени.
Я ѣду.
И безподобно!
Но, Настенька, вы должны знать, что это дѣло для Никиты Яковлевича не шуточное… будьте готовы къ большой ссорѣ съ нимъ…
Не говори объ этомъ больше, милый; я и безъ того путаюсь во всей этой исторіи… Я боюсь… мнѣ начинаетъ казаться, что всѣ вы тутъ больше разсуждаете о честности… Фу! даже стало стыдно, какую я вамъ дерзость сказала… но, право, точно вы всѣ боитесь отца и не хочется вамъ идти противъ него, когда онъ даже что-нибудь нехорошее затѣваетъ… Я довольна тобой сегодня, ты мнѣ напомнилъ наше первое знакомство, останемся при этомъ, да?.. Прощайте Карлъ Антоновичъ. Руку, Саша.
ЧЕТВЕРТОЕ ДѢЙСТВІЕ.
правитьЗачѣмъ ты куришь? что ты тутъ начадилъ?
Баронъ приказали.
Ты бы лучше фортку открылъ; и такъ душно.
Слушаю-съ.
И куда, вы сѣли? Куда вы тамъ въ уголъ забрались, словно тараканы по щелямъ прячетесь!.. и хоронятся отъ людей! и хоронятся!.. Что васъ драть, что ли, сюда привели?
Мосей Власьичъ, како мѣсто было, туда и сѣли; не гнать же господъ.
А ты вотъ гдѣ садись, подлѣ меня, тута вотъ. (Показываетъ направо крайнія мѣста подлѣ двери.) И на меня и смотри: какъ я, такъ и ты… Ваше дѣло темное… вы что понимаете? а потомъ, чтобы намъ съ вами, рабятки, увъ отвѣтъ не попасть!..
Оборони богъ.
Да какъ его, братцы, разгадаешь? вотъ что?
Что разгадывать-то? Каки-таки мудрости?
Каки мудрости! Эхъ ты старый хрѣнъ, — почемъ ты знаешь, что начальству угодно, что нѣтъ?
Начальство тутъ не мѣшатся.
Какъ не мѣшатся? что ты? по твому, какъ-же это безъ начальства?
По мому: молчи да слушай; буде съ тебя.
То-то молчи… дожилъ ты, сѣдая голова, до какихъ лѣтъ, а понятія себѣ никакого не нажилъ… Мнѣ что? не для себя говорю; я знаю куда глядѣть и что какъ посматривать, меня не пымать ни въ чемъ; а я васъ жалѣючи говорю… Я само мужикъ; мнѣ небось свой братъ ближе, нечемъ господа-те…
Это ужь что говорить…
Изъ господъ-отъ кого хошь вотъ тутъ возьми, хошь въ Сибирь сошли, глазомъ не моргну; а какъ мужика-те потянутъ, такъ ровно изъ родной семьи, болѣешь сердцемъ-то… А это вѣдь како дѣло? сказать то слово легко, а какъ отпираться отъ его придется!.. что тогда?.. Одна теперь намъ и есть надежа: Микита Яковлевичъ; за имъ мы, братцы, какъ за каменной стѣной, онъ не выдастъ… такъ я вотъ за имъ такъ и иду: какъ онъ прикажетъ, такъ и быть тому… а вы меня слушайте… Садись вотъ сейчасъ, жди здѣсь, чтобы мѣста не отняли… (Мужики садятся. Входитъ Настя слѣва.) Таперича, братцы, если я этакъ локтемъ кого, значитъ, толкну… (Замѣтивъ Настю.) Гм…
Ну?.. что жь вы остановились?.. продолжайте… Дайте и мнѣ послушать…
Что вамъ, сударыня, наши мужицкіе разговоры слушать!.. пустыя наши всякія слова… вы люди умные, а мы что?
А вотъ я хочу ихъ слушать… Ну, что-же вы тутъ говорили? о чемъ?
Такъ, про свои — про мужицкія дѣла…
Какія же? ну?
Такъ-съ. — нестоющія… Прощенья просимъ-съ. Уходитъ.
Что онъ, хорошій человѣкъ?.. (Крестьяне молчатъ.) Что-же вы молчите? — хорошій?
Хорошіе-съ…
А вы вѣрите тому, что онъ говоритъ?.
Вѣримъ-съ…
А я вотъ не вѣрю, — и кажется мнѣ, что онъ не хорошій… Я слышала, онъ мужиковъ разоряетъ, — правда это?.. Что-жь вы не хотите мнѣ отвѣчать?.. Что онъ вамъ тутъ говорилъ?.. вѣрно подговаривалъ васъ?.. правда?
Ничего-съ.
Да отвѣчайте-же?.. (Опомнясь, мѣняя тонъ и смѣясь.) Ну, не хотите говорить, такъ не говорите… Поберегитесь его… если ужь ему не жаль бѣднаго человѣка обидѣть, такъ добра онъ не посовѣтуетъ.
Этто, барышня, вы не глядите, что мы всѣ молчимъ, про себя мерекаемъ… Мы тоже не всѣ такъ, чтобы… тоже понимаемъ… лучше кого хошь распишемъ: кто какой есть человѣкъ; да говорить-то намъ не пригоже…
Отчего?
Настасья Никитишна, что-же вы, сударыня, къ родительскому завтраку не изволите идти?.. Никита Яковлевичъ земству завтракъ устроили, а вы бы за хозяйку, сударыня, тамъ; намъ на радость, родителю на утѣшеніе…
А кто вамъ сказалъ, что я вамъ радость сдѣлать хочу? — я тамъ, гдѣ мнѣ веселѣй.
Съ мужичками съ нашими поболтать захотѣлось? вамъ въ новинку, — интересно?.. только вѣдь это не на долго, повѣрьте… съ ними какіе разговоры? — изъ иного дубьемъ слова-то не выбьешь… а вы, если что узнать хотите: о земствѣ тамъ, или о чемъ, — вы намъ прикажите; мы вамъ акуратно все доложимъ.
Я безъ васъ знаю, Семенъ Прохоровичъ, съ кѣмъ и о чемъ разговаривать, — и кого о чемъ спросить.
А!.. какова?
Я вамъ говорю; она намъ очень мѣшаетъ… со всѣми въ разговоръ пускается, допрашиваетъ, подстрекаетъ…
Нужно-же было Никитѣ Яковлевичу ее сюда выписать?! Жила бы себѣ въ Москвѣ, гримасничала бы да ломалась передъ офицерами… Такая шустрая дѣвчонка, вездѣ носъ суетъ.
А вы поговорите-ка объ ней съ Никитой Яковлевичемъ, — ничему не вѣрить… такъ ослѣпленъ, такъ ослѣпленъ… Я было заикнулся, такъ онъ меня даже обругалъ, — скотомъ назвалъ, ей-богу!.. а ужь это чего хуже, какъ когда домашній воръ заведется, — все бросай… Знаете-ли, что я слышалъ, въ прислугѣ сказывали? — будто она сама у слѣдователя была.
Что вы?
Ей-богу… Пожалуй, и все это теперешнее распоряженіе слѣдователя — ея штучки.
Ахъ, дрянь-дѣвчонка! дали бы мнѣ ее въ руки, я бы ее просто высѣкъ.
А!.. Вонъ и супруга ваша пріѣхала… (Входитъ Дробинина.) Поздно, поздно, Христина Валерьяновна; что-жь вчера на открытіе собранія не пожаловали?
За двадцать верстъ ѣздила, на имянины къ теткѣ… Что-жь это у васъ разгуливаютъ?
Теперь-съ перерывъ засѣданія; гласные завтракать пошли… (Поглядѣвъ на часы.) Впрочемъ, скоро опять начнется.
Ну что? какъ у васъ?
Да что-съ! не очень здорово.
Почему это?
Такъ, все маленькія неудачи.
Кстати: что это Причаловъ, зачѣмъ притащился? я его, кажется, сейчасъ въ залѣ встрѣтила.
Какъ зачѣмъ? — гласнымъ возсѣдаютъ.
Да вѣдь онъ подъ слѣдствіемъ!
Лопнуло это дѣло, не удалось.
Я на нашего слѣдователя съ перваго момента не полагался. Развѣ такъ надо вести слѣдствіе?…. не замѣть ему ничего, онъ все лучше знаетъ, — извиняется, конфузится… (Дробининой.) Мы вчера тутъ собрались: я заявляю отъ Управы, что, молъ, господинъ докторъ не можетъ быть гласнымъ, онъ подъ слѣдствіемъ; а онъ и подаетъ предсѣдателю бумагу изъ судебной палаты, что слѣдствіе прекращено, — мы такъ всѣ и ахнули. Оказалось, что слѣдователь повелъ дѣло къ прекращенію, да еще самъ въ судъ ѣздилъ, чтобъ ускорить дѣло… и теперь безъ вѣсти пропалъ, — разъѣзжаетъ гдѣ-то по уѣзду,
Да, да, — по-свински онъ съ нами поступилъ.
О! ему это даромъ не пройдетъ!.. Какъ у васъ здѣсь холодно!
Ахъ! что-жь я въ самомъ дѣлѣ форточку-то велѣлъ открыть! какъ зала настудилась… этакъ у насъ, пожалуй, Бриталовъ не высидитъ, уѣдетъ изъ собранія.
Какъ? и Бриталовъ притащился?
Пріѣхалъ, — да.
Вотъ мы какъ: изъ гроба вырыли, мертвеца привезли… пять лѣтъ человѣкъ изъ халата не выходилъ, — склеили, починили, въ гласные предоставили… по крайности, надежный, Христина Валерьяновна: ничего не слышитъ, и ни въ чемъ не перечитъ; а то вѣть тутъ, гляди на нихъ! — за насъ, за насъ, а тоже куда вѣтеръ подуетъ. Почуютъ, что ихъ кармана касается, — возопіютъ…
Вы ужь и бояться стали!..
По неволѣ станешь… Такихъ и не видывали мы гласныхъ, какіе ныньче собрались… Саламанкинъ, помѣщикъ, у насъ, бывало, только лѣтомъ наѣзжалъ; все, бывало, въ Москвѣ, да въ Москвѣ, — а теперь совсѣмъ хочетъ сюда поселиться, и жену привезъ, и домъ строить…
И здѣшніе-то другими людьми стали; кто прежде пикнуть не смѣлъ, теперь носъ деретъ кверху.
Да, замѣтили, этотъ однодворецъ-то, Лукьяновъ… Мы къ этому гусю давно присматривались; потраву ему въ имѣньи такую смастерили, цѣлый лугъ перепортили, думали уѣдетъ, захлопочется, — нѣтъ!.. и на хозяйство рукой махнулъ; — вотъ чортъ!.. Да онъ ли одинъ?.. Какъ мы съ Никитой Яковлевичемъ ни орудовали, а я вамъ сейчасъ пятерыхъ гласныхъ назову, — во всемъ противъ насъ будутъ.
Вы что это вздумали предлагать? а?.. Здравствуйте, Христина Валерьяновна… (Тропикову.) Что вы собранью-то предлагаете?.. Я Никитѣ Яковлевичу сейчасъ жаловалась…
О чемъ-съ?
Дома какіе-то хотите строить каменные по деревнямъ… На чей-же счетъ?
На земскій.
Это значитъ, опять мы плати?.. очень вамъ благодарна, проѣзжайте мимо.. Да что вы, въ самомъ дѣлѣ, всѣ головы потеряли, что-ли? Для чего-жь вамъ это новые дома понадобились.
Для школъ, для волостныхъ правленій…
Опять для мужиковъ!?.. Нѣтъ-съ, ужь это вы, рѣшайте или не рѣшайте, а съ меня вы копѣйки не сдерете… грабить приходите съ топорами, тогда получите, — а добровольно слѣпого гривенника не дамъ.
Эхъ, матушка, Антонина Карповна, богаче васъ у насъ и помѣщицъ нѣтъ, — и добродѣтели ваши всѣмъ извѣстны, а для бѣднаго мужичка помощи жалѣете!
Это моя воля быть добродѣтельной; а не захочу — и черствой корки хлѣба не подарю.
Бѣдному-то мужичку? — голодному-то?
Вы вотъ что, Семенъ Прохоровичъ, вы лучше о бѣдныхъ да о голодныхъ не говорите, потому это вамъ не къ лицу.
Какъ не къ лицу?
Оттого-что вы на свѣтѣ первый грабитель и воръ. Если кто и голодаетъ, такъ все изъ-за такихъ какъ вы.
Ахъ, Герасимъ Панкратьевичъ! — этакій вѣдь шутникъ… и все со злобой, этакъ кольнуть человѣка…
Какія колкости! — что вы?.. я вамъ только должное названіе подбираю… Вамъ земство дороги поручило строить, а по дорогамъ у насъ грязь невылазная. Денегъ общественныхъ что вы потратили, на мосты да гати, а гдѣ вы ихъ строили? — у себя въ карманѣ; въ уѣздѣ ихъ что-то не видать… ну, и значитъ, вы воръ.
Полноте, полноте, не смѣшите.
А сталъ-бы я вамъ говорить, какъ вы крестьянъ, по ихъ невѣжеству, обираете, такъ бы еще вышло, что вы и подлецъ.
Что за выраженія? Герасимъ Панкратьевичъ!
Вѣдь я не про васъ.
Не возлюбили вы меня, злой человѣкъ, — все преслѣдуете.
Гдѣ же васъ преслѣдовать!.. Если-бъ по настоящему съ вами общеніе имѣть, по-божески: взялъ бы я васъ въ охабку и выкинулъ въ окно… дамамъ бы удовольствіе доставилъ, уголовный процессъ возбудилъ-бы, судьямъ работу… а я съ вами по родственному разговариваю, — миролюбиво… Не любитъ человѣкъ, когда его подлецомъ называютъ; вотъ чудакъ!
Вы вотъ все только ругаетесь; а вы бы дѣло говорили. Я вамъ что скажу…
Ахъ! и Настасья Никитишна тутъ!… Настасья Никитишна! Настасья Никитишна… Здравствуйте, милочка… (Рукожатіе.) Вы пришли послушать? Что-жь, интересно?
Впервые-то всегда интересно.
Впрочемъ, вы счастливы: у насъ никогда не бывало такого бурнаго собранія, какъ теперь… Смотрите, все кругомъ въ волненіи., разговариваютъ, спорятъ…
Ну, не всѣ спорятъ… вотъ эти напримѣръ… (Указываетъ головой на трехъ крестьянъ, стоящихъ у своихъ мѣстъ.) Эти молчатъ.
Господа, прошу покорно!.. пожалуйте въ залу; мы сейчасъ открываемъ засѣданіе!
Пожалуйте въ залу, господа гласные!..
Вы всегда, Александръ Алексѣевичъ, были такъ благоразумны… зачѣмъ эти распри? тѣмъ болѣе теперь, когда не ныньче-завтра вы насъ оставляете!… Зачѣмъ вамъ вступаться за этого доктора?.. вы знаете, что губернаторъ на него очень косо глядитъ… Ну, не хотите противъ говорить, — ну молчите; развѣ васъ кто обязываетъ!… Къ чему эта полемика?! пожалуйста… (Громко.) Господа, прошу покорно.
Что онъ вамъ опять напѣвалъ?
Такъ, ничего, общій разговоръ…
Вы не лжете?
Ахъ, Настенька…
Знаете что? — мнѣ кажется, я слишкомъ рано радовалась: вы опять не тотъ, какимъ были въ Москвѣ.
Я какимъ былъ, такимъ есть, такимъ и останусь… Пустите, милый другъ, здѣсь мѣсто гласныхъ, вамъ надо идти за рѣшотку.
Позвольте-съ, здѣсь немножко холодно для васъ., позвольте я вамъ пледъ накину.
Господа, прошу успокоиться, тамъ въ публикѣ!..
Все смолкаетъ.
Объявляю засѣданіе собранія открытымъ!.. (Пауза; онъ пересматриваетъ бумаги.) Итакъ, Господа, мы только что прослушали предложеніе господина члена управы, Семена Прохоровича Тропикова. Управа пришла къ заключенію, что земству гораздо выгоднѣе будетъ для своей конторы, школы и больницы построить въ городѣ большой каменный земскій домъ, вмѣсто того, чтобъ нанимать для этого помѣщеніе, какъ оно до сихъ поръ дѣлается… единовременно съ тѣмъ построить каменные дома и въ каждой волости, для школъ, съ квартирами учителямъ, для небольшихъ больничныхъ помѣщеній; а также для волостныхъ правленій, съ жильемъ волостному старшинѣ и писарю… Принимаете-ли вы, милостивые государи, предложеніе Семена Прохоровича?
Я думаю, господинъ предсѣдатель, прежде, чѣмъ спрашивать о принятіи предложенія, надо обсудить его.
Я нахожу, что тутъ обсуждать нечего. Мы хлопочемъ, чтобъ наши земскія учрежденія были хорошо помѣщены, — кажется-съ, это желаніе полезное и хорошее!.. чего же еще съ?
Это точно-съ!.. Микита Яковлевичъ, дѣйствительно-съ!..
Предполагаемыя постройки должны быть исполнены на земскій счетъ, слѣдовательно собраніе должно знать: выгодно ему будетъ строить или нѣтъ.
Управа находитъ, что выгодно.
Такъ она должна представить доказательства.
Значитъ, собраніе не довѣряетъ управѣ? Зачѣмъ* же насъ въ управу выбираютъ, коли намъ довѣрить нельзя?
Мы довѣряемъ!
Довѣряемъ!..
Какъ-же, господа!.. угодно собранію принятъ предложеніе гласнаго Тропикова?
Позвольте… (Безанецъ звонитъ, все смолкаетъ.) Я присоединяюсь къ заявленію нашего почтеннаго товарища, гласнаго Причалова. Предложеніе должно быть обсуждено… Начиная ужь съ того, что въ немъ вкралось нѣкоторое недоразумѣніе и ошибка…
Какая-съ?
Вы предполагаете строить школы и больницы, — это прекрасно; но вы хотите пристраивать къ нимъ тоже волостныя правленія на земскій счетъ, — это абсурдъ… Волостныя правленія есть дѣло сословное, крестьянское, а не земское… Въ послѣднее время въ Петербургѣ былъ поднятъ вопросъ о всесословныхъ волостяхъ, о сліяніи въ одно волостное общество всѣхъ сословій… Когда этотъ вопросъ получитъ санкцію, тогда интересы волостные будутъ общіе, земскіе; а пока они частные, крестьянскіе… и по положенію о земскихъ учрежденіяхъ мы не имѣемъ права строить на земскій счетъ дома для крестьянъ; иначе, отчего-же не строить дома для дворянъ, купцовъ и мѣщанъ?..
Коммиссію назначить! въ коммиссію передать!..
Да, да, въ коммиссію, въ коммиссію!!
Я рѣшительно не понимаю, зачѣмъ тутъ коммиссія… предложеніе говоритъ само за себя.
Все-таки обсудить его нужно.
Я не вижу, что тутъ обсуждать?.. Кто-же не знаетъ, что школы и больницы вещь благодѣтельная… а вотъ тоже на счетъ волостныхъ правленій, такъ жалость беретъ глядѣть на мужичковъ въ волостныхъ сходахъ зимой… Наберется въ избу народу тьма, — внутре духота, наружу морозъ, простужаются, гибнутъ… что-же въ этомъ во всемъ можно заподозрить дурного? — окромя хорошаго ничего… Коли мы не вправѣ для крестьянъ на земскій счетъ волостныя правленія пристраивать, такъ за это крестьяне могутъ и особо приплатить деньгами, али натурой… кирпичи даромъ возить на стройку, али иное что… Вѣдь ежели-бъ вы, Глѣбъ Степановичъ, еще были человѣкъ старыхъ отсталыхъ понятій; но вѣдь я васъ знаю-съ, — вы всему этому должны сочувствовать…
Ей богу-съ, Глѣбъ Степановичъ, иначе нельзя понять: оттого вы тутъ мѣшать хотите, что мы предлагаемъ. Предложи другой кто, вы бы за это горой стояли; а теперь, какъ вы себя считаете оскорбленнымъ, что управа лишила васъ мѣста…
Я прошу господина предсѣдателя напомнить гласному Тропикову, чтобъ онъ не сводилъ споры на личности. Я ничѣмъ не оскорбленъ и прошу только отчетности.
Вы сами виноваты, Глѣбъ Степановичъ… У насъ до сихъ поръ никогда ни спбровъ, ни ссоръ, ни личностей не бывало: собраніе довѣряло управѣ, управа довѣряла собранію, — и всѣ оставались довольны… вы заводите теперь эту полемику…
Споритъ не одинъ докторъ, спорить буду и я… Постройки должны стоить тысячъ до двухъ сотъ; эти деньги надо занять и потомъ десятки лѣтъ выплачивать съ процентами. Ловки ужь вы больно, хотите рѣшить такое дѣло съ бухты-барахты!
Мы оченно благодарны Микитѣ Яковлевичу, что они о насъ бѣдныхъ людяхъ печалятся; только какъ-бы намъ за ихъ благодѣянія, да по ихъ сердоболію, своими боками отплачиваться не пришлось.
Повернулся у тебя языкъ экое сказать!..
Мы за Никиту Яковлевича!! Что такое, господи! какъ такъ говорить?!.
Пускай Никита Яковлевичъ строитъ на свой счетъ, а мы ему будемъ кланяться.
Мы въ обиду не дадимъ! Какъ такъ говорить?!
Господа! я прошу быть спокойнѣе; я не могу дозволить эти споры…
Отчего-же вы не даете подробно провѣрить предложеніе гласнаго Тропикова?
Я рѣшаюсь высказать свое мнѣніе почтенному собранію на основаніи того, что я видѣлъ и слышалъ въ другихъ земскихъ собраніяхъ, въ Москвѣ и Петербургѣ… Я не думаю, чтобъ кому-нибудь изъ членовъ почтеннаго собранія было оскорбительно, если желаютъ, чтобъ онъ свои предложенія, такъ-сказать, иллюстрировалъ разъясненіями, — это вполнѣ раціонально. Земское собраніе, какъ совершенно справедливо замѣтилъ графъ Иванъ Петровичъ Зустремъ, на одномъ изъ уѣздныхъ собраній въ Московской губерніи, гдѣ и я присутствовалъ, земское собраніе это — мозгъ уѣзда, гласные должны слиться между собой, какъ тѣ мозговые бугры, которые обусловливаютъ мышленіе. Какъ въ мозгу человѣка бываетъ борьба сомнѣній и мыслей, такъ бываетъ борьба и въ земскомъ собраніи; но, какъ бугры мозговые не могутъ другъ на друга претендовать, такъ не могутъ претендовать и гласные… Господинъ Кружановъ, съ одной стороны, считается благодѣтелемъ, съ другой — не считается благодѣтелемъ, — это въ порядкѣ вещей… Какимъ образомъ это можетъ остановить обсужденіе вопроса о постройкахъ?..
Не заниматься-же намъ здѣсь цифровыми выкладками?.. Этакъ мы никогда не кончимъ, — три недѣли будемъ здѣсь собираться:
Въ коммиссію сдать!
Въ коммиссію, къ коммиссію!!.
Лучше три недѣли собираться, да не сдѣлать глупости. По моему мы должны сперва посмотрѣть въ нашъ кошелекъ: есть-ли у насъ деньги на такое предпріятіе?
Виноватъ, — съ этимъ я не совсѣмъ согласенъ… Когда что необходимо, такъ деньги нужно достать, — и деньги будутъ, а не дашь ихъ въ складчину, каждому отдѣльно дороже обойдется… Меня не совсѣмъ поняли: я, болѣе чѣмъ кто-нибудь здѣсь, настаиваю, чтобъ завели школы и больницы, — они всегда вопіющая потребность, и потратившись, все-таки мы будемъ въ барышахъ… Я, какъ врачъ, заявляю, что больной крестьянинъ часто вдвое дольше хвораетъ оттого, что негдѣ ему лечиться: изба у него скверная, сырая, въ щеляхъ, — какое тутъ лекарство поможетъ!., иной отъ этого и на всю жизнь калѣкой остается или даже умираетъ… такъ и помимо всякой гуманности разсчитайте, какъ это выгодно: сколько отъ лишней хвори да отъ калѣчества пропадаетъ рабочихъ дней и силъ!? а вѣдь это тѣ-же деньги… И крестьянину оно невыгодно, и всему уѣзду; потому что крестьянинъ бѣднѣетъ, а нищій ни повинностей своихъ справить не можетъ, ни купить что у купца.
Вѣрно? вѣрно-съ? — безъ покупателевъ какъ-же быть? торговлю бросай.
На счетъ школъ и говорить много не буду. Высчитайте-ка, сколько крестьянинъ переплачиваетъ денегъ всякимъ мошенникамъ за свое невѣжество, какъ отъ этого весь край разоряется и бѣднѣетъ, такъ что даже потомъ и мошенникамъ ничего содрать не остается, и ни какими урожаями этого опять не поправишь, — вы увидите, что въ этомъ невѣжествѣ прямой убытокъ для всѣхъ; тутъ мы всѣ теряемъ гораздо больше, чѣмъ могутъ стоить и постройки, и учрежденія школъ и больницъ…
Значитъ, вы съ предложеніемъ сами согласны, — о чемъ-же спорить?
Я согласенъ, что надо завести больницы и школы, но я хочу знать, какъ это будетъ сдѣлано? сколько будутъ стоить и постройки, и все остальное? выгодно-ли дѣлать такъ, какъ вы хотите?.. Вы вотъ предлагаете каменныя постройки; — не лучше-ли сдѣлать ихъ деревянными? или можетъ еще не дешевле ли просто нанять помѣщеніе?.. Оттого я и требую смѣтъ и разсчетовъ; а на слово выдавать деньги управѣ нельзя.
Стало быть одно только недовѣріе?
Что-жь? вамъ что-ли довѣрять — шутникъ вы этакій!
Позвольте… Господинъ предсѣдатель, я прошу слова.
Сдѣлайте одолженіе.
Господа собраніе! у насъ теперь происходитъ что-то странное, непонятное.. Я вижу, противъ ме ни много людей возбуждено… кѣмъ и какъ? — этого я знать не хочу; только что слышу осужденія и все этакое… одни словно завѣдомо, другіе въ невѣдѣніи, какъ вотъ господинъ Саламанкинъ… Мнѣ это въ первый разъ въ жизни слушать такъ приходитcя, — на позоръ меня выставляютъ!.. въ этомъ, такъ сказать, оскорбленіе и…
Помилуйте, Никита Яковлевичъ, никто васъ оскорбить не желалъ…
Я-съ по мѣрѣ моихъ силъ доселѣ всю душу мою клалъ за мою родину; какъ мнѣ отъ родителевъ было завѣщено, чтобъ родному краю на пользу слу жить. Четырнадцать лѣтъ я нашему городу головою служу съ, пятый годъ въ уѣздѣ предсѣдателемъ земской управы… Труды мои и старанія не въ подпольѣ спрятаны, — всѣ на лицо… Съ первыхъ годовъ, о господѣ вседержителѣ вспоминаючи, озолотилъ я куполъ нашего собора; въ городѣ садъ городской мною-же заведенъ — и нынѣ мирные граждане, въ день воскресный, отдохновеніе отъ трудовъ въ немъ находятъ… У насъ въ исправности и пожарная команда и другія заведенія; мною поддерживается пріютъ для сиротъ, и домъ призрѣнія для престарѣлыхъ бѣднѣйшихъ гражданъ… и, пока въ другихъ городахъ доселѣ, кромѣ Бовы-королевича да псалтыри, другихъ сочиненьевъ не сыскать, мною заведена въ моемъ домѣ публичная библіотека… По земскому дѣлу мои неустанныя старанія и труды тоже господь богъ благословилъ, что видно изъ отчетовъ управы за прошлые года; — всѣ эти отчеты безпрекословно и единодушно были утверждены собраніемъ… наконецъ, недѣли полторы тому назадъ, я даже получилъ благодарственный адресъ отъ крестьянъ нѣсколькихъ волостей…
Никита Яковлевичъ, вы напрасно обижаетесь…
Позвольте, я просилъ слова.
Продолжайте, продолжайте.
Въ прошломъ году, какъ извѣстно, уѣздъ нашъ посѣтила кара божія: годъ былъ неурожайный, и почти повсемѣстно у насъ оказался голодъ… я открылъ свои житницы, я дѣлился съ нищимъ и неимущимъ, я даромъ раздавалъ хлѣбъ изъ моихъ складовъ, это всѣмъ извѣстно… Кому здѣсь въ уѣздѣ я не помогалъ? кто мнѣ не долженъ деньги? кто мной не облагодѣтельствовавъ… Теперь вонъ затѣялъ новый соборъ въ городѣ строить на общественныя приношенія; — кто-же тутъ главный вкладчикъ, какъ не я?.. Такъ-то стараючись для своего уѣзда, для родины, могъ ли я ждать, что въ меня будутъ грязью швырять?.. (Ропотъ.) Про господина Причалова я ужь не говорю; они если на меня за что сердятся, я тому не причина… Я за ихъ больше все старался и ихъ поддерживать всегда хотѣлъ, а они сами всегда ко мнѣ съ рожномъ… теперче даже отъ крестьянина Лукьянова долженъ обиды слушать!.. Господа собраніе, защитите… что-же это-съ?
Микита Яковлевичъ, плюнь! — радѣльникъ! мы тебя знаемъ, мы тебя уважаемъ!.. что тебѣ?! пущай!
Какія-жь такія обиды, право…
Не ждалъ я, господа собраніе, что коли да я говорю, что постройки беру на себя, и хочу въ этомъ дѣлѣ помощь оказывать, меня станутъ провѣрять и вся кія мнѣ преграды творить… Я, можетъ быть и деньги бы нашелъ, гдѣ занять для земства на это предпріятіе, и поставку кирпича на себя бы взялъ… меня знаютъ, какой я обманщикъ; чего-жь теперь объ этомъ разсуждать?.. Что я — для себя что-ли эти больницы да школы строить-то хочу?.. Мнѣ, слава тебѣ господи, найдется мѣсто и дома, гдѣ богу душу отдать… Коли я за что берусь, такъ, кажется бы, глаза закрывали, мнѣ вѣрить; а вѣры въ меня нѣтъ, такъ что-же я за предсѣдатель?! вонъ меня гоните… Какъ же-съ мнѣ это иначе считать, какъ не за оскорбленіе и не за обиду?.. Господа собраніе! я этого не заслужилъ…
Куда вы?
Развѣ не кончено?
Нѣтъ, нѣтъ, сидите, сидите; я скажу когда…
Господинъ предсѣдатель, я желалъ бы отвѣтить господину Кружанову.
Глѣбъ Степановичъ, я васъ прошу не отвѣчайте.
Никакъ не могу исполнить вашей просьбы, извините.
Сдѣлайте это хоть ради меня… Что вамъ за охота ссориться! Ахъ, право, такой вы хорошій человѣкъ — и все этакъ…
Мнѣ нѣтъ никакой нужды ссориться; я хочу говорить объ общемъ дѣлѣ.
Почему господинъ предсѣдатель дѣлаетъ такое различіе между гласными?.. Мы всѣ равны передъ закономъ — и, если одинъ говоритъ, отчего не говорить другому? ни въ Москвѣ, ни въ Петербургѣ я не встрѣчалъ ничего подобнаго, и газеты неоднократно обличаютъ такое пристрастіе.
Говорите, господинъ Причаловъ… но я васъ предупреждаю: въ случаѣ волненія въ собраніи, я его закрою.
Господа! дѣло тутъ просто: споръ идетъ о постройкахъ. Я хочу, чтобъ мы обсудили, какъ ихъ сдѣлать лучше и дешевле, а Никита Яковлевичъ на это обижается; онъ находитъ, что незачѣмъ намъ разсуждать, что слѣдуетъ все поручить ему, пусть дѣлаетъ, какъ хочетъ… онъ будетъ распоряжаться, а мы будемъ платить.
И преединственно! онѣ лучше знаютъ, какъ чему быть.
Ну, что-жь?.. можетъ и въ самомъ дѣлѣ надо такъ сдѣлать? закрыть глаза и ему во всемъ повѣрить… Для этого-то онъ и разсказалъ намъ, какія онъ благодѣянія уѣзду сдѣлалъ… Что-жь, господа, правъ онъ или нѣтъ? стоитъ ему довѣрить или нѣтъ?
Довѣрить!! безъ нихъ какъ-же?.
Про эти благодѣянія что говорить съ!.. Коли какъ передъ господомъ сказать: Микита Яковлевичъ съ нашего уѣзда, и съ крестьянъ, и съ купцовъ, съ кого работой, съ кого торговлей, столько наживаютъ, что эти имъ расходы на куполъ да на садишко — плёвое дѣло! это у насъ алтыномъ подъ полтину называется.
Гласный Лукьяновъ, я приглашаю васъ… къ молчанію.
Я про всѣ милостыни его говорить не стану, а напомню вамъ изъ нихъ только одинъ случай, который и покажетъ, можно-ли Никитѣ Яковлевичу, безъ всякихъ разговоровъ, довѣрить постройки. Никита Яковлевичъ хвалится, будто онъ во время прошлогодняго голода дѣлился съ бѣдными и неимущими и открылъ для нихъ свои житницы. Извѣстно-ли вамъ, какъ онъ ихъ открылъ?.. Чтобъ получить даромъ нѣсколько фунтовъ муки, крестьянинъ долженъ былъ представить свидѣтельство отъ волостнаго правленія и отъ исправника, что дѣйствительно бѣденъ. Иной успѣлъ бы десять разъ умереть, пока онъ добрался бы до житницъ Никиты Яковлевича… Пускай-ка скажетъ намъ Никита Яковлевичъ, многоли онъ такимъ бѣднымъ муки выдалъ?.. Лучше бы онъ не благодѣтельствовалъ? Если-бъ онъ, въ самомъ дѣлѣ, заботился о неимущихъ — онъ, предсѣдатель земской управы, — исходатайствовалъ-бы онъ тысячъ пятьдесятъ земскихъ денегъ взаймы, купилъ бы на нихъ хлѣбъ въ другой губерніи, да и продавала бы его у насъ въ городѣ по своей цѣнѣ, безъ барыша… тутъ былъ бы прокъ; потому что хлѣбная цѣна на рынкѣ не поднялась бы, хлѣбъ стоилъ бы дешево, чай, не больше восьми рублей за четверть; а платили въ прошломъ году и по восемнадцати рублей… Никита Яковлевичъ еще голодомъ-то воспользовался: онъ свой хлѣбъ втридорого продавалъ! кому была кара божія, а ему благодать… ему голодъ-то не мало барыша принесъ, — такъ что-жь ему было пудика три муки изъ житницъ то пожертвовать!..
Я не могу слушать!..
Нѣтъ, вы выслушаете, — да я скоро и кончу… Теперь онъ предлагаетъ намъ строить земскіе дома; можемъ-ли мы ему довѣрить или нѣтъ?.. Онъ хочетъ намъ достать капиталъ; а какіе проценты онъ васъ заставитъ платить? а кого онъ строителями назначитъ?.. Вамъ всѣмъ вѣдь извѣстно, какіе люди около него вертятся… Онъ намъ свои кирпичи предлагаетъ; а почемъ мы знаемъ, не изъ-за того ли онъ и затѣялъ строить дома, что у него заводъ много кирпичей наготовилъ и дѣвать ихъ некуда?!
Глѣбъ Степановичъ, я прекращу засѣданіе…
Соборъ вздумалъ строить, на счетъ доброхотныхъ дателей! — о богѣ вспомнилъ, какъ никто кирпичей его не покупаетъ… съ ножомъ къ горлу ко всякому приступаетъ: жертвуй на соборъ, не то разорю… Что-же въ самомъ дѣлѣ, господа, войдите-же въ его положеніе: не везти же ему кирпичи за двѣ тысячи верстъ въ Питеръ, по желѣзной дорогѣ…
Я объявляю…
Я кончилъ. Никакой злобы противъ васъ я не имѣю, Никита Яковлевичъ; но выбрали меня сюда не для того, чтобы я молчалъ да слушалъ, да соглашался, а чтобы я заботился о нашемъ уѣздномъ хозяйствѣ, чтобы оно велось недорого и хорошо. Не всѣ мы здѣсь слѣпы, не всѣ дрожимъ передъ вами и въ васъ заискиваемъ… Господа гласные, подумаемъ-же наконецъ, зачѣмъ мы себя все въ кабалу отдаемъ?.. Если-бъ Никита Яковлевичъ и въ самомъ дѣлѣ былъ благодѣтель, не должны мы ему себя въ руки отдавать; не все намъ чужимъ умомъ жить, пора намъ самимъ о себѣ позаботиться?.. а то, ныньче на Никиту Яковлевича положился, завтра на Семена Прохоровича, такъ и будутъ насъ все на помочахъ водить?.. Хорошо еще, коли добрый человѣкъ, а какъ негодяй? вы изъ боязни не будете ему противорѣчивъ; а не все вамъ равно, прямо-ли онъ вамъ насолитъ, или съ вашего согласія разорять васъ будетъ?.. (Безанецъ встаетъ.) Я еще разъ требую, чтобы гласный Тропиковъ доставилъ собранію подробныя смѣты и разсчеты построекъ, и, не разсмотрѣвши ихъ, предложенія не принимать.
Я тоже это требую!
И я! и я!. Пускай представятъ смѣты?.. коммиссію назначить, коммиссія разберетъ!.. нельзя такъ бросать земскія деньги!..
Я объявляю засѣданіе закрытымъ до завтра десяти часовъ утра.
Что съ вами?
Мнѣ дурно…
Поддержите, онъ падаетъ!..
Стулъ, стулъ, посадите его… Скорѣй сбѣгайте кто-нибудь въ больницу, позовите фельдшера… Тазъ принесите, полотенце, воды!.. Да отойдите господа, вы только мѣшаете…
Что съ нимъ?
Ударъ… не пугайтесь, мы успѣемъ во время подать первую помощь.
ПЯТОЕ ДѢЙСТВІЕ.
правитьВойдите сюда, подождите; можетъ, и можно будетъ доложить.
Что жь, Микита-то Яковлевичъ? все еще очень плохъ?
Плохи-съ… совсѣмъ безъ языка, ничего сказать не могутъ; только стонутъ временемъ.
А Настасья Микитишна, все тамъ?
Все при нихъ, никого другого и не подпущаютъ… и кормятъ ихъ сами… такъ вотъ безотступно… чего-съ! даже спать ложатся въ ихней комнатѣ…
Скажи на милость!
Такъ изъ дому и не выходятъ. Вотъ развѣ Дохтурова жена придетъ, по саду прогуляются вмѣстѣ…
Причалова.
Да. Теперь только она у насъ и бываетъ… да Глѣбъ Степановичъ тоже ѣздитъ кажный день; а иной и два раза въ день заѣдетъ. Ней вылечитъ, ней нѣтъ, ужь богу извѣстно…
Какъ теперь знать!?
Андрей, выйди на дворъ: что тамъ шумятъ?… Отецъ только-что заснулъ, а тамъ вздумали подъ самымъ его окномъ дрова перекладывать… да еще кричатъ, бранятся; вёли, чтобъ сейчасъ-же замолчали…
Слушаю-съ… (Указывая на Блажина.) Вотъ они къ вамъ-съ… дожидаются…
Вы ко мнѣ?
Да-съ… виноватъ, простите, можетъ помѣшалъ-съ.. Какъ таперя здоровье тятеньки-съ?
Сегодня ему, какъ будто, немножко лучше; благодарствуйте.
Все еще ничего не могутъ говорить-съ?
Да, но онъ улыбнулся сегодня.
Дай имъ владычица небесная выздоровленіе… А я къ вамъ, Настасья Микитишна, съ мольбою о заступничествѣ… Земская управа окончательно меня со свѣту сживаетъ…
Что-же тутъ я-то могу?.. Если-бъ еще Александръ Алексѣевичъ былъ здѣсь; но вы знаете, онъ уѣхалъ къ губернатору… Да и тогда вы могли-бы прямо къ нему обратиться. Какъ-же такъ ко мнѣ-то?
Да ужь такъ словно съ угару, какъ шальная муха мечусь; не знаю куда кинуться… Думаю, что-жь? все васъ больше послушаютъ.. и по уму вашему, и образованіе совѣтъ какой дадите…
Что я за совѣтчикъ въ вашихъ дѣлахъ?
Ужь сдѣлайте милость!.. Право, ей-богу, совсѣмъ не знаю какъ быть… Я, изволите видѣть, подрядчикъ; земскія дороги и мосты долженъ въ уѣздѣ поправлять по контракту…
Знаю.
Ну-съ, теперь опять господинъ Тропиковъ требуютъ, чтобы всѣ мосты были въ исправности…
Такъ что-жь? такъ и слѣдуетъ.
Невозможное это дѣло… Мало-ли что тамъ контрактъ! — коли да все такъ выполнить, какъ въ контрактѣ-то значится, такъ не токма что за пять тысячъ, какъ я-то взялся, а и за десять тысячъ всего справить нельзя.
Зачѣмъ же вы взялись дѣлать за пять тысячъ?
Свой разсчетъ былъ, Настасья Микитишна, вотъ что… У насъ до сихъ поръ никакихъ притѣсненій не бывало; извѣстно, платишь тридцать процентовъ Семену Прохоровичу, тамъ ужь они знаютъ съ кѣмъ дѣлиться.. съ кажнаго вѣдь рубля, Настасья Микитишна, тридцать копѣекъ имъ идетъ…
Тропикову? — за что?
Чтобы не притѣсняли… А дорога что? — гдѣ-гдѣ ужь очень распутица — маненько ее попригладишь, а то и такъ мужики наѣздятъ… вотъ развѣ губернатора ждешь, такъ въ иномъ мѣстѣ починишь; да и то больше даромъ.. Такъ этакъ-то, Настасья Микитишна, и отъ трехъ тысячъ барышокъ какой ни на есть останется.
Какъ-же такъ — даромъ?
Мужиковъ изъ деревни сгонишь.
Развѣ они обязаны чинить дороги даромъ?
Не обязаны, а скажешь: начальство приказало, — такъ развѣ смѣютъ разсуждать?.. Что вотъ прежде баринъ былъ, то теперь начальство; этимъ словомъ, что хошь можно сдѣлать… Мужикъ развѣ что понимаетъ: кто у него отъ царя поставленъ, кто самъ власть взялъ, — ему всякій начальникъ…
Этакъ и деньги у него можно потребовать?
И берутъ… еще какъ берутъ-то, — разоряютъ… Извѣстно, всякій о себѣ хлопочетъ; гдѣ можно нажиться, отчего не взять.. Что этотъ Тропиковъ, Семенъ Прохоровичъ, съ нихъ тащитъ, — бѣда!
Какъ-же онъ смѣетъ? Какъ-же другіе-то ему позволяютъ?
А кто имъ запретитъ? они тоже, чай, дѣлятся… тутъ и Микитѣ Яковлевичу, вашему, тятенькѣ, не мало перепадетъ, и…
А!..
Очень ужь они таперь-то перепужались, что Микиту Яковлевича свалило, да что Причаловъ въ собраньи силу взялъ… за себя боятся, вотъ и тѣснятъ… Еще что, Настасья Микитишна… я хоть и побожился не говорить, а вамъ скажу… Приказываютъ, чтобъ я жандармскому полковнику донесъ на дохтура, что онъ меня отговаривалъ на соборъ жертвовать… да, молъ, всякія богохульства на его прибавь, — его тогда сошлютъ отсюда, и опять наша воля будетъ… А какъ мнѣ это сдѣлать? — я человѣкъ неученый; да и правду говорить, никакихъ богохульствовъ я отъ нихъ не слыхалъ… Вѣдь призови меня на очную ставку съ Причаловымъ, у меня языкъ коломъ во рту станетъ; такъ еще, пожалуй, вмѣсто его-то и самъ напляшешься… Доноси — не доноси, все пропалъ… ну, вотъ…
А зачѣмъ вы водитесь съ такими людьми, какъ Тропиковъ?! Зачѣмъ вы нечистыми путями своего дохода добиваетесь?.. Очень рада, что васъ прошколятъ, — впередъ не надѣйтесь на мошенническія продѣлки; впередъ будете помнить, что свяжетесь съ мошенникомъ, такъ онъ васъ первый продастъ…
Настасья Микитишна, матушка… что я одинъ, что-ли?.. Вотъ взять хоть бы… тятенька вашъ, Микита Яковлевичъ…
Ступайте!.. никакого совѣта я вамъ дать не могу, никакой помощи отъ меня вы не получите… Дѣлайте, какъ хотите: доносите, не доносите, клевещите, попадайтесь, — мнѣ все равно… Одно я вамъ могу сказать: подлостью добра не добьетесь. Сегодня вы сдѣлали по ихнему: солгали, наклеветали; а случись имъ надобность, — они не задумаются завтра-же васъ погубить.
Жалости какой-же отъ нихъ ждать!…
Такъ подумайте хоть объ этомъ, если вы не понимаете, на какую гадость… на какой грѣхъ васъ подговариваютъ.
Грѣхъ большой съ!… пять разъ попу на исповѣди помянешь…
Ступайте, уйдите, — я ничего вамъ больше сказать не могу.
А! еще гости… Что вамъ тутъ надо?
Справиться пришли-съ… о здоровья… какъ ихнее здоровье, Микиты Яковлевича?
Не хорошо его здоровье, — плохо, очень плохо его здоровье…
Святители, угодники божіи!
Ну что-же вамъ?.. еще что-нибудь нужно отъ меня?
Нѣтъ… такъ…
Говорите, если нужно… нечего глазами-то моргать… не о здоровья вы пришли справляться, объ этомъ вамъ бы и дворникъ сказалъ, — вамъ что-нибудь другое нужно отъ меня? — ну?
Да какъ, матушка, Настасья Микитишна, правду коли прикажешь говорить… оно точно… все воля божія… всѣ помремъ… Сохрани господи и помилуй, да коли богу угодно будетъ… тятенька вашъ…
Ну, если онъ умретъ? ну что-же?… говорите ясно, что вамъ надо?
А вотъ, матушка, вы не гнѣвайтесь, мы вамъ что скажемъ… Мы люди бѣдные, махонькіе, а все отъ трудовъ деньжонки кое какія понакапливали… а Микиту Яковлевича мы какъ за благодѣтеля всегда считали, такъ къ нему свои капиталы и носили.. распоряжайся, молъ, нашими деньгами, какъ знаешь, Микита Яковлевичъ…
А онъ намъ працентъ платилъ.
Платилъ працентъ хорошій… Только вотъ ужь насъ Семенъ Прохоровичъ очень пужаютъ: ничего, говорятъ, вы своихъ денегъ назадъ не получите… Росписки, вишь, у насъ самыя дрянныя, незначущія, а у Микиты Яковлевича, вишь, ничего послѣ его не останется… всѣ. вишь, эти его заведенія, коли продать, такъ только что долги заплатить… еще, моль, радуйтесь, что купцы по городамъ, да въ Москвѣ не провѣдали, что Микиту Яковлевича ударъ хватилъ, а то тутъ такой сыръ-боръ пойдетъ…
Чего-жь вы отъ меня хотите?
Что ты? Настасья Микитишна, чужая что-ль ему? чай родной дочерью ему приходишься…
Отецъ мой еще не умеръ, — въ дѣла его я никогда не вмѣшивалась и ничего о нихъ не знаю, — что-же мнѣ отвѣчать?
Вѣдь этакъ и въ самомъ дѣлѣ послѣ его ничего не останется…
Я этого не знаю; да мнѣ и не до того, чтобъ теперь объ этомъ думать.
Какъ-же такъ? и пропадать нашимъ капиталамъ?
Мнѣ до этого нѣтъ дѣла.
Какъ нѣтъ дѣла? вѣдь ты ему дочь!
Перестань, постой…
Чего перестань! — не давать же намъ себя грабить…
Кто звалъ васъ сюда и зачѣмъ васъ сюда пустили?.. Какъ смѣете вы… А! вы умѣли прежде ему кланяться, называть его благодѣтелемъ, когда онъ давалъ вамъ проценты, когда онъ помогалъ вамъ? — а теперь вашъ благодѣтель сдѣлался грабителемъ?!.. Вы дрожали передъ нимъ и льстили ему, — теперь вы бранитесь!!.. На улицу ступайте браниться, я вамъ здѣсь этого не позволю.
Матушка не кричи… я хоть и вдова беззащитная, за себя постою… у меня у самое горло есть; громчѣе тваво крикну…
Полно, Матвѣвна, полно…
Когда былъ благодѣтелемъ, благодѣтелемъ его и звали, а грабить станутъ, такъ благодѣтелемъ не Назовешь. (Съ возрастающимъ нытьемъ.) Пятнадцать тысячъ ему отдала своихъ кровныхъ.. мужъ-покойникъ копилъ-копилъ, — ему морду-то били-били, покамѣстъ онъ скопилъ; а теперь все прахомъ пойди!.. Вонъ она, сударыня, на насъ покрикиваетъ, на бархатахъ-то валяючись, въ шелки разрядимшись… тутъ въ кажной шелковиночкѣ наши денежки, вдовьи, сиротскія…
Угомонись, говорятъ-те, угомонись!
Куда я теперь съ малолѣтними съ дѣтьми вдова пойду?.. А я вотъ приведу тебѣ ихъ, дѣтей-то, да и брошу тутъ… няньчайся съ ими… пойдетъ тебѣ кусокъ въ горло, какъ они тутъ всѣ загалдятъ… и пущай они тутъ съ голоду подохнутъ у тебя…
Оставите-ли вы меня хоть теперь-то въ покоѣ?!. Ничего вашего на меня не пойдетъ, ничего я не возьму… все, все брошу вамъ! — только не мучьте вы меня теперь… До васъ ли мнѣ, когда у меня умирающій отецъ на рукахъ… Это безчеловѣчно!
Ну, чего ты разоралась, дура? чего ты орешь?.. Крикомъ да бранью какого дьявола ты возьмешь?.. прямая торговка.
Настасья Микитишна, онѣ тутъ непричастны.
Что-жь, вѣдь и Микита Яковлевичъ тоже не по своей охотѣ помирать собрались… надо жалость имѣть…
А будь онъ проклятъ, анаѳема!.. что его жалѣть?.. Мало народу изъ-за его по міру ходитъ?.. мало онъ нищихъ-то развелъ по уѣзду?.. теперь еще и намъ за ими суму надѣвать?..
Ну, ну, ори еще, пока тебя метлами отселѣ не вымели.
Что она въ шелку-то ходитъ, такъ мнѣ ей и покоряться?.. Фря-дѣвчонка!… чванится, что грязь на лопатѣ; мнѣ тоже ротъ не замажешь…
И зачѣмъ ты пускаешь ихъ? — гони вонъ всѣхъ, да и кончено; какіе теперь разговоры?… (Входитъ.) Здравствуйте. Вы зачѣмъ пришли?
По своимъ по дѣламъ пришли.
Какія теперь дѣла здѣсь могутъ быть?… Ступайте-ка прочь, и сдѣлайте одолженіе, сюда не возвращайтесь… Никита Яковлевичъ съ постели не встаетъ и никакими дѣлами заниматься не можетъ; нечего вамъ ни себя тревожить, ни барышню безпокоить.
Я вѣдь и въ судъ пойду.
Куда угодно; но сюда прошу не ходить. Я, какъ докторъ, запрещаю это для пользы больнаго.
Пойдемте… что-же-съ…
Распорядитель нашелся!..
Ступайте, ступайте, ступайте, безъ разговоровъ…
Что ты батюшка? не толкайся, — сама уйду!
А! наконецъ-то!… Слава богу, что вы пришли.
Ну что нашъ больной?
Спитъ… и ночь провелъ хорошо… Посидите пока со мной; мнѣ-же кстати надо вамъ признаться въ одной ужасной глупости.
Мнѣ жена сейчасъ говорила, что застала васъ сегодня какъ-то особенно не въ духѣ, — что съ вами?
Я, кажется, вчера вела себя совсѣмъ какъ глупая, опрометчивая, дѣвчонка… Вечеромъ, такъ часовъ въ девять, пріѣхали сюда Тропиковъ и Дробининъ и подаютъ мнѣ письмо отъ предводителя… Онъ проситъ, чтобъ я имъ выдала какія-то бумаги… ну почемъ я тамъ знаю какія!?… Будто имъ очень нужно — по земству…
Предугадываю.
Я, конечно, имъ сказала, что кабинетъ отца заперла и не могу пустить туда никого, безъ Варенцова или безъ васъ; тогда они стали меня просить, уговаривать; стали говорить, что изъ-за моего упорства, изъ-за моей прихоти можетъ много бѣдняковъ пострадать, такъ какъ дѣло спѣшное… Наконецъ Дробининъ прямо сказалъ мнѣ, что я, вѣроятно, хочу тайно воспользоваться деньгами, которыя недавно какой-то, мѣщанинъ принесъ отцу на сохраненье…
Подлецъ!
Крикъ, мерзкіе намеки, рѣзкія слова!… Тутъ мнѣ пришли сказать, что отецъ застоналъ; а они грозятъ, что пойдутъ къ нему, что будутъ требовать отъ самого больного ключи… Меня все это до того разозлило, взволновало, что я принесла имъ всѣ ключи, кинула ихъ на полъ, какъ собакамъ, и ушла.
Да, это не хорошо.
Потомъ-то я опомнилась и пришла въ кабинетъ, — и они рылись уже на моихъ глазахъ… Я знаю, акціи тамъ лежали на столѣ, онѣ цѣлы; наличныя деньги я спрятала у себя; но вѣдь они сполчаса оставались одни въ кабинетѣ, — они могли взять очень важныя бумаги, о которыхъ я и не знала…
Конечно, векселя могли взять, разныя обязательства; вѣдь мало-ль дѣлъ было заведено у Никиты Яковлевича.
Но, еслибъ только вы могли мнѣ заглянуть въ душу, когда все это вчера происходило!.. Я совсѣмъ голову потеряла: думала, ворвутся къ отцу…
Еще бы вамъ не потерять голову!.. Я только не могу постичь, какъ Александръ Алексѣевичъ могъ васъ оставить одну въ такую минуту. Губернаторъ его выписалъ къ себѣ! — могъ бы объяснить, въ какомъ онъ положеніи, и…
Богъ съ нимъ совсѣмъ, — при немъ еще тяжелѣе…
Настасья Никитишна!
Ей-богу, я очень рада, когда никого тутъ подлѣ меня нѣтъ и меня оставляютъ въ покоѣ… Что мнѣ во всѣхъ этихъ людяхъ? что мнѣ? — они мнѣ всѣ противны стали, всѣ…
Вы себя не бережете, мой другъ… Вы вѣрно плохо спите и раздражаете себя разными мрачными мыслями, — это не слѣдуетъ дѣлать… этакъ вы себя какъ разъ уходите; расхвораться недолго.
А! какъ-бы я хотѣла теперь захворать! — да этакой сильной болѣзнью, горячкой какой-нибудь…
Посмотрите, какъ голова у васъ горитъ; надо беречь себя… (Она схватываетъ его руку и цѣлуетъ ее; онъ вырываетъ руку.) Что вы? — Полноте…
Вы одни только меня и поддерживаете…
Вотъ этой нервности я въ васъ, Настасья Никитишна, не люблю… все у васъ порывы, все экзальтація… сдерживать себя ни въ чемъ не умѣете… (Мягко.) Ну, ну, не плачьте, не сердитесь… (Посмѣиваясь.) Я вижу, вы плохо спали ночь; я вамъ капелекъ успокоительныхъ пропишу.
Яду пропишите мнѣ! — яду!.. чтобъ разомъ со всѣмъ этимъ покончить!..
Что вы? что вы? золотая моя барышня!.. Мнѣ за васъ страшно становится…
Знаете-ли вы, Глѣбъ Степановичъ, что значитъ потерять всякую вѣру во все хорошее, всякую надежду?.. когда только-что былъ такъ счастливъ, только-что такъ глубоко любилъ, и вѣрилъ, и надѣялся?!.
Да съ чего-же вамъ это терять?
А! съ чего терять? вы видите, я не умѣю ничего дѣлать вполовину; такъ вотъ и сообразите, что я теперь должна чувствовать… Я съ самаго дѣтства привыкла къ тому, чтобъ отецъ меня, — не то баловалъ, а чтобъ онъ на меня не надышался… я помню, тринадцати лѣтъ я сильно захворала, такъ онъ рыдалъ надъ моей постелью, какъ пятилѣтній… Какъ я могла къ нему относиться — какъ не со страстною любовью? — я почти боготворила его… И вотъ, проживя до сихъ поръ въ Москвѣ, среди людей хорошихъ, не имѣя ни малѣйшаго понятія о жизни отца, я являюсь сюда — и должна узнать про него… ну, узнать то, что узнала… Я не могла къ этому оставаться равнодушной и сдѣлала все, что можетъ сдѣлать дѣвушка въ моемъ положеніи, чтобъ помѣшать его планамъ…
Знаю, слышалъ кое-что.
Я это дѣлала искренно и съ любовью… Мнѣ думалось, что и ему тутъ польза: я его отстраняла отъ дурного дѣла, — и вотъ результатъ… и каждый день являются новыя обвиненія на него; мнѣ откровенно разсказываютъ про разныя плутни его, — и я должна молчать, я не смѣю ничего сказать противъ… А между тѣмъ я люблю его, мнѣ жаль его, — и тѣмъ больше мнѣ жаль, что, кромѣ меня, его никто не пожалѣетъ.
Выпейте воды.
Кѣмъ онъ былъ окруженъ, Глѣбъ Степановичъ! — эти друзья, эти негодяи, эти воры, пресмыкавшіеся передъ нимъ, на которыхъ онъ тратилъ и деньги и совѣсть… посмотрите, какъ они всѣ разсыпались теперь, какъ они сами клеймятъ его! Мнѣ случайно третьяго дня попала въ руки какая-то старая и очень откровенная записочка Христины Валерьяновны къ отцу; оказывается, что она была его любовницей… Такъ неужели-же, Глѣбъ Степановичъ, такъ совершенно безъ всякой привязанности она продавала себя ему? — вѣдь, хоть немножко-то, любила-же она его, эта тварь!.. Какъ-же, она даже не справилась теперь ни разу — живъ ли онъ или нѣтъ?.. или ждетъ она, чтобъ пронесли мимо оконъ ея его гробъ? — да и то, чай, отвернется.
Нашли о комъ вспоминать!
И отчего я узнала объ этомъ только теперь! когда ужь поздно, когда ужь я ничего сдѣлать не могу, ничѣмъ помочь? Я знаю, онъ такъ любилъ меня, что все готовъ былъ для меня сдѣлать. Я бы успокоила его, я бы увѣрила его, что ни мнѣ, ни ему, не нужно денегъ, изъ-за которыхъ онъ столькихъ разорилъ!.. я бы не допустила, чтобъ его проклинали.. А! — все это мысли, отъ которыхъ можно съ ума сойти!
Не опускайтесь такъ, стыдно это…
Да, еслибъ у меня оставалось что-нибудь!.. но я разбита во всемъ; я разбита въ лучшемъ, что молодость можетъ дать человѣку, — въ выборѣ мужа… Вотъ онъ, мой прелестный женихъ, котораго я такъ заслушивалась въ Москвѣ… Онъ мнѣ такимъ идеаломъ казался, что я противъ отца пошла, заставила отца противъ воли согласиться на эту свадьбу… и что-жь? — когда я его увидѣла въ жизни, въ работѣ, въ дѣлѣ… ахъ! какое ничтожество! Вы думаете, легки для меня такія разочарованія?!. Не опускайтесь!.. Дайте мнѣ за что-нибудь ухватиться; чтобъ я чего-нибудь могла ждать и желать… Кругомъ разбойники, воры, мошенники или тупые, нищіе, трусы… вотъ только вы съ женой тутъ, двое порядочныхъ людей, некстати примѣшались… Но будьте покойны, вы тоже не долго здѣсь проживете; не погубятъ васъ, такъ убьютъ — и хорошо сдѣлаютъ; по крайней мѣрѣ я буду имѣть полное право сказать, что на свѣтѣ ничего нѣтъ, кромѣ мерзости и грязи!..
Вотъ не во время.
И я къ вамъ вернулся… (Цѣлуетъ руку у Насти.) Здравствуйте, Настенька… Ну, что отецъ?
Какъ вы весело объ этомъ спрашиваете… что? — умираетъ себѣ потихоньку.
Господи! зачѣмъ вы все такъ безпредѣльно печальны…
Развѣ нѣтъ причины?
Я все-таки думалъ, что мой пріѣздъ хоть немножко да обрадуетъ васъ… Но прежде всего, позвольте… (Вынимаетъ свертокъ изъ кармана.) Вы мнѣ какъ-то говорили, что когда я буду въ губернскомъ городѣ, я бы непремѣнно купилъ вамъ перчатки; видите, я не забылъ… Не знаю, угодилъ-ли цвѣтомъ, но желанье угодить было самое искреннее.
Вамъ вѣрно губернаторъ сообщилъ что-нибудь очень пріятное?
Почему вы думаете?
Такъ, видно по всему.
Да, я привезъ вамъ пріятную вѣсть: я получилъ мѣсто вице-губернатора.
У насъ?
Нѣтъ, въ другой губерніи… Теперь, Глѣбъ Степановичъ, у меня начинаютъ понемножку развязываться руки, — и я скоро буду въ состояніи доказать вамъ, что я былъ не совсѣмъ неправъ.
Вы оставляете земство?
Я получаю положеніе, въ которомъ могу принести больше пользы, чѣмъ здѣсь.
Позвольте вамъ не повѣрить. Если ужь въ земствѣ, гдѣ вы могли дѣйствовать довольно самостоятельно, вы умѣли зависѣть отъ всѣхъ и каждаго, какимъ-же вы будете на мѣстѣ, гдѣ самая служба обязываетъ васъ зависѣть?
Земство! земство! --Ахъ, Глѣбъ Степановичъ, намъ ли съ вами говорить о земствѣ?.. Пускай ждутъ отъ него толку неразумные гимназисты, а мы съ вами знаемъ, что такое земство…
О! въ этомъ отношеніи я тоже неразумный гимназистъ.
Вы упрекаете меня, что я оставляю земство, послѣ того, что вы сами видѣли и испытали!?… Вы, человѣкъ, который весь, какъ фанатикъ, отдался своему дѣлу служенія ближнему и добился только того, что его выгнали, потому что онъ не хотѣлъ подчиниться неправдѣ… У меня душа изныла въ этомъ земствѣ, въ этомъ проклятомъ обществѣ, гдѣ не нашлось ни одного человѣка, который бы за васъ вступился…
Гдѣ за васъ не вступился даже такой энергическій дѣятель, какъ Александръ Алексѣевичъ!
Я протестовалъ, но это ни къ чему не повело… (Причалову.) Вы теперь обольщены успѣхомъ, вамъ удалось замѣнить двухъ-трехъ мировыхъ судей лучшими, да провалить нѣсколько вредныхъ предложеній въ собраніи, — вы и воображаете, что будете распоряжаться всѣмъ, какъ вздумается…
Не воображаю я этого, и не хочу… Распоряжаться должны всѣ сами, только-бы понимали, гдѣ вредъ, гдѣ польза.
Никогда они этого не поймутъ, — бросьте вы эти иллюзіи… Посмотрите, кто идетъ въ земство? — какой-нибудь промотавшійся баринъ, который ничего, кромѣ мошенничества, дѣлать не умѣетъ, — идетъ на земскіе кормы, чтобы не околѣть гдѣ-нибудь съ голоду, подъ бильярдомъ; купецъ-кулакъ и пройдоха, смекнувшій, что тутъ грабить ловчѣй можно; недоучившійся офицеръ, выгнанный со службы чиновникъ; — и такъ они сплотились крѣпко, что выживаютъ все мало-мальски порядочное… Вся эта сволочь Тропиковыхъ, Бѣлочкиныхъ, Дробининыхъ, пока еще осторожны съ вами и озираются; но помяните мое слово, года не пройдетъ, и кто-нибудь изъ нихъ вступитъ въ права Никиты Яковлевича… Они васъ долго не будутъ терпѣть, — и что вы одинъ можете сдѣлать!? Они заговоръ сочинятъ, они доносъ на васъ напишутъ; но они спустятъ васъ непремѣнно.
Какой вы знатокъ этого общества!.. Мнѣ Блажинъ только-что разсказывалъ, что его подговаривали сдѣлать доносъ на доктора.
Поѣдемте-ка лучше со мной. Въ большомъ городѣ, лучшимъ практикомъ, сколько благихъ дѣлъ надѣлаете!.. Больницу устроимъ безплатную для крестьянъ… тамъ я васъ въ обиду не дамъ…
Вы словно смѣетесь надо мной?.. Вы все думаете, что я вотъ люблю поблагодѣтельствовать, — въ родѣ тѣхъ добродѣтельныхъ мужей, которымъ для дессерта послѣ вкуснаго обѣда нужно и совѣсть приласкать какимъ-нибудь благодѣяніемъ. По мнѣ, ей-ей, все это — заплата на рубище… Я не благодѣтельствую; напротивъ, — я добиваюсь, чтобъ люди не нуждались ни въ какихъ подачкахъ, умѣли бы справляться своими собственными силами, своимъ собственнымъ умомъ… и въ этомъ вся моя жизнь, моя радость, мое все… Оттого и трудно меня спустить, что мнѣ нѣтъ другой жизни; оттого мнѣ многое и удается, и будетъ удаваться, что моя работа не служба, которую я взялся справлять, а необходимая потребность для счастья… Что мнѣ могутъ сдѣлать? — ложный доносъ составить? — такъ только осрамяться этимъ… Убьютъ развѣ? — да и на это ихъ мошеннической храбрости не хватитъ… Нѣтъ вы ошибаетесь, и одному человѣку можно много сдѣлать въ земствѣ, только бы искренно любилъ онъ свое дѣло.
Дай богъ, чтобъ я ошибался… а признаюсь, мнѣ жаль васъ терять, — какимъ бы вы мнѣ помощникомъ были!.. какъ бы мы хорошо зажили всѣ вмѣстѣ!.. Вотъ и Настенька теперь такъ сошлась съ вашей супругой, — и къ вамъ такъ привыкла, какъ она будетъ безъ васъ?
Обо мнѣ не безпокойтесь, потому что я тоже за вами не пойду.
Настенька! что вы говорите!
Я любила не васъ, Александръ Алексѣевичъ, я любила свою фантазію… коротко и ясно: я за васъ замужъ не пойду.
Но за что-же?.. Настенька, ради бога, чѣмъ я виноватъ передъ вами?.. Я по прежнему вамъ преданъ и люблю васъ…
Это мнѣ все равно… Моя любовь разбита; не фарфоровая чашка — не склеишь ее.
Ради бога, вы меня съ ума сведете!.. Я ѣхалъ сюда съ такой радостью, съ такимъ счастьемъ… Я думалъ: теперь я ей нужнѣе, чѣмъ когда-нибудь; Никита Яковлевичъ намъ никому не говорилъ о своихъ дѣлахъ, а они, какъ слышно, запутаны… Я думалъ: теперь ей нужна болѣе всего поддержка, какъ счастливо, что я имѣю и средства, и положеніе…
Чтобъ принять бѣдную сироту?
Я чувствую, что начинаю говорить глупо; но изъ-за васъ-же я теряю мой разсудокъ… Я три года ждалъ этого счастья — и въ какой-нибудь мѣсяцъ вы могли такъ перемѣниться…
Хуже было-бы, еслибъ это случилось, когда-бъ ужь я была вашей женой.
Но зачѣмъ? зачѣмъ мѣняться Настенька?.. Скажите, что мнѣ сдѣлать, чтобъ заслужить ваше прощеніе?.. Да нѣтъ, не вѣрю, — это у васъ порывъ вашей экзальтированной натуры… Дайте мнѣ, ради бога, увезти васъ отсюда, — изъ этого проклятаго мѣста, гдѣ отецъ вашъ надѣлалъ такъ много зла, гдѣ теперь, когда онъ безсиленъ, и ваше и его имя будутъ клеймить бранью…
Александръ Алексѣевичъ!.. вы очень внимательны ко мнѣ… вы не забыли привезти мнѣ перчатки; но вы забыли, что я люблю отца — и что у открытой могилы его поздно осуждать его поступки… Въ то время, какъ вы преклонялись передъ нимъ и не смѣли ему противорѣчить, — тогда надо было осуждать его поступки… Подите вонъ! вы ненавистны мнѣ… Мнѣ легче встрѣтить какого-нибудь негодяя, потому что въ немъ я не обманывалась, — а въ васъ я обманулась… Идите вашей дорогой, куда хотите… поддерживайте тамъ, спасайте какую угодно бѣдную дѣвушку, — не пара мы… и ни слова больше объ этомъ… и не возвращайтесь ко мнѣ никогда… иначе…
Уйдите… уйдите лучше… (Они говорятъ шопотомъ? потомъ Варенцовъ уходитъ.) Успокойтесь, милая дѣвушка — успокойтесь… Въ вашей жизни совершился переломъ: прошлое кончено, теперь вы другая и новая жизнь вамъ предстоитъ. Принимайте-же ее такою, какая она есть, — и не падайте духомъ, если она оказывается хуже, чѣмъ вы ее воображали… Свѣтъ не клиномъ сошелся: новые люди безпрестанно родятся, старые вымираютъ. Нечего отчаиваться, милый другъ, — это недостойно васъ. Оставьте это людямъ безхарактернымъ и слабымъ; для такихъ людей, какъ вы, въ жизни есть еще много умной, хорошей радости, — только умѣйте ее добыть… А пока, я вамъ все-таки капелекъ успокоительныхъ дамъ…
Дайте. (Замѣтя горничную.) А! проснулся?.. Пойдемте къ отцу…
ПРИМѢЧАНІЯ
правитьПри исполненіи предлагаемой пьесы на Императорскихъ сценахъ сдѣланы были, какъ уже сказано, значительныя сокращенія и нѣкоторыя измѣненія. Для желающихъ знать въ какомъ видѣ пьеса исполнялась, мы прилагаемъ здѣсь эти измѣненія и сокращенія; конечно только самыя существенныя, — небольшія-же вычеркнутыя фразы и слова не обозначаемъ, такъ какъ они слишкомъ разсыпаны по всей пьесѣ.
1) Въ виду лучшей картинки сцены, первое дѣйствіе происходитъ въ саду, что нѣсколько грѣшитъ противъ времени дѣйствія. Земскія собранія происходятъ у насъ большею частью осенью, иногда поздней осенью, стало-быть лѣтняя обстановка перваго дѣйствія можетъ быть допущена только условно. Декорація представляетъ садъ, въ глубинѣ котораго до половины сцены выдается терасса, какъ-бы отъ дома, скрытаго за кулисами; съ терассы прямой сходъ на сцену. Первый выходъ съ терассы. Уходы и выходы то чрезъ терассу, то въ боковыя кулисы.
2) Начиная на страницѣ 181 внизу, діалогъ измѣненъ такъ: Никита Яковлевичъ у насъ такой-же Змѣй Горынычъ, связи и деньги его сила, и, если хочешь принести пользу краю, обманывай его, плутуй съ нимъ, но брезгать имъ нельзя.
Причаловъ. Обманывай! плутуй!
Варенцовъ. Что дѣлать!? — съ подлецомъ позволительны способы и не совсѣмъ честные… Еслибъ, напримѣръ, я противился ему, онъ бы выжилъ меня и я не могъ бы приносить и той пользы, которую приношу. А теперь, то потакая ему, то обманывая его, я все-таки тамъ и здѣсь могу сдѣлать добро.
Причаловъ. Это скользкій путь, Александръ Алексѣевичъ, разъ сталъ потакать, другой, третій, а тамъ и пойдешь внизъ по лѣсенкѣ.
Варенцовъ. Напротивъ: пробьешь себѣ дорогу къ лучшей дѣятельности. Теперь, конечно, мое положеніе хуже, чѣмъ каторжника въ колодкахъ; иной разъ принужденъ поступать не только противъ желанья, скажу прямо: противъ совѣсти… сердце кровью обливается, но я молчу и терплю: я жду другого времени, когда чрезъ того-же Никиту Яковлевича я получу хорошее мѣсто…
Причаловъ. По протекціи.
Варенцовъ. Смѣйтесь, браните меня, я на самое злое слово не разсержусь, — дайте только мнѣ вырваться отсюда… дайте мнѣ хоть чрезъ мошенниковъ добиться силы и власти, тогда увидите какъ я буду поступать, тогда судите меня; а пока я ничто, я долженъ молчать и терпѣть.
Причаловъ. Вольному воля.
Варенцовъ. А какъ-же по вашему? — умыть руки и уйти? Далѣе какъ въ текстѣ пьесы.
3) Начиная на стран. 189, измѣненіе послѣ словъ:
Кружановъ. Да ужь извините, коли онъ такъ отъ насъ рыло воротитъ, мы тоже съ нимъ долго няньчиться не станемъ.
Настя. Стойте, господа, это не въ счетъ, мнѣ помѣшалъ папа. (Смѣется). Начнемъ опять сначала.
Кружановъ. Куда это вы, какъ угорѣлые?
Барышня. Въ перегонки къ пруду.
Варенцовъ. Примите и меня въ вашу веселую компанію.
Настя. Въ нашу веселую компанію!… (Беретъ его за руку и отводитъ на аван-сцену.) Вы думаете, Александръ Алексѣевичъ, что если я смѣюсь, такъ мнѣ и весело?.. Ничуть мнѣ не весело, я вами очень недовольна.
Варенцовъ. Мной, Настенька?
Настя. Скажите, что значатъ эти ваши отношенія къ Причалову?
Варенцовъ. Какъ?
Настя. Вамъ говорятъ грубости въ глаза, васъ бранятъ, а вы молчите и терпите? Если онъ говоритъ правду, то вы всѣ здѣсь скверные люди; если онъ лжетъ, то какъ у васъ хватаетъ духу его слушать и къ нему ластиться, и не зажать ему рта?
Варенцовъ. Ахъ, Настенька, это очень запутанная вещь… онъ не то что лжетъ, но онъ увлекается и…
Настя. Я терпѣть не могу этихъ виляній, пожалуйста безъ нихъ. Я полюбила васъ потому, что считаю васъ честнымъ и прямымъ человѣкомъ…
Варенцовъ. Но вѣдь бываютъ случаи, когда…
Настя. Не забывайте, Александръ Алексѣевичъ, что я могу любить только истинно честнаго и хорошаго человѣка а это «ни то, ни се» мнѣ даже противно.
Варенцовъ. Отецъ требуетъ одного, дочь другого; — угоди имъ.
Настя. Ну господа! начинаемъ… по третьему разу, — громко всѣмъ считать.
Всѣ. (Вмѣстѣ.) Разъ, два, три?..
4) На стр. 202, вмѣсто монолога Кружанова остаются только двѣ фразы.
Кружановъ. Я-ли вамъ не былъ всегда помощникомъ, и деньгами, и совѣтомъ, и всѣмъ? — а отъ васъ что вижу?
5) На стр. 205, слова Дробинина вычеркиваются.
6) На стр. 206, послѣ словъ Кружанова: «а теперь вѣдь это что будетъ и не знаю», — прямо:
Я вамъ впередъ говорю, будетъ онъ въ собраніи, держи ухо востро.
7) На стр. 211 послѣ словъ:
Варенцовъ. Какъ-же не спорить? какъ-же?
Кружановъ. Доселѣ я объ васъ радѣлъ, какъ объ родномъ: у нашего губернатора второй годъ хлопочу, чтобъ онъ своими связями въ Питерѣ досталъ вамъ мѣсто на государственной службѣ, — со значеніемъ и почетомъ…
Варенцовъ. Благодарю васъ, но…
Кружановъ. За васъ я отдаю мою дочь; большаго я въ мірѣ ни для кого не сдѣлалъ, потому-что мою Настю я больше всѣхъ на свѣтѣ люблю и цѣню… Теперь бы, кажется, намъ надо еще больше въ единомысліи дѣйствовать… а вы послѣ всего этого изволите говорить… воля ваша, оно какъ будто ужь и неблагодарно…
Варенцовъ. Не могу-же я себя заставить думать не такъ, какъ думается.
8) Третье дѣйствіе, при исполненіи цѣликомъ выкидывается.
9) Въ концѣ стр. 268.
Дробининъ. А!.. какова?
Тропиковъ. А поговорите-ка объ ней съ Никитой Яковлевичемъ, — почему не вѣритъ.. такъ ослѣпленъ, такъ ослѣпленъ… я было заикнулся, такъ онъ меня даже обругалъ, — скотомъ назвалъ, ей-богу.
Дробининъ. Дрянь дѣвчонка!
Тропиковъ. А! вонъ и супруга ваша пріѣхала… (Входитъ Дробинина.) Поздно, поздно, Христина Валерьяновна; что-жь вчера на открытіе собранія не пожаловали?
Дробинина. За двадцать верстъ ѣздила, на имянины къ теткѣ… Что-жь это у васъ всѣ разгуливаютъ?.
Тропиковъ. Теперь-съ перерывъ засѣданія; гласные завтракать пошли. (Посмотрѣвъ на часы.) Впрочемъ, скоро опять начнется.
Дробинина. Ну что? какъ у васъ?
Тропиковъ. Да что-съ? — не очень здорово.
Дробинина. Причалова такъ и не отстранили?
Тропиковъ. Что прикажете дѣлать? — жалобу на него написали чудесную, и слѣдователь обѣщалъ начать слѣдствіе, да вдругъ за два дня до открытія собранія укатилъ куда-то въ уѣздъ и пропалъ безъ вѣсти, ищи его по деревнямъ… Теперь если онъ чрезъ недѣлю и начнетъ слѣдствіе, какая намъ корысть? — Причаловъ пока засѣдаетъ себѣ гласнымъ да посмѣивается… эхъ!
Дробининъ. Да, по свински съ нами поступилъ.
Тропиковъ. Да что, Христина Валерьяновна, у насъ домашній воръ завелся, тутъ ужь ничѣмъ не поможешь… Это все штучки Настасьи Никитишны: она подслушала, что мы подъ доктора подкапываемся, такъ промежь слугъ говорятъ, даже сама къ слѣдователю ходила и уговаривала его: пропади, молъ, на все это время.
Дробининъ. Она очень намъ мѣшаетъ. Со всѣми въ разговоръ пускается., распрашиваетъ, подстрекаетъ.
Дробинина. Какъ холодно тутъ у васъ.
10) Во всѣхъ слѣдующихъ сценахъ, гдѣ говорится о предложеніи Тропикова строить земскіе дома для школъ, больницъ и волостныхъ правленій, слова «волостныя правленія» вычеркиваются.
11) Сценка появленія Насти (на стр. 276—277), вычеркивается.
12) На стр. 278, Взамѣнъ монолога Безанца, слѣдуетъ сцена:
Тропиковъ. (Замѣтивъ Варенцова отводитъ его къ аван-сценѣ.) Что-жь это вы все поддерживаете Причалова? все ему поддакиваете?..
Варенцовъ. А вамъ какое дѣло?
Тропиковъ. Если вы противъ насъ, такъ вѣдь и мы будемъ противъ васъ. Никита Яковлевичъ теперь добивается, чтобъ нашъ губернаторъ послалъ рекомендацію объ васъ въ Петербургъ, но вѣдь ее можно и вернуть.
Варенцовъ. Вы инквизиторы, вы изъ меня жилы тянете.
Тропиковъ. Ахъ, Александръ Алексѣевичъ, — умный вы человѣкъ, а поступаете какъ младенецъ… Ну что вамъ дался этотъ докторъ? что онъ вамъ братъ, сватъ, что-ли?.. не нынче-завтра получите вы мѣсто, уѣдете отсюда и распоряжайтесь тамъ какъ знаете; зачѣмъ-же теперь сердить Никиту Яковлевича?.. не хотите вы противъ Причалова говорить — ну молчите, но ужь поддерживать его не совѣтую.
Настя. (Подойдя къ Варенцову). Что онъ вамъ опять напѣвалъ?
12) На стр. 281, слова Саламанкина: «Начиная ужь съ того, что въ немъ вкралось нѣкоторое недоразумѣніе и ошибка»… и весь слѣдующій монологъ Саламанкина на стр. 282, вычеркивается; такъ-же какъ и въ монологѣ Кружанова на стр. 283 — вычеркиваются отъ словъ: «а вотъ тоже на счетъ» и т. д. до словъ: «на стройку или иное что», включительно.
13) Начиная на стр. 286, большой выпускъ, взамѣнъ коего разговоръ идетъ такъ:
Крупинниковъ. Лучше три недѣли собираться, да не сдѣлать глупости.
Тропиковъ. Какъ-же по вашему, г. Причаловъ, школы и больницы намъ не нужны?
Причаловъ. Необходимы.
Тропиковъ. О чемъ-же вы спорите? значитъ вы съ предложеньемъ согласны!?..
Причаловъ. Я согласенъ, что надо завести больницы и школы…
14) Кромѣ означенныхъ выпусковъ, въ пьесѣ, при исполненіи ея, дѣлается много весьма короткихъ вымарокъ, тамъ слово, тамъ фраза, которыя, сами цо себѣ, незначительны, но въ совокупности, всѣ вмѣстѣ, съужаютъ пѣесу и тѣмъ способствуютъ оживленію дѣйствія. При пользованіи для сцены предлагаемымъ экземпляромъ, сдѣлать эти вымарки предоставляется такту и пониманію режиссера.
15) Пьеса исполняется подъ названіемъ «Змѣй Горынычъ» — по причинамъ отъ автора независящимъ.